Немного о хеттах

 

Далеко за горизонтом греческой истории лежит империя хеттов, самая таинственная империя древних веков, погибшая задолго до рождения нашего календаря. И не только погибшая, а до недавнего времени совсем забытая — еще в большей мере, чем легендарная Атлантида!

Одним древним народам "повезло" больше, другим значительно меньше: например, историческая наука очень пристально и детально изучает Древний Египет, об Элладе уж и напоминать как-то неприлично, настолько исхожена Древняя Греция вдоль и поперек, - а вот народ, по "старшинству" примерно равный египтянам и значительно старший не только греков, но и их предшественников ахейцев, изучался до самого начала XX века лишь обрывочно и случайно. Речь идет, конечно, о хеттах, вписанных, наряду с египтянами, в Книгу Книг и не последнее место занимающих в Ветхом Завете. Более того: матушка самого Соломона, царя еврейского, была хеттеянка, жена Давида.

Библия, как исторический документ, особенно в том, что касается

географии народов и царей, книга довольно точная. Если и вкрались в нее ошибки, то по вине зднейших пересказчиков и переписчиков. А по Библии хетты населяли не больше и не меньше, как всю Сирию – вплоть до берегов Евфрата!.. Ученые и сейчас не склонны признать за ними территорию слишком большую и считают, о этот уникальный народ жил, в основном, по берегам Кызыл-Ирмак (современное название), в прошлом античного Галиса. Зато из археологических находок и теоретических работ многих ученых, всерьез занявшихся, наконец, хеттами, следуют исключительные по своему значению выводы. Например, тот, что в отличие от империи Древнего Египта "страна Хатти" долгие века была конфедерацией стран. Или, допустим, тот, что хетты поклонялись настолько несметному количеству божеств, что это позволило назвать их (хеттов) - народом "тысячи богов". В отличие от других завоевателей, хетты не расправлялись с богами покоренного народа: они включали их в свой пантеон и даже поклонялись им. Еще одна уникальная черта, очень не свойственная жителям именно того региона - Малой Азии, Палестины, Сирии и Анатолии, - не подвергать побежденных не только пыткам, причиняющим боль и смерть, но даже моральным унижениям. Завоеванного и попавшего в плен царя того или иного народа "Великий царь" хеттов отпускал с миром и даже оставлял за ним его государство. С одним, правда, условием - чтобы тот вовремя и в надлежащем объеме платил дань. И не только: соотнес бы свои юридические уложения с новой обстановкой, то есть с юридическими законами Хатти. Одно царьку позволялось оставить неизменным - способ наказания за особо тяжкие преступления, которые у хеттов карались смертной казнью, не только самого преступника, но и всего его "дома". Блестящие воины, избравшие способом ведения боевых действий только встречу с противником в генеральном сражении, хетты редко проигрывали битву. При всей своей воинственности, они отличались мягким незлобивым характером, а те города, которые, по законам военного времени, было необходимо разрушить, разрушали, но при этом переселяли население этих городов на новое место. Значительно число исторических свидетельств о том, что хетты с некоторых вассалов брали дань в виде вооруженных отрядов и включали их в свою армию, не опасаясь бунта.

До сих пор ученые не пришли к единому мнению об общественном строе Хатти. Ни в одном из обнаруженных за полтораста лет текстов не говорится впрямую, были ли в стране хеттов рабы. Десятилетиями советские ученые спорили, считать или нет "слуг", постоянно упоминавшихся, особенно в юридических сводах, рабами. Многие историки склонялись к тому, что форма существования "слуги" скорее подходит под понятие "крепостнической" зависимости от хозяина. Если бы только от хозяина!.. Ученые, сами фактически закрепощенные государством,

словно не замечали, что больше половины хозяйственного уклада страны Хатти составлял социалистический, государственный уклад. При недостаточном развитии производительных сил, характер производственных отношений у хеттов и впрямь номенальный. Например, соответствующая служба, как государственный институт принадлежащая царю, на целый месяц посылала жителей страны на сельскохозяйственные работы! Правда, в отличие от "самой лучшей из стран" где студенту или инженеру получить освобождение от сельхоз повинности можно было лишь по причине болезни, хетты давали освобождение всем, "у кого сквозь ворота во дворе виднелось вечнозеленое дерево". Имелась в виду необходимость ухаживать за этим растением в то же самое время, когда государству требовалось ухаживать за государственными деревьями! Попробовал бы кто-нибудь в недавнее советское время, дабы не ехать "на картошку", в качестве аргумента выдвинуть наличие у него личного дачного участка с картофельным клином!

Хеттский царь содержал множество государственных предприятий, очень похожих на совхозы (до колхозов, слава Богу, не додумался!.. Впрочем, были общинные земли). Они назывались "домами" - "дома дворца", "дома богов" (храмы, - а вспомните, сколько было у хеттов богов), "каменные дома" (видимо, храмы, посвященные погребальным ритуалам), "дома царя", "дома царицы" и так далее. Во всех этих "домах" необходимо было работать. Рабочих рук наверняка не хватало: хетты, не слишком грабившие побежденных, вряд ли были богаты, и использовать постоянную рабочую силу царю было трудновато. Вот и придумал повинность для всех жителей, что не могли достать и в одну ночь высадить на участке дерево, да еще вечнозеленое. Впрочем, насколько мог, рабочую силу царь "закупал": расселяя тех же самых пленных или репатриантов. он давал каждой семье участок, оплачивал строительстве дома, подсобных хозяйственных сооружений, покупку тягловой силы и домашних животных - коровы, овцы, козы (причем, конечно, не в единственном числе каждого вида) За это "слуга" должен был отработать не менее, скажем, тридцати лет на государственном предприятии. Правда, существует мнение, что, когда изработавшийся "слуга" отходил от активной трудовой деятельности, все, чем он был наделен от царя, отбирали. Но, скорее всего, это заблуждение ученых, и в ближайшие пятьдесят-сто лет хеттология все поставит на места. Как бы то ни было, вот это прикрепление неимущих пленников к земле и было "хетгской крепостью", той самой "феодальной" кабалой. "Домов" в хеттском государстве было множество, и населяло их множество неполноправных людей. Кстати, "слуга", провинившись, выплачивал, согласно уголовному и гражданскому кодексам, зафиксированным в глиняных табличках, ровно половину ущерба в сравнении с тем, если бы ущерб (государству или частному лицу) был нанесен человеком полноправным.

Особым почетом и привилегиями в стране Хатти пользовались "люди орудия". Это ремесленники - гончары, кузнецы-металлурги, ювелиры и т. д., то есть люди, занимавшиеся каким-либо ремеслом и использовавшие конкретное орудие - ткацкий станок, плавильную печь или гончарный круг. Они не считались "слугами", они назывались "хозяевами".

Население страны представляло собой, можно сказать, содружество наций. Хеттов, быть может, и хотелось бы обвинить в чем-либо, но уж только не в национализме. Одной только официальной письменности в стране Хатти ученые различают восемь видов! Разнятся они не по способу письма (хотя их тоже два - иероглифический и клинописный), а по языкам. К тому же в этих восьми широко применялась так называемая "аллография" - использование в тексте совершенно чужих всем восьми языкам слов и начертаний, например из шумерской письменности. Причем писцы применяли подобный способ написания как скоропись: им было легче начертать шумерский знак для шулерского понятия, чтобы читатель догадался вместо шумерского прочесть свое слово, писать которое значительно больше. Таким образом, вырисовываются сразу два совпадения с советской страной - широкий интернационализм и всеобщая грамотность. Правда, хетты, судя по всему знали иностранные языки значительно лучше советских людей, владевших ими в большинстве своем "со словарем". А со временем скоропись с применением чужих слов стала правилом, поэтому современные ученые столкнулись с большими трудностями при расшифровке хеттских текстов: некоторых слов из хеттского языка они просто не знают, - так переусердствовали писцы по сырой глине заточенным стилом, настолько облегчили задачу себе, что теперь хеттологам прочтение слов "овца", "женщина", "медь" и прочих по-хеттски не под силу.

Хетты общались со всем миром. Киприоты были вассалами царей страны Хатти, Микены не чуждались общения и торговли. С великим Египтом, после ряда "встреч" далеко не дружественного характера и крупной победы в Кадеше при реке Оронт над войсками Рамзеса II, хетты заключили договор о вечной дружбе и взаимопомощи и действительно "обменивались" даже принцами и принцессами, то есть "дружили домами". Более ортодоксальный Египет не мог до конца понять "широкой души" хеттов, поскольку интернационализм в Египте выражался разве что в применении рабочей силы иноземцев-рабов, которая не ценилась ни во что. А вот от принцев и принцесс не отказывался: похоже на то, что царица Тейе и ее высокопоставленный брат были хеттами. С нее-то и с мужа ее Аменхотепа III и началось сближение значения для государства царя и царицы. Она первая, а за ней Нефертити, Анхесенпаамон - стали непосредственно участвовать в государственных делах и по праву изображаться на троне рядом с фараоном. Роль женщины в стране Хатти очень приближалась к роли мужчины. Можно сказать, там было почти равноправие. Как и у нас: не отбирая у нее исконных и привычных обязанностей вроде стирки, уборки и кухни, мы милостиво (и давно!) разрешили женщине работать наравне с мужчиной у станка и на стройке. А есть еще женщины-пилоты!

Религия у хеттов играла первостепенную роль. В стране было множество храмов, в которых отправлялись различные культы многих и многих богов. Божества хеттов отвечали каждый за свою, вполне определенную сферу жизни. Бог Солнца - один бог, ему принадлежало неотъемлемое: он сотворил весь этот мир. Богиня Солнца - всем этим миром управляла. Ей поклонялись хетты, как главной, не забывая при этом, что главный - Он. Кроме того, были бог Грозы, бог Луны, богиня Духа пчелиного роя (!), божества Страха и Ужаса и так далее. Боги различались по функциям - периодически исчезающий бог плодородия Телепинус, женские божества Хебат и Иштар (да-да, совершенно чужая хеттам Иштар из Ниневии!), богиня Престол (престол у хеттов женского рода), боги-злаки, боги ремесла (Кузнец, Пастух и пр.).

Как католики латынь, а православные церковнославянский язык, так хетты для ритуалов использовали хурритский, на котором не говорили. Хурритская письменность, даже встречающийся на этом языке текст эпоса о Гильгамеше, - была только для религиозных дел, и ни для каких более.

 

Часть первая.

 

Восставшая из пепла.

 

1

 

«Поглядите, превратился он в огромного Быка,

Поглядите, у него рог немного согнут!»

Спрашиваю: «Отчего рог немного согнут?»

Отвечает он тогда: «Я ходил в поход.

Загораживала путь нам гора большая.

Подошел тогда к ней Бык, гору он подвинул.

Море победили мы. Оттого и согнут рог!»

 

Суппилулиума вздрогнул. Крики доносились с улицы. Где-то на сторожевых башнях перекликались часовые. Сознание постепенно возвращалось, но глаза никак не хотелось открывать. Его всю ночь мучили кошмары. Он сражался со змеем Иллуянкой, подобно Богу Грозы, но у него не было столько сил, как у бога, и Иллуянка его раз за разом опрокидывал на землю. Он вставал, вновь бросался, и вновь был повергнут. Вдруг оказался пред полчищем врагов, один. Защищался от стрел, летевших со всех сторон. Стрелы вонзались в щит и превращались в ядовитых змей. Змеи пытались жалить. Приходилось уклоняться от смертоносных зубов. Потом убегал от кровожадных зверей, но ноги не слушались, а за спиной ощущал ледяное дыхание смерти. Суппилулиума с облегчением вздохнул, поняв, что вырвался из объятий кошмаров.

Крики повторились. Звучали все ближе и настойчивее. Это уже не сон! Почему затеяли перекличку ночью? Предчувствие чего-то недоброго закралось в душу холодной змеей. Теперь он уже явственно услышал: «Вестовой к наместнику Суппилулиуме!» Усилием воли юноша заставил себя окончательно стряхнуть остатки сна и открыть глаза. Темные своды еле вырисовывался в скудном свете масляной лампадки. Сквозь узкое окошко заглядывала любопытная луна, бросая холодный отблеск на каменный пол, устланный шкурами животных, на пестрые ковры по стенам.

 

«Вестовой к наместнику Суппилулиуме!» - где-то рядом под окном прокричал караульный. Сердце громко заколотилось. «Что-то произошло!» - мелькнула тревожная мысль. Вестовой с пустяшным поручением не будет тревожить наместника города Куссары среди ночи. За дверью послышались быстрые тяжелые шаги. Цула ввалился в покои с факелом в руке. Никто так не мог сотрясать пол, как этот великан. Суппилулиума сел на ложе, прикрывая глаза рукой от яркого света факела.

- Повелитель, прости, что нарушил твой сон, – выпалил Цула, тяжело переводя дух. - Прибыл гонец из Верхней страны с плохой вестью.

- Говори! – Суппилулиума засунул ноги в холодные кожаные сапоги и ощупью искал шерстяную андули.

- Племена каскийцев перешли реку Куммесшахи и быстро движутся к Хаттусе.

Голова моментально прояснилась, словно вылили сверху ведро холодной воды. Сердце подпрыгнуло.

- К Хаттусе! – Суппилулиума подскочил с ложа. – Только не Хаттуса! Созывай всех воинов! – распорядился он. - Всех, что у нас есть, даже наемников из Ахеявы. Пусть запрягаю колесницы. Выступаем немедленно.

- Ты не оставишь небольшой отряд для защиты Куссары? - Поинтересовался Цула, помогая повелителю одеться.

- Нет! Пусть ремесленники защищают город. Если Хаттуса падет, то и Куссаре долго не простоять.

 

Звезды яркими огоньками проткнули черное покрывало ночного неба. Бог Кушух неторопливо правил печальной лунной ладьей, унося в Страну Забвения души умерших. В темноте еле угадывались очертания скалистых гор. Тявкали шакалы, деля добычу. Среди скал отрывисто и громко раздался рык ночного охотника. Шкалы затихли.

Стук копыт и скрип колес нарушил тишину. Пляшущий свет факелов выхватил каменистую дорогу, петляющую среди холмов, шапки кустарников по обочинам, серые безликие валуны. Несколько легких боевых колесниц ощупью пробирались по дороге. Усталые лошади тяжело дышали, роняя пену. За колесницами топали пешие воины.

- Стой! – скомандовал юноша в передней колеснице. Возничий натянул вожжи.

Юноша вгляделся вдаль, внимательно прислушался к ночным шорохам. С ним поравнялась вторая колесница. Ей правил высокий крепкий воин. Могучая грудь казалась еще шире от кожаного нагрудника, украшенного медными пластинами. На голове медный шлем с высоким гребнем из конских волос.

- Осталось совсем немного. Я узнаю эти места, - взволновано произнес юноша.

- Но повелитель, ничего не видно в такой темноте, - возразил великан, пытаясь хоть что-то разглядеть впереди.

- Я и слепой найду дорогу. Сейчас мы спустимся в долину реки, затем заберемся на гряду вон тех холмов и увидим огни на сторожевых башнях Хаттусы.

– Наш дозор долго не возвращается. Не угодить бы в засаду, - встревожился великан. Он принюхался - Пахнет гарью.

- Может, от костров. Каскийцы где–то близко, - понизил голос юноша. – Слышишь? Стук копыт. Я вижу: мелькает факел.

- Строй! – Рыкнул великан.

Копьеносцы тут же выстроились шеренгами, сомкнув щиты. Лучники выбежали вперед, готовясь к стрельбе.

- Это наш дозор, - успокоил всех Суппилулиума.

Из-за поворота дороги вылетел всадник на взмыленном коне. В руку пылал факел. Дозорный резко осадил коня.

- Повелитель, беда! – прокричал всадник. - Враг взял Хаттусу.

- Гони! – крикнул юноша.

Возничий хлестнул лошадей, и колесницы рванулись вперед, грохоча по камням, оббитыми медью колесами.

 

Отряд подошел к стенам Хаттусы с первыми лучами, когда Небесный Бог Солнца выкатывал из моря огненную колесницу. Вершины гор вспыхнули. Ночная прохлада отступала куда – то в долины вместе с клубами желтого тумана.

Город лежал в руинах. Хлопья пепла кружились в воздухе серым снегом. Горький запах гари мешался со сладковатым запахом крови. Юноша спрыгнул с колесницы и быстро подошел к склону, где начиналась широкая мощеная дорога. Дорога упиралась в центральные Ворота Лабарны. Меж высоких квадратных сторожевых башен зиял проход. Дубовые створки валялись рядом, разнесенные в щепки. С них уже содрали золотую чеканку. Кругом лежали обезображенные трупы. Ни единой живой души. Пугающую тишину нарушало лишь противное карканье ворон, слетевшихся на запах смерти. По смуглой гладкой щеке юноши скатилась слеза, оставляя мокрую дорожку. «Опоздал!» - еле слышно произнес он дрожащими губами.

- Своих убитых каскийцы сожгли, - подошел великан Цула, - Внизу еще тлеют погребальные костры.

Он снял медный шлем, черные кудри рассыпались по широким плечам.

- Здесь каски прорвались в Хаттусу, - указал юноша на Ворота Лабарны.

- Южный склон – самое уязвимое место, – согласился великан. - Дорогу мостили камнем, для парадных выездов правителя. Давненько война сюда не докатывалась: со времен лабарны Мурсили. Здесь и склон пологий. Раньше Южную стену защищал земляной вал, но его давно срыли, чтобы вид не портил.

- Почему же ее вновь не укрепили?

- Жители Хаттусы забыли, когда последний раз враг стоял у ворот. С восточной и западной стороны стены высокие. С северной - крутой обрыв, внизу река. Ее с осадными орудиями не перейти. А южная часть стены совсем низкая.

- И все же, я не могу понять, почему так быстро пала Хаттуса. Не простояла и трех дней. Здесь находилось достаточно воинов, чтобы держать оборону не меньше месяца. Одни стражники храмов чего стоят, да еще три тысячи копьеносцев Богини Вурусему. Неужели каскийцы настолько сильны, что без длительной осады взяли город?

Суппилулиума спустился по склону и, затаив дыхание, прошел сквозь сводчатую арку Ворот Лабарны. Узкий ход меж высоких стен вел ко вторым внутренним воротам. Весь проход устилали тела павших воинов. В конце, у выхода в город возвышался завал из мертвых тел. Здесь особенно жарко кипел бой. Сраженным некуда было падать. Они умирали стоя, продолжая сжимать оружие в окоченевших руках.

Когда Суппилулиуме удалось проникнуть за оборонительную стену, он чуть не свалился без чувств. Вместо чистых улочек, опрятных домиков и цветущих палисадников перед взором предстали хаос из груд камней и тлеющих головешек. Остались лишь узкие проходы, напоминая, что здесь когда-то были улицы. Еще более ужасное зрелище представляли собой растерзанные тела защитников, лежавшие среди руин.

В Верхнем городе убитых было меньше: большинство защитников пали возле стен или в Нижнем городе. Но здесь, в Верхнем городе среди мертвых были женщины, и даже дети. Обугленные тела то тут, то там попадались в развалинах. Суппилулиуму начало мутить. Он едва сдерживался, чтобы окончательно не потерять рассудок. Стараясь не смотреть по сторонам, Суппилулиума зашагал к Южной цитадели. Может, она устояла. Прорваться через городские стены – одно дело, но чтобы взять хорошо укрепленную Южную цитадель, построенную на скале – надо приложить немало усилий.

Твердыня гордо и угрюмо возвышалась над разрушенным опустошенным городом. Суппилулиума поднялся к входу в цитадель, защищенному двумя высокими стрелковыми башнями. У ворот рубились отчаянно. Кругом убитые. Позолоченные створки безжалостно снесены. Суппилулиума, осторожно переступая через тела, прошел внутрь. Но и тут все разгромлено и сожжено. От величественной халентувы остались лишь почерневшие каменные стены. Деревянные перекрытия рухнули. Сквозь пустые закопченные глазницы окон проглядывало голубое небо. Внутри еще тлели угли, и поднимался дым. Вместо цветущего фруктового сада торчал частокол черных стволов. Чудесные клумбы укрывал слой серого пепла.

Суппилулиума остановился в растерянности. Он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание.

Почерневшие от пожара стены – все, что осталось от дворца, где он родился и вырос. Ему знаком здесь каждый уголок, каждое деревце… Но теперь все убито, безжалостно разрушено, сожжено. Чтобы не сойти с ума, Суппилулиума зажмурил глаза и попытался привести себя в чувство. Правитель! Надо отыскать тело правителя, если каскийцы его не нашли раньше.

- Ищите тело лабарны Арнуванды,- словно в бреду произнес он. – Правитель должен быть похоронен со всеми обрядами.

- Обязательно найдем, повелитель, - заверил его Цула. Великану тоже было не по себе. Лицо бледное, словно кусок мрамора, в глазах растерянность.

-Я буду проклят! – Суппилулиума больше не мог сдерживать себя. Слезы брызнули из глаз.- Я жалкая, ничтожная тварь, недостойная называть себя братом божественного лабарны. Арнуванда погиб как герой, сражаясь плечом к плечу с воинами Великой Хатти, а я приплелся, когда от столицы остался один пепел. Я в отчаянии! Что скажу матери - солнцеликой таваннанне? Что? Расскажу, как беспомощно взирал на развалины Хаттусы? Все, даже водоносы и блудницы будут показывать на меня пальцем: Смотрите – это Суппилулиума. Он не помог брату. Предал его, чтобы захватить власть. Великий Арнуванда погиб, защищая храмы Хаттусы. Он надеялся, что Суппилулиума придет к нему на помощь, но зря надеялся…

- Не кори себя, повелитель. Можешь гневаться, но я с тобой не соглашусь. У нас всего десять колесниц, три сотни копьеносцев, да кучка кое-как вооруженных ремесленников. Вряд ли нашей помощи хватило, чтобы отстоять Хаттусу. Если уж войско Богини Вурусему не сдержало касков… мы-то, чем могли помочь?

- Ты не понимаешь, - горячо воскликнул Суппилулиума. - Если бы я подоспел вовремя, то погиб как герой, как мой брат, подобно великим сыновьям Хатти. Наши души были бы чисты перед Богами. Теперь мое имя опозорено навеки! – не унимался юноша.

Вдруг великан прислушался.

- Или я схожу с ума, или слышу голоса погибших душ, стремящихся на небо.

- О чем ты? – не понял Суппилулиума.

- Кто-то поет, - несмело повторил Цула.

Суппилулиума напряг слух.

- Слышу! Поют гимн Богу Солнца. Души умерших не могут петь этот гимн. Солнце восхваляют только живые.

- Мавзолей Лабарны! – сообразил Цула.

Они обогнули развалины халентувы и оказались перед усыпальницей древнейшего правителя Хатти, божественного Лабарны. Высокие стены, сложенные из неотесанного камня на известняковом растворе остались целыми. Под ними лежало множество каскийцев. Валялись изломанные штурмовые лестницы. Самшитовые ворота носили следы ударов тараном, но не поддались. За стенами на древнем хеттском языке охрипшие голоса вдохновенно восхваляли Бога Солнца:

 

Небесный Бог Солнца, мой господин, пастырь человечества!

Ты встаешь, Бог Солнца, из моря и восходишь на небо.

О Небесный Бог Солнца, мой господин, каждый день ты вершишь

Суд над человеком, свиньей, собакой и над зверем диким.

Ты вдохновенный вершитель справедливости и неутомим в своем судилище.

 

По нестройному пению можно было сразу догадаться, что гимн исполняли не жрецы. Заслышав шаги, поющие смолкли. Над выщербленными стенами показались гребни шлемов, а затем хмурые настороженные лица.

- Кто такие? Не подходи близко! – раздался предупредительный оклик.

- Носитель жезла Бога Грозы Суппилулиума, брат великого лабарны Арнуванды.

Загрохотал засов. Заскрипели ворота. Перед Суппилулиумой предстали человек двадцать измученных людей: почти без одежды, лица перепачканы сажей. На некоторых еще держались кожаные доспехи, изрядно посеченные в бою. Вперед всех, слегка шатаясь, вышел крепкий воин. Его обнаженный торс сплошь покрывали раны. Бурыми пятнами запеклась кров. Кучерявые черные волосы слиплись на лбу. В правой руке он сжимал короткий бронзовый меч. Воин встал перед Суппилулиумой на одно колено, как положено мешедю перед носителем священного жезла и хрипло произнес:

- Приветствуем тебя, Носитель жезла Бога Грозы.

- Как имя твое. - Суппилулиума вглядывался в чумазое лицо, поросшее густой спутанной бородой, но никак не мог вспомнить, кто перед ним.

-Я старший над мешедями лабарны Арнуванды. Мое имя Фазарука.

- Неужели ты! – обрадовался юноша. – Поднимись немедленно! Ты герой! Ты не позволил врагу осквернить мавзолей Лабарны. Я должен встать перед тобой на колени.

-Со мной еще два десятка отважных защитников. Мы обороняли мавзолей Лабарны, пока пожар не заставил касков убраться из города. Прости, что не уберегли Хаттусу.

-А где мой брат? Жив ли он или погиб? Может в плену? Говори! – требовал Суппилулиума, с тревогой заглядывая в глаза Фазаруки.

-Если ты спрашиваешь про божественного лабарну Арнуванду, то он бежал.

-Бежал! – Суппилулиума покраснел, словно его ударили по лицу. – Думаешь ли ты, что говоришь. Он не мог! Он должен был погибнуть вместе с Хаттусой, умереть как герой или отстоять святыню! Что ты придумываешь? Я должен разыскать его тело среди павших…

- Не гневайся. – Фазарука с сожалением пожал плечами. – Тебе не найти тело лабарны среди руин города.

- Где же он?

-Как только каски появились под стенами Хаттусы, Арнуванда прорвался из города с отрядом боевых колесниц и войском Богини Вурусему. Да, это – правда, горькая правда. Мало того, что ушел сам, еще увел три тысячи воинов Вурусему, при этом не забыл прихватить все золото из халентувы.

-Я не верю! – Суппилулиума отшатнулся назад, словно от удара. – Как он мог! Хочешь сказать…Нет! Такое невозможно! Арнуванда, как и я из рода божественного Лабарны. Опозорить род – страшнее смерти.

- Могу поклясться перед Богами, - вздохнул воин, тяжело поднимаясь с земли.

- Он должен был бесстрашно сражаться во главе войска, - не мог поверить Суппилулиума.- О, Боги, какай позор! Мой брат… Потомок великого Лабарны… А я собрал всех своих мешедей… Шел днем и ночью без отдыха…- Его гневный взор обжег Фазаруку. – Почему позволили ему уйти? Ты - старший над мешедями лабарны. Почему не удержал его?

- Не гневайся, повелитель. Не в моей власти указывать лабарне, что ему делать. Тем более, он скрывал свой план. Перед побегом приказал мне возглавить оборону ворот Лабарны. Там ждала верная смерть. Я чудом остался в живых.

- Прости! – Остыл Суппилулиума и совсем обреченно произнес: – Значит, такова воля Богов.

-Но что теперь? – тревожно спросил Цула. – Неужели Хатти больше не существует? Храмы Хаттусы разгромлены. Статуи Богов осквернены. Как Всевидящие могли такое допустить?

- Только они могут на это ответить. Я хочу спросить у них, - решил Суппилулиума. - Проведите меня в мавзолей.

Вслед за Фазарукой Суппилулиума и Цула вошли в мрачное низкое каменное строение мавзолея. Пройдя несколько маленьких темных комнат, они очутились в целле – небольшом квадратном зале без окон, со сводчатым потолком в виде купола. Стены украшали головы быков. Длинные изогнутые рога, покрытые золотом, отражали слабый свет масляных лампад. Вместо глаз сияли драгоценные камни. В стенных нишах застыли изваяния божеств в человеческом обличии из черного базальта: Страх и Ужас. Эти два божества всегда сопровождают Бога Грозы. Посредине зала возвышался священный камень хуваси. Огромный куб, вытесанный из глыбы серого базальта, не имел изъянов. Грани густо покрывали надписи, содержащие древние молитвы и заклинания. На камне хуваси покоились два величественных быка из белого мрамора с синеватыми прожилками и напоминали облака. На их спины ногами опирался Бог Грозы. Бронзовое тело укрывала длинная пурпурная андули, расшитая золотом. Высокая круглая тиара, украшенная бирюзой венчала голову. Суровый внимательный взгляд устремлен даль, поверх голов молящихся. В одной руке Бог держал золотой калмус, в другой – связка разящих стрел-молний. Перед камнем хуваси находилась истанана в виде большой гранитной чаши. Чашу наполняло жертвенное масло. Плавал фитиль. Горело вечное священное пламя бога Агниса, бросая отблески на темные каменные своды. Возле истананы располагался стол для жертвоприношений, покрытый желтой скатертью.

За спиной у Бога Грозы два каменных льва охраняли вход в подземную пещеру. Туда разрешалось входить только посвященным жрецам. Ход вел в погребальную камеру, где в золотом кувшине покоился прах божественного Лабарны – основателя Великой Хатти.

Справа на стене мерцал светильник над еще одной каменной чашей, в которой плескался источник из подземного царства Бога Ярри – повелителя болезней и колдовства.

Вся обстановка в целле напоминала человеку, попавшему сюда, что он жалкая тварь. Каждый вошедший чувствовал себя беззащитным перед грозными ликами Богов. Его судьба находилась в руках высших вершителей. От них нельзя ничего утаить. Они следят за каждым шагом, знают каждую мысль.

Суппилулиума остановился со смиренным видом перед изваянием Бога Грозы. Прочитал долгую молитву. Затем налил из своей глиняной фляги вина в жертвенный сосуд. Из дорожной сумки достал лепешку ячменного хлеба и, разломив ее пополам, положил на стол для жертвоприношений. Горсть душистой туххессары юноша бросил в священный огонь. Пламя затрещало, принимая пожертвование. Аромат от благовоний наполнил целлу. Суппилулиума зачерпнул воды из источника Ярри в глиняный ритуальный сосуд в виде свернувшейся змеи и отпил несколько глотков. Священная вода подействовала. Суппилулиума почувствовал, как успокаивается, и к нему возвращается способность здраво мыслить. Он попросил Фазаруку рассказать обо всем, что творилось в городе.

События развивались стремительно. Каскийцы без боя обошли ближайшие крепости, решив ударить в самое сердце Хатти. Дозорный подняли тревогу слишком поздно, когда уже по всем дорогам к Хаттусе стекались отряды врага. Помощи ждать было неоткуда. Единственное, что успели – отослали гонцов в Куссару и Арину. Но никто не тешил себя надеждами. С самого начала защитники готовились к тому, что город падет, и пощады не стоило ждать от безжалостных касков. Оставалось только по дороже продать свою жизнь

Арнуванда, как это звучит не прискорбно, предал свой народ. С несколькими вельможами из своего окружения тайком под покровом ночи правитель покинули столицу. Он прорвался сквозь кордоны касков, уведя с собой всех воинов Богини Вурусему. Фазарука до самого конца думал, что Арнуванда решился на хитрый маневр: когда враг завязнет, штурмуя стены, лабарна ударит каскам в спину. Но напрасно надеялся. Лабарна Арнуванда просто-напросто бежал.

Первый штурм отбили ценой больших потерь. Касик сходу, не щадя ни себя ни противников ринулись на стены. Все же удалось их сдержать. Защитников поубавилось, хотя и враги долго еще собирали трупы. Но к концу дня к каскийцам подтянулся обоз с метательными орудиями. Они принялись усиленно готовиться к новому штурму. В городе так же не спали всю ночь: как могли, укрепили южную стену. Воинов осталось немного. Из горожан все, кто способен держать оружие в руках, поднялись на стены. Кузнецы использовали весь металл, что у них имелся в запасе. Даже дорогие чеканные блюда переплавлялись в наконечники стрел. Женщины срезали волосы и плели тетиву для луков. Мальчишки собирали камни для пращей.

С рассветом каскийцы двинулись на штурм со всех сторон. Они даже попытались забраться по скалам на северную стену. Бились жестоко. На головы нападающим лили кипяток, летели камни. Кровь стекала до самой земли. К исходу дня врагу все же удалось захватить ворота Лабарны и две сторожевые башни. Ночью сражение перекинулось на улицы. К утру каскийцы добрались до Верхнего города. Они притащили таран, чтобы взломать ворота Южной цитадели. Но ворота распахнулись сами, и воины храмов вступили в схватку. Сута со стен атаковала стрелами. Натиск был настолько сильным и неожиданным, что каски попятились. Их почти удалось выбить обратно из города. Бой вновь закипел на стенах. Тогда разъяренные захватчики подожгли город. Воспользовавшись тем, что горожане бросились тушить свои дома, каски навалились на ворота Лабарны. К исходу ночи каскийцы вновь ворвались в город.

Все же силы были не равные. Защитники отступили к святилищу богини Сауски и к Южной цитадели. Новый день - и новый штурм. Храм Сауски был разрушен и сожжен до основания. Сражение за халентуву проходило особенно жестоко. Каски потеряли под стенами Южной цитадели многих лучших воинов. Последняя горстка защитников укрылась в мавзолее Лабарны. Жар от пылающей халентувы заставил убраться касков из Верхнего города. Затем они и вовсе покинули сожженную Хаттусу. Погрузив награбленное в телеги и, кое-как кремировав убитых, каски двинулись обратно.

- Неужели Хатти погибла? – произнес Цула, и сам испугался своих слов.

- Не говори так! – воскликнул Суппилулиума.

-Каски, еще при лабарне Тудхалии отобрали у нас город Ненассу на севере, - напомнил Фазарука. – Две мощные крепости в Нижней стране: Туванува и Уда захвачены Арцавой. Арауны разорили всю Гассию. Аццийцы захватили город Самуху и разграбили всю Верхнюю страну. Из Исувы пришло войско и разорило Тегераму. Воины Арматана захватили Киццуватну. Пока жива была Хаттуса – наш священный город, жила и надежда на возрождение Великой Хатти. Теперь Хаттуса сожжена. От страны остался только город Куссара, да Цапланда, где правит твоя мать – солнцеликая таваннанна. Нерик – город праздников может захватить отряд из тысячи человек. Стены Каниша вот-вот развалятся. Мы со всех сторон окружены врагами. Неужели наступят времена, когда слово хетт будет равнозначно слову раб?

Суппилулиума молчал. Все, что говорил Фазарука он и так знал. И то, что с падением Хаттусы, Великой Хатти больше нет – так же понимал.

- Мне надо поговорить с Бога Грозы. Он мой небесный отец. Он знает все. – С этими словами Суппилулиума подошел к камню Хуваси. Пламя Агниса осветило его лиц. Юноша устремил взор к грозному лику вершителя.

- О, могущественный мой отец и покровитель. Помоги мне. Дай совет. Вдохни в меня мужество и разум. Направь на верный путь недостойного сына твоего, - шептал страстно он, прижимая руки к груди.

С потолка упала капля прямо в чашу со священным огнем. Пламя сердито затрещало, разбрызгивая масло. Цула и Фазарука воскликнули от изумления. Никто не сомневался, что совершилось знамение.

- Великий, разреши, я позову жреца - остался один,- предложил Фазарука.- Он сможет растолковать знамение.

- Не мешай, - остановил его Цула и поманил к выходу.

Через некоторое время Суппилулиума вышел из мрака мавзолея, щурясь от яркого солнечного света. Его лицо выражало полное спокойствие. Все собрались вокруг и ждали слов повелителя.

- Бог Грозы объяснил мне из чего состоит Великая Хатти. – наконец произнес он. Голос звучал спокойно, ровно. – Великая Хатти - это народ: плугари, жрецы, воины, ремесленники – простые люди, которые своими руками добывают себе хлеб. На них держится весь мир. Не землевладельцы растят ячмень и собирают фрукты – это делают плугари и садовники. Не телепурии строят городские стены и возводят дворцы, а каменщики и плотники. Полководец, даже самый искусный, не разобьет противника без преданных солдат. Мой отец, Бог Грозы сказал мне: собери армию из простого народа. Наемники сражаются за плату, а простой плугарь за родную землю. Цена несоизмерима. Землю, которая тебя вскормила, вырастила, землю, в которой покоятся кости предков нельзя оценить! Мне нужно возглавить мстителей. Но если стране суждено погибнуть, ты должен первым пасть в сражении. Так велел мне мой отец и покровитель Хатти. И я, чего бы это мне не стоило, соберу великую армию и освобожу священную землю. Иначе – зачем мне жить? Зачем есть хлеб? Я не могу смотреть в небо и радоваться солнцу, когда под ногами пепел.

- Мы готовы пойти за тобой! – горячо поддержал его Фазарука.- Многие помнят, как ты отважно сражался в рядах войска Богини Вурусему, когда твой отец лабарна Тудхалия освобождал Киццуватну. Он всегда гордился тобой. Ты смело вел в бой колесницы и не пригибался от стрел.

- Мы верим тебе! – откликнулся Цула.

-Аха! Аха! – закричали воины, потрясая оружием.

- Тогда нам надо поспешить в ближайший уцелевший город, - решил повелитель.

- Самый близкий город – Катана, - посоветовал Фазарука.

- В Катану.

 

Катана сдался без боя. Небольшой городок, даже не городок, а поселение земледельцев и ремесленников приютился на склоне холма. Здесь не было стен со стрелковыми башнями и рва с водой. Городок окружал простой земляной вал. Отряд каскийцев разоружили охрану. Затем занялись грабежом. Все золото и серебро вынесли из единственного храма Бога Солнца. Обшарили дома горожан. У жителей отняли весь скот. Добро погрузили на высокие телеги, запряженные волами. Крепких мужчин, годившихся для работ, связали и погнали в рабство. Каски очень спешили, ведь впереди их ждало еще множество селений, где можно было хорошо поживиться, поэтому дома не стали поджигать.

Волы еле тащили одноосные телеги, груженные награбленным добром. Воины подгоняли пленных, безжалостно орудуя плетью. Другие развалились в телегах и горланили песни. Вместо воды утоляли жажду отличным выдержанным вином. Отмечали очередную победу. За поворотом один из каскийцев заметил на холме человека. Решил, что это один из местных жителей.

- Эй! – заорал он. – Спускайся сюда, или я поднимусь к тебе и отрежу уши.

Громкий смех сопроводил его слова. Но человек не обратил ни какого внимания.

- Ах ты, презренный хетт! – каскиец отставил в сторону кувшин с вином, схватился за топор и спрыгнул с телеги. – Не желаешь повиноваться!

- Оставь его, - посоветовали товарищи. – Продолжим веселье.

- Нет! – упрямился каскиец. – Я всех хеттов перебью.

Неугомонный воин кинулся на холм, размахивая топором. Приблизившись, он с удивлением увидел перед собой крепкого юношу в дорогих воинских доспехах. Мародер бегло оценил, сколько можно выручить за золотые серьги, серебряные браслеты и, высокий медный шлем с гребнем из конских волос. А какой чудный красный плащ! Его он оставит себе. Даже не у каждого вождя имеется такая красивая одежда. Плащ на плече скрепляла серебряная брошь в виде головы быка. За одну, только брошь можно выменять стадо овец. Окинув все хозяйским глазом, он размахнулся топором, но рубануть не смог. Рука не слушалась. Хеттский воин даже не дрогнул. Ни капли страха в глазах, только ненависть и презрение.

Каскиец не успел опомниться, как удар тяжелого копья в живот согнул его пополам. Грабитель покатился вниз, ломая колючие кусты терновника.

- Повелитель, ты поступаешь неосторожно! – Рядом с юношей появился Цула. Он вытер об траву окровавленный наконечник, поправил на поясе тяжелый меч с простой отделкой. Не каждая рука могла бы владеть таким оружием. Смуглое скуластое лица, словно скала, выражало бесстрашие и спокойствие. Хищный нос с горбинкой немного искривлен. Тяжелый подбородок и небритые щеки украшали старые шрамы.

- Не беспокойся за меня, Цула, - успокоил его Суппилулиума. – Меня оберегает Бог Грозы.

Каскийцы зашевелились, закричали возмущенно. Увидев, как погиб их товарищ, несколько касков кинулись на холм. Снизу они не могли видеть, что на вершине холма, помимо двух дерзких хеттов выстроились копьеносцы, готовые к атаке, а сзади подкрадывались к обозу легко вооруженные воины суты. Все произошло быстро. Касков застигли врасплох. Началась безжалостная резня. Разгром довершили колесницы. Тех немногих бегущих, которым удалось вырваться, настигали меткие стрелы и метательные копья. Ускользнуть не удалось никому.

 

Небольшое войско победно вошло в Катану. Жители падали на колени перед колесницей Суппилулиумы, приветствовали освободителя хеттским «Аха!». Повелитель распорядился вернуть все награбленное горожанам. Лично сам передал жрецу Бога Солнца драгоценности, что каскийцы вынесли из храма.

Цула построил все немногочисленное войско на храмовой площади. Всего три сотни копьеносцев. Все в нагрудниках из толстой кожи. Медные шлемы начищены до блеска и украшены высокими гребнями конских волос. Острые наконечники копей устремились небо. На овальных деревянных щитах, обтянутых толстой кожей, одинаковый бронзовый орнамент. Короткие синие плащи перекинуты через левое плечо. Рядом встали десять боевых колесниц, запряженные парой высоких стройных коней. По три колесничих в повозке, вооруженные короткими копьями, небольшими овальными щитами и луками. Еще около полусотни легкой суты замыкали фланг.

Жители города стекались к храму, чтобы поблагодарить своих освободителей. Несли хлеб, сыр, вино, чудом уцелевшее после грабежа, – готовы были отдать последнее.

Громким «Аха!» воины встретили своего предводителя. Суппилулиума на колеснице проехал перед строем и швырнул оземь шест с волчьей головой – символ могущества воинов Каски.

- Славные сыновья Хатти! – голос звучал громко, чисто. – Пепел остался от Хаттусы. Скоро пепел останется от всей страны, если мы не встанем на ее защиту. Есть у Хатти войско сильнее, нашего. Но где оно, и когда ждать от него помощи? Если могучими львами правит трусливый заяц, то стадо облезлых шакалов одержит над ними верх. Сейчас нас мало, но скоро к нам примкнут те, у кого отняли все до последнего зернышка, у кого родных убили или превратили в рабов, те, для кого Хатти – родная земля, и он не может равнодушно смотреть, как вытаптывают поля, вырубают сады, оскверняют храмы. Пришел час мести! Если сможем отстоять Родину – будет нам вечная слава. Потомки будут гордиться нами, слагать про нас песни. А если не сможем – умрем всеми забытые, а дети наши вырастут рабами. Сразимся!

- Аха! – дружно ответили воины.

- Позволь нам, недостойным обратиться к тебе, - попросил широкоплечий ремесленник, встав на одно колено перед колесницей предводителя.

- Кто это? – спросил Суппилулиума у Фазаруки, указав на толпу горожан.

- Народ. Ты позвал – они пришли.

- Чего вы хотите? – спросил Суппилулиума у ремесленника.

- Возьми нас в войско. Разреши дать воинскую клятву верности. Мы хотим сражаться за свою землю.

- Пусть будет так, - согласился повелитель.

Фазарука кое-как выстроил земледельцев и ремесленников по росту. Все их облачение – простая одежда из домотканой материи, грубая кожаная обувь. Некоторые надели доспехи, подобранные с поля боя. Вооружились, чем смогли: копьями, топорами, у некоторых за спиной висели чехлы со стрелами, через плечо тугие охотничьи луки. Фазарука покачал головой. Воины из них – так себе: не обучены, не подготовлены. Но их было много, и все они рвались в бой.

Настало время присяги. Перед строем вышел Цула. Его могучий голос прозвучал как раскат грома:

- Славные воины, быки Хатти! Вы сметете все на своем пути. Вы растопчите грязных шакалов, дерзнувших забежать на ваше пастбище! И никто не страшен вам, потому что поведет вас в бой сын Бога Грозы!

Войско вскинуло вверх копья. Трижды громкий возглас “Аха!” прозвучал над долиной, и прокатился долгим эхом в горах.

- Присягнем ему на верность! Жизнь наша пусть принадлежит ему!

Цула разломил лепешку белого хлеба со словами:

- Пусть будет разломлен, как этот хлеб каждый, кто нарушит присягу.

- Да будет так!- хором ответили воины.

Фазарука вынес женскую накидку и серебряное зеркальце на длинной ручке.

- Пусть станут женщинами мужчины, изменившие присяге,- сказал он. – Пусть вместо воинских плащей носят женскую накидку, а вместо меча - зеркало.

- Да будет так! – воскликнули воины.

Перед строем вывели двух нищих бродяг: слепого юношу и глухого старика, одетых в лохмотья.

- Пусть оглохнет и ослепнет тот, кто изменит присяге! – прогремел Цула.

- Да будет так! - ответили воины.

- Беру в свидетели всех Богов, - вступил Суппилулиума, - что не буду прятаться за вашими спинами. Если всем нам суждено умереть, умру вместе с вами, но не покину поле битвы. Если нарушу клятву, пусть имя мое будет забыто навсегда, а душа никогда не найдет покоя на небесных пастбищах моего отца.

- Аха! Аха! Аха! – дружно прогремело войско, приняв клятву полководца.

 

2

 

Племена касков возвращалась домой с великой победой и богатой добычей. Множество телег с награбленным добром тянулось на север нескончаемой вереницей. Погонщики перегоняли огромные стада скота. Тысячи пленных следовали за обозом.

Инаш, один из вождей многочисленного племени, Старший Волк приказал остановиться на берегу небольшой речки и развернуть шатер. На привалы каски останавливались задолго до заката. Каждый вечер – праздник. К ночи напивались до бесчувствия.

- Господин, к тебе гость, - доложил слуга.

- Пригласи его, - разрешил Инаш.

Вождь хозяйской походкой вошел в шатер, уселся на пестрый мягкий ковер и приказал подать вина. Полог у входа решительно взлетел, и перед вождем предстал высокий жилистый человек с неприятным худым лицом. Большой горбатый нос и пронзительные черные глаза делали его похожим на хищную птицу. Длинный дорогой плащ совсем запылился от долгой дороги. Пыль густым слоем покрывала и добротные кожаные башмаки с острыми носами, загнутыми кверху. Инаш узнал тайного посланника из Митанни.

- Да прибудет с тобой здоровье, сила и милость богов, - поприветствовал посланник вождя, как старого доброго знакомого.

- И тебе того же. – Инаш предложил гостю вина и указал место на ковре напротив. – Присаживайся. Как здоровье божественного правителя Тушратты?

Гость опустился, скрестив ноги, пригубил вина из серебряной чаши.

- Божественный восхищен твоей победой. Хаттуса разрушена, и теперь войска Митанни захватят южные земли хеттов. Отныне только два правителя будут главенствовать над миром: солнечный Эхнэйот на юге и божественный Тушратта на севере. К тому же их связывают родственные узы.

- Вот как!

- Сестра божественного была второй женой у солнечного Аменхотепа, отца нынешнего носителя короны Обеих Земель.

- Слышал эту историю. Однако слышал еще, что нынешний правитель Та-Кемет не очень жалует вельмож своего отца, да и к родственникам относится холодно.

- Возможно, - согласился посланник. – Но Тушратта собирается отправить старшую дочь Гилухепу в жены солнечному Эхнэйоту.

- А-а! – протянул многозначительно вождь.

- Поговорим о деле, - посланник отставил в сторону чашу с недопитым вином. – Вы сделали свое дело, - требуйте оплату. Тушратта готов наградить тебя.

- Золото и скот нам не нужен. Мы и так захватили достаточно, - похвастался вождь. – Я хочу попросить божественного Тушратту позволить нам властвовать в землях Исувы.

- Хотите оловянные рудники? – понял его посланник. – Не слышал, чтобы каскийцы славились хорошей бронзой.

- Бронзу мы не куем, но почему бы оловом не торговать?

- Я доложу божественному о вашей просьбе, - пообещал посланник.

Внесли зажаренного на вертеле барашка. На серебряное блюдо стекал жир. Мясо покрывала аппетитная коричневая корочка.

- Угощайся, - вежливо предложил Инаш гостю первому выбрать кусок пожирней.

Снаружи раздался взрыв хохота, зазвучали застольные песни.

- Не очень-то ты заботишься о дисциплине в войске, - с укором взглянул посланник на вождя.

- А кого боятся? – пожал плечами вождь. – Позади тяжелая битва. Пусть теперь воины отдохнут, повеселятся.

- А что с Арнувандой?

- Прячется где-то в Бычьих горах. Дрожит от страха. Его войско разбежалось.

- Не поймали?

- Пытались. Но этот трусливый шакал успел скрыться, поджав хвост. Да разве это правитель?

- Но у хеттов еще остались войска.

- Они нам не страшны, - беззаботно отмахнулся Инаш. – Надеюсь божественный Тушратта справится с ними, когда начнет захватывать земли хеттов. А мы намеренны возвратиться домой. По дороге опустошим города и уничтожим посевы. Где пройдут каски, там останется пустошь и разорение.

- Удачи тебе. - Гость поднялся. – Мне пора.

Посланник удалился, а Инаш пригласил в свой шатер самых именитых воинов и продолжил пир. В самом разгаре их побеспокоил слуга. Он сообщил, что убежало около сотни пленных.

- Кто их стерег? – насупился Инаш, недовольный не столько от потери рабов, сколько об испорченном веселье.

- Стражников убили.

Все недовольно загудели: Надо рабов поймать и наказать.

На поимку беглецов вождь послал небольшой отряд. Но к утру никто не вернулся. Инаш забеспокоился: пропали его лучшие воины. Обоз давно скрылся за холмами, а вождь все ждал. Наконец он отрядил пять сотен человек во главе с опытным старым воином на поиски. Сам двинулся вслед за обозом.

Только на следующее утро отряд догнал вождя. Без пленных, изрядно потрепанные. Да и самих касков осталось едва больше двухсот. Инаш пришел в ярость. Что произошло? По рассказам оставшихся в живых, на них внезапно налетело хеттское войско. Спастись удалось только бегством.

- Неужели Арнуванда вздумал меня дразнить? Заяц решил подергать тигра за хвост.

- Нет! Это был не Арнуванда, - объяснил один из воинов. - Я видели во главе хеттов молодого безбородого юношу. Он бесстрашно врезался в самую гущу сражения на колеснице и сеял вокруг себя смерть. Его глаза пылали, словно угли, а стрелы отскакивали от груди, как от скалы. Рядом стоял огромный воин. От удара его меча головы трескались, как скорлупа ореха.

Инаш растерялся. Кто посмел нападать на его людей. Вскоре дошла весть, что хетты неожиданно налетели на другое племя, промышлявшее грабежом где-то на западе. Перебили всех. Послали погоню, но никого не обнаружили. Хетты так же неожиданно исчезли, как и появились. Все бы ничего, но был убит один из вождей большого племени – один из Старших Волков. Такой дерзости со стороны хеттов терпеть нельзя!

Инаш, как один из главных, решили созвать совет.

Вожди собрались через два дня. После нудной дневной жары наступили долгожданные прохладные сумерки. Развернули пестрые шатры на широкой поляне, недалеко от густого пролеска. Запылали костры. Зашипело мясо на углях. Слуги суетились. Вожди расселись вокруг огня и приступили к делу. Совещались долго. Одни предлагали остаться на землях Хатти и окончательно разгромить хеттов. Поймать Арнуванду, захватить и разрушить последние уцелевшие города Куссару и Цапланду. Превратить земли Хатти в безлюдную дикую степь. Но другие, более осторожные, и вместе с ними Инаш, уговаривали поскорее уйти за Куммесшуху. Воины, обремененные награбленным добром, не захотят воевать, да и дома их ждут. Единственное: надо объединить усилия и изловить наглых хеттов, тех, что дерзко нападают на их отряды. Спорили долго, порой переходя на крик, но к единому мнению так и не пришли.

Устав от споров, вожди решили повеселиться всласть, раз уж собрались. Завтра можно продолжить Совет. Вино плескалось в кубках. Слуги подали закуску. Музыканты забренчали на иннцинарах, услаждая слух вождей. Веселье стихло далеко за полночь. Охмелевших вождей слуги разнесли по шатрам. Ночная тишина окутала долину вместе с туманом. Стражники крепко спали. Даже угли в кострах тлели лениво. Обуглился на вертеле всеми забытый поросенок.

Словно внезапный порыв ветра, из темноты выскочили колесницы и с грохотом промчались по спящему лагерю. Горшки с каменным маслом и горящие стрелы полетели в шатры. Пламя взвилось в небо и смешалось с черным едким дымом. В лагере поднялась паника. Каскийцы спросонья не сообразили сразу, что твориться. Понятно, что на них напали, но кто, откуда…Они хватались за оружие, выбегали из шатров и кидались друг на друга. А в это время со всех сторон разили меткие стрелы и камни с пращей. В огненном хаосе воины, не разбирая, рубили направо и налево. Наконец Инашу с помощью своих телохранителей удалось подавить панику и кое-как организовать оборону. Они бросились к пролеску, но таинственный враг исчез. Никаких следов.

Небо начинало светлеть. Мрак ночи уходил в горные ущелья вместе с туманом. На поляне среди обгорелых дорогих шатров валялись сотни убитых. Ни одного чужого не нашли среди мертвых. Каскийцы наспех сожгли тела соплеменников и насыпали высокий курган. Затем поспешили убраться поскорее, побросав скот и половину повозок.

Страх начал разъедать непобедимое войско, как гниль разрушает крепкое дерево. Страх перед неуловимым грозным хеттским отрядом заставлял Инаша вскакивать по ночам от каждого шороха, вздрагивать от каждого камня, сорвавшегося с горы. Не проходило и дня, чтобы хетты не напали. Они внезапно появлялись там, где их меньше всего ожидали. Стремительно налетали, резали, освобождали пленных и бесследно исчезали. В погоню уже никто не бросался. Хетты надежно готовили отход. Не раз преследователи попадали в хитрые засады и еле уносили ноги.

 

Весь обратный путь неустрашимой армии был отмечен похоронными курганами. Вскоре все каскийцы с ужасом произносили имя Суппилулиумы, как имя злого мстительного Бога. А грозный отряд рос с каждым днем. К нему примыкали обобранные земледельцы, ремесленники из разоренных городов. Суппилулиума старался создать из разношерстного сброда крепкую армию с жесткой дисциплиной. Воины могли не есть и не спать несколько дней, делать быстрые переходы на огромное расстояние. Стойко переносили все лишения. Лучше умереть – чем быть изгнанным с позором из грозного войска Суппилулиумы. Никакого дележа добычи. Все сдавалось в общую казну. Воины слепо верили своему повелителю, ведь он был умелым полководец и защитник Хатти, но главное он - сын Бога Грозы. И никто не смел в этом сомневаться.

Сам повелитель всегда первым рвался в бой. Его легкая колесница врубалась в ряды каскийцев, словно ястреб в стаю уток. Рядом всегда стоял Цула. От одного вида этого грозного великана враг готов был бросить оружие и бежать. Цула мастерски орудовал тяжелым копьем с увесистым бронзовым наконечником. От сокрушительных ударов не спасали ни щиты, ни прочные доспехи.

Суппилулиуме не нуждался в шатре и мягкой постели. Он спал, как и все - под открытым небом, прямо на земле. Ел редко – чем Боги накормят. Его дорогие доспехи изрядно попортили вражеские копья и мечи. Расшитый золотом алый плащ повелитель сменил на простой, серый. Золотые перстни и браслеты пошли в награду самым отважным воинам. Зачем ему золото? Зачем ему уют? Он жаждал только мести, жестокой и беспощадной, и миг расплаты близится. Ответят каскийцы за все! За страдания народа, за сожженную Хаттусу. Ответят сполна!

 

3

 

Колесницы подкрались к пологому склону. Следом тяжело бежали копьеносцы. Воины суты рассыпались по склону, прячась за валунами, укрываясь в ложбинках. Солнце выглянуло сквозь гряду редких расплывчатых облаков, озаряя широкую зеленую долину. Шапками редких кустов возвышались над травой. Угадывались неглубокие овражки. Начинающая желтеть стебли травы нехотя пригибалась от порывов проносящегося ветерка.

Внизу у подножья холма две серые ленты дорог сталкивались на распутье и уходили уже одной широкой полосой к берегу реки Куммесшахи. За переправой поднимались синие горы, поросшие у подножья густым лесом. За горами лежала страна Каски – вечный враг Хатти. Одна из дорог вела к Хаттусе. По ней каскийцы наступали на столицу Великой Хатти, по ней возвращались обратно. Другая дорога из Верхней страны шустрой змейкой петляла по краям глубоких ущелий, продиралась сквозь густые заросли терновника и боярышника, бежала среди скудных горных лугов и небольших пролесков. В тех местах обитали полудикие гордые племена. Многие правители пытались подчинить народы Верхней страны своей власти. Но горцев невозможно было покорить. Бесстрашные и свободолюбивые они отчаянно отстаивали свою свободу. Их селения ютились высоко на скалах. Любая гора на пути врага превращалась в крепость. Лишь только великий Лабарна сумел поладить с детьми гор. Дипломатия Лабарны была проста и надежна: он породнился с вождями горских племен. Несколько жен великого правителя происходили родом из Верхней страны, а могучие низкорослые, одетые в звериные шкуры, сыновья северных народов охраняли его покои.

Суппилулиума внимательно осмотрел долину.

- Дозорные прибыли? - спросил он у Цулы.

- Да, мой повелитель. Скоро свора шелудивых псов появится здесь.

- Кто идет во главе?

- Волчьи головы - самое сильное племя касков.

Взгляд повелителя обшарил все овражки, холмики и зацепился за остатки стен разрушенной крепости: покосившийся кусок стены в человеческий рост, да пара еще не рухнувших стрелковых башен. Когда-то крепость охраняла границу. Каскийцы давно ее разрушили. Он подозвал Фазаруку.

- Возьми три десятка копьеносцев и два десятка суты. Займите развалины. Если каскийцы попытаются перебраться через тот овраг, стой насмерть, но не пускай.

- Повелитель!- лицо Цулы выражало беспокойство. – Дозорные заметили Касков. Только они идут не из Хаттусы, а по дороге, из Верхней страны. Откуда они там взялись? Нас могут окружить.

- Прикажи воинам спрятаться. Колесницы отгоним в кусты и – ни звука! Если каски нас заметят, то поднимут шум, - распорядился Суппилулиума. – Наверное, это мародеры, тем, кому ничего не досталось в Хаттусе. Решили порыскать в горах. Немного они там найдут.

Над скалистым ущельем, выходящим в долину, поднялись клубы пыли. Хеттские воины вжались в землю и затаились. Колесницы спрятали в зарослях. Лошадям держали морды, чтобы они ржанием не выдали засаду.

- Я не узнаю каскийцев,- изумленно произнес Цула.- Где же их длинные копья и шесты с волчьими головами. Я не вижу повозок с добычей.

- Они бегут! – удивился Суппилулиума. Взгляд его просветлел. - Ты видишь не отряд касков, а стадо баранов. Взгляни внимательно: позади их преследуют всадники со знаменем Бога Еникея. Если не ошибаюсь - это знамя племен Хауси.

Действительно, каскийцы бежали. Ободранные, испуганные, совсем не похожие на бравых вояк они удирали со всех ног. Путь стесняли отвесные скалы. Беглецам некуда было деться, как только стремиться вперед. А сзади наседали всадники верхом на приземистых большеголовых лошадях. Над всадниками плыл шест с оленьими рогами – символ Бога Еникея. Наездники погоняли беглецов тычками тупых концов копий или ударами меча плашмя по голове. Некоторые каскийцы, устав от бессмысленного бега, останавливались и пытались защититься. Смельчаков безжалостно убивали. Кто-то взбирался на скалы в надежде скрыться. Его тут же настигала меткая стрела.

Наконец беглецы вырвались в долину и бросились врассыпную. Вслед полетели стрелы.

- Я узнаю смелых воинов племен Хауси! – восхищенно воскликнул Суппилулиума. – А во главе их Хемиша – верховный вождь.

- Помню его, - подтвердил Цула. - Он воспитывался в Хаттусе среди сыновей дворца.

- Повелитель! – Цула показал в другую сторону. По дороге, ведущей из Хаттусы, серой змеей ползло войско Каски. Змея ощетинилась длинными копьями. Среди частокола сверкающих острых наконечников качались шесты с головами волков, украшены разноцветными лентами. Следом медленно ехали тяжелые повозки, запряженные волами.

- Вот они – дети волков, - с ненавистью прошипел Цула. – Идут боевым порядком. Наверняка догадываются, что мы готовим им встречу у границы. Как будешь действовать, повелитель?

- Надо выждать, – Суппилулиума прикинул обстановку. – Нас раз в пять меньше. Атакуем внезапно. Попробуем смешать ряды и гнать их к реке. Да помогут нам Боги и родная земля.

Тем временем конный отряд племен Хауси вытек в долину. Суппилулиума прикинул: всадников около двух сотен. Что они будут делать против многотысячного войска? А серая змея воинов Каски уверенно приближалась. При виде столь грозного шествия дрогнет сердце у самого смелого. Длинные копья, круглые прочные щиты, обтянутые кожей. На головах кожаные шлемы. Все крепкие умелые бойцы, не знающие жалости ни к себе, ни к противнику.

Но Хауси бесстрашно выстроились полукругом, преградив дорогу, и осыпали касков стрелами. Передние ряды остановились. Сообразив, что перед ними немногочисленный отряд двинулись вновь, бросив на всадников суту. Хауси организованно отступили обратно в узкий проход между скал, заманивая противника. Здесь каски не могли развернуться широким строем.

Суппилулиума выждал момент, когда войско в полном боевом порядке встало флангом против склона, где затаились хетты. Пора! Повелитель вскочил в колесницу, поправил на поясе острый короткий меч, приготовил тугой лук, стрелы. Цула встал рядом. В одной руке он держал тяжелое копье, в другой овальный щит, выщербленный с двух сторон. На щите красовалась медная чеканка в виде головы быка. Цула закрыл щитом спину Суппилулиумы. Третий колесничий взялся за вожжи.

- В бой! Да храни нас Бог Грозы и святая мать Сауска!

Разогнавшись по склону, высоко подпрыгивая на ухабах, колесницы врезались клином в строй каскийцев и моментально смяли его. Обитые медью колеса с твердой земли перескочили на мягкие тела упавших людей. Следом за колесницами врубились пешие воины, обнажив короткие мечи. Ряды противника смешались. Длинные копья каскийцев оказались бесполезны в ближнем бою. В это время хеттская сута открыла стрельбу из луков и пращей. Всадники Хауси, пользуясь сумятицей, налетели на передние ряды с диким боевым криком: “Улу-ра-ра!“ Каскийцы дрогнули и стали отходить к обозу. Но там уже хозяйничали хетты. Ремесленники, вооруженные дубинами и кольями, перебили охрану и опрокинули часть телег, тем самым, загородив дорогу.

Каскийцам ничего не оставалось, как только отступать к реке по ровному полю. Суппилулиума только этого и ждал. Колесницы вырвались из сечи, сделали круг и с новой силой врезались в гущу врага. Затем еще и еще. Вступили копьеносцы, расстраивая боевой порядок касков. А с другой стороны всадники Хауси не давали покоя. Часть каскийцев попыталось развернуть строй под защитой разрушенной крепости. Перед развалинами проходил ров. За рвом можно укрыться от колесниц. Но как только они приблизились к развалинам, Фазарука со своим отрядом появился на стенах и атаковал.

Каскийцы еще пытались, какое-то время держать строй. Но натиск хеттов был настолько силен, что вскоре их ряды окончательно смешались. Колесницы прорезали толпу, оставляя за собой груды тел. Всадники проносились вереницей, посылая меткие стрелы в самую гущу. Пешие хетты с остервенением напирали. Каскийцы попятились. Возникла давка, паника. Они не выдержали и побежали, бросая оружие. Толпа ринулась к переправе. Но лазутчики Суппилулиумы заранее расшатали крепления. Деревянный мост рухнул в воду. Бегущие каскийцы бросались в реку, надеясь перебраться вплавь. Не все сумели дотянуть до другого берега. Многие так и не преодолели стремительное течение Куммесшахи. Их тела еще долго гнили ниже по берегам.

Колесницы отсекли путь к отступлению жалким остаткам неустрашимой армии. Каскийцы падали на колени и молили о пощаде. Они снимали шлемы и опускали головы. Они знали, что закон воинов Хатти строг: сдавшихся в плен убивать и калечить нельзя.

«Аха!» - прокатилось над полем, когда последний каскиец встал на колени.

 

Хемиша ловко соскочил с коня, вытер окровавленный меч пучком травы, осторожно вложил оружие в деревянные ножны и, неторопливой походкой, немного вразвалку, подошел к Суппилулиуме.

Перед повелителем предстал коренастый горец, словно выточенный из цельной гранитной скалы. Накидка из шкуры леопарда наполовину скрывала широкую грудь. На сильных обнаженных руках синели старые глубокие шрамы. Запястья затянуты кожаными воинскими браслетами без всяких украшений. Талию перехватывал широкий пояс из толстой грубой кожи. Ноги крепкие, обутые в высокие грубые сапоги с острыми загнутыми носами. На голове островерхий медный шлем с пучком конских волос. Сам шлем украшала чеканка Бога Еникея. Бог стоял на спине оленя с ветвистыми рогами. В левой руке Еникей держал птицу, в правой сжимал калмус. Из-под нависших густых бровей на повелителя смотрели темно-карие строгие глаза. Смуглое скуластое лицо с большим горбатым носом обрамляла густая черная борода. Вождю едва исполнилось четверть века, но тяжелая воинская жизнь сделала его облик намного старше.

Подойдя к повелителю, Хемиша хотел опуститься на одно колено, подобно воину перед полководцем. Но Суппилулиума удержал его:

- Зачем приклоняешь колени перед равным себе? Я такой же воин, как и ты.

Хемиша остался стоять, лишь слегка поклонился, прижав правую руку к груди.

- Я восхищен твоей смелостью. Ты не побоялся с горсткой всадников вступить в бой против огромной армии, - похвалил его Суппилулиума.

Хемиша пожал плечами.

- Хауси никого не боятся,- просто ответил он хриплым голосом, - иначе, зачем мы нужны Еникею.

- Я помню тебя, - продолжал повелитель.- Ты воспитывался в халентуве вместе с сыновьями дворца и был самым ловким. Тебя мог одолеть только Цула.

- Верно, Солнце,- что-то подобие улыбки проскользнуло сквозь бороду. – Но только в борьбе. С оружием в руках, мне не было равных.

- Твое имя Хемиша. Твой отец уважаемый и могущественный правитель племен Хауси.

- Так, Солнце мое. Благородного Шувауси призвал к себе Еникей. Теперь я занял место отца по решению совета старейшин.

- Удачной охоты ему в Полях Блаженства. Но как вы здесь оказались?

- В наших горах разнеслась весть о грозном хеттском войске, что бесстрашно мстит за сожженную Хаттусу. А возглавляет войско сын Бога Грозы. На совете племен решили идти к тебе на помощь. Разреши, Солнце, встать под твои знамена.

- Вот как? – удивился Суппилулиума. – От могущества Хатти остался только пепел. Многие подвластные нам племена перешли на сторону врага. Почему же ты решил сражаться вместе со мной?

- Со времен великого Лабарны наши народы живут братьями. Брат должен помогать брату. По одиночке мы слабы, а вместе – сила. Если погибнет Хатти, то вскоре враг доберется и до наших гор.

- Что ж, я буду только счастлив, видеть среди моих воинов отважных всадников Хауси, – улыбнулся Суппилулиума. – А что за трусов вы гнали из гор?

- Облезлые собаки назвались великими завоевателями из страны Каски и потребовали, чтобы мы им покорились. Племена Хауси еще никто не мог покорить. Нас можно только истребить. Пришлось проучить собак. Воины из них плохие, и бегают неважно. Они свое получили. Теперь, Солнце, я перед тобой. Готов присягнуть на верность.

- Не называй меня Солнцем. Таким светлым именем можно величать только правителя. А страной правит лабарна Арнуванда.

- Имя Суппилулиумы затмевает имя Арнуванды, - не смущаясь, ответил горец, - как сияние солнца гасит блеск луны. Только избранный Богами лабарна может внушить страх врагу и вселить надежду в свой народ. Ты собрал большое крепкое войско и разбил каскийцев. В твоих силах возродить Хатти. Я - Хемиша, вождь племен Хауси и один из панкуса верю тебе, Арнуванде – нет!

- Не говори так. – Суппилулиума нахмурился. – Возможно, в моих силах возродить страну, не первый ты призываешь меня к этому, но назвать себя правителем при живом лабарне - преступление. Божественный закон Телепину гласит: никто не должен править страной, пока жив правитель. Нарушитель закона навлечет на себя гнев Богов и будет проклят на века.

- Это так. Но если Боги не могут защитить своих рабов, то пусть не мешают им самим защищаться. – Рассудил Хемиша. – Мои воины готовы умереть за тебя, - за Арнуванду умирать никто не будет.

- Твои слова дерзкие, - без злобы произнес Суппилулиума.

- Горец говорит сердцем, - ответил ему Хемиша.

- Не знаю, что тебе сказать, - растерялся Суппилулиума. – Правителем я могу стать только со смертью Арнуванды. Но желать ему гибели – смертельный грех. Не я это придумал.

Повелителя позвали к пленным.

Каски стояли полукругом на коленях и мысленно готовились к ужасной участи. От былой воинственности не осталось и следа. Вид их вызывал только жалость. Суппилулиума обвел коленопреклоненную толпу тяжелым взглядом. У некоторых мороз пробежал по коже.

- Слушайте меня, несчастные! – гневно прогремел голос повелителя. – Сколько бед вы натворили на моей земле: сожгли города, вытоптали поля, осквернили храмы. Думали, вам все это сойдет с рук? Запомните: нельзя безнаказанно грабить великую Хатти. Земля эта принадлежит Богу Грозы. Вы жгли его города, вытаптывали его поля и оскверняли храмы, в которых присутствует его дух. Жалкие твари! Решили тягаться с Вершителем? Месть настигла вас. Оглянитесь! На этом поле лежат сотни ваших товарищей. А сколько курганов вы насыпали позади себя? Скольких соплеменников сожгли на похоронных уктури? И вы сами заслуживаете смерти. – Он сделал паузу, давая возможность им осознать всю тяжесть вины. – Но Бог Грозы милостив к побежденным. Вас отпустят. Никто не будет обращен в рабство.

Пленные не поверили своим ушам. Неужели враг, которому они сотворили столько бед, отпускает их с миром? Они несколько мгновений молчали, после заплакали от радости, протягивая руки к повелителю. Некоторые пытались подползти к колеснице Суппилулиумы и поцеловать край его плаща. Но мешеди не пустили.

- Тише! – Суппилулиума поднял руку. Все разом умолкли, предано заглядывая в черные строгие глаза. Повелитель продолжал: - Я вижу по вашим лицам и по вашим натруженным рукам, что среди вас есть пастухи, охотники, земледельцы, ремесленники. Зачем вы - люди труда - пришли с мечом на земли Хатти? Вы грабили и убивали таких же бедняков. Если руки, растившие хлеб, осквернить невинной кровью, их потом не отмыть. И хлеб из этих рук будет пахнуть кровью, и вкус хлеба будет с кровью.

- Не проклинай нас! Не проклинай наш труд! Не клич гнев Богов на наши дома! – зароптали каскийцы, протягивая с мольбой руки к повелителю.

- Ступайте с миром! И больше не приходите с оружием на землю Бога Грозы!

- Зачем ты их отпустил? – удивился Цула.- Аппантес нам бы понадобился для восстановления Хаттусы. Сколько рабочих. В крайнем случае, можно богатых пленных обменять на серебро.

- Сейчас мир дороже серебра, – возразил Повелитель. – В наших руках была жизнь и свобода этих несчастных. Но мы поступили великодушно. Теперь касков ни за что не заставишь вновь пойти войной на Хатти. А если плененных обратить в рабов, каскийцы обязательно придут мстить. Второго нашествия нам не пережить. Дети волков мстительны, но и добро помнят.

- Твои слова мудры, - согласился Цула.

- С этой стороны мы обезопасили границы лет на пять.

- Повелитель! – к нему подошел Фазарука. Позади него стоял каскиец, судя по одежде, знатного рода. – Один из пленных хочет сообщить тебе важную весть.

- Пусть говорит.

Каскиец рухнул на колени.

- О великий! О победоносный! О солнцеликий! – залепетал он на ломаном хеттском.

- Что тебе надо? – спросил Суппилулиума, стараясь подавить в себе гнев. - Я отпустил вас. Этого мало?

- Выслушай меня. Я вождь одного из племен. Я очень богат. Имя мое Инаш.

-Встань. Не унижайся. Что ты вождь – вижу по твоим золотым браслетам.

Каскиец поднялся и, с трудом подбирая слова, продолжал:

- Жадность нас погубила. Нам всего хватает. У нас большие стада овец, коз, быков, обширные луга с сочной травой, виноградники, леса, полные дичи.

- Говори яснее! – начал терять терпение повелитель. – Серебра твоего мне не надо.

Каскиец с опаской кинул взгляд по сторонам и, понизив голос, вымолвил:

- Нас подкупили. Уговорили с помощью золота и угроз идти на Хаттусу.

- Кто? – Суппилулиума гневно сверкнул очами. Каскиец от страха чуть не лишился дара речи, но все же продолжил:

- Послы из Метании. По велению самого правителя Тушратты. Они долго уговаривали вождей. Кого золотом и серебром подкупили, кому красивых невольниц привезли. Обещали отдать половину оловянных рудников Исувы. У одного посла я выведал, что Митанни хочет скоро покорить южные земли Хатти, а возможно и все прибрать к рукам.

Суппилулиума призадумался. Вот, оказывается, кто главный враг. Ловко Тушратта действует. Дождался, когда Хатти окончательно развалится в бесконечных войнах, а теперь решил захватить земли малой кровью.

- Спасибо за предупреждение, - поблагодарил его Суппилулиума. – Но почему ты решил мне все рассказать.

-Хурритам верить нельзя. Раньше рудники Исувы принадлежали нашему роду. Митанни отняла их. Я говорил другим вождям: когда Тушратта займет земли Хатти, он потянется к Северному морю. Тогда и нас в покое не оставят.

-Хорошо, что Боги просветлили твой разум. Ступай. Обещаю, что мы не будем переходить. Куммесшахи с оружием в руках.

Когда митанниец удалился, повелитель приказал

- Пусть мне принесут воду для рук, белую хубику и калмус. Мне надо поговорить с Богами и помолиться за погибших

 

- Мир тебе, мой названный брат! – радостно воскликнул Хемиша, обнимая Фазаруку.

- Пусть будут Боги к тебе благосклонны, брат! - ответил Фазарука.- Давненько я не слышал ничего о тебе. С того дня, как ты покинул Хаттусу, пчелы уже пятнадцать раз просыпались, возвещая весну. Расскажи, что произошло с тобой за все эти годы. Ты стал могучий, как скала. Твои руки покрыты шрамами.

Они присели на мягкую траву возле костра.

- Мой отец, верховный вождь умер от старых ран. Совет старейшин призвал меня возглавить племена Хауси, - начал Хемиша. – Мне вручили меч правителя, когда я был еще мальчишкой. Надо было быстро взрослеть. Нелегко в малолетстве править целым народом. Хорошо хоть старые опытные воины подсказывали, поддержали, оберегали во время битв. Сначала пришлось вести долгую войну с Ацци. Много крови было пролито. Многим смелым воином пришлось отправиться в леса Еникея. Но мы прогнали Ацци. Затем Исува захотела нас подчинить. Тушратта – правитель Митанни им приказал. Ему нужна была дорога в Хатти через Верхнюю страну. Но из землекопов плохие рубаки. Их могилами устлан весь путь до самых восточных долин. Теперь каскийцы решил проверить острия наших копей. Их вожди прислали послов с требованием присоединиться к походу на Хаттусу. Пришлось вывалять посланников в коровьем дерьме и прогнать вон. Вчера каски вновь появились в наших горах, теперь уже с оружием. На перевале шло жестокое сражение. Но воин Хауси среди родных скал, сами становятся скалами. Еникей возглавлял наше войско. Мы разбили шакалов и гнали до этой долины, как горностай гонит крыс от своей норы. - Хемиша улыбнулся сквозь бороду. - А когда перед нами предстала вся армия касков, то приготовились к смерти. И тут я увидели колесницы.

- Хорошую мы подготовили встречу, - согласился Фазарука. – А все повелитель. Ему сам Бог Грозы подсказывает, как вести войну.

- Я рад, что ты сражаешься в рядах войска Суппилулиумы.

Фазарука горестно покачал головой.

- Я служил в мешедях лабарны Арнуванда. За преданность и усердия меня назначили старшим над мешедями.

- Высоко поднялся! – Хемиша одобрительно похлопал его по плечу.

Но Фазарука нахмурился.

-Не по душе мне придворная служба. Все же я вырос в маленьком городке на границе с Ахеявой. Мой отец был отважным воином, и братья всю жизнь не расставались с оружием. Моя рука привыкла к мечу, и вольный ветер - мне брат. Не чувствовал я себя своим среди разодетых холеных вельмож.

- Ты защищал Хаттусу?

- Да, - горестно покачал головой Фазарука. - Я был один из последних, кто удерживал священный город.

- Арнуванде нет прощения. Хауси больше не признают в нем правителя. – Хемиша погрозил кулаком куда-то вдаль.

К ним подъехал всадник.

- Хемиша, тебя спрашивает какой-то каскиец. Вон он на холме. – Всадник указал острием меча на одинокую фигуру высокого крепкого воина.- Я не стал сносить ему башку.

- Не надо, Уни. Я сам это сделаю.

Хемиша поднялся. Фазарука последовал за ним.

- Что этому шакалу надо от тебя?

- Это не каскиец, - мрачно ответил вождь. - Он из народа Хауси.

Худой жилистый воин в кожаных доспехах каскийского копьеносца поджидал Хемишу, нервно теребя край дорогого плаща. Черная смоляная борода клочьями кучерявилась на вытянутом скуластом лице. Большой нос нависал над бледной узкой верхней губой. Маленькие колючие глазки были глубоко посажены в глазницы. Его узловатые руки, то и дело, ощупывали пояс, на котором раньше висел меч. По мере приближения Хемиши в его взоре разгоралась злоба и ненависть.

- Приветствую тебя, великий вождь. Что ты делал в рядах каскийцев? Шкура шакала - свинье не к лицу, - с издевкой приветствовал его Хемиша.

Тот ответил гневным шипением сквозь зубы:

- Я надел эти доспехи, чтоб найти тебя в бою. Но ты был на коне, а я - пеший. На перевале я несколько раз подбирался к тебе, но ты ускользал.

- Какие крепкие ноги! – вновь усмехнулся Хемиша. - Не ты ли бежал впереди всех, когда мои всадники погнали вас.

Противник от злости заскрежетал зубами.

- Почему ты не ушел вместе со всеми на другой берег. Повелитель вас отпустил. Я же не столь милосердный: могу и кишки выпустить.

- Неужели ты поднимешь руку на безоружного? – снова прошипел противник. – Я не узнаю сына благородного Шувауси. Ты не боишься гнева Еникея? Или воины Хауси забыли, что такое совесть горца, и могут спокойно рубить головы пленным?

Хемиша с завидным спокойствием выслушал оскорбительную речь. Ни один мускул не дрогнул на лице.

- Хочешь умереть с оружием в руках? Пусть будет так! Мой друг Фазарука будет следить, чтобы поединок проходил честно.- Затем обратился к своим горцам. - Принесите оружие и калмус Еникея.

- Прекратите! – вмешался Фазарука.- Суппилулиума будет разгневан, если узнает о поединке. Нельзя проливать кровь, когда он беседует с Богами.

Хемиша покачал головой.

- Я не могу отступить, иначе буду опозорен. Мой народ проклянет меня, а предки не пустят после смерти на великую охоту. У нас старинная кровная вражда, которую освятил сам Еникей.

На это Фазарука ничего не мог возразить. Кровная вражда – святое дело. Нельзя вмешиваться.

Помолившись перед божественным шестом с оленьими рогами и, совершив возлияние красным вином, противники приготовились к бою. Их вооружили короткими боевыми топорами. Бронзовые острые лезвия хищно сверкнули в лучах солнца. Обухи охватывали рукоять в виде человеческой кисти. Для защиты небольшие овальные щиты из дерева, обтянутыми толстой воловьей шкурой и украшенные медными пластинами.

Хемиша и его враг начали крадучись ходить по кругу, зорко следя за каждым движением противника. Глаза не мигая, смотрели в глаза. Ноги все больше сгибались в коленях. Жилы на икрах вздулись от напряжения. Два хищника кружились на месте, высматривая любое ошибочное движение, ловя каждый неверный шаг. Чувствовалось, что оба были опытными воинами. Любая оплошность – и сразу смерть.

Напряжение все возрастало. Наконец враги стали делать резкие осторожные выпады. Щиты с грохотом бились друг в друга. Каскиец распрямился и молниеносно нанес удар сверху. Хемиша еле успел прикрыться. Лезвие срезало кромку со щита и скользнуло концом по правому плечу. На накидке из леопардовой шкуры появилось темное пятно крови.

Глаза каскийца заблестели. Он подумал, что нанес противнику серьезное ранение и с диким криком ринулся добивать. Но на этот раз Хемиша увернулся и ответил ударом в голову. Медный шлем слетел с каскийца и со звоном покатился по камням. Глубокая вмятина испортила чеканный узор.

Каскиец тряхнул головой, приходя в себя. Убедившись, что цел, он скверно выругался.

Противники сошлись вновь. Щиты трещали под ударами топоров. Лезвия покрылись зазубринами. Пот смешался с кровью. Вскоре удары каскийца стали слабеть. Он начал выдыхаться. Но и Хемиша почувствовал, как правая рука понемногу немела. Недолгая пауза. Каскиец, собрав все силы, бросился в очередную атаку. Щит Хемиши треснул пополам под сокрушительным ударом. Но сам вождь с проворством кошки извернулся и выскользнул в сторону, а его топор остался торчать в груди соперника.

Каскиец бешено вращал мутневшими глазами, не понимая, что произошло. По разбитому лицу стекала кровь и густела на бороде. В уголках рта показалась розовая пена. Побледневшие скулы задергались в предсмертной гримасе. Длинные руки с крючковатыми пальцами потянулись к пробитому нагруднику. Он издал жуткий хриплый стон и рухнул в утоптанную траву. Горцы, наблюдавшие за поединком, издали радостный боевой клич.

- Кто этот человек? – спросил Фазарука после того, как Хемиша совершил благодарную молитву. Он помог перевязать рану на плече вождя Хауси.- С чего у вас возникла кровная вражда?

Двое слуг положили безжизненное тело на носилки и унесли в сторону реки.

- Древняя история. – Хемиша отпил из кувшина глоток чистой воды. – Старики говорят, что это случилось, когда правитель Анита с огнем и мечом покорял народы в долинах Хатти. Много городов он разрушил. Многие вожди пали перед ним на колени. Пришел черед и наших гор. Ему нужна была дорога на запад к землям Ацци, Хайасы и Исувы. Народ наш тогда был немногочисленный, да и воинским искусством пастухи не владели. Так, сорились иногда, за копья хватались - но не больше. Племена жили разрозненно, сами по себе, занимались мирным трудом: охотились, пасли скот.

Войска Аниты занимали селения и превращали их в крепости. Жителей обращали в рабов. Кто вздумал сопротивляться – убивали. Вот тогда наш покровитель Еникей приказал вождям племен Хауси объединиться против захватчиков. Кто не желал становиться рабами, уходил высоко в горы и прятались. Как только Анита покидал крепости, оставляя сторожевые гарнизоны, горцы спускали и вырезали всех, как волки овец. Лишь только армия Аниты вновь появлялась, то находила только пустые стены. Пытались отыскать тайные тропы и наказать бунтовщиков. А попробуй-ка в наших горах кого-нибудь найти.

В конце концов, Анита понял, что силой Хауси не одолеть. Где меч не разит - там золото валит с ног. Он решил подкупить одно из многочисленных племен. Одарил вождя богатыми подношениями, скрепил с ним договор в вечной дружбе и назначил правителем Верхней страны, в обмен на предательство.

Но остальные племена не желали такой подлой дружбы. Вот тогда-то и состоялся кровный поединок. Вождь предателей и мой далекий предок сошлись лицом к лицу. По приданию, сам Еникей спустился с гор на спине оленя. Золотые рога пылали небесным огнем. Серебряные копыта высекали яркие искры. Три раза Бог протрубил над местом поединка, да так сильно, что горы вздрогнули и обрушились скалы.

Победил мой пращур. Племя предателей изгнали. Они осели где-то у подножья великой горы Ар-Урарт. Вскоре великий Лабарна поднял свои знамена и поверг Аниту. Уже скоро в сотый раз снег покроет горы, а затем стечет ручьями, но поединок, освещенный богом, продолжается до сих пор. – Хемиша еще глотнул воды. - Я только что убил Ибиссаху. Его дед убил моего деда. Мой отец убил его деда, его отца и двух братьев. Я, в свою очередь, убил брата Ибиссахи. Теперь пришел его черед.

- Это - одно из проклятий Аниты преследует твой род?- сделал вывод Фазарука.- Хаттусу тоже проклял Анита.

- Возможно, - кивнул Хемиша. – Он слыл сильным магом, готовил себе бессмертие. Великому Лабарне удалось умертвить его тело, но мстительный дух до сих пор не успокоился.

Друзья еще долго говорили, сидя возле костра, пока сон не сморил обоих. Они повалились на землю, укутались плащами и захрапели.

 

На рассвете Суппилулиума облачился в желтую хубику жреца, совершил жертвоприношения, произнеся долгую молитву. Возле воткнутого в землю шеста с золотым быком поставили кувшины с пивом и вином. На кусок ярко-желтой материи повелитель положил разломленные хлебные лепешки. Тут же истекал кровью черный баран с перерезанным горлом. Сам повелитель замер, словно каменное изваяние. В одной руке он держал изогнутый золотой калмус, другая покоилась на груди возле сердца. Душа повелителя витала высоко в небесах. Глаза видели грозные лики Богов, уши внимательно слушали их советы. Небесным блаженством и спокойствием светилось лицо. Воины собрались вокруг, приклонив колени и, затаив дыхание, ждали.

Вдруг кругом все зашумели. Толпа расступилась. Суппилулиума очнулся, услышав за спиной тяжелые шаги Цулы. Цула встал перед повелителем на одно колено.

- Что случилось? – спросил повелитель, не опуская взгляда от неба.

- Прости, Великий, что оторвал тебя от беседы с Богами…

- Говори!

- Дурные вести. Прибыл гонец из Каниша. Арцава выступила против нас. Их войско уже подходит к переправе через Марассантию.

Плечи Суппилулиумы напряглись. Он повернулся и решительно произнес:

- Выступаем немедленно. Знаю, что воины устали, но Каниш надо занять раньше арцавцев. Готовьте мою колесницу и позовите Хемишу.

Вождь Хауси подскакал на длинногривом коньке, когда Суппилулиума уже запрыгнул в колесницу.

-С юга пришли плохие вести, - объяснил повелитель на ходу. – Когда еще увидимся, останусь ли я живым – известно только Богам. Пока на словах назначаю тебя телепурием всей Верхней страны. Некогда созывать панкус и давать клятвы.

- Слушаюсь, Солнце мое. Но достоин ли я…

- Не в достоинстве дело, - оборвал его Суппилулиума. – Мне нужен щит, который прикрыл бы мою спину. Ты знаешь здесь все тропинки. Смелей и надежней твоих людей мне не найти. Следи за дорогами из Митании и Исувы. Если опять покажутся каски, постарайся все уладить миром. Нам нынче каждый мирный день дорог. Пусть Боги тебе помогают!- пожелал повелитель напоследок.

- Победы тебе, Великий! – крикнул Хемиша вслед уносившейся колеснице.

 

4

 

Ярким холодным шаром луна зависла над уснувшими полями. Зубчатые башни и высокие крепостные стены в ее холодном свете казались покрытые снегом. Все вокруг замерло, даже деревья не шелохнут серебряными листочками. Только в городе не спали. Жители спешно готовились к обороне. В кузнецах пылали горны, и раздавался звон молотов по наковальням. Мелькали факела. Отрывисто перекликались стражники на стрелковых башнях. Запах горячей смолы, жженого металла перемешивался с вонью гнилого ила, вычерпанного накануне из рва.

Зоркие охранники заметили внизу человека и забили тревогу. На стену высыпали лучники.

- Кто внизу? – окликнул стражник.

- Мне нужен телепурий города, - ответили снизу.

- Здесь телепурий. Кто ты? Что тебе нужно?

- Лови!

Стрела чиркнула о камни, высекая желтые искры. При свете факелов разыскали стелу. На древке нащупали привязанный перстень. Телепурий разглядел вензель, тонко выгравированный ювелиром, вскинул руки к небу и радостно воскликнул:

- Боги услышали нас! Мы спасены!

Заскрипели створки. Войско бесшумно и быстро вошло в Каниш. Упитанный телепурий семенил рядом с колесницей Суппилулиумы. В доспехах он напоминал большого жука. Глаза его радостно блестели. Он причитал слащавым голосом:

- О великий! О божественный! Мы уж думали, что дни наши сочтены. Когда армия Арцавы появилась на берегах Марассантии, я разослал гонцов во все стороны. От Арнуванды нет никаких вестей. О тебе я слышал. Но ты сражаешься далеко на севере. Откуда ждать помощи? А у нас воинов всего-то с сотню наберется, да и то все больше из местных пастухов. Продовольствия надолго не хватит.

- Войско у Арцавы большое? – перебил его бессвязную речь Суппилулиума.

- О-о! Большое, очень большое!- выпучив глаза, простонал телепурий. Суппилулиума понял, что тот боялся даже носа высунуть из крепости и толком не знал: где противник и сколько его.

В доме телепурия Суппилулиуме отвели лучшие покои: просторные и теплые.

- Что желает, великий. Может подать вина? – все расшаркивался наместник города.

- Для начала разыщи мне людей, которые видели своими глазами войско Арцавы.

Телепурий окликнул мешедя и велел позвать лазутчиков. Вскоре привели двух долговязых юношей в пастушьих одеждах из козьих шкур. От них Суппилулиума узнал, что из Арцавы войско подошло, числом около семи тысяч. Все хорошо вооружены. Есть даже осадные метательные орудия. Основной лагерь разбили недалеко от города. Воины занимаются грабежом в ближайших селениях. Крепость штурмовать не спешат. Они знают, что на помощь осажденным придти некому. Каниш можно взять в любое время, а то и просто сморить жителей голодом – сами откроют ворота.

Суппилулиума выслушал пастухов, затем подозвал телепурия и приказал:

- Выполни все в точности, что я тебе скажу. От этого зависит наша победа. Моих воинов размести в Верхнем городе. Дай им все необходимое, накорми. Они очень устали, шли несколько дней и ночей без отдыха. О том, что прибыла подмога, ни одна душа не должна знать. Стражникам прикажи молчать под страхом смерти. В городе могут быть лазутчики. Отошли в лагерь Арцавы надежных людей. Пусть разнесут слух о том, что кладовые храма Каниша набиты золотом, серебром и благовониями. Якобы Арнуванда тайно привез добро из Хаттусы, чтобы уберечь от каскийцев. Так же, пусть убедят их, что воинов в городе совсем не осталось.

-Но, Великий, тогда же арцавцы нападут на нас, - ужаснулся телепурий.

- А ты думаешь, я сюда прятаться пришел? – разозлился Суппилулиума на бестолкового телепурия. - Выполняй! И еще: принеси мне план крепости.

Оранжевые язычки пламени светильников слабо мерцали в мрачном сводчатом зале, источая запах горелого масла. Над длинным столом склонились три человека и внимательно изучали кусок пергамента с планом городских укреплений.

- Нелегко придется одолеть семь тысяч, - прикинул Суппилулиума. - У нас всего чуть больше трех. Северная стена длинная и плохо укреплена. Войско Арцавы начнет штурм именно здесь. Нам нужно будет выскользнуть с противоположной стороны и напасть с тыла. Тогда мы их сомнем. Не хватает всего лишь небольшого отряда, хотя бы три сотни копьеносцев и немного суты.

- Для вылазки? – сообразил Фазарука.

- Именно для вылазки. Этот отряд открыл бы северные ворота и ударил в лоб, отвлекая на себя основные силы. Ни в коем случае нельзя дать арцавцам взобраться на стены раньше, чем мы ударим в спину. Получится, будто молот ударил в наковальню. Войско Арцавы, как кусок раскаленного металла сомнется.

-А если местное ополчение попробует сделать вылазку? - предположил Цула.

- Они должны стоять на стенах и отражать штурм. Им, и без того, тяжело придется. К тому же, на вылазку нужны опытные воины. Иначе враг ворвется в город, и тогда уже нам придется отбивать стены.

- А если сидеть в крепости и держать оборону,- предложил Фазарука.

- Можно поступить и так,- согласился Суппилулиума. - Мы сможем долго продержаться. Но если из Арцавы еще подтянутся отряды? Нам на помощь никто не придет. Эх, еще бы три сотни копий!

- Занавесь у входа колыхнулась, и в зал вбежал запыхавшийся телепурий. Глаза его светились радостью.

- Повелитель. Только что прибыл отряд воинов от солнцеликой таваннанны.

- От матери? – Суппилулиума даже привстал от удивления.

- Да, великий, - лепетал телепурий. - Три сотни копьеносцев, сута около ста человек и пять колесниц.

Все трое воздели руки к небу, возблагодарив Богов.

- Солнце наше! – промолвил Цула.- Теперь пусть никто не сомневается, что тебе помогают Бог Грозы и Бог Солнца. Стоило только попросить три сотни воинов – и они тут же их даровали.

- Пусть же теперь даруют победу, - согласился Суппилулиума и обратился к телепурию: - Кто возглавляет отряд?

- Я здесь, Великий!- Из-за спины телепурия вынырнул низенький толстый человек на кривых коротких ногах. Богато украшенные боевые доспехи неуклюже сидели на нескладном оплывшем теле. Весь вид говорил, что он отнюдь не умелый рубака, а, скорей, любитель плотно поесть и сладко поспать. Воинский плащ застегнут на плече неумело, и стеснял движение рук. Короткий меч, украшенный драгоценными камнями, висел криво, мешая при ходьбе. На круглом холеном лице торчал крупный мясистый нос и такие же мясистые губы. Тройной подбородок и румяные щеки скрывала накладная борода, завитая по последней моде мелкими колечками. Ему едва перевалило за тридцать, но праздная жизнь уже начинала его старить. Прорезались морщины на лбу. Под глазами легли темные круги. Седина клочьями пробивалась в шапке черных волос. Все сразу узнали Иссихассу, чашника лабарны Арнуванды и близкого родственника его жены – красавицы Фыракдыне.

Суппилулиума нахмурил брови. Не очень-то хотелось видеть в своем окружении слугу брата. У него мелькнула мысль: не послал ли своего чашника Арнуванда следить за братом. Повелитель недоверчиво спросил:

- Почему ты не подле лабарны?

Иссихасса сделал глубокий вдох сожаления, и умело сладкозвучно запел:

- О, юный олень, способный перепрыгнуть горы. О, могучий лев, которому не страшен никакой враг. Пусть Боги всегда несут над тобой свои калмусы…

-Где лабарна Арнуванда? – прервал его Суппилулиума, не в силах слушать льстеца.

Толстяк не сразу перестроил ход мыслей.

-По правде, я и сам толком не знаю, где сейчас солнцеподобный Арнуванда. Еще весной он отослал меня с поручением в Цапланду к златозвездной Таваннанне. Выполнив поручение, я вернулся в великую Хаттусу, но нашел лишь руины на месте священного города. Мне ничего не оставалось, как только рыдать над пепелищем божественной столицы и взывать к Богам. Я посыпал голову прахом и отправился обратно к таваннанне, неся в сердце глубокую скорбь.- При этих словах он мастерски смахнул слезинку. - Передо мной прибыл гонец и сообщил, что Арнуванда жив и скрывается где-то в Бычьих горах. Мы заперли ворота Цапланды и дрожали от страха. Связь с городами прекратилась. Гонцы пропадали. Приближенные таваннанны начали роптать. Звездоподобная усиленно молилась. А что она еще могла сделать? Только уповать на милость Богов.

Я и сам целыми днями не выходил из храма. Со дня на день мы ждали, что враги появятся под стенами. Как вдруг, словно луч солнца разогнал грозовые тучи, твое имя прозвучало по вселенной. Мы приносили щедрые жертвы Богам, чтобы они помогали тебе. Громоподобное имя Суппилулиумы не смолкало в храмах. Освободитель! Благородный мститель!

- Хватит, - попросил Суппилулиума. – Ближе к сути.

-Я упросил великую таваннанну дать мне немного воинов, чтобы примкнуть к твоей бесстрашной армии, Великий! Я не мог отсиживаться за толстыми стенами, когда на нашей земле льется кровь. Солнцеподобная снарядила своих мешедей. Во главе отряда я следовал за тобой по пятам. Но ты, как барс, бесшумно и быстро шел вперед. Наконец я у твоих ног и прошу принять мою клятву.

- Рад обрести верного слугу и смелого воина, - поблагодарил его повелитель, но тень сомнений промелькнула на челе. – Скажи: как ты прошел к городу?

- Подобно тебе, Великий! – глаза вельможи самодовольно сверкнули в полумраке. – Я шел бесшумно, по ночам. Вчера столкнулся с отрядом арцавцев, но в бой не вступил - затаился в лесу. Под покровом темноты пробрался к Канишу. Сделал это вовремя. Враг уже занял все дороги, ведущие к городу.

Суппилулиума был приятно удивлен. Этот льстивый вельможа не глуп. Такие люди сейчас нужны. Он вышел из-за стола, обнял Иссихассу за плечи и поблагодарил за смелость.

- Мы обсуждаем план обороны. Если хочешь, оставайся. Если устал - ступай, отдохни. Завтра предстоит трудный день.

Иссихасса провел не одну бессонную ночь, и рад был бы завалиться в мягкую постель, но все же поборол в себе слабость и торжественным тоном ответил:

- Как я могу спать, о, Великий, когда твои очи не смыкаются. Позволь мне остаться.

Суппилулиума подвел его к столу, собственноручно налил в глиняную кружку старого терпкого вина и поднес просиявшему Иссихассе. Затем все вновь склонились над картой. Еще долго в зале мерцали светильники, пожирая масло.

 

Суппилулиума проснулся от стука деревянных колотушек. На башнях били тревогу. Он вскочил на ноги, плеснул в лицо холодной воды, схватил меч и поспешил на крепостную стену. Пара часов беспокойного сна не могла полностью восстановить силы, но повелитель шел бодро. Он поднялся бегом по крутой каменной лестнице. Следом бежали военачальники. Иссихасса, задыхаясь, семенил вторым, стараясь на ходу поправить плащ повелителя; ведь он, спал не раздеваясь, и порядком измял одежду.

Взобравшись на самую высокую башню, Суппилулиума поприветствовал Бога Солнца, чья огненная колесница показалась над вершиной Аргея. Белесый утренний туман нехотя рассеивался, обнажая зеленые луга.

Со всех сторон к крепости приближались разрозненные отряды арцавцев. Легко вооруженные, по десять – пятнадцать человек, они подбегали ко рву. Кто-то один преодолевал ров по перекинутой лестнице, как по мостику, тут же забрасывал на стену канат с крючьями и взбирался наверх. Остальные снизу прикрывали лазутчика стрелами. Лишь только подбегала охрана, разведчики с тем же проворством спускались вниз и уходили. Суппилулиума только диву давался, наблюдая за ловкачами. Вдалеке на возвышенности он заметил колесницу. Колесничий внимательно наблюдал за действиями разведчиков. По доспехам, сверкающим медью в лучах солнце, Суппилулиума понял, что это не простой воин. Его сопровождала охрана человек сорок.

- Кто стоит в колеснице?- спросил повелитель у Иссихассы.

Толстяк вгляделся, прикрывая глаза ладонью.

- Сам Маддуваттис – правитель Арцавы. – узнал Иссихасса. – Приезжал как-то ко двору Арнуванды. Хитрый и очень умелый полководец.

- Как не хитер, но все же попался на нашу приманку. Поверил, что ему наплели про подвалы, наполненные сокровищами, – порадовался в душе Суппилулиума. – Теперь непременно пойдет на штурм.

Разведчики все разом отступили, не потеряв ни одного человека убитым.

Защитники высыпали на стены. Люди тревожно вглядывались в даль. Некоторых пробивала нервная дрожь. Чтобы успокоиться, они принимались осматривать оружие, приводить его в порядок, или начинали говорить, что-нибудь подбадривающее, неестественно громко.

Вскоре среди них показалась толстая фигура телепурия. Наместник был спокоен, так как знал, что войско Суппилулиумы стоит наготове в Верхнем городе и, по первой же команде, придет на помощь осажденным. Телепурий замахал коротенькими полными ручками, расставляя всех по местам. На стенах и в городе сразу же началось организованное движение. Запылали костры, зашипели над ними котлы с водой. Заскрипели деревянные блоки, поднимая плетеные корзины с камнями для метания. Кричали командиры, созывая воинов.

Вдруг из-за холмов с южной стороны появилась серая полоса. На башнях вновь тревожно застучали деревянные колотушки. Серая полоса росла и быстро приближалась. Вскоре она превратилась в стройные ряды воинов, несущих штурмовые лестницы. От стрел их прикрывали навесы из кожи, растянутой на шестах. В движении шеренг чувствовалась решимость и напористость.

- Почему арцавцы появились с южной стороны? – забеспокоился Фазарука. - Мы же их ждали с севера.

- Это всего лишь отвлекающая атака, - успокоил его Суппилулиума. - Они даже на стены не полезут. Просто хотят отвлечь все силы на себя. Их не больше двух тысяч. А теперь посмотри в противоположную сторону. Видишь серые бугорки? Вот там готовится основной штурм.

- О, повелитель! - изумился Фазарука.- У тебя, поистине, глаза орла.

- Распорядись: пусть ополчение не покидает северную стену. На южную прикажи подняться нашим воинам суты и угостить арцавцев, как следует.

За тридцать шагов до рва, арцавцы подняли невообразимый шум. Они с напыщенной решимостью переправились через ров и с громкими криками кинулись к стене. Хеттская сута осыпала их тучей стрел. Около сотни упало сраженными. Враг предполагал, что горожане будут защищаться, но такого отпора не ожидали.

Посчитав дело сделанным, арцавцы бросились бежать, делая вид, будто ужасно напуганы. Хитрецы рассчитывали выманить осажденных на вылазку, но из крепости никто не показался.

В это же время с северной стороны уже спешило основное войско. Штурмующие двигались быстро и тихо, прикрываясь плетеными прямоугольными щитами. На этот раз их было втрое больше, штурмовые лестницы длиннее и крепче. Человек двадцать тащили толстенное бревно. Бревно со всего маху перескочило ров и с грохотом врезалось в ворота. Но створки выдержали. Завязалась перестрелка. Арцавцы завалили в одном месте ров мешками с песком и вскоре уже карабкались по лестницам на стены. Сверху лили кипяток, летели камни, сбрасывали тюки с тлевшей соломой. Солома выделяла едкий густой дым, от которого щипало глаза. Лучникам снизу невозможно было метко посылать стрелы. Но штурмующие с остервенением и настойчивостью лезли на стены.

Арцавцы разогнали второй таран. Створки снова выдержали удар, однако сильно покосились. Третий удар должен снести ворота напрочь.

- Пора! – крикнул Суппилулиума. От напряжения лицо залил румянец. Глаза горели.

Цула проворно сбежал вниз. За ним следом, переваливаясь с ноги на ногу, как утка, запрыгал Иссихасса. Добротные латы на нем громыхали при каждом шаге.

С башни повелитель видел, как тихо растворились южные ворота. Из крепости бесшумно выехали колесницы, затем вытекли ряды копьеносцев. Суппилулиума воздел руки к небу и громко произнес короткую молитву.

Уже почти половина войска врага переправилось через ров и устремилось на стены, когда осажденные разобрали скрытый проход. Отряд Иссихассы дерзко вступил в бой, оттесняя арцавцев от стен, ломая штурмовые лестницы. Арцавцы напирали, чувствуя свое преимущество. Но хетты их упорно теснили обратно в ров. В поддержку Иссихассе со стен летели стрелы и камни. Когда бой достиг наивысшего накала, в тыл к арцавцам влетели колесницы. За колесницами врезалась пехота. Завязалась беспощадная рубка. Еще раз арцавцы попытались прорваться к стенам сквозь копьеносцев Иссихассы, но хетты стояли твердо, плечо к плечу. Штурм провалился. Враг попятился.

Суппилулиума велел подать колесницу. Его тело горело от нетерпения. Рука, до боли сжимала рукоятку меча. Он лихо врезался в самую гущу схватки, бесстрашно выпрямившись во весь рост. Завидев высокий шлем повелителя и шест с золотой головой быка, воины Хатти грянули боевой клич. Битва закипела еще ожесточеннее.

Суппилулиума, стиснув зубы, рубил направо и налево. Его щитоносца сразу же подняли на копья. Возничий осел с разбитой головой. Невесть откуда, на колесницу вскочил Цула и прикрыл спину повелителя. Возничего тут же заменил другой.

Враг побросал штурмовые лестницы и начал оттягиваться назад. Арцавцы отступали спешно, но стройно. Они умело и ловко перестраивались, быстро отходили и неожиданно оборачивались. Чувствовалась хорошая выучка. Но хетты так же умело теснили, ломая ряды.

- Вон он! – крикнул повелитель. Лицо его покрывали брызги крови. Губы лихорадочно дрожали. Глаза пылали от возбуждения.

- Кто? – не понял Цула.

- Маддуваттис! - Суппилулиума указывал вглубь вражеских рядов.– Видишь, сверкает золотой шлем с лисьим хвостом на макушке?

Он вложил в ножны затупившийся меч и достал тяжелый боевой топор.

Колесницы сделали круг по полю и с фланга въехали в самую середину арцавцев. Возничий присел, уклоняясь от острых копий, но вожжи не выпускал. Цула орудовал копьем. Длинный бронзовый наконечник мелькал, подобно молнии. Щит с острой шишкой в центре бил по лицам. С другой стороны повелитель орудовал топором. Клин колесниц все глубже вгрызался во вражеское войско.

Повозка наклонялась то на один бок, то на другой, наезжая на убитых и раненых. Правая лошадь рухнула с разрубленным черепом. Колесница встала. Суппилулиума с Цулой спрыгнули на землю и продолжали сражаться во главе копьеносцев.

Вдруг перед ними, сквозь частокол копий мелькнули дорогие доспехи и золотой шлем с лисьим хвостом. Хетты поднажали. Повелитель ухватился за край высокой колесницы, на которой стоял Маддуваттис и ловко взобрался в повозку. Все увидели, как Суппилулиума обрушил топор на голову Маддуваттиса. Изрядно потупившееся лезвие скользнуло по высокому шлему, перерубило серебряный наплечник, сломав ключицу, и застряло глубоко в теле. Хетты грянули боевой клич и еще сильнее надавили. Арцавцы не выдержали и побежали.

Суппилулиума перевернул лицом вверх сраженного им предводителя Арцавы. Шлем соскользнул с головы убитого.

- Проклятье! – воскликнул повелитель. – Хитрая лиса Маддуваттис учуял неладное. Смотри, Цула, он одел в свои доспехи простого воина и поставил у всех на виду, а сам, наверное, находился где-нибудь сзади.

- Лиса сбежала, оставив свой хвост,- усмехнулся Цула, подбирая золотой шлем.

Подлетел Фазарука на колеснице.

- Повелитель!- Крикнул он. – Войско остановилось.

- Как остановилось? – гневно воскликнул Суппилулиума. – Надо гнать Арцаву, пока хватит сил.

- Невозможно! Они заранее выставили на возвышении повозки и сейчас укрылись за ними, как за стеной.

Когда Суппилулиума подъехал к месту битвы, то увидел, как хеттская пехота безрезультатно штурмует высокий холм, на вершине которого ровным фронтом стояли тяжелые четырехколесные повозки. Все это нехитрое укрепление ощетинилось копьями. Хетты волнами накатывали на холм и снова отступали. В бой вступили пращники и лучники.

Суппилулиума быстро оценил обстановку. Холм им не захватить. Хоть арцавцев и потрепали, но все же у врага оставался численный перевес. Вдруг он ужаснулся, заметив, как с той стороны повозок подкатывают прямоугольные деревянные рамы. Он не мог ошибиться - метательные орудия. Внутри рам крепились пучки крученых канатов. В канаты уже вставляли рычаг с пращей на конце и нагружали пращи камнями.

Суппилулиума мгновенно приказал сигналить отступление. Тревожно загрохотали частой дробью большие хухупалы. Хетты тут же отпрянули, прикрывая спины щитами.

Маневр совершили своевременно. Рычаги метательных орудий взмыли вверх и с глухим стуком ударились в упоры. Град тяжелых камней вспахал землю перед хеттским войском, поднимая тучи пыли, выворачивая ошметки земли. Арцавцы сделали еще залп, но хетты находились на безопасном расстоянии.

Оба войска стояли друг против друга и не предпринимали никаких действий.

- Повелитель, разреши мне с колесницами заскочить в тыл, - предложил Цула. – Попробую атаковать метательные машины.

- Бесполезно, - не разрешил Суппилулиума. – Приглядись: кругом по склонам и в кустах прячутся лучники. Вас перестреляют на подходе.

- Повелитель! Нельзя же так стоять, - забеспокоился Фазарука. - Их больше. Одна напористая атака - и нас сомнут.

Суппилулиума ничего не ответил. Он и сам понимал, что слишком увлекся преследованием. Отступить под прикрытие Каниша не успеют. Далеко! Бой придется принимать прямо здесь. Но силы не равные. Напряженная тишина, царившая над полем боя, начинала раздражать повелителя. Впервые Суппилулиума не знал, как ему поступить. Он мысленно обратился к Богам с горячей молитвой. Вдруг взор его прояснился, с лица сбежали напряженные морщинки. Повелитель указал вперед.

- А вот, все решилось само собой. - Но в голосе его прозвучала еле заметная тревога.

Над строем арцавцев взметнулся шест с белой и красной лентой. Враг предлагал судьбу сражения решить поединком двух воинов. Суппилулиума с надеждой взглянул на Цулу. Тот пожал плечами. Над хеттским войском взвился ответный знак. Согласны!

По склону неторопливо спускался арцавский воин. Не человек – чудовище. Он был огромного роста, с мощными длинными руками. Ноги, словно два каменных столба. Большую голову неправильной формы защищал кожаный шлем. Хмурое скуластое лицо с нависшими густыми бровями покрывали уродливые шрамы. Густая черная борода грязными клочьями спускалась на широченную обнаженную грудь. Правой рукой он играючи вертел тяжелым копьем. В левой нес прямоугольный щит, сплетенный из прочной лозы дикого винограда. За поясом торчал большой боевой топор и короткий толстый меч.

Суппилулиума снял с себя золотой амулет с изображением бычьей головы и надел на мускулистую шею Цулы.

- Да направят твою руку Боги! Да придаст тебе силы родная земля! - Дрожащим от волнения голосом произнес повелитель.

Цула сменил щит на более легкий, снял панцирь, обнажив торс. Запихнул за пояс топор, сбоку поправил меч и уверенно направился к месту поединка. В его широкую мускулистую спину взирали с надеждой тысячи воины Хатти. Сзади лежала в развалинах родная земля.

Оба войска затаили дыхание. Противники остановились шагах в тридцати друг от друга. Арцавец вблизи еще больше напоминал чудовище, сошедшего со стен храма Ярри. Увидев, что перед ним молодой, не обросший бородой юноша, он страшно оскалился в презрительной улыбке и прокаркал что-то издевательское на своем языке. Затем, в знак унижение, снял с себя кожаный шлем и отшвырнул его в траву. Цула ответил тем же. Медный шлем с высоким гребнем конских волос полетел на землю. Арцавец злобно зарычал, тяжело размахнулся и метнул копье. Цула, будто ящерица, на мгновение припал к земле и тут же вскочил. Копье, с шумом рассекая воздух, пролетело над ним и упало далеко позади. В хеттском строю раздались одобрительные возгласы. Настал черед Цулы. Он, как пружина, скрутился и раскрутился, посылая копье в противника. Арцавец закрылся щитом. Его качнуло от удара. Затем он выдернул из щита копье и, хвастаясь своей непомерной силой, переломил толстое древко об колено, словно тростинку. Арцавцы ликовали.

Чудовище достал из-за пояса топор и, хладнокровно прицелясь, кинул его в Цулу. Цула отбил щитом топор в сторону. Удар был такой силы, что левая рука на мгновение занемела. Он метнул в ответ свое оружие. Лезвие прорубилось сквозь лозу и ранило противника в руку. Теперь хетты возликовали. Они потрясали копьями над головами, подбадривая Цулу. Чудовище со злостью отшвырнул пробитый щит и обнажил меч. Цула поступил так же. Оба войска вновь затихли.

Противники сошлись. Бронзовые клинки скрестились, издавая холодный зловещий звон. Воины не уступали друг другу в силе и умении владеть оружием. Один был опытный боец, но другой моложе и проворнее. Один стоял, как буйвол, нанося тяжелые удары. Другой кружил вокруг, словно лев, делая резкие выпады. Их тела покрывались лишь незначительными ранами.

Удары наносились с такой страшной силой, что в какой-то момент меч арцавца не выдержал и сломался. Он выкинул бесполезную рукоять с обрубком клинка. По правила поединка, Цула, так же, отшвырнул меч.

Некоторое время они стояли друг против друга, покрытые потом и кровью, тяжело дышали. Арцавец сделал широкий шаг вперед, размахнулся правой рукой, и ударил Цулу кулаком в грудь. Цула устоял, хотя и сильно пошатнулся. Тупая боль разлилась от плеча до плеча. В том месте, где висел амулет, сквозь кожу выступили капельки крови. Юноша не остался в долгу. От сильного удара противник отшатнулся на два шага, взмахнув руками. Хотя у Цулы было впечатление, что он врезал кулаком в каменную стенку. Даже кулак онемел. Оба войска взревели и заколыхались, как поле ячменя на ветру.

Враги снова сошлись, заключив друг друга в крепкие объятия. Каждый пытался переломить хребет противнику. Жилы вздулись. Суставы сухо трещали. Налившиеся мускулы мелко дрожали от перенапряжения. Тяжелое прерывистое дыхание вместе с рычанием вырывалось из глоток. Пот ручьями стекал по разгоряченным телам, заливал глаза, жег раны. Зубы скрежетали. Но вот Цула почувствовал, что арцавец начал выдыхаться. Молодое тело хетта оказалось сильнее. Хватка противника потихоньку ослабевала. Он взвыл, с неимоверными усилиями вывернулся из объятий Цулы и, хитрым приемом повалил его на землю. Но Цула увлек врага за собой. Борьба продолжалась на земле. Обнявшись, они катались по земле, сдирая кожу. Все же арцавец был опытней. Он сумел захватить своими ручищами шею Цулы и принялся душить. Цула попытался вырваться. Никак не получалось. Воздуху не хватало. Радужные круги поплыли перед глазами. Холод волной пробежал по всему телу. В лицо ему дохнула смерть. «Это конец!» - мелькнуло у него в мозгу. Вся жизнь за мгновение пронеслась перед глазами. Но тут из памяти всплыло суровое лицо повелителя, его взгляд, полный надежды. «Надо выстоять!» - как будто кто-то крикнул ему в самое ухо. Цула собрался и принялся изо всех сил молотить кулаками по лицу противника. Несколько ударов коленями в живот, и арцавец, задыхаясь, откатился в сторону.

Они еле-еле поднялись, качаясь из стороны в сторону. С последними силами чудовище кинулся на Цулу. Но тот был готов. Он ловко присел и перевалил тяжеленную тушу через плечи. Ноги противника взметнулись вверх. Он упал лицом на землю. Раздался противный хруст шеи.

Хетты дружно грянули боевой клич, так, что горы содрогнулись. А Цула стоял и смотрел на безжизненное тело врага, еще не осознавая до конца, что вышел победителем из смертельной схватки. Тупая боль разливалась по всему телу. Пелена заволакивала взор. Земля закачалась, не давая ногам найти опоры. Он, так бы и рухнул навзничь, если б его не подхватили подоспевшие мешеди.

Копьеносцы Арцавы строились в походные колонны и уходили на запад по дороге в Тувануву. Хетты их провожали обидными выкриками и злыми шутками.

Неторопливо, перешагивая через тела убитых, шествовал Маддуваттис. Его облачение состояло из простой воинской одежды. Широкий шерстяной плащ, небрежно накинут на плечи. Медный шлем с маской закрывал половину лица. На ногах сверкали медные поножи. Его можно было отличить от простого воина лишь по остроносым сапогам из тонкой кожи, да по массивному золотому браслету с драгоценными камнями на правой руке.

Следом семенила свора слуг. Несли походный столик, два низеньких изящных стула, глиняные сосуды с напитками, корзины с фруктами и ларцы с подарками.

Суппилулиума не стал, как положено победителям, с надменным лицом ждать побежденного, сам вышел навстречу правителю Арцавы. Фазарука, Иссихасса и два копьеносца сопровождали повелителя.

Маддуваттис небрежно снял шлем, коснулся ладонью лба и груди и, чуть заметно поклонился. Повелитель ответил тем же на его приветствие. Суетливые слуги поставили столик. В серебряные кубки тонкой струйкой потекло рубиновое вино. Аромат изысканного напитка перебил запах крови, висящий над полем битвы.

Маддуваттис сел только после Суппилулиумы. На его губах постоянно играла натянутая улыбка. Внутри же все бурлило от злости - взгляд выдавал. Правитель Арцавы был плохо развит телом и некрасив лицом. Глаза тусклые, губы тонкие, борода жиденькая, непонятного рыжего цвета. Он выглядел старше своих сорока лет из-за чрезмерного увлечения вином и храмовыми блудницами. Маддуваттис слыл мудрым правителем и хорошим полководцем, к тому же хитрым политиком, но имел два недостатка: слабое тело и жадность.

Так, как Иссихасса служил раньше у лабарны Арнуванды чашником, то и сейчас не забывал о своих обязанностях. Толстяк достал из складок одежды зеленый камушек на ниточке и хотел опустить в бокал Суппилулиумы; если вино отравлено, камень поменяет цвет. Маддуваттис удивленно воскликнул на хорошем хеттском языке:

- Великий полководец не доверяет мне? Но мои мешеди наполнили чаши из одного кувшина. Арнуванду, может быть, я и отравил бы, - честно признался Маддуваттис, - но не великого Суппилулиуму. Что потом обо мне будут болтать? Не смог выиграть битву честно – решил сражаться подло?

Суппилулиума жестом остановил Иссихассу. Чашник нехотя спрятал змеиный камень.

- Боги поступили неразумно, отдав престол Арнуванде. Из тебя бы вышел второй Мурсили. Надо же - так меня обхитрить. Я был уверен, что Суппилулиума где-то в Северных горах сражается с Каской.

- Спасибо за похвалы,- сухо ответил повелитель. - Оставь эти речи для других. Ответь: зачем пришел с войной? Ты составил с моим отцом Тудхалией договор о мире. Вы записали его на золотых табличках. Ты давал клятву перед истаннаной Бога Грозы, что не ступит нога воина Арцавы на землю Хатти. Коротка память твоя! Тебе мало двух городов: Туванувы и Уды, что мой отец передал Арцаве?

Маддуваттис скосил в сторону хитрые глаза. Немного поразмыслил, затем безразличным тоном ответил:

- Да, я записывал договор с твоим отцом, - согласился правитель Арцавы. - Но великого лабарны Тудхалии уже давно нет среди нас. Только перед ним я мог держать ответ. Ты же не можешь меня обвинять в клятвопреступлении. Между тем, твой брат, лабарна Арнуванда, бессовестно обдирает моих торговцев. За провоз из Иссувы через Хатти меди, за четыре мины надо платить целый сикель серебра.

- Разве нельзя было решить вопрос мирно, через послов? Я вижу ложь в твоих глазах. Не в обиженных торговцах причина. Ты имеешь золота и серебра больше, чем у правителей Та-Кемет. Зачем тебе вести армию на обнищавшую голодную страну?

Маддуваттис ядовито ухмыльнулся.

- От тебя ничего не скрыть. Ты не станешь мне верить, даже если я скажу, что решил присоединить к своим владениям Каниш.

- Конечно, не поверю. Каниш слишком далеко находится от твоей столицы Милаватны. Рано или поздно, я бы вернул город.

Маддуваттис ничего не ответил. Он опустил глаза и, с видом гурмана, попивал вино.

Суппилулиума смерил его гневным взглядом. Тихим, но грозным голосом произнес:

- Не боишься, что я прикажу своим воинам схватить тебя и казнить, как клятвопреступника?

- Ты этого не сделаешь,- без тени страха ответил Маддуваттис. – В тебе слишком много благородства, чтобы нарушить законы войны. К тому же, тебе сейчас нужен мир. Если ты поднимешь на меня руку, война затянется слишком долго, так как договору между мной и твоим отцом придет конец. А при моем дворе развелось множество безземельных нищих вельмож. Им, ох как нужны новые земли. Месть – хороший повод для войны. Так что я, даже, не отдам тебе обратно Тувануву и Уду.

Суппилулиума весь вспыхнул, но тут же усилием воли подавил в себе гнев. Маддуваттис был прав: мир сейчас – главное богатство для Хатти.

Правитель Арцавы сделал жест, и его слуги отошли на несколько шагов назад. Этим он дал понять, что желает наедине поговорить с Суппилулиумой. Фазарука и Иссихасса последовали примеру мешедей.

- Я больше не буду нападать, - заверил повелителя Маддуваттис. – Золото я уже отработал.

- Тебе заплатили?

- И очень много, - Маддуваттис почти шептал. - Тушратта видит себя правителем великой державы, расстелившейся до самого Западного моря. Ты мешаешь ему. Каниш нужен не мне, город нужен правителю Митанни. Отсюда он хотел начать завоевание твоих земель. Здесь сходятся дороги с севера, с востока и с запада. Мне нужно было только вынудить город сдаться, и я сразу же передал бы его в руки военачальникам Митанни.

- Опять Тушратта! – сквозь зубы процедил Суппилулиума.

- Если бы я не согласился, то Митанни, вскоре бы осадила Милаватну.

- Я снижу пошлину для твоих торговцев,- подумав, сказал повелитель.- Пленных арцавцев отпускаю на волю.

- Я слышу речь настоящего лабарны! – улыбнулся Маддуваттис.

Он хлопнул в ладоши, и слуги поднесли длинный ларец из ценного дерева с серебряными застежками. Крышка поднялась при помощи потаенной пружины. В ларце, сверкая драгоценными камнями, покоился серебряный меч в золотых ножнах. Тонкая чеканка покрывала ножны замысловатым узором. Все замерли, любуясь столь редкой красотой.

- Позволь, в знак дружбы, преподнести тебе это чудо ахеявской работы. Великому воину – достойное украшение. А эту безделушку. – Он снял с руки массивный золотой браслет в виде змейки. – Эту безделушку я дарю твоему воину, который честно выиграл поединок. Отвагу и силу надо ценить. Моего силача Кунацаса еще никто не смог одолеть, а он сумел, - с сожалением завершил Маддуваттис. – Ну, еще тут…

Перед ногами Суппилулиума появились ларцы большие и маленькие со всякой ерундой: золотые украшения, серебряная посуда, благовонии, тонкая материя.

- Благодарю за дары,- без особого восхищения ответил Суппилулиума. Маддуваттис думал, что у повелителя, при виде стольких чудных подарков разгорятся глаза, и он будет заплетающимся языком произносить слова благодарности. Но правитель Арцавы был неприятно разочарован. Суппилулиума едва взглянул на подношения.

- Я рад твоему столь щедрому подарку,- сухо произнес повелитель.- Чудесный меч! Но в бою от него мало толку. Что касается моего воина, то он действительно силен, но не самый сильный среди сынов Хатти. Передам ему твой дар. Но если каждого силача Хатти так щедро одаривать, то всего твоего золота не хватит. А теперь - прощай. И пусть Боги больше не сталкивают нас на поле битвы.

- Пусть будет так! Прощай, - ответил сдержанно Маддуваттис, но его лицо посерело от злости.

Колесница Маддуваттиса проезжала мимо погребальных костров, на которых кремировали погибших.

- Эй!- крикнул он слугам, вчетвером тащившим тяжелое тело Кунацаса.- Оставьте эту дохлятину на ужин шакалам. Опозорил меня на всю вселенную!

 

5

 

Два войска расходились в противоположные стороны. Одно уходило тихо и угрюмо; другое весело, с песнями и победными криками. Каниш ликовал. Жители высыпали к воротам и встречали победителей зелеными ветвями дуба и самшита. Под ноги копьеносцев летели цветы. Мешедям пришлось оттеснять людей от колесницы повелителя. Народ не давал проехать. Все хотели поцеловать или хотя бы коснуться плаща Суппилулиумы.

Суппилулиума проследовал в халентуву телепурия. Лишь только он оказался в отведенных для него покоях, как тут же рухнул без сознания на руки слугам. Его отнесли на мягкое ложе. Фазарука растолкал всех. Повелитель ничего не слышал. Он слабо прерывисто дышал. Побледневшее лицо покрылось бисером пота. Фазарука осторожно снял с него доспехи и вскрикнул от ужаса. В панцире с левого боку зияла дыра. Копье пробил толстую кожу между медными пластинами. Древко обломилось у самого основания наконечника. Сам наконечник застрял между нижними ребрами. Суппилулиума в пылу сражения не обратил внимание на рану, после не хотел, чтобы воины видели его кровь - сын Бога Грозы должен быть неуязвим. Решил обратиться к лекарям только, когда окажется в городе. Всю дорогу Суппилулиума терпел страшную боль и превозмогал слабость.

Фазарука приказал всем молчать о ране повелителя. Мешеди разбежались по городу в поисках лекарей, брадобреев, магов и жрецов. За стеной шумел город, празднуя великую победу, а на руках у Фазаруки умирал Суппилулиума. Вместе с ним умирали все надежды на возрождение Великой Хатти. И он ничего не может сделать. Фазаруку впал в отчаяние.

Привели врачевателей. Они осмотрели рану, но никто не взялся извлечь наконечник. Лекари объясняли, что рана опасная. Если вынуть наконечник из тела, хлынет кровь, и повелитель все равно умрет.

Фазарука умолял лекарей, сулил щедрые дары, наконец, угрожал – ничего не помогало. Лекари стояли на своем – повелитель обречен. На их счастье Цула метался в бреду в соседней комнате, иначе передушил бы всех лекарей.

Фазарука не знал, что делать. Его рука потянулась к мечу. В голове возникла бредовая идея изрубить в куски пару знахарей, чтобы остальных заставить хоть как-то помочь повелителю. Те притаились в углу, словно овцы перед пастью волка и дрожали от страха. С кого начать?

Запыхавшийся Иссихасса влетел в покои. Лихорадочный румянец играл на его пухлых щеках. Накладная бородка сбилась в сторону.

- Какой-то человек в одежде колдуна стоит у ворот халентувы и требует впустить его. Он говорит, что может спасти наше Солнце, - выпалил чашник.

- Скорее его сюда!- заорал Фазарука.

Мешеди бросились со всех ног исполнять приказ.

В комнату вошел высокий жилистый странник. Смуглая, почти коричневая кожа выдавала в нем чужестранца. Черная грубая одежда до пола с широкими рукавами напоминала ассирийскую. Широкий пояс из змеиной кожи обхватывал худой, но крепкий стан. Черная круглая шапочка скрывала волосы. Лицо, с первого взгляда, казалось суровым, но ясные темно-карие глаза светились добротой. Высокий лоб без единой морщинки, как у юноши, но в длинной смоляной бороде проглядывали серебряные нити седины. С его появлением гнев Фазаруки начал гаснуть. Почему-то пришла уверенность, что с появлением странника, смерть больше не угрожает повелителю.

- Мир всем вам,- произнес он ровным мягким голосом. Правая рука коснулась лба и сердца.

- Желаем тебе того же,- ответил Фазарука.- Кто ты, и каким Богам поклоняешься?

- Я человек свободный, как ветер. - У всех присутствующих от звуков его голоса на душе стало спокойно. – Поклоняюсь я многим Богам. Среди них: Ум, Совесть, Доброта, Человеколюбие.

- Оставь о богах, - встрепенулся Фазарука. - Ты сможешь спасти повелителя?

-Дайте мне взглянуть. – Лекарь неслышными мягкими шагами подошел к ложу умирающего. Внимательно осмотрел набухшую плоть и почерневший кусок металла, торчавший из тела. Затем провел ладонью по бледному лбу повелителя, смахивая пот. О чудо! Все ахнули. Суппилулиума приподнял тяжелые веки. Его глаза не были пусты. Он осмысленно смотрел в смуглое лицо странника.

- Тебя послал мой отец? - еле слышно произнесли сухие губы повелителя.

- Я тот, кто посмеет попросить Богов, остаться тебе еще немного среди смертных, – нежно ответил странник, словно мать успокаивает больного ребенка.

- Послушай, человек, - с жаром зашептал у него над ухом Фазарука, - я не знаю: кто ты, и не хочу знать, - пусть, даже, сам Ярри явился в твоем обличии. Но если ты спасешь повелителя, я выполню любую твою просьбу. Отдам все, что у меня есть, даже самого себя. Буду у тебя всю жизнь рабом. Хочешь: раздобуду столько золота и серебра, что позавидуют правители.

-Пусть мне принесут горячей воды и жаровню с углями. Со мной должны остаться два лекаря, только, чтобы руки у них не тряслись. Остальные должны покинуть покои, – ответил странник. Из дорожной сумки он извлек сумки диковинные инструменты, керамические баночки и связки суженных трав. Фазарука с опаской смотрел на бронзовые крючки и маленькие заточенные ножики. Странник перехватил его настороженный взгляд и настойчиво, но мягко попросил: - Молись!

 

День выдался солнечным, но не жарким. Северный ветер нес приятную прохладу. Суппилулиума почувствовал себя хорошо. Ему надоело лежать в темных покоях, куда лучи солнца с трудом проникали сквозь маленькие квадратные окошки. Надоел запах горелого жира и тошнотворный дух благовоний. Он попросил вынести его на верхнюю террасу халентувы. Повелителя усадили на мягкие подушки среди низеньких пальм и душистых смоковниц. Перед взором белела снежная вершина Аргея. Радостно щебетали птицы. Внизу в городе торговцы шумели на торжище. Жрецы из храма Бога Грозы затянули гимн.

Послышались тихие шаги.

- Это ты, странник? – узнал его Суппилулиума. – Побудь со мной.

Странник присел рядом на низенькую скамеечку.

- Вот уже месяц ты ухаживаешь за мной, как хорошая мать, а я, неблагодарный, до сих пор не спросил твоего имени, и откуда ты родом.

- Мое имя Тоопека, - ответил странник.

- Ты издалека? Таких странных имен не услышишь даже на берегах Тигра.

- Моя родина находится дальше, чем благодатная Ассирия, - вздохнул странник и погладил седеющую бороду. Его добрые глаза заискрились, когда он вспомнил о далекой земле, где прошло беззаботное детство и горячая юность. – Мой дом находится далеко в том краю, где рождается солнце. Островерхие горы поднимаются к самому небо. Не всегда увидишь их снежные вершины: на плечах каменных великанов отдыхают облака, притомившись после долгих странствий. Там царствует суровая и мудрая природа. И люди в тех краях мудрые и суровые.

- И как живут эти люди?

- Как и везде: богато, если трудятся и бедно, если ленятся. Можно и на камнях вырастить чудесный виноградник, но и на плодородной почве не взрастишь ин единого колоска, если в труд не вложить душу и терпение. Все зависит от человека, как он ладит с природой.

- Но как же Боги, которые милостиво нам даруют жизнь, тепло, пищу, а если гневаются, то насылают на человека болезни, а на поля саранчу? – недоумевал Суппилулиума.

- Все Боги – это и есть природа вокруг нас: звери, деревья, люди, камни. Во всем частичка Богов. Они создали сей чудный мир, вложили в каждую песчинку кусочек своей души.

- Мне трудно понять тебя, странник. Твои слова, как прохладный ручей в глубоком ущелье. Путник, мучимый жаждой, слышит его журчание, но добраться до воды не может. Научи меня мудрости.

- Мудрость сможешь познать и без меня. Научись только слушать, а не слышать, видеть, а не смотреть, мыслить, а не думать. Научись быть добрым. Взгляни на себя, как на частичку огромной вселенной – и таинства мудрости тебе приоткроются.

- Боюсь, мне этого не постигнуть, - с сожалением признался повелитель. – У меня иная жизнь, иные мысли. Я, как волк, вынужден убивать других, чтобы самому выжить. Весь мой путь на этой земле от рассвета до заката, какой бы долгий он не был, пройдет в сражениях. О какой доброте можно говорить? Нет, я воин, а не мыслитель. – Суппилулиума замолчал. Ветерок ласково трепал черные кудри. Солнце припекало. Через некоторое время он продолжил: - Оставайся со мной. Ты дополнишь то, чего не хватает мне. Я сделаю тебя своим приближенным. У тебя будет все, что захочешь.

- Фазарука уже столько мне наобещал, что хватит на десять поколений, - рассмеялся Тоопека. – Но пойми, такому человеку, как я нужны всего лишь руки, ноги, глаза, сердце, ум и свобода – это те богатства, которыми нас наделила природа. Будь у тебя горы серебра, ты все равно не купишь отрубленной руки. Если человек глуп, то и десять тысяч сикелей не сделают его умным. Одно доброе сердце, порой, бывает дороже, чем все золото мира. Даже золотая клетка, украшенная драгоценными камнями, никогда не прельщает вольных птиц.

- Я верю твоим словам, мудрец. Но одного не могу понять: как можно жить без крова над головой, без теплого очага? Даже дикие кочевники, которые гоняют по степям стада, возят с собой посуду, тюки с добром, шатры. У тебя же, кроме сумки со свитками папируса, да причудливых инструментов, больше ничего нет.

- Мой кров – огромное синее небо. Ничего, что оно иногда протекает. Даже в самых роскошных халентувах может течь крыша. Согревает меня человеческая доброта. Я хожу от селения к селению, лечу людей – тем и питаюсь. У меня ничего нет – это верно, но мне и нечего терять. Богатство, что камень на шее: чем оно больше, тем обременительнее.

- Опять не понимаю тебя, странник. Ты хочешь сказать, что бедному люду живется легче, чем богатому?

- Главное богатство – это свобода. Если человек ни от кого и ни от чего не зависит – он счастлив.

- За такие речи тебя бы побили палками в храмах, - покачал головой повелитель. – Какие же у тебя бывают радости в жизни?

- Радуюсь я, когда постигаю мудрость, когда случается поговорить с умным человеком. Огромное счастье мне доставляет видеть, как больной выздоравливает. Я радуюсь вместе с его родственниками и друзьями, и переживаю, когда не могу его вылечить. Очень тяжело говорить человеку, что дни его сочтены, что ему не помогут ни могущественные маги, ни щедрые жертвоприношения. Природа загадочна, и не всегда открывает свои тайны даже для самых мудрых. Человек рождается в мучениях и умирает в мученьях, и неизвестно что легче: появиться на свет или покинуть его.

- Ради этого ты расстался с родиной и странствуешь по чужим землям?

- Я покинул отчий дом, чтобы повидать разные страны и народы, услышать слова мудрецов. Я собираю мудрость по крупицам и раздаю ее другим. Могущественные государства с их величественными храмами, роскошными халентувами, с темницами и огромными армиями возникают и гибнут, оставляя после себя жалкую память. Но мудрость переживет многие империи.

- С твоих слов, я понял, что такие могущественные и сильные державы, как Та-Кемет, Ассирия, Вавилон, Митанни рано или поздно превратятся в пыль? От них останется лишь жалкая память в надписях на храмовых стенах, да в легендах?

- Что такое Та-Кемет, Ассирия, - усмехнулся прорицатель, - Что они перед ликом неумолимого закона времени? Как у человека, у животного и даже у камня существует отведенный ему срок, так и у держав - какими бы могущественными они не были. Тысячелетия для вселенной, что для нас мгновения. Мотылек пробуждается ранним утром, расправляет нежные крылья. Целое лето он порхает под солнцем с цветка на цветок. К осени складывает свой наряд и умирает. Глупый мотылек! В его понимании, он прожил долгую солнечную жизнь, а для человека – всего лишь прошло лето. Какой же срок имеет человеческая жизнь в понимании священной горы Аргей, что белеет снежной сединой перед твоими очами?

- О, мудрец, моему мозгу воина очень трудно воспринять твои речи. Оставайся со мной. Научи меня мыслить. Я буду тебя внимательно слушать. Вот увидишь - я способный ученик.

- С удовольствием остался бы, но не могу. Мне надо повидать еще множество стран. У меня много поручений от разных ученых. Меня ждут больные, которых я должен исцелить. У тебя же другой путь. Ты нужен своей стране и своим Богам, как защитник родины и веры. – Странник озабочено взглянул на Суппилулиуму. - Ох, я утомил тебя своей болтовней. Отдохни. Ты должен проснуться сильным и здоровым.

Лекарь провел ладонью по лбу Суппилулиумы, и тот мгновенно погрузился в глубокий спокойный сон.

Повелитель проснулся уже вечером. Усталое багровое солнце пряталось за горы. Шум в городе стихал. Птицы умолкли. Он почувствовал себя на удивление бодрым. Даже сам поднялся на ноги. Мешеди, следившие за каждым его движением, бросились поддержать Суппилулиуму. Но повелитель жестом остановил их.

По террасе скорым шагом шел Фазарука.

- Повелитель, побереги здоровье, - забеспокоился он.- Твоя рана еще не зажила.

- А где странник? – спросил Суппилулиума, стараясь, что-то припомнить.

- Он ушел. Сказал, что ты в его помощи больше не нуждаешься.

- Его наградили?

- Как не уговаривали, он ничего не взял, кроме куска сыра и ячменных лепешек.

- Мне его будет не хватать, - вздохнул повелитель. – Есть новости?

- Вести хорошие, - улыбнулся Фазарука. – Хемиша перехватил богатый караван, шедший из Митанни в Каски. При караване находился посланник Тушратты. Правитель Митанни снова хотел уговорить вождей Каски напасть на Хатти и на этот раз разрушить Куссару. Но Хемиша отправил к каскийским вождям другого посла сказать, что у Митанни нет серебра, даже расплатиться за их предыдущий поход.

- Ловко! Молодец Хемиша. А где сейчас караван?

- Движется к Хаттусе. Но это еще не все! Наши лазутчики сообщили, что еще один караван с подарками направляется из Митанни в Арцаву. Цула с легким отрядом колесниц украл караван прямо из-под носа Маддуваттиса. Вскоре пригонит караван в Каниш.

- Что ж! Появилось серебро - пора вершить дела и расплатиться с войском! – обрадовался Суппилулиума.

- Еще одна новость. Правда, не совсем хорошая. – Тень пробежала по лицу Фазаруки.

- Говори!

- Солнцеподобный лабарна Арнуванда спустился с Бычьих гор и направляется в Цапланду. Верные люди донесли, что он не в восторге от твоих подвигов.

Суппилулиума призадумался.

-Чем же не я угодил правителю?

- В храмах имя Суппилулиума звучит в молитвах чаще, чем имя Арнуванда. Народ кличет тебя освободителем, сыном Бога Грозы. Лабарне это не нравится. Зависть – враг разума. Боюсь, наград от лабарны ждать не стоит.

- Он - правитель, - развел руками Суппилулиума. – Его право: наказывать или раздавать награды.

- А если пришлет за тобой стражу?

- Подчинюсь. Разве я могу поступить иначе?

- Можешь, - Фазарука помрачнел. - У нас большое и преданное войско. Все, как один, готовы умереть за сына Бога Грозы. Мы тебя не отдадим.

- Я верю, - согласился повелитель, но сокрушенно покачал головой. - Не забывай, что даже самые стойкие и дисциплинированные воины – все те же люди. Им надо есть, пить, чинить оружие. А если Арнуванда прикажет телепуриям не выдавать мне зерна? Ведь он – правитель. Телепурии подчинятся. Что тогда случится с войском? Займутся грабежом, начнут дезертировать.

- Мы можем остаться в Канише? – предложил Фазарука. – Укрепим стены. Прилегающие земли плодородные. К тому же, через город проходит торговый путь в Киццуватну, Исуву, Митанни и дальше в Ассирию.

- Не забывай про Тушратту. Сидеть в крепости и ждать митаннийцев или наемного убийцу от моего брата я не намерен.

- Что ж тогда?

Глаза повелителя вспыхнули.

- Восстановить сердце нашей страны – священную, прекраснейшую Хаттусу. Не может Хатти существовать без города великого Лабарны. – Надо выстроить заново халентуву, восстановить храмы, а стены возвести еще крепче. Пусть тогда Тушратта попробует сунуться. Если Хаттуса вновь оживет, все поймут, что Хатти уничтожить невозможно.

- Воистину великий план! – согласился Фазарука. - Но на это потребуется много серебра.

- Прежде всего, найди богатого торговца. Продай все, что мне преподнес Маддуваттис.

- Что, и тот чудный меч? – усомнился Фазарука.

- Его в первую очередь, - без сожаления ответил повелитель. – И, прежде всего, расплатись с воинами. Как только появится Цула, сразу же отправляемся в Хаттусу.

 

Когда войско во главе с Суппилулиумой подходило к Хаттусе, то повелитель с удивлением обнаружил: в городе кипит жизнь. Паломники продолжали посещать разрушенные храмы, очистили алтари и даже пытались восстановить целы. Люди из разоренных каскийцами селений потянулись к Хаттусе. Они разгребали пепелища и отстраивали дома заново.

Армию встретила ликующая толпа. Под колеса колесницы летели цветы и зеленые веточки самшита. Повелителя приветствовали громкими криками «Аха!». Суппилулиума был немного смущен, но не показывал вида. Он обернулся к Фазаруке и недовольно спросил:

- Зачем такая встреча?

- Они любят тебя. Им никто не приказывал собраться. Это – твой народ, – просто ответил Фазарука.

Колесницу завалили цветами. Мешедям еле удавалось сдерживать толпу.

- Откуда их столько?

- По всей стране разнеся слух: сын Бога Грозы решил восстановить Хаттусу, а вместе с ней и могущество великой Хатти – вот люди и пришли. Они поверили в тебя. Поверили в твои божественные силы.

Мешеди не могли удержать женщин с младенцами на руках. Матери прорывались к колеснице и протягивали своих чад повелителю. Тот благословлял детей прикосновением.

На холме, перед спуском к воротам Лабарны проехать вообще невозможно. Многие пытались приблизиться к повелителю и поцеловать край его плаща. Но вдруг Суппилулиума замер. Его взгляд устремился к небу. Он указал вверх и громко воскликнул:

– Смотрите! Я вижу Бога Грозы! Он спешит сюда! – Неземная улыбка заиграла на губах. Повелитель соскочил с колесницы и крикнул слугам: - Скорее принесите Божественный шест!

Народ притих. Все с суеверным страхом глядели, туда, где край неба начинало темнеть. Что-то могучее и грозное двигалось над миром. Мешеди воткнули в землю перед Суппилулиумой высокий шест из черного дерева. На верхушке красовалась золотая статуэтка быка, украшенная разноцветными лентами.

Тяжелые низкие тучи неудержимо наплывали, заполняя серыми тяжелыми клубами небосвод. Солнце померкло, и все вокруг потемнело. Люди попадали на колени, шепча молитвы. Только Суппилулиума остался стоять, не отрывая взгляда от темнеющего неба. Внезапно налетел сильный ветер. В воздухе закружились вихри, поднимая пыль, срывая головные накидки. Суппилулиума закрыл глаза и удерживал шест, чтобы он не упал от порывов. Вдруг ветер стих так же внезапно, как и налетел. Наступила жуткая тишина, будто все на свете умерло. Становилось душно, даже, казалось, воздух замер.

Пугающее безмолвие разорвал громкий глас Суппилулиумы:

- О, Великий Бог Грозы! Ты пастырь наших душ, покровитель наших судеб! Тебя почитает всякая тварь. Ты правишь миром, как возница правит послушной колесницей. На всех четырех сторонах света падают ниц перед грозным ликом твоим. Будь же к нам великодушен. Не наша вина в том, что великая Хаттуса разгромлена и храмы твои сожжены. Враг сильный и коварный напал на страну, как стая саранчи на ячменное поле. Помоги нам возродить былое могущество. Не отворачивай грозный лик от детей своих. Клянусь! Я заново отстрою Великий город, и в новых храмах золотом крашу твое изваяние! Народ возблагодарит тебя щедрыми жертвоприношениями.

Срывая голос, он просил бога, словно родного отца:

- Услышь меня, мой покровитель! Помоги недостойному сыну все исправить!

Будто в ответ с помутневшего неба яркой ломаной линией сорвалась огненная стрела. Вместе с ослепительной вспышкой воздух взорвался оглушительным громом. Земля вздрогнула. Крупные капли шлепнулись на землю. Через мгновение хлынул ливень. Холодные струи волнами обрушивались с небес. Еще одна молния ударила в высокий тополь, одиноко росший на соседнем холме. Дерево треснуло. Развесистая крона рухнула на землю. Люди оставались стоять на коленях в мутных лужах. Одежда промокла насквозь. Но они продолжали молиться. Не грозовые тучи плыли над ними. Это стадо могучих небесных быков шествовало по небу. На спинах исполинов стоял Бог Грозы. В руках он держал горящие молнии и метал их вниз. Раскатистый гром – его боевой клич. Справа и слева бежали верные слуги: Страх и Ужас, заглядывая в души всякой смертной твари.

А молнии продолжали вспыхивать то тут, то там. Земля сотрясалась под ударами стихии. За стеной дождя пропало все вокруг. Внезапно дождь утих. Бог Грозы со стадом небесных волов прошествовал дальше. Уже где-то на востоке мелькали огненные стрелы, и гром звучал не так устрашающе. Открылся прозрачный голубой небосвод. Солнце вспыхнуло, лаская умытую землю и промокших испуганных людей яркими горячими лучами.

Народ потихоньку приходил в себя. Люди поднимали лица к небу, шептали молитвы, тихо переговаривались, но не смели вставать с колен. Один только Суппилулиума стоял возле шеста с золотым быком. Глаза его были закрыты.

- Я видел, Бог Грозы коснулся его своим калмусом, - сказал кто-то, указывая на Суппилулиуму. – Он истинный сын Бога Грозы! Он - наш правитель.

И тут же все подхватили: «Лабарна! Лабарна! Наш правитель! Сын Бога Грозы!»

Невесть откуда прилетевшая огромная бабочка села на плечо, неподвижно стоявшему повелителю. Толпа закричала еще сильнее: « Лабарна! Лабарна! Солнце наше!» Повелитель открыл глаза:

- Не смейте называть меня лабарной! – гневно крикнул он, перекрывая крики толпы. Бабочка тут же упорхнула. Мой брат – правитель, а вы – его подданные.

С этими словами он быстро зашагал к Хаттусе.

Фазарука и Цула нашли повелителя среди развалин халентувы. Здесь уже убрали останки убитых, сгребли мусор в огромные серые кучи, и даже каменщики начинали латать стены дворца. Но запах гари и копоть на камнях еще напоминали о недавнем пожаре. Суппилулиума стоял посреди зала для Большого Собрания и над чем-то мучительно размышлял.

- Великий, - решительно окликнул его Цула. - Можешь наказать меня плетьми, но позволь сказать правду! Не в силах больше держать в себе.

- Говори, - Суппилулиума повернулся к нему. В глазах тревога. Лицо напряжено.

- Хоть Арнуванда твой брат и наш властитель, пусть он верховный жрец Хатти и повелитель войск, однако - он глуп и труслив.

- Но он лабарна! - строго возразил Суппилулиума. - Нельзя так говорить о правителе Великой Хатти.

- Ты младший сын лабарны Тудхалии, значит, имеешь право на трон, - вмешался Фазарука, и Цула кивнул в знак согласия. - Тебе надо собрать панкус. Пусть Великий Род и знатные сыны Хатти разрешат тебе править страной.

- О чем вы! – ужаснулся Суппилулиума. – Я не могу нарушить божественный закон Телепину! Арнуванду Боги возвели на престол! Разве я вправе оспаривать их?

- Ты носитель жезла Бога Грозы, - настаивал Цула. – Ты – его сын. Не время бояться Богов и соблюдать закон Телепину. Страна гибнет. Возьми на себя смелость: возглавь державу. Мы в тебя верим. Народ в тебя верит…

- Да как вы не поймете! А панкус? Панкус не позволит мне! Как можно живого лабарну лишить власти? – возразил юноша.

- Сейчас панкус – это я и Фазарука. Другие знатные сыны Хатти погибли или удрали вместе с Арнувандой. Их голоса теперь не имеют силы.

Суппилулиума отрицательно покачал головой.

– Даже моя мать – божественная таваннанна - не в силах нарушить закон Телепину. Сколько крови было пролито! Сколько правителей погибло от рук своих завистливых братьев, прежде чем Боги подсказали мудрому Телепину составить свод законов. Что будет, если люди вслед за мной начнут нарушать то, что предначертано Небесными покровителями?

-Арнуванда не правит сейчас страной, - настаивал Фазарука. – Он даже не знает, что осталось от Хатти. Пусть командует своими трусливыми вельможами.

- И что будет потом? Мне останется поделить с братом города, земли, панкус, а затем пойти друг на друга войной? – взорвался Суппилулиума. – Враги только этого и ждут.

- Тогда, Арнуванда тебя убьет,- тихо сказал Цула. – Ты сделал недозволенное: завоевал любовь народа. Правитель тебе этого не простит.

- А вы! – посмотрел внимательно на них Суппилулиума. – Какой путь себе выберете? Если я обречен, зачем вам, великим воинам погибать вместе со мной.

- Мы пойдем за тобой хоть в пасть к Ярри,- поклялся Фазарука.

- На этой земле нам нет место без тебя, – вторил ему Цула. – Арнуванда нас изведет. Да и мы не признаем никогда в нем властителя.

- Чего же хотите от меня? Чего ждете? Я – обречен. Меня ждет смерть или изгнание. Если успею, восстановлю Хаттусу… А потом… - Он отвернулся. – Не знаю! Не должно так случиться, чтобы Хатти разделилась на две враждующие половинки.

- Но пока ты жив, с тобой сила. И враг тебя боится. А мы сделаем все, чтобы оградить тебя от несчастий. Наша кровь принадлежит тебе, - заверил его Фазарука.

- Если вы согласны умереть за меня, если не бросите меня в трудную минуту поражения и даже готовы разделить позор изгнания - клянитесь на священном огне.

Все втроем спустились во чрево мавзолея Лабарны. Цула и Фазарука встали на колени. Суппилулиума протянул им куски жертвенного воска. Каждый слепил фигурку человека и бросил его в священный огонь со словами: - «Если я нарушу клятву, пусть так же сгорю в огне гнева всех Богов!»

- Теперь вы преданы мне, как Богу Грозы преданы божества Страх и Ужас. И за вашу смерть я буду мстить до последнего вздоха, - поклялся Суппилулиума. – Да будет так. А дальше…

 

6

 

Вскоре по каменистым дорогам во все концы страны мчались быстрые колесницы с гонцами. У каждого в дорожной сумке лежала золотая табличка. Хеттскими иероглифами был выбит приказ телепуриям: «Срочно выслать в Хаттусу серебро, зерно и пиво. Направить плотников и каменщиков!» В конце стояла подпись: «Сын Бога Тудхалии Суппилулиума. Мне покровительствуют Бог Грозы и Бог Солнца».

Перед именем Суппилулиумы – грозного полководца и освободителя Хатти – телепурии склоняли головы. Его посланников принимали с радушием и старались с точностью выполнить все распоряжения. Лишь один из наместников отказался подчиниться. Он объявил, что выполняет только волю лабарны Арнуванды - и никого больше. Через несколько дней прибыл отряд копьеносцев, и бунтаря отослали в далекую приграничную крепость. На его место поставили другого, более сговорчивого.

Тем временем к Хаттусе потянулись вереницы груженых повозок. Протяжно мычали волы. Звонко щелкали бичи погонщиков. Высокие телеги со сплошными колесами везли бревна, тяжелые глыбы из каменоломен, зерно, руду. Люди пешими и на повозках прибывали на сахан. Некоторые мастеровые, заслышав, что на строительстве Хаттусы хорошо платят, приходили сами, по своей воле. Вскоре народу набралось предостаточно.

На месте сожженного города уверенно рос новый, еще красивее и величественнее прежнего. Камнетесы обрабатывали огромные глыбы долотами. Стук молотков смолкал только поздно ночью. Камнерезы сверлили в камнях глубокие лунки. В лунки вгоняли клинья из пересохшего дерева. Клинья поливали водой, они разбухали, и камень давал ровные трещины. Грани выравнивали, шлифуя глыбы друг о друга. Между ними подсыпали мокрый песок и гоняли туда-сюда, пока грани не становились идеально ровными. Подогнанные камни плотно клали в стену без раствора. Старший каменщик ходил с тонкой металлической пластиной и проверяли щели. Если пластина пролезала, заставляли снова подгонять кладку.

Суппилулиума сам наметил некоторые оборонительные стены. Он долго советовался со старыми воинами и опытными строителями. Чертил планы углем на дощечках. Если план кому-то не нравился, он перечерчивал заново, по-другому, вновь приставал к строителям. Повелитель приказал разобрать слабую южную стену и перестроить.

Кладку вели двумя линиями. Через определенный промежуток ставили перегородки из таких же, хорошо подогнанных камней, тем самым образую прямоугольные колодцы. Эти колодцы плотно заполнялись камнями поменьше. Выше шла кирпичная надстройка. Через каждые сто гепессар возводилась прямоугольная башня. Перед главной стеной, на расстоянии, примерно, в двадцать гепессар, строили более низкую стену, тоже с множеством стрелковых башен. В слабых местах, где стены выходили на равнину, насыпали вал. Наваливали груду камней, а на них глину. Снаружи вал облицовывали каменными плитами – без лестницы не вскарабкаться.

Заново выстроили трое ворот: Лабарны, Львиные и Центральные. Во всю длину прохода положили тяжеленные каменные блоки. Ширина арочного прохода не превышала шести шагов. По бокам возвели башни.

Работа на строительстве кипела от зари до поздней ночи. Круглые сутки пылали печи для обжига кирпича. В воздухе висел едкий дух извести, перемешиваясь с запахами горячей глиной и свежесрубленной древесиной. Стройка походила на муравейник, а люди напоминал муравьев: несли бревна на плечах, тащили стопки кирпичей, перекатывали каменные глыбы с помощью рычагов, ползали по строительным лесам.

Самым умелым мастерам доверили работу по восстановлению пяти храмов. Очистили три священных источника. Восстановили статуи богов. Привели в надлежащий вид алтари. Новые горожане не отставали. Кто желал остаться в Хаттусе, строили себе дома: ровные кубы с плоскими крышами и маленькими окошками, расположенными почти под потолком. Кипела работа и в верхнем городе. Южная цитадель пострадала не сильно, и ее восстановили быстро. А, вот, халентуву пришлось разрушить до основания. От жара сильно пострадали стены. Суппилулиума не спешил возводить новую. Потом, когда крепость будет готова.

Сам повелитель вставал с первыми лучами, произносил молитвы и начинал обход города. Он лично мерил высоту и ширину стен тонким шнуром с грузом на конце. Делал подсчеты. Иногда хвалил, иногда ругал мастеровых. Порой кричал на них. От внимательного глаза не ускользала ни одна погрешность. Уже луна печалилась на небе, подсказывая, что наступила полночь, а повелитель еще на ногах. Спал, не раздеваясь прямо под звездами, укрываясь плащом. От недосыпания тени легли под глазами. От непосильных забот на высоком лбу наметились ранние морщинки. Иногда днем мог позволить себе ненадолго сидя задремать в тени. Он исхудал. Ел на ходу, когда придется.

Цула, как нянька, бегал за ним с кувшином пива и ячменными лепешками. Под рукой теплый плащ: если поднимется холодный ветер, накинуть на плечи повелителя. Лишь только Суппилулиума близко подходил к краю стены, как верный телохранитель тут же оказывался рядом. Мало ли – оступится.

Фазарука без отдыха носился по стране, заглядывая в самые дальние уголки. Он без устали трудился, собирая средства для строительства столицы. В Хаттусе показывался редко. Лишь только приедет с очередным обозом, передаст все Иссихассе, сразу же валится в тень, закутавшись в плащ. Немного поспит – и снова в путь.

Один Иссихасса толстел и румянился, словно хлеб в печи. Ему доверили важную должность: Как – никак распоряжался продовольствием и казной. Стал одеваться в тонкие ткани. За ним вечно семенили писцы с глиняными табличками. Грамотеи записывали каждое слово распорядителя: сколько кому выдать хлеба, сколько заплатить мастеровым, куда поставить на работы прибывающих ремесленников, кого высечь плетьми за нерадивое отношение к делу. И он отлично со всем справлялся. Точно и аккуратно вел дела. И не без выгоды для себя.

Благодаря усердию повелителя и разумному ведению работ, город быстро залечивал раны. Вскоре появились голосистые торговцы с тюками, набитыми товаром. Как первые пчелы – предвестники весны, так первые торговцы – вестники возрождения. На площади перед крепостной стеной пошла бойкая торговля скобяными изделиями, разноцветными тканями, глиняной и медной посудой. Из окрестных сел спешили по утрам молочники и зеленщики. Суппилулиума радовался, видя, как в великую Хаттусу постепенно возвращалась жизнь.

Однажды утром, когда мастеровые только приступили к работе, через ворота Лабарны влетел на колеснице Фазарука. Повозка чудом еще не развалилась от быстрой езды. Колеса еле держались на оси. Взмыленные кони храпели и бешено вращали, налившимися кровью глазами. Сам Фазарука весь в пыли, растрепан, спрыгнул с колесницы, принялся искать повелителя.

Суппилулиума чертил план заточенным углем на доске перед старшим мастеровым.

- Великий! – закричал Фазарука хриплым голосом и подбежал к нему.

- Мир тебе! - встретил его Суппилулиума. – У тебя такой вид, словно побили палками.

- Если б меня только побили палками… Дела обстоят намного хуже!

Мрачная тень пробежала по лицу повелителя.

-Говори!

- Куда бы я ни поехал, мне всюду отказывают. Не дают ни серебра, ни людей, ни зерна. Когда же показываю твою золотую табличку, мне показывают другую. «Гонцам Суппилулиумы отказать!» Под приказом печать лабарны.

 

- Я это предвидел! – Гнев промелькнул в глазах. Но лишь на мгновение. Затем он по-отечески похлопал Фазаруку по плечу. - Иди, выспись и поешь хорошенько. Твоя кожа стала до того тонкой, что ее не натянешь даже на галгатури.

- Но, повелитель! Надо что-то делать..., - не успокаивался Фазарука.

- Хаттусу успеем достроить – это главное. А там, дальше… Пусть нас с братом рассудят Боги, - спокойно ответил Суппилулиума. - Как рассудили Лабарну и Аниту.

- Он собирает большое войско. Созвал много знатных людей из панкуса, - не отставал Фазарука.

- Пусть собирает. Только для чего ему войско? Он же не пойдет завоевывать собственную столицу. Встретим его радушно, коли появится.

- А если прикажет тебе прибыть в Цапланду? – предположил Фазарука.

Суппилулиума развел руками.

- Поеду. По-другому нельзя. Он – лабарна. Я – всего лишь носитель жезла Бога Грозы.

 

Спустя неделю, по булыжной мостовой застучали колеса, оббитые медью. В город вкатила колесница, запряженная парой высоких гнедых коней. Повозка крепкая из лучших пород дерева. Стыки скреплены медными скобами. Сразу видно – делали аккадские мастера, делали на совесть. Все с почтением склоняли головы при виде возницы. В повозке стоял чернобородый вельможа, облаченный в богатую пурпурную андули. Круглая шапочка, расшитая золотыми розетками, говорила о его высоком положении. Волевое лицо в обрамлении черной густой бороды умащено маслом. Красные остроносые сапоги с серебряными пряжками обтягивали икры. Двое мешедей бежали следом. Вельможа коснулся рукой, унизанной перстнями возничего, тот остановил коней. Мешеди помогли сойти господину с колесницы. Осторожно обходя строительный мусор, вельможа направился к Суппилулиуме. Увидев его, повелитель недовольно сдвинул брови: посланник лабарны. Вельможа наоборот, заметив повелителя, расплылся в приветливой холодной улыбке и склонил голову:

-Мир тебе, здоровья и счастья. Да будут годы твои долгие, а Боги к тебе благосклонны.

- Мир и тебе. Ты из Цапланды? Как чувствует себя Лабарна, да хранят его Боги?

- Наше Солнце требует тебя на Большое Собрание панкуса. Как только луна пойдет на убыль, лучшие люди Хатти соберутся в халентуве Цапланды.

- Я преданный слуга лабарны Арнуванды и очень уважаю панкус. Передай правителю, что прибуду в срок.

Вельможа зыркнул по сторонам. Убедившись, что вокруг никого нет, жестом приказал своим мешедям отойти подальше и, понизив голос, произнес:

- Мне запрещено с тобой говорить, Великий. Я должен только передать волю лабарны. Но советую тебе под любым предлогом не показываться в Цапланде. Слишком опасно.

- Почему?

-Объясню: тебя народ чтит больше, чем хотелось бы Арнуванде. Прогнать воинственных касков, а после отбить Каниш у Маддуваттиса, имея под рукой необученное войско под силу только избраннику Богов. Но это все еще – ерунда. Ты сам, без высшего дозволения посмел восстанавливать святой город. Недавно жрец Богини Сауски в городе Арина в молитве, может, оговорился, а может, с умыслом назвал тебя лабарной. Арнуванда в бешенстве. Тебя могут обвинить в измене и нарушении священного закона Телепину.

- Такое возможно? – усомнился повелитель. – Я не отнимаю трон у лабарны, тем более, не покушался на его драгоценную жизнь. У меня и в мыслях такого нет.

- И все же, не появляйся в Цапланде. Лабарна Арнуванда в последнее время сам не свой. Он всего боится, никому не доверяет. У него появился недавно странный слуга, одноглазый старик. Кто он, откуда – тайна. Не отстает от лабарны ни на шаг. Пользуется, сволочь, особым доверием у правителя. Как только он появился при дворе, так сразу странным образом стали кончать с жизнью те, на кого пал гнев Арнуванды. Этот старик - мастер устранять ненужных людей.

- Ты думаешь, что лабарна способен пролить кровь брата?

- Суппилулиума, не будь маленьким мальчиком… - не сдержался посланник, но тут же опомнился. – Прости, великий. Я хотел только сказать, что зависть даже из доброго Бога может сделать злого. Посуди сам: у Арнуванды нет никакой власти. Страной правишь ты. А что творится в окружении лабарны… При дворе находиться невозможно. Все друг друга боятся. Друг на друга клевещут. Разбились на кучки. Плетут немыслимые интриги. Торговцы на торжищах между собой так подло не поступают, как нынешний панкус. При Тудхалии, пусть будет он рядом с Богами, такого не было, и быть не могло.

- Почему ты решил меня предупредить? - Повелитель косо посмотрел на вельможу.

- Не думай, что я пресмыкаюсь перед более сильным, - понял его взгляд сановник. - У Арнуванды под знаменами стоят три тысячи воинов Богини Вурусему, не считая других войск.

- Зачем же взялся мне помогать? Арнуванда не простит измены. Ты рискуешь жизнью.

Вельможа разгладил локоны в своей завитой бороде, обдумывая, как лучше объяснить свой поступок.

- Не о себе беспокоюсь – о Великой Хатти. Ты еще сможешь защитить страну, а из Арнуванды плохой полководец. Слышал новость? Тушратта породнился с властителем Та-Кемет. Правитель Митанни собирает крепкую армию. Ему покорились Алалах, Хальпа, Керкемиш, Киццуватна. Вскоре он двинется на нас.

- Новости достоверные?

- У меня в Митанни родственники среди хурритской знати. Впрочем, Тушратта своих планов не особо скрывает. Кого ему бояться? Арнуванду?

- Много ли в панкусе найдется придворных и телепуриев, готовых поддержать меня.

Посланник озабочено поморщил лоб.

- Особо не рассчитывай. Я постараюсь что-нибудь придумать. Поговорить с некоторыми из знати. Но если тебя обвинят в измене, то и мне долго не жить. Лучше бы тебе исчезнуть где-нибудь в Верхней стране. На время.

- Не привык я прятаться. Спасибо за предупреждение. Передай правителю, что я прибуду в Цапланду к Большому Собранию.

- Все же приедешь, – разочаровался посланник.

- Погости у меня, отдохни с дороги, а завтра возвращайся в Цапланду.

Посланник сокрушенно покачал головой и направился к своей колеснице.

-Великий, он слишком дерзко разговаривал с тобой. Давай, я слегка поглажу его палкой по хребту, - предложил Цула, когда повозка посланника свернула за угол.

- Не трогай. Разве ты его не разглядел? Это же родственник моей матери и жезлоносец лабарны – благородный Хухулилла.

- Что-то припоминаю, – пожал плечами Цула.- Он великий воин или мудрый политик?

- Трус и подхалим, как и большинство в окружении лабарны.

- Что же он привез тебе?

- Приглашение от смерти, - горько улыбнулся Суппилулиума. - Подбери десяток надежных воинов. Мы едем в Цапланду на Большое Собрание панкуса.

- Но на что ты надеешься, – ужаснулся Цула, - На милосердие брата или на здравомыслие панкуса?

- На богов… и на себя. У меня нет другого выхода. Ты же не думаешь, что я предам всех, кто бился со мной плечом к плечу, кто шел со мной на смерть, кто поверил мне. Брошу все начинания и удеру куда-нибудь в Ахеяву?

- Разреши поехать с тобой на Большое Собрание!

- Ты один из панкуса и имеешь все права участвовать в Большом Собрании. Только единственная просьба: будь сдержаннее.

- Ну… Не знаю. Если кто-нибудь посмеет косо взглянуть на тебя.., - Цула продемонстрировал свой крепкий кулак.

 

7

 

Кони каким-то чутьем находили дорогу. Только летом бывают такие черные ночи. Ничего не разглядишь на шаг впереди. Колесница опасно наклонялась, наезжая на камни. Подпрыгивала на ухабах, тряслась, съезжая на обочину. Один из коней споткнулся и чуть не упал. Цула выругался, слез с колесницы и пощупал сустав животного.

- Удобная ночь для грабежа, - не весело пошутил он.

- Скоро выглянет луна, - прикинул Суппилулиумы, пытаясь определить время по звездам. - Надо поторопиться. Большое Собрание начнется рано утром.

Вдруг черноту пронзил свет мерцающего огонька.

- Фазарука зажег факел, - Цула заметил свет. - Значит дорога свободна. Теперь можно без опасения ехать до самой Цапланды.

Фазарука держал факел высоко над головой. Когда свет выхватил из мрака колесницу, он передал факел воину, стоящему рядом.

- Хранят тебя Боги, Великий. Сойди с колесницы, отдохни. Здесь у меня есть вино и фрукты.

- Благодарю. Некогда, - отверг заманчивое предложение Суппилулиума. - Мы еле плетемся.

- Можешь ехать спокойно, - заверил его Фазарука. – Я обшарил каждый кустик, каждую ложбинку. Мои воины зарубили пятерых бандитов. Одного удалось взять живьем.

- Что-нибудь выпытали?

- Рассказал, что нанял их одноглазый старик. Должны были подстеречь тебя и убить.

- Арнуванде не терпится разделаться со мной, - усмехнулся Суппилулиума. - Спасибо, Фазарука. Теперь поедем быстрее.

Колесница подкатила к воротам Цапланды, когда небо подернулось бледной синевой.

- Кто внизу? - окликнул стражник

- Суппилулиума, носитель жезла Бога Грозы, - последовал ответ.

Когда они проезжали сквозь мрачные сводчатые ворота, шагах в тридцати от сторожевой башни через стену перелетело легкое копье. К нему была привязана крепкая веревка. Копье уперлось между зубьев стены. Несколько человек проворно и бесшумно взобрались по веревке наверх.

 

Весь панкус присутствовал на утреннем богослужении и жертвоприношениях. Церемонией руководил сам лабарна Арнуванда. Властелин не отличался высоким ростом, тщедушный, с некрасивым лицом. Надменное выражение делало его больше похожим на капризного ребенка, нежели на грозного властителя. Тонкие пальцы еле удерживали тяжелый золотой калмус. Роскошное широкое андули, расшитое золотом и серебром, скрывало дефекты его сутулого нескладного тела. Накладная кучерявая бородка казалась огромной на тонком бледном лице.

Лабарна Арнуванда даже ни разу не удостоился взглянуть на брата. Делал вид, что не замечает его. Суппилулиума сам старался держаться в тени. Сановники украдкой поглядывали на него, словно на обреченного. Никто не горел желания побеседовать. Холодно здоровались и тут же спешили отойти, будто Суппилулиума страдал заразной болезнью. Даже Цула стал беспокойно озираться по сторонам.

Большое Собрание состоялось после легкой трапезы. Суппилулиума на ней не присутствовал – боялся быть отравленным. В просторном зале, расположенном на нижнем этаже халентувы, собрались члены панкуса. Все Великие Люди - представители дворцовой знати и каким-либо образом состояли в родстве с Домом лабарны. Не важно, через какое колено, главное – в родстве. Все это собрание гордецов именовало себя «Великим родом» и представляло верховную власть страны. Помимо наместников городов и посланников в чужеземные страны среди них были: старший над телохранителями лабарны, старшие над мешедями правителя, придворные стольники, повара, жезлоносцы, чашники, казначеи, военачальники и еще множество придворных с их множеством должностей.

Мягко шуршала расшитая серебром одежда. Чуть слышно скрипели сапоги и туфли из добротной кожи. Бляшки, подвески, серьги из золота, серебра, железа мелодично позвякивали. То там, то здесь сверкнет холодным огоньком драгоценный камень. Вельможи важно переговаривались в полголоса, многозначительно кивая головами, делали изящные жесты, больше для того, чтобы показать собеседнику величину камня в кольце или количество перстней.

Зал для Большого Собрания представлял собой обширное помещение сорок гепессар шириной и длиной порядка ста гепессар. Дневной свет проникал сюда через узкие прямоугольные окошки, расположенные под самым потолком. Они предназначались больше для выхода копоти от множества масляных светильников, нежели для освещения. В стенных нишах статуи Богов безмолвно и внимательно взирали на всех выпуклыми глазами – свидетели и судьи на сборище правящей знати.

Высокие стены украшала лепка из алебастра, расписанная яркими красками. Сюжеты картин - сцены из жизни легендарных правителей и подвиги Богов. Высокие своды казались мертвыми и холодными, не смотря на множество пучков зеленых веток священного дерева еуа и самшита, развешанных кругом. Веточки священных деревьев отгоняли злых духов. Два высоких арочных входа охраняли крепкие воины в островерхих медных шлемах. Их мускулистые тела, обнажены по пояс и натертые маслом, казались каменными изваяниями. В руках телохранители держали топоры. Третий вход загораживала занавесь с изображением солнца. Здесь на охране стояли дворцовые мешеди в красных и желтых коротких хубиках. Отсюда должен явиться собранию лабарна.

Суппилулиума отвык от пестрого придворного общества. Он чувствовал себя неловко в своей грубой хубике без воротника. Серый воинский плащ пропах потом и дымом костров. Сапоги с потертыми носами и сбитыми каблуками сильно отличались от изящной обуви вельмож. Но это не особо волновало Суппилулиуму. Предстояла тяжелая схватка. Он постарался сосредоточиться, но ему мешали быстрые косые взгляды: где мелькнет злость и зависть, где уважение и сожаление к обреченному. Суппилулиума, чтобы хоть немного успокоиться, прикрыл глаза и произносил про себя молитву.

Участники Большого Собрания встали полукругом напротив небольшого каменного возвышения. На подиуме стояли два высоких каменных трона. Тонкая резьба обрамляла спинки и подлокотники. Один принадлежал правителю страны, другой правительнице. Над троном правителя сияло золотое крылатое солнце - символ жизни, величия, богатства, а так же символ Небесного Бога Солнца, дарующего плодородие, если добрый, но если разгневанный, насылающего засуху. Над троном правительницы были изображены три символа: змеи, свернувшейся кольцом, месяца в виде лодочки и коровы. Змея – символ бога Ярри – властелина подземного мира. Он насылает на людей болезни, на животных мор. Лунная ладья, которой правит бог Кушух – печальный брат Бога Солнца. Кушух ночью плывет по небу, собирает души умерших и переправляет их в страну Забвения. Последний символ небесной корова – символ Богини Сауски – покровительницы материнства и счастья.

Вошли мешеди в ярко- зеленых хубиках, положили на сиденья тронов мягкие подушки. Рядом с троном лабарны поставили небольшой раскладной стульчик. Стражники, охранявшие солнечные ворота вытянулись в струнку и громко крикнули приветственное: «Аха!» Шум в зале моментально стих. Все затаили дыхание.

С легким шуршанием распахнулась занавесь с изображением солнца, и появился сам властитель великой Хатти. Члены панкуса склонили головы. Властитель величественно прошествовал к трону. Высокий колпак, украшенный золотом и камнями венчал его маленькую голову. Длинная белая хубика из тончайшей ткани спускалась до самой земли. Желтая накидка с широкими рукавами блестела серебряным шитьем. Правая рука сжимала высокий золотой калмус. Лабарна устроился на троне, величественно вытянув шею. Сзади него тут же встали два телохранителя.

Вслед за лабарной появилась звездоподобная таваннанна. Годы сморщили когда-то прекрасное лицо Никламати и иссушили тело, но не смогли согнуть спину. Великая таваннанна вышла уверенной твердой походкой. Синяя женская хасгала, стянутая на талии широким поясом, несколько молодила ее. Черный пышный парик скрывал настоящие седые волосы. Полупрозрачная накидка небесного цвета спадала с головы на спину и тянулась шлейфом позади. На звездоподобной было надето столько золота и серебра с драгоценными камнями, что глазам становилось больно от их сияния. Браслеты, ожерелья, подвески, золотой обруч на голове с десятком крупных сапфиров – все это стоило, по меньшей мере, тысяч десять сикелей серебром.

Мешеди помогли таваннанне сесть. Но как только пламя от факелов осветило ее лицо, все увидели в облике бывшей грозной властительницы обыкновенную старуху с бесцветными слезящимися глазами. Она устало оглядела присутствующих. Но едва ее взгляд коснулся Суппилулиумы, лицо ее тут же потеплело.

Суппилулиума ощутил прилив нежности к своей старой маме. Он, незаметно для окружающих, смахнул навернувшуюся слезу. Но его сердце забилось чаще, взор загорелся, а щеки порозовели, когда в зал грациозно вошла красавица Фыракдыне. Стройная, как виноградная лоза, тянущаяся к солнцу, с длинными ногами и высокой грудью. Она словно проплыла под восхищенными взглядами придворных и легко опустилась на стульчик подле трона лабарны. Супруге правителя едва исполнилось шестнадцать, но девушка уже чувствовала себя будущей таваннанной великой Хатти.

Ее лицо смуглое, узкое, с правильными чертами пленяло холодной красотой. Высокий гладкий лоб украшал золотой обруч с крупным звездным сапфиром. Черные тонкие брови плавными дугами изогнулись над большими темными глазами. Глаза загадочно сверкали в обрамлении густых пушистых ресниц. Прямой нос не портила небольшая горбинка. Пухленькие алые губы горделиво поджаты. Девушка кинула надменный величественный взгляд в сторону панкуса. В глазах промелькнула скука. Она принялась разглядывать чудесный браслет у себя на тонкой руке. Сзади подошла служанка и быстрыми ловкими движениями поправила густые черные волосы Фыракдыне, расправила складки на красивой голубой хасгале.

Вельможи замерли в ожидании слов лабарны. Сотня пар глаз предано глядела в рот правителю. Властитель выдержал длинную паузу, после дребезжащим противным голосом изрек:

- Я собрал вас здесь, мои преданные слуги, чтобы порадоваться вместе. Благодаря нашим всемилостивым и могущественным Богам, враги покинули наши земли. Мир и благодать вновь поселились в Великой Хатти. Поля ждут пахарей, сочные луга ждут, когда пастухи выгонят скот; ремесленники отложили оружие и взялись за инструменты; торговцы вновь ведут караваны от города к городу, не опасаясь быть ограбленными.

Но сколько на это затрачено трудов! Сколько дней и ночей я неустанно молился и падал в изнеможении перед истаннаной. Боги меня услышали. Я возрадовался и отблагодарил наших Небесных Покровителей щедрыми жертвоприношениями.

Приближается праздник Нунтарияска. Я уже собрался объехать всю мою многострадальную землю, услышать жалобы от простого люда, узнать, в чем нуждаются телепурии и простые плугари, помочь им, если это в моих силах. Вдруг до моих ушей доходят ужасные вести: мои города опять грабят. Опять отнимают у сирот последнее. Людей гонят на бессмысленные работы. Кто же этот изверг? Я бы удивлен и очень огорчен, когда узнал, что этот грабитель – мой брат Суппилулиума.

В зале зашумели. Было непонятно: то ли панкус осуждает Суппилулиуму, то ли оправдывает. Сам Суппилулиума стоял спокойно. Казалось, гневная речь правителя его нисколько не тронула. Ни тени страха на лице.

- Его посланники, - возмущенно продолжал лабарна, - не признают моей воли. Один из телепуриев отказал сборщикам податей. Тогда пришло войско и напало на город. Я до сих пор не знаю: жив мой наместник или нет. Но это еще не все! На месте погибшей Хаттусы возводятся мощные стены. Людей заставляют работать день и ночь, без отдыха. Во внутрь не пропускают ни одного честного хетта. Там собирается сильное войско. Против кого оно направят свои копья? Разве мало моей отважной победоносной армии? Ясно одно: пользуясь всеобщей бедой, мой брат Суппилулиума хочет нарушить священный закон Телепину и свергнуть меня с престола. Мне о его коварных планах доложили верные люди.

Несмелый ропот прокатился по залу. Вперед вышел жезлоносец Хухулилла и поклонился, прося слова.

-Говори, - позволил лабарна.

- О, Солнце наше! Твоими устами говорит сама мудрость. Но позволь заметить, что войско, которое стоит в Хаттусе, разгромило Каски и Арцаву.

Лицо лабарны передернулось от злости. Как он посмел оправдывать Суппилулиуму!

- В том, что Арцава и Каски отступили, надо признать волю Богов. Не хочешь ли ты заслуги наших Небесных Покровителей приписать кучке плохо вооруженных оборванцев! – крикнул Арнуванда.

- Но, величайший, - выступил другой вельможа, - разве плохо, что возрождается священный город - город божественного Лабарны, сердце Хатти?

Еще один! – вновь передернуло Арнуванду.

- За стенами Хаттусы стоит войска, которое мне не подчиняется. Я так же узнал, что там содержится в темнице мой чашник Иссихасса. Его пытают.

- Арнуванда, - спросила таваннанна надтреснутым старческим голосом, - с чего ты решил, что твой брат хочет тебя свергнуть? Суппилулиума всегда почитал Богов и уважал законы. Да и чего тебе бояться войска Хаттусы, если в Цапланде собралась огромная армия. Одни воины Вурусему чего стоят.

Все разом загалдели. Одни признавали справедливость слов таваннанны, другие, их голоса звучали громче, поддерживали лабарну.

Гвалт перекрыл сильный голос Суппилулиумы:

- Взываю к мудрому панкусу и к солнцеликому лабарне! Дайте мне слово!

Все затихли. «Пусть говорит», - раздались несмелые реплики. Полные гнева глаза Суппилулиумы встретились с глазками Арнуванды. Тот заерзал на троне, словно его кусали блохи. Правитель пискляво вскрикнул:

- Ему нечего сказать в свое оправдание. Я требую для него наказание!

- Прошу панкус дать мне слово! – настаивал Суппилулиума.

- Пусть скажет! Дать ему слово! По закону – имеет право говорить! – зашумели участники Большого Собрания.

Лабарна вынужден был согласиться:

- Говори. Но недолго. У нас есть дела более важные.

Суппилулиума уверенно вышел вперед. Он встал напротив лабарны. Арнуванда не выдержал его тяжелого взгляда. Глазки забегали по сторонам, как бы ища поддержки. Телохранители напряглись, готовые в любой миг закрыть собой властелина.

Но Суппилулиума повернулся к Большому Собранию.

- Уважаемый панкус. Я вижу перед собой достойных людей. В ваших жилах течет чистая хеттская и хурритская кровь. Предки некоторых из вас служили еще божественному Лабарне. Вы – хранители веры. Вам известны законы нашей земли, которые диктовали нам мудрые всезнающие Боги. Не вспомнит ли кто, что полагается тому, кто предаст Родину, покинет ее в трудный час, побоится сразиться с врагом, пусть даже, во много раз сильнее его?

Все потупили взоры и молчали. Они прекрасно понимали, о ком идет речь. Но разве кто-нибудь посмел обвинить в предательстве Арнуванду. Суппилулиуме это не понравилось, хотя он и предполагал, что все участники Большого Собрания трусы, но должен же хоть кто-то его поддержать! Вдруг сзади раздался громкий голос Цулы:

- По закону Великой Хатти, его ждет смерть!

Вслед за ним жезлоносец Хухулилла воскликнул:

-Смерть! – Он тоже был обречен.

Суппилулиума продолжал:

- Я не буду себя оправдывать. Каждый знает, что все обвинения в мою сторону – ложь. Но пусть кто-нибудь мне объяснит: почему тот, кто должен был защищать нашу священную столицу, ушел из нее, отдав на растерзание город Лабарны врагу? Вместо того чтобы дать честный бой и, если суждено, умереть со славой, он бежал, прихватив с собой самых сильных воинов Богини Вурусему. Он сохранил свою драгоценную жизнь. А в Хаттусе погибали женщины и дети с оружием в руках, защищая храмы. Теперь, когда святыня восстает из руин, он вздумал мешать. Не предательство ли это?

- Ты хотел, чтобы я погиб в Хаттусе, а власть перешла тебе! – взвизгнул Арнуванда, брызгая слюной, но Суппилулиума его не слышал.

Голос бунтаря звучал все уверенней и громче. У присутствующих мурашки забегали по спинам. Так дерзко никто не смел говорить о правителе. А Суппилулиума продолжал:

- Да, я приказал не подчиняться лабарне. Он предал свой народ, свою страну и был проклят Богом Грозы. Я сам это видел. Бог Грозы отвернулся от него, а меня назвал своим сыном.

Суеверный страх заклокотал в душах вельмож. Каждый хетт, каким бы набожным и безгрешным он не был, трепетали при малейшем упоминании о Боге Грозы. Наконец, напряжение, скопившееся внутри каждого члена Большого Собрания, вырвалось наружу – панкус взорвался. Поднялся невообразимый шум, словно град камней обрушился с вершины горы. Ничего нельзя было разобрать. Кто-то восхвалял Суппилулиуму и доказывал, что он неприкосновенен, если находится под покровительством Бога Грозы. Другие, и их было меньше, ругали его за то, что он осмелился нанести оскорбление правителю и обвинить его в предательстве.

Арнуванда не на шутку перепугался. Все вышло не так, как ему хотелось. По замыслу, он должен был обвинить Суппилулиуму в предательстве, а тот, как послушный и преданный слуга, просто обязан был на коленях молить о пощаде. И тогда великодушный властитель смилостивился бы над ним. Наказание вынес бы не строгое: сослал куда–нибудь к границе с Ахеявой или Исувой. Вскоре все бы забыли имя Суппилулиумы. А теперь что ему делать?

Арнуванда сидел бледный. Его тонкие побелевшие губы нервно дрожали. Лицо перекосило. Накладная кучерявая бородка сбилась в сторону. Казалось, он вот-вот расплачется, словно напуганный ребенок.

Красавица Фыракдыне с восхищением слушала речь Суппилулиумы. Из этих расфуфыренных червяков, которые величают себя «Великим Родом», никто бы так не посмел дерзить правителю. Она взглянула на своего жалкого супруга, фыркнула и с презрением отвернулась. Ее взгляд ласкал смелого юношу.

Суппилулиума повернулся к Арнуванде.

-Ты – предатель! - перекрыл он гул голосов. - Ты прятался, как суслик в норе, когда твой народ, как лев защищал свое логово. Ты молился Богам, когда, вместо раззолоченного калмуса в руках нужно было держать остро отточенный меч, а вместо молитвы петь боевую песню. Не жертвенных баранов надо было нести к истанане, а головы врагов. Боги помогают быку, когда он просит придать ему сил в смертельной схватке, а не когда мышка жалуется на своих обидчиков. Лабарна Арнуванда, Боги от тебя отвернулись, а народ тебя проклял!

В зале споры уже чуть не доходили до драки.

- Вы слышите, что он говорит! – срывал голос Арнуванда. От страха его пробрала икота. – Мешеди! Взять!

При этом восклицании зал стих. Вооруженные слуги кинулись в центр зала и окружили Суппилулиуму. Цула с криком бросился к нему и в три прыжка оказался возле своего повелителя. Меч его зловеще заскрежетал, вылезая из ножен. Вид у телохранителя был, как у разъяренного льва. Мешеди тут же отскочили, но не растерялись ни на миг: вокруг Суппилулиумы и Цулы сомкнулось кольцо из острых наконечников. Одно движенье - и их бы подняли на копья.

- Как ты посмел?! – гневно прохрипел Арнуванда, немного осмелев. – Ты обнажил оружие перед лабарной!

Суппилулиума понял, что на этот раз силы не на их стороне. Его рука легла на огромный кулак Цулы. Слова прозвучали, как приказ.

- Вложи меч в ножны и отдай им.

Цула резким движением вогнал меч обратно. Оружие клацнуло, словно зубы в пасти волка. Воин снял с плеча перевязь и швырнул меч на пол.

- С этого момента, вы - пленники. Будете содержаться в темнице, пока я не решу вашу участь, - объявил лабарна Арнуванда окрепшим голосом.

Пленников вывели с Большого Собрания под стражей. Они уходили гордо, как победители, с высоко поднятой головой. Арнуванда весь затрясся, когда заметил, каким восхищенным взглядом провожает их Фыракдыне. Лишь только шаги в коридоре стихли, Фыракдыне резко и грациозно поднялась со стульчика. Она обвела присутствующих дерзким насмешливым взглядом и небрежно произнесла:

- Я прошу Солнце наше лабарну, звездоподобную таваннанну и уважаемый панкус отпустить меня помолиться Богам.

- Разве тебе не интересны государственные дела? – спросил Арнуванда. – Ведь в будущем ты станешь таваннанной.

- Сейчас мои дела – рожать детей, - с вызовом ответила Фыракдыне. Ее ответ больно задел самолюбие лабарны. Накануне выяснилось, что он бессилен, и никакие маги и лекари пока не могли ему помочь.

- Может, ты стесняешься присутствия стольких мужчин? – попробовал глупо съязвить Арнуванда.

- Мужчины? – гневно сверкнула очами Фыракдыне. – Где они, мужчины? Было двое, да и тех увели!

Все ахнули и запричитали. Никто не ожидал такой дерзости от хрупкой легкомысленной девушки.

- Придется моей швее заказать женские хасгалы для всего уважаемого панкуса.

С этими словами она удалилась, не обращая внимание на недовольно шумевших, пристыженных вельмож. Вооруженные мешеди при входе не разомкнули копья, ведь лабарна не дал разрешения Фыракдыне удалиться. Тогда она, не раздумывая, вынула из складок хасгалы тонкий кинжал. Вид ее был настолько решителен, что мешеди тут же расступились. Арнуванда хотел им приказать остановить ее, но старая таваннанна его осадила:

- Не позорь себя! Поссорился с братом, теперь еще с девушкой будешь воевать! Мало других забот?

Суппилулиуму и его верного телохранителя темными коридорами вели в темницу под халентувой. Сюда не проникали лучи солнца. Если кричать, то наверх не прорвется ни единого звука.

-Что с нами будет, повелитель? – поинтересовался Цула

- На панкус не надейся, - покачал головой Суппилулиума. - Они все - трусы, впрочем, как и их правитель. Сейчас нас приведут в подземелье и посадят в разные закоулки. Тебя, может быть, и оправдают. Хотя, вряд ли - ты обнажил меч в присутствии лабарны на Большом Собрании. Самое мягкое наказание за такой поступок – пожизненное заточение. Но могу тебя успокоить: в этом подземелье долго не протянешь. К сезону жим твой труп обглодают крысы.

- За себя я не беспокоюсь, - мужественно ответил Цула. – Но твоя жизнь, повелитель…

- Со мной поступят еще проще. По тайному приказу брата, меня сегодня ночью удавят на собственном поясе. Утром объявят, что я повесился, не перенеся позора.

- Но как же Хатти без тебя?

- Молись, - все, что смог посоветовать Суппилулиума.

По крутой каменной лестнице они спустились глубоко вниз. Стражники с факелами приняли пленников у мешедей и повели дальше по низкому сводчатому туннелю. Их догнал старик, слуга лабарны. Старик обладал неприятным серым лицом со всклоченной бурой бороденкой. Еще больше вызывало отвращение его левый глаз, подернутый бельмом. Правый же холодно и пронзительно смотрел из под облезшей брови. Он приказал развести пленников по разным помещениям.

Тяжелая дубовая дверь отворилась. На Суппилулиуму пахнуло могильной сыростью. Но он без страха перешагнул порог темницы. Стражники последовали за ним.

Пламя факелов отбросило свет на мокрые сводчатые стены из грубо обтесанного камня. С низкого потолка звонко падали капли. На земляном полу темнела не просыхающая лужа.

Суппилулиуму подвели к стене, где свисали надежно вмурованные в камни, потемневшие от времени, но еще крепкие бронзовые цепи. Он почувствовал, как холодные оковы защелкнулись на запястьях. Тюремщики натянули цепи и закрепили их так, что руки Суппилулиумы оказались разведены в стороны. Выполнив свое дело, стражники удалились. Последним выходил одноглазый старик. Он хищно сверкнул напоследок колючим уцелевшим оком.

Дверь захлопнулась. Пленник оказался один в непроглядном мраке. Лишь монотонно падали капли с потолка, да где-то противно попискивала голодная крыса.

Суппилулиума, через некоторое время устал стоять, прислонившись к стене. Спина и ноги намокли, руки затекли. Рана в боку начинала ныть. Но ни сесть, ни шагнуть вперед не было возможности. Оставалось одно – встать, как можно прямее.

Мрачные мысли роились в голове. Самое обидное: Великий Род, на который он хоть немного надеялся, оказался сборище жалких трусов. Разве можно с такими людьми возродить страну? Да какая тут страна. Самим бы выжить! Перегрызутся.

Как же теперь с ним поступит брат? Исход ясен: его тайно убьют, войско в Хаттусе разоружат и распустят, всех его тысячников, включая Цулу, Фазаруку и Иссихассу публично казнят. Таваннанна ничем помочь не сможет. Впрочем, Иссихасса сможет выкрутиться. Он слишком хитер, чтобы так глупо погибнуть. Но все это – полбеды. А что будет потом, когда Митанни двинет на Хатти свои полчища?

Вся надежда на Фазаруку. Он должен узнать о случившемся. Он хитер, и сделает все, чтобы освободить пленников. Только как? Если Фазарука призовет войска из Хаттусы… Не выход! Что потом? Брать Цапланду приступом? Хетты перебьют друг друга. Тушратте только этого и надо. Подкупить стражников, чтобы те освободили Суппилулиуму? Они не посмеют. Стражников казнят, и семьи их выселят куда-нибудь к неспокойным границам.

Суппилулиума воззвал к Богам. Он долго и усердно молился, пока не впал в оцепенение. Сколько он находился в таком состоянии – не помнил. Время замерло под каменными сводами. Он очнулся от лязга засова. По глазам резанул яркий свет факела. Вошли несколько человек.

Когда глаза привыкли к свету, Суппилулиума различил перед собой самого лабарну, одноглазого старика и двух мешедей.

Арнуванда глядел на брата с неприкрытой ненавистью. Он по-петушиному прошелся перед ним взад-вперед и тоном грозного властителя спросил:

- Я думаю, холод этого подземелья немного остудил твой пыл и отрезвил гордыню. Спеси поубавилось?

-Ты пришел только это узнать? - перебил его Суппилулиума.

Арнуванда ждал слов глубокого раскаяния. Не один раз подземелье ломало волю людей. Посидев здесь во тьме и сырости, поразмыслив о своей участи, пленники становились смиренными. Но, услышав нотки презрения в словах Суппилулиумы, лабарна, от досады, скрипнул зубами.

- Ты при всех оскорбил меня, оклеветал, посмел назвать предателем. За такой поступок ты достоин публичной смерти. Но я прощу тебя! Я – твой брат и милосердный правитель. Ты должен распустить войско Хаттусы и сдать мне город. Дальше: откажешься от права называться сыном нашего божественного отца Тудхалии, объявишь всем, что Бог Грозы не благословлял тебя. Видишь, какой я добрый: требую совсем немного. Когда все исполнишь, можешь отправиться в город Минуцай под присмотр местных жрецов.

- Думаешь, я так наивен, что поверю твоим обещаниям? Ты все равно не оставишь меня в живых.

- Даже если так, - не возражал лабарна, - Неужели лучше умереть голодной смертью в этой сырой крысиной норе, нежели под солнцем, свободным?

Суппилулиума ненадолго задумался, затем ответил:

- Я выполню все, что ты требуешь. Но Арнуванда, Хатти грозят неисчислимые бедствия. Митанни в скором времени должна напасть…

- Хватит с меня этих сказок про Митанни. Довольно я уже их наслушался. Могу открыто сообщить: мы с Тушраттой состоим в дружеской переписке. Этого достаточно, чтобы прекратить всякие глупые слухи. Он предупреждал меня, что ты захочешь меня свергнуть. Правитель Митанни сильный политик и часто дает мне мудрые советы. О Хатти не беспокойся. У нее есть надежный защитник и покровитель – это я. Подумай лучше о собственной шкуре.

- За себя я не боюсь. Смерть мне не страшна, - хладнокровно ответил Суппилулиума.

- Врешь! – ни с того, ни с сего взорвался Арнуванда. – Все на земле бояться смерти: и люди и животные. Каждая тварь дрожит и скулит перед гибелью.

-Я много раз смотрел в лицо смерти, но оказался сильнее.

-Хочешь еще раз встретиться? На этот раз она тебя сломает! – заорал лабарна.

- Я сын Бога Грозы, и ничего не боюсь.

Услышав последние слова, у Арнуванды начался приступ бешенства. Он ничего не мог вымолвить, только шипел и мычал, выпучив глаза. Затем его прорвало, и лабарна разразился грубой бранью. Арнуванда орал, надрывая глотку, будто торговец тухлой рыбой, брызгал во все стороны слюной, пока его не задушил сильный кашель. Одноглазый старик тут же достал маленькую баночку с пахучей жидкостью и сунул под нос лабарне. После приступа Арнуванда немного успокоился. Он прошелся по камере, резко остановился и безразличным тоном бросил:

- А чего я тебя тут выслушиваю? Сегодня ночью ты умрешь в этом вонючем подвале. Хаттусу я разоружу без тебя. – Он злобно сплюнул. – Подыхай здесь. Крысы будут очень рады обглодать твои косточки. Ты этого заслужил своими подвигами.

Дверь захлопнулась. Суппилулиума вновь оказался один во мраке. А лабарна Арнуванда прошел в другой конец темницы. Одноглазый старик отомкнул засов на двери и впустил лабарну первым. Когда мешеди внесли факела, Цула зажмурился от света. Цепи так туго были натянуты, что не давали ему пошевелиться.

Лабарна подошел к великану вплотную и заглянул снизу вверх в скуластое лицо. Арнуванда тут же пугливо отшатнулся, встретив свирепый взгляд. Затем он состроил гордую царственную физиономию и властно произнес:

- Слушай меня, ты, Цула, сын тысячника Хаутахи, оруженосец Суппилулиумы. Тебе известно, как наказывается преступник, посмевший обнажить оружие перед лабарной на Большом Собрании?

Цула не ответил.

- Молчишь! – Арнуванда недобро усмехнулся. - Я тебе напомню: провинившемуся отрубают руку, затем голову или сажают в темницу на всю жизнь.

Цула даже не пошевелился.

- Но твое наказание ничтожно, по сравнению с тем, что уготовлено твоему господину…- Мышцы Цулы напряглись. Арнуванда вздрогнул и, на всякий случай, отошел на шаг назад… - Так вот, - продолжал лабарна, - его публично казнят после страшных пыток. Но есть способ его спасти. Ты любишь своего господина? Хочешь, чтобы он остался жив?

Цула резко вскинул голову. Глаза его были полны надежды.

- Да, да! – не выдержал Цула. Он был готов поверить кому угодно, только бы повелителя оставили в живых.

- А ведь его спасение в твоих руках. Все зависит от тебя.

- Прикажи мне, и я сдвину горы, поверну реки, сражусь один с целым войском!

- Так ли ты могуч, как себя хвалишь? – усомнился лабарна.

Цула, вместо ответа, выпрямил спину, напряг руки так, что мышцы вздулись и задрожали. Цепи не выдержали и со звоном лопнули. Арнуванда чуть не потерял сознание от страха. Он застыл на месте, не в состоянии пошевелиться. Горло перехватило, и крик ужаса застрял где-то в глотке. Одноглазый старик трусливо спрятался за тощую спину властителя. Одни мешеди не растерялись, выхватили мечи.

Но Цула и не думал нападать. Он упал на колени перед своими врагами и моли:

- Прикажи, я сделаю все. Только не убивай Суппилулиуму.

Властитель, увидев великана на коленях и, заметив вооруженных слуг по бокам, оправился от страха. Ему стало немного неловко за свою трусость. Он постарался придать голосу твердость:

- Вижу. Силен. Только силы тебе много прикладывать не придется. Нужно будет, всего лишь, съездить в Хаттусу и сдать город моим тысячникам. Они перед тобой.

Цула схватился руками за голову и глухо застонал. Его стон больше походил на рык умирающего льва. От этого грозного звука у всех мороз пробежался по коже. Отдать Хаттусу! Конец всему! Так долго бились за нее. Восстанавливали город своими руками. Теперь не будет больше войска у Суппилулиумы. И Хатти не будет!

В эти минуты Цула проклинал себя за беспомощность, ругал Суппилулиуму за легкомыслие, клял Фазаруку за то, что он не может им помочь.

- Хватит прикидываться несчастным, - небрежно вымолвил Арнуванда. – Не такое это сложное дело. Исполнишь мою волю, и можешь забирать Суппилулиуму. Уходи с ним, куда вздумается.

- Ты обещаешь не убивать его?

- Может мне, еще, поклясться перед Богами? Как смеешь сомневаться! Одного слова правителя – достаточно!

Цула тяжело поднялся и глухо, словно из могилы произнес:

- Я сдам тебе Хаттусу. Дай только взглянуть на Суппилулиуму. Я должен убедиться, что он жив.

Хитрый Арнуванда ждал этой просьбы. Он подал знак мешедям. Они вывели Цулу из темницы и подвели к двери, за которой находился повелитель. Один из мешедей вошел внутрь и прикрыл за собой дверь, оставив лишь маленькую щелку, другой подставил острие меча под левую лопатку великана. Цула увидел Суппилулиуму прикованного к стене. Но через мгновение мешедь вышел и захлопнул дверь.

 

8

 

Из халентувы выехало несколько боевых колесниц. Цула ехал во второй под охраной двух сильных воинов. Он был мрачен. Взгляд потухший. Спина сгорблена, как у старика. Следом шествовали две сотни копьеносцев. Прохожие расступились перед воинами лабарны. Отряд быстрым шагом миновал узкий проход, чуть не сбив нищего калеку, пристроившегося возле ворот халентувы.

Стражники несколько раз прогоняли бродягу. Ему по-хорошему объясняли, что калекам не место возле дворца. Подаяния просят возле храмов или за городской стеной. Но нищий снова приходил и садился возле ворот. Лицо калеки было перепачкано сажей. Грязные лохмотья еле сходились на уродливом теле. Пальцы левой руки неестественно скрючились. Голова постоянно дергалась. Перед ним стояла треснутая деревянная миска. Прохожие кидали в нее яблоки, абрикосы, кусочки пресных лепешек. Босоногие ребятишки крутились возле калеки, а он делился с ними добычей. Вдруг ужас перекосил лица мальчишек. Они завизжали и, как стайка испуганных воробьев, упорхнули за угол. Из-за угла с опаской высунулись их глазастые, лопоухие головки.

Из ворот халентувы, стуча деревянными каблуками, вышел сгорбленный широкоплечий человек в длинной черной одежде и в таком же черном колпаке с желтым ободком. Лицо заросло до самых глаз густой смоляной бородой. Кустистые брови нависали и почти закрывали недобрые серые глаза. Большой нос с крупной горбинкой и мясистыми ноздрями скалой торчал над бородой. В руках он нес небольшой медный тазик. Сумка, расшитая причудливыми знаками, висела на плече.

Стражники, выпуская его из ворот, поклонились, стараясь не смотреть колдуну в лицо. В глазах отразился суеверный страх. Человек служил брадобреем лабарны Арнуванды, а так же его лекарем и гадателем. Брадобреев боялись все. Люди этой профессии обладали дурным глазом, могли снять проклятье, а могли навлечь на человека болезнь или беду. Они общались с силами зла и служили богу подземного мира Ярри. Это же, вдобавок, был глухонемой. Глаза недобро взирали на окружающий мир. Распознать, что творится в душе колдуна, - невозможно. Все его мысли и чувства скрывались где-то глубоко внутри. Даже выражение лица невозможно разглядеть под густой бородой.

Стуча деревянными каблуками, он прошел мимо нищего, не обращая на калеку ин какого внимания. Нищий поднялся и, припадая на одну ногу, поплелся за колдуном. Деревянная миска с подаяниями осталась на земле. Мальчишки, тут же осмелев, выскочили из-за угла и расхватали содержимое.

Брадобрея боялись при дворе, и поэтому не разрешали селиться в халентуве. Его жилье - маленький домик с плоской крышей находился в Верхнем городе. К себе домой он и возвращался. А нищий продолжал волочиться за ним. Обычное дело – калека хочет избавиться от недуга и просит колдуна о помощи.

Так они долго шли по узким улочкам. Хоть брадобрей ничего не слышал, однако он чувствовал, что за ним кто-то следует. У самой двери он остановился и резко обернулся, взглянув недовольно в упор на нищего. Брадобрей вздрогнул, увидев чумазое лицо Фазаруки. Он огляделся по сторонам, убедившись, что за ними никто не подсматривает, схватил Фазарука и потащил к калитке. Они быстрым шагом пересекли чистый дворик и юркнули в дом. Брадобрей зажег масляную лампадку. Колеблющее пламя открыло далеко не бедную обстановку дома. Пол устлан звериными шкурами. На стенах дорогие ковры. Добротная мебель. Здесь же присутствовали предметы, необходимые для колдуна. В углу висел скелет человека. Несколько черепов покоились на полке вместе с костями различных животных. Пахло сухими травами, пучки которых в изобилии сушились под потолком.

Усевшись на низенький стульчик, колдун предложил другой Фазаруке. Затем громко ударил три раза ладонью по столу так, что стол подпрыгивал. В комнате появилась сгорбленная старуха, видом напоминавшая старую сову. Она исполняла обязанности прислуги. Старуха поставила на стол тарелку с лепешками. Сверху на хлебе лежали кусочки аппетитной хрустящей сарамы. Затем служанка принесла кувшин слабого кислого вина и серебряную вазу с фруктами.

Хозяин учтиво налил гостю первому. Но Фазарука отставил бокал в сторону и с волнением произнес:

- Послушай, Янанарри, помнишь, как я тебя спас от разъяренных пастухов? Они думали, что это ты наслал болезнь на овец. Пастухи убили бы тебя. Я заплатил им за твою жизнь. После я смог устроить тебя брадобреем к лабарне. – Немой кивнул. – Если помнишь, тогда помоги и ты мне. Огромная беда нависла над Хатти. У нее есть сильный защитник, но сейчас жизнь его в опасности. Ты знаешь, о ком я говорю – о Суппилулиуме. Он приехал по приказу лабарны на Большое Собрание. Но не для того, чтобы раболепствовать перед Арнувандой, а чтобы обвинить его в трусости и предательстве. Панкус не поддержал Суппилулиуму. Эти трусливые ослы прижали уши, будто их собирались бить палкой. Суппилулиуму увели в темницу. Больше я о нем ничего не слышал. Только что видел, как его телохранителя Цулу куда-то повезли. Скажи мне, что там произошло. Ты не представляешь, что будет, если Суппилулиума погибнет. Все знают, что ты не слышишь, но только мне известно, о твоей способности читать по губам. При тебе, не опасаясь, могут выболтать все тайны.

Немой осушил до дна кубок с вином, затем стал что-то жестами объяснять. Фазарука внимательно следил за его манипуляциями.

- Сегодня вечером ты брил лабарну…У него был одноглазый, два мешедя и большой воин… А, это Цула. Мешедям приказал ехать в с большим воином, чтобы тот сдал город… Неужели Хаттусу? – Фазарука схватился за голову, но нашел в себе силы и настаивал: - Продолжай. Скажи, какую участь готовят Суппилулиуме? Так…Держат, как заложника…Обещал отпустить, если город сдастся… Потом мешеди ушли… Лабарна приказал одноглазому спуститься по тайному ходу … в темницу …и… - Фазарука застонал. – Его убьют. В темницу не пройти. Если я появлюсь в халентуве, меня тут же схватят.

Фазарука долго сидел, зажав голову руками. Вдруг он вскочил с места и схватил медный тазик брадобрея.

- Вот что нас спасет! – радостно воскликнул он. – Дай мне свою одежду. Я проникну в темницу под предлогом побрить Суппилулиуму и попытаюсь его освободить.

Брадобрей выхватил у него тазик и отрицательно покачал головой.

- Ты что, не хочешь мне помочь? Ты тоже на стороне этого жалкого труса Арнуванды?

Немой исподлобья взглянул на Фазаруку и провел ребром ладони у себя по горлу.

- Так, ты и сам трус! – взбесился Фазарука. – Боишься за свою шкуру! А на других тебе наплевать? Надо было тебя тогда оставить на растерзание пастухам.

Немой стал что-то объяснять, усердно жестикулируя руками. Фазарука его понял и ответил:

- Мне все равно. Пусть меня схватят. Погибнем вместе с повелителем. Какая разница – сегодня умереть или через несколько дней. Если убьют Суппилулиуму, то меня прикончат следом, и Цулу тоже. А знаешь, что будет потом? Через год – другой нагрянут митаннийцы. Города разрушат. Хеттов поведут на невольничий рынок в Вашшукканни. Ты хочешь этого?

Брадобрей выпил еще вина, подумал и кивнул.

 

К халентуве подошел колдун-брадобрей в сопровождении двух мешедей. Они беспрепятственно прошли через ворота. Стражники, увидев колдуна, все так же учтиво поклонились. Один из сопровождающих объяснил столь позднее появление брадобрея (а дело шло за полночь) тем, что великий лабарна Арнуванда хочет с помощью заклинаний излечить от безумия своего брата Суппилулиуму. Тот сегодня проявил приступ болезни на Большом Собрании. Он оскорбил лабарну и кинулся на него с мечом. В него вселился Ярри. Только чары немого брадобрея смогут выгнать злой дух. А вторая половина ночи – самое подходящее время для колдовства.

Халентува в Цапланде строилась просторной, как и все подобные дворцы правителей. Здание состояло из трех этажей. Окон мало, все с ажурными решетками. Когда дули холодные ветра, окна затягивали кожей или закрывали деревянными ставнями. Само здание представляло собой квадрат с обширным двором внутри. Покои делились на мужскую половину и женскую. В мужской половине находились покои лабарны, оружейные залы и сокровищница. На первом этаже зал для Большого Собрания панкуса, трапезная, где проходили пиры и приемы. В другой части дворца, меньшей, находились покои таваннанны и других жен правителя. У таваннанны были свои мешеди и своя прислуга.

Скромностью хеттские правители не отличались, поэтому внутреннее убранство халентувы сияло золотом и серебром: светильники, посуда, украшения массивных колонн. Кругом стояла изящная мебель. Стены пестрели расписной лепкой из алебастра. В жилых комнатах всюду висели толстые ковры с чудесным орнаментом.

Внутри халентувы располагался ухоженный двор с храмом и священным источником. Пестрые клумбы источали тонкий аромат. Небольшая священная роща самшита и дерева еуа окружала храм. По чистым дорожкам расхаживали грациозные павлины и бегали пугливые лани. Здесь отдыхала от дел таваннанна, и резвились дети дворца под надзором строгих наставников. Снаружи халентуву обступал фруктовый сад. Росли абрикосы, персики, хурма, фиги. В одном из углов сада находился зверинец. В просторных клетках из прочных жердей, ради забавы, держали львов, тигров, леопардов, шакалов. И, наконец, сад окружала высокая стена. Когда враги захватывали город, стена халентувы становилась последним местом обороны.

В глубоких подвалах халентувы, возле винных погребов находилась темница. Чтобы попасть в подземелье, надо было пройти через половину лабарны и выйти во двор. Вход в темницу вел со двора. Объяснив мешедям, куда идет колдун, заговорщики попали в халентуву. Перед Фазарукой тенью промелькнул одноглазый старик. Ужасная догадка заставила его поторопиться. Первое, что он захотел: догнать старика и прирезать. Но одноглазый затерялся где-то в темных коридорах.

Стражники охранявшие входа в подземелье ни в какую не хотел пропускать: лабарна строго настрого запретил. Помощники брадобрея долго объясняли, что это сам лабарна послал колдуна вылечить брата от безумия. Неужели колдун по собственной воле будет среди ночи тащиться в халентуву? В конце концов, старший надсмотрщик решил отправиться сам, спросить разрешение у Арнуванды. Фазарука занервничал. Если лабарна не спит, то их обман сразу же будет раскрыт. Но он вздохнул с облегчением, когда старший вернулся и сообщил, что солнцеликий уже отошел ко сну, и в его покои никого не пускают. Еще немного поразмыслив, он решил пропустить брадобрея, но в сопровождении двух своих стражников. Пусть колдун идет куда угодно, лишь бы не рассердить его, - нашлет еще хворь.

Дверь противно заскрипела. В темницу прокрался сгорбленный старик. В его единственном глазу зловеще отражался огонек масляного светильника.

- Зачем притащился, старая крыса? – спросил Суппилулиума, очнувшись из забытья.

- Я принес тебе облегчение, - прокаркал старик. – Твой брат сжалился и решил переправить твою душу в страну Забвения.

- Лабарна не боится прослыть братоубийцей?

- Никто не узнает. Я - мастер, - самодовольно признался старик. – Я проник сюда по тайному ходу через погреба. Стражники меня не видели. Сделаю свое дело и тем же путем выйду обратно. А убью просто. У тебя на поясе висит маленький золотой кинжал – символ принадлежности к роду властителей. Его намеренно не отобрали. – Одноглазый скривился в подобии улыбки. – Великое Солнце наше, лабарна Арнуванда очень хитер. Сейчас этим кинжалом вскрою тебе вены на руках. Ты просто уснешь, а проснешься уже среди Богов. Видишь: лабарна, да живет он вечно, очень великодушен и милосерден.

- Воистину. Но он меня собирался казнить публично. Ему невтерпеж?

- Правитель так и хотел сделать, но панкус его не поддержал. Да и звездоподобная расчувствовалась. Еще заставит тебя освободить.

- Значит, остались еще благородные люди в его окружении.

Старик неопределенно пожал плечами, как бы говоря, что этих благородных может ожидать такая же участь.

- Послушай, гнусный убийца: кто поверит, что я мог вскрыть себе вены? Ведь мне даже не пошевелить руками.

- А я принес с собой молот и зубило. - Он бережно положил на пол бронзовые инструменты. – Как только ты истечешь кровью, я освобожу тебя от оков, а цепи собью со стены. Даже следов не останется.

Суппилулиума на мгновение представил себя лежащим в луже собственной крови со вскрытыми венами, бледный и холодный. Крысы, которые грызли его сапоги, будут с наслаждением пить из густой кровяной лужи. Сердце сжалось и похолодело. Он не боялся, просто испытывал отвращение к такой гадкой смерти. Лучше десять раз пасть на поле боя с мечом в руке и с боевым кличем на устах, нежели здесь бесславно, во тьме и сырости. Но Суппилулиума постарался подавить в себе неприятные ощущения и спокойно попросил палача позволить ему помолиться Богам перед смертью.

- Зачем? – удивился одноглазый. – Ты скоро увидишь их. На твои молитвы уйдет много времени, а я хочу спать. Скоро Бог Солнца выкатит из моря огненную колесницу, а я еще не ложился. Впрочем, можешь молиться, пока кровь будет вытекать из твоих вен.

- Скажи хоть напоследок: кто ты, шакал, и какая блудница посмела родить такого урода.

Старик хрипло беззлобно усмехнулся.

- Я из знатного хурритского рода и занимаю при дворе Митанни высокую должность. Меня прислал сюда мой всемогущий повелитель Тушратта, учить твоего братца уму – разуму. Мне нравится Цапланда. Этот город Тушратта отдаст мне, после того, как от Хатти останется только стадо рабов.

С этими словами старик снял с пояса Суппилулиумы кинжал. Любовно осмотрел драгоценный камень на рукояти, затем вынул лезвие из ножен, проверил остроту на ногте. Удовлетворившись остротой клинка, потянулся к руке Суппилулиумы.

Как вдруг дверь за его спиной распахнулась. Старик вздрогнул всем телом и отскочил от своей жертвы. В комнату вошел человек в черной длинной одежде, в черном колпаке с желтой повязкой. С ним два мешедя.

- Что вам здесь надо! Кто вас сюда пустил! – закаркал старик. – Что нужно этому немому. Кого он собрался брить?

- Тебя, одноглазая крыса, - заговорил немой, достав из-под одежды боевой топор.

Одноглазый вскрикнул, вместо того, чтобы защищаться, бросился к Суппилулиуме, метя кинжалом в сердце повелителя. Но удар нанести не успел. Один короткий взмах – и Фазарука глубоко вогнал топор между лопаток. Хребет громко хрустнул. Палач свалился у ног Суппилулиумы. Его пальцы в последних судорогах скребли сырой песок.

Фазарука, не теряя времени, схватил бронзовый молоток с зубилом и моментально сбил оковы с рук повелителя. Обессиленный Суппилулиума чуть не упал, но через несколько мгновений пришел в себя.

-Надо освободить Цулу, - были первые его слова.

- Цулы здесь нет, - остановил Фазарука. Его повезли в Хаттусу. Если мы не поспешим, он сдаст город Арнуванде.

Заговорщики выскочили в узкий коридор. Люди Фазаруки освещали факелами путь. - Повелитель! – воскликнул воин. - Один из стражников, которого мы оглушили, очухался и сбежал.

- Попробуем в другую сторону, - решил Суппилулиума.

Они все вчетвером, бросились в противоположное направление от входа в подземелье. Но через сотню шагов беглецы очутились в тупике.

-Вот и все, - прошептал Суппилулиума, отчаявшись.

- Здесь узкий проход. Мы сможем долго продержаться, - заверил его Фазарука. Воины обнажили мечи.

Фазарука стал осматривать стены.

- Одноглазый проник сюда по потайному проходу, - вспомнил он.

Его пальцы ощупывали каждый камень. И вдруг… Щель! Немного усилий, и дверь, замаскированная под каменную кладку, поддалась.

Они устремились через проем. За дверью открылся темный погреб, заставленный большими и маленькими глиняными сосудами. Отсюда вели два хода: один в дом повара, другой в трапезный зал. По какому пути выбираться? Беглецы на мгновенье остановились. Сзади отчетливо послышался топот стражников и гул голосов. Совсем близко!

Фазарука взглянул на ближайший пузатый кувшин, чуть ли не с него ростом. Пнул кувшин ногой. Пустой! Все сразу сообразили, что надо делать. В этой части погреба находились опустошенные сосуды из-под зерни и напитков. Горловины у них были достаточно широкие, чтобы человек смог протиснуться во чрево. Одно мгновение, и беглецы скрылись в кувшинах. Стражники протопали мимо. Один из них предложил обыскать погреб. Другой заорал, что в погребе прятаться негде. Наверняка заговорщики побежали в дом повара. Оттуда самый короткий путь до ворот.

Погоня направилась к дому повара, оставив, на всякий случай, одного стражника охранять потайную дверь. Стражник решил воспользоваться всеобщей суматохой и полакомиться вином. Он начал обстукивать кувшины, отыскивая не опорожненные до конца. У беглецов замирало сердце, когда он пинал сосуды, в которых они скрывались.

Но вот, наконец, труд страждущего был вознагражден. На дне старого кувшина, покрытого седым налетом плесени, осталось немного терпкого вина. Стражник скинул деревянную крышку и перегнулся по пояс во чрево кувшина, пытаясь флягой зачерпнуть сладкие остатки. Воспользовавшись этим, беглецы бесшумно вылезли из своих укрытий. Фазарука подкрался к, кряхтевшему от натуги, стражнику, схватил его за ноги и запихал в кувшин. Тот в ужасе завопил, но вылезти никак не мог.

Беглецы бросились к трапезному залу. За спиной громыхали шаги преследователей. Стражники ворвались в дом повара, устроили переполох, все перевернули, обшарили все углы, до смерти перепугали хозяев, но ничего не обнаружили. Поняв ошибку, бросились назад в погреб.

Суппилулиума и его спутники, очутившись в трапезном зале, подперли дверь тяжелым столом. Куда теперь? Снаружи и по коридорам халентувы суетились мешеди. За окнами с узорчатыми решетками слышалась беспрерывная перекличка охранников, мелькали факела. Подняли тревогу. Беглецы растерялись. Им уже не вырваться. Все входы и выходы перекрыты.

Вдруг из темноты их позвал женский голос. Все разом обернулись. Суппилулиума еле различил во мраке тонкий силуэт. Он подошел ближе. Перед ним стояла высокая стройная девушка. Лицо ее скрывала полупрозрачная накидка. От нее исходил тонкий аромат роз и жасмина.

- Кто ты? – спросил Суппилулиума.

- Говори тише, – попросила она. – Я помогу тебе бежать.

- Но это невозможно. В халентуве всех подняли на ноги.

- Мешеди лабарны не знают тайных ходов, иначе давно бы вас схватили. Я, как видишь, догадалась: где вы очутитесь. А теперь, слушай внимательно: я выведу вас в сад. Бегите прямо, пока не окажетесь в зверинце. В сад спустили собак. Но собаки бояться подходить к клеткам с хищниками. С помощью этого, - она сунула Суппилулиуме моток волосяной веревки, - вы легко перемахнете через стену.

На дверь, ведущую из погреба, обрушились тяжелые удары. Доски затрещали.

-Скорей же! – Девушка юркнула в темноту. Беглецы последовали за ней по путаным закоулкам халентувы.

Вход в сад охраняли двое стражников с короткими копьями и овальными щитами. Девушка сделала знак остановиться. Суппилулиума и его спутники замерли. Девушка подбежала к охранникам и закричала:

- Скорее! Бегите в трапезную. Там кто-то прячется!

Оба копьеносца, не раздумывая ни секунды, кинулись в указанном направлении.

- Путь свободен! – она поманила беглецов рукой.

- Как тебя отблагодарить? – спросил Суппилулиума.

- Не стоит. Я спасаю настоящих воинов.

- Скажи хоть имя своё. Клянусь, я даже под пытками никому не открою тайну.

- Торопитесь, уже светает, - не слушала его девушка.

- Не сдвинусь с места, пока не назовешь себя. Пусть меня изрубят на месте.

Девушка грациозно откинула покрывало с лица. Свет поздней луны озарил тонкие черты смуглой красавицы.

- Фыракдыне!? – Вырвалось невольно у повелителя.

- Быстрее! – девушка подтолкнула обомлевшего Суппилулиуму.

Узкую дорожку можно было легко разглядеть в лунном свете. Да и небо уже начинало сереть. Впереди рычали зверей, разбуженных суматохой. Сзади заливались лаем сторожевые псы. Лай становился все громче, послышались голоса стражников. Среди деревьев сада замелькали факела.

- Повелитель, собаки нас учуяли, - с отчаяньем в голосе, крикнул Фазарука.

- Успеем, - старался успокоить его Суппилулиума. – Вот и зверинец.

Деревья расступились, и перед ними выросла стена. За ней находился город с множеством узких виляющих улочек, - там их спасение. Вдоль стены стояли клетки. Остро пахло мочой. Звери подняли рев, учуяв людей.

- Вон они! – послышался окрик сзади.

Неужели поймали? Все старания напрасны! У Суппилулиумы мелькнула спасительная мысль.

- Слушай меня, - крикнул он своим спутникам. – Сбивайте запоры с клеток и выгоняйте зверей.

Все четверо принялись за дело. Несколько мгновений – и клетки открыты. А беглецы вскарабкались на крышу небольшого домика смотрителя.

Звери выскакивали из клеток и метались по саду. Послышался трусливый визг собак. Поджав хвосты, сторожевые псы рванули назад. То же самое сделали их хозяева.

На крыше домика Фазарука обнаружил старую садовую лестницу. Домик смотрителя стоял у самой стены. Лестницы вполне хватило, чтобы оказаться на гребне. Взобравшись наверх, беглецы надежно закрепили веревку и спустились в город. Успели вовремя. По стенам к ним уже спешили часовые.

Не чувствуя усталости, беглецы устремились в лабиринты Нижнего города. Когда приближались к крепостным воротам, то услышали стук тревожных колотушек на сторожевых башнях.

- Сейчас закроют все ворота, - с горечью произнес повелитель.

- Все, но не эти, - возразил Фазарука.- Видишь, синий платок на копье стражника? Это мои воины разоружили охрану. За стеной нас ждут быстрые скакуны.

 

9

 

Отряд всадников без устали мчался мимо унылых лысых холмов. Лишь изредка останавливались на короткий отдых, и вновь гнали лошадей. Пена клочьями летела от ноздрей скакунов. Ветер слепил глаза. Позади клубилась желтая пыль.

Наконец вдали показались неприступные стены Хаттусы.

Суппилулиума увидел, как к воротам Лабарны неторопливо подкатывали колесницы. Следом брели уставшие копьеносцы.

- Посланники Арнуванды, - крикнул он своим спутникам. – Мы должны их опередить. Проскочим через Львиные ворота.

Всадники влетели в город. Прохожие шарахались в стороны из-под копыт разгоряченных скакунов. Спрыгнув с коня, у Южной цитадели Суппилулиума взлетел по ступеням в халентуву. Радостный Иссихасса выбежал навстречу. От него исходил запах жареного мяса и крепкого вина. Он неплохо проводил время в отсутствии Суппилулиумы. Распорядитель работ готов был рассыпаться в приветствиях, выразить свою любовь и уважение к повелителю. Но тот не дал ему рта раскрыть. Кинул на ходу:

- Встречай гостей!

Иссихасса пожал плечами. Тут же ему доложили о прибытии посланников великого властителя, солнцеподобного лабарны Арнуванды. Иссихасса отдал распоряжение провести гостей в дом телепурия. В халентуве еще велись строительные работы.

Тяжелой уверенной поступью вошли два тысячника лабарны в золоченых латах. Синие шерстяные плащи покрывали их плечи и спины. Высокие гребни из конских волос колыхались в такт шагов на блестящих медных шлемах. В правой руке каждый держал кинжал рукояткой вверх с изображением льва, в левой глиняную табличку, испещренную хеттскими иероглифами. Сзади, низко опустив голову, плелся Цула.

- Мир тебе! – поздоровались они с Иссихассой.

- Хранят вас Боги! – Ответил тот. – С чем пожаловали?

- Мы тысячники войска Таккеха, непобедимой армии солнцеподобного лабарны Арнуванды. Прибыли от его имени к телепурию города Хаттуса.

- Иссихасса, телепурий города Хаттуса перед вами.

- Прочти и выполни. – С этими словами тысячники протянули ему глиняные таблички.

Иссихасса принял таблички с учтивым поклоном, но прочитать не смог. Из-за приличного количества выпитого вина, иероглифы плясали перед глазами и двоились. Он только смог как следует разглядеть печать под текстом. В глине вытеснено изображение лабарны с калмусом в руке, вокруг надпись: «Великое Солнце Арнуванда». Иссихасса подозвал писца. Тот, так же учтиво, с легким поклоном взял таблички и прочитал:

«Гнусному предателю и бывшему моему чашнику Иссихассе.

Не смотря на родство со мной и принадлежность к «Великому Роду», ты жирная свинья, заслуживаешь за свое предательство самой страшной земной кары и проклятие Богов. Но у тебя есть шанс избежать страшной участи. Я приказываю: снять с себя полномочия телепурия и сдать город моим посланникам. Все войско, находящееся в городе разоружить и распустить. Взять под стражу изменника Фазаруку и казнить на месте. Выполнив эти условия, ты будешь прощен. Я на время забуду твою подлую измену».

Иссихасса смиренно улыбался, но ничего не понимал. Его мозг отказывался вникнуть в суть услышанного. Он решил потянуть время: Суппилулиума сам во всем разберется.

- Может быть дорогим гостям угодно выпить хорошего вина и помыться с дороги? Вы, наверное, очень устали.

- У нас будет достаточно времени, чтобы вымыться и выпить все вино, которое ты заготовил. Мы с сегодняшнего дня хозяева Хаттусы, - засмеялись тысячники Арнуванды. – Скорее пошил стражу за Фазарукой. Пусть его свяжут и приволокут сюда.

- Зачем спешить? Он никуда не денется, - попытался вилять Иссихасса. Он не мог понять, как можно арестовать Фазаруку по приказу Арнуванды. Суппилулиума не даст этого сделать. Иссихасса пожал плечами. – Как я могу разоружить войско? Тем более казнить Фазаруку? Меня побьют палками.

- Передай всем бунтарям, что в Цапланде находится под стражей Суппилулиума. Если город не подчинится – он будет казнен. Его мешедь Цула подтвердит наши слова.

- А я могу их опровергнуть, - Суппилулиума вошел в зал в сопровождении Фазаруки. Лицо его выглядело свежим после ледяной воды. Чистая белоснежная хубика мягко шелестела. Вид был такой, как будто он никуда не езди, не проскакал огромный путь, загоняя лошадей, а все это время отдыхал в саду халентувы.

Цула не мог понять: сон это или явь? Он протер глаза. Явь! Обезумив от радости, он схватил обоих посланников за шиворот и так тряхнул их, что великолепные шлемы слетели с голов. Кинул тысячников на пол и закричал:

- На колени перед повелителем! Теперь вы убедились, грязные шакалы, что перед вами сын Бога Грозы?

Изумленные и до смерти перепуганные посланники беспрекословно подчинились.

- Ну что, жалкие прихвостни Арнуванды, какую смерть вы предпочитаете? – с издевкой спросил Суппилулиума.

- Повелитель! – зарычал в негодовании Цула. – Они издевались надо мной всю дорогу… Мне не давали пить. Говорили, что все равно я скоро умру. Если б ты слышал, какими словами они поносили тебя…. Я вынужден был молчать и выслушивать их шутки. Разреши мне погладить их палкой, а затем искупать в сточной канаве.

Посланники на четвереньках подползли к Суппилулиуме и лобызали носки остроносых башмаков. Жалобными голосами молили о пощаде.

- Прочь! - рассвирепел Суппилулиума. – Что я вижу! Или глаза меня обманывают? Тысячники великой Хатти из грозного войска Таккеха скулят, словно побитые собаки. Воистину: Арнуванда подбирает мешедей себе подобных.

Тысячники испуганно отпрянули, но остались стоять на коленях. Повелитель продолжал:

- Нет, вы не собаки. Собаки, хотя бы, огрызаются, когда их бьют. Не ослы, У ослов гордости больше, чем у вас. Быть вам козлами. Цула, отбери у них кинжалы войска Таккеха. Они не достойны жезлов военачальников. Пусть снимут с них латы, а наденут козлиные шкуры и палками гонят по городу до сточной канавы.

- Будет исполнено, - довольно ухмыльнулся Цула.

Посланники взмолились, но их уже волокли из зала.

Суппилулиума устало опустился на стул и закрыл глаза. Напряжение последних дней разом навалились на него. Он еле сдержался, чтоб тут же не уснуть.

- Повелитель! - Фазарука вывел его из забытья. – Будут какие-нибудь приказания?

- К вечеру собрать всех надежных людей. Будем держать совет.

- Готовимся к сражению?

- Чего я не хочу, так это братоубийственной войны. Когда два ястреба дерутся, ворона таскает яйца из их гнезд.

- Великий, у меня есть дерзкая мысль.

- Говори.

- Я могу проникнуть в Цапланду с несколькими верными смелыми воинами. Мы постараемся убить Арнуванду.

- А потом?

- Пусть меня казнят. Я возьму всю вину на себя. После смерти Арнуванды вся власть перейдет к тебе.

- Что ты предлагаешь – смело, но неразумно. К лабарне сейчас не подступиться. После нашего побега жестоко накажут стражников, в пример остальным. Теперь даже мышь в халентуву не проскочит. Предположим, тебе удастся вонзить кинжал в сердце Арнуванды. Что потом скажет панкус? Один из моих приближенных убил лабарну? «Великий Род» разом завопит, что я попрал священный закон Телепину, и потребуют моего изгнания или даже смерти. На трон лабарны будет посажен какой-нибудь незаконный сын моего отца лабарны Тудхалии. Таких дураков он, в свое время, наплодил по всей Хатти. У власти станет новый лабарна не способный не то, что страной управлять, а даже грамотно читать. «Великий Род», пользуясь своим божественным происхождением, растаскает без того тощую государственную казну. Представь только осла на троне. Он будет делать все, что ему скажут сильнейшие из «Великого рода». Закрутятся интриги. Неминуемо прольется кровь.

- Речь твоя правильная, Великий, - согласился Фазарука.- Но что ж нам делать?

- Мне надо поговорить с Богами. После проводов солнца я сообщу свое решение.

 

Тем же вечером Суппилулиума созвал сановников в дом телепурия. Все расселись за длинным столом. Повелитель долго молчал, приводя в порядок мысли. Сановники терпеливо ждали. Наконец он сказал:

-Я благодарен вам за то, что вы стояли бою со мной рядом. Не роптали на трудности и лишения. Поверили мне. Я всех люблю и ценю, но должен покинуть вас.

- Неужели так сказали Боги? – осторожно спросил Цула.

- Боги хотят, чтобы я сам выбрал правильное решение. Все зашло слишком далеко. Хатти уже поделилась на две враждующие половины. Прекрасно знает каждый из вас, к чему это приведет. Выход один: мне надо покинуть Хатти. Пусть страной правит законный правитель. Я не буду ему мешать. Если только тучи сгустятся над страной, я прилечу на крыльях мести и умру в бою. Таково мое решение.

Все опустили головы и молчали.

- Я пойду с тобой, повелитель, хоть на край света, к самому Ярри в пасть, - Цула решительно встал.

- И я с тобой, - отозвался Фазарука.- Все равно, после проделок в Цапланде, Арнуванда уже приготовил топор для моей головы.

- Мы тоже готовы! – откликнулись тысячники.

- Спасибо еще раз, за преданность. Спасибо за то, что решили идти со мной в изгнание, - расчувствовался повелитель, - но нам вновь придется кочевать по диким местам, без крыши над головой, голодать. Зачем вам такая жизнь?

- Куда мы направимся? – стоял на своем Цула. - Нас наберется добрый десяток закаленных воинов - большая сила!

- Об этом я и хотел с вами посоветоваться.

- Дозволь мне, - попросил слова Иссихасса, хотя по лицу было видно, что он не в восторге от предстоящего путешествия. – Я предлагаю идти в Митанни на поклон к Тушратте. Если он в скором времени намерен завоевать Хатти, тогда ты за верную службу сможет получить должность наместника.

- О чем ты говоришь! – возмутился Суппилулиума. – Сам Ярри шепчет тебе на ухо! Кем же я буду в глазах моего народа? Изменником, разрушителем своих городов, осквернителем храмов.

Иссихасса, пристыжено втянул голову в плечи.

- Может быть лучше отправиться в Киццуватну. Оттуда морем в Та-Кемет? – предложил Фазарука. – Правитель Эхнэйот посмел вступить в противоборство с кастой жрецов Амона. В Та-Кемет теперь поклоняются только Богу Солнца. Он заложил новую столицу, прогнал всех старых сановников и набирает новых. Ему нужны смелые преданные воины.

- Эхнэйот отнял у Богов храмы. Не настолько он могуществен, чтобы спорить с Всевышними. Боги ему жестоко отомстят. Не хотелось бы мне сражаться против Богов. Не благородное это дело, - покачал головой Суппилулиума. - И не забывай, что южный правитель состоит в родстве с нашим заклятым врагом - Тушраттой.

- Может, в Ассирию? – подал голос Цула. – Уж кто ненавидит Тушратту, так это - властитель Ассирии. Митанни отняла северные земли. Ниневия и Ашшур платит огромную дань.

- И все же Ассирия подвластна Вашшукканни,- отверг и этот план повелитель. - Я предлагаю последовать на север. Сначала в Верхнюю страну к Хемише, затем к подножью великой горы Ур-урат. Там обитают многочисленные народы урарты. Один из правителей приглашает послужить у него. Он хочет объединить земли. Меня просит создать сильную армию. Если даже Митанни, в мое отсутствие, посмеет напасть на Хатти, я всегда смогу придти на помощь.

- Воистину мудро! – согласились все.

- Если вы готовы последовать за мной - тогда готовитесь. Через три дня, с первыми лучами нам надо проститься с родной землей и отправляться в путь.

 

Эти три долгих дня повелитель провел в молитвах. Он не просил себе удачи. Три дня без устали молил Богов защитить Хатти. Тревожные вести долетали с той стороны Бычьих гор. Лазутчики донесли, что Митанни сготовит войска к большому походу. В перерывах между молитвами Суппилулиума поднимался на самую высокую башню и устремлял свой взор в сторону Цапланды: не подступают ли войска Арнуванды.

Вечером третьего дня на башнях забили тревогу. Суппилулиума взбежал на стену и увидел стройные колонны, идущие к Хаттусе. Медные доспехи пылали огнем в лучах заходящего солнца. Оранжевая пыль облаком зависла над лесом острых пик. «Так рассудили Боги», - подумал Суппилулиума и велел принести боевой шлем.

Колотушки не переставали стучать. Раздался, возбуждающий кровь, звон оружия. Защитники спешили занять места на стенах. Запылали костры под котлами с водой. Воины проверяли мечи и копья. Лучники выпустили по стреле, вымеряя расстояния выстрела и силу ветра. Вскоре все замерли, готовые к отражению штурма. Колотушки смолкли.

Вражеское войско остановились возле земляного вала, но не стало перестраиваться из походного порядка в боевой. Суппилулиума разглядел хорошенько атакующих и прикинул их возможности. Копьеносцев оказалось не больше трех тысяч. С такими силами штурмовать Хаттусу – затея бесполезная. Над укреплением города поработали хорошо. Да и защитников в Хаттусе намного больше. Арнуванда решил схитрить?

Над стройными рядами копьеносцев взвился шест с золотым крылатым солнцем. Суппилулиума узнал знамя Вурусему, Богини Солнца города Арины. Перед ним стояли самые могучие и отважные воины. Во всей Хатти нет им равных. Но повелитель с удивлением заметил: у них не было лестниц и штурмовых орудий. Как же они думают идти на приступ? Неужели хотят прорубить ворота? Бесполезно! Новые дубовые створки не так просто сломать.

Несколько человек отделилось от войска и направилось к воротам. Среди них выделялись ярко-синие плащи тысячников и желтый плащ командующего войском Вурусему. Командующий размахивал зеленой веточкой священного дерева еуа. Следом за военачальниками шли несколько человек в пурпурных накидках знатных вельмож.

- Они просят мира? – удивился Цула.

- Вижу, - кивнул Суппилулиума. – Надо их впустить.

Делегацию пропустили через ворота. Суппилулиума вышел навстречу. Перед собой он увидел, помимо знаменитых воинов, членов панкуса во главе с жезлоносцем Хухулиллой. Они встали на одно колено перед повелителем и сложили к его ногам мечи.

- Что привело вас ко мне, великие мужи Хатти? Вы слуги лабарны. Зачем отдаете свое оружие? – немного растерявшись, спросил повелитель. – Зачем вы стоите на коленях перед бунтовщиком, человеком, который оскорбил Большое Собрание и самого правителя?

- О, мудрый и неуязвимый, - сказал за всех Хухулилла.- Ты никого не оскорблял, ты трусов назвал трусами. Вдобавок, правитель не ценит ни своих слуг, ни родной земли. Вместо того чтобы прислушаться к нашим советам и не вступать с тобой в открытую вражду, Арнуванда делает то, что нашептывают ему послы Митанни. Нам стыдно за правителя и за себя. Когда враги разоряли Хатти, мы, недостойные, прятались в горах. Теперь пришло время раскаяться за малодушие. Мы готовы кровью смыть позор. Наше оружие у твоих ног. Решай: если веришь, нам и прощаешь – возврати оружие, если нет – руби головы, - и ты будешь прав.

-Повелитель, будь осторожен! Не кроится ли здесь обман, - шепнул на ухо Суппилулиуме Иссихасса.

- Я верю вам! – нарочно громко ответил Суппилулиума. – Благородные воины скорее убьют себя, чем пойдут на подлость.

Затем повелитель поднял с земли клинки и раздал их обратно в руки военачальникам со словами:

- Меч нельзя осквернять кровью беззащитного. Пусть его держит крепкая рука, и направлен он будет против врагов наших, а не против братьев.

Галгатури и аркамми били отбой. Копьеносцы Богини Вурусему с песнями и боевым кличем «Аха Арина!» входили в город. Радостные жители угощали их свежим хлебом, соленым сыром, терпким вином. Членов панкуса Суппилулиума пригласил совершить жертвоприношения в храме Бога Грозы, а после разделить с ним трапезу.

Слабо мерцали светильники. Длинный стол ломился от кувшинов, блюд и ваз с фруктами. Суппилулиума сидел во главе стола. Он был задумчив и мрачен, почти ничего не ел. Все присутствующие невольно поддались его настроению. Вместо того чтобы веселиться, говорили вполголоса. Повелитель, казалось, никого не замечал. Он все больше хмурил густые брови. В глазах угадывалась тревога. Он отыскал взглядом жезлоносца Хухулилллу.

- Расскажи все по порядку: как вы оказались под стенами Хаттусы?

Жезлоносец отставил в сторону чашу с вином.

- После твоего побега Арнуванда взбесился. Он приказал высечь стражу, что следила за темницей и за воротами. Но когда узнал, что в темнице нашли одноглазого старика с топором в спине, забился в истерике. Начал раздавать бессмысленные приказы. Все войска направил к Хаттусе, разрушить город, а жителей вырезать всех до единого, не щадить никого. Тут же призвал писцов и принялся диктовать послание Тушратте с просьбой прислать в помощь несколько тысяч копьеносцев.

Меня и еще нескольких членов панкуса, посмевших выразить недовольство, должны были схватить и немедленно казнить. Хорошо, что среди мешедей еще остались честные люди. Нас предупредили. Мы спешно покинули Цапланду. Заодно перехватили посланника в Митанни. Глиняную табличку с посланием лабарны уничтожили. Когда войска выдвинулись из города, мы переговорили с тысячниками Вурусему. Они так же были крайне недовольны лабарной. Воины без того озлоблены, что покинули Хаттусу в трудный час, оставив ее на сожжение каскийцам, и все по приказу правителя. Теперь же гнев переполнял их. Теперь им самим надо было штурмовать священный город и зачем-то убить всех его жителей – своих братьев. А когда Арнуванда объявил: если войско Богини Вурусему не захватят Хаттусу, он всем тысячникам отрубит головы, командиры пришли в отчаяние. Посовещавшись, мы решили выдвинуться вперед всех к Хаттусе и перейти на твою сторону. Остальная армия подойдет только к следующему утру. Вряд ли они посмеют штурмовать Хаттусу, узнав, что город защищают копьеносцы из города Арины.

- А что Арнуванда? – перебил его Суппилулиума. – Он не с войсками?

- Правитель так громко кричал и долго бился в истерике, что занемог. У него открылся жар. А немой лекарь сбежал. Так что, Арнуванда остался в Цапланде.

- Чем ты озабочен, великий? – спросил Цула. Теперь у тебя могучее войско. Еще при лабарне Тудхалии ты мечтал возглавить ряды Вурусему.

- Я не знаю, как мне поступить, - признался повелитель. - Что делать дальше? Вести переговоры с братом? Схватить его и заключить в темницу? Я стану преступником. Не могу я нарушать закон Телепину. Пусть позовут предсказателя.

Привели немого брадобрея, того, который помогал Фазаруке в Цапланде. Поняв, что обман откроется и его ждет неминуемое наказание, колдун ничего лучше не придумал, как только поскорее удирать из Цапланды.

Маг принялся объяснять жестами, а Фазарука переводил:

- Я всю ночь вопрошал звезды, а днем гадал по внутренностям быка и свиньи. Узнал только то, что к тебе летят две вести. Они принесут свободу и горе. Остальное Боги скрывают.

- И все?

Немой кивнул.

Когда маг удалился, все зашумели, истолковывая предсказания. В это время вошел мешедь и сообщил, что прибыл гонец из Цапланды. В зале воцарилась напряженная тишина.

Весь в пыли, обессиленный, гонец свалился на колени.

- Говори! – приказал Суппилулиума.

- О, Великий, горе пришло в страну Хатти! Лабарна Арнуванда, да будет он Богом, зарезал себя. – Все ахнули и повскакивали с мест. А гонец продолжал: - Звездоподобная таваннанна Никламати не вынесла вашей размолвки с братом и смерти лабарны. Она ушла к Богам.

Суппилулиума закрыл лицо руками и застонал. Но тут поднялся жезлоносец Хухулилла. Вид у него был мрачный и, в то же время торжественный.

- Великие мужи Хатти, - произнес он громко. - Боги вынесли решение. Богини Истустая и Пания завершили прясть земную нить жизни лабарны Арнуванды и таваннанны Никламати. Сегодня ночью лунная ладья Бога Кушуха подберет их души. - Он перевел дух и продолжал уверенней: - Но великая Хатти не может долго существовать без нового лабарны. Как крону дерева, что уходит в небо и корни, питающиеся от земли, связывает крепкий ствол, так и люди связаны с Богами через лабарну. По праву рода и по заслугам, лабарной должен стать сын Бога Тудхалии и сын Бога Грозы - Суппилулиума!

Все присутствующие единогласно воскликнули громкое «Аха!»

- Я предлагаю созвать Большое Собрание в священном городе Хаттуса, - продолжал греметь жезлоносец. – Пусть Старший кантикини и Сестра Богов помажут на царствие нового правителя.

- Правильно! Пусть будет так! – поддержали все.

Суппилулиума поднялся, собираясь сказать речь. Но в это время мешедь сообщил, что прибыл гонец из Лувии, с самого юга. Вестового привели в зал. Он, как и первый, рухнул на колени. Его потрескавшиеся губы произнесли только два слова, от которых у всех заледенели сердца: «Идет чума!» Даже у мешедей, которые должны стоять как каменные изваяния, перекосило лица от ужаса.

- Нелегкое тебе досталось правление, - хрипло произнес Хухулилла.

Суппилулиума обвел присутствующих суровым взглядом и глухо сказал:

- Справлюсь или погибну. Пусть принесут чистую хубику и калмус. Мне нужно поговорить с Богами.

 

Часть вторая.

 

С Еникеем на щите.

 

…Сразимся, и пусть Бог Грозы,

мой господин, решит наш спор

«Из анналов лабарны Мурсили.»

 

1

 

Белесый туман лениво вытекал вниз в долину из горного ущелья. Сероватые клубы поглощали все на своем пути. Очертания острых скал бледнели и пропадали во влажной дымке. От земли тоскливо запахло сыростью ушедшей зимы.

Пастухи гнали скот в селения. Овцы громко пугливо блеяли. Коровы недовольно протяжно мычали. Пастушьи мохнаты собаки заливались злобным, хриплым лаем. Скорее, скорее, пока узкие тропинки не затерялись в густой молочной пелене.

Все живое спешило укрыться от непогоды. Лишь только один человек никуда не торопился. Он стоял на черном валуне, возвышавшимся над ущельем. Под ним двигались стада. Рядом парили орлы, распластав по воздуху широкие крылья. Взгляд человека был обращен к последним угасающим лучам красного уставшего солнца. Обветренные посиневшие губы страстно шептали молитву. Черная вьющаяся борода чуть вздрагивала в такт слов. Серая бесформенная баранья шапка наехала на густые изогнутые брови. Андули из грубой шерстяной ткани облегало мощный торс, оставляя открытыми жилистые сильные руки, покорно сложенные на широкой груди. Серый плащ за спиной подбрасывали порывы ледяного горного ветра. Прочные кожаные сапоги доходили до голых колен, обтягивая твердые икры. На поясе, украшенном медными бляхами, висел короткий меч в деревянных ножнах. Человек опустился на колени и пролил из глиняного кувшина темно–красную струйку вина на черный камень.

Снизу донесся стук копыт. Из клубов тумана вынырнула низенькая разгоряченная лошадка рыжей масти. Верхом сидел стройный чернобровый юноша, лет четырнадцати. Он ловко спрыгнул на землю и быстрым шагом подошел к молящемуся. Тот даже не шелохнулся и продолжал возносить свои мысли к Богам. Человек поклонился последнему отблеску, затем медленно встал, глубоко вздохнул полной грудью, возвращаясь душой на землю и, только после этого, повернулся к юноше.

- Отец, прибыл посланник.., - начал юноша, но человек его перебил.

- Ты чего скачешь, как сумасшедший. Совсем лошадь загнал. Смотри, какой густой туман; мог бы в пропасть сорваться.

- Прости, отец, - робко оправдывался юноша, склонив голову.

- Кто тебе разрешил верхом подниматься к черному камню? Хочешь разгневать Еникея?

Он вытащил из-за голенища сапога тонкую плеть и слегка хлестнул юношу по ногам. Тот упал на колени.

- Прости отец. Но сановник прибыл от самого лабарны Суппилулиумы. Я подумал, что тебе надо сообщить об этом как можно быстрее.

- Посланник? – Он погладил черную бороду. – Не ждал я посланника так рано. Неужели, скоро придется собираться в поход.

- В поход! - Глаза у юноши загорелись. – Ты возьмешь меня с собой?

- Знаешь куда лабарна намерен идти? Это тебе не с дикими хайасами и не с аццийцами воевать. Тут настоящий поход готовится с большими сражениями.

- Если пойдем на урартов, я туда все тропы проведал.

- Урарты не стоят того, чтобы Хатти с ними воевала. Бери кувшин, пошли. В следующий раз не смей подниматься к черному камню на лошади.

Когда кони выехали из ущелья на равнину, туман уже пожирал голые поля и жидкие перелески. Синие сумерки незаметно спускались на землю, затушевывая все дневные краски монотонным серым цветом. В молочной туманной пустоте слабо мерцали смоляные факела, освещая ворота невысокой крепости, сложенной из неотесанных булыжников.

- Кто едет? – окликнул стражник.

- Хемиша, - ответил один из всадников.

- Спеши домой. Тебя ждет посланник лабарна, - крикнул стражник, распахивая тяжелые створки.

Пробравшись по узким виляющим улочкам, среди невысоких каменных домиков с плоскими крышами, всадники выехали на храмовую площадь. Миновав святилище, они поскакали в гору по широкой мощеной дороге. Показались дома побогаче: в два этажа, с садиками и высокими заборами из булыжника.

Дорога привела к большому добротному дому. Однорукий слуга отворил калитку и впустил всадников в обширный двор. Они спешились, отдав поводья подоспевшим мешедям.

- Посланник ждет тебя с нетерпением, - сообщил старший мешедь.

- Я надеюсь, ты все сделал, чтобы гость не скучал? – строго взглянул на слугу Хемиша.

- Гость очень доволен, - успокоил его слуга.

Хемиша заметил во дворе знакомую колесницу. Опять приехал этот жадный и наглый сборщик податей Мусахи. Не очень то хотелось видеть сейчас его. Положение в Верхней Стране без того тяжелое. Вместе с весной приходил голод. А сборщики податей требовали все больше и больше. Хемиша прекрасно знал, что бессовестный Мусахи приворовывает, но пожаловаться лабарне ему не позволяла гордость. Но все! Терпение кончилось! Если Мусахи опять потребует лишку, Хемиша выгонит его пинками.

Горец решительно взбежал по крутой лестнице, прошел в небольшой зал, устланный овечьими шкурами. Посредине в каменной оправе мерцали угли очага. Оранжевые блики играли на прямоугольных, грубо отесанных колоннах. Возле очага на пестром ковре расставлены блюда с мясом и рыбой, белел свежий сыр. Юная стройная танцовщица в тонкой хасгале грациозно извивалась под звуки стонущего иницинара. Мелодично бренчали золотые колокольчики на тонких запястьях и маленьких щиколотках.

Хемиша хлопнул в ладоши, мелодия сразу же оборвалась. Музыканты бесшумно удалились. Чудесная танцовщица упорхнула, легонько ступая босыми ножками. Возле очага зашевелилась груда подушек. Из нее поднялся посланник лабарны в расшитых золотом пестрых одеждах.

- Хемиша! Мир тебе! – радостно воскликнул он, раскрывая объятия.

- О всемогущий Еникей! Святая мать Сауска! Неужели ты, Фазарука!

Они крепко обнялись, так, что кости затрещали. Когда радость немного поутихла, Хемиша налил гостю и себе янтарного вина.

- Садись дорогой Фазарука. Садись гость мой милый. Ты не представляешь, как приятно видеть тебя в своем доме. Я уж подумал, что опять приехал Мусахи. Глаза б мои больше не видели эту наглую свинью. Я однажды чуть живот ему не вспорол: вывел он меня из себя своей наглостью и жадностью. Боги удержали мою руку.

- Ты его больше не увидишь, - успокоил его посланник. – Теперь я буду собирать подати и в Верхней Стране.

- Вот и хорошо. Я буду тебя чаще видеть. А что случилось с этой жирной скотиной Мусахи?

- Он так усердно воровал, что, в конце концов, расстался с головой, - объяснил Фазарука без ноток сожаления. – Да, да! – Он мелкими глотками допил вино. - Что ты так таращишь на меня глаза? У повелителя, да будет славен он во все времена, головы летят, как спелые яблоки с веток. От старого панкуса Арнуванды, считай, почти никого не осталось. За прошедшие десять лет кого чума успокоила, кто проворовался и был казнен. Были и такие, которые, после смерти Арнуванды, противились воцарению Суппилулиумы. Пытались свалить вину за самоубийство Арнуванды на голову повелителя, да не померкнет его имя. Хотели посадить на трон какого-то незаконного отпрыска лабарны Тудхалии. Вели себя очень дерзко. Их пришлось усмирять мечом. Да ты, наверное, без меня все знаешь.

-Какие-то слухи долетали до наших горных закоулков; но интересней услышать все из первых уст. Мне не до политики было в последнее время. Управлять Верхней страной, что усмирять дикого жеребца. Лабарна Суппилулиума доверил мне трудную должность. Постоянно происходят стычки с хайасами. Эти шакалы грабят торговцев. Отбирают все подчистую. С ними сладить не так-то легко. Хайасы хитрые и смелые воины. Тут еще Аццийцы задумали поживиться. Пришлось гонять этих трусливых баранов по горам. Воевать толком не умеют, а все туда же, на Хатти лезут. После того, как я прогнал аццийцев, их правитель принялся переманивать к себе земледельцев. Обещали плугарям дать много земли и собирать меньше дани. Я в наказание отвоевал у Ацци город Самуху и перекрыл все дороги.

- Повелитель был очень доволен. Самуха еще при великом Лабарне принадлежала Хатти. Он велел тебя отблагодарить.

- Как поживает солнцеподобный. Я его очень давно не видел.

- Живет, как и раньше жил: не досыпает, не доедает. Ты вспомни, какое время настало после смерти Арнуванды. Вся страна лежала в руинах. Всюду голод, города разорены, поля заброшены. Вдобавок чума нагрянула. Постоянно нависала угроза из Митанни. Если б Тушратта напал – нелегко бы пришлось. Спасло то, что и в Митанни болезнь разгулялась не на шутку. В Вашшукканни каждый день трупы десятками сжигали. Если б не чума, Тушратта точно бы полез через горы.

- Но расскажи, как Суппилулиума взошел на престол.

- Тяжело. После похорон Арнуванды панкус перессорился. Одни хотели высоких должностей при дворе, другие боялись эти должности потерять. Пока члены «Великого Рода» грызлись и хватались за кинжалы, Старший Кантикини и Сестра Богов объявили, что Хатти долго не может существовать без правителя. Только через правителя связаны смертные люди с Богами. Совет жрецов решил передать власть жене усопшего лабарны Арнуванды, прекрасной Фыракдыне. Ее объявили таваннанной и сменили хурритское имя на тронное Татухепа. Она тут же с двором переехала из Цапланды в Хаттусу и потребовала себе в мужья Суппилулиуму. Его противники даже не успели сообразить, что произошло. Самые отчаянные еще попытались организовать вооруженный мятеж. Но бунтовщиков никто не поддержал. Вся армия Хатти перешла на сторону Суппилулиумы. А правители соседних государств побоялись помогать мятежникам. Не пожелали вступать в конфликт с повелителем ни за какие награды и обещания. Помнили, какой разгром он учинил каскийцам, и как смело прогнал армию Арцавы в три раза превосходящую в силе. Суппилулиума, чтобы до конца прекратить смуту, двинулся с копьеносцами в Цапланду. Кто из мятежников успел сбежать, а кого он схватил и казнил. Жестоко! Но другого выхода не было. Как повелитель этого не хотел, однако, власть далась с кровью. Но Боги не наказывают смелого волка, когда он загрызает трусливых шакалов. В конце концов, споры за власть прекратились. Кантикини объявили в храме Сауски Татухепу и Суппилулиуму супругами. Затем повелитель был помазан и объявлен лабарной великой Хатти. Потом чума нагрянула вместе с холодами. Много народу вымерло. Ладья Кушуха каждую ночь плыла переполненной по небу. Ворота в Хаттусу закрыли наглухо. В Верхнем городе день и ночь палили факела. День и ночь жрецы проводили в молитвах. Алтари были завалены жертвами, лишь бы задобрить богов и отвести их гнев. Прошло уже восемь лет, как болезнь отступила, а некоторые селения до сих пор стоят пустыми. Вымерли все.

- Познали и мы это горе. Уж лучше умереть от руки врага, нежели от этой заразы, - вздохнул Хемиша. – Говори теперь: зачем пожаловал. Чего хочет правитель?

- Хорошо. Давай о деле. – Фазарука выпил еще один кубок вина и продолжал: – Наш неугомонный сосед Тушратта никак не может смириться с тем, что Хатти до сих пор не в его власти. Он так мечтает въехать в Хаттусу на раззолоченной колеснице победителя, что даже спать спокойно не может. Правитель Митанни хочет видеть у ног своих коленопреклоненных свободных хеттов с позорными табличками рабов на шее. От наших лазутчиков поступают тревожные вести: Тушратта вновь готовит армию к походу. Он засыпал правителя Та-Кемет просьбами о военной поддержке. С Ассирии требует воинов. Его отряды проникают в Киццуватну и захватывают перевалы через Бычьи горы. Пока нас совсем не обложили с юга, Суппилулиума хочет напасть первым.

- А сможем ли мы сокрушить Митанни? – усомнился Хемиша.- Я слышал про их армию. Сильнее, пожалуй, только в Та-Кемет.

- Суппилулиума говорит, что нельзя пускать врага в Хатти. Надо обязательно дать бой по ту сторону Бычьих гор. Пусть мы потерпим поражение и отступим обратно, но митаннийцы уже не в состоянии будут продолжать поход. Им нужно будет вновь собираться с силами.

- Сколько же мне нужно привести людей?

- Со всей Верхней страны надо снарядить две тысячи копьеносцев, три сотни суты и двадцать колесниц. От племен Хауси требуется пятьсот всадников.

- Да, - протянул Хемиша, недовольно покачивая головой. - Непростую задачу ты мне задал.

- Я понимаю, да и Суппилулиума прекрасно знает, что частые войны и чума опустошила твои селения. Но что делать? Всем телепуриям приказано собрать большие отряды. Мало того – надо еще оставить в городах достаточно воинов для защиты.

- Когда Суппилулиума ждет нас с войсками?

-Сезон жим кончится. Скоро наступит сезон хамесха, а с ней и великий праздник Вуруллия. Солнцеподобный лабарна Суппилулиума приглашает тебя на праздник.

- Передай лабарне мою благодарность. Заверь его: я прибуду в срок.

Хемиша хлопнул в ладоши. Появился старший мешедь.

- Проводи гостя на покой в лучшую комнату. Смотри, чтобы он ни в чем не нуждался. Пусть всю ночь очаг горит в его спальне.

- Благодарю тебя, Хемиша. Пусть будет твой дом всегда таким же уютным и теплым.

Фазарука ушел вслед за старшим мешедем.

- Спокойных снов тебе, друг мой, - попрощался Хемиша, затем призвал вестовых. Приказал сообщить вождям племен, что через три дня, с первыми лучами солнца, предводитель ждет их на Совет в городе Катхеп.

 

Ранним утром храм Еникея заполнили бородатые горцы. Коренастые, с большими руками и мощными ногами. Одетые в андули из звериных шкур, высокие узконосые сапоги, мохнатые бесформенные шапки. Все здоровались, обнимались, громко разговаривали. В тесной целле несносно запахло овчиной, конским потом и свежим сыром. Жрец целыми горстями сыпал в священный огонь туххесару, пытаясь заглушить крепкий дух горцев.

Все это шумное сборище состояло из вождей племен Хауси. Вожди приехали со всех горных селений вместе с сыновьями и старейшинами. Перед изваянием Еникея, стоящим на серебряном олене, истанану завалили свежим сыром и внутренностями ягнят. После короткой молитвы и кормления ручного священного оленя, Совет расселся в целле прямо на полу. Хемиша попросил слова.

- Славные вожди, смелые воины и мудрые старейшины, - начал свою речь верховный вождь, - пусть ваши годы будут долгие, а дома полны детей! Пусть Еникей вам помогает, а Инар поддерживает ваши силы. Пусть сыновья ваши растут здоровыми и не знают нужды.

Собрал я вас здесь для того, чтобы объявить волю солнцеликого лабарны Суппилулиумы, пусть будет он здоров и счастлив. Долго терпела земля Хатти обиды. Каждый камень ее полит кровью. Каждый гепессар земли заполнен костями. Все, кому не лень, приходили грабить и убивать. Довольно терпеть! Наш несокрушимый властитель решил отомстить врагам за все беды.

- Слава повелителю! Слава Солнцу нашему! – единодушно зашумели вожди, тряся лохматыми смоляными бородами.

- Скоро мы будем жить спокойно: пахать землю, пасти скот и не бояться за завтрашний день, - продолжал Хемиша. – Но и от нас нужна помощь повелителю. Он хочет собрать крепкое войско, чтобы сразиться с армией Митанни.

Неодобрительный ропот поднялся среди присутствующих.

- Прошу Совет и вождя всех племен, благородного Хемишу разрешить мне сказать, - поднялся один из горцев. – Воинов в селениях осталось не так уж много. Если мы соберем отряды и уйдем воевать на юг; не ровен час, нагрянут Хайасы или аццийцы – кто тогда защитит наши дома?

- Я знаю, что частые битвы и болезни унесли многих лучших воинов, - согласился Хемиша, - но свой долг мы должны выполнить. От нас требуется поставить: четыре сотни всадников от горцев и сотню от городов. Городская знать и торговцы снарядят воинов, а ремесленники снабдят их оружием. Не так уж много. В свое время племена Хауси выставляли по две и по три тысячи ратников. Пусть на кони сядут юноши, которым исполнилось четырнадцать. Тем, кому двенадцать и тринадцать, вполне смогут защитить селения. Решайте!

Совет племен недолго пошумел. Старейшины спорили с молодыми горячими воинами. Вожди неторопливо совещались. Наконец пришли к согласию: собрать войско к назначенному дню.

К обеду все разъехались. Хемиша помолился Богам, затем велел подать коня. Путь его лежал дальше по Верхней стране. Надо объехать все города и селения.

Резвый конь понес телепурия по каменистой узкой дороге. Вслед мчались два охранника - два старших сына. Одному исполнилось четырнадцать, второму едва стукнуло двенадцать. Но жизнь полная опасностей, торопила их с малых лет привыкать к оружию.

 

2

 

В небольшой целле чадили золотые лампадки. Фитильки потрескивали, разбрызгивая масло. Ярко-желтая ткань затягивала стены, скрывая неровную каменную кладку. На черном каменном кубе хуваси пара небесных мраморных быков влекла серебряную колесницу. В ней стоял небесный Бог Солнца. Грозный лик с глазами из кровавых рубинов застыл в презрительной усмешке. Золотое тело Бога было облачено в дорогую одежду, расшитую серебряными нитями.

Перед изваянием, покорный и терпеливый, стоял великий властитель Хатти. Для встречи с Богом Суппилулиума нарядился в желтую накидку верховного жреца и высокий колпак с изображением крылатого солнца. Из-под колпака, на широкие плечи свободно падали черные кудри. Смуглое лицо еще сохранило свежесть молодости: так же неистово сверкали темно-карие глаза, так же черны густые брови, сросшиеся на переносице; но высокий лоб уже бороздили чуть заметные морщины, а скулы выпирали. Несколько серебряных волосков пробивалось в густой черной бороде. В правой руке властитель держал золотой калмус, в левой кувшин с жертвенным вином. Повелитель взывал к Богу:

- Небесный Бог солнца, мой господин, пастырь человечества!

Ты встаешь, Бог Солнца, из моря и восходишь на небо.

О, Небесный Бог Солнца, мой господин,

Каждый день ты вершишь суд над всем живым:

Над всеми, кто летает, ходит и плавает.

Ты все видишь, ничего от тебя нельзя скрыть.

Обрати же свой взор свысока на земли Хатти.

Кругом голод и нищета.

Мы виноваты перед тобой. В твои храмы прихожане приносят мало даров.

Но им самим нечего есть.

Мы искупим свою вину, только помоги народу обрести потерянное могущество и возвыситься над миром.

И тогда твои храмы заполним богатыми дарами и щедрыми жертвоприношениями.

Прошу тебя!

Закончив молитву, повелитель совершил обряд жертвоприношения и покинул целлу. Минуя несколько маленьких комнат и узкий проход, он оказался во дворе храма, где зеленела священная самшитовая роща, и журчал божественный источник. Его ожидали роскошные носилки.

Двое сановников помогли лабарне устроиться на мягких подушках. Восемь могучих мешедей подняли носилки на плечи и плавно двинулись по городу. Сановники шли по обе стороны от Суппилулиумы. Справа пыхтел, переваливаясь с ноги на ногу, толстый Иссихасса. Слева величественно шествовал Фазарука. За ними следовала свита лабарны, шелестя дорогой одеждой. Аромата благовоний исходил от вельмож. Сверкали золотые украшения, поскрипывала мягкая кожаная обувь. Всю процессию окружали безмолвные телохранители с каменными лицами, все высокие и плечистые. В медных шлемах с высоким гребнем конских волос отражалось небо. Цула шел перед носилками, неся высокий золотой жезл правителя.

Прохожие, оказавшиеся на пути процессии, тут же склоняли головы и не смели поднять взгляд, пока свита не проследует мимо.

Мешеди внесли носилки в халентуву и плавно опустили на мозаичный каменный пол. Суппилулиума поднялся, жестом отпустил свиту и слуг. Остались только Иссихасса, Цула и Фазарука. Они стояли, склонив головы, покорно сложив руки на груди, готовые ловить каждое слово или молниеносно выполнить любой приказ.

Лабарна снял с головы колпак. Тут же подскочил Иссихасса и бережно принял головной убор из рук властителя.

- Нелегко быть сразу верховным жрецом, правителем страны и командующим армией, - пожаловался устало Суппилулиума.

- У каждого свой жребий, предначертанный Богами, - посочувствовал Фазарука. – Кто-то сеет ячмень, кто-то пасет скот, кто-то охотится за зверем, а властитель должен управлять государством, вершить суды, водить войска в поход, общаться с Богами.

- Я десять лет уже у власти, а все не могу привыкнуть. Как только мой отец Тудхалия и брат Арнуванда, да прибудут они с Богами, справлялись со всеми делами сразу.

- Государственные заботы они поручали вороватым сановникам, - нашел объяснение Фазарука, - поэтому и страну довели до нищеты.

- О, Солнце наше! – сладкозвучно промямлил Иссихасса. - Твое бремя тяжелое, но ты правишь мудро и справедливо. Мы, твои верные мешеди, недостойны даже лучезарного взгляда. Ты, поистине, великий потомок благородного Лабарны. Его священная кровь не зря течет в твоих жилах. Твое славное имя еще загремит по всей вселенной.

- Хватит лести! – устало прервал его Суппилулиума. – Прикажи лучше собрать тысячников войск Вурусему, Таккеха и Зерна.

Вскоре, военачальники ждали повелителя зале для Большого Собрания. Воины приветствовали лабарну громким «Аха!»

Суппилулиума сел на трон, окинул всех внимательным взглядом и произнес:

- Я созвал вас, великие воины Хатти, поведать о новой угрозе, что нависла над страной. Снег сходит с гор. Скоро наступит время сева. Как только заколосятся всходы, и зерно нальется силой, Тушратта задумал обрушить на нас свою непобедимую армию. Мы окружены врагами, словно стаей шакалов. Если войска Митанни перевалят через Бычьи горы, тут же к ним на подмогу кинутся Каски, Арцава, Ацци, Иссува и Ахеява. Подлые твари ждут, что лев вот-вот подохнет, они набросятся на него и будут рвать его плоть. Но у льва должно хватить сил, чтобы подняться – тогда он выживет. – Суппилулиума тяжело вздохнул. – Кругом нищета и голод. Наша земля истерзана войнами. Но нам надо отстоять свою свободу. Поэтому, первыми напасть должны мы и дать бой на землях Митанни.

Военачальники удивленно переглянулись. Решение повелителя смелое и дерзкое, но - безумное.

- Разреши мне сказать, Солнце наше, - попросил Цула. – У Тушратты воинов – не счесть, много колесниц. Наемникам он платит щедро. Удастся ли нам собрать достаточно войск? Хватит ил в казне серебра для содержания большой армии? У нас всего шесть тысяч копей. Чтобы сразиться с армией Митанни, надо набрать еще не меньше десяти.

- Твои слова справедливы, - кивнул лабарна. – Скоро телепурии пришлют ополчение. Надо будет из землепашцев, пастухов и ремесленников сделать воинов.

- Разреши мне сказать, Солнце наше, - попросил Фазарука. – Новое войско мы не успеем хорошо обучить за короткий срок. А нам надо будет с боями прорываться через Бычьи горы. После воевать на землях Митанни. С необученными людьми мы понесем большие потери.

- Придется попотеть, - не отступал Суппилулиума, - но армию надо обучить в короткий срок.

- Тогда, может быть не лезть через горы, - предложил Фазарука. - Митаннийцы закроют перевалы и будут стоять насмерть. Не лучше ли идти в обход со стороны Евфрата. Через земли хурритов мы выйдем прямо к Вашшукканни.

- Я хочу сказать, Солнце мое, - послышался слащавый голос Иссихассы. - Это безумие – идти в обход Бычьих гор. Чего можно ожидать от полудиких хурритских племен? Нам предстоит с боями прорываться по горным дорогам, где хозяйничают Хайасы. Там не всегда два человека могут разойтись. А как мы протащим колесницы и повозки? Сколько на это потребуется драгоценного времени? Сколько отважных воинов падет в стычках с дикарями? А после нас встретят крепости Исувы. Войско измотается на долгих переходах. Тушратте останется брать нас голыми руками. Единственный верный путь - только через Бычьи горы.

- Но неужели в Бычьих горах меньше митаннийских крепостей, чем в Исуве? – возразил Фазарука.

- Я смог подкупить важного военачальника из окружения Тушратты. Он обещали снабдить меня планами всех укреплений, - заверил Иссихасса.

- Неужели сам Артатама продался? – удивился Суппилулиума.

- По секрету сказать, Артатама ненавидит Тушратту, как и Тушратта его недолюбливает, - заговорщицки объяснил Иссихасса.

- Почему же правитель доверил ему армию?

- Артатама происходит от древней ветви Правителей Митанни. Его поддерживает знать и многие хурритские вожди.

- Каковы его планы? – заинтересовался Суппилулиума.

- Артатама не верит, что наша армия сможет вступить в серьезное единоборство. Но если мы нанесем ощутимый урон Митанни…

- Артатама выступит в роли спасителя страны, - докончил за него Суппилулиума. – Решил использовать меня, как пугало от ворон. Что ж, посмотрим: у кого рука крепче. Планы укреплений, которые он передаст, верные?

- Можешь быть спокоен, Солнце наше.

- Осталось только хорошо подготовить армию.

- Что касается воинов Хатти, - не унимался Иссихасса, – так зачем им подготовка? Каждый хетт, лувиец, хуррит с раннего детства познает военное искусство. Пастухи с младенческих лет носят вместе с посохом лук и стрелы. Землепашцы в одной руке держат плуг, другой сжимают рукоять меча. Один хаттусский ремесленник стоит десятерых воинов Митанни. Чего мы испугались?

-У тебя все? – спросил лабарна.

-Еще одно слово, с твоего позволения. Я беседовал недавно с ассирийским посланником. Он намекнул, что за определенную плату Ассирия может тайно поставить колесницы с упряжью.

- Дорого?

Глаза Иссихассы виновато забегали.

- Дорого, - кивнул он. – Но расплатиться сможем после победы.

- Сколько он хочет?

- Золотые ворота Ашшура, что хранятся в кладовых Вашшукканни.

- Согласен. Еще есть новости?

- Посланник Та-Кемет обещал позаботиться, конечно, за золото, о том, что фараон Эхнэйот не поддержит Тушратту в войне.

Суппилулиума недоверчиво покачал головой:

- Обещала кошка мышку не трогать, а мышка зерно из амбара не таскать, так обе с голоду подохли!

-А самое главное, - ни как не успокаивался Иссихасса, - Аласия может дать корабли для переправки части войск по морю. Таким образом, можно разорить незащищенные южные земли Митанни со стороны Угарита.

- Ты неплохо поработал, - похвалил его Суппилулиума, отчего Иссихасса довольно порозовел. – Однако хватит ли у нас серебра и золота, заплатить за все. Что скажет казначей?

Старший казначей сокрушенно покачал головой.

- Казна ничтожна, мой повелитель. Нам очень часто приходилось посылать подарки вождям диких племен, чтобы прекратить разбойничьи набеги. Мы не в состоянии держать большие отряды на границах. Платили правителям соседних государств за то, чтобы не переманивали землепашцев. Знати везде много, а вот землю возделывать и скот пасти - всегда народу не хватает. Очень много из казны взял уважаемый Иссихасса. Ему потребовалось серебро для укрепления городов. С телепуриев мы вытягиваем все, что можно. Торговцы возмущаются величиной пошлин. Ремесленники начинают роптать из-за непомерных поборов. Землепашцам скоро нечем будет кормить свои семьи.

- Что скажет Цула? – спросил повелитель.

- Хочу поддержать Фазаруку, - откликнулся великан. – Нельзя идти через Бычьи горы. Надо через Малатью проникнуть в Митанни. Всем известно: если хочешь заколоть быка, нужно подходить к нему сбоку, а не спереди – иначе окажешься на рогах.

- В твоих словах есть здравый смысл, - согласился Суппилулиума. – Но обход займет много времени. Нам придется договариваться с племенами Хайасы. Тушратта, между тем, вот-вот готов вступить в Киццуватну. Если он дойдет до Туванувы, его армия пополнится войском Арцавы. - Суппилулиума нахмурился. – Надо идти быку на рога.

- Но где взять золота на содержание армии? – несмело напомнил ему Цула.

Все опустили глаза. Наступила тишина, как перед грозой. Вдруг, словно спасительный лучик солнца, гордо и самодовольно прозвучал голос Иссихассы:

- Я знаю, где взять золото! – Он вынул из ушей золотые кольца, с пальцев снял перстни и сложил все перед повелителем. – На это можно купить триста мин ячменя или заказать у оружейника двадцать наконечников для копей. Каждый вельможа должен последовать моему примеру.

- Ты, воистину, великий муж Хатти! – воскликнул Суппилулиума.

- Самый великий муж Хатти – это ты, Солнце наше. Я лишь червь у твоих ног, - скромно ответил просиявший вельможа.

- Но нашим сановникам не так-то просто будет расстаться с безделушками. Отобрать у них золото силой я не посмею, - задумался Суппилулиума.

- О чем ты говоришь, великий! – совсем разошелся Иссихасса, размахивая пухлыми кулаками. – О каких украшениях может идти речь, когда страна на краю гибели. Если они сейчас не отдадут свои перстни и браслеты, то завтра будут ходить голыми. Сикель золота не стоит и песчинки святой земли Хатти. А кто будет противиться – тех изгнать из Хаттусы навсегда!

- Согласен. Тебе я и поручу собрать золото с сановников. Сам я, как не тяжело мне этим заниматься, раздобуду серебра в храмах. Брать у Богов – кощунство. Но иного выхода нет. Пожалуй, и таваннанна кое-что отдаст из своих бесчисленных украшений.

Иссихасса склонил голову в знак признательности, за оказанное ему доверие. На самом деле он постарался спрятать лицо, чтобы никто не заметил, как жадно сверкнули его маленькие глазки.

Дальше обсуждали: как лучше составить армию, сколько понадобится колесниц и повозок, сколько нужно будет времени для подготовки войска к походу. Покончив с делами, Суппилулиума всех отпустил.

Мешедь сообщил, что великая, звездоподобная таваннанна ожидает лабарну к обеду на своей половине. Фыракдыне сама встретила супруга и повела к столу. Прекрасной таваннанне уже исполнилось двадцать шесть. Она принесла властителю трех сыновней. Но красота ее нисколько не померкла.

Длинная хасгала небесного цвета облегала высокую грудь. Тонкую талию стягивал широкий пурпурный пояс. Замысловатую прическу из сплетенных черных густых волос покрывала полупрозрачная накидка, спадавшая по плечам до пояса. Изящный золотой обруч охватывал высокий гладкий лоб. Брови гордо изогнулись тонкими дугами. Нежные руки казались еще тоньше в массивных золотых браслетах. Из-под подола хасгалы выглядывали маленькие узенькие туфельки, расшитые серебром. Пьянящий аромат роз исходил от Фыракдыне.

- Мир тебе, таваннанна, - приветствовал повелитель сиятельную супругу, поднося к губам ее тонкие пальчики, унизанные перстями. - Ты все такая же прекрасная и неотразимая, словно утренний цветок, умытый небесной росой. Лишь только маленькая морщинка появилась возле глаз.

- Хранят тебя Боги, - ответила таваннанна, мелодичным громким голосом, привыкшим повелевать. Она сделала вид, что расстроилась. – Мог бы и не говорить про морщинку. Теперь на весь день пропало хорошее настроение.

Мешеди придвинули стульчики, и лабарна с таваннанной сели за накрытый стол.

- Твои повара готовят чудные блюда. А виночерпии настоящие знатоки своего дела, - оценил правитель сервировку. - Но только ради обеда ты пригласила меня?

- Не часто голубь стал навещать голубку, - упрекнула супруга таваннанна. - Как-нибудь захочешь меня увидеть, придешь, а вместо прекрасной Фыракдыне найдешь сгорбленную старуху с высохшим лицом и редкими седыми космами.

- Я и такую буду тебя любить. Ты мне милее всех моих молодых жен, - искренне заверил ее лабарна. – Государственные дела отнимают все время.

- Отдохни сегодня, пообедай со мной. Останься до вечера. Я прикажу позвать сыновей. Ты совсем их не видишь. Арнуванда стал совсем взрослым и рассудительным. Мурсили – настоящий воин, как и предок, в честь которого его нарекли; ему лишь бы подраться да поохотиться. Недавно Цула его учил править колесницей. Телепину прилежный ученик, почитает Богов, постоянно твердит молитвы; он готовится стать кантикини. Жрецы-наставники хвалят его. Пиясили еще маленький, но очень любит музыку и танцы. А старший, Алувамна уже состоит писцом при храме. У него появился настоящий друг – горский юноша, младший брат Хемиши. Они вместе постигают науку письменности и языков. Недавно он мне показывал глиняные таблички, которые сам расписал на хеттском, на лувийском и на аккадском. Он так же научился хорошо говорить по хурритски, знает шумерский.

- Я очень горд за сыновей. Сожалею, что заботы о Хатти не дают мне чаще с ними встречаться. Время нынче неспокойное. Но не за тем ты звала меня. Я вижу по глазам.

- Хотела побыть с тобой наедине. Мы видимся лишь в храмах да на Большом Собрании панкуса. Поговорить о предстоящем празднике Вуруллия. Во что мне нарядиться на главную церемонию в честь Бога Грозы?

Суппилулиума начал выказывать нетерпение:

- Еда у тебя чудесная. Но я больше привык к грубой пище. Предложи мне лучше пива и ячменных лепешек. Про наряды рассуждать, я не мастер. Обсуди лучше наряды с женами сановников. Но не за этим ты меня звала.

- От тебя, Солнце мое, не скрыть даже мыслей.

Правительница жестом приказала мешедям удалиться. Затем поднялась из-за стола.

- Я отведу тебя в сад. Там тихо. Нам никто не помешает.

Суппилулиума нехотя последовал за таваннанной. Сад благоухал весенними цветами. Она провела супруга в легкую деревянную беседку, окруженную цветущими деревьями. На небольшом резном столике ждала ваза с фруктами и сосуды с нектаром.

- К чему все это, - не понял Суппилулиума. – Зачем выходить в сад? Неужели ты боишься говорить в стенах халентувы. Ты – первая шпионка Хатти, которая знает больше всех моих сановников.

- Осторожность никогда не помешает. – Таваннанна сменила мягкий тон на более твердый. – Ты прав: я знаю больше всех твоих писцов. Позвала тебя, чтобы сообщить неприятные новости. Мною получено послание из Та-Кемет от Анхесенамут, третьей дочери правителя Эхнэйота. С ней мы давно ведем тайную переписку.

- Думаешь, мне интересно слушать, о чем пишет маленькая девочка?

- Дочери Солнца рано взрослеют. Из ее письма я поняла, что окружение правителя Та-Кемет очень обеспокоена твоими приготовлениями к войне. Они требуют, чтобы Эхнэйот предоставил военную помощь Митанни. Особенно настаивают первый жрец Йота Эйя и главнокомандующий Хармхаб. Ассирия, которая тайно обещала поставить тебе колесницы, откажется от сделки. План стал известен во всех подробностях Тушратте. Та-Кемет надавит на Аласию, и та не посмеет ослушаться. Флот ты тоже не получишь.

- Стоит ли верить Анхесенамут. Она еще ребенок. Может быть, услышала что-то, от кого-то, но не правильно поняла. Рассуди сама: вот уже много лет Ассирия платит позорную дань Митанни. Саусаддаттар вырезал, чуть ли не весь Ашшур, да еще увез Золотые ворота.

- Еще, Ассирия помнит лабарну Мурсили, - возразила таваннанна, - тогда полчища Хатти докатились до Вавилона. Ашшурбалит не очень то желает второго такого нашествия, а может быть, просто не верит в твои силы. Но самое главное, Анхесенамут сообщает, что среди твоих орлов притаилась змея. Гадина готова ужалит, как только ты ослабнешь.

- Какой бред! Этого не может быть! – воскликнул Суппилулиума. И стукнул по столу кулаком так, что ваза с фруктами подпрыгнула.

- Держи себя в руках, властитель, - невозмутимо сказала Фыракдыне. – Укроти гнев и с холодной головой подумай, кто из твоего окружения способен на предательство.

- Ерунда! Почему я должен верить этой девчонке? Кто посмеет нанести мне удар в спину? Цула? Мы выросли вместе. Он был моей тенью, моим щитом. Сколько раз он спасал мне жизнь! Фазарука? Вспомни, как он вытащил меня из подземелий Цапланды. Иссихасса? Этот – рук не покладая, трудится на благо Хатти. Посмотри, как он укрепил города. К тому же, его дочь – моя третья жена.

- Цула не может предать, - согласилась Фыракдыне. – А вот Фазарука и Иссихасса… я в них сомневаюсь. Чутье меня не обманывает. Если не можешь предположить, который из них – убей обоих, - рассудила Татухепа. – Нет, не открыто. Это вызовет недовольство среди знати. А вот, если яд или еще что-нибудь…

- О Боги, вы послушайте, о чем говорит эта женщина! - возмущению Суппилулиумы не было предела. - С чего ради я должен убивать верных слуг. Из-за наветов маленькой девочки, откуда-то из далекой Та-Кемет? Может, заодно весь панкус передушить?

- Глупая женщина тебя предупредила, - во взгляде Фыракдыне мелькнула молния гнева. - Дальше поступай, как желаешь нужным. Неблагодарный.

- Боги мне дадут совет, - мрачно ответил Суппилулиума, немного поостыв. – Но у меня есть к тебе просьба.

- Я рада буду ее исполнить.

-Мне не хватает золота на содержание армии.

- Скажи лучше, что у тебя совсем его нет, - поправила таваннанна. – Я уже приготовила двадцать мин золота и пятьдесят мин серебра. Тарсиньялы переделали мои прогулочные колесницы в боевые.

- Вот теперь я вижу перед собой мудрую таваннанну и щедрую властительницу, - радостно воскликнул Суппилулиума.

- Но мешедей своих я тебе не дам. Пусть остаются в Хаттусе. – Продолжила Фыракдыне. – Еще неизвестно, как ты вернешься: на колеснице победителя или босиком в рваном плаще.

- Надеюсь, что боги не оставят меня, - вновь помрачнел Суппилулиума.

- Когда путник идет через пустыню, он тоже надеется на богов, однако, берет с собой воду. Не забывай о нашем разговоре.

- Я буду помнить, - недовольно пообещал лабарна, резко повернулся и удалился быстрым шагом.

 

3

 

Хемиша потрепал гриву коренастого низенького конька, поправил кусок овечьей шкуры, служащей седлом и легко запрыгнул на круп. Проверил, все ли на месте. Маленький овальный щит и копье передал мешедям. Поправил на голове островерхий медный шлем. Щелкнул в ножнах остро отточенным мечом. Чехол со стрелами и короткий тугой лук повесил за спину. Затем вождь поднял руку, подавая знак музыкантам.

Громко забили большие походные хухупалы, разнося по горам гулкое эхо. Городские ворота с визгом и скрежетом распахнулись. Через проем въехали вооруженные до зубов всадники на сильных коренастых лошадях. Копыта звонко застучали по камням мостовой. Колыхались длинные нечесаные гривы. Сами всадники были подстать скакунам: широкоплечие, чернобородые, с горящими глазами. Все в коротких андули из шкур животных, в шлемах из толстой кожи, На ногах высокие остроносые сапоги.

Всадники по узким улочкам стекались к храму Еникея. Толпа приветствовала воинов громкими криками. На обширной храмовой площади всадники выстроились ровными рядами. Напротив горцев встал городской отряд конных воинов в медных доспехах и островерхих шлемах. Тут же красовались десять новеньких боевых колесниц.

Площадь перед храмом наполнилась невообразимым шумом: ржание лошадей, протяжное мычание волов, громкие боевые кличи племен. Вновь загрохотали хухупалы, перекрывая гомон. Воины вынули мечи из ножен и принялись дружно бить ими по щитам, производя нестройный грохот.

В коридор, образованный двумя рядами всадников, лихо влетел Хемиша. Он приветствовал воинов, воздев вверх правый кулак. За ним следовали десять телохранителей, среди которых находился старший сын. За охраной ехали вожди племен на конях и старейшины на ослах.

По знаку Хемиши, знать, а за ней все воины, спешились и направились к храму, отдав поводья босоногим мальчишкам, которых набежало великое множество поглазеть на войско.

Во внутреннем дворе храма воины и знать тесными рядами выстроились напротив широкого проема, ведущего в целлу. Во мраке священной комнаты сиял золотом лик Еникея. Кантикини в длинных желтых одеждах с почтением вывели стройного горного оленя с позолоченными рогами. Прирученное животное не боялось большого скопления народа, но все же блестящие умные глаза настороженно глядели на толпу бородатых горцев. Нос чуть вздрагивал, втягивая воздух. Олень олицетворял самого грозного Бога и защитника племен Хауси.

Помощники кантикини привели годовалого бычка, десять овец и десять коз. Старший жрец, под громкие возгласы толпы, восхвалявшее щедрого и милостивого Еникея, длинным ножом перерезал бычку горло. Затем остальные животные были умерщвлены таким же способом. Остро запахло свежей кровью. Воины по очереди подходили к священному оленю и ставили у ног божественного животного кувшины с вином и пивом, после разламывали пополам круги сыра или ячменные лепешки и клали сверху на кувшины.

Совершив молитву, войско оседлало коней и двинулось из города. Горцы дружно грянули боевую песню. Их сильные глотки издавали такой мощный звук, что от многократного эха задрожали вершины. Над частоколом копий взвился шест с оленьими рогами. Следом лениво потянулись повозки, влекомые волами.

- Отец, возьми меня с собой! – Юноша схватил Хемишу за ногу. Его еще детские глаза выражали мольбу и решимость.

Хемиша строго взглянул ему прямо в лицо.

- Мал еще. Только двенадцать исполнилось. Мы едем на войну, а не на лис охотиться. Тебе там, в первой же схватке башку свернут.

- Но отец, я хорошо владею копьем и на коне крепко держусь, - не унимался мальчик. Казалось еще чуть-чуть, и он заплачет. Глаза заблестели, щеки налились краской.

- Сиди дома. Не хватало, чтобы ты еще расхныкался.

- Я не буду хныкать. Никогда. Я уже взрослый! – Обиженно воскликнул подросток, удерживая слезы.

- Возьми его, - робко попросила высокая стройная женщина в черной хасгале. Она держала под уздцы пегого скакуна. Синий войлочный коврик с горским узором покрывал спину коня. Аккуратно, заботливой рукой уложены дорожные сумки и оружие.

При виде женщины лицо Хемиши смягчилось. Но он постарался придать голосу строгость:

- Долго он тебя уговаривал?

- Долго, - кивнула женщина и опустила глаза, но тут же вновь смело взглянула на Хемишу. – Но твой сын не трус. В нашем роду всегда воины рано садились на боевых коней. Вспомни себя.

Хемиша почесал бороду, призадумался. Посмотрел оценивающим взглядом на подростка, затем на женщину. В конце – концов, сдался.

- Добро! Садись. Если мать отпускает – значит пришла пора изведать запах битвы. Но поедешь с обозом.

- Почему с обозом? – покраснел от досады мальчик.- Пусти меня в первую сотню, в городской отряд.

- Вытри нос и слушай, что я тебе говорю, - вновь рассердился Хемиша. – Пока не научишься остро точить копье – не пущу даже в последнюю сотню.

- Слушаю, отец, - со вздохом ответил юный воин. Затем он упал перед матерью на колени. Она нежно погладила черные непослушные кудри. Мальчик выхватил из ее рук узду, взлетел на коня и вихрем умчался вслед за войском.

Печальные глаза женщины наполнились слезами.

- Не плачь, – постарался ласково утешить ее Хемиша. – В поход ушли только двое твоих сыновей. Еще трое подрастают.

- У тебя было четверо братьев, а остались только ты да Танри, - всхлипнула женщина.

- Ничего не поделаешь. Наша жизнь в руках Богов, - вздохнул Хемиша. – Утешает то, что погибли все они достойно, с оружием в руках. Среди них не было трусов и предателей.

- И все же, присмотри за ним, - несмело попросила женщина.

- Еще чего! – возмутился Хемиша. – Сам о себе позаботится. Мне за целым войском надо присматривать. А теперь – прощай. Молись за нас.

Хемиша вылетел из городских ворот, нагоняя войско. Чернобородые горцы громко пели, перекрывая шум быстрой бурлящей реки. Народ высыпал на городские стены. Мальчишки весело кричали. Женщины плакали и утирали слезы концами головных накидок. Старые воины качали седыми бородами, довольно цокали языками, вспоминая свою неспокойную молодость, когда они вот так же с песнями уходили в походы – молодые, сильные, бесстрашные.

Отряд Хемиши двигался быстро, без передышек, лишь изредка останавливаясь попоить коней. Ночлег проводили недолгий. Только за полночь спешивались и разжигали костры, а первые лучи встречали верхом. От границы с Хайасой и Ацци до Хаттусы путь лежал долгий: через всю Верхнюю страну, через долину реки Марассантии, затем по берегам Скилакса, по унылым нескончаемым пыльным дорогам, среди высоких гор, густых лесов и обширных степей.

Сердце сжималось у воинов при виде родной земли, выжженной и вытоптанной врагами. Хоть лихие годы и миновали, но память о тяжелых временах встречалась повсюду. Когда-то цветущая земля, где колосились просторные пашни и цвели огромные сады, теперь превратилась в одичалую степь. Кое-где на пути попадались руины крепостных стен. Раньше здесь шумели города. Теперь бесформенные груды кирпичей, поросшие сорной травой, сиротливо возвышались среди холмов. По широким дорогам в былое время проходили большие торговые караваны. Верблюды, ослы, волы тащили огромные тюки с разнообразным товаром. Теперь стезя еле угадывалась, а местами вообще размыта дождями или заросла.

Только изредка попадались признаки жизни: вдруг вдалеке появится небольшой табун лошадей, заблеют на склоне горы кучерявые овцы или длинношерстные козы, на маленьком черном клочке земли пахарь погоняет волов, тянущих плуг. Но при виде вооруженных людей, табунщик спешит угнать лошадей, пастухи прячут стада в ложбины, пахарь бросает плуг и хватается за оружие, напряженно всматриваясь: куда направляется войско.

Вскоре отряд всадников вышел на широкую дорогу. Здесь все жило и двигалось. До Хаттусы оставалось меньше дневного перехода, но большое количество людей и повозок не давало возможности быстро проехать. Вооруженные отряды и обозы медленно тянулись к столице. Пешие воины неспешно плелись, неся на плечах копья и щиты. Колесницы пробирались, лавируя среди копьеносцев. Возничие дергали лошадей и громко ругались с погонщиками волов. Высокие повозки с припасами и оружием для армии еле катились на сплошных деревянных колесах.

Хемиша решил, подождать, пока поток немного схлынет. Тем более, солнце начинало клониться к горизонту. Он приказал остановиться на ночлег возле небольшого селения. Горцы напоили коней из родника и отпустили их пастись под присмотром младших воинов. Запылали костры. Зазвучали песни. Мясом жарилось, издавая аппетитное шипение. Тут же появились вездесущие торговцы. Они ходили от костра к костру и наперебой предлагали вино, сладости, оружие, хорошую шерстяную ткань, плащи и много другой мелочи, необходимой для дальнего похода.

Сделав некоторые указания вождям племен, Хемиша сел возле костра в круг воинов. Он снял шлем, ослабил ремешки на доспехах. От долгой езды верхом ныла спина, и затекли ноги. Хемиша прилег, положив под голову щит, почувствовал приятное облегчение. Веки задрожали, воин погрузился в сладкую дремоту. А горцы продолжали громко болтать, жевали полусырое мясо, запеченное на углях, запивали слабым кислым вином.

- О, знатнейший и богатый господин, не желаешь купить раба? – Услышал Хемиша над ухом.

Он приподнялся, постепенно выходя из дремоты. Перед ним со смиренным видом стоял торговец невольниками – неприятный старик в засаленной серой одежде. Сзади него стояли десятка два связанных рабов. Среди них были даже женщины. Несчастных охраняли трое здоровенных погонщика с палками в руках.

- Чего ты хочешь? - Спросил Хемиша, еще не совсем проснувшись.

- Купи рабов, господин, - вежливо повторил торговец. - Отличные невольники. Плохой товар я не держу. Вижу, ты богат и знатен, а слуг у тебя нет. Где это видано, чтобы знатный воин сам наливал себе вино и жарил мясо. Хочешь, я продам тебе красивую невольницу. У меня есть чудесная рабыня: сильная, стройная. Она умеет шить, стирать, готовить. Правда, у нее есть один недостаток, - торговец развел руками, - она дорого стоит. Но для такого знатного воина я немного уступлю. Выбирай! Больных нет, кривых – тоже.

Хемиша нехотя поднялся и прошелся вдоль строя невольников, внимательно осматривая каждого. Он хоть и родился в знатной семье, и с детства видел в своем доме много слуг, но никогда не держал рабов. Горцы ценят свободу больше всего на свете. Вид этих жалких связанных людей вызывал в нем чувство сострадания и возмущения.

- Хемиша, бери этого здорового парня, - советовали воины. – Нет, его ты не прокормишь. Бери, лучше, кучерявого юношу. Он может стать слугой и оруженосцем. Купи девку, с ней будет веселей, - смеялись они.

Хемиша остановился возле последнего невольника. Необычный вид раба почему-то привлек его внимание. Раб был высокий и худой, но крепкий. Странная черная одежда непонятного покроя с широкими рукавами доходила до земли. Он стоял, не как все невольники униженно ссутулившись, а гордо расправив плечи. Весь его вид говорил, что хоть он и связан, но дух его не сломлен. Глаза невольник зачем-то закрыты черной повязкой. Руки скручены за спиной тугим узлом.

- Господин, тебе не нравится мой товар? – забеспокоился торговец.

- Товар паршивый, - с нескрываемым презрением ответил Хемиша и указал на странного невольника. – Ты смеешь торговать слепцами? Он музыкант или певец?

- Этот не слепой! – с гневом воскликнул торговец. – Он пересмотрит любого зрячего. У него глаза злого духа. Это – сам Ярри в обличии человека. Не подходи к нему близко!

- Чего ты причитаешь, словно суеверная старуха во время грозы. – Хемиша сплюнул под ноги торговцу. – Если в нем сидит злой дух, давай отрубим ему голову и выпустим Ярри наружу. – Он сделал движение, как будто собрался вынуть меч.

- Не делай этого, - заорал побледневший торговец, хватая горца за руку. – Ради всех Богов. Не выпускай из него Ярри. Он переселится в кого-нибудь из нас.

- Э, да я вижу, ты серьезно напуган, – усмехнулся Хемиша, брезгливо стряхивая торговца с руки. – Чего боишься? У него на ногах нет копыт. И змеиного хвоста я не вижу. Может быть, на голове рога прорастают?

- Не говори так, господин. Прошу тебя! – Торговец затрясся от страха. – Один из моих погонщиков отстегал его плетью за неповиновение, а через день скончался. Он был здоров и мог сразу выпить не меньше двух кувшинов вина.

Услышав последнее, Хемиша невольно схватился за черный камушек, висевший на шее. Камень служил оберегом и защищал от болезней и порчи.

- Я его хотел сжечь на костре, - продолжал взволнованно торговец, - но потом передумал. Ведь Ярри не боится огня. Теперь веду его в Хаттусу, чтобы на праздник Вуруллия принести это чудовище в жертву Богам. Боги, наверное, давно его ищут. Я им помогу. Всемогущие вершители не останутся в долгу. За эту маленькую услугу они помогут мне разбогатеть. - Торгаш расплылся в улыбке, от которой Хемишу передернуло. Он и так терпеть не мог торговцев людьми, а этот вызывал в нем все больше отвращение.

- Но пока снимать повязку нельзя. У него глаза, словно раскаленные угли. Из них на тебя глядит смерть. Я и уши ему заткнул, чтобы он ничего не слышал. Да и что ты в нем нашел, господин. Отойди подальше.

- Меня интересует амулет, который висит у раба на шее. Хемиша указал на небольшую круглую медную бляху с иероглифами по кругу. – Ты знаешь, откуда она у него?

- Не прикасайся! – в ужасе завопил торговец. – Ты превратишься в камень!

Воин лишь усмехнулся и взял амулет в руку, внимательно рассмотрел его. Торговец закрыл лицо ладонями, ожидая чего-то ужасного. Но, к его великому изумлению, все осталось по-прежнему. Никто в камень не превратился. Нигде не было видно огнедышащего Ярри. Он упал на колени перед горцем и воскликнул:

- О непобедимый! Ты любимец Богов, или сам Бог…

- Перестань, - оборвал его Хемиша. Его раздражение начало переходить в гнев. – Уж очень часто ты вспоминаешь Богов. Видать, совесть твоя не совсем чиста. Сколько ты хочешь за Ярри?

- О могущественный. Я же веду его, отдать в жертву Богам. – Торговец смекнул, что можно выручить неплохую плату за раба. Страх – страхами, а торговля – торговлей. Он быстренько поднялся с колен и преобразился, почуяв выгодную сделку.

- Я не слышал, чтоб в храмах Хаттусы принимали в жертву людей. – Хемиша не на шутку разозлился, но старался не выказывать свой гнев. – Я дам тебе тридцать сикелей серебром. На них можешь купить трех годовалых бычков. Сведешь их под нож кантикини.

Глаза старика вспыхнули жадным огнем. Ого! За паршивого никчемного раба – целых тридцать сикелей. Воин богатый и серебра не жалеет. Надо еще поторговаться. Он жалобно прогнусавил:

- Но господин, во время праздника Вуруллия быки подорожают.

- Хорошо! На еще три железных кольца, и убирайся, не то мои воины тебя поколотят. – Хемиша еле сдерживался, чтоб не ударить наглого торгаша.

Однако жадность не давала торговцу просто так расстаться с товаром. Он снова затрясся, но уже не от страха, а от алчности. Надо попробовать еще вытянуть немного.

- Но господин, что значит твои тридцать сикелей, по сравнению с благословением Богов? Добавь еще пару сикелей, ведь…

Вот тут торговец перестарался. Он плохо знал горцев. Хемиша медленно вытащил из ножен меч. Тонкое острие уперлось в лоб негодяю, больно пронзив кожу. Торгаш вновь рухнул на колени. Зубы громко застучали.

- Послушай, мерзкая тварь! Ты захотел богатства? – прошипел Хемиша. – Жиреешь на продаже людей. А не хочешь ли сам оказаться с веревкой на шее? Я могу поставить тебе на лоб клеймо и отправить на чей-нибудь виноградник. Ты, гадина, с утра до ночи будешь до седьмого пота горбатиться за кусок ячменной лепешки, тогда узнаешь, какова цена свободы.

Страх сковал язык торговца. Он весь съежился и затрясся еще сильнее. Душа вот-вот готовилась выпорхнуть из тела. Глаза вылезли из орбит. Зубы отстукивали частую дробь. Воины, сидевшие вокруг костра, поднялись и подошли ближе.

- Хемиша, давай ему отрежем уши и выдерем ноздри. После сдадим, как беглого раба, - предложили горцы. - Нет, лучше развязать невольников, дать им палки в руки. Пусть они его поколотят.

Заслышав такие грозные речи, погонщики побросали дубинки и бросились в разные стороны. Торговец бешено вращал глазами. Наконец ему удалось с трудом проскулить:

- Пощадите! Не убивайте! Меня знает сам жезлоносец солнцеподобного лабарны Суппилулиумы – Иссихасса. Я поставляю ему красивых невольниц.

- Не смей произносить имя лабарны! – Хемиша сильнее надавил мечом. Капелька крови скатилась по лбу торговца. – Мне стыдно, что я о такую дрянь мараю оружие. Запомни, что тебе скажу, грязный торгаш. Мое имя Хемиша. Я предводитель племен Хауси и ненавижу работорговцев. А еще, мне наплевать на твоего Иссихассу. Если еще раз тебя встречу на этой земле, то отделю голову от тела. И никогда больше не предлагай свой товар благородным горцам племен Хауси. Они добывают хлеб собственными руками. Убирайся прочь!

Торговец первое мгновение не мог опомниться. Но вскоре сообразил, что чудом остался жив и поспешил на карачках отползти подальше, получив пару увесистых пинков.

Невольников развязали. Им объяснили, что они свободны и могут идти, куда захотят. Бывшие рабы бросились на коленях благодарить своих избавителей.

Хемиша подвел высокого худого невольника поближе к пылающим поленьям. Осторожно, чтобы не порезать руки ножом, освободил его от пут. Невольник опустился на землю, снял с глаз повязку, вынул кусочки войлока из ушей и кинул все это в огонь. Его черные длинные волосы рассыпались по плечам.

Усталое немолодое лицо озарил свет костра. Хемиша с любопытством разглядел невольника, но не увидел ничего пугающего. Черная борода с серебристой проседью свисала до пояса. В темно-карих глазах, действительно, было что-то необычное, но не злое. Они, скорее, излучали тепло и доброту. Густые брови ровными щеточками нависали над веками. Человек, как человек. Он бережно принял, предложенную ему глиняную чашку с пивом. Взял узловатыми пальцами кусочек лепешки. Поев, освобожденный невольник поблагодарил Хемишу. Горец заглянул в его глаза, и у Хемиши возникло ощущение, словно он смотрит в бездонную пропасть. Даже немного жутко стало. Но мимолетное ощущение страха прошло.

- Ты хочешь сделать меня своим рабом? – спросил невольник мягким, немного хрипловатым голосом. – От меня, как от раба, мало пользы.

- У горцев Хауси нет рабов,- гордо ответил Хемиша. – Ты свободен. Если хочешь, оставайся с нами. Умеешь копье в руках держать или из лука стрелять?

- Воин из меня плохой, - покачал головой бывший невольник. - Я всю жизнь хожу по свету и лечу людей.

- Лечишь? - усомнился горец. – На брадобрея ты не похож. Ты из магов, тех, которые насылают болезни, а потом за серебро избавляют от них?

- Нет, - улыбнулся странник. – Небо свидетель – я не причиняю людям зла.

- Зачем же ты наслал смерть на погонщика, который тебя избил? По словам торговца, он умер после твоих наговоров.

- Никого в своей жизни я не убивал. А этот погонщик просто выпил лишку вина, да и задохнулся в собственной блевотине.

Хемиша не совсем поверил невольнику и, на всякий случай, погладил черный камень у себя на груди.

- Как долго ты странствуешь? Сколько тебе лет?

- Минуло семьдесят пять, - невозмутимо ответил странник.

Все воины удивленно ахнули.

- Трудно в это поверить, - усомнился Хемиша, - тебе не дашь и сорока пяти. Как же удалось сохранить гибкое тело и лоб без морщин?

- Я знаю многие тайны жизни. Могу лечить разные недуги. Знания мои от мудрецов и хороших лекарей. Вся жизнь моя прошла в познании секретов долголетия и здоровья.

- Много стран ты повидал?

- Бывал за Северным морем, где в степях живут дикие кочевники. Бродил по прекрасной земле Элиды. Там обитает красивый веселый народ. Побывал в величественной Та-Кемет, где раскинулась плодородная земля по берегам священного Хапи. Гостил в шумной Финикии. Посетил вечный Вавилон и божественную Ниневию.

- Почему тебе не сидится на одном месте? Что ты ищешь? – не мог понять Хемиша.

- Я ищу земли, на которых царит вечный мир, где нет рабов, нет голода, нет болезней, где люди не убивают друг друга из жадности и зависти.

-Ну, и нашел?

- Нет такой земли, - с горечью ответил странник. – Вряд ли я ее найду, но буду искать. И после меня будут искать другие.

- Зачем? – пожал плечами горец. – Ты знаешь, что поиски бесплодны, но продолжаешь искать. В чем смысл?

- Кто ищет счастье, тот несет людям добро.

- И всего-то? Я подскажу тебе. Место такое есть, - задумчиво сказал Хемиша. – И мы все там обретем счастье. Но только после достойной жизни.

Странник ничего не ответил.

- А почему ты не устроился лекарем к какому-нибудь богачу или вельможе. Жил бы в роскоши и довольствии. Никто бы не посмел надеть на тебя колодки раба.

- Самая большая роскошь – это людская благодарность.

- У людей ее слишком мало. Тебя могут убить или пленить. Я удивлен, что ты так долго ходишь среди чужих народов, и еще не приобрел кольцо на шею.

Странник горько усмехнулся.

- Разве можно обратить в рабство вольный ветер? Разве можно ошейник раба одеть на морскую волну?

- Если ты уподобляешь себя вольному ветру, почему же не улетел от своих мучителей сегодня?

- Я знал, что ты освободишь меня.

- Знал! – Хемиша тряхнул головой. Глаза горца вспыхнули. – Может быть, знаешь, почему я это сделал?

- Знаю, - невозмутимо ответил странник. – Тебя заинтересовал амулет у меня на груди.

- Ну, говори же! Откуда он у тебя? – не выдержал Хемиша. Весь этот долгий разговор, он только и думал о загадочном амулете в виде медной бляхи.

- Но, это не моя тайна. Могу ли я тебе ее доверить?

- О чем ты говоришь! – возмутился Хемиша. Он снял с себя пояс и передал страннику.- На, смотри!

Кожаный пояс украшали точно такие же медные бляхи, с такими же иероглифами.

- Теперь веришь? Здесь надпись: «Еникей всегда с нами». В нашем роду, когда рождается мальчик, отец ему дарит три вещи: амулет из черного камня, кинжал и такой вот пояс.

- Да, да, я припоминаю. У него был амулет из черного камня, – кивнул странник.

- Так расскажи: кто он, - нетерпеливо воскликнул Хемиша.

Путник опустил взгляд на тлеющие угли, сдвинул брови, пытаясь, все хорошенько припомнить.

- Давно это было, - начал он свой рассказ, - так что, может быть, где-нибудь ошибусь. Я шел из Ашшура в Ниневию по берегам благодатного Тигра. В этой местности живет приветливый трудолюбивый народ. Земледельцы там, как и везде, бедные, но гостеприимные. Они работают с утра до ночи, чтобы прокормить свои семьи. Большую часть урожая у них забирают землевладельцы и храмы.

Я ходил от селения к селению, помогал больным, слушал рассказы стариков, рассказывал сам.

Как-то утром я заглянул в небольшой городок. Все жители были встревожены. Множество воинов и колесниц увидел я на улицах. У одного старика узнал, что здесь остановились охотники правителя Ассирии. У старшего охотника случилось несчастье: раненый лев в бешенстве опрокинул колесницу, в которой находился один из его сыновей. Мальчик сильно разбился и, наверное, скоро умрет.

Я подошел к одному из слуг и представился лекарем. Меня немедленно провели в дом наместника. Бедный юный охотник! На него невозможно было смотреть без содрогания. Ему исполнилось лет двенадцать. Он лежал без памяти, истекая кровью. Невежественный местный брадобрей пытался оказать помощь. Рука в плече выбита, голова вся в ушибах, лицо оцарапано. Хорошо еще, что он носил легкий шлем, иначе, падая, проломил бы голову о камни. Вдобавок лев ударил его в грудь лапой, сорвал кожаный нагрудник и оставил на теле глубокие раны от когтей.

Старший охотник рыдал. Сыновья, как могли, утешали отца. Я отослал брадобрея читать заклинания, а сам приступил к делу. Сначала, вправил мальчику руку, прижег раскаленным металлом раны, наложил повязки с лечебными травами. Кровотечение остановилось, но в сознание привести мальчика мне не удалось. Всю ночь он бредил. Тело его горело. Я поил больного отварами из трав, натирал лечебными мазями, шептал заклинания. Но ушиб головы был слишком сильный, да и крови он потерял много. Надеяться оставалось только на богов, да на сильное молодое тело. Через два дня жар начинал спадать. Болезненная бледность разлилась по лицу. Наступал момент, когда он должен был либо умереть, либо выжить.

Охотники уехали. Им надо было спешить ко двору правителя. Мальчика оставили с пожилым слугой и двумя телохранителями. Старший охотник обещал засыпать меня золотом и серебром, если я спасу его сына. Больно и странно было видеть слезы на мужественном лице бесстрашного воина.

- Он умер? – спросил нетерпеливый Хемиша и вздрогнул, испугавшись собственного вопроса.

- Нет. Юное сильное тело победило смерть. Я выходил его. Через неделю он открыл глаза. Первое, что произнес мальчик едва окрепшим голоском, был воинский клич: «Улу-ра-ра»

- Это боевой клич наших племен! – встрепенулся Хемиша.

- Да, да. Он после объяснил мне. А тогда он очнулся, взглянул своими ясными глазами на мир и еле слышно сказал: «Улу-ра-ра!». Сперва я подумал, что он очнулся перед смертью. Бывают такие проблески сознания у людей, готовых покинуть наш мир. Но вскоре румянец заиграл на щеках. Мальчик начал поправляться, да так быстро, что через несколько дней мог уже сидеть.

Но валяться без дела и глядеть в потолок он долго не мог и начинал скучать. Ему хотелось бегать, скакать на коне, править колесницей, стрелять из лука, ведь он был настоящим воином. Не зная, чем его занять, я рассказывал о странах, в которых побывал, а он слушал внимательно, раскрыв рот от удивления. По его просьбе, мне приходилось во всех подробностях описывать все чудеса, что встречал на своем пути. Скоро мой больной сильно привязался ко мне. Он оказался добрым и смышленым, уважал старших и никогда не обижал слабых. В очередной долгий вечер, когда слуг отпустили отдыхать, я, как всегда, сел рядом на его постелью и поделился мыслями: куда скоро мне предстоит отправиться. Когда же я сказал, что хочу пройти земли Хатти от Бычьих гор до Великого моря, он сразу изменился, сделался грустным. Я испугался за его здоровье – любое волнение могло привести к обострению болезни – и попросил открыть причину печали. Он долго молчал, но, видя во мне друга, рассказал свою историю.

Он поведал мне, что приходится приемным сыном старшего охотника. На самом деле его еще маленького украли или увели из родного дома – он точно не помнил. С торговцами живым товаром он попал в Ассирию. Ребенок был здоровым и крепким. Его поместили в специальный лагерь под Ниневией. Там, из таких, как он мальчишек готовят будущих телохранителей правителя. Их называют «Бессмертными». Детей скупали у торговцев рабами и отправляли в это страшное место. Они жили в ужасных условиях: спали на земле, кормили их мало, вместо одежды давали кусок материи, при этом, постоянно заставляли бегать или таскать тяжести. Выживали только самые сильные. Выживших переводили в другой лагерь. Там их откармливали и обучали воинскому искусству. С помощью кнута и палки из детей выбивали всю память, убивали жалость и сострадание к ближнему. На свете нет ожесточеннее человека, чем тот, кто забыл свою мать и своего отца, кто не помнит своей родины. Нежных любящих родителей заменяют наставники со звериными лицами, которые не выпускают хлысты из рук. Отчий дом - лагерь, в котором они воспитываются. В конце концов, из них получаются каменные болваны без сердца. Им все равно, кого прирезать: свинью или человека. Они не страшатся ничего. Могут, по приказу своего повелителя броситься с голыми руками на целое войско. Могут отрубить голову женщине или ребенку, а через мгновение забудут об этом. Совесть их не гложет. Верят ли они в Богов – не знаю. Но, по-моему, Бог у них один – властитель Ассирии. Им не нужно ни золота, ни женщин. Им нужен меч, да поле боя. Они не умеют пахать и сеять, ходить за скотом, охотиться. Все их умение сводится к одному – убивать. Теперь понимаешь, куда он попал. Может быть, из этого чудесного мальчика и вышел бы отличный «Бессмертный»; может, он дослужился бы до тысячника, если бы не один случай.

Как-то раз, старший охотник с сыновьями проезжал мимо лагеря «Бессмертных». Он решил, ради забавы, поглядеть на будущих телохранителей правителя. Его подвели к обшитому вольеру, где содержали как зверей десятка два маленьких мальчишек, недавно приобретенных на невольничьем рынке. Голодным, отощавшим детям бросали куски лепешек. Со звериной жестокостью они дрались за хлеб, рычали, царапались, кусали друг друга.

- А почему вон тот кучерявый волчонок не дерется? Спросил старший охотник, указывая на мальчика, одиноко сидевшего в углу и не принимающего участие в драке.

-Он наелся, - объяснил погонщик. – Этот звереныш сильный и ловкий. Его все боятся.

- Пусть подойдет поближе, - приказал старший охотник.

Погонщик вошел в загон, схватил ребенка за волосы и волоком подтащил к старшему охотнику. Когда сановник взглянул поближе на маленького человека, в нем все перевернулось. Он увидел перед собой ребенка, маленького и беззащитного, но гордого и бесстрашного. Сердце, вдруг, сжалось. Возможно, чем–то мальчик напоминал его самого в детстве. Один из сыновей сановника кинул ребенку яблоко. Тот схватил плод и прижал к груди. Остальные мальчишки, увидев это, подскочили и попытались отнять. Волчонок зарычал и ловко раскидал всех, затем забился обратно в угол. Но яблоко не ел: так и держал возле груди, только все смотрел большими черными глазами на старшего охотника.

- Эй, Шауш! – крикнул охотник одному из своих сыновей, - Купи того звереныша. Он будет твоим братом. Воспитай его воином, только не забей до смерти.

- Слушаю, отец, - ответил юноша.

Так в доме высокого сановника появился еще один сын. В Ассирии – это нормальное явление. У многих знатных людей, помимо своих детей есть дети от рабынь или купленные у работорговцев. Из мальчика вырастал настоящий ассирийский воин. Приемный отец его полюбил, и даже, иногда баловал. Старшие братья воспитывали его в строгости, частенько поколачивали, но не со зла – просто, так принято. Он ничем не уступал в манерах своим сверстникам из других знатных семей: учился писать, читать, ходил примерно в храмы, помогал отцу, овладевал воинским искусством. Но как бы будущий защитник Ассирии не был похож на сына высокопоставленного сановника, все же, в душе он оставался диким горцем. Никакие жестокие пытки не могли выбить из памяти образ отца и матери. Никакие роскошные дворцы не шли в сравнение с красотой родных гор. В тайне от всех он грустил о далекой родине. Сколько слез пролил ночами! Сколько страстных молитв возвысил Богам!

Когда мальчик поправился до такой степени, что уже мог отправиться в Ашшур, за ним прислали повозку. Я решил, что больше моя помощь не понадобится, и захотел продолжить путь на север. Он меня очень просил заглянуть в Верхнюю страну великой Хатти и найти его родных. Юный охотник передал мне эту медную бляху со своего пояса - все, что осталось у него от родины.

Но в то время в Верхней стране побывать мне не удалось. Мой путь лежал к Кадешу. Там меня обвинили в колдовстве местные жрецы. В Кадеше запрещено лечить людей без ведома храма Иштар. Только жрецам разрешено заниматься врачеванием. Меня приковали к скамье на галере, и я вместе с другими рабами вращал весла. Когда корабль прибыл в Аласию, мне удалось бежать с проклятого судна. После я долго бродил по благодатному, необъятному острову. Затем на корабле, уже в качестве пассажира, переплыл море и высадился в Ликии. Прошел через Карию, Арцаву, по Ассуве; посетил Мира и Питассу. Когда же я попал в земли Хатти, то здесь шли войны. Поэтому я направился к Северному морю. Долгий путь проходил через всю Ликию, затем долгое морское путешествие до Та-Кемет. Несколько лет я прожил на берегах великого Хапи. И вот, иду обратно к себе на родину. Обремененный годами, хочу умереть в родных горах. Но я очень рад, что смог выполнить давнее поручение и найти тебя. Наверное, тот мальчик уже взрослый муж и занимает высокий пост при дворе Ашшурбалита.

Странник замолчал. Они долго молчали, глядя на угли костра. Каждый думал о своем.

- Оставайся с нами, - предложил Хемиша. Горец налил две чаши вина. Одну протянул страннику, другую выпил сам. Взгляд его был печален. По щеке скатилась невольная слеза и исчезла в густой бороде. – Оставайся. Мы идем войной на Митанни. У меня нет врачевателя в отряде.

- Конечно, останусь, - согласился странник. – Я обязан тебе свободой. Когда поход закончится, и во мне отпадет надобность, я продолжу путь на восток.

- Как ты думаешь, странник, он, все-таки, жив? – После короткого молчания спросил Хемиша.

Ночь опустилась на степь, убаюкивая все живое. Яркие южные звезды мерцали на недосягаемом небосклоне. Воинские костры догорали во тьме, слабо озаряя красными отблесками спящих горцев.

- Много лет прошло с тех пор. Может, жив, но возможно – нет. Судьбы человеческие вручены Богам, и Боги распоряжаются ими по своему усмотрению. Надо надеться на лучшее. Но скажи воин, кем он тебе приходится?

Угли тихонько потрескивали, покрываясь седым пеплом. Горцы лежали кругом на траве, укутавшись в плащи; под головами щиты, справа под рукой меч. Хемиша устало закрыл глаза, собираясь с мыслями, затем открыл их и сказал:

- Тот мальчик, которого ты лечил, - мой брат Алунита. Он очень похож на меня. Мы родились вместе. Такое случается редко, говорят, только по воле великой Богини Сауски. Нас посвятили Богам. Мы должны были стать кантикини Еникея. Родители очень радовались. Да и весь наш род был счастлив. Но неожиданные обстоятельства разлучили нас. В те времена, да впрочем, как и сейчас, велись жестокие войны с неспокойными соседями. Нам с братом исполнилось по пять, а может быть по шесть лет, когда Хайасы тайными горными тропами пробрались к нашему городу и неожиданно напали. Под стенами творилось что-то страшное. Битва была до того кровавой, что среди скал до сих пор еще находят останки воинов, погибших той ночью. Не смотря на отчаянное сопротивление, воинам Хайасы удалось ворваться в город. Сражение перекинулось на улицы. Площадь перед храмом Еникея несколько раз переходила из рук в руки. Там погибли почти все мужчины моего рода. Моего отца тяжело ранили. Его потом раскопали полуживого из-под горы трупов врагов. Я помню, как воины ворвались в наш дом. Мне удалось спрятаться с матерью в подвале.

Возможно, Хайасы вырезали бы весь город. Но горцы не дремали: сигнальные огни вспыхнули на вершинах. Враги, заслышав топот копыт и грозный клич Хауси, попытались убраться. А тут еще три сотни копьеносцев лабарны Тудхалии подоспели из ближайшей крепости. Немногим хайасам удалось уйти. Жалкие остатки банды загнали высоко в горы и скинули со скал. Прошло много лет, но Хайасы до сих пор боятся показываться возле стен Катхепа.

Так вот, в эту ночь пропал мой брат. Его долго искали. Мать рыдала, звала, чуть с ума не сошла от горя. Еще отца принесли чуть живого, всего в крови. Но среди мертвых брата не нашли. Да там разве можно было что-нибудь разобрать. После сражения осталось кровавое месиво. Алуниту посчитали убитым и зачислили в свиту Еникея. – Закончил Хемиша свой рассказ. – Меня, словно обожгло, когда я увидел амулет у тебя на груди. Я его найду. Чувствую сердцем - он жив!

- Ассирия жестокая страна с жестокими законами. Если была бы возможность, твой брат давно бы вернулся, - покачал головой странник. – Но самое страшное: вы можете столкнуться лицом к лицу на поле битвы, как враги.

- Не говори так! – воскликнул Хемиша. Он лег на плащ, положил под голову щит, а меч под правую руку и глухим голосом произнес: - Еникей поможет мне. – Затем приподнял голову и спросил: - Послушай, странник, почему ты не назовешь своего имени?

- Тоопека. Так нарекли меня при рождении, - ответил тот, укладываясь возле костра.

- Тоопека. Имя нездешнее, - пробурчал про себя Хемиша и, уже засыпая, пробурчал: - Он жив! Я найду его.

 

4

 

После утреннего богослужения слуги помогли лабарне Суппилулиуме снять желтую накидку верховного жреца и облачиться в белую андули правителя. В сопровождении свиты он направился в зал для Большого Собрания. Его ждал высокий золоченый трон в виде свернувшейся кобры. Кобра расправила капюшон, как бы защищая правителя. Раскрытая пасть сияла двумя длинными золотыми зубами. Рубиновые глаза сверкали кровавыми отблесками. Рядом стоял точно такой же трон для правительницы. Мешеди надели на голову правителя высокий колпак с изображением крылатого солнца. За троном застыли два телохранителя, сжимая в руках изогнутые мечи. Справа от лабарны встал Иссихасса. Золотые браслеты позвякивали на его пухлых руках. За десять шагов разило терпким ароматом дорогих натираний. Слева подошел Фазарука в легкой скромной воинской одежде. Цула в простой шерстяной андули сел на скамеечку у ног повелителя.

Из своей половины дворца появилась таваннанна и грациозно опустилась на трон подле лабарны. Служанки заботливо расправили складки нежной голубой хасгалы. По обе стороны от правительницы появились две молоденькие девушки в длинных нарядах небесного цвета. Желтые головные накидки спускались до плеч. В руках девушки держали тонкие серебряные кинжалы.

Тут же выстроились все сыновья лабарны. С двух сторон от правящей четы полукругом расположились сановники.

- Просите военачальников с докладом, - приказал Суппилулиума мешедям.

В зал вошел телепурий. За ним следовали двое слуг с тяжелыми ларцами. Наместник подошел к правителю и поклонился.

- Великое Солнце наше, властитель вселенной. Пусть Боги покровительствуют тебе, - торжественно произнес телепурий. – Я прибыл из Несасы. Привел с собой сотню копьеносцев, сотню лучников и две колесницы.

- Тебе же было приказано: привести три сотни воинов и пять колесниц! – недовольно покосился на него Суппилулиума.

Телепурий был готов к упреку. Он изобразил на лице сожаление и, тяжело вздохнув, ответил:

- Не гневайся, мой господин. Людей мало, а на границах неспокойно. Мне пришлось оставить воинов охранять Несасу. Прими, лучше, дары от наших старейшин.

Слуги склонили головы, подошли ближе и открыли резные крышки. В чреве ларцов сверкали и переливались всеми цветами браслеты, цепочки, подвески, броши.

- Эти подарки можешь передать таваннанне, - не глядя на подношения, приказал Суппилулиума. – Она любит безделушки.

Фыракдыне лишь хитро улыбнулась, с нескрываемым восхищением рассматривая чудеса ювелиров.

Второй телепурий, приглашенный в зал произнес свое приветствие:

- Великое Солнце наше! Великий муж Хатти, в жилах которого течет благородная кровь богоподобного Лабарны. Пусть даруют тебе Боги силу. Я привел из города Цалпы три сотни копьеносцев и четыре боевые колесницы.

- А где еще сотня? – гневно сдвинул брови Суппилулиума.

Второй телепурий, как и первый, изменился в лице и ответил:

- Не гневайся, великий. Скоро сев, а мужчин не хватает. Пришлось не брать в поход плугарей. Посмотри, лучше, какие подарки тебе прислали наши старейшины. – И к трону на серебряных подносах выставили золотые кубки и чаши изумительной чеканки.

- Хорошо, хорошо, - безразлично произнес повелитель. – Зовите следующего.

- Я прибыл из Куссары, - возвещал следующий телепурий, - и привел с собой четыре сотни копьеносцев и лучников, а так же пять боевых колесниц. Прости, властитель, что не набрал шестую сотню. Иначе Куссара останется без защиты. Взгляни, какие ткани и шерсть прислали тебе старейшины города.

- Скверно! – устало произнес повелитель. – Сколько подошло отрядов, и во всех не хватает народу. То сев, то мор, то еще что-нибудь.

- Но государь, - бархатным голосом успокаивал его Иссихасса, - армия и без того уже великая. А какие подарки тебе поднесли!

- Властитель, мы не готовы к походу, - твердил с другой стороны Фазарука. – Воинов не достаточно. Они не обучены.

В зал вошел Хемиша с двумя горцами. Он, по обычаю, поклонился властителю. Сановники с некоторым страхом взирали на широкоплечих бородатых воинов, одетых в куртки из шкур диких животных. От них исходил запах суровых гор. В неторопливых уверенных движениях сквозила отвага и несокрушимая сила. Всем своим видом они походили на божеств Страха и Ужаса.

- Хемиша! – без особой радости воскликнул повелитель. – Ну, а ты с чем пожаловал? У тебя, наверное, тоже сев или мор.

Хемиша не понял вопроса, но не смутился и твердым голосом произнес:

- Великое Солнце наше, мы пришли из Верхней страны по твоему зову. Сделали все, как ты приказал. Со мной две тысячи копьеносцев, тысяча лучников и три сотни суты, а так же десять боевых колесниц. Племена Хауси снарядили под твои знамена шесть сотен всадников.

- Верить ли мне своим ушам! – удивился властитель, и лицо его просияло. – Впервые за день слышу радостное известие. Неужели, ты смог собрать три тысячи?

-Собрал, мой господин, - уверенно ответил Хемиша.

- Я несказанно рад! С племен Хауси мне требовалось всего пять сотен всадников, а прибыло больше. Скажи Хемиша у вас что, сева нет в этом году или соседи присмирели? Неужели вам не страшно отправлять всех мужчин в поход?

- Почему же, сев у нас есть, да за нас посеют отцы наши. Им меч уже не удержать, но за плугом еще ходят. Соседи у нас дерзкие, но сыновья наши любому врагу дадут отпор. Ты, властитель, прекрасно это знаешь. Я привел больше горцев, потому что люди верят в тебя и готовы всю кровь отдать за обиженную землю Хатти. Ремесленники наши в долгу не остались: сделали колесницы легче и прочнее хурритских. А для тебя они выковали настоящий железный меч. Руби им головы врагов.

С этими словами Хемиша сорвал покрывало с подноса. На серебряном блюде лежал настоящий железный меч с тонким обоюдоострым клинком, в ножнах из крепкого самшита. На ножнах сияло золотом крылатое солнце.

- Целое состояние! Какое чудо! Красота! – заохали восхищенные чиновники.

Суппилулиума не удержался, при виде столь великолепного оружия, против обычая, встал, бережно взял меч с подноса. Лабарна вынул клинок из ножен, с любовью осмотрел острое зеркальное лезвие без единого изъяна, затем осторожно вложил меч обратно и передал Фазаруке.

- Воистину - подарок для правителя! – покачал головой Суппилулиума, присаживаясь обратно на трон. – Порадовал ты меня. Теперь я знаю, что в моей стране есть преданные честные слуги. Если хочешь, бери под командование все три тысячи, которые ты привел.

- Благодарю за доверие, мой повелитель. Но я не умею командовать пешими войсками. Позволь остаться с горцами.

- Пусть будет так, - согласился лабарна.

Когда Хемиша выходил обратно из зала, среди толпы телепуриев, мешедей, тысячников, его зоркий глаз уловил знакомое лицо.

- Улия! – позвал отец.

Юноша встрепенулся и растерянно повернулся на зов.

- Ты что здесь делаешь? Тебе приказано ждать во дворе. – Хемиша насупился. Он терпеть не мог, когда не выполняют его распоряжения.

- Прости, отец. Я только хотел взглянуть на лабарну, - пробормотал юноша в оправдание.

- Мне показалось, ты смотрел в другую сторону.

- Он таращился вон на ту девушку возле трона таваннанны, - пошутил один из мешедей.

Улия моментально покраснел до самых ушей.

- Неправда! - прорычал юноша, хватаясь за меч.

- Пошли! – Отец грубо подтолкнул его к выходу. – Мал еще, на девок заглядываться. Сначала в битве отличись. Будешь теперь все время находиться в лагере. В Хаттусу – ни ногой.

- Слушаю, отец, - обижено ответил Улия.

 

После приема у лабарны Хемиша с Тоопекой решили пройтись по столичному базару. Торговые ряды тянулись между двумя крепостными стенами – внутренней и наружной – от ворот Лабарны до львиных ворот. Еще издали слышался невообразимый гомон. Торговцы, надрывая глотки, расхваливали свой товар. Хаттуса всегда славилась большим базаром, но когда к ней стали подходить войска, торговцы ринулись со всех окраин. Множество навесов из пестрого тряпья, растянутого на жердях, возвышалось над снующей толпой. Кругом разосланы ковры, низкие прилавки лепились один к другому. Местами невозможно было протиснуться среди корзин и тюков. Орущие на всех языках торгаши предлагали фрукты, овощи, оружие, тонкие и грубые ткани любой расцветки, сапоги, одежду, глиняную и медную посуду, украшение. Отдельно, под большим навесом торговали конями, быками, овцами и козами. Там же громко гоготали гуси. Водоносы с кожаными бурдюками на плечах продавали всем желающим воду и горячие ячменные лепешки. Чего тут только не было! У Хемиши и Тоопеки глаза разбегались от обилия товаров.

Финикийские и ассирийские купцы выделялись пестрой длинной одеждой. К тому же, они горланили громче других. А если, кто посмеет сказать, что их товар плох, пошлют вдогонку отборную ругань. Торговцы из Та-Кемет более сдержанные, не орут, а вежливо предлагаю что-нибудь купить именно у них, при этом не забывают изобразить холодную улыбку, как бы объясняя: кто меньше кричит - у того товар лучше. У жителей с берегов Хапи смуглые вытянутые лица. Они носят простую однотонную одежду, редко с узорчатой каймой. А на прилавке у них все разложено аккуратно, с любовью. Тут же толкались толстые торговцы с севера. Урарты настойчиво предлагали взять именно их товар. Хватают прохожих за края одежды и тянут к своему прилавку. Хеттские торговцы держатся отдельно и занимают самые лучшие места на базаре, но не притесняют гостей.

- Тоопека, тебе нравится жеребец? – Хемиша указал на длинноногого скакуна, когда они проходили мимо аккадца, торговавшего конями.

- Хорош, - согласился Тоопека, прищурив один глаз, - Ноги стройные, как побеги бамбука. А грудь, какая широкая. Купи себе такого. Он стоит дорого, но зато - настоящий породистый конь. Не одна красавица зальется румянцем, увидев тебя верхом на этом скакуне.

- Э-нет. В горах лучше ездить на наших низеньких крутобоких лошадках, - и ноги у них будут целы, и шею себе не свернешь. Такой конь мне не подойдет. Смотри, как он вращает глазами. Это животное с характером – его напрасно плетью не стегай. А взбесится – так сразу на дыбы. А мой конек предан мне, как собака: только свистни – сразу явится. Ласку понимает и сообразительный словно человек.

- Смотри, какой красивый ликийский меч. Вот уж чудо! – не сдержал восторга Тоопека.

- Только и всего, что - красивый, - презрительно фыркнул Хемиша. – В Ликии никогда не умели ковать крепкую бронзу. Узор на ножнах хорош - ничего не скажешь - но в бой я б его не взял.

- Хоть я и не знаток воинского искусства, но мне кажется, что у того оружейника отличные стрелы. Смотри, какие тонкие и прямые. Наконечники острые, как иглы, и оперение небольшое. Такие стрелы летят далеко.

- Мне они на лук не подойдут, - отказался Хемиша, повертев стрелу в руках. - Это ассирийские стрелы. У аккадцев высокие луки, к ним стрелы нужны длинные. Мне на скаку с таким луком не прицелиться. А короткую стрелу я выпущу точно в цель, пусть даже подо мной конь несется галопом.

- Эй, богач, купи сушенных абрикос или оливкового масла, - звал их бородатый финикиец. Торговцы приметили Хемишу и Тоопеку. Если покупатель долго ходит и неторопливо разглядывает товар, да еще одет неплохо, значит, он человек богатый, и из него можно вытянуть немного серебра. – Лучше масла тебе нигде не найти. Бери, пока у меня все не раскупили. Потом пожалеешь.

- Купи, лучше, моего молодого вина, - тянул их к себе купец из Аласии. – Оно нежное и вкусное, словно кровь юной девушки, а пьянит, будто горячий поцелуй.

- Не слушай этого пустобреха, - кричал ахеявец. – Если его кислятина напоминает кровь девушки, значит она уродина, какой свет не видел. Попробуй моего красного вина. Ах! Как пахнет! Ему столько же лет, сколько и мне.

- Если твоему вину столько же лет, сколько и тебе, то ты еще грудной младенец, - передразнил его торговец из Аласии.

Хемише и Тоопеке пришлось выпить по чаше молодого и старого вина, закусить медовыми лепешками. Затем, они накупили всякую мелочь для предстоящего похода и, устав от шума и толчеи, решили выбраться из города.

Но вдруг у Хемиша схватил Тоопеку за плечо.

- А ведь здесь можно узнать о моем брате. Торговцы знают больше лазутчиков. Сплетни со всего мира кочуют вместе с товаром.

- Действительно! Как мне сразу в голову не пришло! – удивился Тоопека.

Походив еще немного между торговых радов, расспрашивая купцов, они нашли самого богатого торговца из Ассирии. Им оказался низенький пухлый мужчина с тщательно завитой бородкой и большими, словно у лошади, зубами. Говорил он по-хеттски скверно, вставляя в речь половину аккадских слов. Хорошо, что Тоопека понимал язык. К тому же, торгаш постоянно хвалил свой товар и настойчиво предлагал что-нибудь купить.

- Послушай, уважаемый, бывал ли ты при дворе великого Ашшурбалита? – допытывался у него Тоопека.

- Конечно, - самодовольно отвечал тамкар, выставляя на показ лошадиные зубы. – Я приезжаю из дальних стран и сразу спешу ко двору. У меня лучший товар во всем Ашшуре. Посмотри, какие ткани! Загляденье. Купи вот эту, пурпурную. Только в Угарите могут окрашивать ткань в такой цвет.

- Погоди, торговец. Скажи мне лучше: знаешь ли ты старшего охотника правителя?

- Конечно, знаю! Он частенько присылает слугу ко мне в лавку за стрелами. Я хорошее оружие привожу из Ассувы. Если хочешь, продам тебе хурритский щит, оббитый медью или копье. Посмотри, какое легкое, словно пушинка.

- Так что этот старший охотник? У него было несколько сыновей.

- Эй, да на что он тебе сдался? Хороший был охотник, но умер уже лет пять назад. Давай тебе продам старого вина. Очень дешево. Отличное вино, пальмовое, из-под Ниневии. Его пьют только богачи.

- Как умер? – не слушал его Тоопека. - А на его месте кто?

- Старший сын. Раньше воевал где-то на границе с касситами. Его покалечили. Сейчас занял пост отца. Он - пьяница. У меня, правда, вино не покупает, а берет у грязных финикийцев – подешевле. Даже мои слуги такие помои не пьют.

- А самый младший сын? Что с ним?

- Ай, откуда я все помню! Вроде был. Коренастый такой… Вечно ходил угрюмый. Но его давно в Ашшуре не видно. А хочешь, покажу тебе чудесные женские украшения: гребешки из серебра, золотые броши. Если у тебя есть дочь – такой гребешок ей будет лучшим подарком.

- Я куплю у тебя гребешок, вина и щит хурритский куплю, - встрял в разговор Хемиша, разобрав, что речь, наконец, дошла до главного, - только скажи, что стало с младшим сыном охотника?

- Купишь! Вот и отлично! Пошли, покажу товар! – обрадовался торговец.

- Не спеши. Расскажи сперва про младшего сына охотника, не то сейчас мы развернемся и уйдем.

Торговец побоялся потерять щедрого покупателя. Ему пришлось напрячь память. Он старательно морщил лоб, долго чесал за ухом, наконец, вспомнил:

- Да вроде бы, правитель его… то ли недолюбливал, то ли не доверял ему… В общем, отослал его на границу с Вавилоном. Там постоянно стычки с местными бандитами. С товаром туда ходить опасно, хотя можно неплохо заработать. Может быть, его давно в живых нет. Ничего в последнее время не слышал о нем.

Больше из ассирийского торговца вытянуть ничего не удалось.

Хемиша медленно брел, опустив голову, и думал о чем-то своем. Тоопека шел следом, ведя на поводу серого ослика. На Ослика нагрузили тюки с покупками. Узкие, мощеные булыжником улочки разбегались в разные стороны, петляли серыми змейками среди одноэтажных и двухэтажных домиков. То и дело, навстречу проносились босоногие мальчишки, нарушая тишину писклявым визгом. Горожанки в нарядных хасгалах, с плетеными корзиночками в руках проходили мимо, смущенно пряча взор. Ремесленники деловито сидели у порогов своих домов. Перед ними лежал инструмент и готовые изделия. Мастера предлагали что-нибудь купить случайным прохожим.

- Постой, куда же мы пришли? - спросил Тоопека. – Я вижу богатый дом. Перед воротами растет священное дерево еуа. Святилище?

- В этом доме живет мудрость. Мы направляемся к великому кантикини, главному жрецу Бога Грозы и прорицателю Кире, - объяснил Хемиша

Они остановились возле низеньких ворот. Хемиша назвал свое имя. Слуги проводили гостей в тенистый садик и усадили на скамейку под абрикосовым деревом. Появился серебряный поднос с лепешками и вином. Цветущие фруктовые деревья наполняли сад весенним ароматом. Как стражники вытянулись строгими шеренгами вдоль дорожки, аккуратно подстриженные туи и кипарисы. В глубине сада виднелся белый дом с плоской крышей и маленькими окошками.

На дорожке показался высокий стройный кантикини лет двадцати пяти в длинной желтой одежде ученого жреца. В руках он нес дощечку, покрытую глиной и палочку для письма. Темные глубокие глаза и нос с горбинкой делали его похожим на хищную птицу. Мягкая юношеская борода едва скрывала широкий подбородок. Хемиша, завидев жреца, не смог скрыть своей радости, кинулся к юноше и крепко обнял его.

- Здравствуй брат, - произнес юноша хриплым от волнения голосом. – Мир тебя! Пусть будут твердыми, как бронза рука твоя и воля.

- Мир и тебе! Склоняю низко голову перед ученым. Я замечаю в твоем взгляде искры мудрости.

- Ты приехал один?

- Нет. С двумя твоими племянниками: с Улией и Барбишей.

- Где же они? Я хочу обнять их. – Кантикини растеряно поглядел по сторонам, в надежде увидеть племянников. - Я уже пять лет с ними не виделся. Наверное, они возмужали и стали настоящими воинами.

- Улия и Барбиша тоже хотели увидеть тебя, но я их не отпустил из лагеря. – Хемиша грозно сдвинул брови.

- Но почему? – расстроился юноша.

- Потому что мечи у них не точены и кони не чищены. Если хотят стать настоящими воинами, то пусть сначала научатся следить за снаряжением.

- Ты, как всегда, очень строг, - послышался добродушный голос за спиной молодого жреца.

Почтенный старец в желтой накидке Старшего кантикини предстал перед братьями. Правой рукой он опирался на кедровый калмус с позолоченной резьбой. Из-под высокого жреческого колпака выбивались пепельные пряди седых волос. Еще не потеряли живой блеск темно-карие глаза в обрамлении глубоких морщин.

- Учитель! – воскликнул юноша и поклонился старику.

- Мир тебе, мудрейший Кира, - Хемиша склонил голову.

- Хранят тебя Боги, великий воин, - ответил старик. - Наслышан я о твоих делах. Лабарна Суппилулиума, да будет он вечен, ставит тебя в пример другим телепуриям. Проводи брата в дом, - обратился он к младшему кантикини, - поговори с ним, ведь вы так долго не виделись. Угости хорошим вином.

Когда братья скрылись, Кира подошел к Тоопеке. Странник все это время оставался сидеть на скамейке. Теперь он поднялся.

- Мир тебе Кира!

- Пусть хранят тебя Боги, Тоопека. Ты принес?

Ясные глаза Старшего кантикини тревожно глядели на собеседника. Морщины еще глубже прорезали лицо. Странник вынул из дорожной сумки свиток папируса и передал ученому. Тот, с нетерпением, взял свиток, развернул тонкий лист, пробежался глазами по иероглифам, после аккуратно свернул его и обратился к Тоопеке:

- Что ты об этом думаешь?

- Полная ерунда, - безразлично ответил Странник. - Не стоило даже искать этот свиток. Способ приготовления, который здесь описан, помогает получить сплав похожий на золото, но не сам благородный металл. Когда ты попросил меня достать папирус у жрецов Амона, я заодно, изучил труды других алхимиков Та-Кемет, что столетиями трудились в Доме Жизни. Чем больше я вникал в их сложные опыты, тем яснее понимал, что золото могут делать только Боги – и никто больше. Человеку, пусть даже самому мудрому, такое не по силам.

- Может быть, истина есть в твоих словах, - задумался Кира. – А над чем работают сейчас маги Та-Кемет?

- Мудрецы Йота пытаются получить золото из ртути. Я слышал, у них есть способный ученик, которой в последствии должен возглавить жречество. Но и его опыты далеко не продвинулись.

- Значит, золото невозможно получить с помощью заклинаний и физического воздействия на вещество?

- Это так. Только Боги могут делать золото. Злые духи воруют его и подбрасывают людям. А люди убивают друг друга за проклятый желтый металл.

- Для меня, как и для тебя, Тоопека, золото не имеет никакой ценности. Но оно сейчас нужно нашей державе, каким бы гадким металлом оно не было, и сколько бы крови за него не проливали.

- Больше я ничем не могу помочь. – Тоопека развел руками.

- Но что же в самой Та-Кемет? Дошли слухи, что великая каста Амона распущена.

- Правитель не просто распустил жрецов, он закрыл храмы и запретил молиться всем богам, кроме Йота.

- И как он это объясняет?

- Просто. Зачем возносить просьбы идолам, которых никто никогда не видел, если над головой сияет живой бог. Йот един. Он истинный бог, правящий вселенной. Частичка Йота есть во всем, и все живет по его законам.

- Что же будет с его учением после смерти?

- Забудут. А учителя проклянут. И тот чудесный город Ахйот, что он выстроил во славу своего небесного отца, занесет песком.

 

5

 

Цула встретил Хемишу у входа в халентуву. В доспехах его необъятная грудь казалась еще шире.

- Властитель ожидает тебя. Следуй за мной, - рыкнул он.

Хемиша поправил накидку из шкуры леопарда и зашагал темными коридорами вслед за великаном. Мешеди распахнули высокие позолоченные двери, и Хемиша предстал перед лабарной.

Суппилулиума сидел возле очага на низенькой скамеечке с резными ножками. На правителе была простая белая хубика и грубая воинская куртка без рукавов. Волосы стянуты тугим узлом на затылке. Казалось, это сидит не грозный лабарна, а простой воин. Хемиша подошел к Суппилулиуму и приклонил пред ним колено.

- Встань, - попросил лабарна и обратился к Цуле: - Покинь нас. Мне нужно поговорить с этим доблестным воином наедине.

- Как прикажешь, мой повелитель. – С этими словами телохранитель удалился, притворив за собой двери.

Лабарна предложил Хемише скамеечку напротив. После недолгого молчания он произнес:

- Ты сказал вчера, что твои горцы верят мне, и готовы пойти на смерть под моими знаменами.

- Да, мой повелитель. Слово горца чистое – как вода в роднике.

- Я поведу вас на битву. Но может случиться так, что не рассчитаю силы – погублю себя и вас. Как тогда?

- Мы с тобой до конца. Мой народ не привык отступать от клятвы.

- В такое тревожное время, когда Хатти чудом удерживает свои земли от распада, племена Хауси могли спокойно перейти под покровительство Ацци или Хайасы.

- Прости, повелитель, но мы вольные люди, и ни в чьем покровительстве не нуждаемся. Хетты нам ближе, чем разбойники Хайасы или бездельники Ацци. К тому же, у нас язык схож с хеттским; и поклоняемся мы одним Богам. Мой народ доказал свою преданность Хатти еще во времена богоподобного Лабарны. И в этот раз мы отстояли Верхнюю страну. Нам, даже, удалось отбить Самуху у врагов. Не ты ли назначил меня телепурием всей Верхней страны. Неужели я предам того, кто мне доверяет. Предательство – тяжелое преступление, которое трудно бывает искупить даже после смерти.

- Я верю тебе, честный воин. Всем племенам Хауси верю. Твой отец и дед были такими же честными и благородными. Знаю, что и сыновья твои не опозорят отца. Младший брат Танри обучается в храме Бога Грозы на жреца и служит мне честно. После ухода Киры, я хочу назначить его на место старшего кантикини. Но вот что. – Суппилулиума пристально посмотрел в глаза Хемиши. – Я хочу, чтобы ты прямо здесь поклялся мне в верности. Мне так нужно. Свидетели только я и Боги.

- Я готов, мой властелин, - искренне ответил Хемиша, приложив руку к сердцу.

- Тогда, возьми, - Суппилулиума протянул комок воска. – Этот воск собран из лампадок, горящих над истананами Бога Грозы, Небесного Бога Солнца, Бога Телепину, Богини Сауски и Бога Луны Кушуха. Соверши на нем клятву.

Хемиша послушно взял коричневый комочек, разогрел его в руках, слепил человечка и бросил фигурку в огонь лампады со словами:

- Клянусь всеми могущественными Богами Хатти и моим покровителем Еникеем, что буду душой и телом предан лабарне Суппилулиуме. Всю кровь отдам за него. Если я нарушу клятву, то пусть сгорю в гневе Богов, как этот восковой человечек.

- Теперь, когда ты поклялся мне в верности, я открою одну тайну. – Суппилулиума понизил голос. – Ты заметил: какие сильные мешеди стоят возле моих дверей? Около меня все время находится Цула. Я сам не расстаюсь с оружием. Не считай меня сумасшедшим, но страх поселился в моей душе. Однажды ночью меня посетила божественная Кулитта, служанка Богини Сауски. Она прошептала странные слова: - «Не усни! Осел, впряженный в твою повозку, захочет лягнуть тебя и влезть на твое место». Утром я просил Богов разъяснить мне смысл сновидения. Тогда меня позвала к себе таваннанна. Фыракдыне сообщила, что узнала о готовящемся заговоре.

- Такое невозможно! – возмутился Хемиша. – Кто посмеет!

Суппилулиума приложил палец к губам.

- Говори тише. Нити заговора тянутся далеко за пределы Хатти. Враги мои могущественные. Им по силам свергнуть меня, но я не знаю пока, как они хотят осуществить заговор. Но ты не думай, что я трус, - уже тверже произнес лабарна. Он тяжело вздохнул и с грустью добавил: - За свою жизнь я не боюсь. Мне страшно представить, что вернуться кровавые времена Хантили, Циданты, Аммуны, времена заговоров, когда трон залили кровью. Что тогда будет со страной? С моим народом? Я сам согрешил, когда пошел против брата Арнуванды, нарушив божественный закон Телепину. Теперь расплачиваюсь.

- Пока я жив, и сыновья мои держат в руках оружие, никого не посмеет даже косо взглянуть в твою сторону, - заверил его Хемиша.

- Тогда оставайся при дворе со своими чумазыми горцами, пока Боги не покажут мне предателя. Пусть всадники Хауси вместе с мешедями охраняют халентуву, как когда-то при великом Лабарне.

- Будь покоен, властитель. На свете можно подкупить кого угодно, даже самого Ярри, но соблазнить серебром горца – невозможно. Он лучше десять раз погибнет мучительной смертью, лишь бы не разгневать Еникей. А Еникей строго карает за предательство.

- Я так же сильно переживал, когда не знал, кому доверить Верхнюю страну. Отдал тебе – и не ошибся. Веди сюда своих бородачей. И пусть они хорошенько натрутся розовым маслом, иначе все придворные попадают в обморок от их запахов, - пошутил в конце Суппилулиума. Настроение у него, явно, улучшилось.

Властитель отпустил Хемишу, отдав распоряжение Цуле: расквартировать всадников Хауси в халентуве.

В коридоре Хемишу остановила девушка из свиты таваннанны. Она передала просьбу зайти к солнцеликой. Пройдя узкими темными переходами, Хемиша вышел в цветущий садик с фонтанчиком.

Фыракдыне восседала на резной скамеечке. В складках ее тонкой одежды играли лучики солнца. Она походила на богиню, отдыхающую в небесном саду. Темные глаза весело блестели. На пунцовых губах играла легкая улыбка. Головной обруч из белого электрона еще сильнее оттенял черные шелковистые локоны. Таваннанну окружали стройные девушки в легких хасгалах. Они весело щебетали и звонко смеялись. Две чудесницы перебирали струны хуцинара и иннцинара. Нежные девичьи голоса пели о прекрасном черноглазом юноше, который ушел в далекий поход и забрал с собой покой и сон возлюбленной.

Хемиша слегка смутился, застав столь неземную картину. Ему очень не хотелось вторгаться грубой поступью в этот цветущий мир. Но вдруг из-за дерева раздался грозный рык, и перед горцем возникла черная пантера. Зверь привстал на задние лапы, пытаясь передними дотянуться до возмутителя покоя. Острые когти хищно сжимались и разжимались. Уродливая кошачья голова оскалилась белыми острыми клыками. Зверь прижал уши и злобно сверкал узкими зелеными глазами. Но прочный медный ошейник с цепью надежно сдерживал хищника.

Хемиша не дрогнул при виде пантеры, но, на всякий случай, схватился за рукоять меча. Музыка и голоса разом смолкли. Татухепа приказала мешедю увести зверя, а девушек попросила удалиться. Когда правительница осталась одна, Хемиша подошел к ней и приклонил колено.

-Хемиша, ты поцелуешь мне руку? – как бы приказала Фыракдыне.

Хемиша не мгновение прижался губами к тонким розовым пальцам, унизанным золотыми кольцами. Над самым ухом он услышал страстный шепот:

- Признайся, горец, я тебе нравлюсь.

Хемиша в растерянности отпрянул назад и весь покраснел. Фыракдыне звонко рассмеялась.

- Чего ты шарахаешься от меня, словно от ядовитой змеи?

- Прости, божественная, - запинаясь, произнес Хемиша. – Ты мне нравишься, как и всей великой Хатти. Я люблю тебя, как и весь народ тебя любит, - с трудом подбирая нужные слова, ответил горец.

- Я тебя напугала? – снова засмеялась Фыракдыне. – Говорят, на поле боя ты не ведаешь страха. Чего же сейчас робеешь? Встань! Мне неудобно видеть тебя коленопреклоненным. Ты ставил на колени целые полчища врагов, а я, недостойная, заставляю тебя стоять передо мной.

- Благодарю, звездоподобная, - ответил Хемиша, поднимаясь, - но я не унижаюсь, а лишь воздаю должное моей правительнице.

- Мне воздают должное те бездельники, которым я раздаю чины и награды. А ты никому не должен. Пост телепурия Верхней страны получен тобой за смелость и преданность. А чин Старшего над телохранителями лабарны ты, по праву, заслужил честными делами. Впредь прошу не приклонять передо мной колени.

- Благодарю, солнцеликая.

Фыракдыне заставила собеседника еще раз густо покраснеть, внимательно осмотрев его с ног до головы.

- А мне говорили, - игриво произнесла она, - что все горцы кривоногие и бесформенные, словно мешки с зерном. Однако я вижу, что ты строен и совсем не кривоногий.

- Звездоподобная, ты меня позвала – я пришел, - начал терять терпение Хемиша, хотя голос его звучал не ровно. – Я воин, и привык выполнять приказы. У меня много дел, но мало времени.

- Не обижайся, - улыбнулась таваннанна. – Теперь о деле. – Фыракдыне мгновенно изменилась в лице. Ее взгляд стал холодным, лицо каменным. Она легким жестом приказала Хемише сесть напротив и, понизив голос, произнесла: - Если даже, кто-нибудь нас подслушивал, то подумал, будто я хочу покорить твое каменное сердце. Звала же тебя совсем по другому поводу. Мне известно о твоем разговоре с лабарной. Не перебивай! Я знаю все, что творится в халентуве и за ее пределами. На Суппилулиуму, действительно, готовится покушение. Причем готовится умело и скрытно. Суди сам: что твориться у нас под носом, я узнаю через посланников из Та-Кемет. Будь внимательным. Возможно, покушение произойдет во время похода. Ни в коем случае не оставляй повелителя одного – ни на миг.

- Я обещаю быть внимательным, но все время находиться возле лабарны не смогу. Мне надо будет выезжать в дозоры, водить в бой горцев. Цула прекрасно справится со своими обязанностями телохранителя.

- Одного Цулы недостаточно, - твердо заявила таваннанна. – Его убьют первым. Это послужит тебе знаком. Если сам не сможешь находиться подле правителя, пусть сыновья твои охраняют жизнь Суппилулиумы.

- Но кто же посмеет покушаться на лабарну?

- Предателем может быть Фазарука или Иссихасса – самые влиятельные сановники. К тому же, в их жилах течет кровь богоподобного Лабарны.

- Фазарука не может этого сделать. Я знаю его с детства, - горячо выпалил Хемиша.

-А я Иссихассу знаю давно, - возразила ему Татухепа. – Он в родстве со мной. Одна из жен лабарны – дочь Иссихассы.

-Может быть еще кто-нибудь? – в растерянности предположил Хемиша.

- Пока не знаю. Но возможно всякое, - согласилась Татухепа. – С этого момента забудь о друзьях. У тебя есть только правитель, за которого ты поклялся отдать жизнь. Что бы ни произошло, встань на сторону лабарны. Твои горцы – большая сила.

- Я сделаю все, как прикажешь.

- Если кого-нибудь заподозришь, или что-либо узнаешь, шли ко мне гонцов. Я должна знать все! Что бы ни случилось там, за Бычьими горами, мне здесь предстоит держать страну в повиновении, пока отсутствует Суппилулиума. Теперь иди.

- Прощай, великая.

- Хранят тебя Боги.

 

6

 

Две недели подряд лили нескончаемые холодные дожди. Тяжелые мрачные тучи не покидали небосклон. Яркие ослепительные молнии вонзались в землю. От оглушительных раскатов грома вздрагивали горы. Во всех храмах жрецы неустанно молились Богам, принося щедрые жертвы, умащали их тела дорогими благовониями, воскуривали туххессару. Особенно старались кантикини Бога Грозы, ведь это он сейчас сражается со страшным змеем Иллуянкой.

Наконец утро выдалось свежим, с ясным небом. Ярко воссияло солнце. В халентуву пришли жрецы Бога Телепину и сообщили, что в садах появились пчелы. Они вылетели по велению Богов: найти и разбудить спящего Бога плодородия – Телепину. Затем пришли в халентуву Жрецы Бога Солнца и сообщили лабарне, что зацвел божественный цветок антахшум – вестник теплой весны. На следующий день по всей великой Хатти глашатаи разнесли весть о том, что правитель через три дня начинает праздник Пуруллия, а после него тридцати восьмидневный ритуал антахшума.

Вся Хатти занялась подготовкой к праздникам. Женщины бегали к торговцам купить отрезы ткани на праздничную хасгалу. Дома украшали цветущим антахшумом. Пахари готовили инструмент; ведь после Пуруллия наступит время сеять ячмень. Лабарна тридцать восемь дней будет ублажать Богов, чтобы всевышние даровали хороший урожай. В эти дни сосед не ругался с соседом, а наоборот помогал, чем мог. Никто не дрался и не бил слабых. Даже пастухи не смели плетью стегать животных. Улыбки не сходили с лиц. Прощали долги, забывали обиды.

И вот, наконец, наступил день праздника. Лабарна Суппилулиума поднялся задолго до восхода солнца. Его омыли, натерли благовониями, облачили в белую хубику и расшитую золотом андули. Талию стянули поясом из сплетенной белой и красной шерсти. Надели на голову круглую шапочка расшитую рубинами и сапфирами.

Народ в ярких одеждах собрался возле каскастини – праздничных ворот халентувы – в ожидании начала торжеств. Все принесли с собой цветы, веточки самшита и еуа. Мешеди оттеснил толпу от ворот. Народ с нетерпением взирала на восток, откуда вот-вот должна появиться огненная колесница Бога Солнца.

Утренние сумерки быстро таяли. Остатки ночной прохлады убегали в горы. Восточный край неба светлел. Наконец вершины окрестных гор вспыхнули оранжевым огнем, из-за горизонта выглянула пылающая дуга. Каскастини широко распахнулись, и перед народом, во всем своем великолепном обличии предстал лабарна Суппилулиума. Толпа взорвалась, приветствуя повелителя. Под ноги лабарне полетели цветы и зеленые веточки. А он, со слезящимися от радости глазами, взирал на своих любящих подданных. Правитель приветствовал всех, подняв правую руку. Затем он приложил ладони ко лбу и к груди, показывая, что он помнит обо всех, и сердце его болит за каждого. Толпа взревела еще громче. Мешеди еле сдерживали народ, кричащий в религиозном экстазе. На помощь из халентувы появился Цула с отрядом телохранителей. Они сомкнули строй, оттесняя народ щитами.

Жезлоносцы Иссихасса и Фазарука подвели к правителю золоченую повозку, запряженную четверкой белых стройных коней. Лабарна взошел на колесницу. Сразу же его окружили всадники на низеньких лохматых лошадях. Послышалась веселая музыка. Из ворот вышла вся многочисленная свита лабарны и таваннанны. Сановники расступились и пропустили вперед звездоподобную Татухепу. Ее великолепный наряд искрился на солнце от серебряного и золотого шитья. Драгоценные камни слепили глаза. Ей помогли взойти на повозку и сесть рядом с лабарной. Жрецы запели гимн Богам. Люди хапи закружились в танце, люди халияра вдохновенно заиграли на хунцинарах и иннцинарах, застучали в арками и галгатури. Появились колесницы вельмож. Вся праздничная процессия тронулась в путь под звуки музыки, пение жриц и приветствия толпы. Так начинался главный весенний праздник. За тридцать восемь дней лабарне предстояло объехать множество священных мест и отслужить всем Богам Хатти.

Из Хаттусы путь лежал в город Катану, затем в город Тахурну. В Катане праздничная процессия задержалась не надолго. Лабарна и таваннанна совершили жертвоприношения местным Богам, и снова тронулись в путь. Когда солнце клонилось к земле, перед процессией показались стены Тахурны. Жители встречали правителей с цветами и музыкой. В Верхнем городе, в халентуве телепурия уже приготовили просторный зал, окуренный туххесарой. Все было готово для праздничного Большого Собрания.

Правящая чета посетила храм Богини Сауски. В целле, украшенной цветами антахшум, они приклонили колени перед золотой женщиной – Богиней Сауской. Жрицы одели статую в ярко-красную хасгалу с множеством драгоценных украшений. Жезлоносцы вышли на улицу и громко объявили:

- Лабарна и таваннанна совершают молитву!

Музыканты тут же смолкли. Сановники и простой народ попадали на колени, лишь телохранители остались стоять, словно каменные столбы. Жрецы поднесли правителям священные сосуды с красным вином. Фазарука и Иссихасса воскликнули:

- Лабарна и Таваннанна пьют кровь из тела Сауски!

Когда правящая чета вышла из храма, лабарна воскликнул:

- Обедать!

До этого времени никто из горожан, с самого утра не смел есть.

Вся пышная процессия двинулась в халентуву. Телохранитель Цула, жезлоносцы Фазарука и Иссихасса шли впереди. За спиной лабарны шагал Хемиша с несколькими горскими вождями, готовыми в любой момент выхватить оружие и броситься на защиту правителя. Вновь заиграла музыка. Жрецы, облаченные в желтые одежды, принялись танцевать с двух сторон от процессии. Правящую чету провели в зал и усадили на высокие стулья. Мешеди внесли большую золотую чашу и золотой кувшин с водой. От воды исходил аромат свежих роз. Правители омыли руки, после чего Цула подал им тонкое полотенце с вышитыми магическими символами. Мешеди покрыли колени лабарны и таваннанны тканью. Согласно церемонии, Иссихасса и Фазарука вышли из рядов вельмож и подняли вверх священные жезлы: у Иссихассы с крылатым солнцем, у Фазаруки с головой быка. За ними следом вышли стольники и повара. Все прошли к столу. Иссихасса медленно прошествовал вдоль строя сановников. Он указывал жезлом на сыновей лабарны. Затем провел их к столу и усадил на положенные места. Фазарука, тем временем, привел с улицы лысого кантикини в грязной рваной одежде. Сквозь лохмотья проглядывало дряхлое немытое тело в рубцах и кровоподтеках. В руках жрец нес плеть варасаму, всю коричневую от пропитавшей ее крови. Этот жалкий старец являлся Чистым жрецом и господином Хатти. В угоду Богам, он ежедневно бичевал себя. За Чистым жрецом появился старший кантикини – великий прорицатель Кира. Следом, грациозной божественной походкой плыла высокая стройная женщина в красной жреческой хасгале. Ее наряд по красоте и богатству не уступал убранству таваннанны. Смуглое узкое лицо, надменное и холодное, светилось необычной красотой. Жрицу называли Сестрой Богов, Божественной матерью Халки. Сановники почтенно склонили головы перед служителями культа. Они выше всех и ближе всех к Богам, исключая, конечно, лабарну и таваннанну. Фазарука усадил их по местам, согласно обряду.

Иссихасса торжественно обратился к Суппилулиуме:

- Солнце наше! Жрецы матери Сауски принесли ее инструменты.

- Пусть они войдут, - приказал Суппилулиума.

В зал привели музыкантов и певцов в желтых и красных накидках. Хунцинары и инициннары божественной матери Сауски нежно зазвучали в умелых руках. Певцы высокими голосами затянули гимн всем Богам Хатти. Повара внесли серебряные блюда с яствами. Угощение носили строго по рангу: хорошее мясо – высоким сановникам, похуже – более низким. На столе появилось вино, затем фрукты, мед. Жезлоносцы подходили к чиновникам, касались их жезлами и проводили к столу. Стольники рассаживали по местам.

-Несите божественный напиток маранува, - приказал Суппилулиума.

Чашники разлили в золотые кубки гостям мутно-желтый нектар. Старший стольник объявил:

- Несут жертвенного быка!

Сановники встали и склонили головы, приложив правую руку к сердцу. Мешеди опустились на колени. Гимн Богам зазвучал еще громче. Стольники торжественно внесли в зал огромный серебряный поднос с ручками. На подносе покоилась туша годовалого бычка, специальным образом приготовленная в огромной каменной печи. Кушанье накрывала золоченая ткань. В воздухе сразу же аппетитно запахло жареным мясом и специями. По краям лежали цветы антахшума. Бычка поднесли к лабарне. Суппилулиума сорвал покрывало. Стольники разделали бычка на части острыми ножами и, по указанию лабарны, разносили мясо гостям. Началась торжественная трапеза.

После того, как все наелись и захмелели, Фазарука поднялся из-за стола и, с легким поклоном спросил у Лабарны:

- Не желает Солнце позвать жреца аланцу и жреца кита?

- Пусть идут, - согласился Суппилулиума.

Фазарука привел двух кантикини, одетых в белые андули и красные островерхие шапочки.

- Солнцеликий и звездоподобная, что вы желаете услышать? - вопрошали жрецы, низко кланяясь.

- Мы хотим послушать сказ о том, как всемогущий и непобедимый Бог Грозы сумел наказать злого змея Иллуянку.

Жрецы еще раз низко склонили головы. Им поднесли по чаше сладкого вина. Отведав веселящего напитка, жрец аланцу начал свой рассказ. Его голос звучал отчетливо и громко, разносясь эхом под высокими сводами зала. Он, то поднимался до крика, то опускался до еле слышного шепота, звучал нудно и протяжно, резко и отрывисто, иногда переходил в песню, иногда в рев дикого зверя. Все заворожено слушали рассказчика, не смея оторвать от него взгляда. Магическая сила голоса и жестов аланцу завладевала душами, проникало в сердце. А жрец кружился на месте, резко останавливался и стоял неподвижно, змеей стелился по земле, прыгал, высоко поднимая колени, скакал на одной ноге, падал на колени, извивался и корчился, как в предсмертных судорогах.

Жрец кита во время рассказа произносил жуткие заклинания или выкрикивал срывающимся голосом непонятные слова на древнейшем хаттском языке, воздевая кверху руки с крючковатыми пальцами. От его магических непонятных слов страх прокрадывался в души и холодок пробегал по телу, заставляя волосы подниматься дыбом.

Повествование шло о том, как злой и коварный змей Иллуянка хитростью одолел великого Бога Грозы. Он, беспощадный и злой, вырвал у Бога Грозы из груди сердце, а из головы вынул глаза и забрал их себе. Сам же жестоко смеялся над побежденным. Долго горевал Бог Грозы. Он воззвал ко всем Богам, прося помощи. Богиня Инар сжалилась над несчастным и подсказала, как одолеть змея. От Бога Грозы родился сын у дочери бедного человека. Когда сын подрос, то стал самым красивым во всей вселенной. Даже бессмертные Богини заглядывались на прекрасного юношу. Он посватался к дочери змея. Иллуянка не узрел хитрости и выдал свою дочь за сына Бога Грозы. И когда юноша оказался в доме змея, то упросил жену отдать ему сердце и глаза Бога Грозы. Жена не смогла отказать мужу и выкрала у отца каменный сосуд. Когда Бог Грозы приобрел прежний вид, то силы вновь вернулись к нему. Он пошел к морю и вызвал змея на честный поединок. Молнии озаряли небо. Земля сотрясалась и лопалась, извергая из недр своих жаркое пламя. Камни плавились, а море разразилось бурей. На этот раз злой змей Иллуянка был повержен. Бог Грозы разорил его дом. Но сын Бога Грозы не в силах был вынести смертельный грех, который он совершил: юноша нарушил закон гостеприимства. Он погубил тестя и жену. Тогда он воскликнул: - «Отец, убей и меня!» Бог Грозы поразил сына.

Жрецы закончили рассказ и низко полонились.

Лабарна отпустил рассказчиков и произнес:

- Пусть подметальщики подметают зал. Но Боги ждут жертвоприношений.

Весь панкус отправился в храм Бога Грозы для совершения жертвоприношений. После кровавого обряда Лабарна вскрыл сосуд Бога Грозы вакшур с зерном. Жрецы раздали по горсточкам освещенное зерно плугарям. Те перемешивали его со своим зерном и шли на поле сеять.

Так прошел первый день.

С рассветом второго дня праздничная процессия двинулась обратно в Хаттусу. По пути они заехали в город Типпуву, где лабарна совершил службу перед каменными стелами хуваси. Сюда же спешили мешеди с сыновьями дворца. У нижней каменной стелы уже стоял расшитый шатер. Суппилулиума сошел с колесницы и молился, устремив свой взор в сторону Хаттусы. После молитвы правитель вошел в шатер и омыл руки. Выйдя из шатра с кувшином вина, он трижды совершил возлияние перед стелой. Затем лабарна сел в колесницу и начал подъем на гору к верхней стеле. Кони тянули повозку, а следом бежали мешеди, состязаясь в быстроте. Наконец, когда колесница подъехала к верхнему камню хуваси, самый быстрый из мешедей схватил коня под уздцы. Суппилулиума сошел с колесницы и жертвовал перед стелой хлеб.

После Типпувы путь лежал в Хаттусу, где на закате совершили жертвоприношения Богу Солнца.

По восьмой день обряды проходили в Хаттусе для разных Богов. В город проходили праздничные шествия. В храмах круглые сутки шла служба, и совершались жертвоприношения. А по вечерам народ веселился на улицах.

В это время из одного города в другой три дня жрецы несли руно Курса из храма города Арины. Это чистое руно являлось символом защиты Хатти и связано с силами Богов: Инары, Цынтхарии, Капарияму, Хатенцувы, Цанатескувы, Кастамы, Татасумы, Еухуппи, Дурмитты.

Торжественная процессия с религиозными песнопениями продвигалось к городу Таваеия, оттуда в город Хиясну и, проведя ночь в Хиясне, процессия шла к Хаттусе. Старшие жрецы шли впереди в желтых накидках и в желтых шапках. В руках они держали калмусы из кедрового дерева. За ними младшие жрецы бережно на носилках несли черное священное руно. Во всех селениях и городах, встречавшихся на их пути, люди падали ниц перед символом защиты Хатти. Под ноги жрецам бросали цветы, жертвовали вино и еду.

Когда руно принесли в Хаттусу, то в течение трех дней совершали обряд в честь Бога Зерна. Ему в жертву пригнали черного ягненка из города Касаци. А в халентуве проходило Большое Собрание. На торжестве жрецы абубиди открыли священный сосуд Бога Грозы из города Цапланды и раздали золотистое зерно плугарям. С этого дня по всей Хатти начинался сев. Чтобы зерно не пропало, и урожай вырос богатым, чтобы голод не нагрянул в города и селения Хатти, жрецы абубиди умилостивили души мертвых. В дом костей, в хесту, они пригнали для жертвоприношения восемь бычков и десять чистых овец. Сюда же плугари принесли по горсти земли со своих полей.

На восьмой день лабарна и таваннанна поехали в Метеллу и здесь устроили торжественный обед. Затем таваннанна вернулась обратно в столицу, а лабарна отправился в город Арину. В Хаттусе, в храме Сауски правительница, только с девушками, совершала службу перед грозной крылатой богиней, стоящей на огромном льве – покровительница материнства. Девушки – будущие матери – приносили в жертву цветы антахшум.

Лабарна в это время жертвовал антахшум в Арине Богине Солнца Вурусему, ее дочерям: Меццеле и Хуле, а так же внучке Цинтухе. Этот обряд он проводил вдвоем с Сестрой Богов. Правитель поздно ночью возвратился в Хаттусу. На утро весь панкус ехал в хесту совершать жертвоприношения и поклониться духам умерших правителей великой Хатти.

Святилище располагалось на расстоянии одной даны от столицы. Лабарна и таваннанна подъехали на повозке к высоким скалам. Дух захватывало, глядя на каменных великанов, охранявших покой усопших правителей. Естественный уступ серых скал образовал крытую нишу. В нише на стенах искусными мастерами или самими духами (этого никто не знал) вырублены в камне две величественные процессии Богов и Богинь Хатти. Никто без страха и трепета не мог приблизиться к священному месту. Внизу, в глубоких пещерах, ходы которых известны только жрецам хесты, покоились в золотых кувшинах кости всех великих правителей Хатти. Здесь не просто храм – это ворота, через которые лабарна проходит после смерти в сонм Богов.

Лабарна и таваннанна вместе со жрецами хесты оставили на истанане глиняные таблички с просьбами к духам, а так же жертвовали хлеб и напиток влахи. Они ублажали Богиню подземного мира Лелвани, Бога Дня, Богиню Солнца, Богиню Меццулу и Бога Цанад. Таваннанна поднесла головные уборы и красивую одежду, сотканную и расшитую дочерьми дворца.

Так длился праздник все тридцать восемь дней с его множеством обязательных обрядов и торжественных пиров, пока все Боги не остались довольны. Лабарна и таваннанна еще много раз совершали службу в храмах Хаттусы, а так же в священной самшитовой роще для Бога Грозы Хатти, в лесу возле города Тауниса для божества священного источника, совершали паломничество к горе Пискурунуве, где приносили жертвы перед священным оленем, затем справляли праздник антахшума в городе Цапланде. Оттуда ехали в город Анкуиуни, где поклонялись Богине Каттахе. И, наконец, завершили труды веселым праздником дождя Цунни, который полил теплыми струйками ровно на тридцать восьмой день.

 

7

 

Мешеди помогли Суппилулиуме снять праздничное одеяние и облачиться в легкую воинскую одежду.

- Наконец-то праздник закончился, и все Боги довольны, - со вздохом облегчения произнес повелитель. – Фазарука, как дела у нас в войсках?

- Основные силы продвинулись к подножью Бычьих гор. Все дни праздника шла усиленная подготовка к походу.

- Вот и хорошо. Нечего медлить. Сегодня же едем к войскам. Много ли серебра ушло на праздники?

- Много, мой повелитель, - с сожалением ответил Фазарука, - но старались расходовать только на самое необходимое.

-Праздник – есть праздник, - пожал плечами правитель. – А что скажет Иссихасса?

- Вести разные, мой повелитель, - ответил вельможа, слегка покраснев. Суппилулиуме это не понравилось. – Аласия отказалась дать нам флот. Тушратта держит правителя островов в страхе.

- Дальше! – мрачно попросил Суппилулиума.

- Из Вашшукканни постоянно летят гонцы в Ахйот к ногам божественного Эхнэйота. Мне удалось узнать, что Тушратта просит у правителя Та-Кемет золота и воинов. Но правитель Обеих Земель отвечает лишь обещаниями, хотя того и другого у него достаточно.

- В чем причина?

- На берегах Хапи неспокойно. Жрецы Амона и других запрещенных богов, которых изгнали из храмов, объединились и подбивают население севера дельты, особенно невольников каменоломен на вооруженные мятежи.

- Это еще не значит, что правитель не прикажет северному номарху выдвинуться в Митанни. Кадеш - северный форпост Та-Кемет - не так далеко находится от Вашшукканни, - возразил Суппилулиума.

- Ассирия же, - продолжал свой доклад Иссихасса, - заняла странную позицию: Ашшурбалит не отвечает на наши щедрые посулы и не желает нам продавать колесницы; но, в то же время, не боится угроз Митанни и не посылает подкрепление Тушратте.

- Что ж, Ассирия выжидает: кто окажется сильнее, к тому и присоединится. Может, так и лучше. Но за Ашшуром нужен глаз, да глаз. Теперь, пусть позовут Старшего кантикини и колдуна, - приказал повелитель.

Привели прорицателя Киру и немого брадобрея.

- Что скажет великий прорицатель и служитель Бога Грозы? – обратился лабарна к кантикини.

- Солнцеподобный, - неуверенно начал Кира, покачивая седой бородкой, - будь осторожен. Не совсем удачное время ты выбрал для похода. Твоя звезда на небе тускло светит, находясь возле кровавой звезды Бога Войны – Правителя вселенной. А звезда Тушратты горит ярко. Надо дождаться, когда звезда Бога Войны закроет звезду Тушратты совсем, а твоя разгорится.

- Не могу я ждать! – сокрушался Суппилулиума. - Что скажет маг?

Немой начал жестикулировать руками, а Фазарука объяснял:

- Внутренности жертвенного козла показали мне сражение, где люди Хатти маленькие с хрупким оружием, а люди Митанни большие с крепким оружием.

- Я понял твои толкования, - вздохнул Суппилулиума, - идите с миром.

Повелитель погрузился в глубокие раздумья. Никто не смел ему мешать.

- Боги предвещают неудачу, - наконец вымолвил он. – Тяжело идти в бой, зная об этом.

- Солнце наше, подумай, - вмешался Фазарука. – Ведь ты идешь на верную гибель, и войско обречено.

- А мне, великий приснился сон, - пролепетал сладким голосом Иссихасса, и его глазки засветились, - что ты мчишься на боевой колеснице, обращая жалких врагов в бегство. А рядом с тобой стоит Бог Грозы и мечет огненные стрелы.

- Хороший сон, - согласился повелитель.

- Да и что толку верить гадателям, - распалился вельможа. – Просто, Боги хотят проверить твою решительность и твердость.

- И все же, повелитель! Подумай! – Не отступал Фазарука.

- Что скажет Цула? – обратился лабарна к старшему над мешедями.

Великан пожал плечами.

- Мое копье заточено. Рука дрожит, как перед битвой, - ответил он неопределенно.

- А ты, Хемиша, что думаешь?

- Если армия Митанни пойдет через горы, я смог бы задержать их на перевалах.

- За это время мы попробуем совершить обход, через Хайасу, - настаивал Фазарука.

- А если не успеем? - спросил Суппилулиума. – Пропустят местные вожди нас к Евфрату?

- Нет! – Хемиша покачал головой. – Хайасы нам друзьями никогда не были. Я этот подлый народ слишком хорошо знаю. Тушратта наверняка им уже заплатил. Они нас без боя не пропустят, а в горах с ними сладить тяжело.

- Решено! – отрезал повелитель. – Идем через Бычьи горы. И, да помогут нам Боги!

Два десятка колесниц и конный отряд Хемиши выехали из Хаттусы на рассвете. Их видели только стражники у ворот. Город спал. Лишь на высокой башне одиноко стояла женщина и провожала тревожным взглядом удаляющиеся огни факелов. Утренний ветерок пытался сорвать головную накидку, подкидывал озорно подол хасгалы, оголяя стройные икры. Отряд уже давно скрылся за холмами, а таваннанна все еще не уходила, посылая вслед воинам заклинания.

 

С верхней террасы дворца открывался вид на прекрасный цветущий город Вашшукканни. Белели храмы со стройными рядами колонн. По площадям сновал народ в пестрых одеждах. Зеленели чудные сады и священные рощи. Слабо доносился разноголосый шум базара.

На террасе красивейшего дворца, в куче мягких подушек полулежал сам властитель всемогущественной Митанни – божественный Тушратта. Он ленивыми движениями брал с золотого подноса куски сырого мяса и кидал ручному леопарду. Зверь с жадностью хватал мясо на лету, впивался зубами в мякоть, урчал, смачно чавкал и тут же проглатывал. Эта игра забавляла правителя. Двое крепких слуг, с обнаженными по пояс бронзовыми телами, обмахивали правителя пушистыми опахалами из павлиньих перьев. Четверо мешедей с длинными копьями охраняли спокойствие повелителя. Бдительные стражи замерли среди пахучих цветников роз и смоковниц. Музыканты, скрытые за занавеской, выводили грустную мелодию на дудочках и сестерциях.

Тушратта только что сытно пообедал и вдоволь выпил слабого охлажденного вина. Он находился в чудесном настроении. Солнышко грело ласковыми весенними лучами. От роз исходил божественный нежный аромат. Нега разливалась по телу властелина, сковывала движения, расслабляла все члены. Непослушные веки сомкнулись, тяжелая голова опустилась на грудь. Правитель сладко задремал…

- О Великодержавный! - раздался чересчур громкий голос. Слуга вбежал на террасу и грохнулся перед властителем на колени.

Тушратта вздрогнул всем телом. Его черные брови сердито подпрыгнули вверх.

- Что ты так орешь! - недовольно прошипел он, лягнув слугу ногой.

- О величайший повелитель вселенной, - пролепетал слуга, не поднимая головы, - прости меня, недостойного, что нарушил твой божественный покой.

- Говори! – гневно крикнул Тушратта. Ему хотелось вновь погрузиться в приятную дремоту.

- Прибыл тайный гонец из Хатти, - сообщил слуга.

Сон мигом улетучился.

- Позвать немедленно! – завопил он. – Наконец-то!

На террасе появился длинный худой человек в пыльной одежде. На заросшем неприятном лице с большим горбатым носом сверкали хищные бесцветные глаза. Сам он был жилист, с крупными суставами в коленях и локтях. Широкий нож висел на поясе.

Тушратта взглянул на посланника, на его нож. Правителя почему-то передернуло от вида этого нескладного человека. Что-то в нем было отталкивающее, наводящее ужас.

Посланник упал на колени и на четвереньках приблизился к властителю. Недремлющие телохранители выскочили из цветников. Острые копья уперлись в плечи и голову посланца, не давая близко подползти к правителю. Ручной леопард присел на задние лапы, готовясь к прыжку. Зверь прижал уши и злобно оскалился, показывая белоснежные острые клыки. Но Тушратта сделал чуть заметный жест, и слуги удалились, уведя с собой огрызающегося леопарда.

Посланник стукнулся лбом о землю у ног правителя, не смея поднять лицо.

- Ну! Кто такой? С какими вестями? – спросил грозно властитель, пристально осматривая скорохода.

Тот поднял голову. Из его пересохшего горла послышалось еле различимое клокотание на шумерском языке. Этот язык хорошо знал Тушратта, но мало кто из его окружения. Поэтому, никто не мог подслушать и понять их разговор.

- О, всемогущий, да будешь ты счастлив и прославлен во все века. Нетленное имя твое пусть потомки повторяют с глубоким уважением и любовью. Я – прах у ног твоих. Мой господин послал меня к тебе с вестью. Мое имя Ибиссаха. Я вождь одного из племен Хауси. Мой народ изгнали с благодатных земель…

- Дальше! Какое мне дело до твоего народа, - нетерпеливо перебил Тушратта.

- Известный тебе человек передает глубокий поклон…

- Что мне до его поклонов. К делу! – торопил властитель.

- Хорошо, солнцеподобный, - вынужден был прервать вступительную речь Ибиссаха. – Суппилулиума стоит с войсками у подножья Бычьих гор и скоро попытается пройти через перевалы.

- Когда?

- Как только с вершин сойдет снег.

- Успел все-таки раньше меня, - с досадой проронил Тушратта. - Войско большое? - деловито спросил он, разглядывая дорогие перстни на холеных пальцах.

- Большое, - ответил посланец. – Много колесниц и пехоты. Но сута небольшая. Есть еще всадники, но они будут только охранять лабарну и обоз.

- Обоз велик? - Оживился Тушратта.

- Велик, очень велик. Суппилулиума хочет пройти войной по всей Митанни.

Тушратта хрипло рассмеялся:

- Пусть попробует. Вот что, Ибиссаха, отдохни у меня в халентуве: поешь, повеселись. Но с рассветом скачи обратно и передай своему господину: пусть попробует поднять вражду среди племен в войске. Хорошо бы устроить повальную болезнь среди воинов. Пусть подумают, что это гнев Богов. Вообще, придумайте что-нибудь такое, чтобы подорвать боевой дух в войске.

- Я понял тебя, о мудрейший из мудрейших.

- А теперь – иди!

- Слушаюсь, мой повелитель. Но как же…

- Я помню, - утомленно произнес Тушратта. - пусть мой друг будет спокоен. Как только покончим с армией Суппилулиумы, он станет лабарной великой Хатти. Но пусть сам свергнет тирана, я только ему помогу.

Посланник удалился. Тушратта бодро поднялся с подушек, довольно потянулся, мягко прошелся по террасе, шурша тонкими одеждами, затем, резко остановился и громко хлопнул в ладоши. Тут же вбежал слуга и упал на колени.

- Повелеваю всем тысячникам готовить войско в поход – и немедленно! А так же, пусть выступят ассирийцы – эти чумазые бездельники. Посмотрим, на что они способны: так ли хороши в бою, как их расхваливает Ашшурбалит. Передай мудрейшему жрецу из Та-Кемет Эйе, что его воинов я тоже намерен пустить в дело. – Когда слуга выбежал исполнять приказания, Тушратта довольно промурлыкал себе под нос: - Эх, славно поохотимся!

 

8

 

Войска хеттов стягивалось к голым скалистым склонам Бычьих гор. Отряды один за другим проходили мимо города Туванувы. В долине разбили огромный лагерь. Развернули походные шатры. Столбы дыма взвились над кострами. Слышалось чирканье точильных камней о мечи и наконечники копей. По вечерам гремели боевые песни. Иногда походные хухупалы еще затемно поднимали на ноги весь лагерь гулким боем, и тогда долина напоминала потревоженный пчелиный улей.

Снег на перевалах начинал сереть. Появились черные прогалины. Набухли звонкие горные ручьи. Лабарна решил: самое время для перехода. Он созвал всех военачальников в шатер. Суппилулиума расправил на столе кусок тонкой телячьей кожи с планом митаннийских укреплений, с дорогами и мостами. За эту карту Иссихасса, с его слов, отдал большую сумму серебром. Военачальники склонились над картой. Каждый высказывал по очереди свои предложения о ведении войны. Суппилулиума внимательно слушал.

Перед шатром послышался шум. Кто-то пытался пройти через двойной заслон горцев и мешедей. Хемиша заглянул в шатер:

- Прости, Солнце мое, - обратился он к Суппилулиуме. - Один из командующих отрядом хочет видеть тебя. У него такой испуганный вид, будто он повстречался с самим Ярри.

- Он не может подождать? – рассердился повелитель. Суппилулиума терпеть не мог, когда его отвлекают от дел.

- Он сильно напуган и толком ничего не может объяснить, - пожал плечами Хемиша.

- Веди его. Но если пришел по пустяку, прикажи выпороть его.

Хемиша исчез. Через миг он впихнул в шатер испуганного воина. Тот грохнулся на колени.

- Говори. Что дрожишь, как побитый пес, - прикрикнул на него лабарна.

- Властелин. Солнце наше, - истерично пролепетал тот.

- Что произошло? – лабарна начал тревожиться, взглянув в его беспокойно бегающие глаза.

- В лагере началась чума! – наконец выпалил воин.

Все ахнули.

- В своем ли ты уме! – закричал гневно лабарна.

- Это правда, - завыл воин, с трудом глотая слюну. – Пятеро моих воинов слегли.

Суппилулиума вышел из-за стола и сделал несколько шагов взад-вперед. Все военачальники притихли и ждали решения повелителя. Лабарна собрался с мыслями. Главное – ничего не бояться. Быть хладнокровным.

- Слушайте меня, - твердо произнес он, - в лагере должны сохраняться порядок и спокойствие. Кто будет много орать и возмущаться – того наказать плетьми, и кожу на нем не беречь. Всех заставить пить уксус. Больных вынести из лагеря и сжечь все их вещи. Если кто вздумает бежать – ловить и жестоко наказывать. Идите!

Военачальники разошлись. Суппилулиума приказал мешедям созвать жрецов для молитвы и жертвоприношения.

Фазарука и Хемиша побежали смотреть чумных. Пять человек лежали на подстилках из овечьих шкур. Печать смерти уже отметила их бледные лица. Синие пятна проступили на теле. Тоопека напоил их каким-то снадобьем, и они теперь лежали тихо, без стонов и судорог уходили в мир иной. Воины собрались вокруг, но никто не смел подойти близко. Все со страхом глядели на чумных и с ужасом шептали: «Смерть! Гнев Богов! Боги отвернулись от нас!»

- Всем разойтись и молиться! – приказал Фазарука.

Зеваки нехотя разбрелись по лагерю. Когда никого не осталось, Тоопека подошел к ним. Его руки были испачканы кровью. Он держал небольшой нож и маленькую чашечку, наполненную кровью.

- Что ты делал, Тоопека? – с испугом воскликнул Хемиша, взглянув на его руки.

- Ничего особенного, - ответил лекарь спокойно. - Обследовал покойного.

- Дух болезни может овладеть тобой. Не всякие чары помогают от чумы.

- Я не заболею, - уверенно ответил Тоопека. – А с ними покончено. Один уже умер, и остальные умрут. Может быть, еще будут умирать.

- Наши дела плохи, - покачал головой Фазарука. – Хорошо, если Боги услышат наши молитвы. Но вдруг, они заняты чем-то другим и не обратят на нас внимания.

Тоопека усмехнулся, затем серьезно сказал:

- Надо, прежде всего, поймать подлеца и обезвредить.

- О чем ты говоришь? – не понял Хемиша.

-Я говорю, что это не чума. Их просто отравили.

- Ты в этом уверен? – в один голос воскликнули Фазарука и Хемиша. Они не так сильно удивились, если бы сейчас рядом разверзлась земля, и вылез сам Ярри с огненными глазами и змеиным языком.

- Вот, смотрите. – Тоопека достал из дорожной сумки причудливый белый корень какого-то растения. – Это корень Цинны. Он может определить присутствие яда в вине или пище даже лучше, чем змеиный камень, который обычно носят с собой чашники. – Он надрезал корень, обнажая белую мякоть с красными прожилками. Лекарь обмакнул корень в чашку с кровью. Когда вынул, то на срезе корень сделался серым, а прожилки из красных стали синими. – Очень сильный яд, искусно приготовленный. Действие его напоминает чуму. На теле, так же, как во время болезни, проступают пятна, человека рвет кровью.

- Кто это мог быть? – Фазарука схватился за меч.

- Найти его не так просто в огромном войске. – Тоопека огляделся вокруг. - Эти пятеро ели из одного котла чечевичную похлебку. Вернее – их было шестеро. С ними сидел еще один: высокий, худой, с большим горбатым носом, заросший, словно обезьяна. После того, как у этих пятерых начался приступ, он заорал, словно взбесился: - «Чума! Чума!» Все подхватили. Много ли надо для паники. После я его не видел. Мне кажется – он все и подстроил.

- Но зачем? – недоумевал Фазарука. – Неужели в лагерь прокрался лазутчик Тушратты.

- Тише! Сюда идут, - предупредил Тоопека.

К ним, переваливаясь с ноги на ногу, спешил Иссихасса. Два здоровых телохранителя и несколько слуг неотступно следовали за хозяином. Иссихасса взглянул на мертвецов, покачал головой и печально произнес:

- Ай, ай! Такая неудача в самом начале похода. Мы еще не встретились с врагом, а у нас уже потери.

Хемиша весь напрягся. Его взгляд уловил кого-то знакомого в толпе слуг. Он побледнел и невольно схватил Фазаруку за плечо.

- Ты что? – испугался тот.

- Смотри! – Хемиша показал в сторону высокого чернобородого мешедя с большим горбатым носом.

- О Боги! – только и смог произнести Фазарука.- Ты же его убил в честном поединке. Я же помню, как твой топор прорубил ему грудь.

Мешедь из свиты Иссихассы встретился взглядом с Хемишей. Его колючие, глубоко сидящие глаза вспыхнули неистовой злобой. Он сжал крепкими жилистыми пальцами рукоять меча. Сквозь густую нечесаную бороду показался жуткий злобный оскал.

Наконец, поохав и поахав, Иссихасса заспешил прочь от чумных. За ним, как цыплята за наседкой, засеменила вся его свита, кроме одного колдуна. Маг остался на месте и сосредоточенно махал руками, творя непроницаемую завесу от болезни.

- Фазарука, что мы видели? Призрак?– ужаснулся Хемиша.

- Это именно тот каскиец, которого ты зарубил десять лет назад.

- Неужели рука мне тогда изменила? – он посмотрел на свою мозолистую кисть.

- Просто, эта тварь оказалась живучей, - возразил его друг.

- Значит, мне еще раз предстоит скрестить с ним оружие.

- Послушай, искуснейший из магов, - крикнул Фазарука колдуну. – Я тебя знаю. Ты знаменитый лекарь и служишь благородному Иссихассе.

- Господин прав, - с удовольствием согласился маг, закончив свои сложные пассажи, - я служу нашему мудрому и доброму Жезлоносцу Великого лабарны.

- И как здоровье уважаемого вельможи и моего друга? – спросил заботливо Фазарука.

- Благодаря моим стараниям, он чувствует себя превосходно, - без тени смущения ответил лекарь, поправляя черный колпак.

-Не поможешь ли мне? Дело в том, что мой лекарь бездарен, а у меня появился странный недуг. Как выпью много вина, так на следующее утро голова болит. Если поможешь, я заплачу тебе десять сикелей серебром. Вот задаток. – Фазарука вынул из сумки три серебряных брусочка и сунул их магу.

Тот часто задышал. Глаза его алчно загорелись. Руки затряслись, почувствовав приятный холодок драгоценного металла. Тонкий рот расплылся в довольной улыбке. Голос зазвучал еще звонче:

- О щедрый господин, я вылечу тебя за несколько дней. Я знаю много лечебных трав и сильные заклинания.

- Надеюсь на твое мастерство. А скажи, волшебник, - как бы невзначай спросил Фазарука, - у Иссихассы появился новый виночерпий? Я всех слуг его знаю, но этого вижу в первый раз.

Маг сделал вид, что не понял вопроса. Но, почувствовав в руке еще два серебряных брусочка, тут же вспомнил:

- Господин, наверное, спрашивает про Ибиссаху, - простодушно сказал лекарь. Хемиша вздрогнул, услышав знакомое имя. Но маг не заметил этого и продолжал: - Он не виночерпий, а тайный вестовой моего господина. Он бывает в разных странах с поручениями. Но я тебе ничего не говорил, господин, - испугано спохватился маг, опасливо озираясь по сторонам.

- Да что мне за дело до шпионов моего друга. У меня их у самого – по десятку в каждой стране, - небрежно ответил Фазарука, сунув еще серебро в руку мага.

Тот замялся, но все же прошептал:

- Ты не встречал раньше Ибиссаху, потому что он приходит в дом моего господина только ночью. Они говорят всегда наедине, и он той же ночью исчезает. Но прости, господин. Мне надо идти.

Маг, задрав подол длинного одеяния, убежал мелкими шажками вслед за свитой Иссихассы.

- У тебя какие-то счеты с этим долговязым? – спросил Тоопека, который слышал весь разговор.

- Кровная вражда, - ответил Хемиша.

- А ведь именно он сидел с теми пятерыми. Они уже перешли в другой мир, а ему - хоть бы что.

- Надо его схватить и казнить, - решил Фазарука. Но потом усомнился в своем решении. – Только, как это сделать? А если он действовал по приказу Иссихассы? Толстяк поднимет шум. Еще раскричится, что покушаются на его драгоценную жизнь. Начали со слуг, потом и его прикончат.

- Надо срочно все рассказать лабарне, – решил Хемиша.- Если выяснится, что Иссихасса - предатель, я его прирежу не мешкая.

- Дело в том, что Суппилулиума не поверит твоим словам. Скажет: мы поднимаем панику. – Фазарука плюнул с досады. – Жезлоносец Иссихасса в особом почете. Он добросовестно работал над укреплением городов Хатти. Отдал часть своих драгоценностей на снаряжение армии. В конце концов, он родственник таваннанны и тесть Суппилулиумы. К тому же, его не так-то просто схватить за руку, я бы сказал – невозможно. Он только прикидывается добрым простачком, а в душе - ядовитые змеи.

- Но ты ведь сможешь объяснить все лабарне,- настаивал Хемиша.

- Даже если он меня и выслушает, подумает, что мы с Иссихассой в очередной раз повздорили – обычное дело при дворе – и еще, вдобавок, накажет.

- Тогда мне остается одно: схватить Ибиссаху и убить, чего бы мне потом это не стоило, - сквозь зубы процедил Хемиша.

Но Ибиссаха исчез из лагеря. Где только Хемиша его не искал – никаких следов. Никто его больше не видел.

В это время в лагере совершались богослужения и жертвоприношения. Жрецы и воины взывали к Сауске, к Богу Грозы, к Богу Солнца, прося защитить их от ужасной болезни. Сам лабарна молился больше всех. Жрецы на истаннанах день и ночь воскуривали туххессару. Колдуны возжигали магические костры и резали жертвенных животных, дабы ублажить злого Бога подземного мира Ярри. Просили его забрать обратно дух болезни. Но, не смотря на усердные молитвы, а так же на бдительность Хемише и Фазаруки, вскоре еще три человека заболели и умерли. Жрецы решили прибегнуть к силам старинных заклинаний. Сам Иссихасса вызвался проводить обряд, подвергая возможной опасности собственную жизнь. Он должен был вступить в противоборство со злыми духами. Не каждый кантикини решился бы на такой опасный обряд. Иссихасса же с бледным лицом, но неистово горящим взглядом приказал облачить его в желтую накидку и приготовить все к обряду.

В лагерь привели молодого ослика. Маги долго ходили вокруг, бормоча непонятные заклинания на давно забытом языке. Когда они закончили, к ослу подошел Иссихасса и заорали во всю мочь: - «Ты, Ярри, наслал болезнь на наше войско! Но пусть этот осел заберет твое зло и перенесет его через горы в страну врага! Я прогоняю тебя!» Воины, вооружившись палками, гнали осла в горы, осыпая ударами бока бедного животного. Ослик понеслось во всю прыть, выбивая дробь маленькими копытами. Он долго бежал, пока не оторвался от немилосердных преследователей.

Магия помогла. Никто больше не заболел. Все восхваляли Иссихассу, как избавителя и сильного волшебника.

На утро произошла другая неприятная история. Подрались между собой воины из двух отрядов. Чуть за оружие не схватились. Дело в том, что каждый отряд привел с собой обоз. В обозе гнали скот, как провизию. Ночью из одного стада пропало пять баранов. Их обнаружили в стаде другого отряда. Но те возмутились, ответив, что среди них не может быть воров. Произошла драка. Пришлось мешедям во главе с Цулой вмешаться. Для острастки десятерых самых ярых драчунов наказали палками.

Не успели об этом странном происшествии затихнуть разговоры, как в шатер Суппилулиумы пришел тысячник из города Анкува и пожаловался, что кто-то осквернил статуэтку Богини Каттахи – защитницы и покровительницы города. Воины из Анкувы увидели в этом дурной знак. Они недовольны и полны решимости покинуть лагерь. Суппилулиума срочно приказал созвать всех тысячников и сановников в свой шатер.

Когда вестовые разбежались созывать военачальников, вошел Цула. У него был мрачный вид. Его густая борода лоснилась от крови.

- Что произошло? – взволнованно спросил Суппилулиума.

- Меня пытались убить, – пробурчал он, показывая лабарне стрелу.

-Убить? – не поверил повелитель. Он взглянул на тяжелую стрелу с острым, как игла, бронзовым наконечником. Самый кончик согнулось от сильного удара обо что-то твердое.

- Я обходил посты. Стреляли наверняка. Убийца целился прямо в горло. Боги уберегли. Меня окликнул дозорный. Я повернул голову, и в это время услышал звон тетивы. Стрела только по подбородку чиркнула и ударилась о камни.

- Ты его заметил? – забеспокоился властитель.

- Я пытался догнать стрелка, но он исчез в темноту.

- Ты его хотя бы разглядел?

- Я не уверен. Вот, что я нашел на том месте. – С этими словами Цула протянул повелителю кинжал.

- Этого не может быть! – воскликнул Суппилулиума.

- Я тоже не верю, - пожал плечами Цула.

 

Суппилулиума сидел на небольшом походном троне в боевых кожаных доспехах, украшенных медными пластинами. На лбу, от тяжелых дум, собрались волнами морщинки. Сановники встали перед ним полукругом и терпеливо ждали. Суппилулиума обвел собравшихся тяжелым взглядом и произнес:

- Снег на перевалах сошел. Самое время продолжать поход и встретиться с неприятелем, а наши воины дерутся между собой. Какая же мы армия? Если рассуждать разумно, то мне надо отказаться от похода. С таким войском идти в бой – верная гибель. Можно, конечно, разместить войска по приграничным крепостям и ждать нападение Митанни. Но доподлинно известно: когда Тушратта перейдет через горы, нам в спину ударят Арцава и Ахеява. Мы окажемся в кольце и будем уничтожены. Я хочу услышать ваши мысли. Пусть начинает Иссихасса.

Иссихасса облизал полные губы. Он весь просиял от важности: ему первому повелитель разрешил говорить.

- Великое Солнце наше, здесь все ясно: если волка держать на цепи и кормить до отвала, то его и козел забодает. Наше войско разлагается от безделья. Ратников собрали на войну. Они жаждут идти в бой. Копья давно наточены, доспехи начищены. Им некуда приложить свои силы – вот и дерутся между собой. Их надо гнать вперед, через горы, тогда войско сплотиться в единый кулак. Это будет непобедимая сила, способная превратить цветущую Митанни в жалкую пустыню, заполненную костями и пеплом.

- Правильно! В бой! – закивали тысячники. А Иссихасса весь сиял, выпятив от важности нижнюю губу.

- Что скажет Фазарука? – Суппилулиума кивнул в его сторону.

- О всемогущий и мудрый, мое мнение неизменно: войско к битве не готово. Есть сведения, что армия Тушратты в два раза превосходит нашу. К ним присоединились отряды из Ассирии, Та-Кемет, Алепо, Алалаха и Керкемиша. Мы разобьемся об их копья, как волны о скалы. Самое большее, что мы сейчас сможем седлать – это отбить у врага перевалы и удерживать их до следующего снега.

В шатре загалдели. Одни кричали, что нечего бояться Митанни. Главное не число воинов, а их умение и мужество. Другие не соглашались. Лучше, сначала все разведать, а потом кидаться в драку. Армия Митанни считалась самой сильной и хорошо вооруженной.

Суппилулиума поднял руку, и все стихли.

- И одни, и другие правы, - твердым голосом сказал он. – Можно захватить перевалы и подождать до следующей весны. Но я чувствую у себя за спиной копья Арцавы. Не хватит у нас сил сражаться на два фронта. Завтра выступаем в горы. Впереди сута, за ней колесницы, после пешие и обоз. Но прежде, чем отпустить вас, я хочу выяснить кое-что. – В голосе послышались металлические нотки. Взгляд стал холодным. – Среди нас есть гадина. Гадина притаилась, действует подло и грязно. Ведь это он столкнул два отряда в драку из-за баранов; по его приказу осквернили статуэтку Богини Катаххи, им пущена стрела, которая должна была убить старшего над мешедями. Эта гадина среди вас. Пока не выясним правды, Хемиша никого живым не выпустит.

Военачальники удивленно переглядывались. Иссихасса побледнел. Один Фазарука оставался спокойным.

- Дозволь мне сказать, повелитель, - попросил он.

- Говори.

- Я не уверен до конца в своей правоте, но думаю, что смогу показать предателя. Он стоит перед тобой – это Иссихасса. В его сердце злоба и зависть.

- Как ты смеешь! – взревел Иссихасса, хватаясь за меч. Лицо из бледного окрасилось в багровый цвет.

-Тихо! – властно прикрикнул Суппилулиума. – Что ты можешь поставить в вину жезлоносцу Иссихассе?

- Сейчас – ничего. Он хитер, и умеет заметать следы. Но после - будет поздно. Я тебя предостерег, повелитель.

- И это все? Вот что, Фазарука,- Суппилулиума пристально посмотрел ему в глаза, - не нравятся мне речи твои. Почему я должен тебе верить?

- Повелитель, - заговорил Иссихасса, гневно сверкая очами, - ты ошибся, видя в Фазаруке преданного слугу. Слишком часто он ездил с поручениями в другие страны. Вспомни: ведь Фазарука несколько раз был в Вашшукканни.

- Тихо! - повторил Суппилулиума. – Сегодня покушались на моего старшего мешедя. Убийца скрылся, но обронил кинжал. – Суппилулиума протянул нож Фазаруке. – Узнаешь?

- Это мой кинжал, - удивился тот.

- Хемиша! – громко позвал повелитель. В шатре тут же появился горец. - Возьми жезлоносца Фазаруку под стражу. Глаз с него не спускай. Если он сбежит, я прикажу наказать тебя.

Хемиша слышал весь разговор, находясь возле шатра. Что-либо исправить сейчас было невозможно. Он почувствовал на себе испытывающий, острый, как наконечник копья, взгляд лабарны. Суппилулиума прекрасно знал, что они друзья с Фазарукой. Но Хемиша давал клятву в верности лабарне. Горец погасил в душе возмущение и решительным движением сорвал меч с пояса Фазаруки.

- Постой же, повелитель. Как ты можешь в такой час сомневаться в своем верном жезлоносце. Ведь он столько битв сражался рядом с тобой, - вмешался Цула, заслоняя собой Фазаруку. – Мы с ним вместе давали клятву в сгоревшей Хаттусе. Ты разве забыл?

- Цула, отойди! - осадил его Суппилулиума. – Не смей его защищать.

- Повелитель, я знаю Фазаруку с детства,- не сдавался Цула. – Он не может тебя предать.

- Неужели, ты с ним заодно? – Суппилулиума гневно сдвинул брови. Слова колючими искрами вонзились в сердце Цулы. – Ты столько раз закрывал меня своим телом, теперь вступаешься за человека, желающего, быть может, убить и меня, и тебя. Не он ли послал стрелу, что несла тебе смерть?

- Это - не правда! – горячо воскликнул Фазарука, но Цула уже отошел в сторону, удрученно опустив голову.

Хемиша привел Фазаруку в свой шатер. Пленник, не произнеся ни слова, сел на подстилку из козьих шкур, обнял колени руками и отрешенно уставился в одну точку.

- Не переживай, - попробовал успокоить его Хемиша. – Повелитель раздражен, но завтра буря утихнет.

- Об этом я не переживаю. Только с ужасом думаю, что повелитель поверил предателю и поведет войско на верную гибель.

- Лабарна, сгоряча ничего не делает, - возразил Хемиша. – Если поведет – значит, он все рассчитал. Я пойду сейчас к нему. Постараюсь смирить гнев правителя.

- Не надо. Не хватало, чтобы еще и ты впал в немилость. Теперь он будет слушать только Иссихассу.

- А все из-за твоей горячности, - укорил Хемиша друга. – Не мог немного подождать. Иссихасса сам бы выдал себя.

Фазарука пропустил упрек мимо ушей.

- Когда начнется сражение, ты вернешь мой меч?

Хемиша ничего не ответил и вышел из шатра. Через мгновение он вновь заглянул и, понизив голос, сказал:

-Мои горцы постерегут тебя.

- Боишься, что я сбегу? – горько усмехнулся Фазарука.

- Нет. Боюсь, чтобы горло тебе не перерезали, как глупому барану.

Хемиша застал только лабарну и Цулу в желтом шатре правителя.

- Впредь, будьте осторожны, - предупредил их Суппилулиума. – Я не хочу, чтобы вас убили. Если предатель добивался, чтобы я заподозрил Фазаруку, пусть думает, что он сделал свое дело.

- Если предатель – Иссихасса? – спросил Цула.

- Хемиша, поставь следить за ним пару надежных людей.

- Сделаю, - ответил горец.

 

Долину быстро накрывали синие сумерки, но в лагере никто не думал ложиться отдыхать. Все войско пришло в движение, словно пчелиный рой. Повсюду мелькали жезлы вестовых, разносивших распоряжения. Ярко пылали костры. Шатры сворачивали. Волов и ослов впрягали в повозки.

Хемиша вместе с горцами проверял снаряжение и готовил лошадей. К нему робко приблизился лекарь Иссихассы и попросил его на пару слов. Когда они отошли в сторону, лекарь сообщил, что Хемишу ждет один его старый знакомый. Он хочет с ним встретиться за лагерем возле скал и переговорить об очень важном деле. Маг исчез в темноте. Хемиша никому ничего не сказал, надел шлем, взял меч, в отворот сапога вложил длинный нож, за пояс заткнул топор и направился за лагерь.

Вечер выдался безлунным. Печальный холодный свет сестры Солнца только чуть посеребрил краюшек неба. Узкая каменистая тропа терялась во тьме. Горец ощупью находил правильное направление. Тонкие кожаные сапоги мягко ступали по острым камням, издавая еле уловимое шуршание. Звезды над головой разгорались все ярче. Местность вокруг сливалось в единую непроглядную черноту. Но вдруг, Хемиша уловил чутким слухом горца, что шорох его шагов отражается о какую-то преграду. Он протянул вперед руку и ощутил холодное прикосновение гранитной стены. Здесь его должны ждать. Он догадывался, кому понадобилась встреча. Ибиссаха бродил тенью вокруг лагеря. Эта мысль заставила Хемишу напрячь все потаенные инстинкты. Глаза постепенно привыкали к темноте. Хемиша стал смутно различать очертание скал.

Вдруг, то ли почудилось, то ли услышал чье-то дыхание. Хемиша почувствовал, что он не один. Кто–то за ним наблюдает, ловит каждое его движение. Горец, как можно тише отошел от скалы, осторожно вынул меч из деревянных ножен и замер. Хемиша вздрогнул, услышав сзади тихие быстрые шаги. Он резко повернулся и инстинктивно встал в боевую стойку, подняв меч вверх так, чтобы клинок прикрывал голову. Сильный удар выбил меч из рук. Из глаз посыпались искры, в ушах зазвенело. Но шлем выдержал. Хемиша мгновенно собрался и отскочил в сторону. Второй удар мечом, рассекая воздух, прошуршал рядом. Горец выхватил топор и, примерно определив, где находится противник, нанес ответный удар. Лезвие топора звякнуло, наткнувшись на меч, и обломало клинок у самого основания. Невидимый обезоруженный противник прыгнул в сторону. Но Хемиша явственно слышал его дыхание.

В это время над вершинами гор наконец-то показался край луны и осветил место поединка. Хемиша различил шагах в десяти перед собой длинного худого человека. Черная накидка делала его незаметным в ночи. Враг тяжело дышал. Его грудь высоко вздымалась, издавая хриплые звуки.

- Ибиссаха! Я тебя узнал, - усмехнулся Хемиша. – Только такой трусливый шакал, как ты, способен нанести удар в спину. Смотри, как запыхался. Тебя трясет от страха или от досады, что не получилось подло убить меня? Ах, у тебя сломался меч. Я могу отложить топор. Может, давай поборемся, как настоящие мужчины, без оружия. Да перестань дрожать.

- Я не дрожу, - сквозь зубы процедил Ибиссаха. В отблеске луны сверкнул его белый оскал. – Я напал со спины, потому что ты должен умереть. – Он отшвырнул в сторону обломок меча. – Ты должен умереть не только из-за кровавой вражды, но и потому, что вечно мне мешаешь.

- Многие жаждали моей смерти, да сами первыми померли, - ответил на это Хемиша.

- Так умри же сейчас!

Ибиссаха с ужасным воплем взмахнул рукой. Хемиша вовремя присел. Тяжелый нож пролетел над головой.

- Собака! – воскликнул горец и метнул в убегавшую тень топор. Ибиссаха оказался шустрым.

Оружие звякнуло о скалу, высекая яркие искры. Хемиша пожалел, что не попал. Он ощупью нашел свой меч и топор. Его рука наткнулась еще на что-то. Он поднял с земли тугой лук и чехол с несколькими стрелами. Сразу все становилось понятно. Вот, кто стрелял в Цулу. Хемиша разозлился. Не может воин Хауси, пусть даже из изгнанного племени, убивать подло, со спины. Затем он огляделся и прислушался. От Ибиссахи, теперь всего можно ожидать. Все тихо. Хемиша зашагал обратно к лагерю. Навстречу ему несись два воина в полном вооружении.

- Отец, ты цел? – крикнул старший Улия.

- Куда вы так спешите?

- К тебе. Вдруг настала наша очередь мести, - объяснил младший Барбиша, немного отдышавшись.

- Чего! – рассердился Хемиша. – Чтоб этот навозный червь меня одолел! Однажды, я его заставил хлебать собственную кровь, да он живуч, как змея.

- Ты его убил? - тревожился Улия.

- Нет. Он удрал, словно побитая свинья. Я сломал его меч, а это для Ибиссахи дурное знамение.

- Отец, у тебя помят шлем, - испугался Барбиша.

- Это еще не значит, что помята голова, - успокоил его Хемиша, недовольный, что сын заметил. - Впредь будьте осторожны: Ибиссаха коварный и очень подлый. Самое противное - он забыл законы гор; напал на меня со спины, значит, с ним говорить о благородном поединке -

бесполезно.

Они подходили к лагерю, где лихорадочная суета постепенно затихала. Некоторые укладывались вздремнуть пару часов перед тяжелой дорогой, другие осматривали оружие. Яркие костры превратились в кучи тлеющих углей. Войско было готово к тяжелому походу. Ждали команды.

 

9

 

Солнце еще не взошло, а войско хеттов уже строгим походным порядком двинулось в горы. Когда половина крутого подъема осталось позади, солнце клонилось к западу. С гор хлынул напористый, обжигающий холодом, ветер. Он сковывал движения и заставлял слезиться глаза. Воины прикрывались щитами от его ледяного дыхания. Укутывались в плащи. В то же время солнце нещадно жгло спину. Дышать с каждым шагом становилось тяжелее. Разряженный воздух приходилось набирать полной грудью так, что казалось, легкие вот-вот лопнут. Сердце тяжело ухало в груди. Волы, то и дело, останавливались и отказывались идти дальше. Погонщики надрывались, помогая животным тащить груженые повозки. А вокруг мокрые скалы. Кое-где попадались островки грязного снега.

Лабарна сошел с колесницы. Лошади начали храпеть. Суппилулиума продолжил подниматься пешком и нес на себе оружие. Цула попытался взять у повелителя щит, но лабарна не отдал. Нес все сам, как бы тяжело не приходилось. Страдали все. Даже несгибаемый Цула начинал громко хрипло дышать, при этом в душе проклинал Иссихассу. Отчего этот идиот выбрал такую поганую дорогу. Сам жезлоносец Иссихасса укутался в три шерстяных плаща и стоял на коленях в колеснице. Его пухлые пальцы мертвой хваткой вцепились в поручни. Мешеди выбивались из сил, подгоняя его упряжку.

Хемиша приказал горцам спешиться: нечего лошадей изводить. Горцам не впервой такие походы. Они чувствовали себя превосходно, да еще и песню затянули.

Наконец крутой подъем перешел в более пологий. Ветер постепенно стихал. Впереди показался узкий проход среди отвесных скал. Здесь начинался перевал.

Войско вошло в теснину. Но передовой отряд сразу же наткнулся на высокий завал из камней. За завалом прятались митаннийцы. Градом посыпались стрелы. Воины, не раздумывая, ринулись на приступ. Но безрезультатно. Стена оказалась высокой и неудобной для штурма. Хетты отошли назад.

Суппилулиума приказал суте карабкаться на скалы и оттуда вести обстрел завала. Но митаннийцы были готовы к этому. Они первыми оказались наверху и открыли ответную стрельбу. Вскоре над проходом завязался бой. Противники вплотную подступали друг к другу на узких скальных выступах. В ход пошли мечи и копья. Убитые и раненые кувырком срывались вниз и разбивались о камни.

Тем временем уже соорудили штурмовые лестницы. Хетты ринулись на новый приступ. На этот раз завал удалось взять. Много времени ушло на разбор стены. Валуны перекатывали очень осторожно. Внизу стояло все войско. Если глыба сорвется, то перекалечит множество людей.

Повелитель с беспокойством поглядывал на солнце. Светило начинало прятаться за далекие вершины. Тысячники громко выкрикивали команды. Сотники метались взад и вперед, отчаянно ругаясь и подбадривая воинов. Наконец путь освободили. Колонны двинулись по узкому извилистому проходу. Лабарна на этот раз решил быть осторожней и пустил по верху лучников. Сута карабкалась по скалам справа и слева от колонны. Вдруг один из разведчиков подал сигнал тревоги.

За поворотом возвышался еще один завал, выше и крепче первого. Как только хетты выглянули из-за скал, раздался глухой стук. Град камней обрушился на передние ряды. Пришлось отходить назад.

На этот раз о штурме нечего было и думать. Можно потерять много людей. Митаннийцы хорошо подготовились, даже притащили метательные орудия. Если даже ценой больших потерь взять приступом и эту преграду, возможно, дальше стоят еще укрепления. Почему Иссихасса об этом не знал? По его купленным за серебро планам, на перевале была одна сторожевая крепость. Но до нее еще не дошли даже. Поразмыслив, Суппилулиума приказал поворачивать назад.

Уже глубокой ночью войско спустилось обратно в долину. Воины падали от усталости на землю и тут же засыпали. Мало кто решился приготовить пищу. Лишь кое-где задымились чахлые костры. Хемиша напоил своего коня, затем отпустил пастись. Горец улегся на траву рядом с Фазарукой и расслабился. Все тело горело и ныло от усталости.

- Как себя чувствуешь? – спросил Хемиша у Фазаруки.

- Как побитая собака, - зло ответил тот. - Так паршиво на душе у меня еще никогда не было.

- Просто устал с непривычки. Дворцовая жизнь тебя отучила от походов.

- Дело не в усталости. Ужасно себя чувствуешь, когда ты без оружия, в тебя пытаются подстрелить, словно дикого козла на охоте.

Хемиша приподнялся на локтях и сдвинул брови.

- Кто тебя хотел подстрелить? Ты же был далеко от места боя.

Фазарука вытащил из-под одежды стрелу с острым бронзовым наконечником.

- Вот, смотри. Когда завязался бой возле второго завала, - рассказывал Фазарука. – Пехота ринулась назад. Я в это время находился где-то в последних рядах, стоял в колеснице. Суматоха поднялась. Погонщики принялись разворачивать волов. Копьеносцы напирали спереди. И тут меня что-то в грудь больно стукнуло. Я еле на ногах устоял. Вот эта стрела пробила медный щиток и кожаный нагрудник, хорошо еще, что он у меня крепкий, воткнулась в ребро.

- Ну и что, - разочарованно протянул Хемиша. – Шальная стрела могла долететь до обоза. Митаннийцы взобрались на скалы и оттуда стреляли.

- Ты опытный воин, а не можешь разглядеть, что наконечник у нее бронзовый, - разозлился Фазарука. – Митаннийцы используют каменные наконечники, и стрелы короче.

- Дай-ка сюда. - Хемиша повертел в руках стрелу, внимательно разглядывая тонкое прямое древко.

- Еще бы чуть выше, - продолжал Фазарука, - и она пронзила бы мне горло. Когда я это понял, то присел на дно колесницы, как будто упал мертвым.

- Что так? – усмехнулся Хемиша.

- Не захотел, получить вторую куда–нибудь в глаз. А у самого от досады… Меня, словно дикого козла, решили подстрелить, - сокрушался Фазарука. – да что ты в ней такого интересного нашел? – разозлился он, заметив, что Хемиша его совсем не слушает, а все изучает стрелу.

- Оперенье в крови, - указал горец.

- Ну и что? – не понял Фазарука. Он сердился: у него так паршиво на душе, а Хемише – хоть бы что! – У стрелка поранена правая рука. Только и всего.

Хемиша достал из колчана другую стрелу.

- Взгляни. Точно такая же. – Хемиша протянул обе другу. – И у первой, и у второй оперенье испачкано кровью.

- Откуда она у тебя? – недоуменно спросил Фазарука.

- В меня тоже стреляли. Я ее обнаружил после того, как спустились обратно в долину. Стрела торчала у меня в спине.

- Как в спине? – не понял Фазарука.

-Я за спину щит вешаю. Мы всегда так делаем. Удобней, чем постоянно носить на руке. Щит не заметен под плащом. Какой-то подлец всадил мне стрелу в спину и продырявил плащ. Если б не щит, то и меня продырявил.

- Ты хочешь сказать, что в нас целил один и тот же стрелок, - предположил Фазарука.

- И я догадываюсь – кто. Это Ибиссаха. Мы вчера с ним дрались. Я топором сломал ему меч и, наверное, поранил правую руку. Сегодня шакал решил разделаться с нами во время боя: тебя убить по приказу Иссихассы, меня по собственному усмотрению. Но натягивать тетиву и точно направлять стрелу с перевязанной рукой неудобно. Вот он руку размотал, а кровь попала на оперение.

Хемиша поднялся.

- Ты куда? – спросил Фазарука.

- Отдыхай. Я должен быть подле лабарны. Мало ли что этому подлецу - Ибиссахе взбредет в голову. Он хитрый. Змеей к тебе подберется – ты и не заметишь. Все же, хоть предатель - из горцев, из Хауси, - сокрушенно закончил Хемиша и ушел в темноту.

Вождь подошел к желтому шатру лабарны. Внутри слабо мерцал огонек масляной лампадки. Мешеди, вооруженные копьями, неподвижно стояли на страже. Тут же находились воины Хауси. У входа, на земле сидел Цула и с усердием ковырялся в щите.

Хемиша присел рядом.

- Спит? – почти шепотом спросил он, показывая глазами на шатер.

- Нет, - так же тихо ответил Цула. – Ходит, думает, что-то чертит.

- Переживает, наверное, - несмело предположил Хемиша. Цула все кряхтел. – Да с чем ты там возишься? – поинтересовался горец.

- Стрелу из щита вытаскиваю, - ответил Цула. - Хорошо вошла, даже я не могу выдернуть.

- В тебя стреляли?

- Нет. Какой-то шакал в повелителя метил. Одним Богам известно, как только я успел щит поднять. Прямо в голову летела.

Наконец усилия его были вознаграждены. Он выдернул из щита застрявший наконечник и хотел отшвырнуть стрелу в сторону. Но Хемиша предупредил его движение.

- Дай-ка мне. Она пойдет на мой лук.

- Возьми. Только оперение в крови. Видать, стрелок в руку ранен, хотя, тетиву натянул хорошо.

- Оперенье в крови? – Хемиша чуть не подскочил на месте.

- Да. Его заменить надо. Перо слиплось. Стрела будет лететь не точно.

- Три неудачных выстрела – плохая примета для стрелка, - усмехнулся Горец.

- Ты о чем? - Не понял Цула.

- Я говорю: стрелки у митаннийцев не опытные.

- Да вроде бы – ничего, - не согласился Цула. Он лег на плащ, положил голову на щит и, тут же захрапел.

Хемиша навалился спиной на стойку шатра и тоже задремал.

 

Наутро хухупалы громким боем подняли лагерь. Армия вновь двинулась вверх, но уже по другой дороге. Вновь впереди ожидал мучительный подъем. Опять ледяной ветер обжигал лицо, а спина жарилось на солнце, словно на углях. Наконец, передний отряд вышел к перевалу. Но дорога оказалась завалена камнями, что мешало продвижению обоза. Чтобы разведать путь, Суппилулиума выслал вперед воинов суты. Вскоре они вернулись и сообщили: перевал преодолеть невозможно. Впереди разрушен мост через пропасть. Лабарна сам решил осмотреть злополучную преграду. Он сел на коня и в окружении всадников отправился вперед. Дорога заканчивалась у края глубокого обрыва. Внизу бурлил стремительный поток, закручивая водовороты. Мост снесен до основания. На другой стороне обрыва выстроились вражеские воины, прикрываясь высокими прямоугольными щитами. О переправе не могло быть и речи. Суппилулиума был вынужден отвести войска назад.

Лабарна призвал опять военачальников к себе в шатер. Когда они собрались, то застали повелителя мрачным, но не подавленным.

- Пусть придет Фазарука. Отдайте ему меч, - нарочно громко приказал он Хемише. Затем его взгляд отыскал затаившегося Иссихассу. – Что ты можешь сказать по поводу наших неудач? Ведь по твоим данным – нам открыты все пути.

Все почувствовали угрозу, нависшую над головой жезлоносца. Но он сам был спокоен, и ничем не выдал волнение.

- Солнце мое, грозный лев, - начал он сладкозвучно. – Митаннийцы оказались проворнее. Однако еще не все потеряно. Есть третья дорога. Она находится выше в горах. Возможно, там еще лежит снег.

- Ты думаешь, на той дороге нас не ждут? – В голосе Суппилулиумы прозвучало откровенное недоверие.

- Обязательно ждут. Возможно, уже устроили засаду, - не смутившись, ответил Иссихасса. – Но я предлагаю не тащиться со всем войском сразу, а сделать хитрее. Я возглавлю сотню воинов суты и под покровом ночи скрытно проберусь к перевалу. Мене не заметит ни одна душа. Если на пути окажутся Митаннийцы, я их скормлю на завтрак шакалам! – храбро закончил жезлоносец.

Суппилулиума выслушал Иссихассу с холодным выражением лица. Согласился:

- План хороший. Попробуй. Бери не сотню, а три сотни, но не из своих, а из отряда Хемиши.

- О, мудрый властитель, - глазки у Иссихассы растеряно забегали. – Неужели, мои мешеди не достаточно храбрые. Ведь они шли в первых рядах и как тигры бросались на приступ.

- Не в том дело, - разъяснил повелитель. – Вы пойдете ночью. А чтобы не обнаружить себя и быстро пробраться к перевалу в темноте, надо знать горы. Как тебе известно, у Хемиши в отряде все горцы. Они умеют ходить тихо как барсы, и ни один камешек не выскользнет из-под ног. Они чувствуют: где обрыв, а где трещина под снегом. Ведь ты говоришь, что на перевале еще лежит снег. Хауси могут незаметно подползти, словно змеи, и ужалить врага, а могут превратиться в скалу; ты пройдешь мимо и не заметишь.

- Все будет сделано, - с легким поклоном ответил Иссихасса, но при этом побагровел от злости. На его счастье, в слабом свете лампадки никто этого не заметил.

- Иди, готовься, - приказал лабарна.

Иссихасса столкнулся у входа в шатер с Фазарукой. Тот шел веселый. На поясе висел меч.

- Приветствую тебя, благородный Иссихасса, - с напыщенной вежливостью поздоровался Фазарука.

- Хранят тебя Боги, - нехотя ответил Иссихасса.

Фазарука протянул ему три стрелы.

- Прошу передать это вашему стрелку – неудачнику.

- Какому стрелку? - Иссихасса изобразил на лице удивление. – У меня много стрелков.

- Передай их самому неудачному, - объяснил Фазарука. – Здесь на каждой стреле написано «Осел». Когда, в следующий раз, он будет браться за лук, то пусть прочтет свое имя и подумает.

- Ничего не понимаю, - помотал головой Иссихасса, но в глазах его разгоралась злоба и страх, как у затравленного волка.

Еще некоторое время военачальники обсуждали с лабарной план последующих действий. Вскоре все разошлись. Суппилулиума, оставшись один, позвал Хемишу.

- Пойдешь в горы с Иссихассой. Будешь его тенью, - приказал он. – Иди вперед, но готовь путь к отступлению. Ты мне нужен живым. Если заподозришь, что Иссихасса предатель, перережь ему ноги, руки, но не горло. Дотащи его ко мне теплым.

- Все сделаю, как ты сказал.

Хемиша поклонился и вышел.

- Улия! – позвал вождь Хауси. Через несколько мгновений перед ним появился юноша. – Подготовь коня.

- Отец, возьми меня с собой, - попросил юноша.

- Нет. Ты останешься в лагере. Я еще не знаю, вернемся ли мы.

- Ты считаешь меня маленьким? – обиделся Улия.

- Я хочу дать тебе ответственное задание. Ты должен постоянно находиться подле лабарны. Внимательно следить за всеми, кто к нему приблизится.

- Но у него же столько телохранителей…

- Не перебивай! – строго прикрикнул Хемиша. – Я давал клятву сохранить жизнь правителю. Со мной может всякое случиться. Ты должен до конца выполнить клятву отца. Если лабарне будет грозить смерть, ты должен первым ее встретить спокойно и с достоинством.

- Выполню! – насупился юноша. – Но если суждено погибнуть, я бы хотел погибнуть рядом с тобой.

- Почему ты у меня такой непослушный! – вскипел Хемиша. – Мне все подчиняются беспрекословно, все, кроме тебя. Какой пример подаешь Барбише. Будешь еще перечить – отправлю домой.

- Не делай этого. Я выполню все, что ты прикажешь, но не вынесу позора, - испугался юноша.

- Вот так-то лучше, - успокоился Хемиша. – Постой! – Он схватил за руку Улию. – что за женское кольцо у тебя на мизинце?

Юноша смутился. Если б не сумерки, то отец заметил бы, как он густо покраснел.

- Да… это… кольцо одной девушки… из свиты таваннанны.

- Говори громче, не мямли. Еще в бой хотел идти. То-то я заметил, что тебе нравилось нести охрану возле покоев звездоподобной. Она хоть красива?

- Она прекрасна, как луна и стройна, как газель…- начал, было, юноша описывать свою возлюбленную.

- И скромна, как овечка после стрижки, - засмеялся Хемиша. – Кто, хоть, ее отец?

- Один из поваров таваннанны, – ответил Улия.

- Так она даже не дочь воина? – Хемиша сплюнул. – Рано тебе еще о девках думать. Ты мой старший сын, и после меня должен возглавить племена Хауси. Придет время, старейшины подберут тебе невесту – красавицу. И отец у нее будет достойный. Что, мало красивых девушек в наших горах?

- Но я люблю ее, и она меня любит, - воскликнул горячо юноша.

- А это пройдет, - махнул рукой Хемиша. – Вот митанниец огреет тебя по голове чем–нибудь тяжелым, мозги выправятся – так и вся любовь вылетит. Ты, прежде всего, воин. Не забывай об этом, даже когда спишь. Сними кольцо. Спрячь. Иди к шатру лабарны и не смыкай глаз. Будешь за жизнь повелителя отвечать перед Богами, перед всей Хатти, передо мной в том числе.

- Я понял тебя, отец. Все сделаю, - ответил Улия, пряча тонкое золотое колечко.

 

Яркий лик луны повис над острыми холодными вершинами. Неподвижный прозрачный воздух, казалось, звенел от тишины. Каждый шорох слышался отчетливо. Всадники цепочкой поднимались по виляющей тропе. Подъем становился все круче. Лошади начали уставать. Воины спешились. Под ногами заскрипел снег. Вскоре всадники очутились на широком горном уступе. Здесь оставили лошадей под присмотром трех человек. Дальше пробирались пешими, стараясь идти след в след. Через каждые пять сотен шагов Хемиша оставлял несколько воинов. Они готовили засаду на случай отступления.

Разведчики, шедшие впереди увидели впереди костры. Вот и враг. Все теперь зависело от опыта горцев. Хемиша разделил воинов на три отряда. Один отряд крался по скалам справа, другой слева, третий полз прямо. Иссихасса пыхтел от усердия, стелясь по земле. За ним следом полз Хемиша с обнаженным мечом. Вскоре горцы добрались до завала. Хемише показалось странным, что стена не высокая, да и камни навалены кое-как. Взять такую преграду штурмом не составляло труда. Часовой с копьем беспечно сидел на самом гребне стены. Голова его свесилась на грудь. При этом он громко похрапывал. За завалом горели яркие костры, слышались пьяные песни. Как-то все неосторожно. Может, митаннийцы не ждали здесь хеттов?

Где-то справа тявкнул шакал, с противоположной стороны ему ответил другой. Хемиша издал такой же звук. Часовой вздрогнул, поднялся, недовольно выругался, но ничего подозрительного не разглядел во тьме. Он плотнее закутался в плащ и вновь захрапел. Топор снес ему голову. Тело мешком свалилось на камни. Горцы бесшумно, словно ящерицы, поползли через стену.

За завалом царило веселье. Митаннийцы грелись вокруг костров, поставив копья пирамидой. Некоторые спали, увернувшись в плащи. Остальные пили вино, громко разговаривали и смеялись.

Хемиша прикинул: всего около сотни. Ему опять показалось странным, что Тушратта поставил оборонять столь важный проход слишком маленький отряд.

Прогремел клич «Улу-ра-ра!», и горцы ринулись в бой. Хемиша следил только за Иссихассой. Но тот, как истинный герой вынул меч и размахивал им над головой, хотя в драку не лез.

Вдруг перед Хемишей мелькнула длинная тень. Тонким чутьем бойца он уловил угрозу и повернулся. Ибиссаха – это снова он – в десяти шагах от него замахивался метательным копьем. Хемиша отбил щитом копье и кинулся на Ибиссаху. Но тот проворно вскочил на заранее приготовленного коня и поскакал прочь. «Уйдет!» - мелькнуло в голове. Хемиша бросил меч щит, молниеносно достал из-за спины лук, вложил стрелу. Тетива сердито пропела. Какова же была его радость, когда он увидел, что попал точно в ягодицу. Ибиссаха взвыл от боли, но все же скрылся. «Вот так надо стрелять!» - довольно промурлыкал Хемиша себе под нос и вновь взялся за меч.

Бой длился коротко. Митаннийцев порубили всех до одного. Они даже толком не успели схватиться за оружие. Хемиша решил не останавливаться, а двигаться вперед. Восток начинал светлеть. В лагерь направил гонца, сообщить, что путь свободен.

Гонец застал войско на подъеме в горы. Суппилулиума, почему-то был уверен в успехе и двинул армию задолго до восхода солнца. Первые отряды уже поднялись к уступу, где горцы оставили лошадей. Прибыл второй гонец и сообщил, что перевал свободен. Хемиша приказал перегнать к нему лошадей. Табун умчался, а по их следам на перевал вступила сута.

На следующее утро прискакал третий гонец. По его словам, отряд горцев уже вышел в долину, не встретив нигде сопротивления. Перед ними быстрая река, через которую перекинут надежный бревенчатый мост. Суппилулиума забеспокоился: уж слишком все хорошо складывается в этот раз. Не готовят ли ему ловушку? Но еще раз, хорошенько расспросив гонца, выяснил, что горцы порубили десяток митаннийцев, пытавшихся поджечь мост. Лабарна немного успокоился и приказал продолжать движение.

К нему подошел Фазарука.

- Чего тебе? – не глядя в его сторону, спросил правитель. – Ты клеветал на Иссихассу, а он, смотри, каким молодцом оказался.

- Повелитель, остановись! Нам готовят хорошую встречу, - предупредил его Фазарука.

- Я чувствую это, - ответил повелитель глухо. – Но назад пути нет. Мы два раза отступали. Хватит! Теперь – только вперед.

К концу третьего дня усталая армия вытекла в зеленую долину. Преодолев реку, войско вступило на земли Митанни. Горцы несли дозор по обеим сторонам долины. Суппилулиуму встречали Хемиша и Иссихасса. Жезлоносец бодрым шагом подошел к колеснице повелителя. Вид у него утомленный, но лицо светилось отвагой.

- О, властелин! – произнес он возвышенно. – Ты вступил грозной пятой на сторону врага и теперь раздавишь его, как ядовитую змею.

- Благодарю тебя, великий воин, - без особой торжественности ответил лабарна, а сам вопросительно покосился на Хемишу, кивком указывая на жезлоносца. Хемиша неопределенно пожал плечами.

Повелитель решил лагерь не разбивать, но и вглубь территории врага не продвигаться. Прежде всего, надо было выяснить, где находится Тушратта с армией. Половине войска разрешили отдыхать, другая половина готовилась к битве. В полночь они менялись. Всадники Хемиши разлетелись во все стороны, производя разведку. Некоторое время спустя, разведчики сообщили, что в округе десяти данн все селения покинуты, амбары сожжены, а колодцы зарыты. Действительно, хорошо подготовили встречу, - подумал Суппилулиума. Теперь войску негде было взять продовольствия и корма для скота. Приходилось рассчитывать только на свои запасы.

Прилетел гонец от самого Хемиши. Он сказал, что на дороге, ведущей к Вашшукканни, находится мощная крепость. От нее, по направлению к хеттам быстро движется огромная армия.

Сердце Суппилулиумы часто забилось. Вот и хорошо! Завтра все решиться. Молодец Хемиша: не дал застигнуть врасплох.

С первыми лучами лабарна двинул войско навстречу армии Митанни. Но повелитель уклонился от прямого направления, и повел армию немного в сторону, надеясь, напасть на противника с фланга. Маневр не удался. Лазутчики Тушратты заметили хеттов, и митаннийцы сами решили их обойти. Так целый день две огромные армии маневрировали, обходя друг друга, но, не решаясь вступить в схватку. В конце дня, неожиданно для обеих сторон, противники вынырнули из-за холмов лицом к лицу. Теперь их разделяла обширная долина, примерно одной даны в длину. Суппилулиума прикинул, что место очень удобное для боя колесниц, но сразу в сражение решил не лезть.

Сута митаннийцев спустилась в долину, занимая укрытия в кустах и за буграми, чтобы ночью делать вылазки во вражеский стан. Хеттская сута попыталась их выбить. Завязались мелкие стычки. Потасовки вспыхивали то в одном месте, то в другом. После короткого боя враги расходились, унося тела убитых и раненых. Схватки прекратились с заходом солнца.

С сумерками наступила полная тишина. Костров не разжигали и старались не шуметь. Любой шорох или огонек давал ориентир для вражеских лучников. После полуночи покой был нарушен. Небольшие отряды лазутчиков то тут, то там нападали на хеттский лагерь. Короткий бой, крики, звон мечей, свист стрел – и все затихало. Но не на долго. Через короткий промежуток времени где-нибудь опять возникала схватка.

Митаннийцы так же не могли отдохнуть. В их стане слышалась возня. Чуткое ухо повелителя улавливало боевой клич Хауси: «Улу-ра-ра!». Хемиша дерзко орудовал в тылу у Тушратты.

Перед рассветом Суппилулиума собрал военачальников.

- С восходом даем сражение. Пусть воины готовятся умереть с честью. Бой будет жестоким. Не секрет, что противник превосходит нас силами. Но у нас есть преимущество: мы находимся на южной стороне поля. В полдень солнце окажется за нашими спинами. Бой начнет сута, потом колесницы. Пусть погибнут все наши колесничие, но и у митаннийцев не должно остаться ни одного. В полдень, когда солнце поднимется в зенит, выступает пехот. Лучники в это время пусть откроют усиленную стрельбу. Противник против солнца не будет видеть наших стрел. Там дальше посмотрим. Идите! Я должен помолиться.

Восходящее солнце окрасило долину в огненно-оранжевые краски. Ветер порывами проносился между холмами, поднимая над землей пыль и клочья сухой травы. Громкий бой хухупалов спугнул тишину. Поднялся шум, беготня, прозвучали отрывистые команды. Через несколько мгновений хеттское войско уже стояло в боевой готовности. В центре, незыблемо застыли шеренги войска Вурусему. Справа и слева от них отряды из различных городов и племен. На одном фланге войска Таккеха, на другом войско Зерна.

Суппилулиума взошел на колесницу и направил взор в сторону вражеского стана. На противоположной стороне долины холмы ощетинились копьями.

- Я этого часа ждал десять лет, - твердо сказал повелитель. – Теперь мы сведем счеты с Тушраттой.

Цула на ходу поправлял доспехи.

- Все готово к бою.

- Хемиша не возвращался?

- Нет. Он всю ночь не давал покоя митаннийцам, а теперь исчез со всем своим отрядом.

Улия, вертевшийся рядом на коне, при этих словах встрепенулся и, с беспокойством стал вглядываться в даль.

- Значит, он заметил что-то недоброе, - решил повелитель. – Посмотри-ка, Цула, как они выстроились: впереди, в центре ассирийцы. Вон они в длинных накидках, словно женщины. Тушратта не очень-то доверяет наемникам Ашшурбалита и, поэтому, пустит их в бой первыми. За ними следом пойдут митаннийские копьеносцы. Если ассирийцы дрогнут и попятятся, то копьеносцы не дадут им отступить – насадят на копья, словно уток на вертела. А кто там на флангах? Ты различаешь знамена?

- Да, повелитель. – Цула напряг зрение. – Справа Хальпа и Алалах, а слева Керкемиш и хурритские племена. В промежутках, я вижу, готовят колесницы.

- Не замечаешь ли ты воинов Та-Кемет? – забеспокоился лабарна.

- Нет, мой повелитель.

-Ты не ошибся? Вглядись. – В голосе Суппилулиумы послышалась тревога.

- Их нигде нет, - уверенно ответил Цула. – Воинов Та-Кемет легко узнать по высоким щитам, закругленным сверху. И колесницы у них легче, на двух воинов.

Ужасная догадка молнией мелькнула в голове повелителя.

- Неужели нас обходят с тыла?

- Хемиша не пустит, - успокоил его Цула, хотя сам не был уверен.

Суппилулиума отдал приказ выстроить обоз на возвышении таким образом, чтобы за ним можно было укрыться в случае отхода. Заодно тыл хоть как-то прикрыт. Лабарна кратко помолился богам, затем сосредоточился на поле, где должно произойти сражение. С такой великой силой, как Митанни, он еще не сталкивался. Хорошо обученные ратники славились на весь мир. С их помощью митаннийские правители покорили множество народов. Даже Ассирия пала под натиском грозной армии Сауссадаттара. Вечный Вавилон боялся их острых копей и тяжелых колесниц. Теперь ему, лабарне Суппилулиуме, предстоит помериться силами с несокрушимой Митанни. Но лабарна верил в своих воинов и не боялся разгрома. В свое время воины великой Хатти, во главе с победоносным лабарной Мурсили дошли до Вавилона, и им не было равных. Чем нынешние хуже. К тому же Суппилулиума изучил тактику ведения боя митаннийской армии. Во всех сражениях, на протяжении многих лет действовали одинаково. Сперва в бой посылали легкую пехоту. Она должна была уничтожить как можно больше лучников противника и, по возможности смешать передние ряды. За ними клином вступали колесницы. В центре шил тяжелые четырехколесные повозки с тремя, а то и с четырьмя хорошо вооруженными воинами, по краям более легкие, двухколесные. Легкие колесницы, маневрируя перед рядами противника, осыпали их стрелами и дротиками. После на шеренги налетали тяжелые повозки, проламывая себе путь. А пешие копьеносцы устремлялись в разрыв и довершали разгром.

Тем временем напряжение над долиной нарастало. Суппилулиума гордо и величественно стоял в колеснице. Его окружали мешеди в боевых доспехах. Золотой шлем с пучком конских волос на макушке сиял над рядами копьеносцев, словно кусочек солнца. Жилет из толстой кожи с железными и бронзовыми пластинами защищал грудь. Желтый плащ за спиной взлетал от порывов ветра. Правой рукой, увитой медными воинскими браслетами, он держал обнаженный железный меч – подарок Хемиши, - в левой сжимал золотой жезл лабарны. Суппилулиума заметил среди вражеских рядов раззолоченную белую повозку Тушратты. Правитель Митанни настолько был уверен в своей победе, что даже не соизволил надеть боевые доспехи. Он нарядился в тонкие ассирийские одежды. Его окружали такие же разряженные вельможи и музыканты. Можно подумать, что Тушратта собрался не на войну, а на веселую прогулку.

Между тем, сута с обеих сторон вступила в бой. Завизжали стрелы, зашуршали камни, срываясь с пращей, дротики с глухим стуком ударялись в щиты. После в ход шли мечи и кинжалы.

Вдруг Суппилулиума забеспокоился и опять подозвал Цулу.

- Кто повел в бой суту? – спросил он.

-Тысячник Тива, - ответил великан.

- А где Иссихасса? Почему он не возглавил атаку?

- Его нигде нет, повелитель. Он сбежал из лагеря.

- Предал, собака! – Суппилулиума помрачнел.

-Повелитель, разреши мне повести в бой колесницы, - попросил Цула.

-Мне не хочется тебя отпускать, - с горечью признался Суппилулиума. – там все погибнут.

-Но колесничие должны чувствовать, что их ведет в бой сильный полководец. Помнишь, в былое время ты всегда возглавлял атаки.

- Хорошо, - согласился лабарна. Он снял с себя золотой амулет в виде головы быка. – Однажды я надевал его на тебя, там, под Канишем. Тогда решалась судьба Хатти. Он оберег тебя. Пусть и сейчас Боги помогут тебе.

Бой шел в самом разгаре. Поле покрылось телами убитых и раненых. Но сута митаннийцев оказалась более многочисленной и начинала теснить хеттов. Хеттскую легкую пехоту уже прижимали к шеренгам копьеносцев. Сюда долетали стрелы и камни. Суппилулиума поднял жезл. Копьеносцы опустили копья и сомкнули щиты. Надо было как-то отогнать суту противника, иначе она не даст выехать колесницам, - перестреляет всех колесничих.

В стане митаннийцев грянул боевой клич. Враг уже почуял запах победы.

Делать было нечего. Суппилулиума приготовился двинуть вперед копьеносцев, хотя знал, что это ослабит фронт.

Вдруг, неожиданно для обеих сторон, откуда-то с фланга стремительно выскочила конница Хауси. Словно ураган, всадники промчались по полю, громя митаннийскую суту. И Тушратта ничем не мог помочь: лучники увлеклись атакой и далеко отошли вперед. Над рядами хеттов грянул боевой клич, и громче всех кричал Суппилулиума.

Улия ликовал, завидев отца, мчавшегося по полю во главе горцев. Его копье молнией мелькало в воздухе, поражая врагов. Плащ лихо развивался сзади, а накидка из леопардовой шкуры переливалась на солнце. Но Улию чуть не задушила зависть, когда он заметил среди неистово несущихся горцев своего младшего брата с копьем и горящими глазами. Барбиша в бою, а он топчется возле колесницы повелителя.

Жалкие остатки митаннийской легкой пехоты поспешили убраться назад. А всадники Хауси промчались мимо войска Тушратты, нагло осыпая стрелами передние ряды, и вновь скрылись за холмами.

Тушратта был расстроен. Не получилось, как он задумал, как всегда происходило сражение. Наглые хетты посмели играть не по его правилам. Оставили без легкой пехоты. Ну, посмотрим, как они устоят против знаменитых митаннийских колесниц.

Около пятидесяти высоких широких повозок выстроилось ровным клином. Две оси с четырьмя сплошными деревянными колесами выдерживали трех копьеносцев в тяжелом вооружении. Прочные борта защищали от копий и стрел. Упряжь из четырех коней легко разгоняла колесницу. Грудь и бока коней укрывали кожаные латы. Дышло выдавалось далеко вперед и заканчивалось медной головой быка с острыми рогами.

Колесничие приготовились к бою. Они прикрылись круглыми щитами, выставив вперед тяжелые копья с длинными бронзовыми наконечниками.

С обеих сторон примкнули более ста легких двухколесных колесниц, с упряжью из двух лошадей. В них снаряжались по три колесничих, вооруженные дротиками, луками и легкими копьями.

Издавая ужасающий грохот, с гиканьем, колесницы двинулись вперед. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее волна боевых повозок неудержимо летела навстречу врагу. Многие армии обращались в бегство только при одном виде этой устрашающей надвигающейся массы. Казалось, их ничем не остановить. Любое оружие, любой боевой строй бессилен против грозных тяжелых повозок, неудержимо несущихся вперед, словно камнепад, сорвавшийся с вершины горы. Следом двинулась ассирийская пехота, за ней и вся армия Тушратты.

Суппилулиума махнул жезлом, и хеттские колесницы вылетели навстречу митаннийцам. Хетты смогли снарядить только восемьдесят повозок, но в военном искусстве колесничие ни чем не уступали противнику.

 

Две грохочущие лавины встретились. Раздался треск ломающегося дерева, громкое ржание обезумевших лошадей, крики дерущихся и стоны умирающих. Повозки со всего ходу налетали друг на друга, опрокидывались и разлетались в щепки. Пока тяжелые митаннийские колесницы уверенно продолжали двигаться вперед, лавины легких колесниц смешались позади и начали кружиться на месте, подобно гигантскому водовороту. Ассирийская пехота не могла двигаться вперед. Напрасно их подгоняли. Пыль окутала место битвы. Мелькали копья и мечи. Место схватки покрылось остатками изломанных повозок, изуродованными трупами воинов и лошадей.

Тем временем тяжелые митаннийские повозки оказались отрезанными от основного войско, но возница смело погонял коней. Они неслись прямо на строй копьеносцев Вурусему. Оставалось промчаться не больше пятидесяти шагов, и они вломятся в ряды, сминая все на своем пути.

Суппилулиума дал знак. Забили хухупалы. Копьеносцы Вурусему молниеносно расступились в стороны, образуя широкий коридор. Последнее, что увидели перед собой колесничие, это нагромождение из бревен, валунов и глубокие рытвины. Остановиться не было возможности. Лошади спотыкались, ломая ноги, повозки переворачивались, калеча возницу. Задние колесницы, по инерции налетали на передних. Оставшихся в живых колесничих тут же безжалостно добивали. Когда ассирийский строй подоспел, хетты уже сомкнули ряды. К Суппилулиума пробрался Цула. Покрытый пылью и запекшейся кровью, великан, тем не менее, стоял крепко на ногах, да еще нес на плечах изрубленного, но еще живого возничего. Шлема на голове не было, волосы взъерошены, медный панцирь помят.

- Повелитель, - тяжело дыша, прохрипел он, - я сделал все, как ты сказал. У митаннийцев больше нет колесниц, - и с горечью добавил: - У нас тоже.

А на поле войско Вурусему скрестила копья с ассирийцами; войско Таккеха сошлось с войском Хальпы и Алалаха; войско Зерна врубилось в ряды Керкемиша и хурритов. Острые пики пронзали тела. Отточенные мечи раскалывали черепа, словно орехи. Тяжелые топоры, с одного маха, перерубали шеи и охватывали руки. Противники рубились со звериной жестокостью. Кровь хлестала фонтанами. Когда разлетались щиты и ломались копья, воины впивались цепкими пальцами друг другу в горло; в ход шли кулаки и колени. Ни одна сторона не уступала другой.

Солнце поднялось в зенит и оказалось за спинами хеттов. Сута открыла беспощадную стрельбу по задним рядам митаннийцев. Те не видели летящих стрел. Образовался зазор между ассирийскими рядами и копьеносцами Тушратты. Войско Вурусему надавило, и ассирийский строй начал прогибаться.

Тушратта пришел в бешенство. Мало того, что он лишился легкой пехоты, бездарно потерял колесницы, так еще хетты начали теснить его армию. Он вынужден был бросить в бой своих копьеносцев. На левом фланге дела шли еще хуже. Хурритские племена редко участвовали в крупных сражениях и понятия не имели о боевом строе и дисциплине. Каждый вождь сам ведет в бой своих ратников. Они предпочитают сражаться короткими копьями или мечами. Зная это, Суппилулиума вооружил войско Зерна длинными копьями и большими прямоугольными щитами. Хурриты просто не могли подступиться к хеттам. А если кому-то удавалось прорваться сквозь частокол копий, за щитами, на этот случай, прятались воины с длинными топорами. Смельчаку тут же сносили голову. Когда копьеносцы Зерна навалились, хурриты попятились. Фланг удерживали только воины из Керкемиша, но и их надолго бы не хватило.

Тушратта пришел в ужас. Он то думал, что войско хеттов вконец измотано многодневными переходами через горы, что оно не обучено и не организовано. А тут… Как бы самому не потерпеть поражение. Он отослал на левый фланг последние резервы, иначе хурритские племена просто побежали бы.

Отряды из Хальпы и Алалаха завязли в рубке с воинами Таккеха. Ряды падали за рядами. Хетты ни шагу не уступали более многочисленному противнику.

Суппилулиума внимательно следил за полем битвы. Мимо свистели стрелы. Но он не обращал на них внимание. Повелитель беспокойно бросал взгляд на солнце, которое уже клонилось к горизонту. Только бы достоять до темноты! В схватку кинут последний резерв. Уже лучники израсходовали почти все стрелы и шли в бой, обнажив мечи и кинжалы. Если где-то митаннийцы продавливали оборону, он кидался с мешедями в то место и вступал в бой, отгоняя противника назад.

Вдруг к Суппилулиуме подскакал всадник. Это был вестовой от Хемиши. Он прокричал, что горцы сдерживаю с левого фланга отряд из Та-Кемет: около тридцати колесниц и три тысячи пехоты. Силы не равные. Не смотря на отчаянное сопротивление горцев, отряд Та-Кемет скоро прорвется к месту сражения. Гонец произнес последние слова и свалился на землю мертвым. В спине торчала длинная стрела.

Повелителя как будто окатили ледяной водой. Хитрый маневр. То-то он нигде не наблюдал воинов с берегов Хапи. Они совершали обход, чтобы неожиданно ударить в спину. Надо срочно спасать армию. Хухупалы, надрываясь, били сигнал к отступлению. Сражение достигло наивысшего накала. Хеттские ряды не сразу потянулись назад. Сута прикрывала отход. Митаннийцы кинулись вдогонку, но это расстроило их ряды. По команде хетты резко останавливались и смыкали щиты. Преследовавшие их митаннийцы натыкались на стену и откатывались, в это время из-под щитов выскакивали хеттские легкие воины и резали кинжалами неповоротливых копьеносцев. Все войско Хатти отошло на возвышенность и укрылось за повозками.

В этот момент на поле боя появились легкие колесницы с двумя колесничими в каждой. Следом бежали обнаженные по пояс воины с высокими щитами, короткими копьями с тяжелыми наконечниками и серповидными мечами. В одно мгновение они выстроились в строгий ровный четырехугольник и обрушились во фланг войска Зерна.

- Отряд из Кадеша! – крикнул повелитель Цуле. Надо его остановить.

Цула с сотней крепких воинов кинулся на помощь. Бой шел неравный и кровавый. Хеттов смяли. Обученные южане с упрямой настойчивостью продвигались вперед. В каждом движении чувствовалась выучка и опыт. На место сраженного тут же становился другой. Колесницы вереницей проносились мимо, обстреливая неприятеля.

Цула подоспел вовремя. Войско Зерна сбилось в кучу. Он заметил уже издали высокий медный шлем командующего из Та-Кемет. Во главе с мешедями великан проломился сквозь ряды и вонзил копье прямо в голову военачальнику, затем выхватил два тяжеленных топора и принялся орудовать с обеих рук. Воины Та-Кемет не ожидали такого натиска и спешно отступили. Хетты успели перестроиться.

Суппилулиума с облегчением выдохнул, заметив, как небо начинало темнеть.

Митаннийцы еще пару раз попытались штурмовать возвышенность, даже перевернули несколько повозок, но их отбросили назад. Тушратта приказал отходить – решил поберечь силы для завтрашнего решительного боя. Теперь-то хеттам конец!

Суппилулиума призвал всех уцелевших военачальников.

- Мы сделали то, что хотели, - сказал он им,- теперь надо прорываться обратно к горам.

- Бежать? - Удивился Цула. – Ты разве не хочешь завтра дать еще одно сражение?

- Боюсь, мы не выдержим, - сокрушенно покачал головой Суппилулиума. – Силы неравные. На наше счастье Хемиша задержал отряд из Кадеша. Если б они подошли на час раньше, скрытно, нас бы смяли окончательно. Тушратта, наверняка послал за подкреплением. А если митаннийцы притащат из ближайшей крепости метательные орудия, то нас, просто забьют камнями.

- Мы обложены со всех сторон, - сказал Фазарука.- Кругом горят костры.

- Я предлагаю построить воинов клином и пробиваться с боем под покровом ночи, - предложил Цула.

- Так мы потеряем очень много людей, - отклонил план лабарна. – Сейчас у Тушратты преимущество. Не забывай про колесницы из Кадеша.

- У меня появилась мысль! - Фазарука поморщил лоб. – Мне нужно будет сотня добровольцев. Я их построю колонной, а по бокам погоню повозки из нашего обоза. Мы сделаем вид, что пробиваемся к горам. В темноте разве разглядишь, сколько у меня народу? Так я отвлеку все силы на себя. Основная наша армия, тем временем, вырвется из кольца с другой стороны. Останется только обойти холмы и выдвинуться к перевалу.

- Хороший план, - согласился лабарна. – Так мы и сделаем. Готовьтесь.

- Но нам придется оставить весь обоз, – напомнил Цула. – Скот, серебро, оружие.

- Лучше расстаться с добром, нежели с головой, - ответил на это повелитель. – И пусть воины оставят все тяжелое вооружение. Предстоит тяжелый переход.

Пока шла подготовка к прорыву, повелитель подозвал к себе Улию.

- Я слушаю тебя, Солнце мое. - Юноша склонил голову.

- Где может сейчас быть твой отец? – спросил повелитель.

- Где-нибудь поблизости, - ответил Улия. – Он притаился. Если митаннийцы будут вести сюда метательные орудия, он обязательно нападет на них.

- Ты сможешь его найти и предупредить, что мы попытаемся пробиться к перевалу?

- Конечно, найду, - уверенно ответил юноша.

- Как только вырвемся из кольца, так сразу скачи к отцу, - приказал Суппилулиума.

Добровольцев в отряд Фазаруки отобрали самых сильных и хорошо вооружили. Помимо одного щита, им еще другой прикрепили на спину. Всем подобрали крепкие доспехи и надежное оружие. Остальным же воинам, тем, которым предстояло прорываться, приказали снять с себя все, что звенит, блестит и мешает быстро идти. Оставили даже ножны от мечей, поножи, тяжелые доспехи и большие щиты.

Фазарука подошел к лабарне.

- Все готово, мой повелитель.

Суппилулиума положил руки ему на плечи.

- Прости, - произнес он, - я был с тобой не справедлив, подозревал тебя в измене – и жестоко ошибся. Отныне будь моим братом.

- Как я могу, повелитель? Ты лабарна, а я, всего лишь, твой жезлоносец.

- Сейчас мы оба – воины. Нас в любой миг могут убить. Титулы не имеют значения перед ликом смерти. Всех одинаково разит меч: и лабарну, и простого воина. Так давай побратаемся по-воински. Этим, быть может, я заглажу вину перед тобой.

Правитель достал нож и надрезал себе руку у запястья. Фазарука сделал то же самое. Они соединили руки и произнесли священные слова: - «У нас одни Боги, и кровь одна!»

Фазарука ушел в темноту. Послышались его негромкие команды, затем бряцанье оружие, мычание погоняемых волов и скрип тяжелых колес. Повелитель построил остатки войска в походную колонну и приказал тихо, но быстро двигаться. Сам он возглавил первую сотню.

Впереди показались огни костров. Суппилулиума остановил войско и выслал вперед лазутчиков. Скоро разведчики вернулись и сообщили, что перед ними лагерь воинов из Хальпы. Судя по кострам, в лагере не более тысячи человек.

- Через них и пройдем, - решил повелитель.

Высокая трава скрывала крадущихся хеттов. Они почти вплотную приблизились к лагерю врага. Пара часовых стояло на подступах. Остальные отдыхали после тяжелой битвы. Где-то далеко, в противоположной стороне послышался отдаленный шум боя, - это Фазарука наткнулся на неприятеля.

-Пора! – скомандовал Суппилулиума.

Часовые бесшумно свалились в траву, сраженные меткими стрелками. Хетты тихо прокрались в лагерь, без единого крика перерезали всех, кто там был. Путь свободен! Армия быстрым маршем двинулась к перевалу.

Фазаруку услышали прежде, чем увидели. Митаннийцы забили тревогу. Тушратта поддался на обман. Он подумал, что Суппилулиума решил прорваться к горам под покровом ночи. Вся армия была поднята на ноги и брошена в бой. А Хеттские воины укрылись за повозками и гнали волов вперед. Митаннийцы напирали с двух сторон, но в темноте невозможно было ничего разобрать. Вдруг воины Тушратты сообразили, что перед ними обоз. Дисциплинированные бойцы, при виде чужого добра, забыли о своих командирах и кинулись грабить повозки. Никакая вражеская армия их уже не интересовала.

Фазарука рассыпал на землю серебряные бруски и заорал на хурритском:

- Скорее сюда! Серебро!

Все кинулись на зов. Началась драка. Кто успел набрать целые руки серебра, того убивали на месте и отнимали все. Кто не успел пробраться к повозкам, прокладывал себе дорогу с помощью оружия. А хетты помогали гибнуть самым жадным.

При виде свалки, гнев исказил лицо Тушратты. Он приказал ассирийцам отогнать обезумевших воинов от обоза.

Но Фазаруку громко крикнул:

- Бей ассирийских собак! Они хотят отнять серебро!

Митаннийцы кинулись на ассирийцев. Наемникам пришлось спешно отступать. Но вот в толпу вклинились ратники из Кадеша. Они напористо и неустрашимо оттеснили всех жаждущих богатства. Кто думал воспротивиться – тут же хладнокровно убивали. Фазарука еще долго отбивался, пока не ослаб от ран. Его схватили и потащили к Тушратте.

Властитель могущественной Митанни грозно выгибал брови, оглядывая каждого пленного. Его взгляд остановился на Фазаруке.

-Эй, собака, ты умеешь говорить на хурритском? – с презрением спросил он.

- На языке шакалов не разговариваю, - ответил Фазарука по-хеттски.

- Как ты смеешь дерзить повелителю вселенной! – прорычал один из военачальников, занося над ним меч.

- Подожди! – остановил его Тушратта, - еще успеешь отрубить эту глупую башку, в которой вместо мозгов птичий помет, - затем снова обратился к пленнику, но уже по-хеттски: - ты командуешь тысячей?

- Нет, я простой воин, - соврал Фазарука.

- Врешь! – подскочил на месте Тушратта. – Откуда у простого воина плащ тысячника и такой богатый пояс? Отвечай: где Суппилулиума?

- Погиб в бою. Твои головорезы только что изрубили всю хеттскую армию, - продолжал бессовестно врать Фазарука.

- Властитель! – к Тушратте подбежал один из военачальников. – Там было не больше сотни хеттов – остальные исчезли. Их лагерь пуст.

- Как! Как они могли уйти? – взревел повелитель вселенной, топая ногами и дрожа от бешенства. – Их обложили со всех сторон!

- Властитель! Войско Хальпы уничтожено. Их лагерь разгромлен.

Тушратта чуть не задохнулся от гнева. Не зная, на ком сорвать зло, он кинул свой грозный взор на ухмыляющегося Фазаруку.

-Ты смеешься? Надо мной? Сейчас тебе станет не смешно! Эй! – крикнул он палачу. – Вырви этой скотине лживый язык. Потом отрежь уши и выдери ноздри. После можешь отделить голову от тела.

- Позволь попросить, о великий из великих. – Из темноты появился высокий худой человек. Фазарука узнал в нем Ибиссаху. Его маленькие, глубоко посаженные глазки светились злорадным огнем. Густую нечесаную бороду прорезал довольный оскал. – Разреши мне, недостойному, вмешаться в судьбу этого несчастного выродка.

- А что с ним тянуть?

- Он - важная персона, жезлоносец лабарны.

- Вот как! – удивился Тушратта.- Ну что, свинья, теперь моя очередь смеяться. – Тушратта довольно потер руки, - Радуйся! Тебя казнят публично в Вашшукканни.

- Солнцеподобный, - смиренно попросил предатель, - позволь пока оставить его в живых. У любящего тебя, почтенного Иссихассы с ним личные счеты.

- Ну, если он так важен для Иссихассы – забирай эту падаль, - разрешил щедрый властитель.

Фазаруку и других пленных увели. Тушратта обернулся к своим военачальникам и, тряся перед ними кулаками, заорал:

- Где они могут быть? Куда подевались?

- Великий властитель в ярости. Что так расстроило несокрушимого полководца?

К нему величественно, без спешки подошел высокий человек в белой длинной одежде жреца Йота. Бритая голова с вздернутым подбородком гордо сидела на широких плечах. В узких бесцветных глазах притаилась змеиная мудрость. Узкие губы еле раздвигались, когда он произносил слова спокойным, но громким голосом с легким южным акцентом жителя Та-Кемет. Никаких украшений, только медное ожерелье, да перстень с изображением крылатого солнца.

- Мудрейший, - посетовал Тушратта, - Суппилулиума воюет не по правилам. Вечно хитрит, всадники его нападают из засады. Теперь, вместо того, чтобы сражаться - он исчез. Где его теперь искать?

- У тебя свои правила, у него – свои, - ответил жрец Йота. – Он решил сохранить армию и, наверное, сейчас движется к горам. Ты намерен преследовать хеттов до самой Хаттусы?

- Ну что ты, мудрейший, - вздохнул Тушратта. – У меня не осталось колесниц, армия потрепана. Мне надо собраться с силами. Чтобы идти на Хатти, надо основательно подготовиться.

- Тогда нельзя упускать Суппилулиуму, пока он по эту сторону Бычьих гор.

- Но мои войска перекрыли все дороги.

- Суппилулиума оказался хитрее, чем ты думал. Он повел армию в противоположную сторону, затем, обогнул холмы и оставил все твои посты за спиной. Сейчас движется к перевалу. Я бы поступил так же.

- Его надо догнать! – заволновался Тушратта. – Эйя, пошли вперед колесницы из Кадеша. Они настигнут его быстрее, чем мои лентяи. Я хочу привести этого наглого Суппилулиуму в Вашшукканни в цепях.

- Я выполню все, как ты прикажешь. Отряд Кадеша в твоей власти, - поклонился жрец Йота. Глаза его сверкнули холодным огнем, и он тихо добавил: - Но помни, Эхнэйот ждет от тебя только побед.

 

Хеттское войско переправлялось по шаткому мостику через широкий горный овраг. Суппилулиума бросал беспокойный взгляд, то на воинов, то на бледнеющее небо с исчезающими звездами, то на дорогу, на которой может появиться погоня. Цула подбежал к повелителю и с тревогой произнес:

-Мост не такой уж прочный. Стойки сильно расшатались. Ты бы перешел на ту сторону.

- Сколько воинов осталось? – спросил повелитель.

- Не больше тысячи.

Не успел Цула окончить фразу, как раздался треск. Одна из опор моста не выдержала и рухнула. Мост накренился. Быстрое течение подхватило падающие бревна и людей, закружила в пенящихся водоворотах.

- Всем назад! – закричал повелитель. Крепи мост! Скорее!

Вдруг до его слуха долетел неясный шум. Это не плеск водопада, а что-то другое. По дороге клубилась пыль. Из облака пыли вынырнули колесницы, следом бежала пехота.

-Строй! – скомандовал Суппилулиума. – Отходи за камни.

Сели и паводки оставили по берегам множество валунов. Хетты отступили за гряду камней. Остатки войска выстроились в шеренгу и приготовились к бою. Колесницы не могли подъехать близко и развернулись перед камнями. Лучники попробовали обстрелять хеттов, но безрезультатно. Оставалось ждать подхода пехоты. Тем временем мост пытались восстановить. Крепили опоры всем, чем могли. Рвали плащи на веревки, и подвязывали бревна.

-Эх, еще бы немного, и мы бы успели, - с сожалением произнес Цула.

Подоспевшие ратники Кадеша сомкнули высокие щиты и плотной стеной надвигались на хеттов. За спинами показалась раззолоченная колесница, запряженная двойкой белых стройных коней. На ней стоял Тушратта и лысый Эйя.

-Погибнем здесь, но не сдадимся! – воскликнул повелитель, оглядывая своих преданных храбрых воинов, затем он крикнул на хурритском властителю Митанни: - Эй, трусливый пес, которого зовут Тушраттой, выходи со мной биться один на один. Принимай вызов, если ты настоящий мужчина, а не кастрированный евнух.

-Взять живым того крикуна! Я его сам кастрирую, - громко приказал Тушратта, побагровев от злости.

Цула покачал на руке копье, взвешивая, и с сомнением произнес:

- Нет, не докину. Тяжелое. Дай свое.

Он взял у одного из мешедей более легкое копье, широко размахнулся и с громким выдохом метнул оружие. Копье взвилось высоко в воздух и, пролетев приличное расстояние, ударило в спину коня прямо перед Тушраттой. Животное забилось в агонии с переломанным хребтом. Властитель Митанни чуть не упал от страха на дно колесницы. Но Эйя, стоявший рядом, даже не дрогнул. Он, лишь беззвучно рассмеялся и нарочно громко сказал:

- Хороший воин! Сильный! Подари его мне, властитель. Он будет носить мои носилки.

- Побереги лучше свой лысый череп! – рыкнул в ответ Цула и метнул в Эйю топор.

На этот раз телохранители закрыли правителей щитами. Топор ударился в щит, лишь оглушив одного из воинов. Стена из прямоугольных щитов медленно надвигалась, огибая хеттов со всех сторон. Сердце дрогнет у любого, при виде организованного строя воинов Та-Кемет.

- Не размыкаться! – подбадривал лабарна своих копьеносцев.

Хетты готовились к последнему бою. Некоторые шептали молитвы. До боли в суставах сжимали оружие.

Вдруг горы сотряслись от боевого клича «Улу-ра-ра!» На строй Кадеша с фланга обрушился конный отряд Хемиши, изрядно потрепанный, но не потерявший боевого духа. Ряды копьеносцев моментально смяли. Не помогали даже высокие прочные щиты. Горцы заставляли коней вставать на дыбы и обрушивать удары передними копытами. Копьеносцы летели на землю. Хваленая пехота Та-Кемет панически отступала. Их гнала горстка диких всадников. Суппилулиума заметил накидку из шкуры леопарда, и возблагодарил мысленно Богов. Хемиша жив! Он рвался в бой впереди всех. Его острое копье мелькнуло над самой головой Тушратты. Тот вовремя присел. Раззолоченная колесница перевернулась. Мешеди подхватили правителя и, прикрывая собой, вывели из боя.

 

- Трусливая свинья, куда же ты? – крикнул вдогонку Суппилулиума.

Хемиша подскакал к лабарне. Все лицо, накидка из леопардовой шкуры и даже круп лошади забрызган кровью. В круглом изрубленном щите торчало с десяток обломанных стрел. Медный шлем изрядно помят. Вместо плаща на спине болтались лохмотья.

- Ты не ранен? – спросил повелитель.

- Еникей уберег, - задыхаясь, ответил горец. – Уходите! Мы их задержим.

К тому времени мост кое-как скрепили.

-О, воин! – воскликнул Суппилулиума, - ты превзошел всех смельчаков. Я обязан тебе жизнью. Когда окончится поход, я готов сделать все, что ты попросишь.

- Я хочу попросить сейчас, Солнце: позаботься о моем сыне. Его немного задели.

Хемиша вел за собой вторую лошадь, на спине которой лежал Барбиша. Мальчик истекал кровью, но был в сознании, при этом хрипло рычал, заглушая боль, и крепко сжимал рану на левом плече. Его детское лицо побледнело.

- За него не беспокойся, - заверил Суппилулиума.

Мешеди бережно сняли мальчика с лошади, положили на щит и понесли к переправе. Вождь подстегнул коня и снова ринулся в бой. Надрывая связки, он пронзительно крикнул: - «Улу-ра-ра!»

Конный отряд Хемиши отогнал копьеносцев Та-Кемет от переправы. Хемиша приказал горцам переходить на тот берег. Всадники спешились и вели разгоряченных, упиравшихся коней по шатким бревнам над ревущей стремниной. К счастью, никто не сорвался.

Но тут на помощь Тушратте подоспело отставшее войско Митанни. Хемиша понял, что всех переправить не успеет. И мост долго не удержат. К этому моменту осталось около сотни всадников, - остальные уже были на другом берегу. Хемиша видел, как вокруг смыкаются копья. Медлить нельзя!

- Руби мост! – крикнул он на тот берег, затем приказал оставшимся всадникам: - Луки к бою!

Не прошло и мгновения, как стрелы градом обрушились в слабое место митаннийцев. Образовалась широкая брешь. Прежде, чем копейщики успели сомкнуться, всадники вырвались из круга и рванули за холмы.

Тушратта бросил ассирийских наемников вслед за хеттами на другой берег, но опоры уже подрубили, и мост рухнул в пропасть.

 

10

 

Так закончился первый бесславный поход хеттской армии во главе с лабарной Суппилулиумой. Но и поражение граничило с победой. Суппилулиума дерзнул бросить вызов могучей Митанни, державшей под властью государства: Хальпу, Алалах Киццуватну, Исуву, с ее оловянными рудниками, племена Хурри и, только набиравшую силы, Ассирию. Чувствуя за спиной поддержку со стороны незыблемой Та-Кемет, Митанни все глубже распространяло влияние на страны Ретену. Пользуясь родством с правителями Обеих Земель, Тушратта начинала притеснять даже могущественный Вавилон. Готов был раздавить ослабевших хеттов и продвинуться дальше на север. Тушратта, подобно властителям с берегов Хапи, мечтал построить огромную сильную державу. Но чем жирнее кабан, тем легче его убить. Поход Суппилулиумы, хоть и был обречен на неудачу, однако оказался довольно-таки дерзким. Армия Митанни сполна ощутила мощь хеттов. Потери оказались великими. Само понятие о несокрушимости Митанни пошатнулось: нашлась сила, способная противостоять непобедимой державе. Хетты не были разгромлены.

Остатки потрепанной армии карабкались через горы обратно. Громко звучали боевые песни. В глазах воинов горела злоба и отвага, но ни капельки горечи и усталости. Дух не сломлен! Ни один вождь или простой воин не смел усомниться в счастливой звезде Суппилулиумы. Не смотря на поражение, все взирали на повелителя, как на Бога: ведь он привел их в страну, в которой хеттские торговцы могли торговать только за городскими станами, а любой хетт или лувиец, прежде чем пересечь границу, обязан лежать не меньше суток на животе перед стражниками Митанни. Теперь проклятая земля надолго запомнит их тяжелую поступь.

Лабарна всю дорогу громко молился Богам и не снимал доспехов. Этим он показывал, что, прежде всего, является воином, а уж потом правителем и верховным жрецом.

Перевалив через горы, армия вытекла в долину к прозрачной горной речке. Воинов измучил голод и жажда. Всех томила смертельная усталость. Но никто не смел пить или, просто присесть отдохнуть, пока не свершится обряд очищения – ритуал, отгоняющий от армии злых духов. Тех духов, что мешали сражаться и отнимали силы.

На берегу реки соорудили арку их длинных прутьев боярышника, представляющую собой ворота очищения. Два жреца подвели к арке плененного митаннийца и растянули его за руки. Один из воинов размахнулся тяжелой секирой и с одного удара разрубил пленного пополам. Жрецы положили части тела по обе стороны от ворот. То же сделали с козлом, щенком и поросенком. Животных нашли в ближайшем селении. Затем по обеим сторонам разожгли костры. Войско под пение молитв и бой хухупалов шло через ворота очищения и входило в воду. На другом берегу чистые воины строились и громко повторяли боевой клич. Их становилось все больше, а клич все громче.

Суппилулиуму поставили на широкий прямоугольный щит и на десяти копьях подняли над землей. Лабарна воздел руки к небу и воскликнул:

-Смотрите, Боги, мы не побеждены и очищены!

 

Тушратта въезжал в Вашшукканни на раззолоченной белой колеснице. Правда, одного из белых красавцев-коней убил Цула. Такой же масти найти не удалось, и пришлось впрягать гнедого. Один из гадателей посмел увидеть в этом дурной знак. Ему тут же отсекли голову. Тушратта вкатил в ворота под громкие приветствия горожан. Дорогу перед колесницей усыпали цветами. Все смертные низкого сословия падали ниц перед божественным ликом и, ползая на животе, целовали следы от колес повозки. За властелином, грозно бренча оружием, чеканя шаг, шли колонны неустрашимых воинов Митанни. За ними шествовали смуглые воины Та-Кемет и наемники зависимых государств. Позади тянулся огромный обоз, захваченный у хеттов, и длинная вереница аппантеса. Пленников охраняли ассирийцы и не давали толпе наброситься на связанных хеттов.

Весь город гудел, словно улей, празднуя великую победу. Из погребов халентувы, на растерзание храбрым воинам, правитель выделил сотню огромных кувшинов с вином. Тушратта тут же издал указ: всем иноземным торговцам поить и кормить его мужественных ратников семь дней и семь ночей. Если на торговца поступит хоть одна жалоба, за жадность и неуважение к защитникам великой и непобедимой Митанни, купец будет посажен на кол. Имущество его переходит в казну солнцеподобного властителя.

В халентуве не смолкала музыка и веселые пьяные голоса. Вино лилось рекой на щедром пиру победителя. Виночерпии и стольники еле поспевали наполнять чаши. Прислуга сбилась с ног, бегая на кухню.

Тушратта восседал во главе огромного стола. Нарядная пурпурная одежда переливалась золотым и серебряным шитьем. Волосы и борода властителя были умащены маслом и уложены аккуратными завитками. Обруч из электрона с большими камнями лазурита – символ непоколебимой власти – возлежал на строгом челе. Рядом сидел мудрейший Эйя - жрец Та-Кемет. Полный его титул звучал так: писец того, кто ближе всех к Йоту; посланец во всех чужеземных странах Духа-Йота; носитель опахала справа от того, кто угоден Йоту; начальник скота Йота. Его строгая жреческая одежда казалась слишком скромной среди окружающей дворцовой роскоши. Он мало ел и слегка притрагивался к вину. Лысый череп блестел от испарины. Узкое смуглое лицо с непроницаемыми глазами застыло в надменной маске.

Здесь же присутствовали военачальники митаннийской армии и войск союзников, бесчисленные сановники, и послы из других государств. Они сидели ближе или дальше от правителя; все зависело от того, насколько благосклонен к ним Тушратта или недоволен ими. Льстивые посланники из подвластных государств сладкозвучными голосами наперебой поздравляли Тушратту с неслыханной победой. Поднимали полные чаши за всемогущую Митанни и великую Та-Кемет, за здоровье Тушратты, богоподобного Эхнэйота и мудрейшего Эйю. Военачальники грозились в следующем году разнести Хаттусу по камушкам, а на месте города посеять сорную траву. Дерзкий Суппилулиума будет повергнут, и на коленях проползет да самой Вашшукканни.

В зал, где проходило шумное пиршество, вошел крепкий воин. Не дремлющие телохранители правителя попытались остановить его, но Тушратта жестом разрешил пропустить воина. Блестящий медный шлем с разноцветными перьями на макушке украшали рубины. Серебряная полумаска скрывала верхнюю часть лица. Доспехи сияли искусной чеканкой. Дорогие ножны для меча переливались драгоценными камнями. Красные расшитые сапоги с загнутыми к верху носами обтягивали сильные икры. Плащ из дорогой материи укрывал спину. Его вид был до того величественен, что все невольно повернулись в его сторону. Он поднял руку, унизанную перстнями, и воскликнул:

- Приветствую тебя, о, великий и победоносный! Пусть твое имя гремит по всей вселенной!

- Благодарю, - нехотя ответил Тушратта с холодком. Он начал уставать от хвалебных речей, но все же каждый раз приятно было слышать, как его прославляют. – Кто ты, воин? Что тебя привело ко мне?

- Я послан вместе с тысячью смелых всадников от правителя подвластной тебе Ассирии, дабы укрепить армию.

Тушратта громко рассмеялся, а за ним последовали и все остальные.

- Послушай, храбрый воин, - сквозь смех с издевкой сказал правитель, - есть такая притча: несколько охотников решили подстрелить а уток, а обнаружили в камышах кабана. Пока один из них сбегал домой за копьем, остальные забили зверя стрелами. Так вот: когда делили тушу, тому смельчаку, который сбегал за копьем, достался только хвост.

Снова все громко рассмеялись. Воин понял смысл притчи, но не подал виду.

- Меня прислали не для дележа, а на бой, - ответил он с достоинством. – Мы мчались, не жалея коней. Песчаный ветер задержал нас в пути.

- В таком случае, могу тебе огорчить. Суппилулиума разгромлен и сбежал, бросив весь свой обоз. Мы празднуем великую победу. Можешь присоединиться к веселью. Садись, вон туда, в конец стола. – Тушратта небрежно ткнул пальцем в сторону младших военачальников и посланников от слабых городов.

- Благодарю за щедрость, властитель, но я приехал сражаться. Мой правитель будет очень разгневан, узнав, что я пировал и, перед этим, не обнажил меча, - вежливо отказался ассириец.

- Да говорят тебе, что хетты разбиты, - начал терять терпение Тушратта. – Хотя, твоя конная тысяча может пригодиться. Где-то в горах скрываются всадники Суппилулиумы. Мы их не пустили обратно на перевал. Эти чумазые собаки налетели на меня подло, со спины. Я устал рубить их глупые головы. Весь меч в зазубринах, - самодовольно врал Тушратта.

- Неужели! – воскликнули пирующие, делая вид, что они возмущены до глубины души, и в то же время полны восхищения от смелости своего властелина.

-Еще бы! – поддержал правителя один из военачальников, который находился во время битвы рядом с колесницей Тушратты. – Мы уже собирались сажать Суппилулиуму в клетку, как тут налетели эти всадники. Наши воины дрогнули только оттого, что от хеттов исходил нестерпимый смрад козлятины. – Все опять дружно рассмеялись, а рассказчик продолжал: - Они еще орали дико, что-то: «Уру!» или «Ла-ра!».

- Может быть, они кричали: «Улу-ра-ра!», - несмело спросил ассириец.

- Точно, точно, - подтвердил Тушратта. – Так они кричали. Мы их загнали в горы. Эти глупые шакалы сейчас голодают. Я приказал внизу жарить мясо. Аромат поднимается вверх и щекочет горбатые носы упрямых хеттов. – Все давились от смеха. – Я даже здесь слышу, как клокочут их пустые животы. Поезжай туда и уничтожь всех, - недовольно бросил Тушратта. – Можешь изрубить их на куски, можешь взять в плен. Я дарю тебе их дешевые жизни.

- Благодарю, мудрейший и благороднейший из всех во вселенной, - ассириец слегка склонил голову, приложив руки к груди. – Я так и поступлю.

Он уже хотел уйти, но тут, ничего не выражающие глаза Эйи чуть заметно вспыхнули, щель рта приоткрылась, и властный голос произнес:

- Постой, воин. Объясни мне, откуда ты знаешь боевой клич племен Хауси?

Ассириец смутился. Если бы не маска на его лице да густая завитая борода, то, наверное, выдал бы свое волнение. Но он натянуто улыбнулся и возразил:

- Я не знаю, кто такие: Хауси. А этот клич одного из народностей Хайасов. Мне частенько приходилось с ними сражаться. Они дерзко нападают на наши торговые караваны.

- И этот пояс ты захватил у Хайасов? – продолжал допрос жрец, хитро сузив глаза. – Старая дешевая кожа с потертыми медными бляхами никак не вяжется с дорогой одеждой.

Воин судорожно схватился за пояс, но сохранил спокойствие.

- Я купил пояс у торговца из Алеши. По его словам - он приносит удачу.

- Ладно, садись в конце стола и пируй вместе с нами, - вмешался Тушратта. Ему не терпелось продолжить веселье.

- Прости, властитель, что я, недостойный, отказываюсь от твоего щедрого угощения. Но позволь мне праздновать, лишь после того, как последний враг будет истреблен на благодатной земле Митанни.

- Как знаешь, - махнул рукой властелин. – Иди и возвращайся с победой. Мы будем пировать еще дней десять – пятнадцать. Я люблю хорошо погулять.

Ассириец удалился. Когда он проходил мимо сидящих на полу знатных хеттских пленников, то остановился и задержал взгляд на Фазаруке. Плененный жезлоносец нехотя попивал отвратительное кислое вино и брезгливо откусывал полу гнилые фрукты.

- Как тебя зовут? – спросил ассириец тихо на аккадском языке, чтобы стражники его не поняли.

- Тебе-то что? Ступай своей дорогой, - ответил Фазарука, не поднимая головы.

-Ты знаешь предводителя племен Хауси?

- Знаю, но тебе не советую с ним знакомиться. Он из одной головы сделает две, а то и просто снимет ее с плеч.

Чуть заметная улыбка мелькнула на губах ассирийца.

- Возьми, пригодится. – Он сунул в руку пленник небольшой продолговатый предмет. Никто не заметил: все заняты угощением. Фазарука ощутил ладонью холодное прикосновение лезвия кинжала. Тут же спрятал клинок за пазухой.

Когда воин в великолепных доспехах удалился, Эйя подозвал к себе ассирийского полководца и спросил:

- Кто только что с нами беседовал?

- О, мудрейший, перед вами стоял знаменитый воин Алунита, приемный сын нынче усопшего старшего охотника. Сейчас он возглавляет конницу армии Ассирии.

- Он мне очень понравился, - признался Тушратта. – Я оставлю его у себя. – Затем крикнул виночерпиям: - Еще вина! Да покрепче!

- Уважаемый и почтенный Тушратта, - тихо обратился к правителю Эйя, - пока еще вино, струящееся в твоих жилах, не возымело веселящее действие на твой разум, позволь отвлечь тебя от пирушки и, уединившись на некоторое время, поговорить о важных политических делах.

- Ох, мудрый Эйя, - скривился Тушратта, - не хотелось бы мне покидать пир в самом разгаре. Может быть, поговорим о делах завтра утром?

- Пир продолжится еще долго, - настаивал жрец, - Без тебя все вино не выпьют. Но дела важнее. Тем более что я долго не смогу с тобой веселиться. Меня ждут в Та-Кемет. Все обязанностей, возложенных на меня тем, кто угоден Йоту, я должен исполнять аккуратно и вовремя.

- Жаль, что ты покидаешь меня в столь радостные дни.

Тушратта и Эйя покинули пир и прошли в соседнюю комнату, где их никто не мог слышать. Стражники встали у дверей, скрестив копья. Правитель Митанни устроился на мягких подушках. Эйя сел напротив.

-Я готов слушать твои мудрые речи, - сказал Тушратта. – Если боишься, что нас могут услышать, то говори на шумерском.

-Хорошо, великий. Мне хотелось бы поговорить о важных политических делах, ибо я предвижу вскоре большие перемены. Сегодня твоя победа очень важна. Ты отогнал обратно за Бычьи горы дерзких хеттов.

- Что значит: отогнал? Я их разбил в пух и прах! – воскликнул Тушратта.

- Не спеши, победоносный. – На смуглом лице жреца появилось что-то наподобие виноватой улыбки. – Льва можно прогнать. Но раненый лев опасен. Почуяв свою кровь, он приходит в бешенство и собирает последние силы, чтобы обрушиться на врага. А если он залижет раны, то будет в следующий раз осторожнее и коварнее.

- Лев в ярости – безумен. Обладая хладнокровием, его можно легко прикончить. Я много убил львов на охоте, и знаю их повадки. Да и почему ты называешь львами этих облезлых собак? – возмутился Тушратта.

- Не все так просто. С хеттами нужно покончить как можно скорей, если не хочешь обречь великую Митанни на гибель. Я впервые увидел хеттов в бою, и могу с уверенностью сказать, что они – грозная сила.

- Странные речи слышу из мудрых уст твоих. Ты предрекаешь гибель Митанни от рук хеттов? Но участь Хатти уже предрешена. Иссихасса сделает свое дело и свергнет Суппилулиуму. Мои войска устали и не годятся для похода. Но я написал правителю Арцавы. Этот старый лис Маддуваттис имеет личные счеты с Суппилулиумой и поможет Иссихассе свергнуть лабарну.

- Слишком много надменности и самоуверенности я услышал в речах Иссихассы, - задумчиво произнес Эйя. – А если он вздумает соперничать с тобой?

- Он не посмеет. Этот трусливый боров прекрасно понимает, с кем имеет дело. Если он вздумает кусаться, то через год митаннийские колесницы проедутся по развалинам Хаттусы.

Тушратта покачал головой:

-А Суппилулиума хитер! Я хотел первым напасть. Занял все перевалы. Но он умудрился выступить раньше. Тогда я подготовил ему хорошую встречу. Открыл единственную лазейку. Пожертвовал сотней воинов. Бедняг всех до единого порубили в горах. Все было сделано, как надо. Он вывел войско туда, куда я рассчитывал. Суппилулиума был у меня в руках. Вот-вот – и свернул бы ему голову. Так нет же – ускользнул, словно змея.

- Если за нас победу довершит Иссихасса, тогда можно не беспокоиться за судьбу северных земель. Вскоре, я надеюсь, ты установишь там свой порядок.

- Не сомневайся! До самых морей все будет под властью Митанни, - заверил Тушратта.

- Тогда обратим взор в другую сторону: в междуречье Тигра и Евфрата.

-Я вижу там своего верного вассала – Ассирию, покорного и послушного, - невозмутимо ответил Тушратта.

- Так ли это? Правитель Ассирии прислал тебе негодных воинов, совершенно не обученных. Хетты расстроили их в первом же натиске.

- Они всегда такие, - отмахнулся Тушратта.

- Но нет. У правителя Обеих Земель есть в охране ассирийские наемники. Я могу тебя уверить: любой из них стоит десятка чернокожих маджаев. Ашшурбалит специально снарядил плохих ратников и ждал: на чьей стороне окажется победа.

-Но он же еще прислал конный отряд. Правда, поздновато, - вспомнил правитель.

- Этот отряд пришел вовремя, однако, прятался в лесу, выжидая окончания сражения. Если бы хетты одержали верх, то всадники, просто-напросто, уничтожили бы остатки твоего войска при отступлении и заняли Вашшукканни.

- С чего ты так решил? – испугался Тушратта. - Но если бы бой закончился без особого перевеса на чьей-либо стороне?

-Тогда, возможно, ассирийцы присоединились бы к Суппилулиуме и помогли окончательно разгромить твою армию на следующий день. Наемники, что сражались против хеттов, по приказу Ашшурбалита, могли бы повернуть копья против тебя.

- Ты в этом уверен? – Глаза Тушратты беспокойно забегали. – Неужели, я был на волосок от гибели?

- Именно так. Ассирийская змея отрастила зубы и поднимает голову. Прошли те времена, когда землю Ашшура грабили то Вавилон, то Митанни, то Хурри. Приглядись: в междуречье создается большая крепкая армия; построена мощная система крепостей. Вавилон, и тот, стал побаиваться соседа. Послы Сенгара долго добивались родственных связей между Та-Кемет и Вавилоном. Наконец божественный Эхнэйот согласился выдать свою дочь за наследника престола Сенгара. Правда, он этого еще не сделал, но обещал. Только будущее родство правителя Сенгара и властелина Обеих Земель сдержала Ашшурбалита от нападения на Вавилон.

- Ты мне открыл глаза и прочистил уши. Но что мне делать? Моя армия не способна с огнем и мечом пройтись по владениям Ашшурбалита. Да и он ведет себя хорошо: регулярно посылает дань и подарки.

-Он усыпил твою бдительность, - не согласился Эйя.

-Тогда я схвачу всех ассирийских тысячников и буду пытать, пока они мне все не расскажут! – гневно заорал Тушратта, размахивая кулаками.

-Не следует. Этим ты ничего не добьешься, - охладил его пыл Эйя. – вряд ли командиры знают о тайных замыслах правителя. Они всего лишь - тупые вояки. Ашшурбалит очень тонко ведет игру. Он выжидает.

-Как поступить?

-Я дам хороший совет: потребуй у Ашшурбалита «Бессмертных».

- Нет. Он не даст, - безнадежно махнул рукой Тушратта. – Пять тысяч «Бессмертных» стоят дороже всей его армии. Ашшурбалит скорее отдаст мне всех своих детей, чем десяток «Бессмертных».

- Вот и потребуй: или детей, или «Бессмертных». Тебе же нужны сильные воины для завоевания Хатти. Вспомни, если б я не подоспел на поле боя, то неизвестно, как закончилась бы битва.

- Но за моей спиной стоит несокрушимая Та-Кемет, могущественней которой нет во всей вселенной. Ведь мое родство с династией правителей идет от Тутмоса Великого. Меня еще не было на свете, когда мою старшую сестру Гилухепу отдали в жены Аменхотепу, отцу нынешнего правителя. А за Эхнэйота я выдал свою дочь Тутухепу. Какой правитель еще может похвастаться таким родством?

- Однако не забывай, что Тутмос Митанни всегда упоминал в числе завоеванных стран; а при Аменхотепе правительницей назначалась Тия, но не Гилухепа. При Эхнэйоте ныне царствует Нефертнефруйот, а не Тутухепа. – Холодные глаза Эйи постепенно разгорались, но лицо оставалось непроницаемым. Тушратте становилось жутковато от его металлического голоса. – Вспомни, сколько раз ты просил у правителя Обеих Земель колесниц и золота. Однако он не желал слушать твоих послов. В его понимании, Митанни – всего лишь далекая Нахарина, не имеющая для него никакого значения. Сильная Митанни нужна была Та-Кемет, когда хетты рвались к Кадешу. Сейчас не те времена.

-Но ведь Солнцеликий прислал колесницы, - возразил подавленный Тушратта.

- Это мне удалось уговорить правителя дать тебе подкрепление. Я, и никто белее, озабочен растущим могуществом Суппилулиумы и Ашшурбалита. При дворе Сына Йота этому не придают значения.

-Мудрейший, выходит – ты спас меня и мою страну.

- Возможно. Но заметь: правитель не разрешил мне брать регулярные войска из Нижней страны. Приказал взять три тысячи Ретену. Амон помог мне обхитрить номарха Кадеша. Обманом я заставил отправить со мной отборных воинов.

-Амон? - удивился Тушратта. – Я не ослышался? Ты сказал: Амон, а не Йот.

- Я сказал: Амон,- невозмутимо подтвердил Эйя, - и вот почему: Эхнэйот, как бы не был он могуч, властен и мудр, когда-нибудь закончит жизненный путь. Он сольется с Йотом, оставив нас на грешной земле.

-Разве правитель Обеих Земель болен?

- Хуже. Он проклят. Проклят жрецами, изгнанными из храмов. Сотворив безумную религиозную реформу, он наделал много зла. Самое ужасное - запретил Богов, которым поклонялись тысячелетиями. Правитель окружил себя новыми сановниками без имени, без заслуг, а старых, честно служивших его отцу, прогнал с позором. И они его прокляли. Великие традиции Кемет, бережно хранимые столетиями – нынче ничего не значат. Дошло до того, что сестру правительницы, сиятельную Бенер-мут на приемах и богослужениях сопровождают два уродливых карлика с регалиями номархов Нижней и Верхней страны. Но все это – пустяки. Дом Жизни разорен. Погибли безвозвратно труды великих мудрецов, их заменило бредовое учение о единобожие, в которое верит, пожалуй, только один правитель. Остальные в тайне молятся старым Богам. Гроза собирается над головой Эхнэйота. Он и сам это чувствует. Сын Солнца построил новую столицу и заселил ее инородцами. За порядком следят маджаи из Куши, а самого правителя охраняют шерданы и наемники из Ретену.

- Его могут убить?

- Нет! Его не посмеют убить. Кто посмеет поднять руку на Сына Солнца? Но проклятия действуют. Именно проклятия отнимают силы у правителя. Он чахнет день ото дня. И вот, когда звезда Эхнэйота закатится, все воздвигнутое им - рухнет. Уже сейчас сложились три партии, которые ждут, не дождутся кончины Сына Солнца. Одна состоит из нынешних сановников правителя. Они всеми силами будут пытаться удержать свое высокое положение. Их поддерживает Меремос Хеви Аменхотеп – номарх Куши. Он очень влиятельный человек. В его руках золото и армия Куши, влияние над землями Вават. Но в этой партии большинство – чужаки или выходцы из нижнего сословия. Они долго не продержатся. Другая партия – аристократия Та-Кемет. Обиженные сановники, ведущие свои родословные еще от легендарного Менеса. Их возглавляет Семенхкэре. В его жилах течет кровь правителей. Но аристократия никогда не могла консолидироваться. Возможно, они прорвутся к власти, но не надолго. Третья партия самая незаметная и самая сильная. Она состоит из жрецов Та-Кемет, чьи храмы разорены. Богов можно свергнуть, но уничтожить веру – невозможно. Один жрец может поднять на восстание целый город.

- Кто же возглавляет тайную касту жрецов?

-Я!

- Может, я выпил много вина, и не совсем правильно тебя понимаю. Ты хочешь занять трон?

- Запомни: когда Эхнэйот вознесется к своему возлюбленному Йоту, все родственные связи с Митанни порвутся. Вашшукканни останется в одиночестве перед ликом многочисленных врагов. Все забудут про далекую Нахарину. И только если я встану на престол, смогу поддержать Митанни. Но и Митанни должна меня поддержать.

- Я сделаю все, что смогу, - заверил его Тушратта, постепенно вникая в смысл слов Эйи.

- Мне нужна сильная преданная армия. Она должна будет, как во времена гиксосов пройти победным маршем по берегам Хапи. Я хочу, чтобы ты ее подготовил.

- Твоя речь понятна мне. Выбора нет – я с тобой. Если нам удастся сплотиться в союз, то мы завоюем вселенную от края до края. Об этом я мечтал всю жизнь.

- Да будет так! - Глаза Эйи снова сузились, взгляд остыл. – Но я предпочел бы сохранить наш устный договор в тайне. До поры.

- Только Боги нам свидетели, - поклялся Тушратта.

 

11

 

Хемиша прислушался, затем обернулся и подал знак. Два горца выросли, как из-под земли, схватили зазевавшегося митаннийца и поволокли в заросли. Он попробовал закричать, но ему тут же заткнули рот. Пленника усадили на землю и, для острастки, приставили нож к горлу.

- Тоопека, - позвал Хемиша. – Ты знаешь их собачий язык. Я местного наречия не понимаю.

- Попробую.

- Спроси: куда идет эта дорога, и как нам лучше проскользнуть к перевалу.

Перепуганный митанниец рассказал, что дорога идет наверх в горы. Но по ней идти нельзя. Путь закрывает сторожевая крепость. Мимо нее не проскользнуть. Туда недавно выслали отряд копьеносцев. Если пойти по дороге в другую сторону, а через десять данн свернуть на запад, то можно проскочить через слабую заставу в Киццуватну.

- То, что надо! – обрадовался Хемиша.

Но надо будет преодолеть реку в двух местах. Все мосты охраняются. На ближайший мост, только что отправили подкрепление. Скоро перекроют и этот путь.

- Надо их опередить. Спроси: есть ли здесь другая дорога к мосту?

Где-то поблизости, но очень крутая. Даже не дорога, а пастушья тропа, узкая и опасная – можно в темноте сорваться в пропасть.

- Выбора нет. Надо раньше митаннийцев попасть на мост, - решил Хемиша.

Отряд направился по узкой горной тропе. С одной стороны возвышалась отвесная стена, с другой зияла пропасть. Из-под копыт, то и дело, предательски срывались камни. Но кони, привыкшие к таким тропам, быстро и уверенно двигались вперед. Вскоре долетел шум бурлящей реки. Тропинка вывела в долину. Показался изгиб широкой голубой ленты. Несколько телег с грохотом катилось по деревянному мосту. Два десятка копейщиков охраняли переправу по обеим сторонам моста. Примерно в двухстах шагах от моста Хемиша заметил колонну подкрепления. Колонна неспешно двигались по дороге.

-Вперед! - скомандовал вождь.

Всадники легли на холки коней и отпустили поводья. Кони пустились в бешеный карьер, а наездники на ходу готовили оружие. Охрану смели и растоптали. Подкрепление так и не подоспело. Хауси вылетели на другой берег. Свернув на запад, дорога вновь пошла вверх к голубым вершинам, но, поднявшись высоко, к серым скалам, где вьют гнезда орлы, вновь побежала вниз. Хемиша приказал спешиться и дать лошадям отдохнуть. Вперед выслали разведчиков. Ждать пришлось недолго. Вскоре разведчики вернулись. С собой притащили связанного пленника.

 

.

Пленник сказал, что впереди стоит большое войско, около трех тысяч пеших и колесницы. Войско направляется в Киццуватну. Проскочить нет никакой возможности. Горцы долго совещались. Решили попробовать прокрасться пешими мимо постов, а Хемиша под видом табунщика перегонит лошадей.

Дождавшись темноты, горцы выкинули с обрыва все лишнее, сняли с коней уздечки и попоны. После, цепочкой бесшумно заскользили вниз. Хемиша и Тоопека погнали лошадей дальше по дороге. Впереди показалось множество костров, и слышалась суета, привычная для военного лагеря.

- Стой, бродяги! – окликнул их дозорный. – Кто такие?

- Мы слуги достопочтенного Муруддиша, смелого военачальника бесподобного и лучезарного правителя Тушратты, да будет он счастлив, - ответил Тоопека. – Его земли находятся недалеко, всего два дня ходьбы. В сражении наш господин захватил этих коней и приказал перегнать табун.

- И второй - слуга? – недоверчиво спросил митанниец.

- Да, он тоже слуга достопочтенного Муруддиша.

- Что-то рожа у него какая-то дикая. И одет он не по-местному, - усомнился другой стражник. – Я знаю почтенного Муруддиша. Он таких не держит.

- Это новый слуга - аккадец, - пояснил Тоопека. – Кто же лучше аккадцев умеет обращаться с лошадьми: лечить их и приручать?

- Аккадец? Больше на кассита похож, - оценил первый стражник. – Я понимаю аккадский язык. Пусть сам про себя расскажет.

- Не трудитесь. Он немой, - продолжил упорно врать Тоопека.

-Хватит болтать, - оборвал их спор старший. - Веди табун в лагерь. Ночью вы никуда не пойдете. Приказано через мост никого не пускать. С рассветом вновь двинетесь в путь. Наше войско направляется в Киццуватну. Погоните лошадей позади. Не хватало нам еще по вашему дерьму шагать.

- Но нам нужно срочно проехать, - умолял Тоопека

-Ты слишком много говоришь! – рявкнул начальник. – Следуй в лагерь, не то прикажу надеть колодки. Если бы ты не был слугой Муруддиша, я бы тебя изрубил на куски и скормил шакалам.

Всадники подчинились. Они отвели табун в лагерь. Лошадей оставили в загоне для скота, сами сели возле костра. Им дали по чашке горячего бульона с чечевицей и по черствой ячменной лепешке. Хемиша незаметно толкнул спутника и тихо спросил:

- Кто такой Муруддиша?

- Один из сановников Тушратты. Я его когда-то лечил. Но он наверняка сейчас при дворе, и нам нечего опасаться разоблачения.

После скудного ужина Хемиша пошел к лошадям, а Тоопека принялся осматривать раненых, которых всегда бывает много после сражений. Хемиша окинул взглядом лагерь. Заметил восемь новеньких колесниц. Легкие, на двух ездоков, по виду – ассирийские. Такими повозками легко править и мчаться они быстро. Узкий корпус с высокими бортами защищал возничего по пояс, а сзади небольшая площадка, на которой удобно умещался лучник. Колеса высокие прочные с восемью точеными спицами. Видать, недавно пригнали. Он хотел подойти ближе. Можно было перерезать крепления или еще чего-нибудь испортить. Но колесницы охраняли, и Хемишу прогнали.

- Эй, немой! – сзади его кто-то грубо пихнул. Хемиша оглянулся и увидел перед собой митаннийца, державшего под уздцы гнедого коня. Конь еще не остыл от быстрого бега. От него исходил запах пота, и веяло теплом. – Посмотри, что у него с ногой. – Митанниец указал на переднюю ногу животного.

Хемиша кивнул головой и поднял ногу скакуну. Конь фыркнул, недоверчиво покосился на человека, оскалил зубы и пощипал Хемишу между лопаток. Но кусать не стал, почувствовав сильную руку. Нога оказалась сбита почти у самого копыта. Небольшая, но глубокая рана забилась грязью и распухла. Хемиша подвел коня поближе к костру, бросил на угли нож и достал глиняную флягу с вином. Разбавив вино с водой, он осторожно промыл рану. Животное слабо заржало. Оно дико вскрикнуло, когда лекарь прижег рану раскаленным ножом. Хемиша крепко держал коня и не дал ему вырваться. Целебная трава и тугая повязка успокоила боль.

- Ну что с моим конем? – спросил высокий сухой человек у митаннийца.

- Им занимается ассирийский колдун.

Хемиша обмер. К нему медленно приближался Ибиссаха. Если он его узнает – это конец. Хемиша спрятался за круп коня. Его мозг лихорадочно придумывал планы спасения. Рука крепко сжала нож. Можно будет всадить лезвие в шею Ибиссахе, вскочить на коня и попробовать скрыться. Но конь хромает. На нем далеко не ускачешь. Будь, что будет! Хемиша напрягся, готовый ринуться на Ибиссаху. А предатель подходил все ближе, припадая на одну ногу. Кровавые отблески костра отражались в маленьких злых глазах. «Почему он хромает?» - удивился Хемиша, но тут вспомнил, что подстрелил его в ягодицу на перевале. Еще шаг, - и надо будет наброситься.

- Где посланник к Иссихассе? – окликнул кто-то сзади.

Ибиссаха обернулся.

- Я здесь. Кто меня ищет?

- Тебе приказано спешить в Тувануву, не теряя времени. Иссихасса ждет.

-Но мой конь хромает. К тому же, я должен отвезти пленника, - возразил Ибиссаха.

- Бери любого другого коня и скачи быстрее. Пленника оставь в лагере под охраной.

- Пленник очень ценный. Я везу его лично Иссихассе, - спорил Ибиссаха.

-Завтра войско двинется в Киццуватну. Твой пленник последует в обозе. Никуда он не денется.

Ибиссаха выругался и ушел куда-то в темноту. Хемиша с облегчением вздохнул и вложил нож обратно за пояс. Хоть он плохо понимал по-хурритски, но два услышанных слова: Туванува и Иссихасса, зажгли в его душе тревогу.

Где-то в ночи послышался слабый крик встревоженной птицы. Это горцы подавали сигнал. Значит, благополучно миновали заслоны митаннийцев. Ужами проползли у них под ногами или барсами прокрались по скалам над головами. Хемиша никак не мог вырваться из лагеря, и даже подать сигнал отряду. Ничего не оставалось, как только ждать утра. Горец завернулся в плащ, склонил голову на грудь и сидя задремал.

Тоопека помогал раненым. Отрядный лекарь из местных жрецов плохо разбирался в ранах. Он даже толком не умел накладывать повязки. Все были ужасно рады появлению настоящего врачевателя. Лекарь бегал за Тоопекой по пятам, с рвением выполнял все поручения: кипятил воду, подавал инструменты, вытирал кровь. К Тоопеке подошел воин в богатых доспехах.

- Ты костоправ?- высокомерно обратился он к нему.

- Да, мой господин, - смиренно ответил Тоопека.

- Пойдем со мной, - приказал воин тоном, не принимающим возражений.

- Но, господин. Я еще не всех раненых осмотрел

- О чем ты говоришь! – возмутился воин, топнув ногой. – Наш командующий, славный Артатама ранен в бою. Он даже не смог поехать на пир в Вашшукканни, так он сильно страдает. Брось лечить простых воинов и иди за мной.

Тоопеке пришлось подчиниться. В просторном добротном шатре чадили масляные светильники. Войдя, Тоопека увидел могучего военачальника, лежавшего на мягких шкурах. Он раскинул руки и закатил глаза. Слабый стон доносился из горла. Побледневшее лицо выражало невообразимые муки. Лоб блестел от испарины. На правой ноге, выше колена зияла черная дыра, из которой слабо сочилась кровь. Рана сильно набухла и побелела по краям. Люди из свиты со скорбными лицами суетились вокруг господина. Женщины, сопровождавшие военачальника в походе, противно и жалобно ныли, словно воин уже умирал.

Тоопека внимательно осмотрел рану, затем попросил выгнать всех ноющих и плачущих. Остались несколько воинов. Он им приказал держать своего господина и не давать ему шевелиться. Потом достал из сумки инструменты, подержал их над пламенем светильника и принялся за дело. Военачальник дико заорал, напрягая все мышцы, когда Тоопека извлек из раны острый костяной наконечник стрелы. Он остановил кровотечение, прижег рану раскаленным ножом и перевязал ногу.

Артатама сел, выпил огромную чашу вина и, удивленно вытаращив глаза, воскликнул:

- Ты спас меня!

В шатре поднялся невообразимый шум. Все благодарили Тоопеку и возносили до небес его умение врачевать. Он же попросил разрешение удалиться.

- Нет! Ты никуда не пойдешь! – упрямо сказал Артатама. – Садись. Будешь моим гостем.

Он велел подать Тоопеке лучшего вина и хорошего мяса, а женщинам приказал развлекать лекаря. Как не объяснял Тоопека, что ему нужно еще осматривать нескольких раненых – ничего не помогло. Лекарь вынужден был остаться.

Двое воинов ввели в шатер связанного по рукам пленника и усадили в дальнем углу.

- Кто это такой? Зачем вы привели ко мне в шатер эту падаль? – возмутился Артатама.

- Великий властитель Тушратта приказал доставить пленника живым в Киццуватну. Он очень ценный. Отвечаешь за него головой, - ответил ему вестовой и вручил глиняную табличку с печатью правителя.

Прочитав имя Тушратты, Артатама сменил тон на более мягкий.

- Хорошо! Пусть солнцеподобный будет покоен. Я доставлю пленника в Киццуватну живым и невредимым, - с любезной улыбкой ответил военачальник.

Взгляды Тоопеки и связанного хетта встретились. Лекарь узнал Фазаруку, но постарался ничем не выдать волнение. Фазарука, так же отвел взгляд, с презрением оглядел присутствующих, затем привалился спиной к одной из опор шатра и закрыл глаза.

Снаружи послышался стук копыт разгоряченного коня. Занавесь над входом отлетела в сторону. Внутрь вошел ассирийский воин в сияющих доспехах. Великолепный шлем с полумаской скрывал лицо. Разноцветные перья мягко колыхались на макушке.

- Мир всем! – воскликнул он, поднимая в приветствии правую руку.

-Хранят тебя Боги, - ответил Артатама, поглаживая перебинтованную ногу. – Чего желаешь?

- Я прибыл с тысячью всадниками на поимку хеттского отряда.

- Они прячутся в горах. Но я бы не советовал соваться туда среди ночи, - по-дружески предупредил Артатама.

- У меня тысяча всадников, - возразил ассириец.

- У меня три тысячи копьеносцев, но я, и то, не лезу. Ты не сражался с хеттами, и не знаешь, на что они способны в отчаянии. Перебьют половину твоего отряда.

- Ты боишься! – вскипел ассириец.

- Я не осел, и не хочу зря гробить воинов, - ответил обиженно полководец, - Если тебе необходимо избавиться от своей тысячи, или надоела собственная голова – езжай. Вам укажут дорогу.

Ассириец ничего не ответил, лишь гневно сверкнул глазами из-под полумаски и выскочил наружу, чуть полог не сорвал.

-Безумец! Ему не терпится поскорее умереть, - зло ухмыльнулся Артатама. – Ассирийцы все такие, поэтому от них никакого толку. С ними невозможно воевать: никакого разума – одно упрямство. Пускай поищет этих хеттов, а мы будем веселиться. В Вашшукканни, наверное, уже облизали все кувшины в винных погребах.

Тоопека не слышал этого разговора. Когда вошел ассириец, он, воспользовавшись тем, что на него никто не обращает внимания, выскользнул из шатра.

Утром лагерь проснулся под бой хухупалов. Шатры быстро свернули. Колонны двинулись в сторону Киццуватны. Хемиша и Тоопека гнали лошадей позади обоза. Хемиша приметил повозку, запряженную мулами. На пыльных мешках с крупой сидел Фазарука. Горец попытался приблизиться, но стражники отогнали его.

Дорога петляла среди крутых склонов, поросших высокой травой. Иногда появлялись густые пролески. Порой край дороги вплотную подходил к глубоким обрывам. Копьеносцы шли вялым шагом. Копья несли на плечах, щиты закинули за спину.

Хемиша вдруг заметил на себе пристальный взгляд одного из командующих сотней, что охраняли обоз. Тот следил за каждым его движением, стараясь, что-то припомнить. Горец сделал вид, будто дремлет в седле, а сам внимательно прислушивался. Лошади покорно следовали за вожаком. Вдруг горец услышал тявканье шакала. Этот звук вывел его из оцепенения. Он остановил коня и спрыгнул на землю. Тут же митаннийской сотник с двумя воинами направились к нему.

- Почему остановился? – закричал один из копьеносцев.

-Он же немой, - рассмеялся сотник. Но в его смехе послышалось злорадство. – Ты спроси его по-хеттски.

Он подошел к Хемише вплотную и, нагло глянув в глаза, произнес:

- На хеттском говоришь, собака? Или на лувийском?

- Говорю! – сквозь зубы процедил Хемиша, отвечая ему таким же наглым взглядом.

- Ха! Немой вылечился! – торжествовал митанниец. Его глаза налились злобой, а скулы нервно задергались. – Я только сейчас вспомнил, где я видел эту скотину в леопардовой шкуре. Он возглавлял конницу Суппилулиумы. Все! Пришел твой конец!

- Да. Я возглавлял конницу непобедимого Суппилулиумы, - спокойно ответил Хемиша. Он делал вид, что поправляет попону из овчины, сам внимательно следил за противниками.

- Так чего ты ждешь! – удивился военачальник. – Падай на колени и моли о пощаде!

- Зачем, - усмехнулся горец. – Все равно, ты сейчас умрешь.

- Еще издеваешься!

Митанниец потащил из ножен меч, но не успел обнажить оружие. Хемиша кошкой метнулся к нему и тут же отскочил. В руках он держал окровавленный нож. Сотник захрапел, забулькал и повалился на землю с перерезанным горлом. Один из митаннийцев направил на Хемишу копье. Горец больно кольнул своего коня. Тот взвился на дыбы и обрушил удар копыт в грудь противника. Митанниец отлетел. Из открытого рта хлынула кровь. Третий кинулся на Хемишу. Но горец проскочил под его копье и воткнул нож в живот по самую рукоятку.

Хауси выскочили из кустов и набросились на охрану обоза. Хемиша кинулся к Фазаруке, чтобы освободить его. Но тот сам развязал путы на руках и, завладев оружием одного из стражников, отчаянно сражался.

В основной колонне митаннийцы услышали шум за спиной. Пока они сообразили: в чем дело, пока развернулись, вся охрана обоза была перебита.

Отряд горцев, оседлав скакунов, рванул вверх по склону горы. Фазарука нагнал Хемишу.

- Спасибо, что выручил.

- Рано радуешься, - остудил его Хемиша. Нас травят, как волков. Все дороги перекрыты.

- Надо обязательно вырваться, - горячился Фазарука. – Суппилулиуме грозит опасность. Иссихасса хочет захватить Хаттусу и свергнуть лабарну.

Вскоре перед ними вырос густой непроходимый лес. Заросли кизила стелились до самой вершины. Проехав по единственной узкой тропе, всадники оказались на краю обрыва. Горцы повернули назад, но было уже поздно. Митаннийцы цепью поднимались вверх по склону.

- Слушай меня! - крикнул Хемиша. - У кого есть веревки, несите сюда, рвите одежду и связывайте. Нужно спуститься вон до того уступа. Дальше можно добраться к дороге. Я попробую прорваться с конями.

Горцы принялись вязать веревки. Несколько воинов схватили топоры и начали возводить непроходимые завалы, валя маленькие корявые деревца. Когда все было готово, они спрятались за деревья и приготовили луки.

Вскоре раздался треск. Митаннийцы пытались пройти через завалы. Свои большие прямоугольные щиты им пришлось оставить, так как с ними невозможно было преодолеть нагромождения из поваленных деревьев. Когда над завалами появились кожаные шлемы, тут же зашуршали стрелы. Митаннийцы отпрянули, но командиры вновь погнали воинов вперед. Самые смелые пытались очистить путь, орудуя топорами. Им не удалось сделать многого: Хауси славились меткими стрелками, и каждая выпущенная стрела точно поражала противника. Потеряв человек тридцать, митаннийцы отступили.

Наконец веревка достала до уступа. Улия, он был самым легким, быстро заскользил вниз. По лесу потянулся запах гари. Лошади заволновались и зафыркали, тревожно втягивая воздух влажными ноздрями. Митаннийцы подожгли лес со всех сторон.

- Скорее уходите! – поторопил Хемиша.

- Ты один справишься? – спросил Фазарука, увидев, как предводитель горцев крепит вокруг туловища коня какие-то хитрые узлы.

- За меня не беспокойся. Я встречу вас внизу.

Огонь уже показался над вершинами деревьев и пополз вглубь леса. Кони выскочили из огненного кольца прямо на ряды митаннийцев.

-Лошади без всадников, - крикнул один из воинов Артатаме.

- Отлично, - удовлетворенно кивнул военачальник. – От них сбежали кони, испугавшись пламени. Скоро и сами поджаренные хетты появятся, - не будут же они гореть заживо. Пусть ряды разомкнутся и пропустят табун. Кони нам только помешают. Лучники к бою. Предстоит великолепная охота.

Стена щитов и копей разомкнулась. Табун стремительно пронесся вниз. Хемиша вынырнул из-под брюха коня и погнал табун к дороге. Пока враги караулил горцев наверху, они благополучно спустились с обрыва, не считая сбитых колен и локтей.

Солнце садилось за горы. В его последних догорающих лучах показались невысокие крепостные стены большого города. Хемиша направил отряд к крепости, решив, что возле своих стен митаннийцы не будут искать сбежавших хеттов.

Наступила ночь. Темнота спутала силуэты окрестных гор, спрятала от путников дорогу, приглушила звуки. Вспыхнули звезды – вечные спутники ясных южных ночей. Всадники спешились в небольшой ложбинке. Здесь же весело журчал ручеек, пробиваясь среди камней. Кони жадно припали к воде. Когда животные напились и отошли пощипать траву, к воде подошли люди. Хемиша выставил охрану, остальные без сил попадали на землю и тут же уснули.

В полночь выплыл Кушух на печальной лунной ладье, заливая уснувший мир холодным зеленоватым светом. Хемиша поднял воинов. Отряд вновь продолжил путь.

Забрезжил рассвет. Неясные очертания скал становились четче. Усталые звезды гасли, а вершины розовели. Чудесное ясное утро прогоняло серые сумерки, отвоевывая у мрака овраги и ложбинки. Клочья старого тумана таяли в прозрачном воздухе. Первые лучи горячего солнца ласково коснулись просыпающейся земли. Всадники грянули гимн Богу Солнца:

 

Солнцу - слава! В сердце человеку

Смотришь, Солнце, прямо с высоты,

Сердца твоего ж никто не видит.

Если кто-нибудь поступит дурно,

Ты вверху увидишь и осудишь.

Я иду своей дорогой правды.

Кто б не поступил со мною дурно,

Солнце, пусть увидишь ты его!

 

- Хемиша! – окликнул предводителя Фазарука и показал назад.

Вглядевшись, он увидел еле заметное облачко пыли. Самый зоркий воин поскакал на высокий холм. Вскоре дозорный вернулся. Их преследуют всадники. Отряд во много раз больше. Горцы подстегнули коней. Дорога круто взмывала вверх. Впереди показалась небольшая, но высокая сторожевая крепость. Надо было как-то проскочить мимо нее.

- Готовься к бою! – скомандовал Хемиша.

Отряд направился прямо к крепости. Уже отчетливо виднелись очертания стен, сложенные из булыжника. На стенах блестели шлемы и пики стражников. Узкая дорога упиралась в деревянные ворота, наглухо закрытые, и выскакивала где-то вверху за крепостью, теряясь в горах.

-Кто такие? Остановись! – крикнули со стен.

Хемиша подал знак. Всадники остановились, а он с Фазарукой, сохраняя спокойствие, подъехали ближе. Фазарука, владевший хурритским в совершенстве, крикнул:

-Я посланник солнцеподобного и мудрейшего из всех живущих правителей, властителя благодатной Митанни – Тушратты. Правитель послал меня с важным поручением в Лусну. Туда я и направляюсь со своими мешедями.

-Нам никого не разрешено пропускать без печати Властителя.

-Разрешение есть, - невозмутимо ответил Фазарука, вытаскивая из дорожной сумки тонкий кусок телячьей кожи. – Здесь приказ и печать самого солнцеподобного.

На стену поднялся молодой воин в бронзовых доспехах, по всему видно – начальник. Он перегнулся через стену по пояс и опустил вниз копьё.

- Привяжи документ к наконечнику. Я подниму и посмотрю.

Фазарука изобразил на лице страшный гнев и грозно рявкнул:

-Свинья! Знает ли твоя безмозглая башка, с кем разговаривает? Спустись сюда и прочти в моих руках, если не хочешь быть высечен плетьми, как жалкий раб!

Воин исчез обратно за стеной, и что-то стал обсуждать с подчиненными. Хемиша все это время тревожно оглядывался назад. Облако пыли быстро приближалось. Наконец ворота отворились. Митанниец вышел с недовольной миной на лице, в сопровождении четырех копьеносцев. Но когда он нехотя протяну руку за пергаментом, Фазарука схватил его, сильным рывком взвалил на холку коня и приставил нож к шее. Сопровождавшие его копьеносцы тут же упали, сраженные стрелами.

-Одно движение – и я проткну ему горло! – хрипло прокричал Фазарука.

Митаннийцы с раскрытыми ртами застыли на стенах, не смея пошевелиться. Всадники, тем временем, вихрем пронеслись через укрепление и вылетели в противоположные ворота, прочь – на свободу!

Сзади туча пыли уже превратилась во всадников, мчавшихся во весь опор. Поздно! Хемиша усмехнулся и поскакал вслед за Фазарукой, который цепко держал свою жертву. Взобравшись высоко в горы, митаннийца отпустили. Он, словно напуганный заяц, помчался вниз к крепости под веселый свист и улюлюканье. Всадники Хауси воспрянули духом. Внизу, под ногами осталась проклятая земля врагов: скудные пастбища и небольшие пролески, холмы, поросшие чахлым кустарником. Меж холмами вилась дорога, ведущая к опозоренной крепости. Сама крепость казалась крошечной скорлупкой. К ее стенам подлетела опоздавшая погоня. Командующий отрядом что-то дико кричал. Его горячий конь нетерпеливо крутился под седоком.

Хемиша, на виду у врага, гарцевал на низеньком крутобоком скакуне и громко смеялся, выказывая тем самым презрение к врагу. Командующий ассирийцами успокоил разгоряченного коня, скинул шлем, приставил к глазам руку, закрываясь от слепящего солнца и внимательно вглядывался на уходивших Хауси.

-Господин, прикажи – и мы их догоним. Живыми никто не уйдет. – Предложил ему один из старших воинов.

-Не стоит, - возразил Алунита. – Их не так просто догнать. У них кони крепче. Тем более, среди всадников много метких стрелков. В стычке с ними мы потеряем много людей.

-Господин, ты боишься за нас? Но мы же воины! – удивился обиженно старший. – Или ты не веришь в наши силы, в нашу отвагу?

- Верю. Поэтому и боюсь, - загадочно ответил командующий. Затем он сложил ладони у рта и, что есть мочи, крикнул: - Улу-ра-ра!

Многократное эхо слабо донесло крик до ушей Хемиши. Он круто развернул коня. Животное недовольно захрапело.

-Мне послышалось? – у самого себя спросил горец. Он в нерешительности постоял на краю обрыва, высматривая кого-то внизу, затем махнул рукой и поспешил за своими.

Кони шли легко. Солнце светило все ярче, согревая усталых путников. Разряженный холодный горный воздух сам лился в легкие, раздувая грудь до предела. Дышалось легко и свободно. Всадники затянули боевую песню. Радость переполняла их сердца. Наконец-то после стольких мучений они вступят на родную землю. Теперь им не надо прятаться и убегать. В пределах Великой Хатти – они дома. А когда горы расступились, и внизу показались, залитые солнцем зеленые поля с голубыми лентами рек, горцы, как один грянули боевой клич: «Улу-ра-ра!» Все спешились и возблагодарили молитвами Богов за спасение.

-Смотрите! Еникей! – воскликнул Хемиша. – Всем на колени!

Люди попадали на колени и устремили взоры на горный уступ, нависавший высоко над дорогой. На скале, гордо подняв голову с ветвистыми рогами, стоял олень. Величественное животное долго неподвижно взирало сверху на людей, затем медленно удалилось. Обезумевшие от счастья воины громко славили своего покровителя – могущественного бога Еникея.

 

12

 

Отряд Хауси выехал к Тувануве. Впереди показался большой город с высокими крепостными стенами и множеством сторожевых башен. В Тувануву решили не заезжать. Город отвоевала себе Арцава еще при лабарне Тудхалии. Всадники остановились возле реки попоить лошадей. Но место показалось неудобное для стоянки. Решили отойти подальше от города. Хоть арцавцы и не посмели бы напасть на неустрашимых горцев и воинов Суппилулиумы, но приветливой встречи от них, так же, не стоило ждать.

Горцы медленно поднимались на холм. Вдруг Хемиша резко осадил своего скакуна и схватился за копье. Фазарука подскакал к нему и увидел в трехстах шагах впереди лавину всадников. Конница двигалась прямо на них, перестраиваясь на ходу в боевой порядок.

-Ассирийцы! – изумился Фазарука. – Как они успели нас догнать?

- Видать, шли по пятам, - предположил Хемиша. - Уйти не успеем. - И обернулся к своим воинам: - К бою! Мы не посрамили честь свою на земле врагов, сумеем со славой погибнуть на родной земле.

- Не спеши умирать, храбрый воин, - остановил его Тоопека. – Приглядись по лучше. Неужели ты не замечаешь над их головами знамя Еникея? Это всадники Хауси.

Действительно. Как он сразу не заметил высокий шест с оленьими рогами. Хемиша всегда был зорким и внимательным, но напряжение последних дней давало о себе знать.

Всадники грянули боевой клич. С другой стороны ответили тем же. Потрепанная сотня Хемиши встретилась с пятью сотнями горцев, успевших уйти вместе с армией Суппилулиумы. Всадники спрыгивали с коней и бросались в объятия друг друга. Радости не было конца.

Вскоре запылали яркие костры, зазвучали песни. Из города сразу же набежали пронырливые торговцы. Они принесли вино, фрукты, медовые лепешки, мясо. Воины не скупились и особо не торговались.

-Мы разослали гонцов во все стороны, рассказывал Хемише один из вождей, - но перевалы закрыты митаннийцам. Войска разошлись по городам. Суппилулиума с частью армии ушел к Хаттусе, а нам разрешил остаться под Туванувой. Мы ждали тебя долго. Уже отчаялись. Никаких вестей. Наконец решили, что ты погиб или попал в плен. Начинали подумывать, как набрать серебра для выкупа. Еникей молчал и не давал никаких знамений, сколько бы мы к нему не взывали. Наконец, сегодня снялись с места и решили ехать к Хаттусе, как вдруг увидели вас.

Хемиша и его несколько товарищей наперебой рассказывали о своих злоключениях. Кое-где приврали, кое-что пропустили. Но стыдиться было нечего – все горцы проявили нечеловеческую выдержку. А отваги у каждого хватило на десятерых. Слушатели только охали, да ахали и смеялись над растяпами – митаннийцами.

Маленький старикашка ходил между горцев и, тряся седой козлиной бородкой, предлагал волшебные корни от всех болезней. Все вокруг веселились, охотно покупала вино и хлеб, но никто не обращал внимание на лечебные снадобья. Старик совсем отчаялся и уже собирался уходить обратно в город с непроданным товаром, как вдруг заметил воина, сидевшего отдельно от всех. Воин дремал, подтянув колени к груди. Старичок мелкими шажками засеменил к нему и писклявым голосом пропел ему над ухом:

- О могучий и смелый воин, не знающий равных в бою. Я вижу, что тебя одолела печаль. Может быть ты ранен, или болен? Я тебе помогу. У меня есть хорошие средства от всех недугов: от сглаза, от злых духов, от неудач, от бессилия. Только я знаю, где растут волшебные растения. Давным-давно их посадила сама мать Сауска.

Воин неожиданно схватил старика за бороденку и, насмешливо строго закричал:

- А-а! Старый шарлатан! Ты все торгуешь, никому не нужными корешками! Тебя еще не искупали в канаве с дерьмом за такое знахарство?

-Мудрейший Тоопека, - взмолился старичок. – Отпусти меня, великий врачеватель. Прости, что не признал тебя сразу. Не гневайся на меня. Я старый, бедный, весь больной.

- Больной! Почему же не лечишься? Ведь у тебя снадобья от всех болезней.

- Отпусти мою бороду, - плаксиво завизжал старичок. – Мои снадобья помогают только другим, на меня они не действуют. Так велели Боги.

-Ладно, садись. – Тоопека отпустил бороду и принялся рассматривать корни, заодно поучая старика: - Вот этот – выкинь, он ни от чего не помогает; этот можешь слопать сам, когда будешь голодным, он повышает аппетит; этот больше никогда не выкапывай и никому не давай: если с ним неумело обращаться, то можно отравиться; отвар из этого можешь дать своему ослу, когда у него будет расстройство желудка. Ага! Хоть один настоящий лечебный корень принес. Я у тебя его куплю. – Тоопека сунул старику в сморщенную ладонь тонкое серебряное кольцо.

Но старик абсолютно не обращал внимание на корни, которые полетели в огонь, ни на серебряное кольцо. Он выпучил слезящиеся от старости глаза, вращал ими по сторонам, а затем дрожащим шепотом спросил:

- Мудрый Тоопека, я вижу перед собой доблестных воинов великой Хатти, которые дерутся с врагами, будто львы, и готовы все, как один, лечь костьми за свою родную землю и за божественную власть лабарны. Но я не могу понять: какому правителю вы служите?

-Чего ты там болтаешь? – Фазарука уловил краем уха слова старика. Он схватил его за шиворот грязной хубике и хорошенько встряхнул. – Разве в Хатти несколько правителей? Или что-то случилось с лабарной Суппилулиумой?

- Выкладывай все, что знаешь! – пригрозил ему Тоопека.

-Все скажу! Все, что видел и слышал! – испугано запричитал старик, весь, дрожа от страха. – После поражения хеттской армии сюда прибыл жезлоносец лабарны Суппилулиумы, благородный Иссихасса. Сразу же после его прибытия во все концы полетели гонцы. У гонцов в сумках лежали глиняные таблички с секретными приказами. Затем по городу поползли слухи, будто божественный Суппилулиума не вынес позора поражения и в Хаттусе покончил с собой. Еще говорили, что его династия проклята Богами. Теперь правление великой Хатти берет на себя, не знающих себе равных, наимудрейший Иссихасса. Из Уды вчера прибыла тысяча копьеносцев Арцавы. К ним присоединились еще четыре сотни из Туванувы. Сегодня на рассвете войско двинулось к Хаттусе.

- Еще что знаешь? Говори! – Сверкая гневно глазами, допрашивал Фазарука, тряся старика за шиворот.

- Меня среди ночи подняли с постели и потащили во дворец телепурия. Этот жирный Иссихасса, который объявил себя правителем, где-то по дороге сильно ушиб ногу. Я вынужден был его лечить, - признался с отвращением рассказчик. – Когда я занимался его ногой, прибыл гонец от Тушратты. Его звали Ибиссаха. Они общались по-хурритски, думая, что я ничего не понимаю. Но я хорошо знаю этот язык. Сам же прикинулся, будто не вразумлю ни слова. Посланник сказал, что как только Иссихасса захватит Хаттусу и низложит Суппилулиуму, к нему в поддержку подойдут каскийцы и воины из Ахеявы. Сам Тушратта сможет послать только три тысячи из своего войска под командованием Артатамы.

Фазарука резко выпрямился. Голова его горела от тревожных мыслей. Он решительно направился к костру, где сидел Хемиша.

Вождь Хауси с воинами пускал по кругу большую серебряную чашу финикийской чеканки, наполненную красным пахучим вином.

- Мне приятно было смотреть, - говорил Хемиша, как вы, заметив нас, ловко выстроились в боевой порядок.

- Мы ждали нападение в любую минуту, - ответил один из вождей, - спали с обнаженными мечами.

- Кто посмел вам угрожать? – поинтересовался Хемиша.

- К нам прискакал какой-то грязный арцавец и наглым тоном приказал предстать перед очами великого Иссихассы, к тому же, присягнуть ему на верность. Пришлось этого наглеца отстегать варасамами и прогнать обратно в Тувануву. После этого случая, арцавцы решили ночью напасть на нас. Хорошо, что боги одарили горцев чуткими ушами и зоркими глазами. Наши дозорные вовремя заметили шакалов. Арцавцев было намного больше, поэтому мы ушли, уклонившись от боя.

-Хемиша! – Фазарука тронул его за плечо. – Надо поговорить.

Вождю не хотелось оставлять горцев. Так приятно было сидеть на мягкой траве возле костра и спокойно потягивать вино. Но по встревоженному лицу друга он понял - случилась беда.

Они отошли в сторону. Фазарука сказал:

- Лабарне Суппилулиуме грозит опасность. Предатель Иссихасса сейчас с войсками направляется к столице. Он хочет убить повелителя и захватить власть. Если ему удастся совершить злодеяние, Тушратта поддержит его войсками.

- Грязная свинья! – выругался Хемиша, до боли в пальцах, сжав рукоять меча. – Что будем делать?

- Надо действовать спокойно и быстро. Я думаю, врагов к Хаттусе подойдет не больше двух тысяч. Ты поднимай воинов и спешно двигайся к столице. Я же постараюсь опередить предателя и предупредить лабарну, ведь заговор может проникнуть и в халентуву. Среди сановников найдется достаточно подлецов, которые, во имя спасения собственной шкуры или ради более высокого чина, готовы перерезать всех родных и друзей.

- Скачи, а мы последуем за тобой, - согласился Хемиша. – Хоть в наших телах усталость, а в головах играет вино, но кроме нас некому помочь правителю.

- Постойте! – К ним подошел Тоопека. – Фазарука – слишком известный человек в Хатти. Дозорные Иссихассы или предатели в Хаттусе могут узнать и убить его. Я же сумею проскочить незамеченным.

- На тебя вся надежда! – согласился Фазарука. – Но мчись, как можно быстрее. Коня не жалей.

 

13

 

Лабарна Суппилулиума сидел в пустом темном зале. Опухшие веки наполовину прикрывали красные от бессонницы глаза. Перед правителем стоял накрытый стол с множеством закусок и напитков. Но лабарна не притронулся ни к одному кусочку. Он забыл о еде и сне. Тяжелые мысли подавляли сон и аппетит.

- Цула! – громко позвал лабарна. Его напухшие веки приподнялись, обнажая темные усталые глаза. Скулы напряглись.

Тяжелой поступью вошел Цула. Верный телохранитель, еще со времени сражения ни разу не снимал помятые доспехи. Кое-как перевязанные раны слабо кровоточили, но он не обращал на это внимания.

- Ты звал меня, Солнце мое?

- Гонцы не появлялись? – спросил повелитель, невольно прислушиваясь к собственному голосу. Как-то он звучал неестественно, глухо.

- Никого не было. На границах пока все спокойно, - ответил Цула. – На всех перевалах и на всех дорогах расставлены дозоры. В приграничных крепостях усилена охрана. Но Митанни ведет себя спокойно.

- Странно поступает Тушратта: ни в Тувануву, ни в Милаватну не послал подкрепления. Неужели он настолько уверен в своей победе? Такое затишье мне не по душе, - настороженно произнес Суппилулиума, опять прислушиваясь к темноте. – Или мы их, действительно, сильно помяли, или Тушратта что-то замышляет. Боги мне подсказывают, что приближается какая-то опасность. – Глаза лабарны беспокойно забегали. – А что слышно об Иссихассе или о Фазаруке? Где сейчас Хемиша?

- После того, как нам удалось уйти из Митанни, никакие вести не перелетали через Бычьи горы. Боюсь, что мы навсегда потеряли самых верных воинов - Фазаруку и Хемишу. – Брови великана гневно сдвинулись. – А Иссихасса…

- Постой! – Суппилулиума резко встал. – А если Иссихасса во главе с вражеским отрядом подойдет к Хаттусе? Ведь дозорные его пропустят, ничего нам не сообщив.

Цула побледнел, осознав справедливость слов лабарны. Во всей Хатти Иссихассу знают, как жезлоносца лабарны и храброго полководца.

Суппилулиума сел обратно за стол и тяжело вздохнул.

- Будем надеяться на Богов, - пытаясь успокоиться, произнес он. – Главное: не растеряться и не суетиться. Сколько у нас сейчас в городе воинов?

- Мало. Около пяти сотен. Остальных пришлось распустить; содержать и кормить мы их не в состоянии.

- Я знаю, - согласился лабарна с горечью. Он нечаянно перехватил взгляд Цулы. Тот украдкой, голодными глазами, поглядывал на стол, где стояло множество блюд, и невольно сглатывал слюну.

- Ты голоден. Садись, раздели со мной ужин, - пригласил его лабарна. – Мне кусок в горло не лезет.

- Благодарю тебя, Великий. Но я сыт, - пробурчал великан, пристыжено опустив глаза.

-Садись! – настойчиво повторил Суппилулиума. – Я вижу, голод тебя обессилил, а мне нужны сильные слуги. У меня осталось их всего двое, кому я могу доверить жизнь: ты, да вот этот юный воин. – Лабарна показал на спящего мальчика с перевязанным плечом. Барбиша свернулся клубком на шкуре козла у ног Суппилулиумы и беспокойно вздрагивал во сне.

Цула присел на край скамьи и, дрожащими руками, скромно отщипнул кусочек пресной ячменной лепешки.

По залу пронеслось легкое шуршание. Занавесь у входа откинулась, и перед сидевшими предстал высокий человек в черной одежде. Суппилулиума мгновенно выхватил кинжал. Цула прыгнул в сторону, обнажая меч. Барбиша, дремавший у ног лабарны, вскочил с воинственным визгом, выставляя перед собой острый нож. Он оскалился, словно волчонок, закрывая собой правителя. Его лицо выражало столько бесстрашия и решимости, что не каждый бы посмел на него напасть.

-Успокойтесь, - сказал призрак мягким голосом, - я ваш верный слуга. Меня зовут Тоопека.

- Где-то я уже слышал твое имя, - попытался вспомнить Суппилулиума.

- Это лекарь из нашего отряда, - обрадовался Барбиша. Но тут губы его задрожали, и он с тревогой в голосе спросил: - А где отец?

- Хемиша и Фазарука живы, - успокоил их Тоопека. – Они сейчас спешат к Хаттусе.

- Но как ты сюда попал? – насторожился Цула. - Ведь халентува хорошо охраняется.

- Не гневайся на стражников. Они честно несут службу. Но я могу пройти мимо человека, и он меня не заметит.

- Ты колдун? - немного успокоился Суппилулиума и вложил кинжал в ножны.

- Многие считают меня колдуном, - ответил Тоопека.

- Ты принес хорошие вести: Хемиша и Фазарука живы и свободны. Но как им удалось вырваться из лап Тушратты?

- Это длинная история. Времени нет рассказывать. Меня привело сюда спешное дело.

- Говори.

- Тебе и всей Великой Хатти грозит беда. К Хаттусе двигаются враги. Возглавляет их Иссихасса. Я видел вражеские колонны в какой-нибудь данне от города. Предатель Иссихасса решил покончить с тобой и взять власть в свои руки. Его поддерживает Митанни, Арцава, Ахеява и Каски.

Суппилулиума вспыхнул. Глаза его загорелись. Усталость мгновенно улетучилась.

- Боги мне подсказывали. Вновь все ополчились против нас. Цула, - крикнул он великану. – Поднимай стражу. Пусть вооружаются все: повара, стольники, музыканты. Хаттусу нам не удержать – слишком мало сил. Пусть воины спешат к халентуве. Здесь будем обороняться.

- Удержим ли? – несмело спросил Цула. – Может поднять весь город?

- Город поднять не успеем. Да от ремесленников и торговцев мало толку. А биться в меньшинстве нам не впервой.

Через ворота лабарны в город, ощетинившись копьями, вливались ряды арцавцев. Разбуженные горожане высовывались из калиток. Некоторые, самые смелые выходили на улицу поглядеть: что за шум? Но их пинками загоняли обратно в дома. Крепостная стена, после короткого боя, была взята. Ряды захватчиков насчитывали около двух тысяч. Помимо воинов Арцавы пришли войска южных лувийских племен, верные Иссихассе и недовольные правлением Суппилулиумы. Они готовы были признать нового лабарну. Скоро весь город оказался в руках захватчиков. Отряды стекались к Южной цитадели, внутри которой располагалась халентува.

Во главе одной из колонн в боевой колеснице стоял с величественным видом Иссихасса. На голове его сиял золотой шлем, подобный шлему лабарны. Конями правил Ибиссаха. Внутри халентувы, к тому времени, окончилась суматошная подготовка к обороне. Стены Южной цитадели хранили мрачное молчание. Над гребнями стен виднелся частокол пик. На оборону взошли все воины, слуга и мешеди. Даже женщин-невольниц заставили надеть боевые шлемы, чтобы осажденных воинов казалось намного больше, чем на самом деле.

Лабарна услышал позади себя возню и обернулся. К нему подбежали все его сыновья в полном вооружении.

- Солнцеликий лабарна, разреши нам сражаться рядом с тобой, - попросил, немного заикаясь, Мурсили. Он слыл самым храбрым из детей правителя.

Лабарна обнял каждого и твердо, стараясь сдерживать волнение, ответил:

- Я вижу, что мои сыновья не трусы, и с большой радостью разрешил бы вам сражаться рядом со мной. Но вы должны уйти. В вас течет кровь правителей. Вы – будущее Хатти, и должны уцелеть. Как только начнется штурм, немедленно уходите из города и спешите в Куссару. Там сейчас стоит войско Богини Вурусему. Найдете в Куссаре достопочтенного Хухулилллу. Хоть он и старик, но поможет вам. Идите. На вашу жизнь выпадет еще много битв.

Сыновья, понурив головы, ушли. Взгляд Суппилулиумы упал на мальчика, стоявшего рядом. Юный воин держал лук на изготовке и зорко вглядывался в ночной город.

- Барбиша, - окликнул его лабарна, - ты честно служил мне. Боги не забудут твоих подвигов. Теперь же, уходи вместе с моими сыновьями.

Барбиша недовольно оглянулся и, стараясь придать голосу более низкие нотки, ответил:

- Прости меня, Солнце, но я никуда не уйду. Я клялся перед Еникеем, что буду защищать тебя до последней капли крови. Если враги схватят лабарну, то только после того, как разорвут меня на куски.

- Уходи. Ты не знаешь, как безжалостны арцавцы, - попробовал запугать его Суппилулиума.

- Скорее Цула покинет тебя, чем я, - огрызнулся Барбиша. – Как потом мне смотреть в глаза отцу? Что я скажу Еникею?

Их разговор прервали копьеносцы, появившиеся под стенами. Барбиша прицелился и послал стрелу точно одному в глаз. Тот дико вскрикнул, завертелся на месте и упал. Стрелы градом осыпали передние ряды. Нападающие отступили.

Иссихасса рассчитывал внезапно ворваться в халентуву и всех перерезать, но, увидев мешедей Суппилулиумы, готовых к бою, от досады скрипнул зубами и зло прошипел:

- Какая-то гадина предупредила лабарну!

- Мой господин, не стоит сразу лесть на штурм, - посоветовал Ибиссаха. – Защитников много. Если даже мы овладеем халентувой, то, все равно, можем упустить Суппилулиуму. Если ему удастся вырваться из города, то он тут же поднимет войска в Куссаре или в Цапланде. Тогда – мы погибли.

 

- Что ты предлагаешь?

- Надо ждать, когда подойдут каскийцы или ахеявцы.

- Я не верю этим трусливым собакам. Каскийцы до сих пор дрожат при упоминании одного имени Суппилулиумы. Надо попробовать запугать осажденных. Если не получится – идти на штурм.

По приказу Иссихассы, цитадель обложили со всех сторон. Спешно сооружали лестницы. Стрелки попытались обстреливать стены. Иссихасса долго всматривался и, наконец, среди медных и кожаных шлемов защитников заметил золотой. Он подъехал ближе и заорал наглым властным голосом:

-Эй, Суппилулиума! Ответь!

- Зачем ты пришел, собака? – крикнул лабарна.

- Побесись, - издевался толстяк. – Твоему правлению пришел конец. Ты не в состоянии управлять страной. Она погибает, благодаря твоим бредовым затеям. Только безумец, подобный тебе, может идти со слабым войском на несокрушимую Митанни. Теперь придется уступить трон мне. Я просто вынужден взять власть в свои руки.

- Захотел власти, жирная свинья! Теперь я понял, зачем ты так торопил меня идти на Митанни – хотел ослабить меня. На снаряжения войско отдал половину своих богатств, заранее рассчитывая, что вскоре получишь во много раз больше. Теперь мне понятно, почему ты так усердно укреплял города, подчиненные тебе.

- Ты понял слишком поздно, и расплатишься за свою нерасторопность - головой. А на счет богатства – ты прав: я люблю роскошь и хорошо поесть. Не все же тебе наслаждаться, - с самодовольной ухмылкой признался Иссихасса.

- Да уж, жадность твоя не знает предела: продался сам и продал родную землю такому же подлецу – Тушратте. Побойся Богов. Неужели посмеешь пойти против священного закона Телепину? Против воли панкуса?

- Плевал я на панкус! – заорал Иссихасса, брызгая слюной. – И не смей попрекать меня законом Телепину. Как ты поступил со своим братом – лабарной Арнувандой, так я поступлю с тобой. Ты послал убийцу к Арнуванде и ответишь за это злодеяние перед Богами. Во мне же, Боги нашли руку правосудия, и я поступаю по их мудрому решению.

- Чтоб у тебя язык отсох! Как смеешь обвинять меня в убийстве, которого я не совершал!

-Спроси у своей жены, таваннанны Фыракдыне. Она напомнит те времена, и кто занес нож на правителя. И вообще, мне надоело тратить попусту время на болтовню с тобой. Ты не достоин этого. Даю срок на раздумье до восхода луны. Если не откроешь ворота, я прикажу штурмом взять халентуву и перерезать всех, как овец. Живыми не уйдет никто.

Иссихасса смолк. Халентува вновь погрузилась в напряженное молчание. Край неба за грядой гор осветился холодным сиянием. Скоро появится луна. Последует неравный бой, и все погибнут. Где же Хемиша. Суппилулиума начинал нервничать. Три раза посылали лазутчиков, чтобы те попытались выскользнуть из города. Но затея оказалась напрасной. Арцавцы стерегли каждый проулок. Всех троих схватили и, на глазах у осажденных, закололи копьями.

Тем временем к Центральным воротам подъехали несколько всадников.

- Остановись! – крикнул арцавец, охранявший ворота. В проходе появились воины с прямоугольными щитами из сплетенной лозы. - Кто такие?

Хемиша выехал немного вперед и важно произнес:

- Мы посланы могучим и непобедимым правителем благодатной страны Митанни – величайшим и мудрейшим Тушраттой. Везем славному лабарне Иссихассе пленника по имени Фазарука.

- Вы прибыли вовремя, - обрадовался начальник стражи. – Сейчас схватят и казнят Суппилулиуму. Его жезлоносец составит компанию. Новый лабарна великой Хатти будет очень рад. Пропустите посланников.

Всадники проехали в город.

- Как твое имя? – спросил начальник охраны. – Мне надо сообщить срочно благородному Иссихассе приятную новость. Он тебя щедро наградит.

- Мое имя Хемиша, - бесстрашно ответил горец. – Я предводитель племен Хауси и телепурий Верхней страны.

- Измена! – закричал арцавец, но было уже поздно.

Охрану перебили. Ворота распахнули настежь. Лавина всадников неудержимо хлынула в Хаттусу.

Краюшек луны показался над горизонтом. Иссихасса взобрался на колесницу и прокричал.

- Эй, Суппилулиума! Время на раздумье вышло.

Вдруг он увидел, как на гребне стены открыто, во весь рост поднялся высохший седой старик. Ветер трепал длинную жреческую накидку и, казалось, вот-вот сбросит вниз немощное тело. Иссихасса узнал в старике Старшего кантикини Киру.

- Остановись, безумец! – воскликнул Кира сильным голосом, совсем не подходившим немощному старику. – Ты разве не понимаешь, на что идешь? Ты погубишь Хатти! Подумай о детях своих.

- Я о них уже подумал, - грубо прервал его предатель и со злостью крикнул Ибиссахе: - Убей его. Он мне всю жизнь мешал своими нравоучениями. Только смотри, на этот раз не промахнись.

Фыркнула тетива, посылая смерть, и Кира упал на руки воинам с пробитым сердцем.

- Грязный убийца! Что ты натворил! – с ужасом и гневом воскликнул Суппилулиума.

- Я еще раз приказываю вам самим открыть ворота, - не слушая его возгласов, завизжал Иссихасса, - или вас всех ждет смерть. Никто не получит пощады.

Стены Южной цитадели ответили градом стрел. Иссихасса выругался, поднял пухлую руку вверх и скомандовал:

- На штурм!

Но его писклявый возглас потонул в боевом кличе воинов Хауси. Громкое «Улу-ра-ра!» раскатистым громом прокатилось по ночным улочкам дрожащей Хаттусы. Этот клич привел в ужас арцавцев и наполнил радостью сердца осажденных хеттов. Конница врубилась в ряды врага, опрокидывая всех на своем пути. С глухим стуком копья прокалывали человеческие тела; мечи и топоры горцев разрубали шлемы арцавских копьеносцев.

-Нас предали! – дрожащим голосом запричитал Ибиссаха.

Он вдруг почувствовал на себе огненный взор Хемиши и не смог совладать со страхом. Всадник прокладывал к нему дорогу, сея вокруг смерть.

- Гони скорее к Львиным воротам! – закричал Иссихасса, вцепившись покрепче в поручни колесницы.

Кони рванулись и помчались во всю прыть. Ибиссаха без устали хлестал скакунов по крутым бокам. Воины Арцавы не смогли выстроиться боевым порядком. Их смешали и разогнали по узким улочкам. А в халентуве распахнулись ворота, Сам Суппилулиума повел мешедей в бой. Арцавцы бежали из города, бросая оружие, проклиная Хаттусу и тех, кто их сюда привел. Большинство из них перебили или взяли в плен.

Когда окончился бой, Хемиша и Фазарука подошли к лабарне. Жезлоносец и вождь Хауси встали перед правителем на одно колено. К ногам лабарны они положили окровавленные клинки. Суппилулиума поднял оружие и отдал обратно воинам со словами:

- Примите мечи из рук моих, а с ними сердце мое и мысли мои. Отныне вы мне не слуги, а кровные братья.

- Солнце наше, достойны ли мы такой чести, - смутился Хемиша. – Мы, всего лишь выполняли клятву.

- И только вы достойны. Если великая Хатти не погибла еще, то только благодаря таким бесстрашным и преданным воинам, как вы.

К ним подскочил Барбиша, встал на одно колено и положил свой меч к ногам лабарны, при этом смиренно склонил голову. Суппилулиума улыбнулся, отдал ему меч и сказав:

- Будь всегда бесстрашным и честным воином.

Хемиша хотел отвесить затрещину сыну за дерзость, но передумал; все-таки Барбиша стал воином.

Из ворот Халентувы вышел брат Хемиши, кантикини Танри. Даже в слабом свете факелов были видны слезы на лице.

- Солнце наше! Великие мужи Хатти, - произнес он печально. - Старший кантикини, мудрейший жрец Кира покинул этот мир и направился к Богам. Перед смертью он сказал, что забирает с собой все наши грехи, горести и неудачи.

 

На следующий день поймали всех бежавших арцавцев. Только погоня, посланная за Иссихассой, не смогла настигнуть самозванца. Предателю удалось скрыться. Узнав о провале заговора, каскийцы не посмели вторгнуться в земли Хатти. Ахеявцы развернулись и поспешили убраться, не желая попасть на копья войска Богини Вурусему.

Три тысячи копьеносцев, посланные Тушраттой дошли до Туванувы. Артатама, как только его не отговаривали, решил идти на помощь Иссихассе, а то и вовсе, своими силами взять Хаттусу. Это был самонадеянный опрометчивый шаг. На пол пути к Канишу они попали в засаду, искусно подготовленную Фазарукой, и были разбиты в пух и прах. Лишь самым длинноногим удалось избежать плена.

Для Тушратты потеря трех тысяч воинов, да в придачу десяти новеньких колесниц, оказалась тяжелым ударом. Так глупо потерять отборных воинов! Что за дурак этот Артатама!» Правитель Митанни не мог отойти целую неделю. Метался по двору, словно разъяренный тигр, всех подряд бил плетью и ругался последними словами.

Возможно, он понимал, что могуществу Митанни приходит конец. И даже Боги бессильны отсрочить скорую гибель великой державы.

 

Часть третья.

 

Кровь за власть.

 

1

 

…Передо мной не вставай!

Стала душа моя злою.

Мертвых я видел своими глазами

На Темной Земле,

Праху подобны они…

«Из песни об Улликумме».

 

Суппилулиума решительным движением откинул тяжелую занавесь, скрывавшую вход в покои Фыракдыне. Уже наступила глубокая ночь, и прекрасная таваннанна готовилась ко сну. Небольшую, но богато убранную спальню наполнял завораживающий тонкий аромат благовоний. Серебряные лампадки с тоненькими язычками желтого мерцающего пламени бросали мягкий свет на стены, обтянутые нежно-розовой тканью. Посреди спальни раскинулось просторное мягкое ложе, украшенное золоченой резьбой. Постель скрывал роскошный балдахин из тонкого ассирийского льна спокойного голубого цвета. В одном из углов покоев находилась небольшая золотая истанана: черный куб базальта, на котором стоял лев, вырезанный из голубого мрамора. На спину льва опиралась ногами грозная богиня Сауска. Черты лица и тела правдоподобно сотворил великий мастер из серебра и украсил драгоценными камнями. В другом углу располагался низенький туалетный столик с множеством глиняных флакончиков, маленьких серебряных баночек, золотых гребешков, туалетных ложечек и других прелестных мелочей, необходимых красивой женщине.

Перед столиком на деревянном стульчике с небольшой спинкой сидела сама Фыракдыне. Две девочки-невольницы готовили правительницу ко сну. Таваннанну уже облачили в тонкую ночную хубику с широкими рукавами до локтей. Одна из невольниц расчесывала черные жесткие волосы, плащом укрывавшие плечи и спину правительницы. Широкий гребень из электрона исчезал вместе с кистью в густом водопаде волос. Другая невольница держала зеркальце из полированного серебра с затейливым узором по ободку перед Фыракдыне.

Заметив вошедшего Суппилулиуму, правительница невольно вздрогнула и подала знак прислужницам. Те накинули на плечи таваннанне красную шерстяную андули и, склонившись до земли, попятились из спальни.

- Мог бы предупредить перед приходом. Скоро полночь, - упрекнула его таваннанна, слегка покраснев.

Суппилулиума промолчал. По его мрачному лицу и гневному сверлящему взгляду, Фыракдыне поняла, что лабарна пришел не для выполнения супружеских обязанностей, а для тяжелого неприятного разговора.

Таваннанна покорно ждала, когда лабарна начнет. Суппилулиума же продолжал безмолвно жечь ее взглядом. Наконец Фыракдыне не выдержала и воскликнула:

- В чем ты меня хочешь обвинить? Я в заговоре не участвовала. Наоборот, предупредила тебя перед походом на Митанни, что среди твоих слуг - предатель. Хоть Иссихасса и является мне родственником, однако, никаких тайных дел я с ним не вела. Все мои мешеди взошли на стены и готовы были погибнуть, защищая тебя.

- Я знаю. Если б ты участвовала в заговоре, я бы давно приказал тебя схватить и посадить в темницу, - наконец пробурчал лабарна. – Меня волнует другое: Иссихасса пришел с войсками свергнуть меня и не побоялся гнева Богов. Когда я попытался его укорить, он напомнил мне про лабарну Арнуванду, моего брата. Обвинил меня в том, что я подослал убийцу Арнуванде. Это - ложь. Фазарука хотел пробраться в покои Арнуванды и прикончить правителя, но я не разрешил. Мало того, я собирался покинуть Хатти, дабы не мешать брату управлять страной.

- Я верю тебе, - голос таваннанны прозвучал глухо.

- Но не это главное, - продолжал Суппилулиума. – Почему Иссихасса, в связи с самоубийством лабарны Арнуванды, вспомнил тебя?

Фыракдыне побледнела и плотно сжала губы. Она дрожащей рукой взяла со столика серебряное зеркальце, затем со злостью швырнула его на место и раздраженно произнесла:

- Ты же знаешь, и все знают, что Арнуванда покончил с собой. Сколько грязи намешали вокруг его смерти! Зачем вновь все ворошить?

- Эта грязь попала на нас, а я хочу быть чистым перед Богами. - Суппилулиума пристально посмотрел таваннанне в глаза и осторожно спросил: - Нас никто не слышит?

- На страже стоят лувийцы. Говори на древнем хаттском. Они плохо понимают этот язык.

- Тогда я поделюсь своими сомнениями, - уверенней и тверже продолжил лабарна. – Я прекрасно знал брата. Ты тоже прекрасно помнишь все его слабости. Могу сказать с уверенностью: Арнуванда не мог убить себя, да еще таким образом. Он был труслив и малодушен. Я бы еще как-то поверил, что он смог бы пересилить себя и выпить чашу отравленного вина, но воткнуть кинжал в сердце собственной рукой - сомневаюсь! Ему не хватило бы смелости и хладнокровия. Уверен - его убили! И сделал это кто-то из окружения лабарны. Но к нынешнему времени из тех вельмож мало кто остался в живых.

Таваннанна резко встала. Лицо ее совсем обескровилось и вытянулось. Глаза испугано блестели.

- Что ты хочешь этим сказать? – выдавила она из себя, сжимая кулачки.

Суппилулиума схватил ее за плечи, грубо усадил обратно на стульчик и прямо в лицо произнес:

- Я по твоим глазам вижу: тебе известно, как погиб правитель. Ты первая обнаружила лабарну мертвым. И еще одно странное обстоятельство: он зарезал себя почему-то в твоей спальне.

Глаза Фыракдыне становились все шире. Лицо сделалось похожим на кусок мрамора. Но она вдруг воскликнула властным голосом:

- Убери руки!

Суппилулиума невольно отпрянул. Сам не сознавая, он подчинялся этой властной женщине, где за красивой внешностью пряталась огромная сила воли и хладнокровие. Фыракдыне не страшен никто. Даже при виде Ярри, ее сердце не дрогнет.

- Тебя мучает совесть? – тихо, но очень твердо произнесла она. Встала и повернулась спиной к лабарне, чтобы он не заметил злости на ее лица. – Твоя совесть чиста. Ты боишься, что будешь держать ответ перед Богами за смерть Арнуванды? Но Боги-то знают истинного убийцу. Так чего ж ты мучаешься? Зачем врываешься ко мне среди ночи, шумишь. Неужели думаешь, что панкус поверит словам предателя Иссихассы?

- Я хочу знать правду, - настойчиво требовал лабарна. – Я невиновен, но неизвестность гнетет меня и не дает спокойно спать.

Таваннанна повернулась к нему всем телом. На ее бледном лице сверкали глаза волчицы, загнанной в угол. Она решительно сказала:

- Ну, знай же правду! Хоть я не уверенна, что, познав ее, ты сможешь спокойно уснуть. Пусть волосы твои поседеют. – Она вся напряглась и, чеканя каждое слово, произнесла: - Лабарну Арнуванду убила я!

- Что? – лицо лабарны перекосилось от ужаса. Словно через какую-то завесу прозвучали эти четыре слова. Его мозг отказывался принять смысл услышанного.

- Да, я, таваннанна Фыракдыне, великая правительница Хатти, твоя старшая жена и мать твоих детей.

- Нет! О, Боги! – воскликнул Суппилулиума и грохнул кулаком по туалетному столику. Заколки, броши, баночки – все посыпалось на пол.

Тут же в спальне появились два здоровенных лувийских охранника, привлеченные шумом. Но, увидев, что все в порядке, и их помощь не требуется, моментально исчезли.

Лабарна отсутствующим взглядом смотрел на упавшие баночки и разлитые по полу ароматные масла. Его взгляд медленно переместился на лицо таваннанны. Как бы удивляясь, он спросил:

- Тебе все это время не было страшно? Ведь ты пошла против воли Богов. Нарушила священный закон Телепину. Совершила страшный, тяжелый грех. – Суппилулиума сел на стульчик и сжал руками виски.

- У тебя дурная привычка: когда злишься, все время стучишь кулаком по столу, - ровным голосом упрекнула его Татухепа. Ее лицо приобретало нормальный цвет. – Ну, как? Тебе стало легче от моего признания? Вспомни то время. Ты сам кричал на Большом Собрании, что Арнуванда проклят Богами. Еще пару лет его правления, и от Хатти осталось бы несколько городов подвластных Митанни. Я бы стала рабыней и мыла ноги какому-нибудь ассирийскому тамкару. – Она подошла к изголовью ложи и достала откуда-то из потайного места кувшин с вином. Не соблюдая никаких приличий, великая таваннанна приложилась прямо к узкому горлышку. Отпив несколько крупных глотков, она продолжала: - Да, я его зарезала, и рука моя не дрогнула, а душа не испытывает угрызения совести. Это говорит о том, что руку мою направили богини Истустая и Папия, прядущие в подземном мире нить жизни лабарны. А совесть мою охраняет Богиня Солнца Вурусему и святая мать Сауска.

- Что ты такое несешь? По закону, я обязан отдать тебя на высший суд панкуса. Панкус должен осудить тебя на смерть, - удрученно произнес Суппилулиума.

- Только попробуй! – прошипела Татухепа, превратившись в тигрицу, готовую прыгнуть и разорвать обидчика на куски. – Я тут же объявлю панкусу, что убила Арнуванду по твоему уговору. А впрочем…- Она мгновенно расслабилась и пожала плечами. – Никто не сможет доказать мою вину. Разве только Иссихасса.

- Опять Иссихасса! – прорычал Суппилулиума, сжимая руки в кулаки. – Расскажи все. Я должен знать!

- Хорошо. Я расскажу. А ты потом решай: осуждать меня или простить. Запомни: я не говорю: казнить или помиловать, потому что Арнуванда воистину был проклят Богами, и его кровь не запачкала мои руки. На его совести много грязных убийств. Он и тебя собирался прикончить, если б Фазарука не перерубил хребет одноглазому старику там, в подземелье Цапланды.

Суппилулиума содрогнулся, вспомнив сырое подземелье Цапланды и сгорбленного одноглазого старика с кинжалом в руках. Фыракдыне еще глотнула вина и поставила кувшин на стол.

- Мне исполнилось пятнадцать, когда я стала женой лабарны Арнуванды, хотя перед Богами, меня обещали совсем другому. Мой суженый служил телепурием в городе Арина. Мы должны были через год произнести клятву в верности перед истаннаной Богини Солнца. Но однажды, во время праздника Пуруллия, где я участвовала в танцах жриц Богини Сауски, Арнуванда приметил меня. Я так понравилась лабарне, что он решительно наплевал на гнев Богов и совершил ужасную подлость. Ты помнишь эту историю? Телепурий выпил много вина, пошел ночью проверять посты на крепостной стене и случайно свалился вниз. Глупее ничего нельзя придумать.

- А кто был отцом этого юноши? – поинтересовался Суппилулиума.

- Жезлоносец Хухулилла. Теперь ты понимаешь, почему жезлоносец защищал тебя в Цапланде, не испугавшись гнева Арнуванды, а после привел в Хаттусу войско Вурусему. – Суппилулиума кивнул. – После гибели жениха, я не долго носила траур. Вскоре меня отдали в жены лабарне. Я ничего к нему не чувствовала, кроме отвращения. Но, став супругой лабарны, я невольно оказалась возле государственных дел. Не знаю зачем, но Арнуванда частенько приглашал меня на собрание панкуса. Наверное, хотел показать всем, какая у него красивая жена. Правителем же он был бездарный. Многие телепурии потянулись ко мне с просьбами и жалобами. Хотели, чтобы я повлияла на некоторые решения лабарны. Вскоре я с ужасом поняла, что Хатти делает последние вздохи. Города плохо защищены. Землепашцы страдают от поборов. Во многих землях голод и разорение. На границах неспокойно. Правитель, тем временем, заключал какие-то нелепые договоры с Митанни и Арцавой, тем самым, приближая гибель государства. Закатывал пиры и веселые охоты. Сановники все чаще приходили ко мне и умоляли хоть как-то повлиять на правителя. Казна пуста. Соседи дерзко разоряют города и переманивают землепашцев. В войске все чаще случаи неповиновения и дезертирства. А чем я могла помочь?

Не в силах дольше выслушивать жалобы, я попросила отпустить меня в Цапланду к Таваннанне Никламати. Арнуванда возмущался, покричал, но все же разрешил. Как раз через неделю нагрянули каскийцы. Правитель Великой Хатти - жалкий трус - сбежал, оставив на сожжение священную столицу. Я пришла в отчаяние. Чего же дальше ждать? Если враг сжег Хаттусу, то вскоре вся земля Хатти запылает. Хоть я и Хурритка чистых кровей, но мои предки еще при Великом Лабарне служили в Хаттусе и в Арине, ходили в походы вместе с победоносным Мурсили, когда пал Вавилон к его ногам. Мой отец командовал войском Бога Зерна при лабарне Тудхалии и погиб под Удой, защищая город.

Я безумно люблю Великую Хатти и не могла поверить, что скоро на месте цветущих долин будет степи, поросшие сорной травой; вместо могущественных городов останутся жалкие поселения полудиких скотоводов. Со всех сторон будут приходить враги набирать рабов, как тягловую скотину из стада. Самое ужасное, что никто из близкого окружения лабарны не разделял мои опасения. Все, как один, старались быть глухими и слепыми. Отчаявшись, я начала бредить о том, как бы самой захватить власть и спасти хоть какую-то часть от бывшей огромной державы, хоть несколько городов. Но вокруг я не видела ни одного воина, способного набраться смелости и поддержать меня в дерзком замысле, а возможно и в заговоре. Видела только трусов и льстецов. А враг тем временем безнаказанно опустошал земли. Великая Хатти умирала.

И вдруг, все заговорили о Суппилулиуме. Будто огненный меч Бога Солнца прорезал свинцовые тучи. Нас оповещали обо всех победах дерзкого юного полководца. Мне стало понятно, что наши стремления совпадают, только ты уже действуешь, а я бессильна что-либо предпринять. Иссихасса, упросив старую таваннанну отдать ему мешедей и ушел к тебе на подмогу. Я хотела идти с ним, все равно кем, хоть лучником, хоть помогать лекарям. Но Никламати, со слезами на глазах просила остаться возле нее в Цапланде.

Наконец объявился Арнуванда. После разгрома Каски и Арцавы, у него, наконец, хватило смелости спуститься с Бычьих гор. Осознавая свой позор, он ходил злой, ни с кем не разговаривал. Когда же узнал, что ты взялся за восстановление Хаттусы, его чуть не хватил удар. Телепурии отдаленных земель перестали ему подчиняться. А глава Верхней Страны, Хемиша прогнал посланников, да еще пригрозил вырезать им печени, если они еще заявятся. Запершись с преданными сановниками в тайной комнате, он строил планы, как тебя скорее извести. Они решили вызвать тебя на Большое Собрание, обвинить в нарушении закона Телепину, затем казнить. В крайнем случае, если панкус воспротивится, подослать убийцу. Я поняла, что это конец не только для тебя, но и для всей Хатти. Тогда я решила настроить против Арнуванды некоторых сановников, которые еще сохранили разум и не потеряли совесть. Да, это я подговорила жезлоносца Хухулилллу поддержать тебя. Каков ты был на Большом Собрании! Я глаза не могла оторвать. Но эти трусливые шакалы по прозвищу «Великий род» сидели и молчали. Только Хухулилла что-то мямлил в твое оправдание. Потом тебя вместе с Цулой увели в подземелье. Я ушла с Большого Собрания, посмеявшись над панкусом. Арнуванда не особо на меня злился. Ему было важно то, что с тобой покончено. Я пыталась хоть что-нибудь придумать, чтобы вытащить тебя из подземелья. Хотела с мешедями прорваться в темницу и освободить. Фазарука оказался проворнее.

Арнуванда пришел в бешенство, когда узнал о твоем побеге и раздавал пощечины направо и налево. Когда же нашли в темнице окоченевшее тело одноглазого, лабарна потерял сознание и долго не мог придти в чувства.

Арнуванда в бешенстве решил наказать всех бунтарей и потребовал готовить войска для похода на Хаттусу. Я поняла, что может произойти кровопролитие, после которого некому будет защищать даже Цапланду. Решила любой ценой предотвратить очередную глупость Арнуванды. Мне удалось поговорить наедине с Хухулиллой. Он и без того впал в немилость у лабарны. А тут я ему сказала, что он не будет стоить и кусочка женской хасгалы, если не уведет войско Вурусему в Хаттусу. Он колебался, но я крикнула ему в лицо, чтобы он вспомнил убитого сына. Я сказала: если он не сможет этого сделать, то пусть прыгнет с башни и расколет себе голову о камни, но не позорит память сына. Хухулилла смог переманить на твою сторону войско Вурусему.

Если б ты видел, что произошло с лабарной, когда он узнал об измене. Он орал и топал ногами. Все разбегались и прятались, лишь бы не попасть под горячую руку. Арнуванда не знал, на ком сорвать злость. Его гнев дошел и до меня. Он припомнил все: как я оскорбила панкус, как смеялась над ним, как смотрела восхищенно на тебя, когда ты обвинил его в предательстве… Сначала меня забавлял его истерический визг. Я никогда не боялась этого дурачка. Вскоре он начал мне надоедать. Еще через некоторое время – злить. Этот болван распалялся все больше и больше. В конце концов, обнаглел и ударил меня по лицу. – Таваннанна перевела дыхание. – Мой род идет от знатных вольных хурритов. Никто безнаказанно не смеет бить человека из нашего рода по лицу, словно жалкого раба, будь то даже сам лабарна. В голове у меня затуманилось. Я сама не поняла, как все произошло. Как будто это был кто-то другой, я же стояла и наблюдала со стороны.

У меня всегда был с собой тонкий ахеявский кинжал. Он мгновенно оказался в руке. Арнуванда мучился недолго. Даже ничего не успел понять. Клинок проткнул сердце. На мой крик сбежалась стража. Я же притворилась, будто падаю в обморок. Все осталось бы тайной. Тогда я растерялась, и мой кинжал остался торчать в груди Арнуванды. Вскоре приехал ты с Иссихассой. Хитрый Иссихасса вынул клинок из тела лабарны и спрятал. Он прекрасно знал, кому принадлежит кинжал.

- Иссихасса знал? – удивился Суппилулиума.

-Да. Но ты не думай, в заговоре с ним я не участвовала. Он даже не пискнул ни разу про кинжал. Хитрец принялся строить тайные планы, и так умело скрывал все, что даже я не могла ничего прознать о заговоре. Возможно, если бы до меня каким-то образом дошли бы слухи о предательстве Иссихассы, он попытался бы меня шантажировать, вспомнив про злополучный кинжал.

- Где же теперь нож? – поинтересовался Суппилулиума.

- Его носит одна из твоих жен – дочь Иссихассы. Он подарил кинжал ей, надеясь, что я затрепещу, увидев проклятое оружие, и соглашусь на все, лишь бы тайна смерти Арнуванды не была раскрыта. Он ошибся.

Наступило гнетущее молчание. Фыракдыне стояла и бессмысленно глядела на оранжевое пламя светильника. Ее тело приняло гордую и независимую позу. Суппилулиума уставился в пол, переваривая услышанное. Нисколько не легче стало на душе. Лабарна поднял голову и спокойно сказал:

-Прости меня. Я был груб. Ты очень много сделала для меня и для страны.

- Пустяки, - устало ответила Фыракдыне. – Надо же было кому-то это сделать. Боги выбрали меня.

- Никто не узнает про настоящую смерть лабарны Арнуванды. Я возьму твой грех на себя.

- Зачем? Лабарна не должен быть грешен, иначе гнев Богов падет на всю страну. – Таваннанна глубоко вздохнула. - Ты узнал, что хотел, теперь можешь идти и спать спокойно. Твоя совесть чиста. Мне же надо остаться одной и поговорить с Богами.

Суппилулиума тяжело поднялся, собираясь направиться к выходу. Но тут таваннанна бросилась к нему, упала на колени и, обхватив его ноги, судорожно зарыдала. Суппилулиума нагнулся и поднял ее легкое тело. Фыракдыне всхлипывала. Ее лицо было мокрое от слез. При всем самообладании и воинственности, она оставалась слабой женщиной, которую нужно защищать. Ее припухшие губы, как у обиженного ребенка, сквозь всхлипывания шептали:

- Не уходи. Мне страшно. Я не смогу уснуть. Я боюсь его мести. Он придет во сне, и будет мучить меня. Мать Сауска не сможет защитить меня.

Суппилулиума растерялся. Он совершенно не умел утешать детей, а тем более женщину, которая вдруг из грозной львицы превратилась в пугливую лань. Он, как можно мягче произнес:

- Я не уйду. Останусь с тобой. Ярри не посмеет приблизиться к твоему ложу.

 

Большое Собрание началось поздно вечером. Сановники, пришедшие в халентуву, разделились на две группы. Одна, более многочисленная состояла из верных слуг Суппилулиумы. Они гордо держали головы, словно победители. Другая часть панкуса состояла из слуг Иссихассы. Приспешники опального жезлоносца напоминали затравленных лисиц. В душе они проклинали Иссихассу, и готовы были упасть к ногам Суппилулиумы и молить о пощаде. Их можно было понять: сановники понятия не имели о подлом заговоре. Но кому теперь докажешь? Иссихасса удрал и оставил их в глупом положении. Теперь они искали любой путь к спасению. Пусть, даже, их выгонят из халентувы, отнимут все земли с полями, садами и лесами, лишь бы только кара не коснулась их жизни и жизни их детей. Воздух в зале накалился, словно перед грозой. Косые взгляды сверкали, словно искры из-под кресала, готовые разжечь огонь.

Вошел лабарна в сопровождении мешедей и горцев. Члены Великого Рода склонили головы. Верные слуги лабарны сделали это уверенно и с достоинством; бывшие приспешники Иссихассы – медленно и боязливо. Следом за лабарной вошла таваннанна. Суппилулиума сел на трон. Следом на свой трон грациозно опустилась таваннанна.

Суппилулиума обратил в зал усталое лицо с синими кругами у глаз. Его тяжелый испытывающий взгляд прощупывал строй вельмож, заставляя краснеть и бледнеть каждого. Твердым спокойным голосом лабарна обратился к присутствующим:

- Великие мужи Хатти. Вы являетесь опорой государства. От вас зависит состояние торговли, армии, политики и вообще жизни и благополучия страны. Но если опору начинает точить червь зависти и жадности, то здание неминуемо рухнет, придавив обломками всех, не разбирая на правых и виноватых. Я не хочу в чем-то обвинять вас или оправдывать себя. Да, я слишком горд и самонадеян. Но разве я пекусь о собственном благе? Для меня важнейшая цель в жизни – возродить Великую Хатти, какова она была при божественном Лабарне или при победоносном Мурсили. Объясните мне: неужели я поступаю неправильно?

- Нет! - единогласно ответил панкус.

- Может, что-то делал не так, совершал грубые ошибки, кому-то из вас нанес смертельную обиду? Или мое правление тяжким бременем легло на плечи народа, и я не достоин после смерти стать Богом? Припомните все хорошенько.

- Мы довольны тобой! – единодушно возвещал панкус.

- Может быть, кто-нибудь обвинит меня в смерти лабарны Арнуванды? – холодно сверкнул глазами Суппилулиума.

- Никто не посмеет! – единодушно отвечали сановники.

- Почему же тогда меня предал человек, которому я доверял больше всего? - взорвался Суппилулиума, вновь обводя всех тяжелым взглядом. – У него было все: серебро, земли, невольники, огромные поместья. Может быть, еще кто-нибудь жаждет власти? Мало кому-то золота и серебра достается? Кто-то из вас голодает? Ходит в рванье? Или мечтает стать Богом?

- Солнце наше, - воскликнул один из сановников, - не вини всех. Предатели – это сторонники Иссихассы. Вон они в углу жмутся. Их всех надо схватить и отправить в темницу!

- Кто это сторонник? – закричал один из вельмож в углу. – Хочешь сказать, что мы предали лабарну? Чтоб у тебя язык отсох! Ты сам брал у Иссихассы серебро на постройку своего дома. Я видел собственными глазами и слышал собственными ушами.

- Ложь! – завопил первый, густо покраснев. – Ты хочешь очиститься от грязи, вытирая руки о другого.

- Их надо судить по древнему закону! – вскрикнул еще один вельможа из сторонников лабарны. – Пусть предателей бросят в воды Марассантии. Боги решат их судьбу. Если они выплывут, то судить их и казнить; если потонут, то снять с них вину.

- Тебя самого надо бросить с башни, - раздался возглас с другого конца зала. – Если не разобьешься, то казнить. Может напомнить, как ты помог Иссихассе купить подешевле аппантес для строительства крепостных стен? После этой сделки ты стал одеваться в ассирийские одежды.

В зале поднялся дикий шум. Все разделились на две кучи и кричали, надрывая глотки. Обвиняли друг друга в страшных изменах. Пламя факелов бешено плясало. Телохранители напряглись и внимательно следили за беснующимися ораторами, в случаи чего, могли и остудить палками по хребту. Горцы схватились за кинжалы. А все кричали, размахивая руками и брызгая слюной.

- Тихо! – перекрыл гвалт громкий властный голос лабарны. Все тут же смолкли. Наступила, непривычная для уха, тишина. Даже было слышно потрескивание пламени, да учащенное дыхание самых ярых крикунов.

- Что вы разорались, словно грязные торговцы из-за сикеля меди, - укорил их лабарна. – Вы же панкус, Великий Род Хатти. Что подумают о вас души предков? Что скажут потомки? Вы, как голодные шакалы, готовы перегрызть друг другу горло, лишь бы самим выжить. Где ваше единство Великого Рода? С меня одного Иссихассы довольно.

Все пристыжено опустили глаза.

Суппилулиума приказал позвать кантикини Танри. Вошел младший брат Хемиши в желтой жреческой одежде со стопкой глиняных табличек в руках.

- Что изволит услышать великий правитель? – спросил Танри, склонив голову.

- Прочти-ка нам, что написал великий лабарна Хатусили более двухсот лет назад, - попросил Суппилулиума жреца. – Пусть разум вновь вернется в наши головы, сердца успокоятся, а души забудут обиды. А вы внимательно слушайте! – крикнул он панкусу, - и поразмыслите, о чем писал великий муж в своем завещании.

Танри низко поклонился лабарне, затем поклонился панкусу, поднес к глазам первую табличку и стал громко читать:

«Так сказал великий правитель Собранию, войску и сановникам:

Я заболел. И тогда позвал я юношу лабарной и сказал всем: - «Пусть он сядет на трон». Я, правитель, объявил его своим сыном. Я обнял его и возвысил. Я постоянно окружал его заботами. Он же оказался недостойным того, чтобы на него смотрели. Он слезы не уронил, не выказал сочувствие. Он был холоден и невнимателен!

Тогда я приказал его схватить и доставить к своему ложу. И что же? Пусть впредь никто не возвеличивает сына своей сестры. Слову правителя он не внял, зато слушал свою мать, эту змею. Он слушал братьев и сестер своих, которые шептали ему враждебные слова. Я, правитель узнал об этом. На вражду я отвечаю враждой.

Довольно! Он мне больше не сын! Мать его завыла подобно корове: - «У меня, живой еще, сильной коровы, вырвали чрево. Его погубили, и ты его хочешь убить!» Но разве я, правитель, причинил ему какое-нибудь зло? Разве я не сделал его жрецом?

Я всегда отличал его на благо ему же. Он воле правителя не отнесся сочувственно. Разве после этого он сможет в глубине своей души питать доброжелательность по отношению к городу Хаттуса.

Мать его змея. Он вновь будет слушать слова матери, братьев и сестер. Чтобы добиться возмездия, приблизится и скажет сановникам и подданным, поставленных на свои должности правителем: «Смотрите! Из-за правителя они умрут!» После придет он к ним и будет их убивать. Начнет творить кровавое дело. И не будет знать он страха.

Он приблизился к сыновьям города Хаттусы, чтобы увести быков и овец, кому бы они ни принадлежали. Внешних врагов своих я поразил молотом, и страну свою я держал в спокойствии. Так пусть не приходит и не нарушает мир в моей стране.

Но отныне, да не спускается он беспрепятственно вниз. Куда ему вздумается! Смотрите! Сыну своему, Лабарне, я дал дом, много полей, много быков, много овец. Пусть он ест и пьет вдоволь. Если он будет себя хорошо вести, то разрешаю ему подниматься вверх и остаться в моем доме.

Смотрите же! Мурсили – мой сын. Признайте его правителем! Посадите его на трон!

Ему многое Богами вложено в сердце. Только настоящего льва Боги могут поставить на львиное место. Подданные и сановники, когда начнется война или восстание, будьте опорой сыну моему!

Только во истечении трех лет разрешите ему идти в поход. Я хочу уже теперь сделать его властителем-героем. Вам он правитель – отпрыск моей солнцеликости. Если же поведете его в поход несовершеннолетним, приведите его обратно невредимым. Ваш род да будет единым, как волчий. Да не будет в нем больше вражды. Его подданные рождены от одной матери. У вас одно сердце, одна грудь и один и тот же дух в вас. Среди вас не должно быть вражды. Никто не должен нарушать заповедь. То, что сделали города Синахува и Убария, вы не должны повторить! Злонамеренность да не будет в вас. Иначе сын мой сделает вам то, что я сделал с теми.

Никто не должен говорить: «Правитель делает тайком то, что его сердцу мило, но я ему прощаю». Так будет или не так, но злонамеренности не должно быть. Вы же, кто знает мои слова и мою мудрость, сделайте моего сына мудрым.

Один другого не должен сталкивать, один другого не должен продвигать вперед. Старейшины не должны говорить с моим сыном для собственного благополучия. С тобой, сын мой, не должны говорить старейшины Хатти, люди города Куссары, Хеммуваса, Тамалкияса, Цалпаса – никто из местного населения.

Посмотрите на сына моего Хуццияса. Я сделал его телепурием города Таннасанды. Жители этого города схватили его. Они со мной враждовали, говоря ему: «Восстань против власти своего отца! Халентувы города Таннасанды, которые не очищены им, ты должен очистить».

Я сместил Хуццияса. Тогда в Хаттусе затеяли вражду сами сыны Хатти. Они схватили мою дочь, потому что у нее были сыновья, и говорили ей: «Для трона твоего отца нет наследника! Простой подданный сядет на трон. Простой поданный будет властвовать!» И она посеяла мятеж в городе Хаттусе и в самой халентуве. Сыновья дворца и сановники стали со мной враждовать. Моя дочь восстановила против меня всю страну. Сыны Хатти умирали.

Дочь моя обесчестила мою голову и имя мое. Я схватил ее в городе Хаттусе и приказал привести к себе. Она не слушала слова отца и пила кровь сыновей Хатти. Я выслал ее из города. Но если вновь она появится в моем доме, то вновь поднимет мятеж. Ей постройте дом вне города. Пусть она ест там и пьет вдоволь. Но вы ей зла не делайте. Она делала мне зло. Но я злом на зло не отвечаю. Она меня не называет отцом, и я ее не называю дочерью своей.

До сих пор никто из моего рода не следовал моей воле. Ты же, Мурсили, сын мой, внемли моим словам. Храни в себе слова отца. Если последуешь моему слову, ты будешь есть только хлеб и пить только воду. Когда же достигнешь зрелого возраста, то ешь по три раза в день и насыщайся вдоволь! Когда же придет старость, пей вволю! И только тогда ты сможешь пренебречь словами отца.

Вы – мои первые подданные! Храните слова мои. Ешьте хлеб и пейте воду. И город Хаттуса будет возвышаться, как моя страна в мире и спокойствии. Если же слова мои хранить не будете, то в будущем вам не жить – вы погибнете! Кто нарушит слово отца, тот тотчас должен умереть. Он не может быть моим посланником, он не может быть моим первым подданным. Пусть ему отрежут член, и не будет у того наследников! И род его прекратится! Так было со словами моего деда. Разве его сыновья не отложились от него? Мой дед своего сына Лабарну в город Санухуритта отметил, как своего наследника. Но потом его подданные нарушили слово и посадили на трон Пакахулиму. Сколько лет с тех пор прошло, и сколько из них уцелело? Дома сановников – где они? Разве они не исчезли?

Вы должны хранить слова великого лабарны и правителя. Если вы их будете хранить, тогда город Хаттуса будет возвышаться, и страну свою вы будете умиротворять. Так ешьте хлеб и пейте воду. Если вы слова правителя не сохраните, то страна ваша попадет под чужеземное владычество! Будьте осторожны в делах, касающихся Богов: в их доле хлебов и возлияний. Их блюда из хлеба и их крупа должна быть поставлена на стол. И ты, Мурсили не должен быть нерадивым ни медлить. Иначе зло вновь придет. Да будет так!

Великий правитель, лабарна, говорил сыну своему Мурсили: Я дал тебе свои слова. Пусть эти таблицы тебе читают из месяца в месяц. Запечатлей в сердце своем мои слова и мою мудрость и милостиво управляй моими подданными и моими сановниками. Если ты увидишь чей-либо поступок, или кто-нибудь какое-нибудь слово скажет, то в каждом случае спрашивай панкус. И каждый раз речь обращай к панкусу. Что в сердце твоем, то и делай.

Великий правитель сказал Хаспаяр: Ты же обо мне не забудь. Да не скажут о тебе правитель и сыновья дворца: «Смотрите! Она все время спрашивает жриц». Правитель пусть о тебе не говорит: «Спрашивает она жриц, я о том не знаю». Ты обо мне потом не забудь! Спрашивай меня, и я тебе поведаю слова свои. Обоими меня, как положено. Прижми меня к своей груди и похорони меня в земле.

Таблица лабарны, великого правителя: как великий правитель лабарна в городе Куссара заболел и призвал к себе юного Мурсили».

Чтец смолк. В зале царила тишина. Отчетливо и ясно прозвучал голос лабарны:

- Великий правитель Хатусили был очень мудр, если сумел в те смутные времена, полные раздоров, удержать власть и защитить границы Хатти от вторжения. Ведь тогда еще не продиктовали Боги лабарне Телепину мудрые законы. Хатусили оставил потомкам свое завещание. Через все строки его бесценных слов прослеживается одна мысль: не допустить любыми силами в стране внутренней войны, ибо от этого Хатти погибнет. Великий лабарна Мурсили внял словам отца, и вот результат: он дошел с непобедимой армией до самого Вавилона. Его преданные смелые воины даже ни разу не встретили достойного сопротивления. А к чему привели времена заговоров и переворотов правителей Алувамны, Хантили, Циданты, Хуции? Вспомните! Хатти была обессилена междоусобицами, и, в конце концов, поставлена на колени перед врагами. Сколько лабарне Тудхалии пришлось платить золота и серебра правителю Та-Кемет Тутмосу, чтобы его воины не вторгались в наши земли и не опустошили их, как это произошло с землями Кадеша, Керкемиша и Митанни? А вспомните, к чему привела вражда между мной и моим братом Арнувандой? Боги разгневались и наслали на нашу страну чуму. Нам еле удалось вымолить у них прощения.

И вот опять, я вижу зияющую пропасть. Великий Род разделился и стоит по разные стороны бездны, не замечая опасности под ногами. Если вы сойдетесь в смертельной схватке, то все до единого канете во чрево пропасти вражды. Я не допущу этого. Но и вы поразмыслите над моими словами. Мы должны быть крепкими, как пять пальцев одной руки, сжимающей меч. Если пальцы будут спорить друг с другом, то меч вышибут из руки. – Суппилулиума поднялся, собираясь уходить. Панкус склонил головы. Напоследок лабарна произнес: - Пусть завтрашний день для вас и для меня станет днем прощения. Простите своих врагов и завистников. Если кто завидует твоему богатству – отдай ему часть. Если ты завидуешь богатству другого, спроси у своего сердца и разума: «Неужели я буду счастлив от лишнего куска серебра?» Я же обещаю, что не буду устраивать гонения на приспешников Иссихассы. Гнев мой не коснется их детей и их домов. Я не буду отбирать у них земли и скот. Дочь Иссихассы, мою жену я не сошлю в отделенный город Хатти, а оставлю в халентуве и никогда не буду упрекать ее в подлости отца. Что ж касается самого Иссихассы. – Суппилулиума вздохнул. – Его сами Боги прогнали с земли Хатти. Они отняли у него все. За жадность всемогущие покровители карают жестоко. Он умрет в чужом краю, и родственники не будут заботиться о душе его и бренных останках, не будут приносить на могилу его хлеб и вино. Одиночество и изгнание - разве бывает кара страшнее?

Лабарна удалился. Панкус зашумел, восхваляя мудрость и справедливость Суппилулиумы. Те, кто недавно готов был вцепиться в глотки, теперь протягивали друг другу руки и, опустив пристыжено глаза, извинялись и клялись в вечной дружбе. Приспешники Иссихассы, ожидавшие неминуемой кары, находились на вершине счастья. Они ругали и проклинали подлого предателя и боготворили милостивого правителя.

- Благородный панкус! – огласил зал властный звонкий голос таваннанны. Все примолкли и устремили взоры на правительницу. – Когда с глупыми распрями покончено, когда в лице вчерашних врагов вы увидели друзей и братьев своих, я, ваша правительница, скажу вам то, что не досказал лабарна Суппилулиума. Не смотря на счастливый исход вашего спора, не забывайте, что угроза все еще продолжает висеть над Хатти окровавленным мечом. Вы у Тушратты оборвали тетиву, но лук еще цел и стрелы отточены. У такого мудрого повелителя, как лабарна Суппилулиума, должны служить не менее умные слуги, а не безмозглые пожиратели хлеба и вина. Вы в походе хорошо поработали руками, пора немного поработать головой. Хатти нуждается в золоте и серебре. Нужна крепкая армия и много колесниц. Нужно благосклонность Богов и миролюбие соседей. Разбейте свои черепа, но добудьте все это, если хотите, чтобы потомки не говорили о вас дурно.

После этих слов таваннанна грациозно поднялась и покинула собрание. Панкус еще долго бурлил, обсуждая государственные дела. Но раздора больше не было. Великий Род воспрянул. Вновь стал единым.

 

2

 

На закате дня, когда усталое красное солнце погружалось в далекое море где-то за горизонтом, Львиные ворота распахнулись. Кантикини в желтых жреческих накидках, с пылающими факелами вышли из города и выстроились по обе стороны вдоль дороги. Из ворот показалась скорбная процессия. Впереди шли жрицы в красных хасгалах и устилали путь лепестками цветов. Восемь могучих кантикини несли на плечах носилки, украшенные веточками священного дерева еуа и самшита. Среди зеленых веточек проступало восковое лицо Старшего кантикини Киры. За носилками ехала колесница, в которой, склонив головы, стояли лабарна Суппилулиума и таваннанна Фыракдыне. Следом шли сановники, за сановниками знатные воины и жрецы, Замыкали процессию богатые горожане. Кантикини с факелами пристраивались в конец процессии, образуя огненный хвост. В траурном шествии не слышалось музыки и песен; только шаркали ноги по земле, да жалобно завывали плакальщицы.

Процессия взошла на гору. Впереди показались отвесные скалы хесты. За спиной остались еле различимые сторожевые огни на башнях Хаттусы. На вершине горы ждал сложенный из бревен высокий уктури – погребальный костер. Процессия обошла вокруг уктури и расположилась кольцом. Жрецы подняли носилки с телом Старшего кантикини по широкой лестнице на самый верх.

Все, кроме лабарны и таваннанны, встали на колени. Кантикини с факелами подошли к уктури и запалили нижние бревна. Шипящее пламя устремилось оранжевыми языками вверх. Плакальщицы завыли еще громче и протяжнее, а кантикини, отступив на несколько шагов, затянули сильными голосами погребальный гимн:

 

Саван Нессы, саван Нессы

Принеси, приди!

Матери моей одежды

Принеси, приди!

Я прошу, прошу я!...

 

Вскоре пламя загудело, охватив весь уктури. От жара бревна лопались с сухим треском, поднимая к темнеющему небу снопы искр. Зной становилась нестерпимый. Раскаленный воздух обжигал лица. Но никто не смел даже шевельнуться.

Когда носилки с телом усопшего поглотил огонь, процессия тронулась обратно в Хаттусу. Всю ночь полыхал погребальный костер, и всю ночь в храмах шли службы по ушедшему Старшему кантикини Кире.

Наутро, как только рассвело, и Бог Солнца выкатил из моря огненную колесницу, к уктури направились жрицы матери Сауски. Огромная куча углей и пепла еще источала знойное дыхание. Жрицы вылили на угли десять больших кувшинов пива, десять таких же кувшинов вина и десять кувшинов напитка влахи. Угли с шипением выбросили облако белого пара, и огонь, отдав последние силы, умер. Жрицы разыскали среди пепла остатки Киры. Серебряной лаппой собрали обгорелые кости и опустили в кувшин с жертвенным маслом. Промыв в масле кости, они вынули их и положили на белую льняную гаццурнулли. Затем останки завернули в праздничную андули и возложили на резной стульчик.

Вскоре из города вновь появилась многолюдная процессия из жрецов и знати во главе с лабарной и таваннанной. Вокруг потухшего уктури разложили двенадцать хлебов, а на них сверху пироги с жиром. Кантикини поставили длинные столы и скамейки. Столы устлали чистыми льняными скатертями и заставили всевозможными яствами. Во главе стола поставили стульчик с останками великого кантикини. Справа сели лабарна с таваннанной, слева Сестра Богов и Чистый жрец господина Хатти. Затем пригласили сесть всех остальных. Началась поминальная трапеза. Лучшие куски на золотой посуде ставили перед костями усопшего. Лучшие вина в серебряных чашах подносили ему. Трижды лабарна поднимался, чтобы выпить за успокоение души мудрого Киры. Мрачно проходила трапеза в молчании, без музыки и песен.

После трапезы кантикини убрали столы и совершили молитву. Из храма Бога Грозы привели двух годовалых бычков и восемнадцать баранов. Жрецы зарезали одного быка и девять баранов в жертву Богини Солнца. А остальных животных в жертву душе умершего.

Окончив жертвоприношения, кантикини положили кости на носилки и перенесли их в хесту. А все, кто присутствовал на поминальной трапезе, отправились в храм Бога Грозы, молиться за упокоение души Киры. Жрецы хесты уже приготовили в подземных скалах небольшой склеп, в котором вмещались стул и кровать. Кости положили на кровать, а у изголовья зажгли лампаду. После того, как масло в лампаде выгорело, кости положили в серебряный кувшин с очищенным маслом. Туда же привели быка и барана, чтобы принести в жертву душе умершего. Еще кровь не успела вытечь темно-красными струйками из перерезанных глоток жертвенных животных, а жрецы хесты уже принялись замуровывать склеп камнями.

В тот же день созвали Большое Собрание кантикини. На нем присутствовала Сестра Богов и Чистый жрец господина Хатти. Большое Собрание кантикини возглавлял лабарна. На место Старшего кантикини, испросив богов, выбрали ученика Киры Танри. Его торжественно обмыли в священном источнике, помазали жертвенным маслом и облачили в белую андули и желтую накидку Старшего кантикини. Жрецы из высшей касты ударили его по три раза варасамой и, тем самым, посвятили в главного жреца всех Богов.

 

3

 

Усталые кони наконец-то ощутили под ногами ровную широкую дорогу без ям и ухабов. Эту дорогу ни с какой другой не спутаешь. Она вела прямо в благодатный Ашшур. Вокруг расстилались зеленеющие ячменные поля. Высокие крепкие колосья волнами колыхались под набегающим ветром. Среди бескрайнего зеленого моря возвышались темные островки пальмовых рощ. На склонах холмов паслись многочисленные стада. Вскоре появились цветущие сады с ухоженными деревьями и ровные ряды виноградных посадок. Впереди весело заискрился на солнце голубой Тигр, неся чистые воды через множество стран в далекие дивные моря.

Аллунита подстегнул коня и приказал воинам затянуть песню. Всадники, не смотря на усталость, грянули сиплыми голосами. Из-за холмов показались высокие зубчатые стены Ашшура. Немного правее у предгорий Загара гордо возвышалась уступами квадратная башня святилища Иштар и стены священного города Арбела. Аллунита протянул руки в сторону башни и громко воскликнул:

- Приветствую тебя владычица страны! Самая великая госпожа! Первая среди первых на небе и на земле! Повелительница всех Богов!

Ближе к Ашшуру дорога становилась людной. То справа, то слева от всадников оставались небольшие селения земледельцев: кучки низеньких глинобитных домиков с плоскими соломенными крышами, окруженные неровным каменным забором. Потянулись торговые караваны. Караванщики спешили согнать навьюченных мулов с дороги, уступая путь грозному отряду всадников, и низко кланялись при этом.

Аллуниту раньше радовался, подъезжая к Ашшуру. Как было здорово после долгого отсутствия увидеть знакомые поля и сады, величественные храмы и шумные торжища. Его сердце всегда трепетало при виде святилища Иштар, широкого Тигра, высоких белых утесов, на которых ютился красивый город. Но сейчас вдруг все показалось как-то иначе, не так радостно. Что-то изменилось в душе. Те же высокие белые стены, тот же голубой широкий Тигр, те же манящие прохладой финиковые рощи, но какое-то все чужое. Славный шумный город Ашшур уже не был до боли родным. Он не принадлежал ему. Что-то надломилось внутри. Куда-то в другое место тянулось сердце, ноющее от непонятной тоски.

Аллунита все время вспоминал всадников в звериных шкурах, уходящих вверх в горы, главаря, гордо восседавшего на низеньком крутобоком коньке. Что-то узрел он в нем знакомое, родное. О чем бы Аллунита не думал, мысли сами собой возвращались к диким всадникам, и невыносимая, незнакомая, до сей поры ему тоска, начинала сжимать сердце.

Тысяча «Непобедимых всадников Бога Ашшура» подъехала к мощным стенам, возведенным из хорошо подогнанных глыб песчаника. Высота стен достигала сорока локтей. Через каждые сорок локтей вперед выступали массивные квадратные башни. Всадники проехали через широкие ворота, отделанные глазурованной плиткой. Стражники вытянулись в струнку, отдавая честь. Кто же не знает «Непобедимых», от которых до сих пор дрожит спесивый Вавилон. Это они навели порядок на границах государства и отбили охоту у разбойников касситов хозяйничать на торговых путях.

Копыта застучали по мостовой, мощеной кирпичом. Аллунита направил отряд к величественному дворцу правителей Ашшура. Шум и суета многолюдного города сразу окружила со всех сторон. Ашшур слыл столицей торговли. Город стоял на пересечении важных торговых путей, поэтому сюда стекалось множество караванов со всех концов земли. Здесь вечно было много народу. С раннего утра площади у ворот наполнялись шумом и криками. И только поздно вечером город затихал.

По окраинам попадались только маленькие домики мелких торговцев и ремесленников, но ближе к дворцу вырастали высокие особняки знатных тамкар. Постоянно мешали проехать вереницы навьюченных животных, телеги, загромождавшие, и без того, узкие улицы. Приходилось не раз протягивать плетью по спинам погонщиков, чтобы шевелились и уступали дорогу. Рабы с бритыми черепами мешались под ногами, неся на тощих спинах мешки и корзины. Нищие калеки в лохмотьях протягивали грязные руки и жалобно молили: «Хлеба, добрый господин!». Телохранители отгоняли бродяг, стегая плетками по головам. Торговые площади у ворот не вмещали всех желающих наживы, и торг вели даже в узких улицах, где и без того двум повозкам сложно разъехаться.

Наконец пробравшись выше в город, всадники попали на широкую улицу. Здесь было свободней. Сюда стражники не пускали простой народ. Справа показалась ступенчатая квадратная башня городского храма Ашшура. К ней примыкала длинная пристройка, ведущая к берегу Тигра. Возле каменной пристани качались на волнах священные барки. Когда умирал старый год и рождался новый, из храма Ашшура торжественная процессия жрецов выносила изображения Богов. На барках боги покидали город, чтобы совершить путешествие по священным местам и, через несколько дней, вновь вернуться в святилище.

Проехав мимо множества больших и маленьких храмов, Аллунита остановил отряд возле дворца правителя и приказал спешиться. Передал коня оруженосцу, сам направился к дворцу. Воины с большими круглыми щитами, начищенной медью горящие на солнце, в островерхих высоких шлемах преградили дорогу. Но когда Аллунита показал золотую табличку с печатью Ашшурбалита, стражники тут же разомкнули копья с тяжелыми бронзовыми наконечниками. Аллунита пересек широкий чистый двор, мощенный большими каменными плитами, и зашагал к главному входу. Рабы омыли его сапоги и метелочками отряхнули с одежды дорожную пыль.

Вход во дворец представлял собой арку из массивных колонн. С двух сторон вход охраняли величественные колоссы быков с человеческими головами и орлиными крыльями. Они являлись божествами-хранителями ассирийских правителей. Их почтенно именовали: «Благодетельные души».

Войдя в полутемный коридор, Аллунита наткнулся еще на целый отряд стражников. Золотая табличка дала ему возможность миновать все посты и подняться по широкой лестнице на третий этаж к тронному залу. Перед входом в зал, вместе со стражниками вход охраняли еще две статуи «Благодетельных душ». На этот раз в человеческом образе, но с орлиными головами. Рабы с отрезанными ушами распахнули перед ним массивные дубовые двери с позолотой, и воин оказался в огромном светлом помещении.

Великолепие и роскошь зала поражало своей изысканностью. Под высоким потолком шел лепной фриз из разукрашенного алебастра: причудливые розетки, пальмовые листья, парящие полулюди – полу орлы. Стены расписаны искусными художниками белой и черной краской. На картинах живо изображались славные походы и сцены из охот богоподобного Ашшурбалита. Могучие воины Ассирии штурмуют стены вражеской крепости. Они решительны и беспощадны. Сопротивляться бесполезно. Крепость все равно будет взята. Тут же стоит Ашшурбалит, а рядом его покровитель – Бог Ашшур в наряде из голубиных перьев. У обоих натянуты тугие луки, готовые разить врагов меткими стрелами. Дальше славный победитель Ашшурбалит сидит на троне, а связанные по рукам пленники ползают у его ног и молят о пощаде. На другой стене Ашшурбалит стремительно мчится на колеснице, погоняя лихих лошадей. Его острые стрелы без промаха поражают грозного льва. У зверя изо рта хлынула кровь. Он еще жив, но смерть скручивает сильное тело в последних судорогах. Одна картина переходит в другую, с множеством сюжетов. В то же время все картины – единое целое: героическая жизнь и мудрое правление великого Ашшурбалита.

Мозаичный пол из каменных плит был настолько гладок и чист, что, казалось, можно поцарапать его даже мягкой обувью. Множество утвари из золота и серебра наполняло зал, резная инкрустированная мебель, серебреные светильники на стенах, каменные вазы – и все расставлено со вкусом, все на своих местах. У противоположной от входа стены на возвышении резной трон ожидал правителя Ассирии.

Высокую спинку украшали статуэтки божеств из слоновой кости. Массивные ножки заканчивались львиными лапами.

Вскоре в зале стали появляться сановники. Они холодно приветствовали Аллуниту, раздвигая рты в натянутой улыбке. Все, как на подбор, в дорогих расшитых одеждах до пола, с открытым правым плечом. У всех длинные черные бороды аккуратно завитые раскаленными щипцами. Массивные золотые кольца в ушах – знак высокого положения в обществе. Золотые браслеты со звериными головками охватывали руки на запястьях или чуть выше локтя. Среди сановников появился высокий туртан – главнокомандующий армией Ассирии. Седина в его завитой бороде тщательно была закрашена черной краской.

- Рад тебя видеть, - бросил он хрипловатым твердым голосом. – Как «Непобедимые»? Все живы?

-Да, могучий. Все живы и полны сил.., - ответил с поклоном почтения Аллунита, но туртана уже отвлекли вельможи. Он так и не дослушал ответ.

Важно прошелся по залу абаракку – главный сановник и первый советник правителя. Его сопровождали двое распорядителей с высокими жезлами. Вошел главный кормчий в окружении богатых тамкар. Появился сгорбленный почтенный старик – наместник страны.

 

.

. Отдельной кучкой в дальнем углу сбились знатные алайау из многочисленных богатых общин, те, кто поставляет двору и армии Ашшурбалита хлеб, вино, мясо, одежду, оружие и многое другое.

Зал наполнился громкими голосами. Это вошли командующие войсками Ассирии. Они радостно приветствовали Аллуниту, как старого товарища, обнимали его и поздравляли с возвращением.

Один из распорядителей стукнул серебряным посохом об пол, призывая всех к вниманию, и громко объявил:

- Солнцеподобный правитель благодатной Ассирии, любимец Богов: Ашшура, Иштар, Адада, Ану; мудрейший ученик Бога Набу; неподражаемый ишшакум и укуллум, наш господин, благодетель и кормилец, который нас любит, и которого мы любим – достопочтенный Ашшурбалит! Да живет он вечно! Склоните головы перед солнечным сиянием!

Сановники застыли в низком поклоне, прижав руки к груди. Тамкары, алайау и другие представители низших сословий попадали на колени, коснувшись лбами каменного пола. Послышались легкие шаги правителя, вперемежку с тяжелой поступью телохранителей, и перед собравшимися предстал сам Ашшурбалит во всем своем величии. Его окружали крепкие воины в начищенных медных доспехах и бритые евнухи с круглыми масляными лицами.

Сам правитель был невысокого роста, но коренастый с мощной бычьей шеей и мускулистыми руками. Годы начали сгибать его спину и опускать книзу широкие плечи. Но, все равно, в движения его чувствовалась не дюжая сила. Он тщательно закрашивал седые волосы, время от времени предательски выскакивавшие в густых кудрях и в завитой бороде. Хитрое широкое лицо с коварными глазами, темными как ночь, он умащал дорогими притираниями, сгоняя морщины. Кустистые густые брови придавали лицу сердитое выражение. Большой горбатый нос напоминал клюв хищной птицы. Правитель носил длинную темно-синюю одежду с короткими рукавами, расшитую красными розетками. Талию плотно стягивал широкий льняной пояс с тремя правильными складками. По нижнему краю пояса шла золотая бахрома, каждая кисточка которой оканчивалась четырьмя нитями сверкающих стеклянных бусинок. По плечам до пояса спускалась накидка, расшитая золотой и серебряной нитью. Среди узоров выделялись магические символы: полумесяц – знак божества Сина, диск с четырьмя лучами – божество солнца Шамаша, молния с тремя остриями – Бога Адада. На голове правителя возвышалась цилиндрическая тиара из белой валяной шерсти с синими полосками. Широкая лента, усеянная розетками из золотых цветов, поддерживала тиару на лбу. Оба конца ленты спускались на затылок. В руках Ашшурбалит держал высокий серебряный скипетр – символ верховной власти.

Правитель поприветствовал собравшихся, подняв руку со скипетром вверх, и опустился на трон. Двое евнухов тут же принялись работать опахалами из перьев, нагоняя прохладу. Рядом с правителем встал старший сын и наследник Эллиянаррари – заносчивый юноша с надменным гордым лицом. Его роскошное одеяние сверкало золотом. Браслеты, толщиной в палец увивали руки. Огромные золотые кольца оттягивали мочки ушей. Тут же у ног правителя появились несколько писцов с табличками из сырой глины и палочками для письма. Они приготовились ловить и записывать каждое слово властителя.

После недолгой молитвы, правитель изволил приступить к делу. Ашшурбалит терпеливо и внимательно слушал доклады сановников и жалобы тамкар. Принимал мгновенно мудрые решения, неспешно давал указания. Говорил он громко и отрывисто, при этом лицо его ничего не выражало, лишь только по глазам можно было догадаться о его чувствах.

- Сын старшего торговца ударил в споре отца по лицу, - сообщил один из тамкар. – Надо наказать нечестивца. Каково будет твое решение, величайший?

- За оскорбление отца, пусть заплатит в казну триста сикелей серебром. Если у него нет столько серебра, пусть ему отрубят руку.

- Одна из рабынь храма Ашшура посмела показаться перед мужчиной в покрывале, как свободная женщина. Он не сообщил об этом в суд, - кляузничал сановник.

- Какую должность занимает нечестивец? – поинтересовался правитель

- Служит водоносом у тебя при дворе, мудрейший.

- За то, что не повел рабыню в суд, пусть заплатит в казну сто сикелей серебром или получит пятьдесят ударов палками. Рабыне пусть отрежут уши.

- Победоносный и справедливый! – к нему подошел с поклоном военачальник с широким бронзовым обручем на голове – отличительный знак «Бессмертных». – Вчера одна из тысяч «Бессмертных» осталась без мяса по вине твоего сановника.

- Найти виновного! Пусть заплатит тысячу сикелей серебром, иначе – посадить его на кол, - приказал писцам Ашшурбалит, гневно сверкнув глазами.

- Величайший, надо хорошенько разобраться в таком деле, - попытался предотвратить страшный приговор советник абаракку.

- Не хочу слышать никаких оправданий, – жестко отрезал правитель. - Не хватало мне еще бунта среди «Бессмертных» из-за каска мяса. – И тут же выкрикнул писцам. – Забить для «Бессмертных» десять быков из моего стада, а обиженным выдать вина из моего погреба.

- По вине одного из чиновников, почта задержалась в пути из Ниневии на пять дней, - вещал следующий докладчик.

- Выяснить! Виновный пусть заплатит пятьсот сикелей серебром, иначе – отрезать уши.

Так продолжалось еще долго. Чиновники докладывали, а правитель принимал решения. Но вот, очередь истцов иссякла, и к правителю подошел воин в золоченых латах.

- Великий из великих, я привел тысячу «Непобедимых всадников Бога Ашшура» из Митанни.

Улыбка промелькнула в густой бороде Ашшурбалита.

- Аллунита! Пусть охраняет тебя Ашшур! Наконец-то я тебя дождался! – Затем он обратился к собравшимся: - Я всех выслушал, все дела мудро рассудил. Вы - свободны.

Когда в зале остались лишь туртан с абаракку и наместник страны, Ашшурбалит по-отечески взглянул на Аллуниту и заботливо спросил:

- Ты с дороги? Даже доспехи не успел снять.

- Прости, ишшакум, что не предстал перед тобой в подобающем виде. Я только что слез с коня.

- Что ты делал целый год в Вашшукканни? Как здоровье уважаемого Тушратты?

- Ничего не делал, властитель. Тушратта меня не отпускал: держал при себе, приглашал на охоты и пиры.

- Выходит, ты неплохо провел время.

- Да, мой властелин, - чистосердечно признался Аллунита. – Но я помнил твои наказы и старался выведать все возможное у чиновников Тушратты. Каждые девять дней я посылал в Ашшур тайного гонца.

- Я получал твои послания, - довольно кивнул Ашшурбалит. – Очень ценные сведения. Ты неплохо поработал. – Затем правитель обратился к вельможам: - Пройдемте в сад. Аллунита нам расскажет о сражении между Тушраттой и Суппилулиумой.

Правитель, а за ним сановники спустились в зеленый тенистый сад, что находился за дворцом. Под развесистыми пальмами их ждал накрытый стол. Рабы разлили по чашам охлажденное пальмовое вино.

- Мы слушаем тебя, – напомнил правитель.

- Сражение проходило кровавое и жестокое, - начал Аллунита. – Самого боя я не видел, так как скрывался от дозорных Тушратты, но слышал звон мечей и крики атакующих. Проезжая на следующий день место схватки, я поразился множеству убитых и числом изломанных колесниц. Это ужасающее зрелище.

- Конечно. Где ты еще такое мог видеть, - усмехнулся Ашшурбалит. – Твои подвиги в Сухи над вавилонянами и над касситами не приносили стольких жертв. Однако почему ты не напал на Тушратту? Неужели его армия намного превосходила хеттскую.

- Я был верен твоему наказу и выжидал момент, когда какая-нибудь из сторон ослабнет. У Тушратты войск оказалось намного больше, чем у хеттов. Но Суппилулиума действовал хитро и дерзко. Ему удалось уничтожить все колесницы Тушратты. А дерзкие атаки всадников оставили митаннийцев без легкой пехоты.

- Да, я читал твои донесения, - кивнул головой правитель. – Но как ты оцениваешь силы Тушратты?

- Митаннийская армия уже не та, что была при Сауссадаттаре. Старая тактика ведения боя не принесла желаемого успеха. Да и военачальники бездарны. Пожалуй, только Артатама достоин уважения.

- Почему же Тушратта одержал верх?

- Все шло, как ты предполагал: митаннийцы выдохлись в конце сражения, а среди отрядов подвластных государств не было единства. Я бы помог хеттам разгромить митаннийскую армию, а затем занял бы Вашшукканни, но дело испортили посланец Эхнэйота, жрец Эйя и номарх Кадеша Сетти. Они прибыли с войсками и скрытно маневрировали возле поля боя. Как только стало понятно, что ни одна из сторон не может одержать верх, воины Кемет тут же обрушился на Суппилулиуму.

- Жаль, что так вышло, - огорчился Ашшурбалит. – Я бы предпочел видеть Тушратту поверженным. Тогда бы Ассирия, наконец, обрела долгожданную свободу.

- Прости меня недостойного, мудрейший, - с упреком заметил туртан, - но в том есть и твоя вина. Не надо было давать Тушратте наших копьеносцев.

- Мне нужно было как-то отделаться от него, - оправдывался властитель. – Я обязан посылать ему солдат. Но я дал ему войско, набранное из хупшу. – Правитель вновь повернулся к Аллуните. – Но как же там Тушратта? Поведай нам о его планах.

- Правитель Митанни зол на тебя. Он насторожился, словно пес, почуяв опасность, - предостерег Аллунита. – Ты слишком рано выгнал его соглядателей из Ашшура. Скорей всего, он догадывается о твоих замыслах. Он давно собирался направить сюда колесницы, дабы навести порядок в Ашшуре и Ниневии, да хетты не дают покоя. Ему часто снится кошмар, что он бежит от колесницы Суппилулиумы и никак не может спрятаться. Я сам слышал, как он кричит во сне. Тушратта решил собрать огромную армию и навсегда покончить с Хатти. Его военачальники формируют войско из кочевников и, даже, из крепких рабов. Ловят нищих бродяг и ставят их под копье.

- Если собрать много винограда, это еще не значит, что вино получится хорошее. Армия Митанни будет походить на стадо баранов, - сделал заключение туртан.

- Он просто выжил из ума! – согласился Ашшурбалит. – Кормить бродяг только за то, что они носят копья – непозволительная роскошь. Да при первой же битве невольники разбегутся или наделают паники.

- Это так, мой господин, – горячо подтвердил туртан.

- В этот раз отправь в Вашшукканни прошлогоднее зерно, да и того в два раза меньше, - приказал правитель абаракку. – Золота вообще не посылай. Хитри. Напиши слезное письмо, что в долинах неурожай или мор прошелся.

- Исполню, - кивнул сановник.

- Но как же тебе удалось вырваться из лап правителя Митанни? – вновь обратился Ашшурбалит к Аллуните.

- Тушратта наделил меня высокими полномочиями и послал с поручением. Если я его выполню, обещал щедрую награду.

- Интересно, какую же? – усмехнулся Ашшурбалит.

- Обещал отдать под мое командование три тысячи копьеносцев, землю с городом и стадо в три сотни быков.

- О-го-го, - покачал головой Ашшурбалит. – высоко он тебя ценит. - Взгляд его похолодел. – И ты принял предложение?

- На словах – да, - честно признался Аллунита, но тут же горячо воскликнул: - Великий Ашшур свидетель: пусть лучше я буду жалким рабом на твоих полях, чем вельможей в Вашшукканни.

- Я верю тебе, - улыбнулся сквозь бороду Ашшурбалит. – Но что за поручение он тебе дал?

- Требует прислать в Вашшукканни все пять тысяч «Бессмертных». Меня он обязал передать тебе его волю и возвратиться с «Бессмертными».

С этими словами Аллунита протянул правителю глиняную табличку. Ашшурбалит пробежался глазами по клинописи, затем смачно плюнул на печать Тушратты и гневно швырнул табличку на стол. Негодующе воскликнул:

- О Боги! Неужели этот дурак еще надеется, что я отдам своих лучших воинов! Он хочет отнять у меня руку с мечом, чтобы потом обезглавить. Хватит! Больше Вашшукканни не получит от меня ни сикеля меди. Мы долго платили дань митаннийским правителям. Теперь приходит время Ассирии показать свою силу. Пусть Бог Ашшур натягивает лук. Я припомню Вашшукканни поход Сауссадаттара. – В довершении своих слов правитель стукнул крепким кулаком по табличке. Глиняная табличка треснула на несколько черепков. – Чем он мне грозит? Неужели решит возглавить поход на Ашшур? Мы бы его хорошо встретили.

- Он грозит отдать Ассирию на разграбление хурритам.

Ашшурбалит вопросительно посмотрел на наместника страны:

- Что у нас с хурритами?

- Многих вождей мы подкупили, - ответил старик, - Но хурриты – народ ненадежный. Для них договор – что клятва пьяного торговца.

– Если даже хурриты решат вторгнуться в наши земли, до Ашшура им не дойти, – вмешался туртан. У нас достаточно сил.

- Еще что расскажешь, - продолжал расспрашивать Аллуниту Ашшурбалит.

- Тушратта взбесился, узнав о твоем союзе с Эхнэйотом.

- Это был мой смелый и мудрый шаг, - похвалил себя Ашшурбалит. Чиновники одобрительно закивали. – Я послал в Ахйот отборных воинов, много лазурита, конные упряжи и колесницы. Правитель Та-Кемет с удовольствием принял дары и заключил союз. А как был взбешен Баранубиаш в Вавилоне. Он посылал в Та-Кемет гневные письма, даже не подозревая, что его писцы давно отрабатывают мое золото. Слушайте, что он пишет. – Ашшурбалит пальцем поманил одного из писцов. Тот приблизился к правителю со шкатулкой из черного дерева, украшенной лазуритом. В шкатулке лежал папирус. Ашшурбалит развернул свиток, Поискал глазами нужное место и, улыбнувшись, прочитал: - «Зачем они приехали в твою страну. Если ты расположен ко мне, не вступай с ними в сношения. Пусть они уходят, ничего не добившись». И далее он перечисляет свои жалкие подарки. Еще один глупец, решивший меня обставить. – Ашшурбалит небрежно швырнул свиток обратно в шкатулку, гневно сдвинул брови и грозно произнес: - Я решил твердо: хватит Ассирии быть подвластной. Скоро Митанни и Вавилон станут нашими провинциями.

- Славься! Славься, великий! – воскликнули вельможи.

После трапезы, которую любезно предложил разделить с ним правитель, сановники раскланялись и удалились заниматься делами. Аллунита остался наедине с Ашшурбалитом. Он робко опустил глаза и произнес:

- Прости меня, недостойного. Я бы хотел тебя, наше сияние, кое о чем попросить.

- Проси. Тебе трудно в чем-либо отказать. Я вижу печаль во взоре. Уж не приглянулась ли какая-нибудь Митаннийская девушка. Забудь ее. Лучше наших красавиц нигде не найти.

- Нет, солнцеликий. Как я, воин Ассирии могу думать о чужеземных девушках.

- Тебе, просто, надо отдохнуть. Развейся, поохоться. Или ты желаешь награды? Проси!

- Благодарю тебя, добрейший и мудрейший. Но я хорошо отдохнул при дворе Тушратты. А награды я не заслужил, ведь ничего не сделал героического.

- Тогда поведай, о чем печаль твоя. Раскрой сердце. Тебя слышит только я и Всевышний Ашшур.

- Я благодарен моей Ассирии, которая вскормила меня. Вырастила из меня смелого и сильного воина. Я безумно люблю ее густые леса, синие горы и быстрые реки. Нет земли краше на свете. Но все же она мне - мачеха.

- Вот ты о чем! – Брови правителя поползли сердито вниз. В голосе послышались совсем другие, металлические нотки. – Я чувствовал. Я не хотел посылать тебя в Митанни. Знал, что встреча с хеттами на тебя плохо повлияет. Мне доложили, как ты скупал хеттских пленников и отпускал их на свободу. Это, конечно, благородный жест. Ашшур и Иштар благоволят к тем, кто помогает несчастным. Но всему знай меру. Потом, откуда ты знаешь про свои племена? Может быть, их давно истребили. Время, какое неспокойное.

- Я видел горцев Хауси. Слышал их боевой клич. Они мчались в двух полетах стрелы на крутобоких конях, сильные и отважные.

Ашшурбалит не на шутку рассердился. Глаза его метали молнии.

- Аллунита, я разрешил тебе носить хеттское имя. Я не заставляю снимать этот старый дешевый пояс с медными бляхами. Я многое тебе разрешаю, но не позволю уйти в Хатти. – Ашшурбалит понизил голос. – Да, ты много сделал для меня и для Ассирии. Ты отвоевал у Вавилона земли Сухи со всеми крепостями. Касситы бегут от тебя, как шакалы от грозного льва. На тебя я могу возложить самые опасные и трудные поручения, но отпустить сейчас - я не в силах. Ассирия только начинает приобретать утерянное могущество, вновь становится на ноги. Долг каждого – отдать все силы и всю кровь во имя будущего страны. Скоро мы станем величайшей державой, и нам не будет равных. А ты собираешься бросить все и уехать в неизвестность. Кто тебя там ждет? Кто вспомнит тебя? Для них ты – чужой. Пусть Ассирия тебе мачеха, но разве не добрая? Ты имеешь все: земли, дома, рабов, ты можешь в любое время появиться перед правителем без доклада. И все это хочешь променять…На что? Роскошные дома на убогую лачугу где-то в холодных горах. Тонкую льняную одежду на грубые обноски из вонючей шерсти. Веселые пиры с друзьями на изнурительную работу пастуха или плугаря. Я этого не допущу! Ты опозоришь имя покойного отца, да и всю Ассирию. Ты – воин Ашшура. Тебе никто не смеет напоминать, что ты приемный сын старшего охотника

- Об этом болтают все тамкары на базарах, - с горечью возразил Алунита.

- Плюнь на них! Они сегодня скажут – завтра забудут. Человек служит Богам, а его язык – злым духам. Неужели те северные горы лучше наших бескрайних полей?

- Я сам не знаю, великий. Но меня что-то мучает и тянет туда.

- Это просто плоть твоя истомилась от одинокой жизни и долгих походов, - пробовал успокоить его Ашшурбалит. – Тебе надо жениться на какой-нибудь красивой девушке из знатного рода. Немного семейного счастья и домашнего уюта приведут тебя в порядок. И вот еще, наш главнокомандующий стар, хотя хочет казаться крепким. Но годы отнимают у него силу. Он скоро уйдет на покой. Я думаю тебя поставить на место туртана. Что там посулы Тушратты! Под твоим командованием будет вся армия Ашшура. Представляешь, какая силища!

- Великий, я не знаю, как благодарить тебя за щедрость, - Алунита вздохнул, - но не надо мне этого. В твоем войске есть воины более достойные.

- Надо! – почти крикнул Ашшурбалит и часто задышал от гнева. – Никуда ты не уйдешь из Ассирии. Будешь делать, то, что я повелю. Прикажу быть туртаном – будешь. Другой бы ползал в ногах, вымаливая эту должность. Ты мне нужен, чтобы завоевать Вавилон и Митанни. Ты должен мне помочь вернуть Золотые Ворота Ашшура, увезенные в Вашшукканни Сауссадаттаром. В пророчестве сказано: как только их повесят на место, так кончатся бедствия Ассирии. Ты разобьешь хурритов, а если понадобится, то и Суппилулиуму. Не опускай глаза! Сколько у тебя телохранителей? Четыре. Я дам тебе еще десять, из своих, самых надежных. Они тебя сохранят от меча и от стрелы, но если вздумаешь бежать, - глаза Ашшурбалита коварно сузились в змеиные щелки, - они же тебя и прикончат.

Аллунита вскинул взор.

- Ты мне уж не доверяешь, ишшакум?

Ашшурбалит изменился в лице. На смену злости пришла растерянность. Сам даже не заметил, как далеко зашел в гневе. Он попытался исправить оплошность:

- Прости. Я бываю груб с тобой. Я со всеми бываю груб…

Ашшурбалит потупил взор, о чем-то размышляя. Глухим голосом он продолжил:

- Твой отец был мне верным слугой. Нет, больше – он был мне другом. Настоящим другом. Мы с ним охотились на львов в одной колеснице. Во время сражений он прикрывал меня щитом. Жаль его. Бог Ашшур отнял у меня преданного товарища. – Правитель горестно вздохнул, затем решительно вскинул голову. – Хорошо! Слушай. Как только ты поможешь мне расквитаться с Митанни и заполучить обратно Ворота Ашшура, я отпущу тебя в Хатти.

Алунита не верил собственным ушам.

- Я сделаю невозможное для тебя, Великий!

- Погоди же. После войны всегда наступает затишье. Я намерен в это время отправить торговцев в Каниш к Суппилулиуме. Раньше в Канише существовало большое поселение ассирийских тамкар. Надо восстановить торговлю. Тебя я назначу старшим. Ты сможешь еще больше разбогатеть, заодно поищешь свою родню. – Ашшурбалит остановился, чтобы перевести дух, но, увидев, что Алунита готов рассыпаться в благодарностях, опередил его. – Но учти: ты останешься ассирийским воином и моим верным подданным. Если я позову, ты должен немедленно лететь на крыльях орла в Ашшур.

- О, благодетель! Я не знаю доли лучшей! – выпалил Алунита.

- До чего ты глуп, - пробормотал Ашшурбалит. – Не для торговли я тебя пошлю, для наблюдения. И еще одно условие: ты должен перед этим жениться и родить мне настоящих воинов, которые продолжили бы твой род. Как не тяжело это для тебя – сменишь имя. Оно мне не нравится. Не спорь!

Алунита опустил глаза и молчал.

- Вот и хорошо! Теперь, иди. Отдохни с дороги. Я не буду тебя беспокоить три дня. А после, готовься в поход. Пойдешь через месяц на границу с Хурри. А мне надо подготовить ответ Тушратте.

Алунита с поклоном удалился. К Ашшурбалиту гордой уверенной походкой подошел его сын Эллиянаррари.

- Великий правитель, ты всегда слишком много времени уделяешь этому хетту. Сановники открыто не смеют выражать свое неудовольствие, но в душе они возмущаются.

- Придержи свой глупый язычок, - оборвал его Ашшурбалит. – Он такой же ассириец, как и ты. Если хочешь стать мудрым правителем, не имей привычку повторять то, что болтают между собой грязные торговцы,

- Хорошо, я буду повторят слова вельмож, – дерзко ответил юноша. – Они говорят, что ты больше всех его любишь.

- Больше всех я люблю тебя, сын мой, - возразил жестко Ашшурбалит. – Здесь дело не в любви. Никогда не верь чиновникам, у которых в сердцах полно желчи. Их устами говорит алчность, а не разум. Слушай отца. В будущем, когда я покину сей мир и окажусь в царстве Ашшура, Аллунита будет твоей надежной опорой. Если все сановники, и вообще весь свет ополчится против тебя, и некому будет встать на защиту, Алунита всегда закроет тебя грудью.

- Если он такой верный и честный, почему же до сих пор командует только тысячей? – недоверчиво спросил Эллиянаррари.

- Всему есть свое время. Хорошую собаку можно закормить, и она станет ленивой, - поучительно ответил правитель и добавил: - Но я знаю точно, что он никогда не захочет залезть на престол и никому не позволит этого сделать. А все те, кто окружают меня - выходцы из древних родов, с великими предками... – Ашшурбалит вздохнул. - Большинство этих льстивых рож спят и видят себя на троне.

- Отец, ты говоришь страшные слова, - призадумался юноша.

- Привыкай. Хочешь быть у власти – не доверяй никому. Вот, подумай: правитель Та-Кемет попросил к себе в охрану моих воинов; у правителя Вавилона телохранителями служат касситы, покой Тушратты охраняют воины Куши. Алунита чужих кровей. Сановники его недолюбливают, потому что боятся. Когда я его поставлю туртаном, то не буду опасаться за твою жизнь.

- Почему же ты сейчас кричал на него?

- Кричал..? Львенка можно принести домой из пустыни и вырастить ручным. Но если он хоть раз услышит грозный глас своих сородичей, то его ничем не удержать, - вздохнул правитель.

 

4

 

Огненная колесница Бога Солнца с каждым днем все быстрее проносилась по небу. Из-за гор по ночам наведывались холодные ветра, принося ледяное дыхание скорой зимы. Золотые колосья уже скосили, и черные проплешины полей смотрелись уныло. Природа желтела и краснела, чтобы сверкнуть напоследок красотой и умереть до нового тепла.

Хемиша сопровождал в столицу обоз с продовольствием из Верхней страны. Урожай собрали на редкость богатый, не то, что в прошлые годы. Волы еле тащили телеги, доверху нагруженные зерном, тюки с тонкой овечьей шерстью и выделанной кожей. Следом гнали разжиревшие стада быков и баранов.

Вождь Хауси все время сновал вдоль каравана, торопя погонщиков. Ему хотелось поспеть в столицу к празднику Нунтариясхе. Сыновья Улия и Барбиша помогали отцу. Они появлялись то в конце длинного каравана, то в начале, выполняя поручения Хемиши. Наконец показался великий город Хаттуса. К Львиным воротам не пробиться. На сто шагов дорога запружена телегами. В Ворота Лабарны пропускают только возы с рудой и металлом. У третьих ворот столпотворение торговцев. Мен вели уже за пределами города. Торговые площади забиты до отказа. Телепурии со всех городов и поселений везли в Хаттусу зерно и фрукты, чечевицу, шерсть и кожу, гнали скот. Повозки с рудой перегоняли в специальное хранилище под охраной. Столица бурлила. Так всегда случалось перед великим праздником урожая Нутарияской. Но в этот раз творилось что-то невообразимое.

Старший казначей приказал разворачивать караван в ближайший город. В Хаттусе все амбары набиты доверху. Усталые писцы дотошно пересчитали все добро, записали подсчет на глиняных табличках и передали казначеям. Погонщики направили повозки к северу от Хаттусы.

Хемише сдал полномочия старшему погонщику. Словно гора с плеч упала! Он тут же направился к Фазаруке. Верхом в город не проехать. Коней оставили в ближайшем поселении и, уже пешими, вошли в бурлящий город.

Двухэтажный дом за каменным прочным забором. Резные ворота – как не узнать дом Фазаруки. Но привратник сказал, что жезлоносца вызвал правитель. Хемиша с сыновьями направился к Южной цитадели. В халентуве сказали, что жезлоносец у правителя с докладом. Хемиша решил дождаться его в городе. Во дворце творилась такая же суматоха, что и в нижнем городе. Чего туда соваться?

Фазарука покинул цитадель только после полудня. Он с озабоченным видом шагал вниз по ступенькам. Следом семенили писцы с глиняными табличками и палочками для письма. Увидев горца, жезлоносец бросился к нему и долго не выпускал из объятий. Затем, друзья решили сходить куда-нибудь повеселиться. Заодно позвали с собой Цулу.

Они выбрали дом богатого торговца. Хозяин славился добрым вином. Здесь собралось много народа, жаждущего выпить по чаше веселящего виноградного сока или пальмового вина. Тут же на кухне варили пиво, пекли лепешки и жарили мясо на каменных жаровнях.

Возле входа сидели нищие бродяги в грязных лохмотьях. Несчастные пили из треснутых глиняных кружек дешевую кислятину и закусывали объедками, которые им выносили невольники, служившие у торговца.

В самом дворе за длинными деревянными столами сидели горожане и залетные торговцы, воины с суровыми лицами и смуглые пастухи. Все о чем-то громко и оживленно беседовали, некоторые, выпив изрядно, затягивали песни. Глубже в саду стояли круглые столики, предназначенные для богатых гостей.

Сам хозяин, раздобревший круглый финикиец бросился встречать Фазаруку, Цулу и Хемишу с сыновьями. Лицо его расплылось в широченную улыбку. Он долго кланялся, затем отвел гостей в сад и усадил под раскидистой яблоней. С дерева свисали спелые красные плоды. Тут же появились серебряные начищенные кубки, вазы с фруктами, лепешки с хрустящей сарамой и кувшин с лучшим вином. Прозрачная рубиновая струйка весело полилась, заставляя звенеть серебряные кубки. Подошел невольник с жертвенным сосудом. Гости совершили возлияние и произнесли молитву. Цула предложил выпить за здоровье и счастье великого лабарны Суппилулиумы. Все осушили кубки до дна. После завели неспешный разговор, вспоминая былые походы и жаркие сражения. Цула бросил взгляд на Улию и Барбишу, невзначай сказал:

-У тебя хорошие сыновья. Из них вырастут великие воины. Мне в походе не так спокойно было с сотней мешедей, как с ними. Младшего Барбишу обязательно оставь в Хаттусе. Пусть воспитывается среди сыновей дворца. Да и старшего я бы взял в охрану солнцеликого.

- Барбишу оставлю. По горам набегался, пора науки познавать. А у старшего иная судьба, - возразил Хемиша. – Я когда-нибудь состарюсь и не смогу больше водить в походы лихих всадников. Тогда он меня сменит. Верно, Улия?

- Правда, отец. Я постараюсь быть достойным воином нашего рода, - искренне заверил юноша. Но, по печальному лицу было видно, что сейчас он думал о чем-то другом.

-Какой невеселый нынче Улия, - заметил Фазарука. – Взор его совсем погас. Во время похода глаза блестели, словно крупные алмазы, а сейчас больше походят на выцветшую морскую гальку. Послушай, Хемиша, если хочешь из сына сделать хорошего телепурия, обязательно жени его.

- Надо, - согласился Хемиша. – У нас в горах много хорошеньких девушек, которые родили бы ему крепких сыновей. Есть невесты из знатных родов, с огромным приданным.

- Так в чем же дело стало! – обрадовался Фазарука. – Нет лучше времени для свадьбы, чем на празднике Нунтариясхи.

- Было бы отлично. – Хемиша помрачнел и с упреком поглядел на сына. – Да он сохнет по девчонке из свиты таваннанны. Сегодня я ее видел в халентуве. Заметила Улию - так сразу слезы ручьями. А у него, смотрите, женское колечко на мизинце.

Улия налился краской и спрятал руку с кольцом под стол.

- Не стесняйся, - подбодрил его Цула. – Скажи нам, кто разжег пламя в твоем сердце? Ничего, что она из свиты таваннанны. За такого героя любой отец с радостью отдаст дочь.

- Не приставай к парню, - оборвал его Фазарука и сочувственно добавил: - Я догадываюсь, кто лишил его сна – юная Асмуникал. Она стройна как лань и красива, словно распустившийся цветок. Не так ли, Улия?

Юноша покраснел еще гуще.

- Так это дочь повара Судхабии – презренного лувийца, - нахмурил брови Цула.

- Она, - подтвердил Фазарука, - его младшая и самая прелестная дочь.

- Тогда, Улия, забудь про нее, - безнадежно махнул рукой Цула и громко стукнул по столу пустой чашей.

Хозяин, с перекошенным от страха лицом, рысцой подбежал к их столу и дрожащим голосом спросил:

- Великий гость чем-то недоволен?

- Недоволен, - прорычал великан. – Хоть молодое вино у тебя чудесное, но я не привык пить кислятину. Принеси мне выдержанного, да чтоб весь кувшин мхом порос.

- Слушаюсь, мой господин, - залебезил торговец.

- Еще пришли сюда музыкантов и танцовщиц, - приказал ему, в свою очередь, Фазарука. – Мы к тебе пришли веселиться, а не напиваться.

- Будет исполнено, - горячо заверил их торговец и умчался за вином.

- Расскажи, почему мне надо забыть Асмуникал? – несмело попросил Улия у Цулы. - Ее отец жаден, я знаю. Но если ему заплатить хороший выкуп, разве он устоит?

- Вот пристал, - рассмеялся Фазарука. – Видно, сильно присох парень. Погляди вокруг: мало ли красивых девушек?

- У меня есть племянник, сын старшего брата, - начал Цула. – Сейчас он служит телепурием в маленьком городке вблизи Киццуватны. Когда он был еще незрелым подростком, и сражался со сверстниками деревянным мечом, этот самый Судхабия, отец Асмуникал, служил мелким сборщиком зерна. У него росло пять хорошеньких дочерей. Младшую звали Асмуникал. Старшие дочери уже достигли возраста невест, но хитрый лувиец отвергал все предложения. Да и кто к нему сватался? Такие же мелкие чиновники. Судьба свела Судхабию и моего старшего брата. Тот тогда занимался сбором податей. Презренный лувиец стал подлизываться к нему: присылал жене брата подарки, на праздники приглашал в свой дом. Он восхвалял моего племянника. Говорил, что ему будет прекрасная пара его младшая дочь. Мой брат – человек открытый и доверчивый - поддался на лесть и составил с Судхабией брачный договор, даже внес большой выкуп за невесту. Осталось ждать, когда дети подрастут, и тогда их можно будет соединить перед Богами узами брака.

Вскоре об этом договоре стало известно по всей Хатти. Еще бы, - мелкий сборщик зерна сосватал дочь за племянника старшего над мешедями лабарны. Мы с братом даже не думали, что этот негодяй хочет с помощью своих детей пробиться вверх, а не добиться места честным трудом.

- Да, - продолжал Цула, отхлебывая из чаши вина. – Он был мелким сборщиком зерна. Блоха, которую можно раздавить одним щелчком. Но брачный договор поднял его в глазах знати. Он выдал всех старших дочерей за знатных людей с титулами. Все зятья имели положение при лабарне. Презренный лувиец влез, втесался со своей немытой рожей в Великий Род. Все новоприобретенные родственники принялись усиленно продвигать его по службе. И я, дурак, старался. Вывел его в повара лабарны. Так этот наглец задумал выдать младшую дочь Асмуникал не за моего племянника, а за лабарну Суппилулиуму. Да будет наш правитель здоров и счастлив.

Брачный договор Судхабия расторг. Выплатил, как полагается, выкуп в двойном размере. Я тогда сильно разозлился, хорошенько намял ему бока. Чуть не убил. Но этот наглый упрямец стоял на своем. Так презренный лувиец опозорил моего брата. Со своей обидой я пришел к лабарне и пожаловался ему. Восхваляю мудрость и благородство повелителя! Он пообещал, что никогда не женится на дочери повара. А если Судхабия такой нечестный, то будет изгнан из халентувы. Суппилулиума прогнал бы этого наглеца, но родственники Судхабии остудили гнев правителя. Сейчас этот подлец подмазывается к женам Суппилулиумы и к самой таваннанне. Он хочет, чтобы таваннанна уговорила лабарну взять Асмуникал в жены.

- Что ж мне теперь делать? – Улия схватился за голову.

- Не умрешь, если подыщешь невесту в родных горах. У нас девушки ничем не хуже, - рассердился Хемиша.

- Да, тебе с Судхабией не договориться, - покачал головой Цула. - Уж если он что вбил в свою тупую башку – обратно не выбить. Скорее дочь придушит, чем откажется стать родственником лабарны.

- Послушайте, друзья! Зачем договариваться с этим скупердяем? Надо просто украсть невесту, - предложил находчивый Фазарука. – В наше время женихи нередко крадут возлюбленных. Лишь всего-навсего – не получишь приданного. Зато и выкуп платить не надо. Покаешься перед Богами, принесешь в жертву годовалого бычка – и Всемогущие простят.

- Я так и сделаю! – обрадовался Улия. Свет надежды вспыхнул в глазах юноши, взгляд прояснился, лицо ожило.

- Не вздумай, мальчишка! – гневно прикрикнул Хемиша. – Это тебе не пастушка какая-нибудь, а дочь дворца из свиты самой таваннанны. Не из хижины надо красть, а из халентувы. Тебе любой ее родственник шею свернет. Они боялись тебя трогать, когда халентуву горцы охраняли, терпели твои ухаживания. Теперь, если ты еще раз к ней подойдешь - прирежут, как глупого барана и выкинут в реку.

- Надо поговорить с самой таваннанной, - не унимался захмелевший Фазарука, продолжая давать мудрые советы. – Не ругай парня. Воин он или кусок женской хасгалы. Если что - мы с Цулой поможем.

- Верно! – подтвердил Цула.

- Да вы совсем сдурели! – рассердился Хемиша. – Думаете, таваннанна поможет украсть девушку из свиты? Крадут бедняки, которым нечем заплатить выкуп, да и то по согласию родителей.

- Я сам поговорю с звездоподобной и украду Асмуникал. – решительно произнес Улия и встал. – Разреши, отец!

- Не мешай сыну обрести счастье, - поддержали юношу Цула и Фазарука.

- Как знаешь, - сдался Хемиша. – Но если Судхабия со своими слугами надает тебе по шее, я тебе нос вытирать не буду.

- Пусть только попробует, и я ему отрежу уши, - огрызнулся Улия, поклонился всем и быстро ушел.

Барбиша также собрался уйти.

- Ты хоть не лезь в это дело! – попросил Хемиша.

- Но он же мой брат, и рассчитывает на мою помощь. – Возразил Барбиша. – Как я могу предать брата? Это не по закону гор. Тем более, я знаю в халентуве все тайные ходы, а многие мешеди – мои друзья.

- Не слишком ли много я вам даю свободы? – воспламенился Хемиша. – Другие отцы детей держат в строгости.

- Отец, мы тебя любим и уважаем – Еникей тому свидетель, - оправдывался Барбиша, в почтении склонив голову. – Но нельзя идти против воли великой матери Сауски. Улия и Асмуникал любят друг друга. Если Боги позволят их разъединить, то две жизни на этой земле останутся несчастными. Великая мать Сауска не простит.

- Во, наговорил, - насупился Хемиша. – Причем тут юношеская дурь и Великая мать Сауска?

-Но, отец, - Барбиша решил зайти с другой стороны, - Асмуникал самая красивая и самая добрая девушка во вселенной. Когда я был ране, она ухаживала за мной: поила отварами, промывала рану. У нее очень нежные руки, как крылышки птички.

-Вы оба совсем потеряли голову из-за этого цыпленка, - гневался Хемиша. – Отца вы кое-как уговорили. Но что скажет мать?

- А мама обо всем знает. – Барбиша ехидно улыбнулся. – Не сердись. Разреши Улии привести невесту в дом.

- Разреши! Разве не ведешь, как парень страдает. Он настоящий воин и поступает, как мужчина, - навалились на него Цула и Фазарука.

- Пусть будет так, - сдался Хемиша. – Но если Еникей разгневается, и Асмуникал не принесет ему сына, - Улия не станет во главе племен Хауси. Так ему и передай.

- Я понял тебя, отец! – обрадовался Барбиша и побежал вслед за братом.

Хемиша хмуро уставился на дно кубка. Цула понимающе похлопал его по плечу. Фазарука решил разрядить обстановку.

- Хотите, я вам расскажу интересный случай? – оживленно спросил он.

- Давай, - нехотя согласился Цула.

- Хемиша. Ты помнишь, как мы прорывались из западни, расставленной митаннийцами. Меня везли связанного в повозке. Вы с Тоопекой прикинулись табунщиками, а твои воин дерзко напали из засады.

- Припоминаю, - ответил Хемиша, - но что в этом было интересного.

- Помнишь, ты кинулся ко мне на помощь, а я в то время уже успел освободиться от пут и прикончить охранников.

- Да, и это припоминаю. Я даже немного удивился твоей ловкостью.

- А все потому, - хитро улыбнулся Фазарука, - что один ассириец подарил мне кинжал.

- Каким же образом? – удивился Цула.

- На пиру у Тушратты. – объяснил Фазарука. – Митаннийцы праздновали победу. Меня, как почетного пленника, усадили перед входом в пиршественный зал и кормили объедками. Тогда прибыла конная тысяча Ашшурбалита. Их командующий в золоченых латах предстал перед Тушраттой. Его осмеяли за то, что он явился слишком поздно. Когда ассириец выходил, то остановился возле меня и что-то спросил - что, я уже не помню – а затем незаметно сунул мне нож.

-Ты говоришь: ассириец? Командующий тысячей всадников? – Хемиша сверлил Фазаруку горящим взглядом. – Ты его хорошо разглядел?

- Я, даже, не посмотрел на него. Какое мне дело до них. Они веселились, а я готовился к смерти. Да и лицо ассирийца скрывала полумаска. Но за нож я ему благодарен. Если еще раз встречу - назову братом.

- Вспомни, о чем он тебя спрашивал, - умолял Хемиша.

- Вспомни! Легко сказать. Что-то… - Фазарука от удивления сам чуть не свалился со скамейки. – Постой же! Он спросил про племена Хауси.

- Ну! – взревел Хемиша. – Где нож!

- Я ношу его с собой. – Фазарука вынул из-за пояса тонкий кинжал и положил его на стол. Обыкновенный бронзовый нож с обоюдоострым лезвием. Ножны с незатейливым узором. Костяная рукоять с головой оленя. Хемиша дрожащими руками положил на стол другой точь-в-точь такой же кинжал.

- Что это? – в один голос воскликнули Цула и Фазарука.

- Это кинжал моего брата, - сквозь стиснутые зубы ответил Хемиша. Он еле себя сдерживал, чтоб не разрыдаться, как ребенок.

- Но то был ассирийский воин в высоком чине, - возразил Фазарука. - У него все доспехи украшали позолоченные пластины.

- Это он, - твердо повторил Хемиша. – Вот здесь на лезвии, - он обнажил кинжал, - видите, еле заметная надпись. Она гласит: «Аллунита, сын племени Хауси. Мне покровительствует Еникей».

- Значит, твой брат жив! Ты должен радоваться, а в твоих глазах слезы, - удивился Цула.

- Он отдал кинжал, - горестно произнес Хемиша. – Он знал, что рано или поздно кинжал попадет в мои руки. Аллунита грустит о родине. Тоска невыносимая. Если воин Хауси расстался с кинжалом или с поясом Еникея, значит – он готовится к смерти.

- Да что ты такое говоришь! – возмутился Фазарука.

- Это так. У каждого воина Хауси есть кинжал, пояс и амулет из черного камня. Воин носит все это с самого рождения. Если что-нибудь утеряешь - Еникей наказывает смертью.

 

5

 

Наутро вершины Бычьих гор поседели от снега. В тот же день Старший кантикини объявил начало праздника Нунтариясхи. Хатти зашумела, радуясь наступлению последнего праздника лета. Ведь скоро начнутся холода, и потянутся однообразные короткие хмурые дни и длинные вечера.

Последний праздник теплого сезона справляли особенно пышно и весело. В первый день длинная разукрашенная процессия выехала из Хаттусы и направилась в город Катабе. Там состоялось праздничное Большое Собрание и великолепный пир. На следующий день старший сын Суппилулиумы, он же наследник престола, Арнуванда совершил долгий ритуал для хаттского божества защиты Цитхаррии. Он принес ему щедрые дары полей и садов, а так же многочисленные жертвы: быков, баранов, птиц. Третий день вся Хатти совершала обряды с жертвоприношениями для Бога Грозы. Вечером Арнуванда отправился с символом Цитхаррия в долгую поездку к городу Хакмару, а оттуда в город Татасуну.

На четвертый день с восходом Бога Солнца лабарна и таваннанна в сопровождении знати оправились вдоль излучины великой реки Марассантии по городам: Тахурна, Арина, Татисга, Харан, Цапланда, Катепу. В каждом городе проходили праздничные богослужения и веселые пиры. До самого утра не смолкала музыка. Землепашцы и пастухи, покончив с делами, стекались в города, чтобы присоединиться к веселью и воздать должное Богам. Из Катепу путь правителя лежал обратно в Хаттусу.

Солнце клонилось к западу, перекрашивая горы в оранжевые и красные нежные тона. Усталые кони еле плелись. Цветы, украшавшие повозки, завяли от жары. Сановники дремали в колесницах. Ни у кого не осталось сил и желания веселиться после столь продолжительных праздников.

 

- Я устала от дороги, - пожаловалась Фыракдыне лабарне, - и девочки мои утомились.

- Выпей немного охлажденного вина. Оно прибавит силы, - предложил Суппилулиума. – К ночи будем в Хаттусе.

- Я за праздники столько его перепробовала, что теперь смотреть не могу без отвращения на чаши и кувшины, - ответила таваннанна, обиженно надув губы.

- Хочешь, я прикажу остановиться. Мы разобьем лагерь возле дороги. А утром продолжим путь.

- Пожалуй, из-за моего каприза не стоит останавливаться. – Таваннанна устало закатила глаза. – Лучше отпусти меня к реке искупаться. Вечер жаркий. Я обмою уставшее тело в живительных струях Марассантии. Великая река восстановит мои силы.

- Хорошо. Но не долго, - разрешил Суппилулиума. – Солнце скоро сядет. После заката не купайся, иначе разгневаешь речных духов.

- Я очень быстро, - пообещала таваннанна. Она пересела в легкую колесницу. – Не останавливайтесь. Я вас догоню.

Четверка стройных высоких лошадей быстро понесла колесницу к реке. За ней последовали еще несколько повозок со свитой таваннанны и ее мешедями. Высокая пожелтевшая трава расступилась, и впереди показалась голубая манящая гладь широкой реки. Повеяло прохладой. Запахло тиной. Копыта коней увязли в мягком белом песке. Из густых камышей выпорхнула испуганная птица.

Таваннанна выбрала удобное место для купания: кусок песчаного берега, со всех сторон окруженный высокой травой и зарослями камыша. Мешеди расположились широким полукругом и внимательно следили за тем, чтобы ни зверь, ни птица не помешали правительнице наслаждаться.

Фыракдыне с удовольствием скинула отяжелевшую за день хасгалу, сняла массивные браслеты и украшения, оставаясь совершенно нагой. Ее прекрасное сильное тело задрожало от сладостной истомы, почувствовав свободу. Легко ступая босыми ногами по теплому песку, она вошла в прозрачную прохладную воду. Возле ног тенью метнулись в разные стороны маленькие рыбки. Фыракдыне, затаив дыхание, легла на воду и заскользила вперед.

На нее вдруг нахлынули воспоминания о далеком радостном детстве, когда она была маленькой черноглазой тоненькой девчушкой. Ее все любили. Отец, могучий воин, покупал ей дорогие хасгалы и разноцветные накидки, приносил из далеких походов украшения. Мама в ней души не чаяла. Мама должна была больше любить братьев. Девочки в семье – обуза. Мальчики – вот будущие кормильцы и продолжатели рода. Но почему-то к маленькой Фыракдыне все относились по-другому, не как к обузе. Ее почти никогда не наказывали за шалости и частенько баловали сладостями.

Ей до безумия нравилось купаться в речке на закате. Летом она часто выскальзывала из дома, обхитрив бдительных служанок, бежала за город, забиралась в камыши и плавала. Мать гневалась: нельзя купаться вечером и сердить речных духов. Когда-нибудь они утащат тебя на дно. Странно, но маленькая Фыракдыне никого не боялась. А вода вечером в реке такая теплая и ласковая, словно руки матери, бережно держащие ребенка.

Девушки из свиты таваннанны скинули хасгалы и бросились в воду. Им тоже не терпелось искупаться после утомительной дороге, несносной жары и едкой сухой пыли. Они плескались и резвились. Над рекой, соловьиной трелью разливался звонкий смех.

Таваннанна с сожалением заметила, как огненный шар прячется за горы. Фыракдыне неохотно вышла из воды, подставляя тело ласковому ветру. Девушки обтерли ее мягкой тканью и надели чистую хубику. Она взошла в колесницу. Возничий щелкнул плетью, и кони потихоньку побрели по песку.

Вдруг в зарослях залились свирепым лаем сторожевые псы, почуяв зверя. Закричали мешеди. Что-то огромное ломилось сквозь камыши. Здоровый секач выскочил на берег прямо перед колесницей правительницы. В его сером, поросшем грязной щетиной, теле торчали три пики. Кровь стекала красными струйками на песок. Кабан хрипел и мотал головой. Девушки испуганно завизжали, похватали одежду и разбежались кто куда. Кабана окружили высокие сторожевые псы, и не давали сдвинуться с места. Они злобно лаяли, брызгая слюной. Один из мешедей подскочил к зверю и рубанул секирой по хребту. Кабан испустил отчаянный предсмертный визг и рухнул на землю. Тут же псы ринулись рвать его на части.

Кони, запряженные в колесницу таваннанны, испуганно заржали и рванули с места. Возничий кувырком слетел на песок, выпустив вожжи из рук. Таваннанна в последний миг успела вцепиться в поручни повозки. Напуганные животные, почуяв свободу, и подгоняемые страхом, понесли, не разбирая дороги. Берег поднимался вверх и заканчивался крутым обрывом. Вожжи упали на дышло. Их невозможно было достать. Колесницу высоко подкидывало на ухабах. Таваннанна еле держалась. Она с ужасом почувствовала, что ее пальцы слабеют, лицо окаменело, воздуху не хватало. А кони бешено мчались прямо к обрыву. Единственное, что оставалось – спрыгнуть с колесницы, рискуя покалечиться.

Таваннанна мысленно молила богов и уже готовилась к худшему, как вдруг краем глаза заметила всадников. Они нагоняли колесницу с обеих сторон. Всадники лежали на холках коней, слившись с ними в единое целое, и пытались приблизиться к обезумевшей упряжи. Вот они поравнялись с несущимися конями. Наконец один из них ловко перепрыгнул на холку правого коня, другой, заехав немного вперед, принялся хлестать лошадей плетью по мордам, заставляя их перейти на шаг. Колесница остановилась почти на краю обрыва. Лошади упряжки ржали, били копытами землю, пытались укусить наглых всадников, но, в конце концов, почувствовали крепкую руку и успокоились.

Таваннанна не сразу пришла в себя и осознала, что избежала гибели. Она еле разжала побелевшие пальцы и распрямила спину, при этом чуть не потеряла сознание. Но все же устояла. Немного отдышавшись, она, наконец, обратила внимание на своих спасителей. Воины стояли перед ней на коленях. Один – коренастый стройный юноша с хищным горбатым носом и большими горящими темно – карими глазами. Борода и усы только начинили пробиваться на гладком лице. Другой – еще мальчик, чертами похожий на первого.

- Кому я обязана спасением? – спросила таваннанна не совсем твердым голосом.

- О звездоподобная, будь всегда счастлива и красива, - воскликнул старший. – Неужели твои сиятельные очи не узнают нас. Мы верные слуги лабарны, сыновья телепурия Верхней страны.

- Теперь вспомнила, - виновато улыбнулась таваннанна. – Сама богиня Сауска послала вас на помощь.

- Мы лишь сделали то, что нам велели Боги, - скромно ответил младший и горячо добавил: - Если бы мы не успели и допустили твою гибель, то сами бы покончили с собой.

При этом выражение лица у него было такое по-детски доверчивое, что таваннанна невольно рассмеялась. Барбиша даже покраснел от обиды.

- Встаньте же, славные воины! Ваш отец должен гордиться такими сыновьями.

Сзади послышался страшный грохот. Это мешеди на двух колесницах мчались помочь своей госпоже. Страх и ужас перекосил их лица. Они думали, что таваннанна разбилась или покалечилась. Не сносить им головы! Но, увидев свою правительницу целой и невредимой, слуги немного успокоились. Мешеди упали перед госпожой на колени и принялись лбами бить о землю и стонущими голосами молить о прощении.

- Замолчите! – прикрикнула Татухепа, как хозяйка на провинившихся псов. После взгляд ее немного смягчился. – Во время праздника грешно поднимать руку на человека. Но в следующий раз готовьте ларцы для ваших отрубленных голов. Теперь идите прочь и не стоните возле меня. Прикажите подать другую колесницу с сидением.

Мешеди вскочили и со всех ног бросились выполнять приказание. Вскоре привели легкую двухколесную повозку, запряженную парой мулов. Мешеди помогли таваннанне устроиться на сиденье с низкой спинкой.

Улия и Барбиша шли рядом с колесницей. Их кони преданно следовали за хозяевами.

- Милые юноши, - заговорила таваннанна. – Боги, конечно, мудро поступили, что послали вас спасти меня. – Брови таваннанны сердито сдвинулись. – Но скажите честно: что вас привело сюда? Уж не собирались вы поглазеть на дочерей дворца, когда те купались. Вы совершили великий грех.

- Нет, звездоподобная! – воскликнул искренне Улия. – Неужели ты думаешь, что честный воин способен на такой поступок. Боги сразу бы нас лишили зрения, и мы ходили бы по дорогам в лохмотьях, выпрашивая милостыню. Мы ехали сюда, чтобы увидеть тебя, Солнцеподобная, упасть к твоим ногам и, не смея поднять глаза, просить о снисхождении.

- А в другом месте, разве нельзя было предстать передо мной? – удивилась таваннанна. – Я никогда не отказываю верным слугам.

- Но великая, ты всегда занята, - оправдывался Барбиша. – Мешеди не пускали нас.

- Действительно, во время праздников ко мне на прием попасть не просто, - согласилась таваннанна. – Но сейчас я вас выслушаю. Говорите!

- Мне бы хотелось получить одну жемчужину из твоего ожерелья, - дрожащим от волнения голосом начал Улия.

- И всего-то? – удивилась таваннанна. Она сняла с высокой гибкой шеи нить искрящегося крупного жемчуга и протянула юноше. – Выбирай любую. Или хочешь – возьми все ожерелье.

Улия поцеловал руку правительницы, но украшение не взял. Его уши стали красными. На щеках загорелся румянец.

- Прости великая, но не об этой жемчужине я говорю. Зачем мне мертвый камень.

Таваннанна, поняв, в чем дело, кивнула головой. Глаза ее хитро прищурились.

- Я знаю, о ком ты говоришь. От меня ничего не скроешь. Ты давно приглядываешься к Асмуникал, дочери повара Судхабии. То-то я вижу знакомое колечко на твоем мизинце.

- Да, солнцеликая, ты всегда можешь угадать мысли смертных.

- Но зачем же ко мне пришел? – снова удивилась правительница. – У нее есть отец. Он решает судьбу дочери. Заплати ему хороший выкуп. А я, так и быть, отпущу девушку из свиты. Хотя, мне и жалко расставаться с ней. Она очень умная, веселая и красивая. Вышивает тонко-тонко, и ниточку прядет, тоньше всех. А как чудесно поет – заслушаешься! Я думаю, такой смелый воин, как ты, достоин взять ее себе в дом.

- Благодарю, мудрейшая, - поклонился Улия. – Я с радостью бы отдал повару Судхабии все, что имею. Упал бы перед ним на колени и молил до тех пор, пока он не даст согласия. Но Судхабия готовит иную судьбу для дочери.

- Я об этом ничего не слышала, - призналась таваннанна. – И какой жребий ее ожидает.

- Он хочет выдать ее за лабарну.

Тонкие брови Фыракдыне удивленно поползли вверх.

- Вот наглец! – рассмеялась она. – Теперь я поняла, почему Судхабия увивается вокруг меня. Неужели этот осел думает, что Суппилулиуме недостаточно девяти жен, и солнцеликому больше нечего делать, как только жениться, да еще на четырнадцатилетней девочке. Да как он посмел даже предположить такое. Я люблю Асмуникал, как дочь, а он… - Фыракдыне резко остановила мулов.

- Но это действительно так, - горячо подтвердил Улия, чувствуя, что Фыракдыне становится на его сторону.

- Но, - задумалась Фыракдыне. – Если Суппилулиума согласится на его уговоры, да еще родственники надавят, тогда даже я не смогу противиться воле правителя. Ты хочешь, чтобы я поговорила с Судхабией?

- Нет! Не смею просить о таком у великой женщины Хатти, - испугался Улия.

- Тогда что?

- Разреши мне ее украсть, - бледнея, выпалил Улия.

- Что?! – Татухепа нахмурилась и хлестнула Улию плеткой по спине. – Украсть? И с этим ты пришел ко мне? Воруют невест юноши, у которых за душой ничего нет. Они воруют, чтобы не платить выкуп. Достоин ли будет такой поступок сына телепурия? А что на это скажет лабарна? Ты подумал?

- Но великая! – взмолился Улия. – Воровать невест – древний хеттский обычай. К тому же у меня нет другого выхода. Повар упрям. Если даже великий лабарна Суппилулиума не согласится взять в жены его дочь, он будет настаивать на том, чтобы выдать ее за Арнуванду или за Мурсили – старших сыновей лабарны.

Таваннанна задумалась, потом крикнула мешедям:

- Позовите Асмуникал!

- Их догнала колесница, разукрашенная цветами и разноцветными лентами. Из повозки выпорхнула стройная девушка. Она поправила на ходу хасгалу небесного цвета, легко подбежала к таваннанне и склонила голову, сложив руки на груди.

- Вы звали меня, госпожа, - прощебетала она тонким нежным голоском.

Таваннанна ласково погладила ее по голове. Фыракдыне, как и все женщины, очень хотела иметь красивую дочь, но у правительницы рождались только сыновья. Да и тех воспитывали наставники – старые закаленные воины и мудрые жрецы. Ей предоставляли только дочерей дворца - дочерей знатных вельмож из Великого Рода. Поэтому Татухепа всю любовь свою перенесла на Асмуникал. Таваннанне очень нравилось ее красивое гладкое личико с большими карими глазами и нежными пухлыми губками. Острый подбородок делал лицо немного вытянутым, но розовые щечки с ямочками, когда она улыбалась застенчивой обворожительной улыбкой, скрывали этот недостаток. Из всех девушек, у Асмуникал, была самая тонкая талия и самые длинные ноги. Таваннанна часто глядя на свою воспитанницу, вспоминала себя такой же юной. Только характер у Асмуникал был спокойный и кроткий. Чувствовалась лувийская кровь. Хетты и особенно хурриты вспыльчивые и горячие, а лувийцы всегда спокойные.

- Я звала тебя, птичка моя, спросить: цело ли твое горячее сердце?

- Мое сердце и душа всегда принадлежит вам, моя госпожа, - не задумываясь, ответила девушка.

- Спасибо, - Фыракдыне одарила девушку улыбкой, полной любви и нежности. – А куда делось твое золотое колечко?

Асмуникал залилась краской. Ее глаза беспокойно забегали. Она заметила Улию, испугано воскликнула и закрыла лицо полупрозрачной головной накидкой.

- Не дрожи, - пожалела ее таваннанна. – Я знаю все твои сердечные тайны. Признайся мне: любишь ли этого юношу? Не красней же! Отвечай. Он мне верный слуга. Я ему многим обязана.

Асмуникал подошла еще ближе к таваннанне и уткнулась лицом в складки ее длинной хубики.

- Да, госпожа, - сквозь слезы стыда еле слышно произнесла она.

- Согласилась бы ты перед Богами стать его верной женой?

- Согласилась, - еще тише ответила девушка.

- А если надо пойти против воли отца? – допытывалась Фыракдыне.

- Я боюсь отца, - со страхом призналась Асмуникал.

- Отцов надо бояться и уважать, - согласилась Фыракдыне. – Ну, а все же?

Бедная Асмуникал не знала, что сказать. Слезы вновь сверкающими капельками показались на глазах.

- Смелее! – подбадривала ее таваннанна. – Вспомни, как я тебя учила: говори все, что на сердце, и Боги тебя поддержат. Страх унижает и губит человека. У дочерей дворца два оружия: острый кинжал и честное смелое сердце.

Асмуникал вытерла слезы краем головной накидки и улыбнулась детской чистой улыбкой. Ямочки заиграли на розовых щеках.

- Пойду против воли отца! – лицо ее стало серьезным. – И пусть Боги меня рассудят, - как можно тверже закончила она.

- Тогда слушай меня внимательно, моя маленькая пташка. Я бы очень хотела видеть тебя счастливой! Так, как отца не уговорить, этот юноша решил тебя украсть. Но что ты задрожала?

- Мне страшно. Ведь если не удастся сбежать, родственники убьют меня.

- Пусть только попробуют тронуть хоть волосок на твоей голове, - возмутилась Татухепа.

- Нет, не губи их тогда. Ведь они вправе наказать меня и тем самым смыть позор с нашего рода.

- У тебя доброе сердце. Но пока я жива, дочь дворца никто не посмеет обидеть, - успокоила ее таваннанна. – Я была еще моложе тебя, когда один красивый черноглазый юноша решил меня украсть.

- Правда! – воскликнули удивленно все трое слушателей.

- Да, но это было так давно. – Взгляд таваннанны затуманился. На губах заиграла чуть заметная улыбка. – Мне исполнилось всего двенадцать. И я согласилась. Так хотелось, чтоб меня не выкупали, словно овцу на базаре, а дерзко украли среди ночи и увезли на быстром коне, сжимая в крепких объятиях.

- Ну и как? – сорвалось у чрезмерно любопытного Барбиша. Он слушал раскрыв рот, и давно забыл, что перед ним великая правительница.

- Никак, - Фыракдыне горько усмехнулась. – Наш заговор раскрыли. Меня заперли на три месяца в храм Вурусему в Арине и кормили только хлебом и водой, заставляя часами замаливать грех. А смелого черноглазого юношу высекли и отправили подальше, телепурием в Куссару.

- Добрая госпожа, неужели ты так несчастна, - пожалела ее Асмуникал. – И вы больше ни разу не виделись?

- Почему же! – Таваннанна озорно поглядела на свою любимицу. – Я вижу его, чуть ли не каждый день. Это лабарна Суппилулиума! – ответила Фыракдыне и рассмеялась, увидев, как у всех от удивления округлились глаза.

- Лабарна Суппилулиума? – с сомнением произнес Барбиша. – Я в это никогда не поверю.

- А тебя никто и не заставляет верить. Ты думаешь, он всю жизнь был степенным и мудрым правителем?

- Таваннанна Фыракдыне! – послышался издалека голос стражника.

Уже спустились густые сумерки. Колесница таваннанны выбралась на дорогу. Впереди горела цепочка огней. Лабарна приказал выстроиться мешедям с факелами по обочине, чтобы Фыракдыне не заблудилась в темноте.

 

Стражники преградили дорогу.

- Кто такие? Зачем идете?

- Я сын телепурия Верхней страны Улия. А это мой брат Барбиша. Звездоподобная ждет нас. Мы принесли разноцветную шерсть, крашенную лучшими красильщиками в Самухе и железные иголки для шитья, сделанные нашими ювелирами.

Появился старший мешедь таваннанны, оглядел братьев с головы до ног и разрешил пройти. Улия и Барбиша оказались на женской половине халентувы. За плечами они несли плетеные корзины с крашеной шерстью.

Некоторое время спустя к стражникам подошел полный важный вельможа в расшитой красивой одежде. На ногах его нежно поскрипывали новенькие красные сапожки с загнутыми узкими носами. На голове поблескивала золотыми нитями круглая шапочка. Черная напомаженная борода тщательно завита и уложена ровными колечками.

- Кто такой? Зачем идешь? – встретили его стражники обычными вопросами. При этом их каменные лица ничего не выражали, будь то перед ними нищий или высокий сановник.

Вельможа выкатил вперед толстую нижнюю губу и важно представился:

- Я, Судхабия, повар солнцеликого лабарны Суппилулиумы. Пришел к великой правительнице по важному делу.

Просторный круглый зал украшала лепка из алебастра. Посредине журчал фонтанчик. На низеньких скамеечках сидели жены лабарны и дочери дворца. Все занимались обычными делами: одни вышивали золотыми и серебряными нитями на дорогих тканях; другие пряли; равномерно постукивал небольшой ткацкий станок. Под сводами звучала музыка, и звонкие высокие голоса выводили грустную песню. Служанки обходили всех с подносами и предлагали фрукты.

- Звездоподобная, - отвлек ее от размышлений старший мешедь. - К тебе прибыли двое юношей с крашеной шерстью.

Таваннанна в это время занималась чтением донесений из далеких стран.

- Пусть войдут. Я их ожидаю, - разрешила Татухепа и вложила свиток папируса обратно в деревянный чехол.

Появились братья. Поставили у ног правительницы корзины с шерстью и низко поклонились. Она с видом знатока стала перебирать тонкие пряди, сама же незаметно шепнула Улии:

- Иди. Она тебя ждет.

Фыракдыне подала знак одной из девушек. Та оторвалась от вышивания и юркнула в полутемный коридор.

- Следуй за ней, - указала таваннанна.

Пройдя за провожатой по узкому проходу, Улия очутился возле низкой двери. Девушка стукнула три раза, затем скрипнула засовом, впустила Улию в комнату и шепотом произнесла:

- Я посторожу снаружи.

Язычок масляной лампадки слабо освещал крохотную комнату. В небольшом окошке, под самым потолком, проглядывал кусочек вечернего неба. Стены украшали тяжелые ковры с хеттскими и лувийскими орнаментами. Узкая кровать с резными ножками аккуратно убрана под пестрое льняное покрывало. На небольшом столике, в керамической, немного кособокой вазе стоял букет садовых цветов. Рядом лежала неоконченная вышивка. В углу низенькая скамеечка и тазик для умывания.

Улия не сразу заметил Асмуникал. Она сидела посреди комнаты на шерстяном ковре, поджав под себя ноги. Ее плечи чуть вздрагивали. Розовые щеки намокли от слез. Улия осторожно приблизился к ней, опустился на колени и поцеловал душистые черные волосы.

- Почему ты плачешь? – как можно мягче спросил юноша.

- Как не плакать, если птица должна покинуть родное гнездо и лететь неизвестно куда, - услышал он в ответ слова полные грусти.

Асмуникал заплакала еще сильнее. Улия старался утешить девушку, как мог.

- Посмотри, что я тебе принес. – Улия достал из дорожной сумки тонкий головной обруч. – Такие обручи носят все наши девушки. Видишь: черный камень в середине. Он убережет тебя от несчастья. Этот камень встречается только у нас в горах. Он обладает волшебной силой. Говорят, такие камни вылетают из под копыт божественного оленя, на котором едет Еникей.

Улия осторожно надел на голову девушки обруч. Всхлипывания потихоньку стихали.

Старший мешедь вновь подошел к таваннанне и сообщил, что к ней просится повар лабарны, почтенный Судхабия.

- Что ему нужно? – поинтересовалась таваннанна, а в глазах ее промелькнул испуг.

- Сказал: по очень важному делу, - пожал плечами мешедь

- Не пускай его, Великая! – взмолился Барбиша.

- Не могу, - беспомощно развела руками Фыракдыне. – Может быть, он пришел по поручению лабарны. Пусть войдет, - приказала она, а когда мешедь удалился, шепнула Барбише: - Беги, предупреди брата, спрячьтесь на время. Я постараюсь поскорее выпроводить Судхабию.

Барбиша бросился на поиски брата. В освещенном проеме он увидел, как старший мешедь приказывает стражником пропустить толстого Судхабию. Барбиша завертелся на месте, не зная, куда бежать. В боковом проходе заметил девушку, которая прислонила ухо к двери, пытаясь подслушивать. Она заметила несущегося Барбишу, хотела его задержать, но тот проскочил между ее рук и с грохотом растянулся на полу, до смерти напугав влюбленных.

- Улия, прячься! Сюда идет повар, - задыхаясь, выложил он.

Судхабия, действительно, не сразу направился к таваннанне, а решил заглянуть в комнату дочери. В коридоре послышались его грузные шаги и мерное поскрипывание новеньких сапог.

Выскочить незаметно братья уже не успевали. Улия, не долго думая, схватил Барбишу за шиворот и вместе с ним нырнул под кровать. Асмуникал поправила покрывало. Девушка быстро привела себя в порядок: вытерла с лица слезы, присела на скамеечку возле столика, взяла в руки иголку с нитью и сделала вид, будто занята рукоделием. Улия и Барбиша затаились, словно мыши и не смели дышать.

За дверью послышался протестующий голос стражници. Но его оборвал грубый сочный бас. За тем тяжелая рука осторожно постучалась в дверь.

- Войдите, - робко откликнулась Асмуникал.

Судхабия протиснулся в комнату. Его красные новенькие сапоги остановились прямо перед носом Улии.

- Здравствуй дочка, - приветливо сказал он и погладил своей широкой ладонью девушку по голове. Асмуникал, по обычаю, поцеловала руку отцу.

- Почему сидишь одна, скучаешь? – спросил Судхабия, не зная, с чего начать разговор.

- Мне не здоровится, - слабо ответила девушка. – Голова кружится.

- Скоро она у тебя еще больше закружится от счастья. Ты у меня станешь самая счастливая и самая богатая. Это, конечно, трудно будет уладить, но я обязательно своего добьюсь!

- О чем ты говоришь, отец?

- О твоей судьбе, - Судхабия самодовольно засопел. – Я сейчас иду к звездоподобной обговорить одно дельце: как лучше выдать тебя замуж за сына лабарны Арнуванду. Ведь Арнуванда – наследник престола и станет впоследствии лабарной, а ты, как старшая жена, взойдешь на трон таваннанны.

- Ну что ты, отец, - слабо возразила Асмуникал. – Не получится из меня таваннанны. Правительница должна быть сильная, властная. К тому же, я старше Арнуванду, а Боги не любят таких браков.

- Что ты за ерунду несешь! – разозлился Судхабия и топнул ногой. – В своем ли ты уме? Вся Хатти будет у твоих ног. Ты будешь пра-ви-тель-ни-ца, - протянул внушительно он. Затем в сердцах воскликнул: - Дура! – Смачно сплюнул на ковер, не зная, как более ярче выразить чувства. – Ты что не хочешь быть похожей на Фыракдыне? Править страной? Сидеть во главе стола на всех праздниках? Все будут ползать перед тобой на коленях, ловить каждое твое слово! Будешь грозной великой правительницей.

- Отец, я не умею быть грозной. Я не хочу, чтобы передо мной ползали на коленях…

- Замолчи! – Судхабия затряс кулаками. – Все мое дочери безропотно подчинялись воле отца – и смотри, как счастливо живут. Одна ты смеешь возражать. Жалкая тварь. Готовь себе свадебный наряд. Будешь делать все, что я скажу, иначе изобью, как собаку.

- Но отец! – попробовала возразить Асмуникал. Ее глаза наполнились слезами, а в сердце закипела обида.

- Думаешь, я не догадываюсь, отчего тебе не здоровится? – наступал на нее Судхабия, все больше распаляясь, и размахивая в воздухе толстыми руками. – Все этот оборванец – сын Хемиши – лишил тебя покоя. Забудь о нем! Не он ли подарил эту безделушку? – Судхабия грубо сорвал с головы дочери золотой обруч с черным камнем и, со злостью, бросил его на пол.

Улия весь задрожал от гнева. Он готов был выскочить из укрытия и зарезать грубияна. Барбиша понял его порыв и крепко сжал руку брата, давая понять, что не время для сведения счетов. Еще будет время.

- Отец, что ты делаешь! – закричала Асмуникал и попыталась поднять обруч. Но Судхабия оттолкнул ее легкое тело своей массивной ногой. Девушка полетела в угол и сжалась в комочек от страха.

Судхабия немного поразмыслил, поднял обруч и промурлыкал под нос:

- Что я делаю! Это же золото. Обруч много стоит. Так, - протянул он и любовно погладил желтый искрящийся металл, ощупал пальцами чеканный узор. – Камень какой-то? Надо будет его выковырять и вделать аметист или лазурит. - Настроение его заметно улучшилось. Он, уже громче, обратился к дочери: - Давно моя варасама не ходила по твоей спине. Да что я с тобой разговариваю? Я – отец, и вправе решать судьбу дочери. Ты выйдешь замуж за Арнуванду. А про своего чумазого горца забудь. Зятья будут следить за каждым твоим шагом. Если этот оборванец приблизится к тебе – ему обрежут уши.

Он стремительно вывалился из комнаты и громко хлопнул дверью, оставляя в темноте рыдающую дочь. Улия с Барбишей вылезли из укрытия.

- Скорее! – Крикнул Барбиша.

-Чего скорее? – Рассердился Улия и принялся утешать вздрагивающую девушку.

- Хватит плакать! Асмуникал, встань! – Мальчишка чуть не силой заставил подняться ее на ноги. - Отлично! – удовлетворенно воскликнул он. – Мы с ней одного роста.

- Успокойся, не кричи, дай подумать, - одернул его Улия.

- Я уже все за тебя придумал, - отмахнулся Барбиша. Нерешительность брата злила его. – Ты будешь ее воровать или нет?

- Но как?

- Тебе пастухом надо быть, а не воином, - разошелся Барбиша. В другое время, за такие слова получил бы по шее. Но в этот раз Улия понял: брат придумал, действительно, что-то хитрое. Тем временем глаза Барбиши озорно загорелись. – Иди, посторожи за дверью, а мы с Асмуникал переоденемся. Она в моей одежде выйдет из халентува.

- Нет! …Я не могу…Не хочу! – Ужаснулась девушка, представив себя в мужском коротком андули.

- Ничего страшного, - уговаривал ее Улия. – По-моему, очень здорово придумано. Иначе нам не выбраться. Ты же слышала, что за тобой будут следить. А горцев стражники никогда не останавливают.

В это же время Судхабия предстал перед очами таваннанны. Он грузно опустился на колени и с жаром принялся целовать край ее одежды.

- С чем пожаловал слуга лабарны? – спросила таваннанна, позволив ему встать.

- О, великая и прекраснейшая, твоя неувядаемая красота затмевает само солнце. Позволь преподнести небольшой подарок с берегов Хапи.

Судхабия протянул таваннанне изящную золотую шкатулку для благовоний, усыпанную драгоценными каменьями. Таваннанна знала о жадности Судхабии, и была удивлена такой щедростью. Шкатулка стоила сикелей двадцать пять серебром.

- Я пришел, недостойный, чтобы припасть к ногам твоим и спросить: довольна ли ты моей дочерью? Отцовское сердце всегда болит за детей.

- У тебя хорошая дочь, - Фыракдыне, сразу поняв, о чем пойдет разговор. – Она умна, и что особенно ценно для девушки – скромная. Любая работа в ее руках идет быстро и ладно. Я очень люблю слушать, как она играет на иннцинаре и поет.

- Спасибо, звездоподобная, что так отзываешься о моем ребенке. Нет больше радости для старого отца, чем слышать похвалы о собственных детях. А я наблюдал, какой у тебя славный сын Арнуванда. Он умен и смел. Настоящий сын лабарны. И еще ему передалась твоя красота.

- Вот как! – удивилась таваннанна.

- Правда, правда, - уверял Судхабия с серьезным выражением лица.

- Ты, наверное, позабыл, что Арнуванда не мой сын. Он от другой жены Суппилулиумы. Мои сыновья: Мурсили, Пиясили и Алувамна, - поправила его таваннанна.

- Разве? – Смутился Судхабия, сознавая, что наплел чего-то не то. Тут же выкрутился: – Но это не важно. Они все тебя любят, как родную мать. Хочу сказать о другом. Я долго приглядывался, рассуждал и вдруг подумал: как удивительно Арнуванда и моя дочь Асмуникал подходят друг другу.

Таваннанна при этих словах гневно сдвинула тонкие брови. Судхабия побледнел и, заискивающе, преданным взглядом посмотрел в огненные глаза повелительницы.

- Чего ты хочешь, льстец? Женить Арнуванду на своей дочери?

- Но, могущественная, я же не предлагаю ничего дурного, - нагло оправдывался Судхабия. – Ты же сама мудрыми устами сказала, что Асмуникал лучшая из дочерей дворца. Разве она не достойна стать женой сына лабарны?

- Зачем же ко мне обращаешься с подобными предложениями? Прекрасно знаешь, что Суппилулиума должен искать невест для сыновей, а не я.

- Знаю, знаю. Но у великого лабарны, да будет он счастлив и здоров, столько дел, столько дел.., - сочувственно пропел Судхабия. – Ты ему просто подскажи, что моя дочь такая спелая ягодка! И ничего страшного, что она старше Арнуванды.

- Тебе очень хочется увидеть дочь на моем месте, - нахмурилась таваннанна.

Судхабия вновь побледнел, словно пойманный вор, но справился с собой и ответил:

- Ну что ты, солнцеликая. Я и подумать бы не посмел о таком. Пусть у меня глаза вытекут, и язык отвалится, - пролепетал вельможа, а сам с опаской ощутил, как там язык и глаза – вроде бы, все на месте.

- У тебя и без того все дочери замужем за знатными чиновниками. Чего же ты еще желаешь? Быть тестем самого лабарны?

- Я и посметь такого не могу! Хотя, у меня знатный древний лувийский род, - соврал Судхабия. – Что для меня чины и награды! Главное – честно служить солнцеподобному лабарне.

Таваннанна была бесконечно удивлена, услышав столь откровенную наглую ложь. Она еле сдержалась, чтобы не рассмеяться и с искренним выражением лица ответила:

-Хорошо. Я вижу: ты честный и преданный слуга нашего правителя. Я просто обязана поговорить о твоем деле с лабарной.

Судхабия весь расцвел от счастья. Он не знал, как благодарить правительницу и, ничего лучшего не придумал, как только упасть на колени и лобызать кончики ее остроносых туфель.

- Улия, заходи! – позвал брат.

Юноша вошел обратно в комнату. Увидев Барбишу в женской хасгале, чуть не лопнул от смеха.

- Таким чучелом только детей пугать.

Синяя головная накидка обрамляла носатое смуглое лицо и спускалась до пояса. Хасгала оказалась узкая в плечах. Ткань натянулась в подмышках, и от этого руки неестественно болтались. На груди же материя топорщилась, показывая, что там абсолютная пустота.

- Хватит смеяться, - обиделся Барбиша. – Уходи скорее. Меня не жди. Я сам выберусь.

- Нет! – решительно ответил Улия. – Я не могу тебя бросить. Если поймают?

- Меня вся митаннийская армия ловила - и не поймала, - смело усмехнулся Барбиша. – А тут кучка сонных мешедей.

Улия увидел Асмуникал и обомлел. Короткая хубика еле доходила до колен. Стройные точеные ноги, обутые в высокие узконосые сапоги никак не походили на мужские. Куртка Барбиши из шкуры лани была широка в плечах. Пояс Асмуникал решила не одевать, иначе сразу будет заметен обман: у юноши не может быть такой тонкой талии и таких крутых бедер. Длинные толстые косы еле поместились под мохнатую овечью шапку. Она густо покраснела под взглядом Улии.

- Не смотри на меня так, - попросила девушка, смутившись.

- Эх, какая у тебя будет красивая жена! – вздохнул Барбиша. – Если тебя убьют, то я женюсь на ней по наследству.

- Я тебе сейчас так врежу! – разозлился Улия, размахнулся кулаком, но затем крепко обнял брата.

- Будь осторожен, - попросил Барбиша. – Довези Асмуникал живой.

- И ты будь осторожен. Смотри, чтобы Судхабия тебе уши не обрезал.

- Не беспокойся, - самоуверенно ответил Барбиша. – Скорей я ему что-нибудь отрежу. Да поможет вам Еникей!

Улия и Асмуникал вышли из халентувы, озираясь по сторонам.

- Эй! Идите скорее сюда! – позвал их Фазарука, выглянув из-за угла. Он вел под уздцы длинноногого черного жеребца. На широкой груди скакуна красовался пестрый платок. Когда Фазарука увидел Асмуникал, то даже присвистнул: - Ох, какой у тебя брат красивый, - зацокал языком, еще больше вводя девушку в краску. – А я для вас все приготовил. Коня подобрал самого быстрого. Ковер постелил на спину мягкий. Грудь платком повязал и купил тонкую ткань, в которую невесту увернешь.

- Спасибо! – поблагодарил Улия. – Я в огромном долгу.

- Ерунда! Сажай невесту и скачи в Арину. Таваннанна распорядилась, чтоб вас там приняли и спрятали. Вот, возьми. – Фазарука протянул ему две глиняные таблички и пояснил: - На одной письмо таваннанны к телепурию Арины, на другой охранная грамота. Тебя по ней будут везде беспрепятственно пропускать. Это Цула постарался.

-Ой! – испугано воскликнула Асмуникал и спряталась за круп коня.

К ним не спеша, вразвалочку, подходил надсмотрщик над снедью лабарны, один из зятьев повара Судхабии. Улия с надеждой взглянул на Фазаруку. Тот только весело подмигнул в ответ.

- Мир вам! – поздоровался надсмотрщик, поравнявшись с заговорщиками.

-Хранят тебя Боги, - ответили Фазарука и Улия.

Надсмотрщик остановился и внимательно, взглядом знатока, осмотрел скакуна. Похлопал коня по крутой холке, затем спросил:

- Послушай, Фазарука, зачем ты платок нацепил на грудь коню? Неужели собрался свататься?

- Угадал, - кивнул Фазарука.

- Что-то я не слыхал об этом. И на кого же пал твой выбор?

- Скоро узнаешь.

Надсмотрщик не спешил уходить.

- Ты хотел еще о чем-то спросить? – попытался быстрее избавиться от него Фазарука.

- У меня есть вопрос к этому юноше, - он небрежно кивнул головой в сторону Улии, да так презрительно глянул, что у того закипела кровь в жилах, а страх уступил место ненависти и жажде крови. – Долго он еще собирается оставаться в Хаттусе?

У Улии вот-вот готовы были сорваться с языка дерзкие слова, но более сдержанный Фазарука положил ему руку на плечо и ответил:

- Он уезжает прямо сейчас. А тебе он очень нужен?

- Он, мне? Нет, - с наглой ухмылкой ответил надсмотрщик над снедью, явно, удовлетворенный таким ответом. – Просто, мой тесть Судхабия жаловался, что этот щенок пристает к младшей дочери. Асмуникал вскоре предназначена роль таваннанны, и не хотелось бы, чтобы потом ходили какие-нибудь кривые слухи.

-Неужели солнцеликая Фыракдыне собралась умирать? – шутливо изумился Фазарука.

- Нет! Упаси нас Боги от такого. Но Асмуникал готовят в невесты Арнуванде. Мужчины нашего рода должны оберегать ее от всяких сопливых мальчишек.

Улия крепко стиснул зубы и потянулся за кинжалом, но Фазарука крепче сдавил его плечо, не давая совершить глупость.

- Ну, мне пора, - наконец развернулся надсмотрщик над снедью и отправился дальше. – Не забудь на свадьбу пригласить, Фазарука.

- Обязательно, - крикнул вдогонку жезлоносец. – Без тебя никак нельзя.

Улия выругался шепотом, щелкнув в ножнах кинжалом. Фазарука вывел из-за коня всю дрожащую Асмуникал. Надсмотрщик не обратил на нее внимание. Подумал, что это Барбиша.

Улия запрыгнул на коня, посадил перед собой Асмуникал, обернул ее куском ярко-красной дорогой угаритской материей с ног до головы, нежно прижал к груди и тронул скакуна. Конь пустился в галоп, отбивая копытами мерную дробь. Сердца влюбленных сладостно забились от мысли, что им уже никто не сможет помешать быть вместе. Прохожие шарахались в разные стороны и прижимались к стенам домов. А когда всадник проносился мимо, неистово вопили во все горло, не то от радости, не то сердито: «Воры! Невесту украли! Держи!» Конь ураганом промчался по торговой площади, перевернув несколько корзин, и уронив прилавок с горшками. Все зеваки: покупатели и торговцы кинулись за ним вслед с криками и визигами. Разве можно было упустить такой редкий случай: посмотреть, как смелый юноша украл возлюбленную из-под носа жадных родичей. А конь пролетел арку городских ворот и вырвался на простор. Только пыль клубилась позади.

Повар Судхабия довольный, что уговорил таваннанну, уверенно шагал по коридору. Его лицо сияло. Блаженная улыбка растянула губы до ушей. Он любовно похлопывал себя ладонями по брюху и мурлыкал под нос веселую песенку. В его узколобой голове строились великие планы, заодно подсчитывались расходы и доходы от сделки. Конечно же, он станет жезлоносцем. А как иначе? Он же тесть лабарны! Жезлоносец Судхабия - звучит! Все на колени! Трепещите! Простой лувийский сборщик зерна… Нет, надо придумать родословную посолиднее: там, дед был великим воином, управлял далеким городом, или еще что-нибудь.

Так размышляя, он дошел до покоев дочерей дворца. Решил зайти, обрадовать Асмуникал.

В это время Барбиша осмотрел комнату и нашел большой кувшин с маслом для жертвоприношения. Он водрузил сосуд на плечо, закрыл накидкой лицо и собрался выйти. Если у стражников возникнут вопросы, то он, то есть она, идет по поручению таваннанны в храм Богини Вурусему отнести жертвенное масло. Вдруг послышались грузные шаги с поскрипыванием и довольное мурлыкание. Барбиша весь похолодел. Волосы встали дыбом. Он поставил кувшин на пол, а сам упал на ложе лицом вниз.

Повар, продолжая мурлыкать, без стука вошел в комнату и надменно взглянул на тело обманщика, притихшего на кровати. Поучительным отцовским тоном Судхабия произнес:

- Радуйся, несчастная! Твой добрый и мудрый отец сумел договориться со звездоподобной, да даруют ей Боги долгие лета и неувядаемую красоту. – Он выдержал паузу, ожидая реакцию дочери – но безрезультатно. Его рука потянулась к поясу за варасамой. – Ты не рада? Чего молчишь?

Барбиша не знал, что делать. Он задергал плечами и заскулил, изображая рыдания.

- Снова заныла, - разозлился повар и опять смачно сплюнул прямо на ковер. Сам про себя подумал: «Ох, и ноги у нее кривые. Раньше, вроде, не замечал. Но ничего, на смотринах надо будет одеть хасгалу пышнее для укрытия дефекта».

Судхабия прошелся по комнате взад-вперед. Непрекращающееся вытье начало его раздражать.

- Ну-ка успокойся! – прикрикнул он, топнув ногой. – Беги и поблагодари звездоподобную. Кинься ей в ноги, глупая девчонка. Не каждой выпадает такое счастье – быть женой сына лабарны, а потом таваннанной.

Судхабия не выдержал, грубо схватил Барбишу, тряхнул его хорошенько в воздухе и поставил перед собой. Накидка соскользнула с головы обманщика, и повар увидел перекошенное от страха лицо мальчишки. От неожиданности он попятился и с грохотом сел на пол. Рот его скривился, накладная борода съехала в сторону, а рука пыталась вытащить из-за пояса, зацепившуюся за что-то, кожаную варасаму.

Барбиша понял, что ему несдобровать и решил спасаться бегством. Он, не долго думая, схватил кувшин, с которым собирался выходить, и со всего размаху огрел им повара по голове. Черепки разлетелись в разные стороны, а толстый вельможа оказался весь облит маслом. Мальчишка ловко перепрыгнул через тушу повара и устремился к выходу. Судхабия взвыл, словно разъяренный бык. Его глаза налились кровью. С плетью в руках, он ринулся за Барбишей. Тот с перепуга забыл, в какой стороне выход, и влетел в круглый зал с фонтанчиком посредине, в котором отдыхали жены лабарны и дочери дворца. При виде мальчишки в женском наряде, который задрал подол хасгалы и, сверкая голыми коленками, бежал вприпрыжку, а за ним гналась огромная туша, лоснящаяся от масла, женщины подняли отчаянный визг. Таваннанна инстинктивно выхватила кинжал. Но когда пригляделась и поняла, в чем тут дело, неудержимо расхохоталась.

Судхабия, увлеченный погоней, споткнулся и упал прямо в корзины с крашеной шерстью. Когда он вновь поднялся, то напоминал собой огромного разукрашенного барана. Таваннанна, не способная больше сдерживать себя, давилась от смеха.

Барбиша, найдя единственный путь к спасению, распахнул узорную решетку окна и спрыгнул вниз. Судхабия не успел схватить мальчишку и, свесившись в окне наполовину, ругался последними словами, пока мешеди таваннанны не выволокли его за ноги из зала.

Барбиша приземлился удачно: прямо на спину садовника, который ковырялся возле розового куста. Садовник полетел лицом прямо в кучу свежего навоза, которым, он же, хотел удобрять кусты. Дальше Барбиша пустился без оглядки по цветникам, сквозь кусты. Но вдруг его оторвали от земли крепкие руки.

- Ты чего натворила, что так прытко удираешь? – услышал он над собой грубый голос и, подняв глаза, увидел надменное лицо старшего надсмотрщика за снедью. – Что? – удивился тот, – Барбиша! Что это ты в женской хасгале? Постой, постой. – Глаза надсмотрщика округлились. – Это же хасгала Асмуникал. – Барбиша мысленно прощался с жизнью. – А с кем это, интересно, ускакал твой брат?

Дальше надсмотрщик над снедью помнит только звон в ушах, щебетание птичек и радужные круги перед глазами. Мощный удар в ухо откинул его на пять гиппесар в сторону. Мальчишку сгреб в охапку Цула и поспешил скрыться за угол.

 

Суппилулиума принимал телепуриев в трапезном зале. Наместники сидели за длинным накрытым столом. Во главе стола восседал сам лабарна. Попивали вино, вели обстоятельный разговор о том, что на следующий год привозить в столицу; сколько плугарей посеют пшеницу и ячмень; сколько руды можно будет добыть; какое количество скота требуется для армии и для храмов; о многих других важных делах. Вошел мешедь. Доложил, что повар Судхабия просит разрешения упасть к ногам повелителя.

- Что-нибудь случилось? – удивился властитель, ведь повар может входить к лабарне без доклада.

- Его невозможно понять, - ответил мешедь. – Он рыдает, рвет на себе одежду. Облит маслом, весь в шерсти.

Услышав столь странное описание, Суппилулиума разрешил впустить повара. Тот на четвереньках приполз к ногам лабарны. Вид его был ужасен: грязный, липкий, всюду клочьями крашеной шерсти. Он невнятно бормотал, ревел, что-то пытался объяснить, затем стал бить лбом об пол, да так сильно, что лабарна побоялся за его здоровье. Ему дали выпить крепкого вина и усадили на скамью. Судхабия немного успокоился. Вытер тыльной стороной ладони слезы, размазывая грязь по лицу, и запричитал плачущим голосом:

- Ой, горе! Ой, позор! Ой, украли!

- Объясни толком: что случилось! – Суппилулиума начал беспокоиться. – Что-нибудь украли у тебя с кухни? Может из казны или из храма?

- Украли, украли, - причитал Судхабия и опять облился слезами. – Дочь мою украли. Мою маленькую Асмуникал. Опозорили на весь город, на всю Хатти, на всю вселенную.

- Твою дочь! – успокоился Суппилулиума. – Так бы сразу и сказал. Кто украл? Разбойники? Требуют выкуп? Так я пошлю мешедей по их следу.

- Нет, не разбойники. Жених украл! – плакал Судхабия. – Да не жених, а оборванец. Вон, его сын. – Он указал на Хемишу. – Совсем распустились эти горцы.

- Но ты, жирный баран, мешок с дерьмом в золоченой одежде. Я же могу подрезать твой поганый язык, - прошипел Хемиша и сделал угрожающее движение вперед.

Судхабия отпрянул назад и перевернулся вместе со скамьей. Он весь затрясся и, в надежде на спасение, подполз к ногам правителя.

- Успокойтесь! – прикрикнул лабарна. – Опять я вижу раздор меж своих слуг. Обоих посажу в яму на месяц. – Затем обратился к повару: - Чего дрожишь, как овца перед истаннаной? Небольшая беда в том, что жених похитил твою дочь. Наверное, ты заломил за нее чересчур высокий выкуп. Так теперь радуйся – тебе не придется приданое отдавать. И зачем оскорблять горцев, если скоро вступишь с ними в родство.

- Что! – Хемиша привстал от негодования. – Чтобы этот выскочка из блохастых пастухов вступил со мной в родственные связи? И с чего ты взял, что это мой сын украл твою дочь?

-Знаю! – И Судхабия, надеясь изобличить преступника, рассказал все, как было, включая и то, как Барбиша переоделся в женскую одежду и чуть не искалечил его.

Но вместо того, чтобы пожалеть бедного опозоренного отца, все покатывались со смеху. Наконец Суппилулиума приказал разыскать и привести Барбишу.

Мальчик смело вошел в зал, не обращая ни на кого внимания, и встал на одно колено перед властителем, причем, лицо маленького наглеца выражало спокойствие и безграничную преданность властителю. Даже Суппилулиума на миг усомнился в его причастности к воровству невесты. Но лабарну не так просто провести. Он глянул на Барбишу в упор и потребовал:

- Рассказывай!

- Солнце мое! Повелитель вселенной! От тебя ничего не скрыть. Расскажу все, как было, - начал Барбиша с наглой самоуверенностью. – У одного осла был сикель серебра. Он решил поменять ее на мину золота. Пока длинноухий ходил и уговаривал богатого льва, в это время хитрый лис стащил его драгоценность. Осел и есть – осел! – закончил Барбиша под дружный смех присутствующих.

Только Судхабия не смеялся. Он долго соображал, о чем идет речь в притче, затем округлил глаза и взвизгнул:

- Это я – осел?

- Разве я сказал, уважаемый Судхабия, что вы осел? – удивился Барбиша, при этом состроив невинную рожу. – Но вы сами признались…

Все расхохотались еще громче.

- Ну, мальчишка! – сквозь смех вымолвил Суппилулиума. – За смелость и находчивость получишь от меня коня, а за дерзость и оскорбления старших – двадцать ударов варасамой.

Хемише тоже было не до смеху. Он сидел мрачный.

- Солнце наше, разреши, я сам его выпорю, – попросил он глухим голосом, весь кипя от негодования. – Я покажу этому дерзкому ягненку, как дразнить волков. И братец его старший получит сполна. Что вы натворили? Хотите кровной вражды?

- О какой кровной вражде ты говоришь! – возмутился лабарна. Веселость тут же улетучилась из зала. – Я не позволю проливать кровь из-за девчонки. И чего плохого в том, что украли невесту? Это древний хеттский обычай. Во все времена воровали невест, и никогда из-за этого не вспыхивало никакой вражды. Чего молчишь? – Накинулся он на Судхабию. – Если ты оскорблен – требуй суда.

- Требую суда, - несмело подал голос повар.

- Позвать сюда Старшего кантикини Танри. Пусть он рассудит спор. Позвать писцов. Пусть принесут таблички с хеттскими законами, - отдал распоряжение мешедям повелитель.

Вскоре появились писцы со стопками глиняных табличек. Вошел старший жрец, мудрейший Танри.

- Ты звал меня, великий – я пришел, - смиренно, но с достоинством произнес он.

- Рассуди дело, и пусть Боги тебе помогут в этом, - сказал лабарна. – Юноша украл невесту. Что ему грозит по священным законам Хатти?

Писцы разложили на столе перед Танри глиняные таблички. Старший кантикини выбрал нужную, пробежался по строкам иероглифов глазами, затем сказал:

- В законе сказано, мой господин, что если отец не согласен отдать невесту за выкуп, или назначил слишком большую цену, то жених может ее украсть. Но воровать невесту равносильно изнасилованию. Невеста считается обесчестчена.

- А что там написано про изнасилования? – забеспокоился Суппилулиума.

- Здесь написано: если мужчина изнасиловал женщину, то ему грозит смертная казнь. Но если женщина была изнасилована в комнате, из которой можно было позвать на помощь, то казнить надо обоих.

Наступило тягостное молчание.

- Здесь какое-то недоразумение, - произнес Суппилулиума. – Выходит, что за кражу невесты надо казнить? Но я ни разу не слышал о таком страшном исходе. Все потом женятся и живут долго и счастливо. Неужели они нарушают закон?

- Не совсем так мой повелитель, - продолжал Танри. – Здесь указано, что если жених перед тем, как украсть невесту, вручит подарок ее отцу, пусть даже стоимостью в пол сикеля медью, и если тот по глупости или по умыслу его примет, то значит – отец и жених в сговоре. Подарок является залогом согласия родителей на воровство. В этом случае никто не наказывается. Далее сказано, что по истечению семи дней, жених должен вернуть невесту отцу, дабы родственники подготовили ее к свадьбе. Отец имеет право не давать приданого за невесту, а жених может не платить выкуп. Это все.

- Казнить его надо! Казнить! – завопил Судхабия. – Он мне никакого подарка не делал.

- Постой же! – Гневно прервал его лабарна. – О чем плетет твой глупый язык. Твою дочь похитили из халентувы. Она могла позвать на помощь. Значит и ее должны подвергнуть смертной казни.

- Пусть и ее казнят, - согласился Судхабия поникшим голосом. – Все равно она опозорила меня и весь наш род.

- Подумай! Хорошо подумай! – настаивал лабарна. Но повар безнадежно махнул рукой. – Значит, решено! – Суппилулиума оглядел помрачневшие лица присутствующих. Хемиша сидел бледный. Губы плотно сжаты. Глаза горели. Лабарна понял, что если допустит казнь Улии, то горцы вырежут весь род Судхабии. Этого еще не хватало! А жирный дурак требует казни, даже не задумываясь о последствиях. Лабарна с надеждой взглянул на Барбишу. Тот прибывал в растерянности. Но вдруг глаза его засверкали.

- Солнце наше, погоди выносить приговор, - взмолился мальчик. – Позволь сказать слово в защиту, и тебе не придется посылать на смерть две юные жизни.

Все невольно с облегчением вздохнули. Суппилулиума сам обрадовался, но строго сказал:

- Говори!

- Повар Судхабия лжет. Он принял подарок от Улии, - выпалил уверенно Барбиша.

- Что? Я! Когда? – заорал возмущенно повар.

- Готов подтвердить перед ликом всех Богов, что у него на голове золотой обруч с черным камнем, который, по заказу Улии сделали наши ювелиры.

Тут все заметили, что, действительно, на большой голове Судхабии, поверх расшитой круглой шапочки сверкал золотой обруч, явно, узкий для такой объемной тыквы. Судхабия и сам про него забыл. Идя от таваннанны, он примерял его на себе, да так усердно, а обруч не налезал… Но Судхабия добился своего – надел все же, хоть и виски больно сжало.

- Хемиша, - спросил Суппилулиума, - тебе знакомо это украшение?

- Обычно такие обручи носят у нас в горах женщины, чтоб ветер не срывал головную накидку...

- Решено! – Воскликнул лабарна, не слушая слабые протесты Судхабии. – Невесту украли «По закону». Никто наказание не несет. У отца невесты оказался залог в виде золотого головного обруча с черным камнем. Значит, отец с похитителем были в сговоре.

Писцы еле поспевали наносить палочками на сырую глину слова лабарны. Затем они поднесли таблички властителю, и тот скрепил печатью свое мудрое решение.

Барбиша сиял от счастья, хотя понимал по косым взглядам отца, что порки не избежать. Судхабия сидел поникший, и отсутствующим взглядом уставился в пол. Впрочем, он долго не расстраивался и к ночи напился вместе с Хемишей, Цулой и Фазарукой до беспамятства. Повар не соблюдал меры, по этому сильно перебрал. Его пришлось отмачивать в реке, а после тащить домой. На следующий день Судхабия уже не вспоминал о своих обидах, потому что его мучила несносная головная боль.

А юный похититель, прижав к сердцу возлюбленную, погонял взмыленного коня. Копыта отстукивали мерную дробь. Мимо проносились широкие поля и виноградники, сады и дикие пролески. У Асмуникал дух захватывало от быстрой езды. Она спрятала голову на груди у Улии и слушала, как колотится его горячее сердце. И не было на свете счастья большего, чем стремительно нестись на лихом коне, прижавшись друг к другу, чувствовать биение сердец и ничего не бояться…

По обычаю, из Хаттусы последовала погоня. Все мужчины из рода невесты выехали на ослах в полном боевом вооружении. Смешнее зрелища нельзя было увидеть: воины в тяжелых доспехах со щитами и копьями, верхом на осликах. Поглазеть собралась, чуть ли не вся Хаттуса. Судхабия, правда, среди преследователей отсутствовал. Его обмякшее тело, в это время, нес домой Цула, потому, как повар сам не в состоянии был идти от большого количества выпитого вина. Отдав стражникам три сикеля серебром, за то, чтобы они показали дорогу, по которой умчался похититель, родственники поскакали в другую сторону, поднимая воинственный шум. К ним, еще, присоединился Фазарука, пьяный и веселый, с десятком таких же подвыпивших друзей. Все это сборище на ослах в боевых доспехах подняли за городом невообразимый шум. Стражники на башнях забили в деревянный колотушки, решив, что приближается враг, и этим переполошили весь город. В общем, погоня удалась на славу. Вскоре, потешное войско вернулось в Хаттусу и направилось праздновать «горе» - на том и закончили.

Через семь дней горцы вкатили в город двухколесную повозку, запряженную дикими ослами. В повозке сидела Асмуникал, закутанная в черную ткань. Подкатив повозку к роскошному дому в два этажа с большим садом, горцы постучались в ворота. Открыл старый невольник. Вышел повар лабарны, сухо поздоровался и передал Хемише острый нож, в знак того, что если с невестой что-нибудь случиться до свадьбы, жених может прирезать ее отца. Только после этой короткой церемонии, повозку втащили в обширный двор.

Невесту отвели на второй этаж в маленькую комнату с узким одним-единственным окошком. Окошко прикрывала узорчатая решетка. Подруги и сестры заперлись с невестой и начали готовить ее к свадьбе. Они шили наряды из дорогих тканей и пели грустные песни. Таваннанна прислала чудесные ахеявские украшения и ассирийский лазурит. Фыракдыне очень сожалела, что должность не позволяет ей готовить вместе с подругами Асмуникал к свадьбе.

 

Кучерявая голова Барбиши с озорными глазами показалась над верхушкой забора. Он осмотрел двор и увидел Судхабию, важно ходившего по двору с увесистой палкой в руках. Чтобы свадьба состоялась, жених должен был пробраться в комнату невесты. Отец и другие мужчины не должны ему мешать, но имеют полное право колотить его палками, пока он пробирается к заветной двери. Ох, Судхабия оторвется! За все обиды!

- Мир твоему дому, почтенный Судхабия, - поздоровался Барбиша.

- Привет,- пробурчал повар. – Спускайся во двор, я угощу тебя дубиной.

- За что, дядя? – Барбиша состроил удивленное испуганное лицо. – Разве я тогда вас больно ударил кувшином?

- Ах, щенок, ты еще издеваешься! – начал свирепеть Судхабия. – Надел девичьи тряпки… А еще воином себя считаешь.

- Другого выхода не было, - оправдывался Барбиша. – Но вы здорово испугались. А взвыли, будто дикий кабан. А как бежали, как бежали… Таваннанна до сих пор хохочет, вспоминая тот вечер.

- Ах, молокосос! Ты как со мной разговариваешь! – совсем распалился повар. Он попытался достать мальчишку палкой, но забор оказался слишком высокий, и ему никак не удавалось дотянуться.

- Да, дядя, - издевался Барбиша, - мал ты ростом. Я подожду, а ты сбегай за лестницей.

Чаша терпения Судхабии переполнилась.

- Эй вы! – Крикнул он своим зятьям, охранявшим двор и сад. – Глядите, чтобы Улия не пробрался в дом. Я выйду на улицу и намну бока этому ягненку.

Судхабия выскочил из калитки и погнался за Барбишей, грозя ему дубинкой. Когда он пробегал мимо двух нищих, сидевших у забора, то чуть не споткнулся о них. Серые грубые плащи почти сливались с дорожной пылью. Грязные головные платки скрывали чумазые лица. Нищие поднялись. Высокий, сгорбленный старик повел за собой слепого юношу. Они направились прямо во двор.

- Чего надо, попрошайки? – заорал слуга, загораживая дорогу.

- О, добрый человек, - простонал нищий. – Я и мой слепой сын долго шли в этот город. Мы очень проголодались, нас мучает жажда. Подай нам немного хлеба и воды, и Боги возблагодарят тебя.

- Убирайтесь вон, шелудивые свиньи, пока я не спустил собаку, - гаркнул слуга. – Идите к храму, там и побирайтесь.

- Но, добрый человек, мы же просим только кусочек хлеба, - молил нищий, чуть не плача.

Слепой юноша упал на колени и подполз к слуге, выдавливая из себя хриплые звуки:

- Дай пить. Дай пить.

Слуга подумал, что будет лучше поскорее отвязаться от этих попрошаек, пока не вернулся хозяин и не отругал его. Судхабия терпеть не мог нищих бродяг.

- Сейчас принесу, - недовольно сказал он и пошел в дом.

Слепой юноша тут же прозрел и тенью проскользнул вслед за ним. Вскоре слуга появился вновь. На ладони его лежал кусок проплесневелой ячменной лепешки. Он брезгливо кинул хлеб нищему под ноги, прямо в пыль. Затем слуга поглядел вокруг и, не увидев слепого юношу, с беспокойством спросил:

- Эй, попрошайка, а где второй? Не дай Боги, сворует что-нибудь – убью обоих.

- Сейчас услышишь, - ответил Тоопека с ехидной ухмылкой.

На втором этаже раздался треск двери, слетающей с петель, и пронзительный женский визг. Это Улия ворвался в комнату, где заперли невесту. Он подбежал к Асмуникал, поцеловал ее и надел на пальчик маленькое колечко. Одним ударом ноги юноша вышиб узорчатую решетку на окне и закричал:

- Невеста моя!

Все сторожа сбежались к дому, но было уже поздно. Судхабия переломил об колено свою палку и с сожалением произнес:

- Вот же лисица! Все-таки пробрался. А я хотел хоть разок огреть его по-отцовски.

Тоопека схватил слугу за горло цепкими пальцами. Тот от боли упал на колени и открыл рот, пытаясь позвать на помощь. Преобразившийся нищий запихнул ему в глотку кусок проплесневелой лепешки со словами:

- Жри, скотина. Как подашь страннику, так боги тебя и отблагодарят. А в следующий раз не отворачивайся от голодного.

Слуга послушно сжевал лепешку и с трудом ее проглотил. Он морщился, корчил невообразимые гримасы, но деваться было некуда.

К дому подъехали несколько колесниц, украшенных разноцветными лентами и гирляндами цветов. Даже лошадям нацепили венки и в гривы вплели пестрые лоскуты. Невесту вывели и усадили в первую повозку. Ее тело облегала красивая хасгала небесно-голубого цвета. Розовая головная накидка скрывала лицо. Множество украшений сияло и переливалось на руках и на шее. В другую повозку посадили Улию. Он скинул нищенские лохмотья и теперь был облачен в короткую белую хубику и куртку из шкуры тигра. Зверя он сам недавно убил на охоте. Колесницы, а за ними огромная толпа родственников и приглашенных, двинулась узенькими улочками в Верхний город к священной самшитовой роще. Под ноги лошадям кидали зерно на счастье.

Среди зеленых зарослей самшита шла ровная ухоженная дорожка. Молодые вышли из колесниц и рука об руку направились по дорожке к белому храму. Их встретили Старший кантикини и Сестра Богов. Они провели молодых в храм. В темной прохладной целле подрагивал священный огонь на рогатом алтаре. Весело плескался священный источник. Молодые принесли в жертву Богу грозы и Богу Солнца хлеб с жиром и кусочками сарамы, кувшины с напитками валахи и марува. Затем принесли в жертву хлеб Богу окна Хасамили, Богу двери Апкиуу, Богу мужской силы Инару, Богине охоты Румесе и Богу плодородия Телепину. Жрецы обмыли их лица водой из священного источника. Дали выпить священного вина из ритуальных сосудов. Их руки связали гирляндами из цветов и провели вокруг рогатого алтаря. После, молодых вывели во двор, где запрягли в упряжку для волов. Жрец, одетый Богом судьбы, взялся за плуг. Улия и Асмуникал, под всеобщее ликование, протащили ярмо по кругу. Плуг взрыхлил землю и завершил линию, точно попав в начало борозды. Это считалось хорошим знамением.

Старший кантикини громко произнес:

- Отныне вы муж и жена, как два ствола дерева с единым корнем, как два крыла у птицы, как два вола в упряжи! – Он воздел руки к небу и воскликнул: - Боги вас соединили навеки в земной жизни, и после смерти. Будете счастливы!

На них посыпались лепестки цветов вперемешку с зерном, а под ноги полетели черепки битой посуды.

После торжества все поспешили на веселый пир, который не утихал три дня и три ночи, не давая спокойно спать жителям Хаттусы. Одни музыканты сменяли других. Виночерпии еле поспевали к погребам. Повара не отходили от котлов и жаровен.

А через тир дня невесту, под заунывный плач подруг и сестер, повезли в Верхнюю страну, в далекие синие горы.

 

6

 

После бесславного похода в Митанни, Боги оберегали Хатти три года. На удивление благодатных три года без войн, засух, ранних заморозков. Урожай вызревал богатый. Ячмень и пшеница колосились высокие, крепкие. Травы на лугах росли сочные. Деревья в садах ломились от множества плодов. Давно никто не видал столь обильного урожая винограда. Стада тучнели. На торговых площадях трудно было развернуться от обилия товаров. Нескончаемые караваны тянулись из далеких стран в Каниш и Хаттусу. Хатти набирала силы и зализывала раны.

Но мир на границах оставался шатким. Лабарна хитрил и изворачивался, как мог. Он посылал богатые дары неспокойным соседям, сам принимал послов, кормил их, поил, заводил беседы о вечном мире, иногда подкупал дорогими подарками. Фазарука, в то же время, ссорил иноземных посланников между собой, чтобы среди них не случилось сговора.

Оружейники в эти спокойные дни работали без устали. Оружейные комнаты халентувы наполнялись отменными мечами, хорошими копьями и крепкими доспехами. Тарсиньялы мастерили колесницы из лучших сортов дерева. Большую часть войска Цула тайком отвел в Верхнюю страну. Среди гор, скрытые от вражеских лазутчиков, войска усиленно обучались и совершенствовались. По городам сосредоточили лишь небольшие отряды. Послы же думали, что армия хеттов очень мала.

Таким образом, Суппилулиума притупил бдительность врагов. Сам же по вечерам созывал торговцев, прибывших из дальних стран. Они, за неплохое вознаграждение, выкладывали ему на стол свитки пергамента, на которых зарисовывали дороги и планы крепостей.

Как-то Суппилулиума в своих покоях разбирал донесения послов, сидя за большим деревянным столом. Мешедь доложил, что пришла таваннанна. Суппилулиума встретил супругу и усадил ее на мягкий стульчик.

- Какие вести? – спросила таваннанна, взглянув на беспорядок, что творился на столе у лабарны.

- Как обычно, - пожал плечами Суппилулиума. – Тушратта поссорился с Ашшурбалитом и направил в Ассирию племена хурритов разграбить Ашшур.

- Не туда смотришь, - прервала его таваннанна. – Вот, что мне доставил мой посланник из Та-Кемет. – Она протянула свиток папируса, который до этого все время держала в руках.

Суппилулиума развернул свиток и принялся читать. С каждой строчкой брови его все больше приподнимались. Закончив читать, он спросил:

- Вести надежные?

- Да. Мой посланник долго жил в солнечном городе Ахйот. И даже бывал при дворе.

- Если верить тому, что он пишет, правитель Та-Кемет скоро предстанет перед Богами.

- Суть не в том. Правители, даже божественные рано или поздно покидают наш мир. Как дальше будет развиваться история? Эхнэйот не оставил наследника. Его старший зять Семенхкэре вряд ли сможет править страной: уж очень неспокойно на берегах Хапи.

- С чего ты сделала такой вывод?

- Великая каста жрецов, тех, кого изгнали из храмов, после смерти правителя попытается вернуть себе былую силу. Не сможет Семенхкэре подхватить знамя Йота – времена не те, и он не Эхнэйот. Сойдутся две враждующие силы: с одной стороны Великая каста жрецов и чиновники, несправедливо изгнанные из двора; с другой – нынешняя новая знать, поклоняющаяся Йоту.

- Думаешь, на берегах Хапи разразится война?

- Все возможно. Хотя, есть в Та-Кемет силы, способные удержать страну от раздора: Мудрейший Эйя, полководец Хармхаб. Но для нас все это не столь важно – пусть дерутся между собой, сколько хотят. Важно другое: пока там, далеко на юге будут делить корону Обеих Земель, Митанни останется без поддержки.

- Это мне наруку, - согласился Суппилулиума. – Но я должен быть в этом уверен абсолютно.

- Посуди сам: в Лабане и в Приморье вспыхивают восстания. Та-Кемет теряет власть над завоеванными землями. Им бы усмирить Куши, да Приморье. Куда еще Митанни помогать…

- Хорошее время. – Суппилулиума задумчиво кивнул. – Теперь поквитаемся с Тушраттой.

- Как намерен поступить?

Суппилулиума сосредоточился.

- Отошлю в приморье Фазаруку с серебром и оружием. Пусть подкупает племена на восстания. Тем временем я начну действовать. Пора!

Лишь только немного отступили холода, и вот-вот должен был начаться сезон хамесха – сезон грома и дождей, как вдруг лабарна Суппилулиума серьезно заболел. Свинцовые тучи заволакивали непроницаемой пеленой небо. Бог Грозы метал в землю молнии, гремел раскатистым громом. Люди в страхе прятались в дома и молились. Все с нетерпением ждали, когда вылетят пчелы и разбудят спящего Бога плодородия Телепину. А лабарна с восковым лицом лежал в покоях в окружении магов, жрецов и лекарей. Из его побелевших сухих уст временами вылетал слабый хриплый стон. Тогда он закатывал глаза и впадал в обморочное состояние. Халентува, да и вся Хаттуса наполнилась тревогой за жизнь правителя. Во всех храмах приносили жертвы за здоровье повелителя. Но все напрасно. Здоровье правителя день ото дня становилось слабее.

Множество иностранных послов собралось в халентуве перед покоями лабарны. Разговаривали шепотом. Когда какой-нибудь лекарь выходил из покоев повелителя, они тут же обступали его, не давая прохода, и задавали один-единственный вопрос о состоянии правителя. Все врачеватели до единого горестно вздыхали и безнадежно разводили руками. Послы сочувственно причитали, цокали языками, а в душе радовались: наконец, такой опасный правитель, как Суппилулиума покинет этот мир. В последнее время повелитель внушал соседям серьезные опасения, хотя разговоры вел только о мире и торговле. Но еще свежи оставались воспоминания о дерзких победах над Каски и Арцавой. Хоть Тушратта, в свое время, и разбил Суппилулиуму, но всем было известно, как дорого ему обошлась эта победа. Суппилулиума поднял былую славу войска Великой Хатти.

Теперь же, если этот строптивый правитель перейдет к Богам, то на престол взойдет не столь мудрый и решительный наследник Арнуванда. Вот тут-то Хатти и прижмут все разом.

Лекари, жрецы и маги долго совещались, вопрошали у Богов, гадали на внутренностях жертвенных животных, наконец, решили, что необходимо совершить ритуал «Замены правителя». На этот ритуал они возлагали последние надежды.

Утром привели невольника в халентуву. Его вымыли в серебряной купели правителя, помазали священным маслом, одели в лучшую андули с золотой вышивкой, в уши вдели золотые серьги, а на голову водрузили тиару с крылатым солнцем. Затем его, под приветственные возгласы вельмож, вывели из халентувы и повели за город. Старший кантикини воздел руки к каменной стеле Богов и воскликнул:

- Смотрите! Это лабарна. Мы бремя правления на него возложили, в одежду правителя его облачили, диадему на него возложили, а вы, о Боги, отметили его дурным знамением, укороченными годами, укороченными днями и направьтесь к этой замене.

- Двое мешедей взяли под руки невольника-лабарну и увели его по дороге на запад, туда, где закатывалось солнце. Суппилулиуму подняли с постели, обмыли в той же серебряной купели, одели во все белое и чистое, после повезли в храм. Там властитель трижды принес жертвы Богам, а после молился:

- Смотрите же! Небесный Бог Солнца, могущественный Бог Грозы и вы, земные божества. Я вместо себя дал замену. Ее вы возьмите, а меня отпустите.

Суппилулиуму опять привезли в халентуву и уложили в постель. Вновь его покои наполнились лекарями и магами. Больного посетила таваннанна, и вскоре вышла вся в слезах. Послы не отходили ин на шаг от дверей.

Около полуночи лекари и маги со скорбными лицами стали покидать покои правителя. Появился Фазарука. Его глаза были грустными, лицо серое от горя. Он мрачно отчетливо произнес:

- Тот, кто подобен Солнцу, скоро станет Богом. Лабарна разрешил вам, иноземные послы, попрощаться с ним. Пожалуйста, быстрее. У правителя Великой Хатти отпущено мало земного времени, а ему еще надо попрощаться с панкусом и с сыновьями.

Послы по очереди входили в полумрак спальни, окуренной фимиамом. На широкой кровати с резными ножками лежал лабарна, укрытый пестрым шерстяным одеялом. Его лицо застыло в восковой маске. Скулы выпирали. Ничего не выражающие глаза смотрели неподвижно в потолок. Грудь еле вздымалась. Желтая холодная кисть руки выглядывала из-под одеяла. Перед постелью лежала небольшая подушка. Каждый посол с печальной миной на лице подходил к умирающему, приклонял колени на подушку, прикладывался к холодной руке лабарны губами и лбом, затем отходил, скорбно пуская слезу. После этой недолгой процедуры, послы неслись к себе и строчили донесение своим властителям.

После того, как последний посол убежал, чуть не задыхаясь от радости, умирающий Суппилулиума, как ни в чем не бывало, поднялся с постели. Вошел Фазарука, неся в руках тазик с водой и полотенце. Лабарна смыл с лица краску, что придавала ему бледность, хорошенько вытерся и преобразился вновь в живого и румяного Суппилулиуму. Теперь глаза его горели прежним неистовым огнем.

- Кажется, все в порядке: ослы ни о чем не догадались, и сейчас, наверное, рассылают гонцов, с сообщением о моей безвременной кончине, - посмеялся он, разминая затекшие, от долгого неподвижного лежания, мышцы.

- Все замечательно придумано, - согласился Фазарука.

Выражение лица у Суппилулиумы вдруг сделалось озабоченным.

- Ты его привел? – спросил он.

- Да, мой повелитель.

- Зови сюда. Ты думаешь, никто не заметит подвоха?

- Сейчас убедишься сам. – Фазарука открыл потайную боковую дверь и ввел человека в точности похожего на лабарну. – Вот он. Наш немой брадобрей неплохо поработал над ним.

Суппилулиума даже рот раскрыл от удивления. Перед ним предстало его зеркальное отображение. Тот же крутой лоб, тот же хищный нос с горбинкой, черты лица такие же строгие, только во взгляде не чувствовалось гордого огня.

- То, что надо, - наконец вымолвил он. – И долго его искали?

- Главное, что нашли, - ответил Фазарука.

Копия лабарны встала перед своим оригиналом на колени.

- Ты кто, и чем занимаешься?

- Торгую выделанной кожей. Родом я из Нерика.

- У тебя будет трудная задача, - предупредил его лабарна, накидывая на плечи дорожный плащ. – Постарайся выполнить все в точности. От этого зависит судьба Хатти.

- Я сделаю все, что ты прикажешь, Солнце мое, - поспешил заверить его двойник.

- Тогда ложись на мое место и изо всех сил прикидывайся умирающим. Ешь, пей, что хочешь и сколько хочешь, но не вздумай вставать и улыбаться. Ты – наполовину мертвец. Не вздумай с кем-нибудь разговаривать, кроме Фазаруки. Когда вернусь, то назначу тебя на какую-нибудь должность в халентуве. Хотя бы водоносом. Но если не выполнишь наказ – тебя ждет смерть.

- Я все выполню, - робко согласился торговец.

В потайном проходе показался Цула, укутанный в серый дорожный плащ.

- Повелитель, повозка готова, - заговорщицки шепнул он. – Кони резвые. По дороге будем их менять. Я еще два дня назад выслал людей с лошадьми вперед.

- Погоди, - остановил его повелитель и обратился к Фазаруке, который помогал укладываться торговцу в постель лабарны. – Позови моих сыновей.

- Они ждут за дверью.

В покои вошли два старших сына Суппилулиумы: Арнуванда и Мурсили. Арнуванде шел уже четырнадцатый год. Он рос грузный, ширококостный, с безвольным расплывшимся лицом. Арнуванду родила дочь Иссихассы, и с возрастом в его облике начинали проявляться черты опального деда. Он были ленив, но славился изворотливость ума. Суппилулиума иногда задумывался о том, что лучше бы Мурсили сел властвовать после его смерти, нежели старший Арнуванда.

Мурсили был на год младше и меньше ростом, худой, но крепкий. В нем слились две части: одна от таваннанны, его матери, другая от Суппилулиумы. Когда Мурсили правил колесницей, стрелял из лука или сражался с наставниками деревянным оружием, Суппилулиума, глядя на него, вдруг узнавал себя. Те же движения, тот же взгляд. Но когда Мурсили совершал богослужения или участвовал, в какой другой церемонии, он преображался и становился похож на свою мать: та же гордая и непринужденная осанка, грация в движениях. Вот кому надо править страной после него.

Повелитель вспомнил старшего брата. Тот, тоже, не подходил для престола. Боги всегда выбирают мудрое решение. Может быть, и в этот раз они изберут Мурсили. Единственный недостаток этого двенадцатилетнего мальчика - он немного заикался.

- Дети мои, - подозвал их повелитель. Они подошли к отцу и встали на колени. Суппилулиума положил им ладони на головы и продолжил: - Отныне вы не братья, а лютые враги. Ваш отец умирает, и вы стремитесь каждый захватить власть. Бегите к послам, плачетесь у них на груди и просите о помощи.

- Но отец, зачем унижаться? – возмущенно спросил Мурсили.

- Так надо, - ответил властитель. – Пойми: лучше один раз склонить голову, чем потом всю жизнь ползать на коленях. Вы все поняли, дети мои?

- Да, отец, - ответили они разом.

- Тогда идите, - выдохнул Суппилулиума. – Да помогут Боги вам и мне!

 

Гром раскалывал небо и сотрясал горы. Оглушающее эхо металось по ущелью. Молнии вонзались в землю яркими иглами, на короткий миг, озаряя мокрые скалы ослепительным белым светом. Холодный весенний дождь лил, будто горный водопад. Реки в ущельях набухли, грозно шумели мутными потоками и, взбунтовавшись, выворачивали, с неистовой силой из берегов огромные валуны. То и дело, селевые потоки срывались с гор и, с жутким грохотом прокладывали себе дорогу вниз.

Хемиша приказал развести во всех очагах огонь. В доме становилось сыро от прохладно ветра, врывавшегося во все щели и окна. Сверкнула молния. Гром ударил совсем близко. Хемиша невольно вздрогнул. Коротко помолившись Богу Грозы, он решил чем-нибудь занять себя. Ему было досадно, что из-за грозы он не может выехать в долину. Надо попасть в Самуху по важным делам. Но разве в такую погоду проедешь по горной дороге.

Он прошелся по дому, заглянул на женскую половину. Мамурудит и Асмуникал сидели на коврах и, вместе с прислужницами, перебирали мытую шерсть. Хемиша привык к этой нежной пугливой девушке. Мамурудит ее очень полюбила. Горы Асмуникал пришлись по вкусу. Она девушка хоть и робкая, зато любая работа в ее руках идет быстро и гладко. Вот даже сейчас она так умело перебирает шерсть, - приятно смотреть. Хемиша тихонько прикрыл дверь и пошел посмотреть, что делают сыновья.

Улия разложил вокруг себя старые доспехи, инструменты, конские сбруи и пытался что-то починить. Три младших брата вертелись возле него: подавали инструменты, стучали бронзовыми молоточками.

«Эх, как там Барбиша?» - вздохнул Хемиша. Из Хаттусы давно не приходило вестей. Вестовым не проехать в горы по такой погоде.

Опять вблизи громыхнуло. Хемиша снова вздрогнул. Гроза всегда ему внушала страх. Надо успокоиться и не слоняться без дела. Он достал меч, точильный камень и принялся равномерно чиркать по клинку, отводя и без того острую кромку.

Мягкими шагами вошел слуга и доложил:

- К тебе прибыли гости из Хаттусы.

- Из Хаттусы? – не поверил своим ушам Хемиша. – Как они прошли по размытым дорогам. Позови их. Это настоящие герои или сами Боги, если смогли до нас добраться.

Слуга удалился, а Хемиша занервничал. С какими вестями прибыли путники? Неужели Суппилулиума умер! Весть о его тяжелой болезни давно долетела до Верхней страны. Хемиша сильно переживал и, даже, отправил в Хаттусу Тоопеку, чтобы тот попытался вылечить правителя.

Опять громыхнуло в горах. Пламя светильников заметалось. Хемиша увидел, как вошли два человека, закутанные в мокрые дорожные плащи. С них тонкими струйками стекала на пол вода. Один высокий и плечистый, другой пониже, коренастый.

- Мир тебе и твоему дому. Добрый человек! – Поздоровались путники, и что-то знакомое послышалось в их хриплых простуженных голосах.

- Хранят вас Боги. Снимайте одежду и садитесь к огню. Сейчас вас накормят.

Путники скинули в угол мокрые плащи. Хемиша открыл рот от удивления. Перед ним предстали Цула и Суппилулиума. Он вскочил с места и радостно воскликнул:

- О Боги! Солнце наше! Тебя ли я вижу? А мне сказали, что дни твои сочтены. Да как же вы в такую погоду решились ехать? О Боги! Ведь вы могли погибнуть.

Суппилулиума улыбнулся, присаживаясь поближе к пылающему очагу.

- Ничего страшного. - Лабарна протянул озябшие руки к огню. – Бог грозы сопровождал нас и не дал бы нам погибнуть.

- Скорее! – Крикнул Хемиша слугам. – Несите сухих дров, лучшего вина, мяса, хлеба – все, что есть в доме самое лучшее!

Слуги разбежались выполнять приказания. Хемиша сам принес две выделанные медвежьи шкуры и накинул их на плечи лабарне и его телохранителю. Вскоре появились блюда с закуской и кувшины с напитками.

- Принесите еще пива и свежего сыра, - не унимался Хемиша.

- Не беспокойся так за нас, - усадил его лабарна. – Прикажи лучше найти какого-нибудь пастуха, который бы знал все дороги и тропы через Хайасы и Исуву.

- Но, Солнце наше, - взмолился Хемиша, - отдохните немного, обогрейтесь, поешьте. Я ума не приложу, как ты отважился в такое время ехать в Верхнюю страну. В такие грозовые дни ни один путник не посмеет высунуть носа из хижины. Нередки случаи, когда целые караваны смывала сель. Погибали все: и люди, и животные.

- Боги бы не допустили моей гибели, - стоял на своем лабарна.

- А недавно по всей Хатти поползли слухи, что ты умираешь.

- Просто, я придумал маленькую хитрость, чтобы обмануть врагов. Да не гневаются Боги на меня за это! Умирающий Суппилулиума и сейчас лежит в Халентуве. Он стонет, дергается в конвульсиях, но никак не может покинуть этот мир. А его сыновья: Арнуванда и Мурсили прикидываются дурачками и, рыдая горькими слезами, просят у иноземных послов поддержки для возведения их на трон. Ну, а послы уже делят Хатти. Тем временем мы спокойно подготовим хороший удар.

- Я бы до такого не додумался, - восхитился Хемиша.

-Почему же? Посидел бы четырнадцать лет на троне – еще не такое бы изобрел, - заверил его Суппилулиума. – Но как там мое войско?

- Ждет тебя, - ответил Хемиша. – За три года я постарался создать грозную силу. Когда их ровные ряды разворачиваются в боевой строй, ощетинившись копьями, у меня у самого дух захватывает.

- Я верю тебе, - без всякой напыщенности, по-дружески сказал Суппилулиума. – Скоро выступаем. Митанни за все ответит. – Лабарна нахмурился. – Только, вот погода мне не нравится. Надо попросить Бога Грозы успокоиться и прекратить метать молнии. Слышал, что у вас в горах есть особый способ умилять Бога Грозы.

- Верно. Я уже приказал подготовить все для обряда.

 

В храме мерцали масляные светильники. В просторной целле пахло сыростью и воскуренными благовониями, гулял сквозняк. Жрец Бога Грозы сосредоточенно готовился к ритуалу. Облаченный в желтую длинную хубику с широкими рукавами и в такую же желтую круглую шапочку, он бережно раскладывал на длинной каменной истанане предметы, служившие ему инструментами в ритуал. Здесь был медный нож, ручку которого венчала голова быка с толстыми рогами, медный топор с резной самшитовой рукоятью, клочки белой и черной шерсти. Отдельно поставил чашечку с тонкими серебряными и медными гвоздиками, керамическую вазу с веточками благородного лавра.

Люди заходили в целлу, клали перед истинной круги хлеба и рассаживались на полу, подстелив под себя козьи шкуры. В полумраки целы не различишь лиц. Перед Богами здесь все равны. Никто и знать не мог, что рядом с пастухами и ремесленниками сидит предводитель племен Хауси и даже сам лабарна. Язычки пламени отбрасывали свет лишь на истанану, рогатый алтарь со священным огнем и на бронзовую статуэтку быка на постаменте из черного камня хуваси.

Все затихли. Церемония началась. Жрец Бога Грозы подошел к алтарю, бросил в огонь горсть туххессары, затем обернулся к собравшимся людям, воздел руки к небу и приготовился рассказывать. Из темного угла зазвучал печально иницинара. Жрец вкрадчивым голосом начал:

- Большой и сильный вол плывет неустанно в безбрежном синем океане. Рога его огромные и крепкие. На рогах держит он землю. Внизу правит Бог подземного мира – большой и мудрый змей. Вверху, в чистом небе властвует могущественные Боги со светлыми ликами и строгими глазами. Ничего не утаить от них. А посредине, на поверхности земли живем мы – недостойные и жалкие их рабы. Нас с небесными Богами связывают великий лабарна и мудрые жрецы, как корни дерева связаны с кроной крепким стволом. Великий Бог Солнца правит днем, объезжая на огненной колеснице небосвод. Но, вот, Бог Грозы приходит, когда захочет. Зорко он следит за порядком. Жестоко наказывает провинившихся.

Однажды божество луны Каску свалился на землю и перестал светить ночью. Увидел Бог Грозы и говорит Каску: - «Поднимайся обратно на небо. Ночью пастух не видит, куда гнать скот. Волки выть перестали. Даже звезды не могут осветить дорогу затерявшимся путникам». Но не хочет луна возвращаться. На земле хорошо лежать. И наслал тогда на него Бог Грозы дожди и ливни. Гром гремел, и молнии сверкали. Страх и Ужас кружились в небе, высматривая беглеца. Испугался Каску и возвратился на небо. А чтобы он опять не сбежал, Бог грозы прибил его к небу серебряными и бронзовыми гвоздями. На этом гнев его остыл, и воцарился на небе мир, а на земле спокойствие.

С этими словами жрец взял в руки молоточек и гвозди. Его помощники прилепили тестяную лепешку на стену над головой быка, а жрец прибил лепешку гвоздями. Затем он принес в жертву Богам козу и овцу, перерезав им горло на истанане. Прихожане произнесли молитву и тихо разошлись.

После полуночи гроза постепенно начала стихать. Гром гремел где-то вдалеке. Молнии сверкали все реже и не так ярко. Тяжелые тучи стали нехотя расходиться, обнажая бездонную черноту звездного неба. Умытая спокойная земля источала еле уловимый аромат приближающейся весны. Весело зазвенели разбухшие ручьи, неся мутные воды с гор в долину. С грохотом срывались вниз подмытые камни, увлекая вслед за собой шуршащую щебенку.

 

Суппилулиума сидел, склонившись над картами. Возле него устало мерцал язычок пламени масляного светильника. Лабарна и не думал ложиться спать, хотя время близилось к рассвету. Хемиша напрягал всю силу воли, чтобы подавить очередной зевок или разомкнуть глаза, когда тяжелые веки непослушно слипались. Цула в углу клевал носом. Но, как только его подбородок касался груди, он тут же вздрагивал и вскидывал голову. А Суппилулиуме, хоть бы что, даже глаза не покраснели.

Напротив лабарны, на узенькой скамеечке сидели древние седые старцы из дальних горных ущелий. Годы сморщили их лица и убелили бороды. Куртки из овчины, наброшенные на иссохшие плечи, пропахли потом и вольным ветром. Старики поясняли правителю: как и где лучше пройти к Исуве. Впереди обитают полудикие племена. Но они разрознены и почти не общаются ни с кем, не торгуют, разве, только сходятся в спорах и увечат друг друга. Эти племена не представляют собой грозную силу. Их можно легко покорить. Но, вот, почти возле границы с Исувой, где дороги поднимаются высоко в горы, а скалы подпирают небо, живет могущественное и воинственное племя Хайасы. Их набеги не дают покоя Исуве, Алеше, Хурри, Ацци и даже Ассирии. Торговцам приходится нанимать большую охрану или платить огромную подать, чтобы уберечь свое добро во время перехода через горы. Воины Хайасы сильные и храбрые. Они ничего не бояться, знают все тропы в горах и мастера устраивать засады.

Заслышав о них, Хемиша очнулся от дремоты и заскрежетал зубами от злости.

- Они постоянно нападают на наши торговые караваны, - сказал гневно он. – Сколько раз я настигал этих бандитов в горах. Казалось все – им пришел конец. Они никуда не денутся. Бери за горло и души. Так нет же: хоть половина их, но ускользнет. А когда их отряд окружаешь, погибают все до единого, но в плен не сдаются. Пробовал я набеги устраивать на селения, пощипать, как следует. Но Хайасы врагов чувствуют издалека, как бы скрытно к ним не подбираешься. Селения оставляют пустые и прячутся в непроходимых горах. Там у них много маленьких крепостей прямо на отвесных скалах, будто орлиные гнезда.

Старики затрясли бородами и закивали, подтверждая справедливость слов Хемиши. Суппилулиума внимательно выслушал горца, затем спросил:

- Сколько понадобится времени, чтобы покорить Хайасу? И сколько на это надо людей?

- Хайасы, в последнее время, ослабли. Их силы уже не те, что раньше, - высказал мысль Хемиша. – Но все же, времени понадобится: года три, а людей, - он прикинул в уме вражеские силы, - не меньше десяти тысяч, причем, половину мы потеряем в боях. – Затем со злостью добавил: - Резать их всех надо - не щадить. Иначе месть их страшна и жестока. Как тигр мстит за убитую тигрицу, так люди Хайасы мстят за братьев.

Лабарна помрачнел.

- Три года, - тревожно произнес он. – Так долго мы воевать не сможем. Да и каждый воин сейчас дороже всей Хайасы, будь она проклята! – Он начал напряженно думать, барабаня пальцами по столу. Вдруг в глазах его сверкнула искорка надежды. Он оживился: - А кто сейчас правит страной?

- Старый правитель, Злая лиса, недавно покинул этот мир и отправился в поля блаженства, - проскрипел один из стариков. – На его место встал сын, Отважный олень, еще безусый воин. В Исуве его зовут Хитаса.

- Вот как! – Суппилулиума заерзал на месте и повеселел. – У него есть жена?

- Его женили на первой супруге, когда он еще сосал материнскую грудь. Она на двадцать лет старше его и уже на пути к старости. Теперь его хотят женить на родной сестре по отцу.

- Какой ужас! – возмутился лабарна. – Надо бы успеть. – Он выразительно посмотрел на Хемишу сверлящим взглядом, затем решительно сказал: - Тебе придется ехать к Хитасе.

Хемиша вскочил на ноги. Его глаза сверкнули жестоким огнем.

- Я его разрублю на части, даже если придется погибнуть…

- Не то, - улыбнулся Суппилулиума и достал золотой цилиндрик с печатью.

Разыскали в храме писца. Он явился с дощечками, покрытыми свежей глины и остро отточенными трехгранными палочками для письма. Лабарна уселся удобнее и начал диктовать:

- Великому властителю Хайасы. Ты благородный сын своего непобедимого народа. Отважный олень родных гор. Солнцеподобный Хитаса. Прослышал я о твоей храбрости и величии рода твоего. Ты подобен Богам. Но странные совершаются обычаи в твоей стране. Где же это видано, чтобы брат брал в жены свою сестру. Боги за это наказывают, и дети появляются с пороками. Никакое волшебство и никакие мольбы, а так же, заклинания не помогут избежать их или исправить. Неужели ты хочешь, чтобы сыновья твои родились уродами, а дочери слабоумными?

Внемли лучше слову моему: женись на дочери или сестре своего соседа. У меня есть молодая сестра. Она красива и умна. – Он на мгновение отвлекся. – Цула! Помнишь ту девицу, что представили мне как сводную сестру по отцу? Ты ездил в Цапланду ее смотреть.

- Она же от невольницы, - удивился Цула.

- Значит надо сделать ее мать вольной, а ее саму ввести в Великий Род.

- Если так угодно, Солнце – сделаем!

- На чем мы закончили? – обратился снова к писцу повелитель. – Она молода, красива и умна. Цула! Она молода?

- Ну, если считать двадцать пять молодостью…

- Пусть усвоит, что ей шестнадцать, - решил повелитель. – А она красива?

- Не простой вопрос, - улыбнулся Цула сквозь бороду, пожав плечами.

- Ну, хоть умна? – допрашивал Суппилулиума.

- Умнее козы – это точно.

- Сойдет! – махнул рукой повелитель. – Фазарука ее подготовит в лучшем виде. Пиши дальше, - кивнул он писцу. – Она будет тебе ласковой и послушной женой, а твоему народу мудрой и доброй правительницей. И еще об одном прошу: чтобы сестра твоя не была обижена, выдай ее замуж за меня. Вместе с нашим родством породнятся и наши державы. Тогда два врага станут братьями, и не будет им равных в силе.

Великий лабарна, Солнце Суппилулиума, повелитель Великой Хатти. Мне покровительствуют Бог Грозы и Небесный Бог Солнца.

Писец закончил выводить ровные ряды иероглифов и передал табличку Суппилулиуме. Лабарна прокатил по ней печатью, оставляя рисунок на глине.

Хемиша все понял. Но удивление и возмущение боролись в его душе с покорностью. В конце концов, он вспылил:

- О Солнце наше, неужели ты хочешь породниться с этими чумазыми баранами, которые даже не знают, как мыть лицо. У них же халентувы, что мои овчарни.

- А что ты можешь предложить взамен? – жестко прервал его правитель. – Три года кровопролитной войны и пять тысяч убитых сынов Хатти? В тебе говорит злоба и жажда мести. Пересиль себя и посмотри на это с другой стороны: если все пройдет гладко, то нам открыт путь на Исуву с ее оловянными и медными рудниками. К тому же, мы приобретем дополнительные силы. Неужели воины Хайасы откажутся от похода на Митанни?

Хемиша промолчал, понимая справедливость слов лабарны.

- Ехать придется тебе. Ты знаешь их язык и обычаи. Я в тебе уверен. Жаль, конечно, что нет с нами Фазаруки. Он хитер и может куропатку сосватать за орла. Но ты должен постараться. Забудь давние обиды. Нам нужен этот мир.

- Я сделаю все, как ты прикажешь, Солнце мое, - выдохнул Хемиша. – Но мне понадобится множество безделушек: золотые чаши, ожерелья с камнями и, особенно, богато украшенное оружие. Хайасы любят красивую чеканку на оружии и на латах.

- Все это получишь, - заверил его Суппилулиума, - а так же дорогие ткани, тростниковый сахар и дорогие вина. Я сейчас же распоряжусь, чтобы все это, как можно быстрее собрали в Самухе и в ближайших городах. Самое дорогое привезут из Хаттусы. Ты понимаешь, какую ответственность я на тебя возлагаю?

- Все сделаю! – Хемиша встал перед лабарной на одно колено.

- Боги тебя сохранят и помогут. Я буду молить их об этом, - пообещал Суппилулиума, благословляя горца.

 

7

 

Дорога – если это можно назвать дорогой – вилась неширокой лентой по краю отвесных скал. Того и гляди, конь оступится на шатком камне и свалится вниз. А лететь долго. Речка внизу, словно тоненькая зеленая змейка; могучие деревья по ее берегам выглядели травинками, заросли кизила и боярышника – клочками мха.

Усталые ослики еле передвигали кривые ножки под тяжестью вьюков. Конь под Хемишей сипло дышал, широко раздувая ноздри. Сам Хемиша весь взмок. Суппилулиума заставил его нарядиться в тяжелую раззолоченную андули из прочной ткани. В ней невозможно даже пошевелиться. Он не привык носить такие наряды, годные лишь для торжественных трапез в халентуве или, в крайнем случае, для небольшой увеселительной прогулки на колеснице. Но на коне, по горам в этих тряпках!.. Он ехал и удивлялся: как только вельможи могут носить такую одежду в длинные дни праздников? Сопреть можно!

Впереди ехал на низеньком ослике проводник. Перед глазами у Хемиши постоянно маячила его сгорбленная худая спина. Он завидовал старику. У того на голое тело надета только куртка из овчины.

- Скоро приедем? – нетерпеливо окликнул проводника измученный Хемиша.

- Уже почти добрались, - ответил старик, не оборачиваясь. – Вон за тем перевалом, - он показал высоко вверх, - начинается горная долина. Она принадлежит племенам Хайасы.

Хемиша огляделся и смутно начал припоминать… Уже бывал здесь, когда в очередной раз гонялся за грабителями – хайасами. Но дальше перевала его с отрядом не пустили. Эти сволочи тоже умеют защищать свои земли.

Дорога, наконец, стала шире и положе. Пропасть отступила в сторону. Ослики зашагали бодрее. Вдруг конь Хемиши настороженно повел ушами, громко фыркнул и застыл на месте. Чутьем воина, Хемиша понял, что тут что-то неладное. Он потянулся за мечом, но не успел... Метко брошенная веревка с петлей на конце крепко стянула плечи. Со всех сторон, с дикими возгласами посыпались вооруженные люди, одетые, в козьи шкуры. Они, в миг, разоружи и связали охрану, затем принялись потрошить тюки с добром.

К Хемише подскочил здоровенный воин в засаленной дорогой хубике. Ассирийский кожаный нагрудник с бронзовыми пластинами еле закрывал необъятное тело. Огромные кожаные сапоги обтягивали толстенные икры. На шее болталось женское ожерелье. Тщательно выбритая голова блестела на солнце. Одно ухо было наполовину срезано. Узкие глаза сверкали с нескрываемой радостью. Черная борода давно не видела расчески и ножниц брадобрея.

- Не сплю ли я, о Боги! – сипло заорал он. – Неужели сам Хемиша пожаловал ко мне в петлю? Вот это улов!

- Ты угадал, лысый болван, - огрызнулся Хемиша.

- Как странно видеть вождя Хауси связанного и беспомощного. Но ничего, я тебя скоро прикончу, - пообещал здоровяк, копаясь в дорожной сумке пленника.

Он вытащил несколько серебряных брусков в один сикель и несколько железных колец. Кинул все это со спокойной совестью себе в сумку, затем извлек лепешку с сыром и с кусочками сарамы. Принялся жадно есть, при этом громко чавкал.

- Что, свинья, проголодался? – с презрением спросил Хемиша. – Когда жрешь, хоть закрывай свое поганое рыло.

- Ага, простодушно ответил тот и перестал чавкать. – Три дня здесь сидим в засаде. Так, ни одного каравана не прошло. Митаннийцы, чтоб им всем передохнуть, перекрыли дороги, в Хатти и никого не пускают.

- Так шел бы поохотился в Урарту, - предложил ему Хемиша.

- Далеко. Да и снег еще в горах, - объяснил разбойник, продолжая уплетать лепешку с сыром. Только уши ходили ходуном. Затем он бросил взгляд на золотые одежды Хемиши и спросил: - С каких это пор, ты, вдруг, стал торговцем? Из тебя купец, как из меня ткачиха.

- Не торговцем я еду, а послом, - устало ответил Хемиша.

- Вот как, - не сильно удивился разбойник и опрокинул себе в глотку дорожную флягу с вином. Когда последняя капля упала к нему в желудок, спросил: - К кому же ты едешь?

- К твоему господину – Отважному Оленю Хитасе.

Лысоголовый переменился в лице.

- А эти товары?.. – испугался он, указывая на развороченные тюки с добром, которое делили между собой воины.

- Это подарки Отважному Оленю от лабарны Суппилулиумы, - с дурацкой ухмылкой объяснил посол.

- Эй! – громко крикнул одноухий и влепил хорошую затрещину первому, попавшемуся под руку. – Я вам говорю, свиньи немытые, бараны тупоголовые. Быстро кладите все на место, не-то, я всем головы сверну.

Разбойники, ничего не понимая, испуганными глазами глядели на предводителя.

- Ну что вылупились, как ослы на палку! – Заорал он, приходя в ярость. – Уложите все на место, как было. Иначе я разукрашу ваши толстые зады своей варасамой.

Разбойники принялись нехотя укладывать вещи обратно в тюки. Уже не было радости на их лицах, только сожаление и недоумение. Толстяк, с озабоченным выражением вернулся к Хемише, сосредоточенно почесывая волосатой пятерней лысый череп. Он о чем-то подумал, и в глазах его засияла радость, как у человека, нашедшего выход из трудного положения. На лице расцвела глупая улыбка, и разбойник произнес:

- Ты, наверное, меня обманул, скотина. Неплохо придумал. А я, дурак, поверил.

- Ты всегда был дураком, - процедил Хемиша. – Развяжи меня, и я покажу тебе послание от лабарны Суппилулиумы к правителю Хайасы, тупорылый кабан.

Улыбка сползла с губ разбойника, а в глазах холодком промелькнула злоба. Он еще немного поразмыслил и задумчиво произнес:

- А может тебя выкинуть в пропасть – и дело с концом. Никто не узнает, как погиб отважный посланец. Пожалуй, я мудро придумал.

- У осла больше мозгов, чем в твоей башке, - не сдержал восклицания Хемиша. – Неужели ты думаешь, что все останется в тайне при стольких свидетелях? Тебе придется перерезать всех своих воинов. Или они так тебя любят, что сразу же не побегут ябедничать?

Предводитель грабителей нехотя освободил пленника из петли.

- Какие это воины - один сброд, - тяжело вздохнул разбойник. – Почти все сильные воины погибли. Тяжелые нынче времена наступаю на Хайасу.

- Что произошло? – удивился Хемиша.

- Да, все этот проклятый Тушратта, чтоб его ослы затоптали! Позволил нам и хурритским племенам грабить северные земли Ассирии. Вот мы обрадовались такой щедрости! Поперлись.

- Ну и как?

- Там нас так радушно встретили и гнали до самого Евфрата… Половину наших перебили. – Разбойник погрозил кулаком в сторону Митанни. Затем махнул рукой. – Ладно, довезу тебя к Отважному Оленю, - пробурчал он. – Ты, хоть бы мне диадему отдал. Она у тебя такая красивая.

- Не дам! – категорично заявил Хемиша. – Ты, без того, сожрал весь мой обед, осел безухий.

- Что! – взорвался толстяк, хватаясь рукой за свое отрубленное ухо. - Ты еще смеешь издеваться надо мной. Это – твоя работа, - кричал он, брызгая слюной. Весь его череп побагровел от злости. – Меня раньше называли Лысый бык, а теперь кличут Безухим Кабаном. И все из-за тебя!

- Чего злишься, - засмеялся Хемиша. – Скажи спасибо Богам, что я тогда тебе не снес пол черепа. С половиной уха жить можно, а вот с половиной головы – никак.

- Вина мне! – заорал толстяк, - не то, я разорву его в клочья.

Один из разбойников принес кувшин с вином. Безухий Кабан одним махом отправил содержимое себе в брюхо. После так тряхнул пустой кувшин, что глиняная ручка осталась в его волосатой лапе, а сам сосуд полетел на землю и раскололся на десяток черепков. Это его немного успокоило.

Воины Хайасы вывели из укрытия своих лошадей. Караван вновь двинулся в путь, теперь уже под охраной местных головорезов.

- Я тебя все равно прибью, - не унимался захмелевший Одноухий Кабан. – Когда поедешь обратно, я тебя поймаю и с живого сдеру кожу. Из нее сделаю отменный галгатури.

Он громко икнул. Взгляд его скользнул по Хемише, как бы оценивая: хороший ли получится галгатури, и вдруг заметил великолепный железный меч в серебряных ножнах, чудесной мелкой чеканки, с множеством драгоценных камней. Глаза его засверкали, словно алмазы, а язык сам по себе продолжал нести чепуху:

- Знаешь, какие звонкие галгатури получаются из человеческой кожи. Особенно из кожи молодых девушек или детей. Только кожу надо обязательно сдирать с живых, еще теплых, тогда она будет мягкой и упругой.

- Заткнись, дурак! – грубо оборвал его Хемиша. Его мутило от таких советов. Он еле сдержал себя, чтоб не въехать кулаком по обрубленному уху. – Зачем ты мне все это рассказываешь? Хочешь, я сделаю садовую черпалку для дерьма из твоего глупого черепа?

Но толстяк даже не обиделся. Как может кошка обижаться на пойманную мышку?

- Послушай, Хемиша, отдай мне меч. Он все равно тебе не нужен – ведь ты же посол, - Сказал мягче Одноухий Кабан. При этом лицо его выражало детскую наивность. С таким выражением, ребенок выпрашивает кусочек тростникового сахара или сладкий пирожок.

- Зачем он тебе? – зло спросил Хемиша.

- Как зачем? Я же - воин!

- Хочешь получить меч, и им будешь резать, как овец, хеттских женщин и детей, а из их кожи делать звонкие галгатури?

- Я же пошутил, - обиделся толстяк. – Просто, хотел тебя позлить. Неужели ты поверил, что я, благородный воин, Одноухий Кабан хоть пальцем трону женщину или ребенка.

Хемиша презрительно усмехнулся и отвернулся в сторону. Но вскоре неожиданно предложил:

- Послушай, Толстый Кабан, давай так: услуга за услугу. Я тебе меч, а ты мне поможешь в одном деле.

Недоверие промелькнуло в узких глазах Одноухого Кабана:

- Подкупить меня хочешь? Воины Хайасы не продаются, - гордо ответил разбойник, но меч так и притягивал взор. Ножны сияли на солнце. Каменья переливались яркими разноцветными искорками. Он не смог побороть столь великое искушение и согласился:

- Сделаю все, что захочешь.

- Уговори Хитасу жениться на сестре Суппилулиумы.

- Ну, нет! – наотрез отказался Одноухий Кабан и нахмурил брови. – Он должен взять в жены сестру. Таково решение старейшин. Против воли старейшин я не буду его настраивать.

- Тогда прощайся с мечом. – Хемиша отцепил оружие от пояса. – Ни мне – ни тебе. Я выкину его в реку.

-Эй, эй, постой, - ужаснулся разбойник. – Не надо, не бросай. Давай так…

- Как?

Толстяк не знал, что придумать, чтобы без особого труда выманить меч у Хемиши.

- Давай побоимся, - наконец предложил он. – Если я тебя уложу – меч мой, если ты меня – я буду уговаривать Отважного Оленя.

Хемиша прикинул: Безухий кабан, не смотря на полноту, был силен, но не поворотлив, к тому же, выпил много вина и будет еще медлительнее. Он решил рискнуть.

- Согласен!

- Вина мне! – радостно проревел Одноухий Кабан.

После перевала перед глазами путников открылась, продуваемая всеми ветрами, горная долина, поросшая низенькими и корявыми деревцами. Куда не кинешь взгляд, везде вырастали зубчатые хребты синих гор. Хемиша, хоть и вырос в горах, но на такой высоте, все же, чувствовал себя чужаком.

Караван остановился на привал. Уставших, от долгого подъема, осликов развьючили и отпустили пощипать скудную травку. Тюки с подарками сложили в кучу и выставили охрану. Все расселись кругом и приготовились к интересному зрелищу.

В центр круга вышел Хемиша и Одноухий Кабан, обнаженные по пояс. У Одноухого Кабана свисал огромный живот, волосатая грудь ходила ходуном, на боках колыхались складки сала, руки большие и пухлые. Напротив стоял Хемишу сухой, жилистый и широкоплечий.

-Значит так, - предупредил Одноухий Кабан, - не кусаться, не щипаться, коленями между ног не бить.

- Согласен! – ответил Хемиша. – Начнем.

Они сошлись. Большие руки Одноухого Кабана обхватили твердое тело Хемиши. Жилистые руки горца, стиснули мягкие телеса разбойника. Они качались из стороны в сторону, топтались на месте, старались согнуть противника. Одноухий Кабан считал себя сильным и думал, что одолеет Хемишу в мановение ока, однако вскоре почувствовал, что того не так просто сломить. Толпа начала их подзадоривать. Все хлопали в ладоши и кричали.

- Меч мой, меч мой! – хрипел Одноухий Кабан, наваливаясь всей тушей на Хемишу.

- Сначала одолей, - огрызался тот.

Так они долго раскачивались, обливаясь липким потом. Суставы хрустели от перенапряжения. Затем противники резко расцепились и отпрянули в разные стороны.

- Сдавайся! Меч мой! - чуть отдышавшись, потребовал Одноухий Кабан.

Хемиша постарался унять частое дыхание и ответил:

- Когда положишь меня на землю, тогда и ори о победе, - сам же прикидывал, как такую тушу удержать. Надо как-то хитрее действовать, противопоставить силе ловкость.

- Вина мне! – Заорал толстяк. Опрокинул поднесенную чашу в рот, кинул ее, не глядя, через голову и ринулся на Хемишу.

Но когда кольцо его больших рук начало смыкаться, Хемиша изловчился, вывернулся и оказался у противника за спиной. Он ухватил Одноухого Кабана за пояс, тяжело приподнял и швырнул на землю.

- Победа! - Крикнул он.

- Это не честно, - запротестовал Одноухий Кабан, поднимаясь из пыли. Он обвел всех зрителей свирепым взглядом и прорычал: - Кто скажет, что честно – откручу башку.

-Хорошо. Продолжим, - согласился Хемиша. Придется наказать этого упрямца.

Они вновь сошлись. Но Одноухий Кабан опять обнял пустоту. Хемиша присел, обхватил соперника под колени, с неимоверными усилиями оторвал от земли и уронил на спину. Лысый череп стукнулся о камни, а вокруг поднялось целое облако пыли. Одноухий Кабан взвыл от боли - видать, здорово шарахнулся.

- Теперь честно? - спросил Хемиша, становясь одной ногой на волосатую грудь поверженного.

- Честно, - нехотя пробурчал тот.

- Уговор помнишь?

- Помню.

- Не выполнишь – отрежу второе ухо и язык заодно.

 

Впереди, среди узких расщелин и высоких отвесных скал показались мрачные неровные стены городской крепости. Внутри теснилось множество маленьких домиков. Они поднимались уступами, как лестница. Крыши нижних домов упирались в фундамент верхних.

На вершине этой беспорядочной лестницы находилась еще одна маленькая крепость, внутри которой и располагалась халентува правителя Хитасы.

Залаяли собаки, почуяв чужаков. Смуглые жители, одетые в куртки из козьих и овечьих шкур, в мохнатых шапках высыпали на крыши домиков, поглазеть на караван. Одноухий Кабан ехал впереди на буром коне с нечесаной гривой. У него был такой важный вид, словно это он захватил караван с бесчисленными сокровищами. Его воины расчищали дорогу от любопытных плетками и орали, что есть мочи: «Посланник от лабарны Хатти Суппилулиумы к великому и непобедимому Хитасе, Отважному Оленю, правителю Хайасы».

Караван разместился в просторном дворе халентувы. Здесь все было просто и уныло: ни цветников, ни садика с фонтанчиком, только голая вытоптанная желтая земля с узкими каменными дорожками. Кое-где, в уголках пыталась прорасти чахлая трава. Сам дворец в один этаж примыкал тыльной стороной к скале. Стены халентувы, из грубо сложенных камней на глине, напоминали собой продолжение скалы. Окон не было. Дверной проем закрывала циновка. Хлев – да и только.

Посла встречала толпа вельмож, разодетых как попало, но во все дорогое и пестрое. Даже раззолоченная андули Хемиши казалась бледной медью, по сравнению с роскошными нарядами местной знати. По их дорогим одеяниям можно было судить, из какой страны шли караваны, которые они грабили. Вся эта пестрая толпа разбойников смотрела на посланника Хатти с недоверием и враждебностью. Хемиша сразу понял, что с ними договориться о чем-то будет нелегко. Тем более, со многими здесь присутствующими он лично скрещивал оружие в стычках. Даже, вдруг, на мгновение пожалел, что согласился ехать в это осиное гнездо. Но отступать поздно.

Наконец, появился и сам Хитаса. Ему недавно исполнилось девятнадцать. Невысокого роста, с большой головой неправильной формы, широкими плечами и маленькими кривыми ногами, он больше напоминал подростка. Некрасивое скуластое лицо с большим горбатым носом поросло мягкой юношеской щетиной. Слуги принесли подобие трона – деревянный стул с высокой спинкой, на котором местами еще осталась позолота. Он уселся на него, надменно смерил Хемишу грозным взглядом, холодно поприветствовал и соизволил осмотреть подарки.

Хемиша подал знак слугам, и перед правителем Хайасы расстелили толстые ковры с замысловатым ярким орнаментом. На ковры выставили золотую и серебряную посуду. Взгляд Хитасы потеплел. Прямо в чаши и подносы посыпались красивые браслеты, серьги с драгоценными каменьями, ожерелья тонкой работы. Отважный Олень расплылся в довольной улыбке. Он заерзал на троне, когда к его ногам положили щиты и мечи с редкой тонкой чеканкой, острые кинжалы, украшенные лазуритом, воинские пояса и перевязи. Правитель чуть не подскочил, когда перед его взором предстали, сверкающие золотом, латы и золотой шлем с высоким гребнем из крашеных конских волос. Даже у его придворных загорелись глаза, и сами собой открылись рты.

Все тут же забыли, что Хемиша их давний враг. Вельможи смекнули, что коль так щедро одаривают их молодого правителя, значит и им, старым воинам, перепадет немного. Отважный Олень высказал Хемише свое удовлетворение дарами и пригласил посла на ужин, где и намерен выслушать предложение лабарны.

В небольшом зале с низким потолком и земляным полом стояла нестерпимая вонь козлятины и винного перегара. Со стен свисали шкуры животных, кое-где, дорогие ковры. Смоляные факела трещали, поднимая вверх струйки черной копоти. Пол застилали толстые ковры и вытертые козьи шкуры. На низком деревянном столе во всю длину зала слуги расставили чаши для вина. Властитель устроился во главе, усевшись на мягкие подушки. Вся свита расселась по обеим сторонам стола прямо на полу, выбирая позу: кому какая удобнее. Скамьями они не пользовались. На другом конце стола, напротив правителя, усадили Хемишу. Место считалась почетным. Даже под зад подстелили кусок шкуры.

Слуги принесли мясо, жареный ячмень, лепешки, вино и пиво. Все сразу набросились на еду. Ели руками, набивая полный рот, при этом громко чавкали. Куски мяса не резали ножом, а разрывали руками так, что брызги жира летели во все стороны. Если надо было кому-то вытереть руки, подбегал слуга с длинными волосами, и его шевелюра служила салфеткой.

У Хемиши тут же пропал аппетит, глядя на все это. Но он постарался пересилить себя: съел пару кусков жесткого недожаренного мяса, громко чавкая. Знал, что чем громче чавкаешь, тем больше к тебе уважения. Затем запил мясо отвратительным кислым вином.

Когда Хитаса нажрался и немного окосел, то отвалился назад, прислонившись спиной к стене и довольно похлопал себя по животу. Протяжная отрыжка выскочила из его утробы. Это означало, что правитель насытился, и все прекратили жевать. Отважный Олень решил, что пора заняться государственными делами и обратил свой властный взор в сторону посланника.

- С чем пожаловал к нам посол от великого лабарны Суппилулиумы?

Хемиша с достоинством склонил голову и ответил:

- Отважный Олень, самый сильный и смелый среди живущих. Твоя храбрость и отвага не знает предела. Слух о тебе дошел до самых отделенных уголков вселенной. Солнце наше отослал меня с дорогими подарками и велел передать слова восхищения, а вместе с ними это послание. – Хемиша подал знак мешедю, и тот поднес глиняную табличку. – Соблаговоли прочесть и принять мудрое решение.

Тут же появился толмач, который бережно принял табличку из рук Хемиши, вгляделся в ровные строчки хеттской клинописи и стал излагать послание на своем языке. Чтец закончил и с поклоном передал табличку Хитасе.

Вельможи сидели молча, переваривая услышанное. Потом начали что-то бубнить, высказывая свои соображения. Вскоре начали спорить и возмущаться. Через некоторое время спор поднялся до криков. Один из разбойников, пожилой с дикими глазами и короткой шее – голова почти уходила в плечи – заорал:

- Как это так? О Боги! Разве так можно? Отказаться от своей сестры! Связь между родней божественна. Да и какой нам толк с этих хеттов?

- Баран! Осел! – крикнул на него Одноухий Кабан, сотрясаясь всеми складками необъятного торса. – Подумай своей тупой башкой. Тушратта нас предал. Ассирийцы скоро откинут нас от торговых путей. Что мы будем делать? Пасти овец и жрать пресные лепешки?

- Уж не продался ли ты хеттам? – ехидно спросил собеседник, прищуривая глаза. – Наверное, хочешь выкупить свое отрубленное ухо?

- Что! Ослиный желудок. Чтобы я продался! Всего золота мира на это не хватит. Сам-то ты золото брал у посланников Тушратты, чтобы на Хатти делать набеги, так не отработал его – вот и стараешься. Это ты звал всех пойти на Ассирию. И что из этого вышло? До сих пор задница болит от ассирийских копей. Ты за золото и правителя нашего готов продать, грязный шакал!

- Я?! – возмутился тот и метко плюнул Одноухому Кабану прямо в лицо. Толстяк не остался в долгу. Он схватил со стола обглоданную кость от коровьей ноги и, перегнувшись через стол, треснул по голове обидчика. Тот взвыл, схватил глиняную кружку и метнул в Одноухого Кабана. Кружка угодила прямо в глаз. Началась драка, в которой приняла участие вся свита. Хемиша еле успел отскочить в угол. Стол перевернули. Вся посуда полетела на пол, а вельможи били друг другу морды, рвали одежду, таскали за волосы.

Хитаса подал знак. Вбежали мешеди с огромными кувшинами и окатили дерущихся ледяной водой. Все тут же успокоились и расселись по местам. Слуги поставили стол на место, разбросанную посуду и черепки убрали. Стольники поспешили принести блюда со свежей закуской и кувшины с вином. На вельможах заменили порванную мокрую одежду. Вновь все зачавкали, как будто ничего не случилось.

Отважный Олень опять первым закончил трапезу, испустил еще более громкую и выразительную отрыжку. Затем обратился к Хемише:

- Я выслушал мудрые речи своих сановников, но еще не пришел к окончательному решению. А что по этому поводу скажет сам уважаемый посланник?

- О, величайший из правителей. Здесь говорить много не надо. Скажу лишь, что дружба во все времена ценилась выше вражды.

- Коротко и умно, - восхитился Хитаса. – А правда ли, что сестра лабарны красива? – допытывался он, мысленно склоняясь на сторону Хемиши.

- О да, она красивая и толстая, - подтвердил Хемиша, зная вкусы местных жителей. Он сам не видел сестру Суппилулиумы, но по рассказам Цулы, красотой там и не пахло. Но приходилось врать ради Великой Хатти. А вот, что она была упитанная – с этим повезло. Фазарука, вдобавок, сейчас ее усиленно откармливал.

- Я должен подумать и поговорить со старейшинами.

Правитель поднялся. Вельможе вскочили с мест и застыли в учтивом поклоне. Хитаса, гордо задрав подбородок, вышел из пиршественного зала.

Как только затихли его шаги, Одноухий Кабан грохнул по столу огромным кулаком и заорал, перепугав слуг: - Вина-а-а!!!

Тут же появились высокие кувшины, поросшие мхом, и пир возобновился. Потасовок и ругани больше не возникало. Впрочем, вскоре все напились до бесчувствия и попадали на пол. Заботливые слуги растаскивали сановников по домам, словно мешки с драгоценностями.

Хемиша не смел пить. Он только подносил кубок к губам. После пира посланник тут же кинулся обходить всех жен вельмож. Он одаривал их украшениями, восхищался красотой. Женщины особенно приходили в восторг, когда Хемиша подносил им крохотные кувшинчики с ароматной жидкостью для тела, привезенные откуда-то из далекой Финикии. Аромат был до того нежный и завораживающий, что толстые жены вельмож чуть не падали в обморок от счастья. А Хемиша, тем временем, осторожно нашептывал им на ушко, как надо поговорить с глупыми мужьями. Жен сановников абсолютно не интересовала политика, но они обожали разные безделушки. За брошь искусной работы, за пару чудесных браслетов или за кувшинчик ароматной жидкости, они согласны были уговорить самого Ярри.

Хемиша посетил дома старейшин. Подарил старикам меховые шапки и теплые одежды. Переговорил с каждым, выказывая им свое уважение и почтение. Не забыл он и о пьяных сановниках. Все они проснутся после шумной оргии с больной головой и опухшими лицами, а слуги им поднесут редкое ароматное вино в золотом кубке. Откуда такая прелесть? Подарок хеттского посланника. И еще великолепный кинжал ахеявской работы. Слуги все преподнесут умело, с улыбкой, так, как и их научил посланник. Ведь Хемиша не забыл щедро одарить и слуг.

Хемиша ходил по городу в сопровождении мешедей от дома к дому и замечал кругом запустение и нищету. Он знал, что племена Хайасы в упадке, но не думал что в таком глубоком. Это уже была не та грозная сила, что лет двадцать назад. В былые годы горный народ был многочислен. Они дерзко нападали даже на города. Теперь многие дома стояли пустые, когда-то цветущие садики засохли. Еще лет двадцать назад здесь был шумный город. Теперь же вид грязных улочек с разваливающимися стенами домов, наводил уныние.

Закончив свои дела поздно ночью, Хемиша еще долго молился Богам, прежде чем растянуться на подстилке из сена и козлиных шкур, и забылся глубоким сном.

На следующее утро к посланнику в покои вошел мешедь правителя. Он сообщил, что его ожидает Хитаса. Хемиша постарался скрыть волнение, придал лицу выражение холодной любезности и направился вслед за мешедем в халентуву.

Его привели в тот же зал, наполненный не выветриваемой вонью. За тем же грязным столом, в том же порядке сидели вельможи. По довольному лицу Одноухого Кабана с подбитым глазом, Хемиша понял, что дело улажено. Правитель торжественно объявил о согласии вступить в брак с сестрой великого лабарны Хатти, солнцеликого Суппилулиумы, а свою сестру, соответственно, выдать замуж за вышеупомянутого правителя. На этот раз никто не возражал.

Весь день прошел в шумном пиршестве и закончился умопомрачительной попойкой. На этот раз и Хитаса и Хемиша не смогли подняться со своих мест. Еще через три дня, Хемиша, опухший и пожелтевший от пьянства, двинулся в обратный путь. Он вел с собой караван ответных даров для Суппилулиумы от правителя Хайасы. Ослики везли тюки со шкурами диких животных хорошей выделки, награбленное золото, чудесные ковры и тонкие ткани, так же, отнятые у торговцев.

До перевала их сопровождал Одноухий Кабан со своими людьми. Толстяк ехал хмурый, обиженно выкатив мясистую нижнюю губу. За всю дорогу не промолвил ни слова. Но Хемиша старался не замечать его настроения; у самого голову ломило от трехдневного пьянства. Когда же дорога побежала вниз, Одноухий Кабан остановил коня.

- Дальше иди без боязни. Это ваша земля.

- Спасибо, друг, - поблагодарил его посланник. – Пусть Боги оберегают тебя.

Толстяк не спешил поворачивать коня. Он хотел еще что-то сказать, но все не решался. Наконец несмело заговорил:

- Послушай, Хемиша, я честно выполнил уговор. Сделал все, как надо. Ты доволен?

- Да, - сухо ответил Хемиша.

Одноухий Кабан замялся, но все же продолжил:

- Теперь наши народы будут жить в мире. Я не посмею нападать на ваши земли и грабить караваны хеттских торговцев, наоборот - буду охранять их.

- Я очень рад, - без особого восторга произнес Хемиша, понимая, что Одноухий Кабан своей просторной речью о дружбе хочет выклянчить меч.

А толстяк, бледнея и краснея, продолжал:

- Ваши караваны большие. Охрана для них нужна крепкая и сильная. У меня должно быть добротное оружие. Так подари мне свой меч. Подари! Видишь, я даже забыл нашу старую вражду, и то, что ты мне ухо отрубил.

Хемиша медленно отцепил с пояса меч, любовно погладил ножны с тонкой чеканкой и, испустив тяжелый вздох, произнес:

- Запомни: есть только два таких меча. Их выковали умелые оружейники в наших горах. Один меч носит великий лабарна Суппилулиума. Он ни разу не уронил своей чести и не осквернил драгоценный клинок кровью невинного. Второй меч носил я. Могу сказать и о себе: это острие соприкасалось только с оружием противников. Посмотри: его клинок блестит, словно зеркало. Когда ты вынимаешь меч из ножен, сам Небесный Бог Солнца отражается в нем. Он выкован из драгоценного благородного железа. Если его осквернить кровью невинного или беззащитного, то лезвие покроется бурой ржавчиной и сломается. А того, кто осквернил оружие, Небесный Бог Солнца покарает очень жестоко. Понял мои слова, воин?

- Клянусь хлебом, который я ем, клянусь горами, в которых мое сердце, что буду обнажать его только при виде равного мне врага, - торжественно ответил Одноухий Кабан. При этом глаза у него выражали искренность.

Хемиша протянул ему драгоценное оружие. Одноухий Кабан дрожащими от волнения руками принял меч, еще не совсем веря, что клинок теперь принадлежит ему, осторожно вытянул лезвие из ножен. Увидев в блестящем металле свое отражение, воин расплылся в детской улыбке. Пухлое лицо Одноухого Кабана и даже его лысая макушка сияли от радости. Он в порыве чувств обнял Хемишу со словами:

- Ты мой брат. Будет трудно – приходи ко мне; негде будет жить – я уступлю свой дом; нечего будет есть – я отдам последний кусок хлеба.

- Спасибо. Буду помнить твои слова. А теперь, прощай. Хранят тебя Боги.

Караван спускался все ниже и ниже по извилистой дороге, а на перевале оставался стоять Одноухий Кабан и провожал путников взглядом, пока цепочка груженых осликов не скрылась из глаз. Конь Хемиши почуял запах родного ущелья и пошел веселей.

 

8

 

Дальнейшие события развивались быстро, как и планировал Суппилулиума. Сестра лабарны, в полной тайне, сопровождаемая самыми надежными мешедями и несколькими верными вельможами, покинула Хаттусу. Ее путь лежал в Верхнюю страну. Отважный Олень пришел в восторг от невесты, восхищался пышными формами и высоким ростом. Прошел шумный пир. Позднее тайно появился и сам Суппилулиума. Сестру лабарны перед Богами объявили женой Хитасы, а сам Суппилулиума сочетался браком с молодой горянкой, сестрой Отважного Оленя. Тут же на пиру скрепили печатями договор о вечном мире.

А мнимый лабарна все так же мучительно и долго умирал в Хаттусе. Его сыновья: Арнуванда и Мурсили прикидывались дурачками и плакались у послов, жалуясь, как им придется туго. Послы их утешали и уже делили Хатти. Но в то же время чужеземные посланники недоумевали: почему Суппилулиума не может никак перейти к Богам? Сколько же можно ждать!

 

Благородный почтенный Синайя, правитель Исувы задыхаясь, взобрался на самую высокую башню города Малатьи и, прищурив карие, потускневшие от старости глаза, глядел печально вдаль, вслед уходящей колонне митаннийских копьеносцев. Воины шли быстро, налегке. За ними следом тянулся обоз с оружием. Синайя погладил седую бороду сморщенной крепкой ладонью, и вознесся мыслями к Богам. Помолившись, он решил еще немного постоять на башне. Почему-то заныло тревожно сердце. О чем-то недобром предупреждали его Боги.

Сзади подошел старший над мешедями Халлала, такой же древний, но все еще сильный старик. Он ступал по камням мягкими кожаными сапогами с задранными кверху носами. Откашлявшись, произнес:

- Благородный Синайя, прошу тебя спуститься вниз. Здесь сильный ветер.

- Погоди, - отмахнулся Синайя. – Ветер – сын степей, мой лучший друг. Разве он может мне причинить зло?

-Ты подорвешь здоровье, мой повелитель. Подумай, годы уже не те, чтобы в такую холодную погоду разговаривать с ветром.

- Что мне здоровье? Я стар и чувствую, как смерть спешит ко мне на черной колеснице, взмахивая черными крыльями, чтобы навсегда закрыть мои глаза.

- Не кличь ее, - испугался Халлала и схватился рукой за амулет, висевший на шее.

Наступило молчание. Синайя все так же вглядывался в даль, где скрылись последние повозки митаннийцев. Порывы ветра трепали его убеленную сединой бороду, пытались сорвать расшитую золотыми треугольниками длинную андули. Островерхая тиара из голубой шерсти вот-вот полетит вниз.

- Тушратта оставил нас без защиты, - горестно вздохнул правитель Исувы. – Все его воины покинули Малатью.

- Не беспокойся, властитель. Нашей державе ничего не угрожает. Тушратта собирает войска, для того, чтобы окончательно покорить возгордившуюся Хаттусу. Суппилулиума скоро покинет этот мир. После покорения Хатти, мы будем в полной безопасности.

- Ты так уверенно говоришь… А мне почему-то тревожно. Вспомни: мы совершили клятвопреступление. Клялись над священным огнем вместе с лабарной Тудхалией, отцом Суппилулиумы в вечной дружбе и мире. Сами же, после нападали на хеттские земли, и перешли на сторону Митанни. Топор греха тяготеет над нашими головами.

- Но, мой властитель, - возразил Халлала, - мы поступили мудро, отдавшись в руки сильнейшего. Нельзя же было допустить, чтобы Тушратта огнем и мечом прошелся по Исуве. У нас много оловянных и медных рудников, у нас самые умелые оружейники, наши торговцы самые уважаемые во всех землях, но при всем этом - воины Исувы никогда не славились отвагой и громкими победами. Мы не смогли бы отстоять свободу.

- Твои слова справедливы. Но грех клятвопреступления этим не снять. Придет час, быть может уже скоро, и надо будет расплатиться сполна.

- Не говори так, мой повелитель. Отгони невеселые мысли.

- Какое послание пришло вчера митаннийскому полководцу, что он так спешно покинул нас?

- Вести темные. В послании сообщалось, что Ассирия вышла из повиновения Вашшукканни. Тушратта велел хурритам пройтись войной по всему междуречью, превратив страну Ашшура в пустыню, наполненную трупами и развалинами. Но под Ниневией, ужасно сказать, хурриты были наголову разгромлены и обращены в позорное бегство. Таких поражений хурритские племена еще не знали.

- Даже после этого, Тушратта, все-таки, решил идти сперва на Хатти?

- Да. Такова его воля. Чуть не забыл тебе сказать, повелитель. На наших дорогах вновь появились разбойники-хайасы. Надо бы вооружить землепашцев, а из ремесленников составить дозоры охранять дороги.

- Опять они пришли грабить, - разгневался правитель.

- Но ведут себя странно: не нападают на селения, а лишь перекрывают дороги.

- Это меня настораживает. – Брови Синайи сдвинулись.

Он заметил всадника, мчавшегося по направлению к городу. Сердце болезненно сжалось. Предчувствие, что недобрая весть летит по следам всадника черной птицей, закралось в душу. Гонец проскакал сквозь ворота. Копыта его задыхающейся лошади гулко застучали по узким улицам. Измученное животное споткнулось и повалилось на землю. Всадник кувырком полетел через голову. Лошадь дергала ногами, пытаясь подняться, но смерть уже душила ее.

Синайя видел, как к всаднику подбежали мешеди и наклонились над распростертым телом. Он чувствовал: черная птица перепорхнула с гонца на плечо мешедю. Мешедь с дурной вестью поспешил к правителю. Сердце у Синайи все больнее и больнее сжималось; все внутри похолодело. Вот ноги мешедя в кожаных сапогах зашуршали по лестнице. Синайя захотел убежать, заткнуть уши и ничего не слышать. Но разве этим спасешься? Мешедь поклонился и, не спрашивая разрешения, выпалил:

- Тегерама сдалась без боя.

Синайя почувствовал, как тело немеет и становится невесомым. Он увидел, как лицо Халлалы перекосилось от гнева и ужаса. Седые кустистые брови сошлись к переносице. Срывающимся голосом старший над мешедями закричал:

- Кому?

- Гонец не успел сказать. Умер, - виновато ответил слуга.

- Правитель, не верь. – Халлала обратил на Синайю испуганный взгляд. – Там же высокие стены и много воинов. Откуда взяться такому большому войску, которое заставило бы сдаться без боя Тегераму?

- Это правда. Тегерама пала, - четко произнес Синайя. Его лицо напоминало гипсовую маску. Он показал глазами вдаль. – Смотри, черная весть ненамного опередила возмездие за клятвопреступление.

- Что это? – Халлала внимательно вгляделся туда, куда был обращен взор правителя. – Черная туча надвигается. Будет гроза.

- Но пусть она не разразится над Малатьей. – начал бредить правитель. – Прикажи выйти навстречу грозе старейшинам с зелеными веточками самшита и дарами. Тогда гроза стороной обойдет эти стены.

Синайя подошел к краю башни. Его взгляд упал вниз на острые камни. Ему захотелось прыгнуть и разбиться. Он бы так и сделал, но голова закружилась, все поплыло перед глазами, и правитель без сознания упал на руки мешедям.

 

Армия Суппилулиумы неожиданно свалилась с гор и победным маршем прошла по Исуве. При виде огромного, хорошо вооруженного войска, наместники сдавали города без боя. Навстречу Суппилулиуме выходили старейшины с дарами и молили не грабить города. Суппилулиума не задерживался под стенами. Исува – не главная цель его похода. Он лишь принимал клятву верности от старейшин и телепуриев, пополнял запасы продовольствием, а воинские ряды местными ратниками и двигался дальше.

Наконец, перед его взором показался сверкающий Евфрат. Армия дошла до Малатьи – столицы Исувы. За городом находилась переправа через могучую реку и прямая дорога на Вашшукканни.

Суппилулиума остановил войско и приказал разбить лагерь недалеко от стен города. С несколькими мешедями лабарна осмотрел местность возле дороги и вскоре обнаружил большое каменное изваяние Бога Таккеха – хранителя покоя Хатти. Гранитное изваяние валялось свергнутое с пьедестала, наполовину ушло в землю и заросло травой. Лабарна приказал позвать людей и водрузить статую на место. Вскоре все было сделано. Огромное чудовище с телом льва и крыльями орла грозно взирало на жалких людей. Помимо львиной морды, растущей прямо из груди, на мощной шее возвышалась человеческая голова, увенчанная высокой тиарой.

Божество Таккеха когда-то здесь поставил лабарна Мурсили, возвращаясь после вавилонского похода. Оно бдительно охраняло переправу через Евфрат. Митаннийцы боялись чудовища, и когда они захватили Исуву, то повергли колосс на землю, сотворив над ним проклятие. Но теперь Таккеха вновь поднял гордую голову над степью.

Суппилулиума зарезал перед божеством черного барана и совершил возлияние вином. Затем он приказал вырыть перед пьедесталом глубокую яму и разжечь в ней огонь.

Лабарна наблюдал, как яму наполняют поленьями. Его окликнул Цула, сказал, что послы из Малатьи идут в лагерь. Старейшины и богатые горожане не шли, а ползли на коленях, неся в руках веточки самшита и дары. Ворота Малатьи распахнули настежь. Почти все жители высыпали из крепости и упали ниц, ожидая страшной участи или избавления.

Суппилулиума быстрым шагом направился к посланникам и приказал им подняться. Они сложили дары у ног повелителя и смиренно, низко опустив головы, ждали решения грозного полководца. Один из древних старцев произнес слабым голосом:

- Мы рады тебя видеть, Великое Солнце наше, непобедимый лабарна Суппилулиума. Пощади наш город. Твои воины сильные. Жажда мести сверкает на остриях их пик. Но в городе не осталось ни одного митаннийца. Они ушли сегодня на рассвете в Вашшукканни.

- Я знаю, - невозмутимо ответил лабарна. – Их телами сейчас ужинают шакалы.

Услышав эту страшную весть, посланники, в один голос, взмолились о пощаде.

- Я не трону ни единого жителя, - согласился Суппилулиума. – Но вы должны дать мне клятву в верности, признать меня своим правителем, а так же выдать предателей: Синайю и Халлалу.

Старейшины согласились. Им раздали по кусочку жертвенного воска. Каждый слепил человечка, произнес страшную клятву перед ликом грозного Таккеха и бросил человечка в яму, где уже занималось оранжевое пламя.

Послы вернулись в город с радостной вестью. Народ ликовал, узнав, что избежали резни и грабежей. Вскоре из Малатьи к лагерю поспешили торговцы, музыканты, блудницы. Город вместе с воинским станом наполнился музыкой и весельем. Один Суппилулиума не пригубил вина и не принимал участия в веселье. Он остался стоять возле пылающей ямы.

Наступила глубокая ночь.

Вскоре музыка постепенно смолкла. Лабарна ушел отдохнуть, а утром вновь стоял возле изваяния Таккеха. Он кратко помолился, пожертвовал божеству хлеба и вина, приказал подбросить дров в яму, откуда исходил нестерпимый зной. Бой хухупалов заставил войско подняться. Шатры свернули, и армия двинулась к переправе через Евфрат. А Суппилулиума все ждал.

Наконец, он увидел, как из ворот Малатьи, качаясь из стороны в сторону, неуверенно вышел высокий старец в желтой одежде правителя Исувы. Его сопровождали мешеди. Синайя предстал перед Суппилулиумой. Он посмотрел отсутствующим взглядом в очи лабарне, затем с опаской покосился на статую Таккеха. Правители долго молчали, стоя друг против друга. Суппилулиума жег его огненным взглядом, а Синайя бессмысленно глядел в пылающую яму.

Подскакал Хемиша с двумя горцами. Они тащили за собой на привязи Халлалу.

- Хотел удрать из города, - объяснил Хемиша.

- Развяжите его, - приказал Суппилулиума.

Горцы развязали веревки и кинули пленника к ногам Синайи. Халлала затрясся и застонал.

- Правитель Исувы Синайя и ты, его правая рука, Халлала, - произнес Суппилулиума жестко. – Вы давали страшную клятву верности моему отцу, лабарне Тудхалии. Нарушив ее, вы, тем самым, обрекли себя на гнев Богов. – Суппилулиума показал серебряную табличку. – Вот договор, скрепленный печатью моего отца и твоей, Синайя. Ты узнал?

- Да, узнал, - ответил правитель Исувы безразличным тоном, протягивая Суппилулиуме вторую, точно такую же табличку.

Лабарна сравнил обе, затем без сожаления швырнул их в огненную яму со словами:

- Таккеха вновь пришел в эти степи. Он принес гнев Богов и ждет ваши души, дабы препроводить их на страшный суд. Здесь в яме горит ваш уктури. Через его пламя вы отправитесь к Богам, они решат дальнейшую судьбу ваших преступных душ. Вот нож Таккеха. – Лабарна протянул Синайе медный кинжал с рукоятью в виде лежащего льва. – Я ухожу, оставляя вас наедине с совестью и с гневом Богов.

Лабарна запрыгнул в колесницу. Возничий тронул коней, и повозка умчалась, в сопровождении всадников Хауси.

- Мы спасены! – радостно воскликнул Халлала, утирая грязной ладонью слезы.

- Молчи, несчастный! – прикрикнул на него Синайя и метнул гневный взгляд. – Неужели ты до того поглупел, что не понимаешь: нам, предавшим клятву, нет спасения на земле. Куда ты убежишь от Богов? Подумай о своей души.

Халлала с ужасом наблюдал, как Синайя медленной стариковской походкой направился к краю пылающей бездны. Он расправил плечи, готовясь достойно встретить смерть. Жар исходил из ямы настолько сильный, что края длинной одежды начали тлеть. Но правитель Исувы не обратил на это внимание. Он приставил острие ножа Таккеха к груди, смело взглянул в лицо каменному чудовищу и пронзил себе сердце. Безжизненное тело рухнуло в яму. Сноп искр вырвался наружу. Пламя взметнулось вверх, радуясь добычи.

Халлала вспотел от ужаса. Вдруг он почувствовал прикосновение металла к руке. Обернувшись, он увидел, что один из мешедей протягивает ему нож.

-Ты что! – завопил он, холодея от страха. – Я! Нет!

Халлала отбросил нож в сторону и попытался бежать. Но сильные мешеди схватили его и безжалостно швырнули извивающееся тело в яму. Предсмертный крик потонул в шуме пламени. Мешеди приклонили колени перед изваянием, произнесли молитву и побрели обратно в город.

 

Тушратта сдавил голову руками и постарался не застонать от невыносимой боли. Вчерашний буйный пир давал о себе знать. Митаннийцы шумно отпраздновали четвертую годовщину победы над Суппилулиумой. Большие праздничные костры пылали, как раз в том месте, где были повержены хетты. Пиршественные столы ломились от яств и вина. Властитель щедро угощал командиров своего доблестного войска. Много серебра и золота пришлось выложить торговцам за угощения. Но это - капля в море, по сравнению с тем, сколько будет захвачено в Хатти.

А ночью снова приснился этот леденящий душу кошмар: Тушратта старался бежать, но ноги не слушались, а сзади он чувствовал дыхание разгоряченных коней. Кони черные, огромного роста мчали колесницу Суппилулиумы. Их глаза горели, изо рта вместе с пеной вырывалось пламя. Лабарна Суппилулиума занес над Тушраттой топор и вот-вот расколет его голову. И никак не убежать, никуда не спрятаться. Правитель Митанни постарался отогнать дурной сон. Голова трещала, словно переспелый арбуз.

Подбежал невольник с полотенцем и тазиком холодной воды для умывания. Тушратта пнул его ногой и недовольно прорычал:

- Вина неси слабого, дурак!

Раб быстро уполз. Тушратта, превозмогая боль, прошелся по походному шатру. Он приказал мешедям собрать полководцев. Наконец, раб принес слабого вина. Правитель, морщась, отпил противной теплой кислятины. Чуть не стошнило. Боль постепенно уступала место слабости. Дышать становилось легче.

Вскоре в шатре появились опухшие полководцы. Глядя на их заплывшие лица, мятую одежду и нечищеные доспехи, Тушратта подумал, что надо бы быстрее перевалить через Бычьи горы в Хатти, иначе армия совсем распустится без дела. Чуть ли не треть войска составляли всякого рода наемники, преступники, бродяги и невольники. Хоть армия огромная, а присмотреться – сплошной сброд. Тысячники стали полукругом напротив правителя и приготовились слушать.

- Повеселились на славу, - сказал правитель, - теперь пора приступать к делу. Поднять лагерь. Вперед на Хатти!

Военачальники разбежались по отрядам. Лениво загрохотали галгатури, поднимая войско в поход. У Тушратты возникло впечатление, что колотят по его голове. Скорее на воздух. Подали колесницу. Правитель взглянул на нее и опять с содроганием вспомнил ночной кошмар. Перед ним возникло круглое лицо Иссихассы.

- Что слышно из Хатти? – спросил правитель, усаживаясь в повозку.

- Суппилулиума все умирает, - ответил тот.

- Долго же он не может покинуть эту землю, - усмехнулся Тушратта. Затем ткнул пальцем в грудь Иссихассы. – Ты поведешь суту. Первый спустишься по ту сторону гор.

- Повелитель, это трудная задача для меня. Одной суте не справиться.

- Почему же? – недовольно спросил Тушратта, начиная сердиться.

- Ночью, когда мы пировали, хеттские отряды выбили нашу охрану с перевалов и сами заняли оборону.

- Каким образом? Откуда они здесь? – не понимал Тушратта. – послать вперед ассирийских собак. Пусть они очистят перевалы.

К полудню войска начали подходить к подножью гор.

- Где эти аккадские шакалы? – кричал Тушратта. – пропустить их вперед!

- Великий! – к нему подбежал один из военачальников. – Ассирийцы предали тебя и ночью тайком покинули лагерь. Вели послать погоню. Надо их вернуть, а военачальников публично казнить.

- Как они посмели? Кто их отпустил? – глаза Тушратты засверкали гневом. – Ассирийцев больше трех тысяч. А если они вздумают ограбить Вашшукканни? Надо их всех перерезать. Поворачивай назад.

- Может в погоню послать легкие колесницы? – предложил военачальник.

- Да! Колесницы! И поскорее! – заорал правитель, и тут же опять ему вспомнилась колесница Суппилулиумы из ужасного сна. Он содрогнулся и постарался не думать об этом. Тушратта подозвал старшего писца. – Срочно отослать приказ хурритским наместникам: пусть уничтожат ассирийцев по дороге.

- Наш всемогущий повелитель, это невозможно, - возразил один из вельмож. – Хурриты больше не желают тебе служить. Они решили, что ты их предал, послав на копья аккадцев под Ниневией.

- Кто ж виноват, что эти свиньи разучились воевать.

- Они еще больше разозлились, прознав, что ты без них идешь грабить Хатти. Наших наместников выгнали из городов. Кого побили камнями, кому вспороли брюхо.

- Ну, я им покажу! – совсем разошелся Тушратта. – После Хатти полетят головы в Хурри и в Ассирии.

К закату их нагнал посланец из Та-Кемет.

- Сюда его! – приказал Тушратта. – Где обещанная поддержка от Эйи?

Посланник поклонился.

- Повелитель Обеих Земель Эхнэйот стал Богом, - скорбно произнес посланник. Все присутствующие тревожно переглянулись. Вестовой продолжал. – Эйе нужна твоя армия, дабы утвердиться с помощью ее копей на престоле.

- Он с ума сошел! – взорвался Тушратта, побагровев от злости. – Я должен идти в Та-Кемет через пустыню, когда у меня за спиной взбунтовался Ашшурбалит.

- Но, всемогущий, тогда у нас не будет поддержки со стороны Та-Кемет, - несмело возразили сановники. – Ассирия не посмеет напасть на Вашшукканни. От хеттов никакой угрозы. Поможем Эйе, затем вернемся с еще большими силами и разгромим врагов.

- Хорошо! – согласился Тушратта. – Часть войска пусть преследует ассирийцев, но в бой с ними не вступает. Только если аккадские собаки вздумают грабить города, тогда перерезать их всех. Пусть Артатама этим займется.

- Будет исполнено, - поклонился полководец.

- Пусть ассирийцы уходят. Не до них сейчас. А я завтра утром поведу основное войско к Кадешу. Оттуда в Та-Кемет.

Ночью Тушратте опять не давали спать кошмары. Опять он убегал от колесницы Суппилулиумы, и опять не мог нигде спрятаться.

Наконец утро. Тушратта вскочил в холодном поту. Еще солнце не разогнало туман, а он уже приказал двигаться вперед.

- Великий!

- Что там еще? – недовольно крикнул Тушратта на военачальника.

- Войска Алепо и Алалаха, узнав, что ты направляешься в Кадеш, а не в Тувануву, покинули лагерь. Вожди не желают сражаться на берегах Хапи.

- Предатели! Предатели! Кругом одни предатели! – Тушратта задыхался от гнева. Он не знал, что ему делать. Куда идти? - Всех уничтожу! Всем достанется!

Повелитель шагал по шатру. Войска ждали, а правитель все не выходил.

- Повелитель! – раздался крик. Двое мешедей приволокли в шатер человека в рванной пыльной одежде. Он тяжело дышал. Его рука судорожно сжимала жезл вестового.

- Откуда?- крикнул Тушратта. И что-то недоброе изнутри схватило жесткой рукой за сердце.

Вестовой подполз на животе ближе к правителю, постарался унять дыхание и выпалил:

- Из Вашшукканни.

Среди вельмож пронесся сдержанный ропот. У Тушратты холод спустился с головы до самых пяток.

- Говори, не медли! – прошипел он и не узнал собственный голос.

- Столица занята врагами и разграблена, - произнес вестовой.

- Кем? – Тушратту начало лихорадить. Он сильно стиснул зубы, чтобы они не стучали.

- Войсками Суппилулиумы. Его колесницы мчатся по моим следам и скоро будут здесь.

- Что ты несешь! – заорал правитель и в ярости пнул вестового ногой в лицо. Он оглядел испуганные лица вельмож, как бы ища поддержки. – Это неправда. Он сумасшедший. Суппилулиума в Хаттусе, корчится в предсмертных судорогах. Как он мог оказаться здесь?

Но, заметив страх в глазах сановников, правитель взмок. Струйка нервного пота противно пробежала по спине. Опять вспомнился ночной кошмар. Колесница с огромными конями и топор Суппилулиумы над головой.

- Надо спасаться! – перед его лицом возникла жирная рожа Иссихассы.

- Куда? – У Тушратты появилось страстное желание задушить его.

- Надо бежать, правитель. Суппилулиума не пощадит никого. Если пал такой город, как Вашшукканни, то нашей армии не устоять.

- Моя армия непобедимая! – заорал Тушратта. – Ты же говорил, что Суппилулиума уже почти мертв! – Он не выдержал и обхватил цепкими пальцами толстую шею Иссихассы. Тот начал хрипеть. По лицу разлилась синева.

- Правитель, надо что-то делать, - услышал он военачальников.

Тушратта выпустил Иссихассу. Тот упал на землю, заливаясь хриплым кашлем.

- Встретим врагов и разобьем их! – решительно сказал он.

Вдруг правитель почувствовал, как страх шепнул ему на ухо: - А что, если тебя разобьют? Что тогда? Позорный плен. Мучительная смерть. Тушратте показалось, что Суппилулиума видит его и целится топором прямо в голову. Его колесница резво мчится, не встречая преград; мчится прямо на него – на Тушратту. Он вскочил с места и выбежал из шатра. Перед ним предстало великое множество воинов.

- О Боги, - засмеялся он над своей слабостью. – Чего я трясусь, словно затравленный волк? У меня сильная армия. Но Вашшукканни, - вспомнил он. Надо спешить. - Вперед на хеттов!

Солнце светило как-то странно, или это ему показалось. Горы какие-то не те. В мареве расплывались очертания вершин.

- Бодрее шагайте! – кричал Тушратта. – Разве это воины? Вас же всех перережут. - Его плеть засвистела в воздухе, раздавая удары направо и налево.

Вдруг все войско разом встало и затаило дыхание. Тушратта взглянул вверх. Глаза чуть не вылезли из орбит. Язык прилип к небу, не в силах пошевелиться. Что он увидел – было, всего лишь ведение, не редкое в горах Киццуватны. Но кто мог за это поручиться. Мираж? А не сами ли хеттские Боги пришли отомстить за поруганную землю и оскверненные храмы? С неба спускались огромные копьеносцы. Они шагали по горам, и горные пики едва достигали их колен. Острые копья подпирали небосклон. Казалось, одно неосторожное движение, и они проткнут тоненькую нежную пелену. Их суровые бородатые лица грозно взирали на ничтожных митаннийцев огненными очами. Копьеносцев двигались нескончаемыми шеренгами. Их было так много, что они заняли четверть неба. А сзади огонь. Боги! Да это на небе горит Вашшукканни!

Тушратта чуть не терял сознание. Его била нервная дрожь. Пот ручьями стекал по телу. Сердце вот-вот готово было разорваться на части от страха. Вельможи с криками разбежались прочь, пытаясь спрятаться за холмы. В войске поднялась паника. Обезумевшие воины стреляли из луков по призракам, бросали оружие и разбегались.

Правитель ничего не слышал и ничего не понимал. Только огромные копьеносцы приковали его взгляд. Вдруг по горам промчалась колесница. Это он! На ней стоял призрак самого Суппилулиумы с золотым калмусом лабарны в руке.

Тушратта судорожно сглотнул воздух, пытаясь закричать, но голос пропал. А Суппилулиума правил коней прямо на него. Ночной кошмар возник наяву. Правитель вышел из оцепенения, круто развернул раззолоченную повозку, запряженную белыми конями, дико заорал и помчался прочь, опрокидывая по пути обезумевших воинов. Хлыст его безжалостно стегал коней, сдирая белую шерсть вместе с кожей. Затылок свело судорогой. Разум сковал страх.

Тушратта стал приходить в себя, когда ночь уже начинала накрывать непроницаемым покрывалом засыпающую землю. Один из коней пал. Другой встал, как вкопанный, и захрипел, готовый свалиться замертво. Тушратта спрыгнул на землю, схватил под уздцы коня и попытался заставить его идти вперед. Конь тяжело раскачивался, сделал два шага и рухну.

Тушратта огляделся кругом. На сколько хватало глаз, простиралась унылая степь с чахлой выжженной травой. На горизонте бесконечная равнина сливалась с прозрачным звездным небом, - и вокруг никого, никаких признаков жизни. Великий правитель остался один: без слуг, без армии, без страны. Силы и разум покинули его. Он покатился по земле, в отчаянии разрывая на себе одежду, и громко зарыдал.

Наутро его нашли Ибиссаха и Иссихасса. Полуживой, с расцарапанным лицом, в лохмотьях, некогда грозный правитель лежал без сознания на голой земле, но дышал. Армия Митанни сильно поредела. Многие воины, набранные насильно, разбежались. Остатки войска последовали в Керкемиш вслед за своим опозоренным правителем, где нашли убежище от хеттских колесниц.

 

Армия хеттов неожиданно появилась под стенами Вашшукканни. Всадники Хемиши и Хитасы ворвались в город. Стражники не успели закрыть ворота, побросали оружие и разбежались. За всадниками ворвались колесницы. Сначала никто из горожан ничего не понял. После город объяла паника. Сквозь ворота беспрепятственно входили стройными рядами копьеносцы, как к себе домой.

Вашшукканни пала без сопротивления. Столицу Митанни захватили те, кому плевали в лицо на базарных площадях, унижали, ругали самыми грязными словами. Они пришли карать за нанесенные обиды.

У Суппилулиумы не входило в планы уничтожение столицы Митанни. Вашшукканни был слишком красивый и богатый город. Он не хотел жечь и разрушать. Но остатки охраны засели в халентуве правителя и попытались защитить сокровища Тушратты. Лабарна послал Фазаруку предложить охранникам сдаться. В посланца предательски пустили стрелу. Она угодила жезлоносцу в плечо, но удачно: не пробила наплечник из толстой кожи. Этот выстрел переполнил чашу гнева. Лабарна приказал разграбить и сжечь город, как когда-то сожгли Хаттусу. Впрочем, Вашшукканни не так сильно пострадала. Тысячи рабов, на протяжении сотен лет возводили здесь крепкие каменные дома. Огонь причинил строениям лишь незначительный ущерб. Но халентуву разрушили почти до основания, а всех защитников перебили. Суппилулиума забрал сокровища Тушратты и отправил их в Хаттусу. Столько золота и серебра он еще ни разу не видел. Не хватило повозок. Пришлось отбирать у торговцев. Но хетты не знали о более богатых кладовых. Тайные комнаты располагались в глубоких подземельях халентувы. Там хранилось золото, награбленное в течение многих лет правителями Митанни. Среди груд золоти, серебра, драгоценных камней находились и золотые ворота Ашшура, которые мечтал заполучить Ашшурбалит. Рухнувшие от огня своды дворца завалили вход в подземную сокровищницу.

Расправившись с Вашшукканни, лабарна направил войска навстречу с армией Митанни. По дороге он узнал о странных обстоятельствах, при которых войско Тушратты разбежалось, а сам правитель обезумел. Идти и брать штурмом Керкемиш, где скрывались остатки армии противника, лабарна не решился. Слишком много сил противостояло. Керкемиш - крепкий город с высокими стенами. Войско Астата и войско Митанни, укрывшееся за стенами города могли выдержать многолетнюю осаду. Поэтому, Суппилулиума не стал вторгаться в Астат, а решил отрезать эту местность от южных дорог. Хетты вновь перешли Евфрат и направились к Хальпе – еще одному могущественному союзнику Митанни.

 

Тушратта ходил нервными шагами из угла в угол по маленькой комнатке, заложив руки за спину. После позорного бегства он осознал всю безнадежность своего положения. Ведь была возможность отстоять страну – сойтись с армией Суппилулиумы в честном бою. Ведь войско Митанни было огромное. Какой позор! Кто он теперь? Жалкий бродяга. От былого могущества остались только тряпки с золотым шитьем, да небольшая шкатулка с драгоценностями. Но что с них толку!

Тушратта остановился и поглядел бессмысленно в узкое окошко с решетчатыми ставнями. Полуденное горячее солнце радостно светило на безоблачном небе. Кругом все цвело и зеленело. Пели птицы. А он в этой тесной комнатке, на грани отчаяния и безумия. Тушратте вдруг показалось, что он уже никогда не выберется из Керкемиша; что за стенами города его караулит смерть. Она ходит вокруг и поджидает. Злость на самого себя и на весь мир закипела в душе властителя. Он ногой опрокинул столик. Ваза с фруктами полетела на пол, а Тушратта принялся топтать ни в чем не повинные плоды.

Вошел мешедь и пригласил его к правителю Керкемиша. Тушратта ринулся из комнаты. Мешедь попытался поправить на нем андули, но Тушратта грубо оттолкнул его.

В то время правитель Керкемиша был не очень богат. Халентува его выглядела далеко не роскошно: никакой тонкой лепнины на потолках, стены без росписи, лампадки простые медные или керамические, слуги в андули из выбеленного грубого льна.

Тушратта нашел правителя в небольшом тронном зале. Он восседал на невысоком каменном троне без всякой отделки. Вокруг толпились немногочисленные вельможи. Тут же находились некоторые митаннийские сановники, бежавшие вместе с Тушраттой.

Тушратта стремительно ворвался в зал, задев плечом стражника, и уверенно прошел прямо к трону. Он остановился и недовольно огляделся, в ожидании, что ему поднесут стул. Тушратта все еще чувствовал себя могучим правителем. Властитель Керкемиша Ахата решил не ущемлять самолюбие гостя. Он подал знак слугам, и те подставили под зад правителю Митанни стул с мягкой подушечкой и высокой резной спинкой. Тушратта грузно опустился на него. Его левая рука, привыкшая держать жезл власти, теперь, лишенная его, беспокойно ощупывала пояс. Наконец, поверженный правитель смог уложить руки на колени, царственно взметнул вверх брови и заговорил первым:

- Вот уже месяц, как я укрываюсь в стенах твоего города. Сейчас Суппилулиума ушел далеко на юг. Я намерен вновь отбить Вашшукканни. Когда он задумает возвращаться обратно в Хатти, то напорется на пики моих доблестных воинов. Ты дашь мне продовольствие и своих солдат, - почти приказным тоном закончил Тушратта. Он все еще считал Керкемиш подвластным городом.

Ахата его внимательно выслушал. Повелитель Керкемиша был моложе Тушратты, но сдержаннее, не отличался высоким ростом и мощным телосложением, да и правил страной посредственно. В его душе теснилось много пороков: прежде всего – жадность и зависть. Он любил лесть и ненавидел, когда ему перечат. Узнав о том, что его недавний господин, правитель Митанни пал очень низко, Ахата откровенно обрадовался и даже не пытался скрыть ликования. В его голове зрел план: теперь он будет господствовать в Нахарине.

- С какими же силами ты собираешься вступить в Вашшукканни, а после разгромить Суппилулиуму? – удивился Ахата, не обращая внимание на повелительный тон собеседника. – Керкемиш и весь Астат едва наберет восемь тысяч воинов. Я смогу дать тебе из них не больше четырех. Половина твоей армии разбежалась. И с таким числом воинов ты надеешься устоять против хеттских колесниц?

- Прибавь еще три тысячи. Мой доблестный военачальник Артатама стоит на границе с Ассирией.

- Забудь о нем, - охладил его Ахата. – Артатама предал тебя. После разгрома Вашшукканни хеттами Артатама вернулся в столицу, опустошил подземные кладовые и направился на поклон Ашшурбалиту.

Услышав о предательстве своего лучшего полководца, Тушратта побледнел. Губы его задрожали. Он оглянулся на своих вельмож с немым вопросом. Но те потупили взоры и молчали, тем самым, подтверждая слова Ахаты.

- Откуда ты знаешь? – наконец выдавил из себя Тушратта.

- Он сам написал мне. Артатама переметнулся к более сильному правителю. Его расчет прост: он признает независимость Ассирии, и тогда Ашшурбалит поможет ему стать правителем Митанни. Ведь род Артатамы древний. Он вправе занять престол.

Тушратта из бледного сделался багровым.

- Шакал! Что удумал!

Огорчала не наглость полководца Артатамы, а то, что еще три тысячи воинов со смелым стратегом переметнулись к врагу. Вдобавок разграблена казна. Тушратта так надеялся на золото подземных кладовых. На это золото можно было нанять кочевников. Теперь же все пропало! Его взгляд с надеждой взметнулся на Ахату.

- Ты поможешь мне вернуть Вашшукканни и наказать Артатаму?

- Не могу. – Змеиная, чуть заметная улыбка промелькнула на губах Ахаты. Он не без удовольствия заметил перемену в тоне бывшего правителя Митанни и пояснил: - Артатама обещал так же признать независимость Керкемиша. Я не буду больше отсылать в Вашшукканни дань и копьеносцев.

- Ты не можешь отказать мне и встать на сторону предателей! – взорвался Тушратта, размахивая кулаками. – Ты мой подданный. Ты должен подчиняться мне! Мое слово – для тебя закон!

- Послушай, Тушратта! – громко прервал его словесные излияния Ахата. Любезное выражение сменилось на безжалостную каменную маску. – Ты никак не можешь понять, что остался без всего. Ты уже не правитель. Если я перестану кормить твоих солдат, то ты останешься и без армии. Керкемиш больше ни от кого не зависит, а Митанни разгромлена, и еще неизвестно: будет она дальше существовать, как государство, или ее земли поделят между собой соседи. Взгляни правде в лицо. После колесниц Суппилулиумы от Вашшукканни остались одни развалины. Если тебя, великий властитель, вышвырнуть за ворота, то ты подохнешь от голода. Ты – никто.

- Как смеешь так говорить! – не унимался Тушратта. – Не забывай, что меня поддерживает Та-Кемет. Когда номарх Кадеша приведет сюда войска, ты пожалеешь о столь дерзких словах.

- Еще надеешься на помощь Та-Кемет? – откровенно усмехнулся Ахата. – Опомнись! Правитель Обеих Земель Эхнэйот покинул этот мир. Верховный жрец Йота Эйя, с которым у тебя тайный договор, - видишь: я все знаю, - он просил у тебя войско, дабы утвердиться на троне. Но ты не смог ему помочь. Момент упущен. Нынче в Та-Кемет правит Солнце Семенхкэре. А вместе с ним к власти пришли противники Йота. Они сотрут в песок все старания усопшего правителя, все, что с ним связано, и даже его имя предадут забвению. А, вот, со мной новоиспеченный правитель страны благодатного Хапи уже поспешил составить договор и согласился выдать свою дочь за моего наследника. Так что, сегодня Та-Кемет поддерживает меня, а не тебя.

Тушратту будто облили ледяной водой. Путник в пустыне, один, без глотка воды имеет больше надежд на завтрашний день, чем он. Бывший правитель Митанни заметил, что его верные сановники находятся не подле него, а стоят за троном Ахаты – его подданного, платившего дань и дрожащего при каждом упоминании о Тушратте.

Он закрыл лицо руками и горестно воскликнул:

- Как же так получилось? Как Боги могли такое допустить?

На надменном лице Ахаты появилась жестокая улыбка.

- Все началось с того, - объяснил он, - что ты решил идти один на Хатти. Четыре года назад тебе помогали все твои подвластные государства разбить хеттов: Керкемиш, Хальпа, Кадеш, Алалах, Хурры. Но воспользоваться общей победой ты решил один. Боги наказали тебя за жадность. Они подняли Суппилулиума со смертного одра и перенесли по небу со всем войском в Митанни. Ты сам это видел.

Тушратта все больше и больше ежился на стуле под бичующими словами Ахаты. Тот же смерил его презрительным взглядом и продолжал:

- Тебе надо было вступить в честный бой с войсками Хатти и погибнуть, как подобает воину: с оружием в руках. Но у тебя не хватило мужества. После такого позора, любой другой военачальник наложил бы на себя руки. Но и на это ты не способен.

- Не говори так, - плачущим голосом воскликнул Тушратта. – Помоги же мне.

- Хорошо, - после некоторого раздумья ответил Ахата. – Я помогу тебе, хотя мне придется портить отношения с Ашшурбалитом и вступить в войну с Суппилулиумой. Я попробую вернуть тебе трон в Вашшукканни, но при условии, что Митанни станет подвластной Керкемишу. Ее правитель должен исправно платить мне дань.

Глаза Тушратты налились гневом. Где-то в глубине души еще осталась гордость. Ахата не обратил на это внимание и продолжал:

- Ко мне вчера прибыл посланник от Суппилулиума. Он предложил за твою голову огромное вознаграждение. – Правитель Керкемиша не без удовольствия заметил, как гнев в глазах Тушратты мгновенно сменился страхом. – Сумма соблазнительная. Но я отказался, подумав, что Митанни впоследствии возместит мне ущерб.

Тушратта тяжело поднялся. Мешеди тут же убрали стул.

- Я согласен на все, - униженно выдавил он из себя.

- На колени! – приказал Ахата, топнув ногой, точно так же, как в свое время делал Тушратта, издеваясь над подвластными правителями.

Великий властитель грозной Митанни, главнокомандующий непобедимой армии, наводящей порядок во всех странах Нахарины, Лабана и Междуречья рухнул на колени перед жалким властителем Керкемиша и лобызал прах у ног его.

Ему разрешили встать, и он с посеревшим лицом и пустыми глазами побрел из зала, низко опустив голову. За порогом он упал без сознания. Никто не обратил на это внимания. Невольники отнесли опозоренного тирана в его покои и, как мешок, кинули на кровать.

Возвысившийся Ахата расцвел, словно розовый бутон, принимая поздравления вельмож. Теперь он - правитель независимого государства, да еще вскоре подчинит саму Митанни со всеми потрохами. Небывалая победа без капли пролитой крови - разве не чудо?

Один из мешедей склонился к уху правителя и тихо шепнул:

- Дурные вести, повелитель.

Нервный холодок пробежался по спине. Так не хотелось в столь торжественный час портить себе настроение. Но правитель, все же, разрешил говорить.

- Хальпа и Алалах пали под натиском Суппилулиумы.

- О Боги! – не на шутку всполошился Ахата. – Мы отрезаны от юга.

- Да, правитель, - подтвердил мешедь. – Дорога на Кадеш в руках Суппилулиумы.

- Надо выдать Тушратту и не гневить Суппилулиуму, - посоветовали перепуганные вельможи.

Но Ахата не захотел признавать себя слабым перед лабарной Хатти. Ему очень понравилось чувствовать себя великим и независимым. Он никак не мог расстаться с мыслью о власти над Митанни.

- Пусть приведут писца, - приказал он. – Надо направить послание правителю Арцавы. У меня родился отличный план.

 

9

 

Желтая мертвая земля покрылась ломаными трещинами. Под лучами беспощадного горячего солнца ничего не выживало. Бесплодной пустыни не было конца. Бесприютная равнина сливалась на горизонте с раскаленным до бела небом. Никакого движения в сухом горячем воздухе. И всю мрачную картину довершала звенящая тишина.

По этому морю смерти медленно двигалась вереница измученных людей. Они шли, сгорбившись, еле переставляя ноги. Солнце жарило их спины. Губы потрескались от жары. Но люди упрямо шли вперед, да еще помогали, выбившимся из сил мулам тащить тяжелые повозки. Их путь был отмечен брошенным оружием, да телами тех несчастных, что не вынесли тяжелого перехода через пустыню. Так шли в Ашшур три тысячи ратников из войск Митанни, возглавляемые бесстрашным полководцем Артатамой и его сыном – двадцатидвухлетним Шутарной. С ними следовали повозки, нагруженные добром из сокровищниц Вашшукканни. В нескольких повозках везли тщательно укрытые части злотых ворот Ашшура, вывезенные из Ассирии митаннийским правителем – завоевателем Сауссадаттаром.

Шутарна снял с головы медный шлем, давивший голову, и отшвырнул его в сторону. Черные вьющиеся волосы рассыпались по плечам. Пот струился по лицу, поросшему мягкой негустой щетиной. Он облизал соленые губы шершавым сухим языком. Затем решил отцепить с пояса меч и выкинуть его, но передумал. Если им помогут Боги дойти до Ассирии, то неизвестно, как их встретят. Лучше при себе иметь оружие. Обидно было бы, конечно, преодолеть такой тяжелый путь и встретить на исходе смерть в чужой земле. Шутарна постарался расправить свои широкие плечи. Спина заныла. Вместе с болью закипела злоба на Артатаму. Он и раньше не испытывал любви к отцу – жестокому деспотичному солдафону, а за время бессмысленного перехода еще больше возненавидел. Впереди шаталась его квадратная спина с огромными плечами. На мощной шее уверенно сидела большая голова в медном шлеме. Шутарна тяжело наклонился вперед и, задыхаясь, нагнал Артатаму. Поравнявшись с ним, он прорычал, еле ворочая разбухшим языком:

- Отец, ты куда нас ведешь? Из трех тысяч воинов едва осталось две.

- Молчи, щенок, - злобно огрызнулся старый Артатама. – Без тебя тошно. Сначала отрасти бороду, потом суйся с дурацкими вопросами. Я веду – значит, знаю куда.

Хоть Шутарна и привык к грубости отца, но каждое оскорбление действовало на него, словно пощечина. Он сжал кулаки и закричал:

- У этой проклятой пустыни нет конца. Неужели нельзя было пойти по дороге. Что нам лишний день?

- Тебя не спросил! – негодовал Артатама. – По дороге захотел? Надо было пустить тебя по дороги, чтобы всадники Хайасы свернули тебе шею.

- Мы отбились бы. У нас три тысячи воинов, - не соглашался Шутарна, сжимая кулаки.

- И не осталось бы не одного. А тебя самого, дурака продали бы в евнухи где-нибудь в Канише.

Шутарна весь затрясся от злости.

- Я умею защищаться, и сейчас тебе докажу это, старый пес!

Он выхватил меч из ножен, но тут же получил сокрушительный удар кулаком в ухо и растянулся в пыли.

- Послушай, выродок, - разразился бранью Артатама, - что ты себе позволяешь? Ты посмел поднять меч на отца. По закону, тебе должны отрубить руку.

- По какому закону? – прорычал Шутарна, тяжело поднимаясь. – По закону Митанни, которой больше не существует? А что по ним полагается тебе? Ты ведь знал, что Суппилулиума движется на Вашшукканни. Почему же не встал на защиту столицы? Лишь после разгрома явился на пепелище и окончательно разграбил ее.

- Безмозглый баран, несмышленый телок, - вновь разошелся Артатама. – Кого мне там было защищать? Разжиревших вельмож? Обнаглевших сборщиков податей? Пропади они все пропадом! Кого я ограбил? Зажравшегося Тушратту? Много ты от него видел добра?

- Он правитель!

- Он ничтожество!

- Его власть идет от Богов.

- Где они - его Боги? Почему покинули свое чадо? Теперь я буду правителем. Мои Боги открыли мне глаза на истину.

- Ты – правитель? - Шутарна хрипло рассмеялся. – Какой из тебя правитель? Правитель должен уметь повелевать, а ты всю жизнь униженно кланялся и выклянчивал себе должности. Тушратта действительно глуп, если поставил тебя командовать над тремя тысячами.

- Что болтает твой дерзкий язык! – не на шутку разозлился Артатама, наступая на сына. – Я раздавлю тебя, как гадину.

Неизбежно пролилась бы кровь. Но в это время один из воинов, шедший впереди колонны истошно закричал:

- Горы! Я вижу горы!

В колеблющемся мареве раскаленного знойного воздуха показалась призрачная неровная полоска далеких гор.

- Видение пустыни? – сам у себя спросил Артатама.

- Нет, - ответил дрожащим голосом Шутарна. – Виденье не бывает таким далеким. Это горы Ассирии.

Они мгновенно забыли о ссоре; только бы скорее дойти до воды. Словно, новые силы появились у измученных людей. Жажда жизни подгоняла их вперед. Мулы почуяли воду и зашагали веселей.

Вскоре пустыня резко оборвалась. Люди думали, что сходят с ума от жары. Протирали глаза, а затем падали на колени и благодарили Богов за спасение. Впереди появились пальмовые и оливковые рощи, колосились ячменные поля. Вдалеке засверкал холодными отблесками голубой Тигр. Перед ними цвела и плескалась радостная жизнь, а позади осталась сухая и жаркая смерть.

Толпа воинов с обезумевшими глазами вышла прямо к ровным рядам виноградных посадок. Все побросали оружие. Телеги с золотом остались без присмотра. Мертвое золото – кому оно сейчас нужно. Люди кинулись к винограднику. Сухие, разбухшие от жажды языки не чувствовали сладкого вкуса спелых ягод. Виноград запихивали в рот целыми гроздьями, проглатывали вместе с косточками и лозой. Кто-то заметил аккуратно вырытую канавку для орошения, в которой текла мутная вода. Все бросились к канавке, и припали жадными ртами к теплой грязной жиже.

Вдруг, как из-под земли, выросли ряды воинов в длинных одеждах. Они прикрывались большими круглыми щитами из меди. За их спинами готовились лучники. Как появились и откуда, митаннийцы не заметили.

- Не сопротивляться! – грозно прозвучала команда на аккадском. – Иначе всех перережем.

Митаннийцы, застигнутые врасплох, сбились в кучу, некоторые подобрали оружие и спешно готовились к бою. Но Артатама приказал вложить мечи в ножны. Воины Ассирии окружили их плотным кольцом, а вдалеке на дороге показались всадники. Артатама понимал, что здесь невозможно было развернуть боевой строй. Их перебьют. Да и в планах у него: сдаться Ашшурбалиту, а не воевать с ним. Когда конница приблизилась, из всадников выделился командир на белом высоком коне в золоченых доспехах. Высокий шлем с серебряной полумаской скрывал его лицо. Он заговорил на хурритском:

- Кто такие? Куда идете?

Из толпы митаннийцев вышли двое: широкоплечий могучий воин и стройный сильный юноша.

- С тобой говорит благородный Артатама. А это мой сын Шутарна.

- Я узнаю тебя. Не тебя ли хетты разбили под Туванувой четыре года назад? – усмехнулся ассириец, хотя, выражение его лица невозможно было разглядеть под полумаской.

- Да, это был я, - не охотно согласился Артатама. – Но и тебя я узнал, смелый Аллунита, любимец Тушратты.

- Приветствую вас на благодатной земле великой Ассирии. Каким добрым ветром тебя занесло к нам, да еще с таким многочисленным войском?

- Ветер, который дует нам в спину, пахнет кровью и пожаром, - мрачно ответил Артатама. Я следую в цветущий Ашшур, чтобы пасть к ногам великого правителя Ашшурбалита.

- Пасть к ногам? – удивился Аллунита. – Я слышу из уст знатного сановника Митанни странное желание. Всем известно, что ассирийские послы вечно ползают в ногах у Тушратты; но, чтоб знаменитый полководец из Вашшукканни, забыв о гордости, лобызал сапоги Ашшурбалита…

- Мир перевернулся, славный воин, - грустно произнес Артатама, опустив глаза. – Зря смеешься над моими словами. Ты видишь тех усталых и оборванных бродяг за моей спиной? Это все, что осталось от непобедимой армии Митанни. Лабарна Хатти Суппилулиума превратил Вашшукканни в груду кирпичей вперемешку с пеплом, как некогда каскийцы сожгли Хаттусу по наущению Тушратты.

- Но где же сам правитель Митанни? Неужели пал в бою?

- Бежал и спрятался за стенами Керкемиша. – В ответе Артатамы сквозило неприкрытое презрение к бывшему господину.

- Теперь я верю, что мир перевернулся, - согласился Аллунита. - Так вы ищите защиту у Ассирии?

- Мы хотим признать благодатную Ассирию самым могущественным государством, а Ашшурбалита - самым великим властителем вселенной. Мы везем ему множество бесценных даров из сокровищниц Тушратты.

- Отважный Артатама, я вынужден тебя огорчить. Ты вступил на землю под покровительством Бога Ашшура, и теперь твоя жизнь в опасности. Наш правитель, да живет он вечно, очень зол на митаннийцев. Никакие дары не спасут твою голову от палача, а твоих людей от клейма рабов.

- Я везу подарок правителю Ассирии, от которого он будет в восторге и простит нас, - не соглашался Артатама.

- Не представляю, какой подарок вас может спасти.

- Золотые ворота Ашшура.

- Священные ворота? Они с тобой? – Аллунита выпрямился. – Где? Покажи немедля!

Артатама скинул покрывало с длинной повозки, и перед Аллунитой засияли огромные золотые пластины. Древние мастера отлили в благородном металле сцены из жизни Аккадских Богов и победы великих правителей. Всадник спрыгнул с коня и погладил выпуклый рельеф орнамента, как бы не веря, что это на самом деле они – волшебные ворота Ашшура.

- Все целое, - заверил его Арататма.

- Это меняет дело. Властитель будет рад тебя видеть. Следуйте скорее в великий Ашшур. Я пошлю вперед гонца, чтобы он сообщил радостную весть.

- Благодарю, великий воин, - сказал Артатама. – Пусть Боги всегда тебе покровительствуют.

Когда переговоры закончились, и остатки митаннийской пехоты с драгоценным грузом двинулись по дороге в Ашшур, к Аллуните подползли на коленях голые люди. Из всей одежды на них были только набедренные повязки, да куски грязной ткани, закрывавшие голову от палящего солнца. На костлявых загорелых спинах синели не заживаемые рубцы от плети надсмотрщика. На жилистых худых шеях болтались веревки с деревянными табличками рабов. У некоторых не было ушей или носа. Они не смели поднять изнеможенные безбородые лица, и оставались стоять на коленях, уткнувшись лбом в землю.

- Куда лезете, вонючие твари! – заорал один из телохранителей, замахиваясь плетью. Но Аллунита остановил его и, вопреки всем приличиям, спросил у земледельцев:

- Кто старший? Говори.

Один из рабов, высохший старик со сморщенным обветренным лицом разжал бесцветные потрескавшиеся губы. До Аллуниты донесся его хриплый стон:

- О, могущественный и благородный господин. Твое величие и твоя красота затмевает солнце. Имеем ли мы право говорить с тобой, лучезарный? Мы те, которые не живут свободно и всю жизнь копаются в земле, как черви.

- Говори, - разрешил Алунита. – Червь кормит гуся, гусь кормит орла, а орел разговаривает с солнцем.

- Прости нас, господин, - вновь простонал старик. – Мы рабы одного богатого торговца. Как и положено, трудимся от зари до зари: растим виноград, следим за ним день и ночь, чистим каналы, подвязываем лозу, окучиваем. Его гроздья уже поспели. Можно было давить сок для славного вина. Но эти люди, - он указал на митаннийцев, - испортили половину виноградника. Хозяин нас подвесит за руки на перекладине и будет стегать плетью. Заступись за нас, великий.

- Что болтает твой грязный язык! – опять закричал телохранитель. - Ты, хоть, знаешь, к кому обращаешься, вонючее ничтожество?

Рабы еще ниже склонились к земле, сжались, ожидая удара.

- Погоди! – Аллунита вытащил из дорожной сумки несколько серебряных пластинок и золотое кольцо. Кинул все это рабам со словами: - Передайте своему хозяину и скажите, что за виноградник заплатил военачальник великого Ашшурбалита, благородный Аллунита.

Белый высокий конь уже далеко унес всадника в золоченых доспехах, оставляя на дороге клубы пыли, а рабы все еще стояли на коленях, уткнувшись лбами в землю.

Перед нарядным дворцом Ашшурбалита, на мощенной каменными плитами площади выстроились митаннийские воины. По команде Артатамы, все, как один, пали на колени и обнажили головы. Ашшурбалит появился из дворца, сопровождаемый многочисленной свитой. Высокая тиара венчала голову правителя. Расшитая золотыми розетками одежда сияла в солнечных лучах. Высокий жезл власти сжимала его крепкая рука. Не обращая внимания на коленопреклоненных митаннийцев, он стремительными широкими шагами направился к повозкам. За ним еле поспевали разряженные вельможи. Ашшурбалит горящими глазами оглядел весь обоз и закричал, теряя терпение:

- Где они? Где ворота Ашшура?

Мешеди принялись срывать покрывала с повозок.

- Я вижу! – благоговеянно воскликнул Ашшурбалит, - указывая на груду золота, пластинок из слоновой кости, серебра и электрона. Сановники заахали. - Вот они – ворота счастья. – Ашшурбалит нежно перебирал украшения. – Это они. Я узнаю их, хоть ни разу не видел.

Весть о том, что ворота счастья возвращены в Ашшур, разлетелась по бурлящему городу. Торговцы запирали лавки, ремесленники оставляли мастерские, наспех мыли руки и бежали к дворцу. Сюда стекался народ со всех сторон. Стражники первое время как-то сдерживали толпу, но в конце их опрокинули, и люди хлынул на площадь.

Мешеди окружили правителя и ощетинились копьями. Правитель же взобрался на одну из повозок, простер руки в сторону высокой квадратной башни Ашшура. Из его уст прозвучали первые слова молитвы. Вся толпа тут же упала на колени. Весь город, от правителя, до жалкого раба, благодарил всевышнего покровителя. Когда же слова молитвы иссякли, все шумно славили могущественного Бога Ашшура и его достойного сына Ашшурбалита.

Правитель громко обратился к подданным:

- Пусть во дворец придут лучшие плотники и лучшие ювелиры. Пусть они из самого крепкого дерева соберут ворота счастья и установят их на место. Сегодня радостный день для всей Ассирии. Вновь ворота Ашшура в столице. Радуйтесь все! Это значит, что наша держава станет самой могущественной во вселенной. Теперь тысячу лет враг не ступит на цветущие земли Ашшура, ибо так предначертано Богами. Пусть во всей стране семь дней не смолкает праздник. Пусть никто в эти дни не бьет рабов, а те, кто держит больше десяти, обреет голову одиннадцатому и отпустит его на волю. Великий праздник в Ассирии! Мы его ждали сто пятьдесят лет. Теперь мы будем счастливы!

Толпа, не смотря на все старания мешедей, подхватила на руки Ашшурбалита и донесла его до дворца. Народ долго не отпускал правителя, славил его мудрость и могущество. Вскоре все разошлись пировать. Город загудел, запел, заплясал.

Площадь перед дворцом опустела. На каменных плитах остались только коленопреклоненные митаннийцы. День клонился к вечеру, а они продолжали стоять на коленях, склонив униженно головы.

- Все! Мне надоело! – взорвался Шутарна и вскочил на ноги. Гордость и возмущение, переполнявшие его, вырвались наружу. Он помнил, как в свое время проходил по Ассирии с копьеносцами, охраняя послов Тушратты. Презренные аккадцы падали ниц при виде грозных воинов Митанни. А теперь он сам должен стоять перед этой чернью на коленях.

Арататма схватил его за плащ и одернул. Рычащий голос полководца прозвучал с нотками угрозы:

- Встань на место. Тебе никто не давал права подняться.

- Я свободный митанниец из знатного хурритского рода, и не буду пресмыкаться перед паршивыми аккадскими выродками! – заорал сын на отца. – Может, ты забыл, из какого мы рода, а я помню!

- Заткнись, сопляк и встань на место. Погубишь нас всех! – гневно повторил Артатама, тяжело поднимаясь на ноги. – Ты будешь делать все, что я тебе скажу, глупый баран. Будешь пресмыкаться, если надо, на животе ползать, не то я тебе кишки выпущу.

- Не буду ползать, - стоял на своем Шутарна. – Я отношусь к Великому Роду великой страны.

- Пойми же ты, наконец, тупоголовый, - перешел на крик Артатама, начиная терять терпение, - что от Великого Рода осталось одно название.

Глаза Шатурны загорелись злобой.

- Это ты во всем виноват, - обвинил он отца. – Побоялся хеттов. Надо было вступить с ними в бой и погибнуть. Но тогда Тушратта успел бы подойти к Вашшукканни и спасти страну.

- Заткнись, дурной осел, если не понимаешь. Я смог бы задержать Суппилулиуму, разве что на час. Ты еще не знаешь, что такое хеттские колесницы. А твой Тушратта сам бежал, потеряв половину армии.

Наверное, они снова бы сцепились, но в это время к ним подошел Аллунита.

- Величайший властитель разрешает вам обратиться к нему. Ваши воины будут накормлены и останутся при оружии. Следуйте за мной.

- О Боги, Помогите мне! – прошептал Артатама. Затем покосился на сына. – Говорить буду я. А ты не вздумай давать волю языку, иначе придется его подрезать.

Шутарна ничего не ответил, только зло зыркнул на отца и отвернулся.

Счастливый Ашшурбалит прибывал в чудесном расположении духа. Придворные поздравляли его с невиданной удачей. В своих просторных речах они славили победоносного повелителя и приравнивали его к могущественным Богам.

Улыбка презрения поползла по губам Ашшурбалита, когда он заметил, вошедших знатных митаннийцев. Оба грохнулись на колени и подползли к его стопам.

- Это они, - шепнул сзади Аллунита.

- Поднимитесь, славные воины, - покровительственным тоном произнес Ашшурбалит. – Я еще не привык видеть коленопреклоненных полководцев грозной Митанни. – Воины встали, но взор не смели поднять. – Я доволен вашими подарками, - продолжал властитель. – Вы привезли счастье в Ассирию. Мне надо отблагодарить вас по заслугам.

Артатама посмел поднять глаза и смиренно произнес:

- Мы пришли, о солнцеподобный, просить у тебя защиты и покровительства. Наша страна повержена во прах: от столицы остались одни обожженные камни, поля вытоптаны, сады вырублены, храмы осквернены…

- Хватит плакать, - прервал Ашшурбалит. – Ни к чему столько лишних слов, - правда всегда короткая. Насколько мне известно: Вашшукканни не так уж сильно пострадала. И про поля ты врешь. Хетты никогда напрасно не топчут полей, потому, как сами земледельцы и знают цену хлеба.

Артатама немного смутился, но продолжал:

- Просим тебя: помоги нам.

- Чем же я могу помочь? Ведь мы сами зависим от воли Вашшукканни, - развел руками Ашшурбалит под дружный хохот знати. – У вас могущественный властитель с огромной армией.

- Он больше не властитель, - горячо ответил Артатама. – он позорно бежал и еще более позорно продался правителю Керкемиша. Теперь Митанни принадлежит Ахате, соответственно, и Ассирия тоже.

- Вот это новость: Ассирия в ногах у Керкемиша, - притворно испугался Ашшурбалит, и вельможи покатились со смеху. – Это интересно, как сможет блоха повелевать лошадью?

- С помощью Та-Кемет, - попытался оправдать свои слова Артатама.

- Та-Кемет сама еле вздыхает, - возразил Ашшурбалит. – Властителя Обеих Земель Семенхкэру охраняют мои «Бессмертные», иначе давно бы уже кушиты содрали с него кожу. Говори прямо: ты захотел сесть на трон правителей Митанни и открыть новую династию. Я прав?

- Кто-то должен спасти страну, - пробурчал Артатама, покраснев. – Я вернул в Ассирию ворота Ашшура, пусть и Ассирия поможет мне. У тебя будет богатое зависимое государство.

- А если Суппилулиума потребует у меня обратно это богатое государство? – нахмурился Ашшурбалит. – Я бы не хотел враждовать с хеттами. Лучше с кровью получить два Вавилона, чем в подарок одну Вашшукканни. Уж очень горячий подарок. Руки обожжет.

Артатама растерялся и не знал, что ответить.

- Но, ладно, - снизошел Ашшурбалит. – Я посажу тебя на трон. Коль ты привез счастье в Ассирию, то тебе я не имею права отказать, иначе разгневаю Ашшура. С Суппилулиумой я как-нибудь договорюсь. Сильный сильного всегда поймет. Он отомстил за поруганную Хаттусу, и гнев его скоро уляжется. А с Тушраттой разбирайся сам: хочешь мечом, хочешь ядом. Ты будешь правителем, если того хотят Боги. Но с условием: во всем подчиняться мне, по первому зову собирать войска, исправно платить дань, моих тамкар пропускать по всем дорогам и во все города беспошлинно. Отныне лучшие места на торговых площадях должны принадлежать ассирийским торговцам.

- Согласен! – радостно выдохнул Артатама, хотя понимал, что надевает на свою страну рабский ошейник. Но ничего – что-нибудь потом придумает. Главное – занять трон. После можно будет и от Ассирии отделаться.

- И не вздумай хитрить, - предупредил его Ашшурбалит, как бы разгадав его тайные мысли. Глаза правителя пронзили Артатаму холодным взглядом. – Знаешь, кого я держу в Ниневии? Наследника престола Митанни, сына Тушратты. Он, как и ты, приполз ко мне и молил о помощи.

Артатама изменился в лице.

- Да! Такие дела, - торжествовал Ашшурбалит. – Пока он несовершеннолетний. Ты можешь избавиться от Тушратты, но до сына его твои руки не достанут. Я его хорошо охраняю. Когда ему исполнится определенное число лет, буду решать его дальнейшую судьбу. По замыслу Богов, я должен направить его в Вашшукканни и посадить на трон. Но, в то же время, я не обязан давать ему охрану, а на дорогах полно разбойников. Однако помни: если я замечу предательство с твоей стороны, то сын Тушратты появится в Митанни с моими колесницами и наведет порядок.

- Я буду твоим рабом, великий властитель! – горячо заверил его Артатама.

- Так-то лучше. Без моего ведома не заключай никаких договоров. Иди! Готовься в поход на Вашшукканни.

Когда они удалились, правитель обратился к наместнику страны:

- Готовь самых умных и льстивых послов. Одни поедут к Суппилулиуме выкупать Митанни, другие в Арцаву с подарками для Маддуваттиса. Пускай нападет на хеттские города. Надо любыми путями заставить лабарну вернуть войска обратно в Хатти.

- Отлично, отец! – с издевкой воскликнул Шутарна, когда они очутились на площади перд дворцом. – Поздравляю – ты стал рабом, а был полководцем. Но я не желаю такой участи.

У Артатамы и без того было муторно на душе.

- Катись ты, куда хочешь! – заорал он и крепко съездил кулаком в лоб Шатурне. Тот растянулся на земле. – Убирайся! Ты мне больше не сын. Я не желаю видеть тебя, глупый шакал.

Он решительно перешагнул через тело юноши и пошел прочь. Шутарна медленно поднялся, держась за голову, и процедил сквозь зубы:

- Погоди, предатель. Ответишь за все!

Его видели на базаре. Шутарна обменял все украшения, что у него были, на колесницу с резвыми конями и исчез из Ашшура.

 

10

 

Номарх Кадеша, благородный Сетти, тяжелой походкой бывалого воина вошел в светлый зал и поднял руку, приветствуя Эйю.

- Ты хорошо отдохнул, мудрейший?

- Изумительно, - ответил Эйя, грациозно поднимаясь с низенького стульчика. – В Кадеше чудесный воздух и не так донимают москиты, как на берегах Хапи. А теперь мне пора ехать в Хеку-Пта.

- Но что так скоро? – забеспокоился Сетти. – Погостил бы еще. Скоро начнется охота на львов.

- О, нет. Развлечения - потом. Меня ждут важные дела.

Эйя нервно ощупал рукой гладко выбритый череп.

- Ты встревожен? – не выказывая ни малейшего беспокойства, спросил Сетти.

-Пришли плохие вести. Похоже, трон под Семенхкэрой основательно шатается. Он наобещал народу слишком многого. Теперь же не может выполнить и половину.

- Ты едешь давать советы Семенхкэре? – удивился Сетти.- Он не будет тебя слушать. Этот юный глупец всегда недолюбливал тебя.

- Нет, я еду к наместнику Куши, благородному Хеви. Он поможет солнцкликому правителю Семенхкэре слететь с трона и уступить место более достойному. Правителем станет Тутанхейот.

- Ты затеял переворот? – возмутился Сетти. – И так спокойно объявляешь его мне – верному слуге правителя?

- Да, - не обратил внимание на угрожающий тон Эйя. – Я тоже служу Та-Кемет. Думаешь, мне интересно затевать интриги, перевороты… Что будет через год, через два с нашей страной, если останется у власти столь бездарный правитель? У него на уме только пирушки да увеселительные прогулки по реке. А в стране наступает голод. Тебя тоже это касается. Давно ли ты получал поддержку в виде воинов или золота?

- Я – воин. Выживу в любых условиях.

Эйя с иронией взглянул на Сетти.

-Хорошо, - сдался тот. – Надеюсь, крови не будет?

- Все пройдет гладко… Я надеюсь…

- Но Тутанхейот…Он еще молод для правителя.

- Он молод, - согласился Эйя, - и очень доверчив.

- Как же мальчик будет править страной? – удивился воин.

- Он? – Эйя усмехнулся. – Он будет развлекаться, охотиться, кататься на колеснице – вот и все его заботы. Власть в свои руки возьмут мудрейшие.

- Жрецы? – недовольно нахмурился Сетти.

- Твой отец состоял в касте жрецов и был не последним среди мудрейших, - напомнил ему Эйя.

- А когда Тутанхейот повзрослеет?

- Повзрослеет? – задумчиво произнес Эйя. – Кстати, у него чудесная супруга Анхесенамут. Красивей девушки, пожалуй, не сыскать во всей Та-Кемет. Она впитала красоту своей матери Нефертнефруйот.

- Она прекрасна, - согласился Сетти, - хотя, я видел ее ребенком. Помню только большие темные глаза и пухлые щечки.

- Глаза, как бездонные озера, - подтвердил Эйя. – Жалко будет, если она останется вдовой. Глаза потускнеют от слез.

- Что ты имеешь в виду, мудрейший? – насторожился Сетти. – Тутанхейот болен?

- Если болезнью можно назвать власть, то - да, - не смутившись, ответил Эйя. – Великие мужи, и те не выдерживают и гибнут. Сможет ли выстоять десятилетний мальчик, да еще такой доверчивый?

- У него надежные защитники: ты, верховный жрец Йота и великий Хеви – наместник Куши.

- Да, возможно, - уклончиво ответил Эйя и решил перевести разговор в другое русло. – Вы ведь с Хеви большие друзья.

- Твоими устами говорит правда. Мы начинали вместе, еще мальчишками, при дворе Аменхотепа. Сначала помощниками писцов, потом писцами. После доблестно воевали в Куши. Когда Эхнэйот объявил единобожие, мы с войсками поддержали его. За наши заслуги, правитель назначил Хеви номархом Куши, а меня номархом Кадеша.

- И кем ты себя больше считаешь: воином или ученым? Ведь номарх должен быть грамотным, а номарх такого далекого города еще должен быть хорошим стратегом. Кругом кочевники, разбойники.

- Я - воин! – твердо повторил Сетти. – Вот и сейчас я собираю войска и ожидаю подхода Хеттов.

- Ты решил с ними сразиться? – изумился Эйя и неодобрительно покачал головой.

- Я разобью их, как сделал это вместе с Тушраттой, тогда в Киццуватне.

- Зачем вспомнил несчастного правителя Нахарины? – Эйя кисло улыбнулся. – Говорят, он в Керкемише дрожит от страха. Я настойчиво советую не вступать в бой с Суппилулиумой. Нынче армия хеттов другая. И времена не те. Не делай этого, иначе не удержишь Кадеш, тем более потеряешь власть над Ретену. Войска Суппилулиумы без особого труда взяли неприступные Хальпу и Алалах.

- Мне, номарху грозной Та-Кемет бояться этих дикарей? – запальчиво воскликнул Сетти. – Они не знают, что такое боевой строй. У меня достаточно сил, чтобы справиться с ними. Вскоре сюда прибудут Нухаше – правитель среднего Ретену и Итакама, правитель Амурру.

- А эти, твои Нухаше и Итакама надежные? Им не надоела еще деспотичная власть Та-Кемет и постоянные поборы?

- Что ты этим хочешь сказать? Думаешь, они посмеют меня ослушаться?

- Я хочу предупредить тебя: в случае неудачи, к тебе никто не придет на помощь.

- Если эти несчастные правителишки взбунтуются, я им обрежу уши и пошлю в каменоломни. Я старый закаленный воин Та-Кемет, номарх Кадеша! Никто в этих краях не смеет идти против моей воли. Я жестоко подавлял бунты и успокоил чернь острыми копьями.

Вошел слуга и сообщил, что прибыли Нухаше и Итакама.

- Славной победы, - неуверенно пожелал Эйя.

- Победа будет за мной! – заверил его Сетти. – Пусть Йот охраняет твой путь. Молись за меня.

Жрец выехал сквозь узкую арку ворот в белой повозке с навесом от солнца. Он обернулся и с печалью, в последний раз взглянул на высокие каменные стены Кадеша с множеством квадратных башен. Какой красивой и неприступной смотрелась эта твердыня.

- Жаль терять. Чудесный город, - вздохнул он и отвернулся.

Сетти велел позвать подвластных правителей. Они вошли оба сразу, высокие, широкоплечие, со смуглыми вытянутыми лицами и горбатыми носами. Короткие бороды аккуратно завиты. Поверх короткой одежды кожаные латы с медными чеканными пластинами.

- Вы явились в срок. Отлично! – встретил их Сетти высокомерным тоном. – Сколько воинов привели с собой?

- Со мной три тысячи, - ответил Нухаше.

- И со мной три, - вторил ему Итакама.

- Чудесно! У меня в Кадеше пять тысяч, и того – одиннадцать, - удовлетворенно сосчитал Сетти. – Подобралось крупное войско. Мы должны разгромить армию Суппилулиумы, обратить ее в бегство и покрыть себя славой. Он рыщет сейчас где-то в низовьях Оронты. Не сегодня–завтра явится сюда.

- Он объявил нам войну? – без особого восторга спросил Итакама.

Сетти заметил страх в их глазах.

- Нет. Но я, номарх Кадеша, благородный Сетти сам объявлю ему войну. Я обращу жалких хеттов в бегство, как уже раз сделал в Нахарине. У меня было всего три тысячи доблестных воинов. Вы все поняли? Идите, готовьтесь к сражению, - отпустил их номарх. Но когда правители склонили головы, собираясь удалиться, он остановил их. Брови номарха грозно сдвинулись к переносице.

- Постойте, ну-ка, вы, оба. Итакама, тобой не поставлено положенное количество леса и шерсти в Хеку-Пта. А ты, Нухаше, до сих пор не уплатил дань за год. Что на этот раз случилось?

- Благородный Сетти, лес готов к отправке, не весь, конечно, но его скоро сплавят в Та-Кемет, - оправдывался Итакама.

- Дань слишком большая. Очень трудно собрать такое количество золота, - оправдывался Нухаше.

Номарх испепелил их гневным взглядом.

- Вы служите великой Та-Кемет, а она любит, чтобы все выполнялось вовремя. Придется мне ставить над вами номархов: следить за делами.

Итакама и Нухаше вышли из дворца плечом к плечу. Оба злые. Нухаше сказал:

- Послушай, брат Итакама, наши народы уже сотни лет не ведут воин между собой. Доверяешь ли ты мне?

- Доверяю полностью, брат Нухаше, - искренне ответил Итакама.

- В твоих глазах я вижу ненависть к Сетти. Загляни в мою душу, и уведешь тоже самое. Долго ли мы будем терпеть ярмо Та-Кемет? Не пора ли обрести свободу.

- Об этом я мечтаю всю свою жизнь. Но как это сделать? Даже если наши жалкие отряды объединятся, мы не сможем взять Кадеш, - с горечью в голосе ответил Итакама.

- Как? Разве ты не понимаешь? Сюда идет наш спаситель.

- Суппилулиума? Но он такой же завоеватель.

- Такой, да не совсем. Я слышал, что хетты не убивают пленных и раненых. А если им сдают города без боя, то даже не грабят их. Мы перейдем на сторону Суппилулиумы. Он поможет нам очистить города он ненавистных номархов до самого Абина.

- Правильно ли мы поступим? – на миг засомневался Итакама. – Не боишься ли ты мести Та-Кемет?

- Кемет обожралась чужой крови. Ее внутренности не способны переварить всего проглоченного. Я недавно был в Ахйоте. Город полон вражды и ненависти. После смерти Сына Йота происходит жестокая борьба за венец Обеих Земель. Им сейчас не до Ретену, - успокоил его Нухаше. – Но если мы выступим под руководством Сетти против Суппилулиумы, то неизвестно еще, вернемся ли домой. Уж если Тушратта бежал от колесниц Суппилулиумы, не посмев вступить в сражение, то и нас могут хетты разбить. Сетти упрямо думает, что он непобедимый. А хватит ли у него сил и умения разбить Суппилулиуму.

- Согласен с тобой. Даже, если разобьем хеттов и вернемся победителями, - горько усмехнулся Итакама, - нам все равно придется собирать долг и отправлять в Та-Кемет. Так пусть же лучше наши народы вздохнут свободно, а наши Боги возвратятся в свои храмы.

Они крепко обнялись, затем разошлись к своим войскам, полные решимости отстоять свободу.

 

Суппилулиума появился в верховьях Оронта с войском Вурусему и разбил лагерь среди холмов, недалеко от Кадеша. Вскоре их нагнали всадники Хемиши и Хитасы. Запылали костры, зазвучали песни. Лагерь хеттов от города отделяли воды Оронты. Суппилулиума внимательно оглядел крепость. Он хорошо рассмотрел каждый выступ стены. Заметил, что на башнях зажгли сторожевые огни. На всякий случай лабарна приказал Хемише разослать дозоры.

Лишь только на дорогах улеглась пыль от всадников, как к шатру Суппилулиумы пришел высокий худой кочевник и попросил у стражников пустить его к правителю. Кочевник попросил лабарну принять приглашение от местных вождей.

- Они надеются, что великий и непобедимый лабарна придет к ним. Их костер горит в двухстах шагах отсюда.

- Почему же вожди сами не пришли ко мне? – удивился лабарна. – Меня боятся?

- Ваша встреча должна пройти в тайне от шпионов номарха, иначе вождей жестоко накажут, - разъяснил посланник.

- Хорошо, - согласился Суппилулиума. – после вечерней молитвы, я буду у костра вождей.

Ярко пылал огонь. Вокруг на подстилках из шкур сидели бородатые люди в длинных одеждах и головных накидках. Они о чем-то тревожно переговаривались. Когда к костру приблизился Суппилулиума и Цула, все поднялись и поклонились лабарне.

- Мир вам, почтенные! - поздоровался Суппилулиума.

- Пусть Боги охраняют тебя, - ответил один из вождей, седой жилистый старик. – Прости, что не принимаем тебя, как положено, во дворце, со всеми почестями… Нет у нас такого права, ибо мы все подневольные.

- Я знаю о том, - согласился Суппилулиума. – Зачем меня звали?

- Великий правитель, ты видишь перед собой вождей племен, народы которых трудятся на этой земле тысячи лет. Народы мирные и трудолюбивые. Наши предки всегда жили в согласии и никогда не решали споров с оружием в руках. Зачем осквернять землю кровью по пустякам? Но пришла беда. Та-Кемет много лет уже установила здесь свой порядок. Сначала при помощи войск, теперь при помощи безжалостных номархов. Народы наши вымирают от голода. Сильных мужчин угоняют на работы или в войска. Требуют огромные подати. Нет сил больше терпеть.

- Я понимаю вас. Но от меня вы что хотите?

- Мы знаем, что ты мудрый и справедливый правитель. Народы под твоей властью живут свободными и счастливыми. Возьми нас под свое покровительство. Правь нами. Мы будем честно служить тебе и Великой Хатти.

Суппилулиума был сильно озадачен. Даже не знал с чего начать.

- Я очень благодарен вам, почтенные вожди, за то, что хотите доверить мен такую честь. Но если я возьму вас под покровительство – это равнозначно войне с Та-Кемет. У меня же совсем иные планы. Я пришел на берега Оронты заключить мирный договор.

- Прости, великий, но ты не сможешь заключить мир с Сетти. – Покачал головой один из вождей, широкоплечий высокий, в кожаных доспехах. – Я, Нухаше, правитель среднего Ретену и Итакама, правитель Амурру привели в Кадеш войска. Сетти хочет сразиться с тобой, чтобы покрыть себя вечной славой.

- Неужели он посмеет без дозволения правителя?

- Ахйот далеко, - с сожалением ответил Нухаше. – Сетти давно себя считает здесь, чуть ли не богом, и не особо прислушивается к приказам из Та-Кемет.

- Нет! – твердо решил лабарна. – Я не буду вступать в войну со столь сильной державой. Мне искренне жаль ваши народы, но свободу вы сами должны отвоевать.

Суппилулиума ушел. Вожди повздыхали и разошлись.

Лабарна еще долг вышагивал перед шатром, о чем-то размышляя. Искрящиеся звезды нависли над головой. Костры превратились в кучки сонных угольков, подернутых пеплом. Воины спали.

- Что терзает тебя, великий? – спросил Цула.

- Не могу забыть слова вождей. Они хотят, чтобы я им покровительствовал.

- Поступай, как подскажут тебе Боги, – посоветовал Цула. – Наши враги всегда опирались на власть Та-Кемет: Сначала Тушратта, теперь Ахата и Ашшурбалит.

- Если мы захватим Кадеш, то отрежем основные дороги, ведущие в Кемет, - размышлял повелитель. – Тогда-то они присмиреют: и Ахата, и Ашшурбалит. Но Сети хороший воин, а армия Та-Кемет не знает поражений.

- Так было и до гиксосов, - возразил Цула. – Однако кочевники смогли разбить непобедимую армию и долгие годы править на берегах Хапи.

- Взгляни, - Суппилулиума кивнул в сторону города, - один Кадеш чего стоит.

- Вашшукканни, тоже, считалась неприступной.

Суппилулиума резко остановился.

- Хорошо. Посмотрим, как поведет себя номарх.

 

Сетти взошел на крепостную стену и вознес молитву Йоту, протянув руки с открытыми ладонями к утреннему оранжевому солнцу. Полководец внимательно посмотрел, туда, где дымились костры хеттского лагеря. Ловкие слуги надели на него доспехи и шлем. Следом поднялись Итакама и Нухаше в полном вооружении.

- Вы готовы? – номарх оглядел их с ног до головы. – Мы проучим этих скотоводов. Слушайте меня внимательно! Я пойду прямо в лоб. Ты, Нухаше, нападешь с правого фланга. Итакама, зайдешь к ним в тыл. Лабарна Суппилулиума нужен мне живым. Как только правитель хеттов окажется у меня в руках, я заставлю его освободить Хальпу и Алалах. Эти города отойдут благословенной Та-Кемет. Художники запечатлят эту славную победу в моей гробнице. Потомки восславят мое имя в веках. По местам! – пафосно завершил речь номарх.

Итакама и Нухаше, не сказав ни слова, удалились. Если бы Сетти внимательно вгляделся в их лица, то заметил бы выражение враждебности. Они обменялись друг с другом многозначительными кивками и разошлись к войскам.

Вымуштрованное войско Кемет быстро перешло Оронту по широкому мосту и выстроилось боевым порядком против хеттского лагеря. Их отделяло расстояние в два полета стрелы. Но внезапно напасть не удалось. В стане хеттов забили хухупалы и мгновенно собрались ровные шеренги копьеносцев. Вскоре из лагеря выехала колесница. Над ней возвышался шест с бычьими рогами. За колесницей следовал отряд всадников.

- Что я вижу? – глухим недовольным голосом пробурчал Сетти. – Неужели, сам лабарна Суппилулиума спешит ко мне молить о мире. Узнаю его золотой шлем с крылатым солнцем.

Цула остановил коней. Суппилулиума во всем сиянии золоченых доспехов предстал перед номархом. Сетти удивился переменам в облике лабарны. Тогда в Киццуватне он больше походил на дикого кочевника. Теперь же перед ним стоял настоящего правитель могучей державы: гордая осанка, строгий взгляд. Номарх, даже, про себя отметил, что у властителя Эхнэйота никогда не была столько величия и, одновременно, уверенной простоты в движениях. Он на мгновение оробел, но тут же мысленно отругал себя за слабость. Номарх призвал на помощь Йота и вышел навстречу лабарне.

- Мир тебе Сетти, мудрый номарх великой Та-Кемет, - воскликнул лабарна, подняв в приветствии правую руку.

- Пусть Боги хранят тебя, солнцеподобный, - ответил Сетти дружелюбно, но с холодком, как незваному гостю. – Что хочет лабарна Хатти от наместника Та-Кемет?

- Наслышан о твоих подвигах. Ты храбро дерешься с врагом, и ни разу не был бит. У тебя твердая рука и холодная голова.

- Я рад слышать хвалу из уст не менее великого полководца, - все так же холодно ответил Сетти. – Но зачем ты пришел под стены Кадеша? Ответь? Тебя никто не звал.

-Однако, ты груб и непочтителен, - осторожно заметил Суппилулиума. – Ведь с тобой разговаривает правитель.

Гордость тут же вспыхнула в глазах номарха. Он расправил плечи и с вызовом ответил:

- Для меня существует три правитель: великий Йот, Дух Йота и верховный жрец Йота.

Суппилулиума проглотил дерзкие слова, при этом еле сдерживая гнев.

- Я приехал приветствовать тебя, но не встретил гостеприимства. Вместо должного радушия – частокол копей.

- Когда приходят с миром в чужой дом, то оставляют меч у порога, - высокомерно упрекнул его номарх Кадеша. – А великий лабарна появился с большим войском.

- Волк не может ходить без зубов. Меня всегда сопровождают телохранители, - парировал Суппилулиума.

Но Сетти стоял на своем:

-Когда встречаются два волка - над ними кружатся вороны.

Суппилулиума понял намек. В нем все вскипело. Номарх никак не желал мира. Но лабарна попробовал в последний раз:

- Хорошо, поговорим о деле. Я хотел бы передать твоему правителю предложение провести границу по реке Оронте, и заключить вечный мир.

- Если я соглашусь выполнить твою просьбу, ты уйдешь обратно?

- Конечно. Мне не нужна война с Та-Кемет.

- Ты хотел сказать: с Великой Та-Кемет, - нагло поправил его Сетти.

- Пусть будет так, - согласился лабарна, побагровев от злости, и продолжил глухим голосом: - Мы составим договор и попируем на славу.

- Мне надо подумать и спросить у Йота, - уклончиво ответил Сетти. Хоть он и смог унизить лабарну, но этого ему было мало. Никакого мира! Номарху не терпелось броситься в атаку, лихо врубиться во вражеские ряды. Разбить! Смять! Сокрушить! А после сообщить в Ахйот еще об одной своей блестящей победе. Взять в плен самого лабарну и потребовать у хеттов огромный выкуп. Въехать на колеснице освободителя в Хальпу и Алалах.

- Мне нужно подумать, - повторил Сетти. – Слишком близко граница будет проходить от Кадеша. Да и кочевники начнут перебегать к тебе. Эти бездельники, наверное, уже приползли жаловаться. Не вздумай их защищать. Они подвластны Та-Кемет. А мечи у нас крепкие.

Суппилулиуме надоело выслушивать хвастливые речи о могуществе Та-Кемет. Гнев готов был вот-вот вырваться наружу. Он заметил, что египетские лучники берут его на прицел. Это еще больше его разозлило.

- Так уж крепки ваши мечи? – усмехнулся Суппилулиума. Он спрыгнул с колесницы, вытянув из ножен железный клинок, кованный в горах Верхней Страны, и опустил его острием к земле.

- Смотри, если не веришь, - ответил Сетти, выхватил свой бронзовый меч и, размахнувшись всем корпусом, умело рубанул по железному клинку, выбирая место хрупкое – чуть ниже рукояти.

Суппилулиума еле удержал оружие. Но меч остался цел, лишь звонко угрожающе пропел. А на клинке номарха осталась глубокая выщерблина.

- Теперь моя очередь, - сказал Суппилулиума и рубанул в ответ.

Бронзовое лезвие переломилось и отлетело в сторону, а невредимый меч Суппилулиумы снова пропел, но уже торжественно.

Сетти выругался, отшвырнул обломок с рукоятью и, показав на своих воинов, сказал:

- У меня еще одиннадцать тысяч мечей.

- У меня меньше, - скромно ответил Суппилулиума, вкладывая оружие в ножны, - но крепче.

- Ты забыл, как я громил тебя там, возле Бычьих гор! – закричал Сетти, стараясь уязвить лабарну, поставить на место непрошенного чужеземца.

Суппилулиума запрыгнул в колесницу и напоследок произнес:

- Не думал я, что прославленный воин будет хвастаться тем, что нанес удар в спину раненому противнику. – Уже на ходу прокричал: - Я буду ждать номарха в своем солнечном шатре. Прикажу подать в его честь хорошего вина.

Сетти побледнел от бессильной злобы. Он долго стоял и бессмысленно, выпученными глазами глядел вслед удаляющейся колеснице. Грудь его часто вздымалась. Колесница Суппилулиумы давно исчезла в лагере, а он все никак не мог придти в себя. Как этот скотовод посмел сломать оружие! Меч – его старый боевой товарищ. Он ничего так не ценил после Йота, как свой меч. Сетти подобрал с земли обломанный клинок. Слезы от обиды выступили на глазах. Он, словно лишился лучшего друга. Вдруг волна невыносимой ненависти поднялась изнутри. Опозорить номарха великой державы! Презреть божественную власть Та-Кемет! Надо немедленно наказать обидчика! Он вырвал копье у ближайшего воина с такой силой, что тот не удержался на ногах.

-В бой! Свети нам Йот! – прохрипел Сетти и, наклонившись вперед всем телом, двинулся на врага тяжелой поступью.

Сзади послышался топот. Воины серой стройной массой медленно надвигались на хеттский лагерь. Их оружие сверкало в лучах Йота, будто вспышки молний. Они уверенно шли вперед. В лагере хеттов, в это время, происходили какие-то движения. Когда до вражеского войска оставалось не больше сотни шагов, Сетти скомандовал, и копьеносцы перешли на бег. Сердце у номарха отчаянно заколотилось. Врагу конец!

А Хеттов оказалось не больше сотни. Горцы Хауси умело изображали целое войско. Когда копьеносцы уже готовы были сокрушить врага, всадники вскочили на коней и растворились среди холмов, оставляя после себя лишь тучи пыли.

Сетти отупел от ярости, увидев перед собой пустое место; только тлеющие угли от костров, да хлопал на ветру пологом пустой шатер Суппилулиумы. Сетти, в бессильной злобе, набросился на шатер и, орудуя копьем, изорвал полотно в клочья. Это его немного успокоило. Где же хетты?

Где-то справа среди холмов забили хухупалы.

- За мной! – заорал номарх и кинулся в ту сторону, словно разъяренный бык.

Теперь-то он покажет им. Он бежал, не обращая внимание на пот, который струился по лицу и заливал глаза. Среди холмов Сетти увидел высокий шест с бычьими рогами. Он заметил колесницу, а в ней Суппилулиуму. Жертва намечена! Номарх крепче стиснул гладкое древко копья и побежал еще быстрее. Но шест не приближался.

Когда Сетти, тяжело дыша, взобрался на холм, то увидел, как несколько хеттских колесниц удалялись в разные стороны, но хеттского войска опять не оказалось.

- Где ты? Где? – взревел Сетти.

Он начал терять уверенность в себе. Такого с ним еще не случалось. Номарх попытался успокоиться.

Вновь сбоку раздалась дробь хухупалов. На этот раз его не проведут! Номарх решил перехитрить хеттов. Он выслал вперед пятьсот воинов; основное войско осталось на месте. Сердце номарха сжалось от ужаса, когда он увидел, как его отряд был атакован со всех сторон. Воины Та-Кемет бежали, неся большие потери. Над вражескими рядами грянул победный клич: «Аха! Вурусему!»

Сетти заорал что-то бессвязное и бросился на помощь, даже не пригибаясь под тучей стрел и камней. Хетты тут же организованно отошли на возвышенность, выбрали удобную позицию и приготовились к схватке. Раздался нестройный грохот. Это столкнулись две волны вооруженных воинов. С треском сломались копья, мечи ударили в щиты. Египтяне наткнулись на хеттов, словно, на каменную стену. Войско Богини Вурусему нисколько не уступало превосходящей силе.

Номарх увидел перед собой золотой шлем лабарны. Он бросился на него с копьем наперевес. Но сильный удар в голову опрокинул его на землю. Сетти вывели под руки из сечи телохранители. Суппилулиума железным мечом пробил медный шлем номарха. Все плыло перед глазами, но Сетти нашел в себе силы держаться.

- Скорее разыщите Итакаму и Нухаше. Пусть они спешат сюда, - приказал он.

Бой продолжался. Сетти оценил ситуацию. Все же он оставался опытным полководцем. Номарх подозвал сигнальщика и приказал бить отход.

Воины Та-Кемет умело отошли, оторвавшись от преследователей. Сетти вновь их перестроил. Приказал плотнее сомкнуть ряды и вновь двинул на хеттов. На этот раз маневр оказался удачным. Ряды воинов Вурусему начали прогибаться и смешиваться.

- Бей! Бей! – подбадривал он, надрывая голосовые связки.

Кровь из раны стекала на мощную короткую шею, смешиваясь с потом. Но он не чувствовал боли и не обращал внимание на головокружение. Номарх жаждал победы.

- Йот с нами! – продолжал кричать он.

Его взор разгорелся еще ярче, когда он заметил слева на холме смуглых воинов Амурру.

- Победа! Победа! – хрипел он.

Но вдруг голос его осекся. Воины Амурру с визигами бросились не на хеттов, а врубились с фланг его войска. С другого фланга появились хеттские колесницы и влетели в самую гущу сражавшихся. Громкий клич «Улу-ра-ра!» сотряс воздух. Всадники Хауси и Хайасы неровным клином ринулись в тыл.

Войско Та-Кемет рассыпалось и обратилось в бегство. Такого натиска не смогли выдержать даже они – хорошо обученные ратники, побывавшие победителями во многих сражениях. Сетти встал на пути у бегущих, пытаясь их остановить. Но номарха тут же опрокинули и чуть не растоптали. От боли он потерял сознание.

Когда чувства начали возвращаться к номарху, он услышал только завывание ветра. Сетти открыл опухшие веки и увидел над собой лабарну в сияющих золоченых доспехах. Номарх с трудом поднялся на колени и с горечью произнес:

-Ты победил. Но победил вероломно, ударив из засады.

- Я только повторил твой маневр, - ответил на это лабарна. – Помнишь: в Киццуватне ты так же, предательским приемом отнял у меня победу. Я же не в обиде был на тебя и предложил мир, но ты посмеялся надо мной. Боги тебя наказали. Сражение проиграно.

- Ты намеренно рубанул меня по голове в пол силы, - воскликнул Сетти. – Мне не нужно твое милосердие. Убей меня. Я великий номарх, и не переживу позора. В былые времена я стоял справа от трона божественного Эхнэйота. Боги не должны видеть моего унижения. Убей же меня! – Сетти нагнул голову, подставляя шею.

- Я не палач, - ответил лабарна. – Воин Хатти никогда не поднимет руку на пленного.

- Тогда я сам. Ты не посмеешь мне помешать.

Сетти схватил, валявшийся поблизости, обломок копья, упер древко в землю, а острие себе в живот, и навалился всем телом. Окровавленное жало, разверзая плоть, показалось на спине. Суппилулиума отвернулся, чтобы не видеть предсмертных судорог самоубийцы.

Гонец номарха, не жалея ног, добежал к стану Нухаши и властно прокричал:

- Скорее спеши на поле боя! Так приказал номарх Сетти.

- Закрой пасть, пес, - с нескрываемым презрением ответил Нухаше. – Кто ты такой, чтобы мне приказывать? И кто такой Сетти?

- Сетти – номарх Кадеша, слуга божественного правителя Обеих Земель, - с негодованием воскликнул гонец. – А ты, раб, должен подчиняться ему. Немедленно отправляй свое войско ему на помощь!

Нухаше повернулся к воинам.

- Мои подданные, мой народ, нас призывают идти на помощь презренным шакалам. Вспомните: сколько они обижали вас, уводили скот, забирали последнее зерно, отнимали детей и продавали в рабство.

- Смерть проклятым! – грозно проревела толпа кочевников.

Гонец выхватил меч и, со словами: - «Предатель! Умри!» - бросился на Нухаше. Но он не успел сделать и шага, как больше десятка боевых топоров превратили его в кровавое месиво.

А вождь Нухаше повел воинов к Кадешу. Он захватил мост и ворота. Бегущих с поля боя воинов Кемет ловили и тут же надевали на них колодки рабов. Тех, кто сопротивлялся, сбрасывали в реку или резали.

Кадеш пал без боя. Вечером во дворце наместника, перед Суппилулиумой предстали вожди освобожденных народов. Встав на одно колено, как честные воины, они попросили покровительство Хатти. Вожди согласились встать под знамена Великой Хатти, лишь бы только Суппилулиума помог им освободиться от власти ненавистной Та-Кемет. Лабарна согласился. День закончился шумным пиром.

Вскоре войско Богини Вурусему, сопровождаемое множеством отрядов кочевников и местных землепашцев, прошлось уверенно по всему Лабану. С боями дошли до самого Абина, очищая города от чужеземных номархов, которые в течение многих лет бессовестно грабили местное население.

 

11

 

Эйя выехал из Абина ранним утром. Всю дорогу он хмурился, размышляя о потери Кадеша. Теперь война спустится в Лабан, накроет Приморье. Богатые портовые города, через которые в Та-Кемет сплавляли лес, опустеют. На берега Хапи хлынут беженцы. С ними придут болезни.

Он ловил себя на том, что в последнее время слишком часто нервничает. Надо сдерживаться. Но как все плохо складывается! Если б Тушратта помог ему тогда захватить трон Обеих Земель, Та-Кемет вместе с Митанни раздавила бы Хатти, как гнилой фрукт. Но все пошло прахом. Тупой юнец Семенхкэре с помощью обещаний и подкупов уселся на божественное место, а не менее бездарный Тушратта своей ленью и трусостью, погубил праздную Нахарину. Теперь надо унижаться перед Хеви – наместником Куши. Да что там Куши… Нынче Хеви обрел власть над всеми Верхними Землями от третьего порога вплоть до города Уаста. Все в его подчинении. Что же, пусть Хеви выдыхается, проталкивая на божественное место Тутанхейота. Эйя подождет. Ждать недолго. Каста жрецов крепнет и обретает власть, как раньше, до безумной реформы Эхнэйота. Тогда он запретил всех богов, возвысив единого Йота. Мудрейших жрецов назвал лжецами и изгнал из Та-Кемет. Но после смерти Солнечного правителя каста возродилась. И он – Эйя стоит во главе. Хотя, его вечно одергивают мудрейшие. Это все - мелочи. Главное – теперь его поддерживает жречество. Осталось переманить на свою сторону армию.

Вот здесь возникли трудности. Не понятна позиция победоносного полководца Хармхаба. У этого человека в руках вся армия Кемет, а он не желает никого поддерживать: ни Эйю, ни Хеви, ни Семенхкэре. Безвольным Хармхаба назвать трудно. У закаленного в боя хполко-

 

водца, наоборот, железная хватка. Военачальники подчиняются ему беспрекословно, трепещут от одного его имени. Но как только одна из сторон противоборства приглашает полководца на беседу, он становится тупым, ничего не понимает, со всеми соглашается, но никаких обязательств на себя не берет. И сместить его нельзя. Сильная каста воинов тут же взбунтуется. А с ними лучше ладить миром, ведь почти все номархи бывшие военачальники. Многие высокие сановники в свое время сражались плечом к плечу с Хармхабом. Благодаря ему спокойствие царит в южных землях Куши и Вават. Это он навел порядок на севере и отогнал воинственных кочевников. Вот только бы найти к нему подход…

Со столь тяжелыми мыслями мудрейший к вечеру доехал до небольшого укрепленного поселения. Верховного жреца встретили достойно: поднесли охлажденного вина и свежего хлеба. Он рассудил пару спорных дел, возникших у местной знати, совершил службу в храме и отправился ужинать. Только он приступил к еде, как с улицы донесся шум. Весь город переполошился. Слуга доложил, что мудрейшего хотят видеть писцы из Абина.

Сановники примчались в грохочущей повозке. Так спешили, что чуть мулов не загнали. Они упали к ногам Эйи и пожаловались: Абин захвачен толпой кочевников во главе с хеттами. В городе происходили страшные расправы. Им еле удалось улизнуть от разъяренной толпы. У Эйи тут же пропал аппетит. Бритый череп жреца покрылся холодной нервной испариной. Могущественная держава тает, словно кусок жира на солнце. Так восстание может докатиться и до Приморья. Конечно, он предполагал худшее развитие событий, но чтобы Суппилулиума так напористо сал действовать… Это уже слишком!

- Что нам делать, мудрейший? – плачущими голосами причитали писцы. – Надо слать гонцов в Хеку-Пта. Пусть номархи срочно шлют армию усмирить разбушевавшуюся Ретену. Мы остались нищими и голодными. Кто нас защитит? Пусть правитель поможет нам, ведь мы ему верно служили.

- На что вы надеетесь? – грустно усмехнулся Эйя, растягивая щель рта в ироничную улыбку. – Откуда в Та-Кемет армия? Любой проходимец, у которого сил больше, чем у финикийского торговца, может занять божественный престол. Семенхкэре не пришлет вам ни единого воина. Ему войска нужны там, чтобы удержать с помощью мечей власть. Хеви, сын Куши, вам, так же, не пришлет воинов. Ему, с помощью копей, надо посадить на престол Тутанхейота. А Хармхабу до вас вообще дала нет. Вы потеряли имущество, так забудьте о нем – вам его не вернуть. Пока не потеряли жизнь, дам вам совет: когда Хеви посадит на престол нового правителя, то ему понадобятся грамотные чиновники. Посты будут раздаваться направо и налево. Бегите и подберите жирные куски, которые вам посылает небо.

- О, мудрейший, мы последуем твоему совету, - поблагодарили его писцы, воспрянувшие духом. – Но подумай о том, что Суппилулиума в своей наглости может дойти до берегов Хапи.

- Об этом я подумал, - ответил Эйя. – Надо отвлечь лабарну. Садитесь и пишите от моего имени правителю Арцавы. Затем, надо будет срочно отослать папирус в Милаватну. Обязательно нужно пообещать Маддуваттису много золота.

 

Суппилулиума созвал в шатер военачальников. Время перевалило за полночь. Пришлось будить командиров. Цула первым ввалился в шатер, протирая глаза. За ним вбежал Хемиша и все остальные.

- Дурные вести, - без всяких приветственных церемоний начал лабарна. Фазарука выведал, что нам готовят удар в спину. В заговоре учувствует Ахата – правитель Керкемиша, Ашшурбалит – правитель Ассирии и верховный жрец Та-Кемет - Эйя. Их план коварен. Они подкупают Маддуваттиса, властителя Арцавы. Тот должен двинуться с большими силами на Хатти и разорить страну. Ему переправили огромное количество подарков и оружия. Старый дурак согласился и теперь собирает войска под Туванувой. К нему примкнула Ахеява, Мира еще несколько отрядов из Карии, Ликии и Питассы. Когда воины Арцавы разрушат наши города, включая Хаттусу, я вынужден буду идти обратно за Бычьи горы и восстанавливать страну. В это время, заговорщики поделят между собой все земли, что я отвоевал в Митанни и Исуве, и больше нас уже сюда не пустят.

- А не боится Маддуваттис мести? – поинтересовался Цула.

- Ему обещали поддержку Керкемиш, Ассирия и даже Та-Кемет.

- Это подло! – возмутился Хемиша. – Он же с тобой заключил вечный мир.

- Маддуваттис всегда был подлым и жадным, к тому же, очень хитрым. Хорошо, что Фазарука вовремя заметил неладное. Иначе бы вновь гореть Хаттусе.

- Как поступишь? – спросил Цула. – По всему видно, сила собирается огромная. Успеем ли мы возвратиться в Хатти.

- Фазарука уже приказал войскам скрытно двигаться к Хальпе. Оттуда войско Таккеха двинется к Марашу, затем на Каниш. Войско Зерна пройдет через горы к Тувануве. Мы с войском Вурусему двинемся из Лабана прямо в Арцаву. Как он подло действует, так и мы – ударим ему в спину. С Маддуваттисом надо покончить раз и навсегда. Он мне много крови попортил.

- Когда начнем? – Цула с готовностью стиснул рукоять меча.

- На рассвете, - решил повелитель. – Но все должно проходить скрытно и быстро. Хемиша с всадниками выдвинется вперед. По его следам колесницы и сута. За ними тяжелая пехота. Предупредите воинов, что идти будем день и ночь. На отдых много времени не будет. Обоз пусть тащится сзади. Потом догонит.

Военачальники покинули шатер. С лабарной остались только Итакама и Нухаше.

- Я вынужден оставить вас. Моя страна в опасности, - объяснил он им с сожалением.

- Оставь нам наместника, - попросили они.

- В Ретену я оставлю своего сына Телепину, - согласился лабарна. – Ему я дам часть войска Вурусему. Он будет помогать вам, бороться против Та-Кемет. Но и вы ему помогайте. Управлять здешними народами нелегко. Племена освободились от власти Та-Кемет, теперь начнут делить землю между собой. Как бы не дошло до крови.

- Мы сделаем все, что в наших силах. Но если нагрянет Хармхаб?

- В ближайшие годы он сюда не сунутся. Внутри самой Та-Кемет дело чуть не до драки доходит. Хармхаб не поведет войска в дальний поход через пустыню, когда внутри страны раздор.

Решив еще кое-какие дела, Суппилулиума взошел на колесницу и умчался в Хальпу. В Хальпе его уже поджидали тайные послы от Ашшурбалита и от Ахаты. Лабарна принял сначала послов из Ассирии. Они предложили золото, серебро, коней, колесниц и лазурита в обмен на Митанни. Затем он принял послов из Керкемиша. Те предложили ему качественной меди и олова, зерно и скот за то, чтобы он передал земли Митанни под власть Керкемиша.

К тому времени, в Митанни складывалось тяжелое положение. После падения Вашшукканни, наступило безвластие. Наместники и мелкие правители принялись захватывать земли своих соседей. Междоусобные распри поглотили страну. Чтобы успокоить разбушевавшихся наглый властителей, нужно затратить много усилий и времени. К тому же, из-за этих распрей, в стране наступал голод. Вдобавок Митанни лишилась подвластных государств, которые отчасти снабжали города зерном и мясом.

Хорошо поразмыслив, Суппилулиума принял дары и поставил печать на обоих соглашениях. Он не будет мешать вторжению в Митанни Ассирии и Керкемиша. Пусть делят земли между собой. А как поделят – самим решать. Лабарна был доволен, что столкнул лбами двух больших баранов за паршивую овцу. Пока они будут договариваться, у Суппилулиумы останется достаточно времени, чтобы разобраться с Арцавой раз и навсегда.

 

Туванува разбухла от войск. В городе занимали все свободные углы. Цены на муку и на вино взлетели неимоверно. Но воины не жалели серебра. Они ели и пили вдоволь, предвкушая скорое обогащение за счет разграбления Хатти. Добыча обещала быть огромной. Одни кладовые Хаттусы, заполненные золотом Тушратты чего стоят. Город гудел. Прибывали все новые отряды. Уже за стенами разбивали шатры, так, как внутри города места не хватало.

В дом телепурия внесли на носилках юношу лет восемнадцати. Мешеди, сопровождавшие раненого, закричали:

- Скорее лекаря! Сын правителя Арцавы, лучезарный Артакас перевернулся на колеснице.

Юношу осторожно переложили с носилок на мягкую лежанку. Он корчился от боли и, стиснув зубы, стонал. Все вокруг засуетились, забегали. Мешеди приволокли низенького старикашку с жиденькой козлиной бородкой. Чуть не оторвали ворот ветхой андули. Старик ощупал ушибленное плечо и осмотрел содранные колени.

- Ой, ой, какой сильный ушиб, - покачал головой лекарь. – Но ничего. У меня есть чудесные корни от всех болезней.

- Послушай, старик, - прикрикнул на него юноша, - что ты там бормочешь на проклятом языке лувийских пастухов.

- Я вылечу вас, отважный лев, - пролепетал старикашка на другом языке.

- Мне надо быстрее встать на ноги, иначе придется тебя лечить, - предупредил его юноша. – Я это здорово делаю с помощью плети.

В покои вошел развязанной походкой его старший брат Латакас. Он бесцеремонно растолкал мешедей и приблизился к постели Артакаса. В его густой бороде прорезалась надменная улыбка.

- Он так сильно упал.., - шепнул один из мешедей. – Колесница опрокинулась на рытвине. Возничий сломал шею.

- Это все отец виноват, - злобно прошипел юноша, морщась от боли. – Сам пошел через Уду, чтобы быстрее добраться до Хаттусы. А мне приказал идти на нижнюю страну. Какой хитрый!

Латакас еще раз надменно улыбнулся сквозь бороду и с издевкой спросил:

- Ну что, отвоевался? Ты, хоть, одного хетта заколол?

- Заткнись! – огрызнулся Артакас и вновь застонал. – Я не намерен идти в Нижнюю страну, - объявил он. – Мне там нечего делать. Я поведу войска в Хаттусу.

- Сначала встань с постели, вояка, - усмехнулся Брат.

- А чего ты ухмыляешься? – разозлился на него Артакас так, что жилы вздулись на шее. – Тебе отец вообще приказал захватить Киццуватну и задержать хеттов в Бычьих горах.

- Вот удовольствие! – покачал головой Латакас. – Вы, значит, будете пировать в халентуве Суппилулиумы, делить его жен, а я, как горный козел, буду лазить по нищей Киццуватне и брать их крепости, в которых мыши дохнут с голоду. Ну, а если появится Суппилулиума, то лечь костми, но не пропустить его на вашу пирушку. Да у меня через месяц все войско разбежится.

Латакас повернулся, намереваясь уходить. Брат ухватил его здоровой рукой за плащ.

- Постой! Что ты хочешь сделать?

- Идти на Хаттусу.

- А как же Киццуватна? Вдруг хетты и вправду появятся?

- Вот, тогда, пусть наш солнцеликий папочка, непобедимый властитель могущественной Арцавы померяется с Суппилулиумой силами.

- Ты шутишь! У Суппилулиумы огромная армия.

- И вы хотели, чтоб эта армия меня растоптала? Вот, пусть Маддуваттис сам разбирается с лабарной. Я же разграблю Хаттусу, Куссару, Цапланду, еще какие-нибудь города и смотаюсь обратно.

- Ты – подлец! – бросил ему в лицо Артакас.

- Лежи и выздоравливай, честный воин. – Латакас вырвал край своего плаща из руки брата и направился к выходу.

- Постой! – заорал юноша. – Возьми меня с собой!

- Очень ты мне нужен, - огрызнулся брат. – Твое дело: брать Нижнюю страну. Вот, и довольствуйся малым.

- Хаттусу первым буду брать я! – кричал он вслед Латакасу, потом тряханул притихшего лекаря. – Через какое время я смогу продолжить путь?

- Недели через две можно будет вновь встать в колесницу, - робко ответил старец. – У меня есть чудодейственные корни. Я один знаю, где они растут…

- Пошел ты со своими кореньями! Мешеди готовьте войско. Пусть несут меня на носилках. Вперед! На Хаттусу!

- Лучезарный, но у нас мало сил для штурма такого города, - предупредил седой воин из его окружения.

- Правильно. Пусть Латакас разобьет себе лоб о стены Хаттусы, я же последую за ним по пятам и возьму халентуву Суппилулиума, вместе со всем его золотом.

- У нас мудрый полководец! Слава Артакасу! Он нас поведет на Хаттусу! Скоро мы будем богатыми! – закричали мешеди, и, лишь один не смело напомнил, - А что скажет Маддуваттис?

- Плевал я на этого выжившего из ума старика. Сам-то он идет короткой дорогой, прямо на Хаттусу.

- Но на его пути много укрепленных городов, - напомнил мешедь.

- Маддуваттис не будет штурмовать мелкие крепости. Ему надо успеть взять Хаттусу, пока Суппилулиума не нагрянул из Лабана.

- Прибыло послание от правителя, - сообщил вестовой.

-Читай!

Вестовой пробежался глазами по глиняной табличке.

- Правитель сообщает, что тебе, лучезарный Артакас в помощь посылает войска Ахеявы и Мира. Вы должны осадить и взять главную крепость на дороге к Хаттусе – Каниш. После отряды Ахеявы и Миры двинутся дальше, а тебе, лучезарный, предстоит держать Каниш до подхода подкрепления. Правитель заранее дарит тебе этот город.

- Хитер правитель, - ухмыльнулся юноша. - При штурме Каниша, я лишусь половины войска. С кем потом мне оборонять город от хеттов? Нет! Скорее носилки мне. Мы выступаем. Пусть Ахеява и Мирра сами берут Каниш, а нас ждет Хаттуса.

 

Фазарука внимательно наблюдал, как войско Латакаса подходит к реке. Он насчитал примерно тысяч восемь. Сила большая. Мост заранее разрушили, чтобы не дать арцавцам легко переправиться. Все шло, как задумал хитрый Фазарука. Проверив, где есть брод, без всяких предосторожностей, воины Латакаса вошли по пояс в воду и двинулись к противоположному берегу. Воины медленно брели, противясь быстрому течению, высоко подняв оружие и одежду над головой. Когда больше половины войска оказалось в реке, Фазарука приказал атаковать.

Сзади на арцавцев налетели колесницы, а за ними копьеносцы войска Зерна. На противоположном берегу, из укрытия появилась сута и принялась беспощадно обсыпать бредущих в воде людей стрелами и камнями. Арцавцы ничего не успели сообразить, как их всех загнали в реку. После бесполезных попыток спастись боем, они сдались. Труп Латакаса с разбитой головой выловили ниже по течению.

Артакас покидал Тувануву на следующий день после ухода брата. Его осторожно несли на носилках шестеро крепких воинов. Город опустел. Серая колонна, ощетинившись копьями, растянулась далеко по дороге. Мимо Артакаса провели длинную вереницу невольников, связанных друг с другом веревкой за шею. Погонщики вели рабов по обочине, чтобы те не мешали продвижению войска. Последним ехал на колеснице ассирийский тамкар.

- Эй! Иди сюда! – крикнул ему Артакас.

Фазарука слез с колесницы, подошел к носилкам и низко учтиво поклонился.

- Откуда товар, - поинтересовался Артакас.

- Из Митанни, - ответил торговец. – Веду в Маллатию продать на корабли. Сейчас сильные гребцы в цене.

- Продавай быстрее, - с усмешкой посоветовал Артакас, скоро я заполню невольничий рынок крепкими рабами.

Носилки проследовали дальше, а Фазарука расплатился со стражниками и провел невольников в город.

На следующий день к носилкам Артакаса подбежали встревоженные мешеди. Они привели с собой грязного человека, всего в крови.

- Кто это? – недовольно спросил юноша.

- Ты разве меня не узнаешь? – чуть не заплакал человек. Падая на колени. – Я – один из мешедей Лакатаса.

- Что ты тут делаешь в таком виде? – встревожился юноша.- Где брат?

- Латакас погиб, - заныл грязный человек. – Нас разгромили.

- Что ты несешь? – закричал Артакас, но голос его дрогнул от страха. – Кто вас мог разгромить? У Лакатаса огромное войско.

- Хетты! Они набросились на нас. Мы не продержались и часу. Половина войска погибла, половина сдалась.

Артакаса начинало трясти.

- Откуда хетты? Сколько их было?

- Много… Колесниц – лавина. Сута, копьеносцы…

Артакас громко икнул от испуга.

- Развернуть войска! - Скомандовал он, срывающимся голосом. – Обратно в Тувануву. Скорее!

Носилки с Артакасом внесли через ворота. Войско плелось далеко сзади. Юноша с облегчением вздохнул, увидев вокруг крепкие стены Тувунувы. Но, только как-то тихо было в городе. Вроде, не ранее утро. Никого не видно. Створки ворот захлопнулись, и упал тяжелый засов.

- Зачем закрываете? – не понял Артакас. – Войско нужно разместить в городе.

- За войско не беспокойся. – Навстречу ему вышел знакомый тамкар, тот, что попался ему по пути. Только он облачился в доспехи и при оружии. – Побеспокойся о себе.

- Торговец? Ты не торговец!

- Совершенно верно. Я жезлоносец лабарны Суппилулиумы.

- Измена! – хотел прокричать Артакас. Но его телохранителей тут же закололи, а носилки с телом грохнулись на землю. Артакас потерял сознание от боли и страха.

Фазарука потом рассказывал Суппилулиуме, как он все ловко обделал. Под видом торговца, ведущего рабов, жезлоносец провел в город самых сильных и умелых воинов. Ночью они обезоружили стражу и тихо открыли ворота. Войско Зерна вошло в город, даже никто не успел пикнуть.

Когда Артакас попал в западню, его воины подошли к Тувануве, но вместо радушной встречи получили град стрел. Ворота распахнулись, и войско Зерна смело кинулось в атаку. Задние ряды арцавцев еще не поняли, что случилось, а передние уже обратились в бегство. Возникла страшная давка. Разгром довершили колесницы, которые смелым натиском рассекли войско Артакаса на две части.

 

Отряды из Ахеявы и Мира слились на берегу Марассантии. Не дождавшись Артакаса, они двинулись прямо к Канишу. Подойдя к предгорьям Аргея, враги решили осадить город и взять его измором. Но как только союзники разбили лагерь вокруг стен, осажденные сами перешли в наступление. Причем силы оказались значительные.

После первого столкновения с войском Таккеха, Ахеява и Мира потеряли чуть ли не треть воинов. О штурме не могло быть и речи. На второй день, после очередной жестокой битвы осаждавшие решили отступить к Тувануве.

Но как только потрепанные отряды обогнули Аргей, так сразу же наткнулись на колесницы Суппилулиумы. Жестоко преследуемые, они вынуждены были забраться высоко в горы. После трех холодных и голодных ночей отряды из Ахеявы и Мира сдались на милость победителю.

Артакас потерял счет дням. Его держали в крохотной комнатке без окон. Из мебели – только жесткая лежанка. Стражники с ним не разговаривали. Коренастые лувийцы с хмурыми бородатыми лицами делали вид, что не слышат жалоб и просьб сына правителя Арцавы. Раз в день ему приносили ячменную похлебку, кусок хлебной лепешки и кувшин с водой. По вечерам его выводили прогуляться в глухой двор, где был виден лишь кусок звездного неба. Он уже смирился с мыслью о скорой смерти и не ждал ни откуда помощи.

В очередной раз четверо безмолвных стражников вывели его из комнатки и повели по темному коридору. Но Артакас вдруг понял, что его ведут не в глухой двор для прогулки, а совсем в другое место. Неужели все! – подумал он. Сердце бешено заколотилось. Сейчас его обезглавят или повесят. Ему ужасно стало жалко себя, ведь он еще молод и полон сил. Невыносимая тоска сковала грудь. Конец! Смерть!

 

В очередной раз четверо безмолвных стражников вывели его из комнатки и повели по темному коридору. Но Артакас вдруг понял, что его ведут не в глухой двор для прогулки, а совсем в другое место. Неужели все! – подумал он. Сердце бешено заколотилось. Сейчас его обезглавят или повесят. Ему ужасно стало жалко себя, ведь он еще молод и полон сил. Невыносимая тоска сковала грудь. Конец! Смерть!

Его втолкнули в просторный зал с высоким потолком и оставили одного. Он ничего не понял и начал озираться по сторонам. И вдруг Артакас вздрогнул всем телом. Его глаза встретились с огненным взглядом больших темно-карих глаз. На него смотрел величественный получеловек - полубог. Строгое смуглое лицо с хищным носом. Завитая черная борода. Густые сросшиеся брови. Артакас увидел на его голове тиару с золотым крылатым солнцем и вздрогнул еще раз. Он не мог ошибиться: перед ним стоял лабарна Суппилулиума.

- Ты поправился? – прозвучал у него в ушах грозный голос, заставляя трястись от страха.

- Смилуйся, могущественный. – Артакас рухнул на колени и заплакал. – Я не хотел с тобой войны. Это все отец – выживший из ума старик...

- Зачем оскорбляешь отца, - оборвал его Суппилулиума. – Даже если он – выживший из ума старик, то все равно, остается твоим отец, и послан тебе Богами. Не сваливай на него всю вину. Сам-то ты тоже хотел поживиться. Признайся: манило тебя золото Хаттусы?

- Не хотел я твоего золота, - вновь застонал Артакас. – Отец приказал мне брать Каниш и сидеть там, ждать его появления. Это брат мой пошел на Хаттусу.

- Ты врешь! Я вижу все твои мысли. Душу твою вижу насквозь. Не ной! – прикрикнул на него лабарна.

- Ты меня убьешь? – дрожащим голосом спросил Артакас.

- Нет! Я сделаю тебя правителем Арцавы. – ответил лабарна.

Артакас ничего не понял. Он сначала подумал, что ослышался. Потом до него постепенно начало доходить. Он принялся целовать пыльные сапоги Суппилулиуме.

- Да поднимись же! – не сдержал гнев Суппилулиума. – Хватит унижаться. Ты скоро станешь правителем.

Артакас послушно поднялся.

- А как же отец? – вдруг вспомнил он.

- Заказывай отцу большой уктури и пышные похороны, - без сожаления бросил лабарна. – Он приступил клятву, которую давал моему отцу, а потом мне, и этим заслужил смерть. Свою честь он променял на золото. Боги жестоко наказывают за это. Я надеюсь, ты не будешь нарушать клятву? – Лабарна пристально посмотрел Артакасу в глаза. У того волосы дыбом встали на всем теле. – Ты будешь послушен мне. Не вздумай хитрить или бунтовать. Запомни: мой меч всегда отточен.

- Я буду послушен, - затрясся Артакас, невольно бросив взгляд на великолепный грозный меч лабарны. – Я буду твоими ушами, твоими глазами, твоими руками.

- Обязательно будешь! – согласился Суппилулиума. – И будешь держать в повиновении помимо Арцавы: Ахеяву, Питасу, Мира, Карию и Ликию. Иначе, придется выколоть тебе глаза, отрезать уши и отрубить руки.

 

Маддуваттис подвел многочисленную армию к переправе через Марассантию. До Хаттусы оставалось меньше дневного перехода. Мост оказался разобран. Понятно. В Хаттусе знали о его приближении и чинили препятствия. Ему надо было навести новый мост через реку, чтобы перетащить метательные орудия. На противоположном берегу выстроилось жалкое ополчение из ремесленников Хаттусы и ближайших поселений.

Маддуваттис немного встревожило то, что отряды Ахеявы и Миры до сих пор не подошли. Он приказал готовить плоты, чтобы переправить часть войска и разогнать ополчение.

Но тут появился гонец из Туванувы. Он принес ужасную весть, о том, что город захвачен хеттами. Маддуваттис насторожился. Он решил подождать с переправой и разослал во все концы разведчиков. Вскоре ему донесли, что Ахеява и Мира разгромлены под Канишем. Войско Латакаса уничтожено. От Артакаса нет никаких вестей. Маддуваттис почувствовал, что попал в ловушку. Он-то думал, что лабарна воюет где-то в горах Лабана. Даже Эйя в этом его уверил.

- А что слышно от Ашшурбалита и от Ахаты? – беспокойно спросил он у послов. – Когда ждать от них помощи?

- К сожалению, у них возникли проблемы с разделом Митанни. Они сейчас не в состоянии тебе помочь, - отвечали те. – Надо немного подождать.

- А что они раньше думали?

Маддуваттис не на шутку испугался. Суппилулиума перехитрил всех.

Единственный выход – бросать все и удирать в Уду. Там можно закрепиться, отбить хеттов, а после завести разговор с лабарной о мире. Правитель Арцавы приказал сниматься и идти обратно. Вожди некоторых народов выразили свое недоумение и отказались поворачивать назад. А как же обещанное богатство Хаттусы? Маддуваттис не стал их уговаривать, - пусть поступают, как хотят. Вскоре разведчики доложили, что заметили огромную армию Суппилулиумы. Он движется прямо на Уду.

Маддуваттис приказал бросить обоз и двигаться как можно быстрее. Но все же не успели. Армия Арцавы подошла к Уде, когда город уже держал осаду. Выбора не было. Надо обязательно пробиваться. Войска Суппилулиумы преградило дорогу. Маддуваттис выстроил свое войско клином. Впереди встали самые крепкие воины, по краям копьеносцы с большими прямоугольными щитами, в центре сута. Клин ощетинился копьями и медленно двинулся к городу.

Хетты налетели с двух сторон. Клин выдерживал натиск и шаг за шагом продвигался вперед. Бой закипел нешуточный. Но у хеттов имелось преимущество: они легко маневрировали, бросались в атаку, отходили и вновь бросались. Клин шел все медленней и медленней. За ним тянулся след из убитых и раненых. Но до стен осталось уже немного. Маддуваттис забеспокоился, когда нигде не увидел хеттских колесниц. Почему их нет на поле боя? Колесницы – основная ударная сила Суппилулиумы. Где он их прячет?

За стенами забили хухупалы. Ворота заскрипели. Осажденные решили выйти на помощь армии Арцавы. Вот тут-то Маддуваттис понял, коварный план лабарны. Он закричал, что есть мочи:

- Не открывайте ворота! Не открывайте ворота!

Но разве можно было что-нибудь услышать, когда вокруг все грохочет и звенит. Все орут и стонут.

Гарнизон Уды вышел из ворот. Опустили мост через ров, и смело двинулись в атаку. Но их всего оказалось не больше тысячи. Около трех сотен колесниц выскочили из леса и, просто, проехались по ним. А в это время всадники во главе с Хемишей, а за ними сута, влетели на мост и отбили ворота. Вскоре хетты уже были внутри города.

Арцавцы начали напирать, боясь потерять последнюю надежду, но тут по ним в упор открыли стрельбу метательные машины. Град камней обрушился на клин, калеча воинов.

Маддуваттис приказал сигнальщикам барабанить отступление. В город уже не прорваться. Надо отходить назад. Ему удалось с остатками армии отбиться и выйти на дорогу, ведущую к Саллапе – небольшому, но крепкому городу.

Но до Саллапы дошли не все. Воинам обещали богатую добычу в Хаттусе, а в итоге они потеряли даже обоз. Началось дезертирство. Маддуваттис приказал военачальникам пресекать бегство любыми способами. Военачальники пытались ловить дезертиров и наказывать. Но даже жестокие меры не помогали. К Саллапе подошли жалкие остатки некогда могучей армии. Как только ворота за ними захлопнулись, так сразу на башнях забили деревянные колотушки. Вокруг города появились хетты. Пока Саллапа готовилась к обороне, созывая ополчение, передовые отряды хеттов под началом Фазаруки, не долго думая, пошли на штурм и захватили центральные ворота с двумя примыкающими башнями.

Старейшины упали в ноги Маддуваттису с просьбой возглавить оборону, ведь город не подвергался нападению уже около ста лет. Местный телепурий вообще никогда не держал в руках копье.

Маддуваттис бросил воинов отбить ворота у хеттов, пока не подошли основные силы Суппилулиумы. Арцавцам удалось захватить одну башню, но вторую Фазарука не сдавал. Рубились отчаянно.

Тем временем Суппилулиума подвел войска. Он приказал поджигать тюки мокрой соломы и бросать их под стены. Едкий дым не давал лучникам целиться сверху. Соорудив из огромного дерева таран, хетты принялись крушить ворота. После нескольких мощных ударов ворота рухнули вместе с куском стены. Копьеносцы ворвались в город и с боем продвигались к центру.

Маддуваттис велел привести к дальним воротам колесницу с четверкой сытых коней. Когда арцавцы начали сдаваться, и половина города оказалась в руках хеттов, правитель Арцавы позорно бежал из города. Ему чудом удалось прорваться под градом стрел на дорогу, ведущую в Миллаватну.

Кони начали уставать и перешли на шаг. Маддуваттис решил поблагодарить богов за спасение. Он постепенно успокаивался. По телу неудержимым потоком разливалась усталость. Все же он уже стар для таких тяжелых походов. Вдруг Маддуваттис почувствовал жжение в плече. Рука немела. Он нащупал стрелу, торчащую со спины. Маддуваттис выругался и, стиснув зубы, выдернул ее из плоти, при этом, чуть не потерял сознание от боли. Стрела оказалась с бронзовым наконечником. Значит, стрелял не простой воин. Его пальцы нащупали на тонком древке кусочек телячьей кожи. Пергамент был надежно привязан тонкой бечевкой. Что это? Он развернул пергамент и прочитал: «Правитель Арцавы, ты давал клятву моему отцу лабарне Тудхалии. Ты подписал договор со мной, лабарной Суппилулиумой. Договор и клятва тобой нарушены. Будь проклят! Из жадности ты хотел погубить мою страну, а погубил свою!»

Маддуваттис, не дочитав, отшвырнул пергамент в сторону, плюнул на него несколько раз. Волосы встали дыбом. По спине пробежался холодок, заставляя съежиться. Он отчетливо услышал за спиной топот копыт. Обернувшись, правитель Арцавы увидел всадников, летящих по его следу. Передний, в блестящем шлеме с разноцветными перьями на макушке и в накидке из шкуры леопарда обнажил меч.

Маддуваттис стегнул лошадей. Те рванули с места и понесли колесницу из последних сил. Маддуваттису не хватало воздуха, но он стегал и стегал животных по крутым бокам. Смерть летела следом. Он увидел впереди водную гладь. Река Секири. Мост! Скорее! Скорее! Стрела прошуршала над самым ухом и впилась в спину одной из упряжной. На мост! Вниз! Дорога сильно извивалась. Маддуваттис погнал колесницу напрямик. Крайняя лошадь споткнулась и упала. Колесницу рвануло в бок. Повелитель Арцавы вылетел из повозки, перекувыркнулся через голову и, грудью, налетел валун.

Хемиша перевел коня на шаг. Он легко соскочил на землю подошел к Маддуваттису. Правитель Арцавы лежал лицом вниз. Весь камень под его головой намок от крови.

- Бесславная смерть, - покачал головой Хемиша, затем подозвал одного из воинов и приказал: - положи его в колесницу. Тело надо доставить Суппилулиуме.

 

По всей вселенной разнеслись вести о молниеносных победах Суппилулиумы над Арцавой. Под власть хеттов вернулись города Уда и Туванува, захвачены Лусна и Саллапа, не считая мелких крепостей. Сильная Арцава поставлена на колени. Трон в Миллаватне занял второй сын Маддуваттиса Артакас. Он поклялся беспрекословно подчиняться Хаттусе и платить огромную дань. Ахеява, Мира и Питасса откупились от Суппилулиумы огромными подарками. На земли Хатти стали перебираться кочевники и общины плугарей. Земли хватало всем. Послы Каски и Аццы просили Суппилулиуму заключить вечный мир с их народами. Города Тегерама, Малатья и Мараш приняли Телепуриев от Суппилулиумы и признали покровительство Хатти. Еще ни когда не собирал столь могучую державу.

 

12

 

Двое стражников вели по темным петляющим коридорам путника. Под низкими сводами гулким эхом разносились торопливые шаги. Высокий, широкоплечий, судя по уверенной походке, из воинов, он кутался с головой в дорожный плащ, словно не желая, чтобы видели его лицо. Пыль, осевшая на одежду, и потертые сапоги, говорили о долгом пути.

- Долго еще? – нетерпеливо окликнул стражников путник.

- Уже скоро, господин, - вежливо ответили ему. – Подземные ходы Керкемиша очень длинные и запутанные. Их прорубали в скалах тысячи рабов. Когда в город врывались враги, эти каменоломни не раз спасали жизнь правителям. Где-то здесь находится сокровищница, а в одном из ответвлении есть темница для неугодных. Из нее выходят только в страну забвения.

Свет от факела лишь на несколько шагов вперед выхватывал из темноты склизкие каменные своды, дальше свет поглощала черная бездна. Коридор сделал крутой поворот, и перед путником открылся просторный круглый зал, освещенный множеством чадящих смоляных факелов. Как из-под земли, на пути вырос воин с обнаженным мечом.

- Кто такие?

- Я сын Митанни! – гордо ответил путник, скидывая плащ.

- Тебя ждут, благородный Шутарна, - стражник поклонился и вложил меч в ножны. – Проходи. Все уже собрались.

Шутарна шагнул в зал. Здесь он увидел около сотни человек. Юноша признал в них бывших вельмож из окружения Тушратты. Их лица по привычке сохраняли надменное выражение, осанка оставалась все такой же гордой, но нигде не сверкало золотых и серебряных украшений. Массивные браслеты, подвески с драгоценными камнями, толстые перстни, изготовленные лучшими ювелирами – все исчезло. Даже при слабом мерцании факелов можно было заметить, что одежда вельмож грязная и затасканная до дыр. Их бороды, как у бедных торговцев, плохо завиты и небрежно уложены.

Правитель Керкемиша скуп, и не желал тратиться на вельмож Тушратты, - у него своих достаточно. К тому же, пронырливые соглядатели доложили Ахате, что Тушратта привез с собой ларец, до краев заполненный отборными драгоценными камнями. Даже за один самый маленький камушек можно купить упряжку отличных ассирийских коней с крепкой колесницей. Но Тушратта и не думал платить своим подчиненным. Кроме заветного ларца, у него не осталось ничего. Опальный правитель лелеял мысль о том, что он на сбереженные драгоценности скоро наймет армию и на копьях этой армии вернет себе трон. Так, что бывшим сановникам приходилось жить в нищете, продавать украшения и дорогую одежду, экономить на еде и на брадобреях. Они уже забыли вкус хорошего вина и жирного мяса. Познав сполна нищету, голод, унижения, вельможи согласны были на все, лишь бы любым путем вернуться в свои роскошные дома, к сытой беспечной жизни. Вновь пировать в халентуве Вашшукканни и, засыпая, не думать: где завтра достать кусок ячменной лепешки.

Шутарна уверенно прошел в центр зала. Все устремились к нему и заголосили:

- Ты пришел, наш спаситель. Боги, наконец, обратили к нам свои лики. Ты принес нам добрые вести!

- Мир вам, великие мужи Митанни. Вести я вам принес, но совсем не добрые.

- Говори же! – молили вельможи, обступив его. Они напоминали обиженных детей. Шутарна с неудовольствием заметил, как от них дурно пахнет немытыми телами, сушеной рыбой и дешевой чечевичной похлебкой. Они с надеждой смотрели ему в глаза и вопрошали дрожащими голосами: - Как Вашшукканни? Твой отец освободил столицу?

- Артатама не освободил столицу, - жестоко разочаровал их Шутарна. - Хитрый Ашшурбалит купил Митанни у Суппилулиумы за золото, которое мой отец вывез из Вашшукканни. Все богатства правителей перекочевали в кладовые Хаттусы. В Ашшуре остались лишь Золотые Ворота Счастья.

- Слава Богам! Вашшукканни выкуплена у Суппилулиумы. Мы можем вернуться в свои дома! – обрадовались вельможи.

- Не совсем, - прервал их ликование Шутарна. – Артатама предал всех вас. Мало того, что он признал независимость Ассирии, так он еще признал над Митанни власть Ашшура. Артатама вошел в столицу с ассирийским войском. Ваши дома и должности сейчас занимают те мерзкие твари, которые недавно приезжали в Вашшукканни с дарами и ползали перед вами на коленях.

Когда вельможи осознали, как с ними жестоко обошлась судьба, то застонали:

- Что нам делать? Мы скоро умрем от голода.

- Но где же грозный властитель? – Шутарна обвел их взглядом, как бы ища опального правителя. – Я не вижу богоподобного Тушратту среди вас. Что произошло с нашим любимцем Богов? У него большая и хорошо обученная армия. Почему он не ведет ее в поход? Кто ему мешает? Керкемиш, так же, как и Ассирия, выкупил у Суппилулиумы часть земель Митанни. Почему он не борется за возражение утерянного могущества?

- Тушратта наказан Богами за трусость и праздность. Они повредили его рассудок, - поведали Шутарне сановники. – Он боится вновь встретиться с призраками. Мы сами их видели. Они были огромные, как горы. А самый грозный призрак был похож на Суппилулиуму.

- Что за бред вы несете, - разозлился Шутарна. – Какие призраки? Он же богоподобный. Или Тушратта пропил божественную силу?

- Не говори так, - сановники пробовали оправдать Тушратту. – Он же наш правитель и полководец.

-Хорош полководец с поврежденным рассудком, - засмеялся Шутарна. – Правитель, ставший перед Ахатой на колени. Он хуже жалкого раба. Вы помните, кем был Ахата? На пирах он сидел в дальнем углу стола, а теперь ниже себя сажает своего господина. А вас, прославленных мужей, вообще не зовет на пиры. И вы еще после этого верите Тушратте? Неужели среди вас не найдется отважного воина, который бы осмелился повести остатки славной армии обратно домой и отвоевать Вашшукканни?

- Самым смелым военачальником был твой отец. Мы незаслуженно принижали и обижали Артатаму.

- Мой отец продался Ашшурбалиту. Вас он знать не хочет. Когда я сказал ему в лицо, что он предатель, Артатама прогнал меня. Так что, на него не надейтесь.

- А ты, смелый Шутарна? – взмолились вельможи. – Ты можешь вернуть нам наши земли и дома? Посмотри, на кого мы похожи. Когда-то мы повелевали миром, а теперь не имеем даже жалкого слуги. Ты же умелый воин. Ты сможешь возглавить войска.

- Хорошо, - как бы нехотя согласился Шутарна. Он ждал этой просьбы. - Я попробую отвоевать Вашшукканни. Я верну вам дома, земли, даже часть богатств. Но не забывайте, что мне придется идти против отца. Я буду вынужден свергнуть его. Страшный грех - поднимать руку на того, кто тебя родил. Но я пойду на это ради вас.

- Мы замолим твои грехи. Принесем Богам за тебя щедрые жертвы, - горячо обещали вельможи.

- Мне нужно еще кое-что. – Шутарна холодно поглядел в глаза вельможам. - Я не желаю, чтобы моими победами воспользовался слабоумный правитель. Способен ли он будет управлять страной? Не пора ли ему отправиться к Богам?

Напряженное молчание воцарилось в зале. Сановники потупили взоры.

- Чего замолчали? – с ноткой презрения спросил Шутарна. – Хотите помешанного правителя? Тогда идите к нему, ползайте перед нм на животе, лобызайте его ноги. Весь остаток жизни вы будете спать в лачугах, полных вшей, жрать черствые лепешки, запивать их водой из сточных канав и носить грязные тряпки.

- Но кто же будет нашим правителем, - несмело пробурчал кто-то. – Его должны поставить над нами Боги.

- Если вы хотите сильного правителя, который смог бы поднять вновь величие страны и оберегать ее от врагов; такого правителя, который бы заботился о вас, как о родных детях… Разве не достоин трона тот, кто вернет вам ваше состояние?

Сановники зашумели, потом один из них сказал:

- Мы согласны, великий Шутарна. Никто не сомневается, что Боги послали тебя спасти нас.

- Тогда пусть Тушратта умрет и не мешает мне.

-Но кто это сделает? Убийство правителя должно жестоко наказывается. За этим следят сами Богами, - испугались сановники.

- Пусть это сделает чужеземец, который молится другим Богам, - тут же нашел выход Шутарна. – Иссихасса – вот тот, кто нам нужен.

- Я? – опешил Иссихасса. – но как я могу…

- Сможешь! Иначе - умрешь, - сквозь зубы процедил Шутарна. – Вспомни, как ты, жирный шакал, захотел стать лабарной. Тогда я и мой отец с тремя тысячами верных воинов спешили к тебе на помощь. Почти все отважные воины Митанни пали на чужой земле, благодаря твоей глупой затеи. Только за одно это, тебе надо вспороть брюхо.

Под гневными горящими взорами, Иссихасса вынужден был согласиться.

 

Ахата плотно поел. Правитель Керкемиша поднялся из-за стола и знаком приказал Тушратте следовать за ним. На открытой террасе дворца Ахата развалился среди мягких подушек. Двое мешедей встали у изголовья с опахалами. Веера из перьев плавными волнами нагоняли воздух. «Прямо, как я когда-то», - со вздохом подумал Тушратта, оставаясь стоять подле Ахаты в позе покорного слуги.

- Послушай-ка, Тушратта, - с ленцой произнес правитель Керкемиша, - тебе известно, что я за огромную сумму выкупил часть Митанни у Суппилулиумы?

- Да, мой повелитель.

-Ты, так же должен знать, что твой полководец Артатама распоряжается в Вашшукканни на правах повелителя. Командует даже моими землями.

- Я слышал об этом.

- Мне это не нравится. Я требую, чтобы ты выступил с войсками, захватил Вашшукканни и наказал самозванца.

- Повелитель, это невозможно. Ко мне явились Боги. Они прогнали меня. Они были большие, словно горы…

Ахата скривил лицо.

- Я все это уже слышал, - устало произнес он. – Мне надоело содержать твой двор и кормить твою армию. О Богах пусть заботятся жрецы: приносят им жертвы, воскуривают благовония, молятся им... Тебе надлежит занять свой трон. Если не желаешь выполнять мою волю – не выполняй. Я поставлю властвовать в Вашшукканни кого-нибудь из твоего окружения. Половина Митанни принадлежит мне. Кого захочу – того и назначу управлять страной.

- Я согласен, мой повелитель, - развел руками Тушратта.

- Тогда отправляйся немедленно. Войска уже выступили. Колесница для тебя приготовлена.

- А моя свита?

- Они вместе с войсками выступили утром. Тебя будет сопровождать Иссихасса и Ибиссаха. Иди, возврати себе власть. С Ашшурбалитом разберешься сам. Я могу, только, передать ему послание с просьбой оставить за тобой право на трон в Вашшукканни, но выкуп плати ему ты.

Тушратта смиренно поклонился и вышел.

Одноосная повозка, запряженная парой неказистых лошадок, скрипя и громыхая, ехала в сторону Евфрата. Под тряпичным навесом трясся понурый Тушратта. Сзади него стоял Ибиссаха в воинских доспехах. Иссихасса впереди правил лошадьми. Керкемиш остался далеко позади.

- Безумцы! – вдруг встрепенулся Тушратта. – Боги нас накажут. Надо поворачивать войска.

- Но Ахата нас не пустит обратно в город, - возразил Иссихасса.

- Да. Не пустит, - упавшим голосом согласился Тушратта.- Ах, Иссихасса, ты один у меня остался верный слуга. Остальные все - предатели, готовые пустить мне кровь при первом же удобном случае.

- Место подходящее, - раздался за спиной голос Ибиссахи.

- Да, - согласился Иссихасса. - Место тихое. Ни души.

Евфрат еще не показался. Керкемиш исчез. Кругом унылая равнина с однообразными песчаными холмами.

-Жуткое место, - поежился Тушратта. – Я не хочу здесь долго оставаться. Подстегни коней.

Вместо этого Иссихасса натянул вожжи, останавливая повозку, повернулся к Тушратте и, склонив голову, произнес:

- Прости нас, Великий, но мы действуем по приказу твоих подданных.

- Что это значит? – закричал Тушратта, почуяв неладное. Он попытался встать, но сильный удар кинжалом в спину, усадил его на место. По телу пробежала судорога, лицо скривилось, и бывший повелитель вселенной обмяк.

- Выкинь эту падаль и поройся у него в сундуке, - приказал Иссихасса. – Там где-то спрятан ларец с драгоценностями.

Ибиссаха так и сделал: вывалил мертвое тело опозоренного правителя из повозки и принялся рыться в его сундуке. Наконец он выпрямился, держа в руках большую шкатулку из кедра в серебряной оковке. Ибиссаха приоткрыл крышку и взволнованно произнес:

- Здесь огромное состояние. Что мы с ним будем делать?

- Шутарна приказал доставить шкатулку к нему, - ответил Иссихасса. Казалось, его нисколько не волновало содержимое ларца.

- И ты так сделаешь? – испугался Ибиссаха. – Здесь столько богатств. Хватит на дворец, на колесницу с конями. Можно купить богатые земли и стада быков. Ты намерен все это отдать Шутарне?

- Нет. Я с этими драгоценностями удеру в Та-Кемет. Этого мне хватит на всю оставшуюся жизнь.

- Поделим содержимое пополам, - предложил Ибиссаха.

- Не могу. Тебе драгоценности не будут нужны, - с этими словами Иссихасса вогнал нож в живот Ибиссахи, как раз там, где заканчивался кожаный нагрудник.

- За что? – прохрипел из последних сил Ибиссаха, пуская кровавую пену.

- За верную службу мне, - ответил Иссихасса, вырывая из его холодеющих рук заветный ларец. – Думаешь, я не знаю, что тебе приказали убить меня после того, как мы разделаемся с Тушраттой? Кого хотел обмануть, грязный шакал.

Иссихасса развернул колесницу и помчался по дороге, ведущей в Хальпу. Безжизненное тело Ибиссахи выпало из повозки и осталось лежать на обочине.

Через некоторое время из-за холмов вынырнула цепочка всадников. Улия спрыгнул с коня и внимательно осмотрел следы на дороге.

- Войско прошло в сторону Вашшукканни.

- Зря беспокоились, - решил Хемиша. Снял медный шлем и вытер тыльной стороной ладони пот со лба. - Надо доложить лабарне. Видать, Ахата решил потягаться силами с Ашшурбалитом. Посмотрим, что из этого выйдет. К ним подлетели еще несколько всадников. Впереди несся Барбиша.

- Отец, там впереди на дороге лежит чье-то тело, - крикнул Барбиша.

- Не совсем удобное место для отдыха, - заметил Хемиша. – Кого-то убили. Я вижу, вороны кружатся в небе.

Всадники тронули коней, и вскоре оказались возле распростертого тела.

- Еникей всемогущий! – воскликнул Хемиша, взглянув в лицо убитому. – Пусть ослепнут мои глаза, если перед нами не то, что осталось от повелителя Митанни. Взгляни-ка Улия. Ты видел Тушратту вблизи во время боя.

- Это он, отец, или Боги смеются над нами. Редко можно увидеть великого правителя околевшего, словно собака, в дорожной грязи.

- Тут еще один труп, - крикнул Барбиша. – Пусть Еникей меня накажет, но он поступил несправедливо, позволив ему умереть не от твоей руки, отец.

- О чем ты говоришь? Кто там еще?

- Взгляни сам.

Хемиша подошел к Барбише.

- Что ж, - произнес он. – Боги решили вражду по-своему.

Он нагнулся, снял с убитого пояс с медными бляхами. Затем подошел к Тушратте, перевернул его и вынул из тела кинжал. Все это положил в свою дорожную сумку.

- Отец, зачем ты отнимаешь у мертвого пояс, - удивился Улия. – Он же нашей веры. Как его примет Еникей?

- Он осквернил кинжал, убив безоружного человека, да еще в спину. По обычаю: оружие больше не принадлежит ему. Пусть оправдывается перед Еникеем, - ответил безжалостно Хемиша. – Потом еще раз нагнулся к Тушратте и снял с груди убитого большую золотую диадему на массивной серебряной цепи. – Надо передать побрякушку Суппилулиуме.

- Что это? – поинтересовался Улия. – Красивая побрякушка.

- Божественный символ власти, - объяснил Хемиша. – затем указал на Ибессаху. – Взвали его на свободную лошадь. Надо отвезти тело в Каниш и похоронить по нашему обычаю. Все же он из племени Хауси.

- А с Тушраттой что? – Улия кивнул в сторону правителя Митанни.

- О нем позаботятся другие. Это не наше дело.

Всадники скрылись обратно за холмы. Несколько боевых колесниц показалось на дороге со стороны Вашшукканни. Первой правил Шутарна. Он сиял медными начищенными доспехами. Увидев труп, Шутарна остановил колесницу, спрыгнул с нее и, ногой, брезгливо откинул прядь волос с лица убитого.

- Сдох, - зло усмехнулся он. – Дерьмом был, дерьмом и помер. Куча навоза лежала на троне, теперь куча навоза лежит на дороге. Эй! – крикнул он, сопровождавшим его воинам. – Посмотрите вокруг. Где-то должен валяться Иссихасса с распоротым брюхом. Ибиссаха должен был его прикончить – этот ненужный кусок старого сала.

- Властитель, вокруг никого нет, - ответили воины. – Мы нашли только шлем Ибиссахи рядом с лужей крови.

- Неужели эта жирная свинья все же перехитрил нас. Да еще удрал вместе с ларцом Тушратты. Ну, да ладно, - махнул рукой Шутарна. – Дело он свое сделал, пусть забирает драгоценности. Он их заработал.

- Что делать с правителем? – спросили мешеди.

- Отвезите его обратно в Керкемиш. Не тащить же эту дохлятину в Вашшукканни. Постойте. Снимите с него диадему власти и отдайте мне.

- Диадемы нет.

- Вы хорошо посмотрели? – забеспокоился Шутарна.

- Все вокруг обшарили, - подтвердили воины.

- Кусок сала и здесь нас обхитрил. Отправляйтесь в погоню! – крикнул Шутарна. - Надо догнать этот мешок жира вперемешку с дерьмом.

Одна из колесниц с двумя воинами рванула в сторону Хальпы.

- Слушайте меня внимательно! – приказал Шутарна остальным. – Вы все свидетели того, что Тушратту убил Иссихасса. Мы не успели помочь правителю, но нашли его еще живым. Умирая, повелитель передал бразды правления Митанни мне, произнеся страшное заклинание. Всем ясно?

- Все понятно, наш властелин.

- Учтите, у кого короткая память, тому и незачем голову носить! Я все сказал. Теперь, вперед, на Вашшукканни!

 

Артатама прославился в свое время, как храбрый воин, умелый полководец, но правитель из него получился никудышный. Его утомляли долгие доклады. Он терпеть не мог разбираться в спорных государственных вопросах. Новоиспеченный правитель ничего не понимал, когда чиновники говорили о ячмене, серебре, масле. Сколько, чего, куда. Артатама особо не вникал в суть дела, решал все по-военному, словно рубил с плеча. Порой, выносил нелепые и никому не понятные решения.

В Вашшукканни не хватало зерна. Из дальней провинции привезли ячмень, но торговец запросил высокую цену. Вместо того чтобы попробовать с ним сторговаться, Артатама приказал, просто-напросто, отобрать зерно, а торговца забить палками. После этого случая никто больше не рискнул вести в Вашшукканни хлеб.

В халентуву прибыли два мелких вождя, подвластных Митанни. У них возник спор из-за маленького городка и прилегающих к нему пастбищ. Каждый из правителей претендовал на владение городом. Артатама выслушал их и принял решение: взять город в свое подчинение, посадить в нем своего телепурия, а с обоих вождей брать пошлину за пастбища.

Разозленные вожди отказались подчиняться Вашшукканни и изгнали всех митаннийских чиновников из своих городов.

В столице начинался голод. Народ потихоньку бунтовал. Рабы вместе с беднотой грабили того, кто побогаче. На торговых площадях открыто ругали Артатаму. Сановники боялись показываться на улице. Тогда правитель решил успокоить город с помощью наказаний. Всех недовольных хватил и бросали в темницы. Но от этого, бунт еще больше разгорелся. Вдобавок, в Вашшукканни появилось множество презренных ассирийцев. Они нагло занимали лучшие места на торговых площадях. Селились в лучших домах. По хозяйски вели себя в городе. Вместе с торговцами появились и ассирийские воины. Скоро ассирийцы принялись собирать пошлину, причем, ни к кому не испытывали жалости и сострадания: отбирали у горожан последнее.

Вскоре вся Митанни начала стонать. Ко всему прочему, усилился голод. Зато ассирийские тамкары понавезли на рынки муку, мясо, сыр, масло, но все продавали по огромной цене. В одну из голодных ночей народ не выдержал и разгромил лавки ассирийских торговцев в Вашшукканни. Но наутро войска обыскали весь город. У кого находили добро из лавок - казнили на месте.

Уныло и тоскливо стало в веселом и шумном, когда-то Вашшукканни. Но вот, по городу шепотом разнеслась весть, как вздох облегчения: с запада идет Шутарна. Он избавит державу от гнета презренных ассирийцев. С ним огромная армия. Он справедлив и честен. У него смелое сердце. Тушратта, умирая, передал ему власть. Сами Боги сопровождают Шутарну. Обиженные местные торговцы подговаривали обнищавших ремесленников. Ремесленники тайно ковали оружие. Даже городская беднота, которой было все равно, какая нынче власть, готова была поддержать восстание. Все с нетерпением ждали, когда же под стенами появится колесница Шутарны.

«Но как же так? - удивлялись некоторые. – Ведь Шутарна – сын Артатамы. Разве Боги разрешат сыну воевать против отца?» «Артатама продал Митанни Ашшурбалиту, - отвечали другие, - но Шутарна прогонит отца и смоет позор со своего древнего рода. Боги, устами умирающего Тушратты, приказали ему править Митанни».

Долгожданное войско во главе с Шутарной, наконец-то появилось под стенами Вашшукканни. Все дороги закрыли, не оставляя возможности Артатаме послать гонцов за подкреплением.

Сам Шутарна на белой колеснице правителя подъехал к центральным воротам, выпрямившись во весь рост, чтобы со стен хорошо был виден голубой шлем Тушратты, который он водрузил себе на голову.

- Правитель! Наш правитель, - заволновались на стенах митаннийские стражники.

Ассирийцы выпустили в него несколько стрел, но телохранители тут же закрыли Шутарну щитами.

- Открыть ворота властителю! – закричал он.

- Кто там визжит, словно баба в истерике? – спросил своим грубым зычным голосом Артатама, поднявшись на стену. – Это ты, Шутарна плачешь внизу, чтобы тебя пустили в город? Не выйдет. Ночуй в степи. Нечего было удирать от меня в Ашшуре.

- Я не удирал, а ушел, не в силах смотреть, как ты ползаешь в ногах у презренного Ашшурбалита, - зло ответил сын.

- Поползал, - теперь все остальные ползают у меня в ногах. И ты скоро будешь ползать.

- Ошибаешься! Я – законный властитель! Мне Тушратта передал власть.

- А кто такой Тушратта? Что-то я запамятовал? – издевался Артатама. – Не тот ли, случайно, горе-полководец, который спьяну принял мираж за Богов и бежал, бросив армию. Тот, кто оставил страну на растерзание врагам, а после свихнулся. Ты об этом правителе толкуешь?

- Не смейся над тем, кто сейчас с Богами. Побойся их гнева! Или ты в них уже не веришь?

- Мальчишка! Как ты смеешь попрекать меня Богами! – разозлился Артатама.

Шутарна прекрасно знал, что отец очень суеверен и решил его разозлить. Он крикнул с вызовом:

- Я прибыл сюда с великими мужами Митанни. Со мной вся знать, избранный род. А за тебя кто?

- Передай этим босоногим оборванцем, чтобы они проваливали обратно в Керкемиш, - ответил, так же, с вызовом, Артатама, – иначе вскоре почувствуют собственными задницами, как хорошо отточены копья у ассирийских воинов.

- Ты продался Ассирии!

- А ты, случайно, не продался Керкемишу? В твоих рядах я вижу больше знамен Ахаты, нежели митаннийских.

Шутарна весь вспыхнул от злости, как пук соломы от искры. Даже кони почуяли гнев возницы и принялись беспокойно топтаться на месте. Шутарна кое-как подавил в себе возмущение, холодно и надменно произнес:

- Великий Род Митанни ожидает тебя у шатра правителя.

- Хорошо, - усмехнулся Артатама. – Я приду поглазеть на этих нищих.

Шутарна хлестнул лошадей, круто развернул колесницу и умчался в лагерь, весь, пылая от гнева.

Артатама вышел из Вашшукканни во главе большого отряда: человек триста. Причем, отобрал самых могучих воинов с широкими плечами, высоких, со свирепыми лицами. Сам же надел роскошную одежду из тонкой ткани. Навешал на себя целую мину золота и серебра, чтобы своим сиятельным видом унизить обедневшую митаннийскую знать.

Вельможи выстроились полукругом, ожидая его. В центре, на походном троне Тушратты, задрав подбородок, гордо восседал Шутарна. Артатама насмешливым наглым взглядом осмотрел с ног до головы всех сановников. Он ехидно скалился, замечая заплаты на заношенной одежде и дырявые потертые башмаки, нечесаные грязные бороды.

- Я не вижу здесь великих мужей Митанни. – Вот этот сброд что ли?

- Как смеешь так разговаривать с опорой страны…

Артатама не дал Шутарне договорить. Он подошел ближе к сыну, схватил его за шиворот и швырнул на землю.

- Ты кто такой, чтобы делать мне подобные замечания, тем более, сидеть, когда перед тобой стоит правитель? – прорычал Артатама.

Двое телохранителей кинулись на защиту Шутарны, но тут же были заколоты копьями. У Артатамы от бешенства затряслись скулы. Он крикнул с презрением:

- Эй вы, шелудивые шакалы, которые себя называют Великим Родом и опорой Митанни. Я вижу, вы совсем опустились, если решили разговаривать со мной через этого сосунка. Чего глаза прячете? Может быть, вам напомнить, как меня вечно унижали. Я был полководцем, и мне не было равных. Сколько раз я водил войска в поход! Сколько раз я приносил победы! Кто лучше меня мог воевать? Ну, отвечайте! Молчите? А теперь вспомните, где я сидел на пирах? В конце стола. Какие комнаты мне отводили в халентуве? Самые плохие. Если хотите вернуть свое добро, приползайте ко мне на животе, посыпав голову прахом, от этого места до трона правителя в халентуве.

- Этого никогда не будет! – закричали оскорбленные вельможи.

- Тогда завтра на рассвете – бой! – прорычал Артатама, перекрывая своим рыком возмущенный ропот. – И тогда посмотрим, как вы сможете устоять против непобедимого Артатамы.

Он стремительно повернулся и ушел обратно в город. Шутарна поднялся из грязи. Слуги принялись отряхивать одежду. Его лицо выражало ненависть и жажду мести.

- Завтра на рассвете будет бой, - сообщили ему перепуганные вельможи, будто Шутарна сам этого не слышал.

- Завтра я его повергну, как он меня. Но только я поднялся, а он уже не сможет. Пусть Боги простят мне этот страшный грех.

- Но, ведь его еще никто не побеждал, кроме хеттов, - напомнили сановники.

- Он отжил свое, - ответил Шутарна. – Да и с кем он сражался? С полудикими касситами да с арамеями.

-А под Бычьими горами, когда разбили хеттов? – заметил один из старых воинов.

- Если б не Эйя и номарх Сетти, подоспевшие на поле боя, Артатама удирал бы быстрее колесницы Тушратты. И вообще, - Шутарна сорвался на крик, - кто его боится, пусть возвращается в Керкемиш и просит подаяния возле храма.

Все молчали. Никто не смел возразить.

Оставалось ждать наступление нового дня, а с ним неминуемой развязки. Город бурлил всю ночь. Ассирийские воины готовились к вылазке. Артатама разъезжал на колеснице вдоль стен, орал на всех, щедро раздавал удары варасамой.

Перед восходом солнца все стихло. Шутарна приказал строить войска напротив главных ворот. Когда лучи осветили вершки сторожевых башен, за стенами забили хухупалы. Створки с лязгом распахнулись. Артатама во главе войска, пеший вышел из ворот. Полководец с тяжелой бронзовой палицей в одной руке и с топором в другой, и смело двинулся на шеренги противника.

Полководец с ужасным ревом кинулся вперед. С первым же натиском ряды Шутарны смешались. Не смотря на численное превосходства, войско Керкемиша попятилось. Колесницу Шутарны перевернули. Его самого вынесли с поля боя в помятом шлеме. Он подозвал к себе одного из мешедей и сказал:

- Если ты это сделаешь, будешь самым богатым сановником в Митанни.

Мешедь исчез. Вскоре, он, переодевшись ассирийским воином, затесался в ряды защитников Вашшукканни.

Артатама уверенно прорубался в центр во главе со строем ассирийцев. Войско Керкемиша вот-вот должно было расколоться надвое. Ассирийцы закрывали предводителя большими круглыми щитами с обеих сторон. Один из них оказался за спиной Артатамы. Он, вдруг, размахнулся и вогнал в спину предводителя тяжелый боевой топор. Артатама дико вскрикнул и рухнул замертво. Убийцу тут же подняли на копья. Но гибель Артатамы резко переломило ход битвы. Ассирийцы, лишившись предводителя, растерялись и поспешили укрыться обратно в крепости. Но ворота перед ними закрылись, а на головы полетели камни.

Бой еще не закончился, когда Шутарна, шатаясь, подошел к убитому отцу и, наступив ему на голову, приказал:

- Пусть его похоронят, как правителя. Он хотел им быть. – Затем взглянул на растерзанный труп убийцы. – А этого - похоронить в самом богатом храме Божественных Близнецов. Да, вот что еще, - крикнул он мешедям. – Сейчас войска ворвутся в Вашшукканни. Немедленно пусть оцепят дома всех знатных Ассирийцев и не дадут взбесившейся толпе разграбить их дома. - После подозвал сановников. - Надо собрать побольше золота и немедленно отослать все в Ашшур, иначе нам недолго стоять у власти.

В полдень Шутарна величественно вступил в тронный зал с толпой сияющих от счастья вельмож. Он опустился на великолепный трон правителей Митанни и со слезами на глазах воскликнул:

- Радуйтесь, великие мужи благодатной Митанни. Мы снова дома!

 

Часть четвертая

 

Месть Богов

 

Солнца Бог! Ему на благо

Приготовь ты этот луг!

Луг никто пусть не отнимет,

Луг никто пусть не отсудит!

Пусть на том лугу пасутся

У него быки и овцы,

Кони с мулами пасутся.

 

1

 

Суппилулиума, прочитав вечернюю молитву, готовился ко сну. Слуги сняли с плеч правителя расшитую золотом андули, развязали широкий кожаный пояс, стянули с ног высокие остроносые сапоги. Он остался в одной легкой льняной хубике. В это время вошел мешедь и сообщил, что прибыл Фазарука. Суппилулиума приказал немедленно его позвать. Жезлоносец появился в покоях, принеся с собой запах костра и лошадиного пота. Он еще не успел скинуть, серый от пыли, дорожный плащ. Глаза его покраснели от бессонных ночей. Борода кое-как уложена. Волосы на голове растрепаны. Сапоги забрызганы грязью. Фазарука встал перед лабарной на одно колено, поцеловал протянутую руку и произнес:

- Мир тебе, великий.

- Хранят тебя Боги, - ответил Суппилулиума. – Садись к огню. Я прикажу принести вина и хлеба.

Фазарука устало опустился на скамейку возле очага. Пар легкой дымкой взвился над истертыми сапогами. Крепкое вино и жаркое пламя немного согрели путника.

- Тебя долго не было, - упрекнул его Суппилулиума. – Вдруг, ты появился так внезапно, без предупреждения. Что-нибудь серьезное произошло?

- Плохие вести, солнцеликий, - ответил Фазарука осипшим голосом. – Я гнал колесницу от самого Кадеша. Боялся задержаться хоть на миг. За Бычьими горами вновь собираются тучи.

- У тебя достоверные сведения?

- Я потратил на подкуп посланников, их слуг, и их писцов не меньше трехсот сикелей серебром. Нескольких моих верных людей схватили в Ашшуре, в Вашшукканни и в Керкемише, когда они проверяли сведения добытые мной. Их, наверное, уже нет в живых.

- Что готовят нам враги на этот раз? – Суппилулиума нахмурился.

- Образовался странный союз: Митанни, Ассирия и Керкемиш. Власть в Вашшукканни захватил Шутарна. Он платит дань Керкемишу и Ассирии, тем самым обеспечил себе сильную поддержку. Народ же в самой Митанни обнищал до предела. Богатые торговцы уже не посещают столицу. Вашшукканни при Тушратте жила только торговлей. Теперь же базарные площади наполовину пустые. Шутарна постоянно повышает сборы, чтобы хоть как-то прокормить сановников, которых у него раза в три больше, чем у прежних правителей. Своей бездарной политикой он довел страну до бунтов. Голод заставляет простой люд браться за оружие. Бунты жестоко подавляются с помощью все тех же ассирийских наемников.

Среди знати так же полно недовольных. Шутарна испугался заговора. В его окружении есть сановники, способные свергнуть самозванца. А голодный народ поддержит любого, кто пообещает кусок хлеба. Чтобы этого не произошло, он решил направить гнев народа в другое русло. Вдруг, все вспомнили про убитого Тушратту. Пустили слух, что его зарезали по твоему приказу. Шутарна стал призывать к мести за поруганную родную землю, за оскверненные храмы, за мученическую смерть богоподобного Тушратты. Во всех горестях и бедах Митанни он обвиняет хеттов.

- Хороших ход, - согласился Суппилулиума.

- Но это еще не главное, - продолжал Фазарука. – Шутарна вместе с Ахатой и Ашшурбалитом разработали тайный план, как подрезать нам крылья. Армия из Ассирии должны пройти через Митанни и встретиться в Астате с войсками Керкемиша. Затем они хотят захватить Мараш и, тем самым, отрезать Хатти от путей в Лабан. В дальнейшем, им ничего не стоит отнять у нас Хальпу, Алалах и Кадеш.

Лабарна озабоченно поморщил лоб и рассудил:

- Когда мы лишимся этих крепостей, то все наши победы сойдут на нет, а за Бычьими горами вновь возникнет вечная угроза. – Брови лабарны сошлись к переносице. - Войска из Ашшура уже вышли?

- Еще нет. Но готовятся.

- А Керкемиш?

- Ахата захватил несколько приграничных крепостей, принадлежавших Марашу.

Суппилулиума прошелся по залу, обдумывая услышанные новости. Остановился возле стены, на которой висело оружие. Лабарна решительно снял железный меч.

- Что ты делаешь, великий? – спросил Фазарука.

- Собираюсь в дорогу. Надо выступить немедленно.

- Ты совсем не будешь спать?

- Я не хочу проснуться опозоренным. Высплюсь после смерти. Иди сам отдохни. - Суппилулиума выбирал кожаный нагрудник покрепче. – Завтра вставай с восходом и догоняй нас. Надо захватить Керкемиш до подхода Ашшурбалита. Навсегда покончу с этой язвой.

- Солнце, надо послать вперед всадников. Ахата, наверняка, расставил кругом дозоры, - посоветовал Фазарука.

- Хорошо бы, - согласился лабарна.

- Вызови Хемишу. Его всадники прочешут все дороги.

- Не могу. Хемиша направился в земли урартов. Он должен привести оттуда одно из племен Хауси, которое откололось еще при Аните. Это племя снова должно влиться в семью горских народов. Святому делу мешать нельзя. Попрошу Хитасу выслать своих всадников вперед. Он, как раз, гостит в Хаттусе.

Фазарука вышел из халентувы, и лишь за порогом почувствовал невыносимую усталость. Он еле доплелся до своего дома и рухнул на ложе. А вестовые с факелами уже сновали по городу и поднимая с постелей военачальников.

 

Хемиша остановил коня и огляделся. Кругом желтая каменистая земля с клочьями жухлой травы. Унылые серые скалы уступами возвышались над головой. Корявые низкие деревца, чудом проросшие среди камней, напоминали нищих бродяг. Хемиша выругался. Даже коня нечем накормить. Где только местные пастухи пасут стада?

Всадник еще долго ехал, пока его взору не открылось глубокое ущелье, с густым лесом. Высокие сосны чередовались с низкими кипарисами. В овражках теснились заросли кизила. На дне ущелья бурлила быстрая речка с множеством порогов. Хемиша направил коня по широкой тропинке. По его разумению, стежка должна была привести его к жилью. Действительно, вскоре он заметил среди деревьев какое-то подобие крепостной стены.

- Остановись, если тебе дорога жизнь, - услышал Хемиша. Он плохо понимал язык урартов, но смысл сказанного уловил по недружелюбному тону.

Перед ним выросли двое крепких чернобородых воинов в добротных кожаных латах. Кожаные шлемы с медными украшениями защищали головы. На круглых деревянных щитах, обтянутых кожей, сверкало медное рогатое солнце. Тяжелые короткие копья остриями направились в грудь всаднику.

- Проклятый хайяс, что ты тут вынюхиваешь? – грозно крикнул один из стражников на более понятном языке.

- Я не хайяс. Я воин Хауси, - ответил Хемиша.

- А, Хауси, - лица воинов расплылись в презрительной улыбке. - Едешь к своей родне в этот грязный городишко. - Воин кивнул в сторону стен.

- Да, - согласился Хемиша. Ему не очень понравилось, как стражники разговаривают с ним, да и сами бородатые рожи с наглыми ухмылками вызвали отвращение. Хемиша хотел поскорее избавиться от них, но копьеносцы не торопились отпускать всадника.

- Если ты из племени Хауси, да еще едешь навестить родню, то тебе придется платить пошлину. Ты вступил на землю благородного Насибары, да будь он здоров и счастлив, тигра этих мест и любимца Богов.

- Сколько я должен? – без пререканий Хемиша открыл дорожную сумку.

- Десять сикелей серебром, - нагло запросили стражники.

Хемиша закрыл сумку, ничего не достав из нее.

- У вас, наверное, из серебра дома строят. Но у меня нет столько.

- Такой богатый воин, на коне, в накидке из шкуры леопарда – и не имеет десяти сикелей! – засомневались стражники. – Нас не обманешь. Не хочешь платить, тогда отдай нам коня, копье, меч, щит, плащ, сапоги снимай - и можешь идти дальше.

Все сказанное завершилось дружным ржанием. Хемише надоело слушать этих двух наглецов. Так ему никто не смел дерзить.

- Прочь с дороги блохастые бараны. Хотите серебра – заработайте честным трудом, а не грабежом путников.

- Ты посмел оскорбить слуг благородного Насибары! – заорали возмущенные копьеносцы. Они только этого и ждали. Воины кинулись на Хемишу с горящими от гнева глазами.

Всадник резко развернул коня и больно ущипнул животное. Конь лягнул задними ногами одного из нападавших. Тот крякнул и полетел в кусты. Второй попытался поразить всадника копьем. Но Хемиша извернулся и вырвал оружие у него из рук. Вместо того чтобы защищаться, грабитель отшвырнул щит с рогатым солнцем и пустился бежать. Хемиша нагнал его и огрел по голове древком копья, как дубиной. От первого удара слетел кожаный шлем, от второго сам воин покатился по склону в заросли колючего кустарника.

Хемиша выкинул в сторону копье и, как ни в чем не бывало, продолжил путь. Минуя лес, он перебрался через бурную речку по шаткому подвесному мосту и подъехал к городу.

Путник уткнулся в жалкое подобие крепостной стены, сложенной их неотесанного камня. Скорее не стена, а высокий каменный забор. Хемиша, сидя верхом, мог заглянуть в город поверх неровного нагромождения из булыжников. Стрелковых башен не было вообще. Рва тоже. В некоторых местах укрепление начало разваливаться. Крепость не чинили много лет. В щелях кладки уже зеленели побеги сорных трав. Вид такого запустения привел Хемишу в уныние.

Когда он подъехал к воротам, то увидел, что самих ворот не было. Зиял пролом с неровными обвалившимися краями, сквозь который открывался вид на кривые улочки. Кругом убогие каменные домишки без окон. Смрад отходов ударил в нос. Стайка грязной босоногой детворы окружила всадника. Они с мольбой протягивали к нему черные маленькие ладошки. Хемиша отдал все, что у него было: сыр, лепешки, орехи, жареные бобы. Дети проглатывали все, что им удалось получить, но не отходили от всадника, просили еще. Хемиша не знал, как от них отделаться. Ему было до боли жалко смотреть в голодные лица детей и на протянутые ручки, в то же время - сумка опустела.

На его спасение в проеме появился древний сгорбленный старик. Он держал в сморщенной руке длинную хворостину. Старик злобно зарычал и принялся грозно размахивать своим оружием. Детвора с визгом разбежалась. Старик поправил истлевшие бесцветные лохмотья, снял с седой головы круглый кусок войлока, заменявший шапку. Сквозь жиденькую белесую бородку показалась беззубая щель рта.

- Добрый путник, - проскрипел он, заискивающе глянув в глаза Хемише, - у тебя не найдется, чем-нибудь промочить горло?

- Возьми! – Хемиша протянул глиняную флягу с пивом.

Пока старик пил пиво жадными глотками, Хемиша слез с коня и размял ноги. Наконец старик оторвался от горлышка и вернул флягу.

- Добрый путник, ты прибыл в город Наусу. Я – сторож ворот. В этом городе живет народ Хауси. Мы поклоняемся могущественному и доброму Богу Еникею.

- Что же ты сторожишь? – удивился Хемиша. – Ворот нет.

- Ворота были, - нехотя и, в то же время, с сожалением ответил сторож. – Наш город находится на земле жестокого правителя Насибары. Весь его род никогда не любил Хауси. По его приказу разрушили ворота. Он не разрешает нам чинить крепостную стену. Даже у наших мужчин отобрал оружие.

- За что же он вас так наказал?

- Боится. Народ наш свободолюбивый и непокорный. Когда-то мы даже воевали с родом Насибары. Но у него воинов больше. Теперь нас держат на положении рабов. Если бы ты знал, какую непосильную дань мы платим за лес, за пастбища… Мы забыли вкус мяса.

- Постой. Я ехал сюда и нигде не встретил пастбищ. Где вы пасете скот?

- Там, на голых уступах, где не растет даже камнеломка.

- За что же вы платите? - с негодованием воскликнул Хемиша.

- Пойми, чужестранец, - грустно улыбнулся старик, - мы народ пришлый, чужой в этих местах, хотя живем на этой земле давно. Наше племя когда-то выгнали с обжитых гор. Еникей жестоко наказал предков за гордыню. Вот так и живем все эти годы в голоде и нищете. У нас отнимают последнее, гонят на работы. Наши воины разучились держать в руках копья. На спинах не заживают раны от плетей надсмотрщиков. Если кто пытается бежать из этих мест, один или с семьей, ловят, отрезают уши, а то и просто убивают. И когда же Боги смилостивятся над нами? – сокрушался старик, безнадежно качая головой.

- Скоро, - заверил его Хемиша.

- Погоди, - спохватился старик. – Не верю своим ушам. Ты говоришь на языке Хауси. Кто ты, добрый путник? Мои глаза плохо видят, но я разглядел на тебе пояс с медными бляхами и кинжал с ручкой в виде лежащего оленя. Тебя послал нам Еникей?

- Отведи меня в храм, - попросил Хемиша.

Старик повел его по грязным улочкам к невысокому серому строению. В сумраке узкой целлы мерцал язычок священного пламени на высоком каменном алтаре. Над алтарем висели рога оленя, увитые разноцветными ленточками. Жрец с суровыми чертами лица, в желтой выцветшей хубике настороженно принял гостя. Хемиша кинул в огонь горсть туххессары, купил за два сикеля серебра у жреца тощего барана, прирезал его на истанане, затем совершил молитву, прося Еникея поддержать его в трудном деле.

Старик терпеливо ждал снаружи. Он с уважением и любопытством поглядывал на воина, пока тот молился. Когда же Хемиша вышел из храма, то вежливо спросил:

- Добрый путник желает чего-нибудь еще? Может, ты хочешь перекусить с дороги и отдохнуть?

- Покажи, где живет старуха Ибенаму, - попросил Хемиша.

- Зачем тебе эта старая колдунья? – разочаровался старик. - Некоторые глупцы ее еще почитают, как правительницу племени. Вон ее дом на возвышенности. Его отсюда хорошо видно.

Хемиша поблагодарил старика и зашагал в указанном направлении, ведя коня на поводу. Старик покачал голой и заковылял обратно к своему посту возле пролома в стене. Как только сторож пропал из виду, стайка детворы вновь окружила путника. Но теперь они ничего не просили, лишь только молча, с любопытством рассматривали его дорогую одежду и диковинное оружие. У Хемиши сжалось сердце, глядя на голодных худых детей. Ведь это были дети племени Хауси. Он невольно сравнил их с детьми воинов и пастухов у себя в горах: здоровых, сытых, в добротной обуви, с огнем в глазах, с кинжалом на поясе и с луком за спиной. Десятилетний мальчик – уже воин. А здешние мальчишки костлявые, почти без одежды, с затравленным взглядом. Не должны дети племени Хауси быть такими жалкими.

Размышляя, он добрел до дома правительницы. Грязные развалины когда-то представляли собой халентуву. Теперь же половина дома обвалилась. В крыше зияли дыры. Дверей еле держалась на петлях. Ступени у входа поросли травой. В единственной, более-менее целой комнате горел огонь. Едкий дым выходил через дверной проем.

Мальчишки остановились у порога, не смея идти дальше.

В темноте Хемиша разглядел что-то живое, сидящее на куче тряпья. Мебели не было. На голом земляном полу, посреди комнаты тлел очаг, сложенный из булыжников. На огне в медном котелке булькала вонючая похлебка.

- Мир тебе и твоему дому, - поздоровался Хемиша.

- Хранят тебя Боги, - раздался в ответ скрипучий старческий голос. – Проходи, садись к огню. У меня нынче скудный ужин. Я угощу тебя ячменным варевом с травами, сушеной козлятиной, да родниковой водой.

Хемиша послушно опустился на войлочную подстилку возле очага. Напротив, в отблесках пламени он разглядел седую старуху в черной хасгале и черной головной накидке. Пламя затрепетало ярче, и Хемиша отчетливо увидел высохшее лицо, все в мелких морщинках, большой крючковатый нос, маленький подбородок, выдающийся вперед и покрытый редкими волосами, бесцветные слезящиеся глаза почти без ресниц.

- Я плохо вижу, - проскрипела старуха, - но хорошо чувствую сердцем. Я ждала сына. Долго ждала. Но пришел ты – его кровный враг.

- Я не убивал Ибиссаху. Рука другого прервала нить его жизни, - оправдывался Хемиша.

- Я знаю, - беззлобно ответила старуха. По ее щеке скатилась желтая слеза. – Я все знаю. Боги мне обо всем рассказали. Пусть он прибывает в покое и счастье на полях Еникея. Правда, тяжело ему придется держать ответ перед Богами. – Она вздохнула. – Он был невнимательным сыном и плохим вождем для своего народа. В довершении всего - осквернил оружие.

- Я принес это оружие. – Хемиша протянул старухе пояс и кинжал Ибиссахи.

Она ощупью нашла кинжал, дрожащей рукой нежно прижала его к груди.

- Когда мой народ вернется в родные горы, я возложу кинжал на алтарь Еникея. Время настало. Сегодня ночью олень стучал рогами в мою дверь. У меня не было сил подняться и открыть ему. Еникей послал знаменье, и я сегодня целый день ждала его посланника. Явился ты. – Старуха пошамкала беззубым ртом, размышляя о чем-то, после сказала: - Если Ибиссаха убит не твоей рукой, значит, нет на тебе крови. Мужчин в нашем роду не осталось. Проклятье Аниты больше не имеет силы. А вы с Ибиссахой становитесь братьями. Теперь твой долг и долг мужчин твоего рода - отомстить за него. Но это – после. Главное сейчас – вернуть народ племени Хауси в родные горы. Я предупредила сторожа на воротах, чтобы он немедленно созвал старейшин, как только увидит воина на коне. Старейшины скоро соберутся.

- Мир тебе, великая Ибенаму, - раздалось за спиной Хемиши.

- Проходите, мудрейшие, - пригласила правительница.

Человек восемь сгорбленных босых стариков вошли в помещение и расселись вокруг очага прямо на земляном полу. Все, как один одеты в потертые куртки из овчины поверх серых хубик грубого льна. Из-под круглых войлочных шапочек свисали на плечи седые космы, переходя в такое же седые бороды.

- Мы слушаем тебя, правительница, - подал голос самый старший.

- Я вас собрала сообщить горестную весть: мой сын, ваш предводитель отправился к Еникею в небесные леса, где много дичи, где нет врагов, и всегда светит солнце.

- Пусть будет там счастлив, - выдохнули старики с оттенком печали.

- Он покинул нас, - продолжала правительница, - но не оставил наследника. На вас, старейшины, легла большая ответственность: вы должны выбрать нового вождя из самых смелых и достойных мужчин племени.

- Не вовремя твой сын покинул нас, - с сожалением покачали головами старики. – Избрать то мы - изберем, но что толку. Если о смерти Ибиссахи узнает Насибара, все повернется иначе. Он тут же пришлет своего человека, какого-нибудь подхалима и поставит его над нами.

- О чем говорят старейшины? – вмешался в разговор Хемиша. – Как можно назначать вождя вольному племени? Народ должен сам его выбрать.

- Ты, чужеземец не знаешь здешних законов, - горько усмехнулись старики. – Мы давно уже не вольное племя, как были кода-то. Местные правители дерут с народа все, что можно, а с пришлых племен в три раза больше. Лет тридцать назад, мы, может быть, еще смогли воспротивиться его воли. А сейчас – никак. Воинов у нас нет – одни рабы. Доля наша подчиняться и помалкивать. Скажи нам лучше: кто ты такой и по какой нужде забрел в наш проклятый городок.

- Вы разговариваете с верховным вождем всех племен Хауси, - ответила за него Ибенаму.

Старейшины тут же встали и низко поклонились Хемише, затем опять опустились на пол. Теперь они с любопытством, уважением и немного со страхом вглядывались в строгое лицо воина.

- Он принес весть о смерти моего сына. Но Ибиссаха пал не от руки кровного врага. По закону гор, теперь он станет мне сыном, и вы будете тому свидетели.

Старуха тяжело поднялась. Она оказалась высокого роста. Ее высохшее, но крепкое тело слегка покачивало. Ибенаму распрямила плечи, гордо подняла голову и властно произнесла:

- Хемиша подойди ко мне.

Хемиша подошел к Ибенаму, встал на одно колено и поцеловал ее в грудь.

- Смотрите старейшины! Потом подтвердите Еникею, - воскликнула старуха. – Враги стали братьями. Старая мать нашла сына. Вам решать: станет ли этот воин нашим вождем.

Старуха опустилась обратно на кучу тряпья. Хемиша занял прежнее место. Старейшины молчали. Они прибывали в тяжелых раздумьях. Наконец, один из стариков угрюмо сказал:

- Что хочет делать новый вождь?

- Я хочу увести племя обратно в родные горы. Вам дадут пастбища с сочной травой, плодородную землю, у кого нет скота – дадут скот. Вы будите равные среди братьев. Никто не посмеет посягать на вашу свободу.

- Нас не пустят. Люди Насибары стерегут все дороги. Как мы уйдем? – мрачно посетовал другой старейшина.

- Стыдитесь, мужчины, - укорила их Ибенаму. – Неужели вам не надоела такая жизнь? Неужели вы желаете такой же рабской судьбы своим внукам и правнукам? Наши братья живут вольно и в достатке, а мы, словно вьючные ослы, вечно подставляем хребты под чужие мешки. Боитесь, что воины Насибары вас убьют? Лучше умереть сразу, чем всю жизнь медленно подыхать.

- Нам-то умирать не страшно. Ты старая, мы старые. Еникей давно заждался нас. Но как все остальные? – Вопрошали старейшины. – Как же женщины, дети, здоровые мужчины. Насибара вернет половину в город, а другую половину отправит на невольничий рынок. Мы должны хорошенько подумать, прежде чем принять решение.

- Пусть говорит старший, - решила правительница.

Самый древний старик пожал плечами:

- Мои внуки твердят, что я выжил из ума. Может быть, так и есть. Племя наше уже не то, что было раньше. Рабский труд и унижения сделал народ другим. Была стая волков – стало стадо баранов. Старейшин никто не уважает. Что я могу посоветовать? Пусть скажет слово верховный вождь Хауси. Он ближе к Еникею. Его слово – решение Богов.

Старейшины поддержали его: пусть говорит. Хемиша встал, поклонился и произнес:

- Я пришел к вам по велению Еникея, великого и справедливого Бога и нашего покровителя. Он охраняет мой путь, и я не боюсь никаких Насибаров. Я должен привести племя обратно на родную землю. Никто не посмеет мне помешать это сделать. Если кто боится потерять рабский ошейник, пусть остается и дальше гнет спину на своих хозяев. Но учтите, я заберу всех ваших детей. Они должны жить вольно. Я видел ваших продолжателей рода, проходя по улицам: запуганные, голодные, в лохмотьях. Когда они вырастут, что скажут про трусливых отцов? – Старейшины опустили глаза. – Запомните: племена Хауси самые гордые в Хатти, самые смелые. Никто не смеет одеть им рабский ошейник. Мы никого не боялись. Вся вселенная знает про наши победы над Ацци, Каски, Хайасу. Сам солнцеликий лабарна Суппилулиума доверяет нам управлять всей Верхней страной с городами и крепостями.

А что я увидел здесь? Среди вас не осталось ни одного воина. Вы, даже сняли кинжалы. Разве так можно! Храм Еникея хуже овчарни. Хауси никогда так не опускались, даже в самые суровые дни. Решайте: или идете со мной, или я отниму у вас женщин и детей. Тогда подыхайте здесь одни. Если вымрет этот город, Еникей только вздохнет с облегчением. Я сказал свое слово! – жестко закончил Хемиша и сел, ожидая решение старейшин.

Воцарилось молчание. Старейшины тупо смотрели на угасающие угли. Вонючая похлебка перестала кипеть. Холод постепенно пробирался в жилище. Наконец, самый древний старик пошевелил огромными седыми бровями и сказал:

- Пусть месит тесто.

Остальные долго размышляли, теребя убеленные бороды, но вскоре один за другим согласились: - Пусть месит тесто.

Хемишу повели в храм. Город облетела весть о том, что проклятие Аниты не имеет силы, и кровная вражда закончилась. Племена Хауси вновь готовы принять своих братьев. Все жители бросали работу и стекались к храму. Их глаза загорались искорками радости. Все чувствовали, что должно произойти что-то необыкновенное, светлое. Люди спешили увидеть нового вождя. Однако не все одинаково принимали Хемишу. Некоторые глядели на гордого воина в леопардовой шкуре с недоверием. Нашлись даже такие, которым все было безразлично. Они давно свыклись со своей долей. Менять привычный образ жизни для них казалось невыносимым мучением.

Хемиша молча смотрел на толпу. Разве это Хауси! Ни одного мужчины с гордой осанкой. Ни одного горящего взгляда. Глаза полные страха и усталости. Сердце заныло от досады.

Старуха Ибенаму села на стул – жалкое подобие трона – возле названного сына. Свою худую дряблую кисть она положила на мускулистую руку Хемиши. Голос ее прозвучал властно и громко:

- Народ мой, перед вами новый вождь. Он отважный и справедливый воин. В его жилах течет кровь лучших сыновей племен Хауси. Много славных боевых походов за его плечами. Сколько оврагов в долине, столько шрамов на его теле. Мысли его чисты, а в сердце нет места злу и обидам. Сам Еникей следит за ним и покровительствует ему. Он хочет сделать вас свободными, дать землю и скот. Я ему верю. Старейшины меня поддерживают. Теперь вам решать: последуете вы за ним, или останетесь здесь.

По толпе пронеслось неясное бормотание. Но вскоре и оно стихло. Отдельной кучкой собрались мужчины племени, которым исполнилось за сорок - самая уважаемая часть населения после старейшин.

- Как мы можем выбрать вождем человека, которого никто из нас не знает? – разумно спросил один из них.

- Да и куда он нас поведет? – пожал плечами другой. – Нас всех перережут по дороге.

- Пытались некоторые бежать, - поддержал третий, - их всех ловили и убивали или отсылали на невольничий рынок.

- А почему мы должны бросать свои дома, свое добро? – недоумевал еще один.

Толпа опять загудела. «Неужели это Хауси» - горестно вздыхал про себя Хемиша. Он уже начинал жалеть, что приехал сюда.

Другой отдельной кучкой стояли безусые юноши. Они пробрились ближе и решительно закричали:

- Мы пойдем с тобой! Веди нас! Будь нашим вождем! Не слушай этих трусливых зайцев!

У Хемиши потеплело на душе. Все-таки осталась еще гордость и смелость в этом народе.

Парни постарше разумно решили:

- Пусть покажет, какой он воин. Мы пойдем за смелым. Как можно вверять жизни первому встречному. Мы не знаем его.

- Воин, - заголосили женщины, - если ты, правда, хочешь сделать нам добро, то мы пойдем за тобой. Хуже жизнь, чем у нас, разве, что у скотины. Нам, порой, нечем кормить детей. Нам надоело жить в нищете и слушать жалобы малышей, когда они просят хлеба.

Вдруг за спинами раздался протяжный вой. Толпа настороженно расступилась. Женщины, в испуге похватали детей и разбежались по домам. Мужчины расступились, пропуская на площадь десяток воинов с круглыми щитами, на которых медью сверкало рогатое солнце. Впереди шагал начальник в дорогих кожаных латах и пестром плаще. На боку висел меч в богатых чеканных ножнах. Он небрежно размахивал жезлом. Двое воинов противно трубили в рога. Еще двое орудовали варасамами, разгоняя толпу. Остальные со свирепым видом держали копья на изготовке. Воины вели себя нагло и безбоязненно, словно пастух в стаде овец. Начальник остановился в центре площади и выплеснул крепкое ругательство, затем заорал:

- Чего собрались, вонючие рабы. Всем быстро разойтись по домам и работать. Твари! Старая! – крикнул он Ибенаму. – Чего ты здесь устраиваешь? Тебе плетей захотелось?

Хемиша побелел от злости.

- Не смей так говорить с моей матерью! – тихо, но грозно произнес он.

- А ты кто такой? Говори!

- Я тебе отвечу, когда научишься уважать других.

- Взять его! – рявкнул он воинам.

Меч и щит Хемиша оставил вместе с конем возле развалин халентувы. Кинжал - единственное, что у него осталось - против копей - слабая защита. Вдруг перед ним возник жрец в желтой хубике. Он без слов вложил в руки Хемише меч и ловко надел на левую руку щит. Хемиша почувствовал, что оружие чужое, но рукоять, как влитая легла в ладонь. Овальный деревянный щит, обтянутый толстой кожей почти ничего не весил. Хемиша сразу ощутил в себе уверенность. Мышцы налились силой. Он кинулся навстречу противникам.

Первого сильным ударом щита в лицо, он опрокинул на землю. Второго рубанул мечом. Тот даже не успел прикрыться. Третий попытался ударить его копьем, но Хемиша отбил оружие, сделал резкий выпад и погрузил клинок в мягкий живот. Остальные попятились.

- Убейте его! – проревел начальник.

Оставшиеся копьеносцы с опаской стали приближаться к горцу.

- Что за воины? – засмеялся Хемиша. – Уж не по ошибке вы взяли оружие. Может быть, вернетесь за прялки?

Хемиша подождал, когда его окружат. Затем описал круг мечом. Клинок засвистел, рассекая воздух. Копьеносцы отскочили назад. Хемиша выбрал самого крепкого и смелого. Тот попятился позже всех. Он кинулся к нему, подсел под копье и, резким ударом, снес голову. Остальные в ужасе отпрянули и сбились в кучу.

- Трусы! – заорал на них начальник, - Бездельники.

Он сам вынул меч и пошел на горца. Отразив несколько его выпадов, Хемиша понял, что перед ним не воин, а обыкновенное пугало в цветастых тряпках. Нападавший со всей силы махал мечом, но все в пустоту. Чтобы проучить наглеца, для начала, Хемиша хорошенько огрел его плашмя клинком по лбу. У военачальника из глаз посыпались искры. Пока он приходил в себя, Хемиша положил у своих ног щит, а сверху меч и, с ехидной улыбкой, ожидал нового нападения. Наконец наглец очухался. Он увидел противника без оружия и, не раздумывая, бросился вперед, занеся меч для последнего грозного удара. Но Хемиша перехватил его руку у себя над головой, второй схватил его за пояс и, словно перышко, оторвал от земли. Военачальник грохнулся, подняв тучу пыли.

Как по команде в воинов полетели камни. Уцелевшие копьеносцы еле унесли ноги, волоча за собой бесчувственное тело предводителя.

Хемиша наконец-то увидел отвагу на лицах людей его племени. Значит, кровь великих воинов еще не остыла в жилах.

- Ты прогнал их. Я давно не испытывала такой радости, - засмеялась Ибенаму. - Как они удирали!

- Спасибо кантикини. Он вовремя дал мне оружие, - поблагодарил жреца Хемиша.

- Это не просто оружие, - серьезно сказала старуха. – Ты наверняка почувствовал силу в клинке? Погляди внимательно на старинный узор, выбитый на рукояти. Такие грубые завитки оружейники давно не наносят. Когда наше племя ушло из родных гор, наш вождь с этим мечом и с этим щитом прогнал из долины полудикий народ и основал город. Оружие, которым ты победил, вождь посвятил Еникею. Сегодня сам Еникей направлял твою руку.

- Да здравствует наш новый вождь! – закричала толпа.

Жители по очереди проходили в целлу храма и высыпали на истанану горсть муки или сливали в большой кувшин немного масла, клали кусочки сот диких пчел, яйца птиц. Когда всего набралось достаточно, Хемиша обмыл руки в священном источнике и принялся замешивать тесто прямо на каменной истанане. Старейшины расселись вокруг и наблюдали, как руки воина ловко и умело месили тесто. Ни одна щепоточка муки не просыпалась, ни одна капля масла не упала на пол. Сторож ворот присел на корточках у входа.

- Воин, - спросил он, - я видел, как ты лихо сражался. У тебя все руки в шрамах. Но где ты научился делать хлеб? Не у каждого мужчины так хорошо получается. Да и хлеб выйдет знатный. Я по запаху чувствую.

- Ты прав, сторож. Не у каждого хлеб получается, - согласился Хемиша, не отрываясь от дела. – Но одного умения здесь мало. Еще надо иметь чистую совесть. Хлеб всегда чувствует, что за человек его делает. Если грех лежит на душе - даже не стоит к муке прикасаться. Хлеб надо любить и уважать от самых зеленых всходов на полях до готовых лепешек. Вот, если булочник - плохой человек, у него вечно лепешки или пресные, или подгорелые. А у хорошей хозяйки хлеб пышный и вкусный. Замешивать тесто нужно нежно, будто целуешь ребенка, или гладишь оленя. Нет ничего приятнее, чем ощущать упругое тесто под руками. Хлеб в основе всего. Спроси у любого нищего, чего бы он желал получить на обед: жирный кусок мяса или ячменную лепешку? Нищий выберет хлеб.

- Верно, верно, - закивали старики.

Один из старейшин поинтересовался:

- Откуда у тебя такая чудесная накидка из шкуры леопарда?

- Это шкура оборотня. В ней жил злой дух, - объяснил Хемиша. – Как-то в наших лесах стали погибать олени. Охотники находили растерзанные трупы животных. Раза два видели и самого зверя, но подстрелить его никто не смог. Зверь был хитер и ловок. Мы молил Еникея, задаривали его жертвоприношениями, боялись, что гнев Бога обрушится на наши головы, за то, что мы не можем справиться с оборотнем. А олени продолжали гибнуть.

Однажды Еникей явился ко мне во сне и приказал идти охотиться на злого духа. Я не посмел ослушаться покровителя, и отправился в горы. Три недели я шел по следу. Выслеживал хищника, хитрил, устраивал засады. Но злой дух был осторожен. Никак не удавалось обмануть его. Порой я чувствовал за спиной его смрадное дыхание. Я охотился за ним, он охотился за мной. Все мои скудные съестные припасы давно закончились. Я голодал, но и зверю не давал поймать ни одной жертвы. Наконец, голод заставил его забыть об осторожности. Я настиг злого духа высоко в горах, когда он приготовился напасть на оленя. Колдун выковал мне серебряные наконечники для стрел, а тетиву натянул из жил жертвенного быка. Стрела, пущенная мной, поразила оборотня, но не убила. Раненый зверь обезумил от боли и накинулся на меня. Хорошо, что я надел кожаные латы, иначе он изорвал бы мое тело. Мне удалось ударить оборотня несколько раз кинжалом. Но он сумел убежать. Я долго полз по кровавому следу, сам, порой, теряя сознание. Наконец нашел леопарда возле небольшого ручья. Он изнемог от ран и лежал на земле, но еще огрызался. Помолившись Еникею, я прикончил оборотня. Стрелу с серебряным наконечником я возложил на алтарь в храме. Из шкуры зверя жена мне сшила эту накидку.

- Ты великий вождь, - решили старейшины.

Во дворе храма сложили из булыжников печь в виде пирамиды. На верхушку водрузили большой плоский камень и разожгли огонь. Когда верхний камень достаточно нагрелся, Хемиша принялся лепить ровные круглые лепешки. Запахло свежим хлебом. Вскоре на серебряном подносе выросла горка румяных пышных кругов, блестящих жирной золотистой корочкой. Легкий парок поднимался в воздух и щекотал носы.

Мужчины по одному подходили к Хемише, становились на колени. Хемиша кормил их хлебом. Люди ели у него из рук, тем самым, признавая нового вождя. Затем старейшины ударили его варасамой, каждый по три раза. Кантикини произнес молитву и протянул вождю ритуальный сосуд из рога оленя, наполненный вином.

После церемонии все готовились к празднику. Но пиру не суждено было состояться. В город прибежали землепашцы. Они возделывали участки где-то в горах. С высоты плугари разглядели, как сюда по дороге движется войско Насибары. Женщины заныли, старухи запричитали, мужчины растеряно глядели на нового вождя.

- Чего уставились? – прикрикнул на них Хемиша. – Скажите женам, что бы прекратили скулить. Пусть, лучше, разжигают костры и кипятят воду.

- Что с нами будет? – вздохнули старейшины. – У нас нет оружия. Стена разрушена.

- А мужчины у нас есть? – с издевкой спросил Хемиша. – Пролом в стене завалите всяким хламом. Доставайте топоры. Нет топоров, берите колья. Привяжите к палке камень – получится дубина. Не мне вас учить делать лук и стрелы. Мальчишки пусть мастерят пращи и залезают на крыши. Что стоите? Приступайте, - распорядился Хемиша.

Уверенный тон бывалого воина, его гордый вид, ни тени страха во взгляде подействовал на жителей, придав им мужество. С лихорадочной быстротой люди завалили бреши в стене, мастерили себе оружие. Хемиша, верхом на коне носился по городу и руководил подготовкой к обороне.

Донесся противный вой рогов. Все на мгновение замерли, с ужасом прислушиваясь к протяжному звуку. Мужчины взобрались на стены. Хемиша соскочил с коня и последовал за ними.

Он увидел, как по дороге пешим строем идут сотни три воинов в кожаных шлемах с тяжелыми копьями и большими круглыми щитами. Над их головами плыли роскошные носилки с навесом от солнца. Их несли на плечах четверо невольников. На носилках важно восседал чернобородый человек в белой длинной одежде. На голове его красовалась невысокая тиара. Над самым лбом сверкал большой рубин в массивной серебряной оправе.

Тяжелая нестройная поступь воинов слышалась все отчетливей. Копьеносцы подходили уверенным шагом все ближе. Уже можно было различить их бесстрашные бородатые лица с жестоким блеском в глазах. Они остановились шагах в тридцати от стены, как раз напротив того места, где когда-то висели ворота, а теперь в проломе были навалены бревна, камни и всякий мусор. Человек в носилках величественно поднялся и тряхнул черной длинной бородой, указывая на город.

- Насибара, - прокатился испуганный ропот по рядам защитников. Десятка два воинов направились к завалу, чтобы разобрать его. Но на гребне появился Хемиша и несколько крепких горожан с дубинами и кольями. После недолгой потасовки, врагов отогнали от стены.

Насибара громко крикнул:

- Жители города! Немедленно разберите завал и впустите моих воинов. Иначе я сожгу ваши дома, убью всех мужчин, а детей и женщин продам в рабство.

Снова заскулили женщины. Мужчины вопросительно поглядывали на Хемишу. Никто не сомневался, что Насибара так и сделает. Хемиша встал в полный рост и прокричал в ответ.

- Послушай-ка, Насибара. Убирайся отсюда со своим баранами и не мешай мне.

- Так это ты – смутьян? – гневно проревел Насибара.

- Я - вождь племени, - ответил с вызовом Хемиша.

Насибара опять тряхнул бородой. Несколько лучников выступили вперед и выпустили стрелы, целясь в Хемишу. Горец присел и закрылся щитом. Стрелы с каменными наконечниками градом посыпались вокруг. Лишь несколько с глухим стуком воткнулись в щит.

Хемиша выпрямился, достал из-за спины свой лук и с насмешкой крикнул:

- Плюньте в лицо тому, кто учил вас обращаться с луком. Глядите, как стреляют воины Хауси.

Тетива пропела, стрела, с легким шуршанием взвилась в воздух и угодила прямо в тиару Насибаре, при этом, выбив великолепный рубин из серебряной оправы. Благодаря камню, Насибара не пострадал, но от удара пошатнулся.

- Ну что? Получил? – засмеялся Хемиша.

Чернобородый схватился за лоб. Из его уст послышались страшные угрозы. Его воины бросились на стены. В них полетели камни, на головы полился кипяток. Но против хорошо вооруженных копьеносцев неумелым жителям долго держать стены не удалось. Воины Насибары начали просачиваться в город. Уже на узеньких улочках доносился звон металла и крики дерущихся. Хемиша орудовал мечом в самой гуще. Сердце его радовалось, когда он видел, что жители до последнего издыхания сражаются с врагом. Никто не сдавался и не молил о пощаде.

Носилки Насибара торжественно поплыли к расчищенному завалу. Сам властитель стоял в гордой позе победителя с непроницаемым лицом. Вдруг носилки перевернулись, и победитель грохнулся на землю. Стены, облитые, еще дымящейся кровью, содрогнулись от громкого клича «Улу-ра-ра!» Всадники Хауси во главе с Улией стремительно влетели в город. Копьеносцы разбегались, пытаясь скрыться, но их настигали. Бой закончился в считанные мгновения.

Улия взглядом нашел отца, спрыгнул с коня и подбежал к нему.

Хемиша стоял на коленях, склонившись над телом старика.

- Ты не ранен? – испугался Улия.

- Небольшая царапина, - отмахнулся он, показывая на плечо, по которому стекала струйка крови. – Старика жалко. Он здесь служил сторожем ворот. Честно защищал свой пост, пока не погиб.

- Еникей, наверное, уже готовит ему место на пиршестве, - успокоил Улия отца.

Хемиша поднялся и потрепал сына по плечу.

- Ты вовремя появился.

- Все сделал, как ты велел. Ну, как наш народ?

- Сам видишь: в них еще осталась кровь настоящих воинов.

Вскоре, по дороге из города потянулась длинная вереница повозок, груженных нехитрым скарбом. Рядом с повозками шли люди, несли узелки. Некоторые с сожалением оглядывались на обжитое место, другие с радостью шли прочь, стремясь к новой вольной жизни. В городе, возле храма догорал уктури. В его жарком пламени отошли в лучший мир души погибших горожан. Улицы остались пустые. Ветер хозяйничал в покинутых домах. Только в храме остался кантикини и два его помощника. Они не согласились идти со всеми. Кому-то надо было поддерживать священный огонь в храме и ухаживать за могилами. Это был их долг. Жрец с помощниками стояли на крыше храма, провожая людей грустным взглядом, заодно молили Еникея, чтобы все у переселенцев сложилось хорошо.

Возле дороги, в пыли стоял на коленях голый Насибара. Озверевшие жители города чуть не разорвали его на части. Но Хемиша не позволил. Тогда на нем порвали одежду и, самое позорное, сбрили бороду. Из грозного жестокого правителя его превратили в жалкого раба. Лишь только рыхлая ухоженная кожа напоминала о том, что этот человек из благородного сословия. Каждый, кто проходил мимо, стегал его плетью, пинал ногой или плевал на голову. Он еще долго продолжал так стоять. Люди давно скрылись в горах, и скрип колес уже не доносился. Насибара поднялся, как во сне, подошел к краю обрыва и прыгнул головой вниз.

 

2

 

Передовые отряды хеттов внезапно появились под Керкемишем, перекрыв все дороги, ведущие к городу. Их никто не ждал. Ахата и предполагать, не смел, что Суппилулиума поступить столь дерзко. Вскоре все форпосты в Астате пали или терпели жестокую осаду. Основная переправа через Евфрат перешла в руки хеттам. В самом городе не успели запастись продовольствием для длительной осады. Так же не было возможности созвать ополчение. Ко всем бедам, хитрый Суппилулиума заранее заслал в Керкемиш лазутчиков, под видом торговцев. Они ночью перебили стражу и захватили две сторожевые башни. Все шло к тому, что Керкемиш неминуемо должен пасть.

Ашшурбалит вышел с войсками из Ашшура и уже готов был вступить в Митанни, но новости, полученные из Керкемиша, заставили его поразмыслить о дальнейших действиях. Прикинув силы, правитель Ассирии посчитал за благоразумное - повернуть обратно. Ашшурбалит понял, что не успеет подойти на помощь Ахате. Если же он появиться под стенами Керкемиша, когда город захватят хетты, преимущество будет не на стороне Ассирии. Штурмовать Керкемиш, когда в нем запрутся войска Суппилулиумы – безумие. Ашшурбалиту в этом случае грозило серьезное поражение, а возможно и разгром. Идя на помощь Ахате, он рисковал потерять не только Митанни, но и армию, с таким трудом созданную и обученную.

Ахата с самого начала неудачно повел оборону. В первый же день он потерял все оборонительные посты вокруг города. Хетты без помех навели прочные мосты через ров и подкатили метательные орудия.

Восемь дней непрерывного штурма и восемь бессонных ночей измотали защитников. Хетты захватили еще несколько башен и земляной вал перед Торговыми воротами. К исходу восьмого дня положение осажденных оказалось плачевным. Если воины Суппилулиумы взломают Торговые ворота, - а они твердо намеривались так и сделать, - город не продержится и дня.

Ахата решился на отчаянный шаг. На рассвете он вывел из города все войска, решив сразиться в открытом поле – погибнуть или победить. Неожиданного натиска не получилось. Лазутчики уже предупредили Суппилулиуму. Хетты сделали вид, что напуганы и панически отступают. Ахата в этот миг почувствовал себя великим полководцем

 

и кинулся преследовать. Как только войско, отошло подальше от городских стен, на поле боя влетели колесницы и смяли ряды Керкемиша. Больше трех тысяч воинов, там же, на поле боя, побросали оружие и сдались на милость победителям. Сам Ахата погиб. Суппилулиума торжественно въехал в Керкемиш на колеснице победителя.

Суппилулиума созвал старейшин и знатных горожан. Он объявил им нового правителя Керкемиша и всего Астата. Им стал сын лабарны, Пиясили. Отныне все земли Астата подчинялись власти Хатти. Знатным горожанам ничего не оставалось, как только присягнуть в верности новому правителю.

Сразу же после блестящей победы к лабарне прибыли послы из Киццуватны с щедрыми дарами и с хвалебными речами. Их правитель не на шутку испугался, узнав, что такой крепкий город, как Керкемиш пал всего за восемь дней. Что ожидает слабую страну, ведь теперь земли Хатти окружили Киццуватну со всех сторон. А за правителями Киццуватны числилось множество грехов. Он пропускал врагов через Бычьи горы, и когда-то состояли в союзе с Митанни. Но Суппилулиума благосклонно принял послов и заключил с ними мирный договор, в котором признал Киццуватну, как равноправную дружескую державу.

Еще не успели разгореться праздничные костры, а Суппилулиума уже созывал всех приближенных для обсуждения государственных дел. В тронном зале собрались сановники и военачальники. Сюда же прибыл Хемиша, весь в дорожной пыли. Он сильно расстроился, что не поспел к взятию города.

Суппилулиума восседал на троне Ахаты. Лицо правителя выражало растерянность. Он о чем-то раздумывал, морща лоб. Рядом стоял высокий широкоплечий юноша лет двадцати. По его розовой одежде, широкому фартуку, спускающемуся до колен, и по легкой обуви можно было догадаться, что чужеземец прибыл с берегов Хапи. Смуглое скуластое лицо с большими карими глазами выражало полное спокойствие. Гордая осанка и широкое ожерелье говорили о том, что он не рядовой писец, а выходец из знатного рода.

- Верные мои слуги, - произнес лабарна, - мы совершали множество славных дел. Вспомните, какой жалкой и слабой была Хатти, и какой могущественной стала нынче. В ее землях нет больше голодных и обиженных. Раньше все соседние государства делали набеги на наши земли и разрушали наши города. Теперь же враги повержены или трясутся от страха. Во вселенной только две сильные державы могут соперничать с нами: Ассирия и Та-Кемет. Но и те не решаются открыто вставать нам поперек дороги. Что нам еще желать? Пора бы и остановиться. Благодать Богов небезгранична.

Сановники закивали головами.

- Но к нам прибыл посланник из Та-Кемет, - продолжал лабарна и показал на смуглого юношу. Тот слегка поклонился. – Он принес нам прискорбную весть о том, что молодой правитель Тутанхамон неожиданно покинул это мир и перешел в обитель богов. Мы от всего сердца желаем ему на том свете покоя и счастья. Еще посланник привез мне письмо от овдовевшей правительницы Анхесенамут. В этом послании она выражает одну просьбу, которая привела меня в замешательство. Впервые, за многие годы, я не знаю, как поступить. Вы, мудрейшие головы Хатти, должны помочь мне принять правильное решение. – Суппилулиума взял из рук мешедя свиток папируса и прочитал: - Мой муж умер, сына у меня нет. О тебе же говорят, что у тебя много сыновей. Если бы ты прислал мне одного из своих сыновей, он мог бы стать моим мужем. Я ни за что не возьму в мужья ни одного из своих подданных. Это меня очень страшит. – Лабарна вопросительно обвел взглядом приближенных. Те, услышав строки послания, стояли с растерянными лицами и морщили лбы. – Правительница Великого государства, могущественной державы, которой многие тысячелетия не было равных, просит меня прислать сына править. Я уверен, что на берегах Хапи найдется не одна сотня достойных мужчин, в жилах которых течет священная кровь правителей. Мы же в их глазах подобны гиксосам – диким жестоким завоевателям, которым чужда их культура и обычаи. У нас другие боги и иные нравы. Я никогда не поверил бы тому, что здесь написано, но письмо скреплено священной печатью правительницы Обеих Земель. Как быть?

- Солнце наше, - попросил слова Фазарука, - позволь спросить у посла: почему правительнице не нравятся ее подданные. Неужели среди них нет достойных? Чего она боится? Разъясни нам.

- Если позволит великий лабарна, я все скажу, - ответил посланник на чистом хеттском и поклонился. – Я - сын великого Хеви, наместника Куши, писца Сына Солнца, посланника Сына Солнца во все чужеземные страны, начальника чужеземных стран золота Амона, начальника чужеземных стран золота Обеих Земель, построившего храм в Куши в городе Фарасе.

- Твой отец великий человек и имеет большие заслуги, если ему доверили столь высокие должности, - согласился Суппилулиума.

- Ты абсолютно прав, великий, - скромно подтвердил посланник. – Он возвысился своими делами еще при правителе Эхнэйоте. Мой отец был другом и наставником Тутанхамона. Но теперь, после смерти юного правителя, он может упасть слишком низко. После ухода Эхнэйота политика в Та-Кемет превратилась в сплошную сеть заговоров. Сначала Семенхкэре по праву сильнейшего узурпировал власть, затем был свергнут более сплоченной кастой придворных. Его место занял малолетний Тутанхамон. Теперь и он ушел к богам. Трудно сказать: по велению Богов он покинул этот мир или по желанию врагов. Теперь к трону подбирается страшное чудовище – бывший верховный жрец Йота, ныне верховный жрец Амона, мудрейший Эйя.

- Знакомое имя, - кивнул Суппилулиума. – Он мастер портить кровь.

- Он тонкий умный политик, жестокий и безжалостный человек. У него множество соглядателей. Но самое страшное – за его спиной стоит могущественная каста жрецов. В свое время правитель Эхнэйот разгромил касту, жрецов изгнал из страны, храмы закрыл, а богов придал забвению. По его разумению только единый Бог достоин поклонения, коим является Йот – дарующий жизнь всему на земле. Пришло время, и Сын Йота отошел к Солнечному отцу, но не осталось на земле достойных продолжателей учения, - тех, кто мог подхватить учение Эхнэйота и нести свет простым смертным. Каста жрецов воспользовалась этой ситуацией. Теперь они вновь открывают храмы и проводят службы. Мало того, каста требует, чтобы им вернули земли, скот, имущество, когда-то принадлежащее храмам. А чтобы впредь не повторялась история с изгнанием Богов с берегов Хапи, Великая каста вынашивает планы взять в свои руки бразды правления. Наша правительница послала с тайным письмом именно меня, потому как среди многочисленных слуг может доверять только мне и моему отцу. Остальных же каста жрецов подкупила или запугала. Внутри Та-Кемет никто не способен бороться с Эйей. Только сила из вне может усмирить тирана. На нашей стороне Куши, но этого недостаточно. Вся надежда только на Великую Хатти.

- Мы выслушали тебя, посланник, - сказал Суппилулиума. – Иди, отдохни с дороги. Мы обдумаем, взвесим… Завтра я объявлю решение.

- Что скажете? – спросил лабарна после того, как посланник удалился. – Не уверен я, что народ Кемет примет нового гиксоса. Чужеземец на троне – равносильно завоеванию страны. А что будет после? Борьба между своими и чужими? Польется кровь. Ничего хорошего ожидать не стоит. Уж очень заманчивый план, и уж очень неправдоподобный.

- Уаст – столица Кемет - слишком далеко находится от Хаттусы, - высказался Цула. - Какой был толк в том, что лабарна Мурсили завоевал Вавилон. Как только он покинул те далекие земли, тут же его наместников скинули с крепостных стен. Сколько нашел – столько потерял.

Лабарна вопросительно посмотрел на Хемишу.

- Я знаю северные народы и западные. А с Та-Кемет встречался только в бою. Не могу ничего посоветовать, - честно признался горец.

Дошла очередь до Фазаруки.

- Надо туда съездить, да толком разобраться, - предложил он. – Посмотреть, сколько ножек у трона правителя. Не занять трон, так хоть напугать…

- Кроме тебя этого никто лучше не сделает, - решил лабарна. – Я напишу Анхесенамут письмо с неопределенным отказом: не да, не нет. А ты его отвезешь, и все хорошенько разведаешь.

- Все сделаю, - поклонился Фазарука.

На следующий день посланник вместе с Фазарукой выехали из Керкемиша. Обратно жезлоносец появился, спустя два месяца. Лабарна уже вернулся обратно с армией в Хаттусу. Фазарука въехал в городе ночью. Суппилулиума немедленно приказал позвать к себе Цулу, Хемишу и еще нескольких военачальников. Когда все собрались, лабарна приказал Фазаруке выкладывать все, что он разузнал, увидел и услышал.

- В Та-Кемет неспокойно, - начал Фазарука. – Номы неохотно подчиняются Уасту. Сообщение между городами. На дорогах хозяйничают разбойники из обнищавших земледельцев, беглых рабов и дезертиров из армии. Войска ослаблены. Рабы сбегают из каменоломен. В свое время на берегах Хапи осело множество пришлых народов. Особенно много их в низовьях великой реки. Теперь потомки гиксосов хотят создать собственное государство. Народ доведен до отчаяния. Кругом голод и нищета. Люди устали от обещаний. Им все равно, кто будет править – что иноземный правитель, что свой кровопийца, лишь бы навели порядок.

Но такие настроения только на окраинах. В Уасте все по-другому. Борьба за власть подходит к концу. Практически, страной правит верховный жрец Эйя. Ему стали подчиняться многие номархи. Его поддерживает жреческая каста и часть войск Та-Кемет. Даже ассирийский меш - самая боеспособная часть войска - выступает за него. Довольно-таки слабое противоборство ему оказывает Хеви, у которого в подчинении южные земли Куши и Вават. Он всеми силами пытается удержать противостоять Эйе. Хеви грозиться отделить Куши от Кемет, тем самым оставить без золотых приисков.

- Он поддерживает правительницу?

- Да. Он и еще несколько сановников, те, которые пробились из низов при Эхнэйоте.

- Ты видел мудрейшего Эйю? – поинтересовался Суппилулиума.

- Даже беседовал с ним. Уютней себя чувствуешь в комнате с дюжиной ядовитых змей, чем с ним. Он знает все и видит всех насквозь. С ним бороться тяжело.

- Если наши войска подойдут к границе Кемет? – предложил Суппилулиума.

- Только сыграем ему на руку. Он поднимет против захватчиков народ. У Кемет еще есть достойные воины и есть золото. Если умело сплотить страну против внешнего врага, а Эйя это сможет сделать, то получится грозная сила.

- Ты встречался с главным над войсками Амона?

- Я беседовал с Хармхабом. Он твердит, что не вмешивается в борьбу за власть. Но я почувствовал огромную волю в этом скрытном человеке. Хармхаб непредсказуем. Неизвестно, на чьей стороне он завтра окажется. А за ним пойдет вся каста воинов.

- По твоему разумению, как мне поступить?

- Следует выслать в Уаст богатое посольство. Хоть не влиять на события, но быть в курсе дел.

- Ты говорил с правительницей?

- Говорил. За это меня чуть не отравили. Она прибывает в отчаянии.

- Она стоит на своем?

- Да. Со мной правительница передала послание. – Фазарука вынул из складок одежды свиток папируса. - Но то, что она предлагает – безумие.

Суппилулиума развернул шелестящий свиток, внимательно прочитал послание от начала до конца, затем обратился к вельможам:

- В ее послании есть строки: «Если б у меня был сын, разве я бы обратилась к чужеземцу, и тем предала огласки свое горе и горе моей страны? Тот, кто был моим мужем, умер, и у меня нет сына. Я никогда не возьму кого-нибудь из своих подданных в мужья. Я писала только тебе. Все говорят, что у тебя много сыновей; дай мне одного, чтобы он смог стать моим мужем». Фазарука, ты считаешь, ее словам можно верить?

- Анхесенамут – правительница, но она еще и женщина. Как и все женщины, она пишет от сердца. Но если подойти со стороны здравого смысла, то влезать в политику Кемет очень рискованно. Здесь можно полагаться только на помощь Богов. Ты не просто пошлешь своего сына, - ты пожертвуешь им. Он отправится или к верной славе, или на истанану, как жертвенное животное. Решай, повелитель.

- Придется пожертвовать сыном, - подумав, изрек Суппилулиума.

Лабарна долго молчал, устремив взгляд в пустоту. После он произнес:

- Мне надо поговорить с Богами.

К восходу солнца, лабарна вновь созвал приближенных.

- Поедет Зананза, - объявил Суппилулиума. – Он дерзок и умен. К тому же, не является моим прямым наследником. Пусть его приведут.

Вскоре в зал вошел стройный юноша в меховой андули и встал перед лабарной на одно колено.

- Ты звал меня, солнцеподобный. Я пришел.

Сердце Суппилулиумы больно сжалось, когда он вгляделся в юное безусое лицо.

- Встань сын, - немного дрожащим голосом приказал лабарна. – Ты вырос и окреп. Воинский пояс уже впору. Готов ли выполнить опасное поручение, которое тебе доверю я и Великая Хатти.

- Все мои силы и жизнь я готов отдать родной стране, - ответил юноша, не смущаясь. - Что я должен сделать?

- Встретиться со смертью, - вздохнул Суппилулиума.

- Если моя смерть не напрасна, - я готов.

- Тогда собирайся в дорогу и ничего не бойся. Боги оберегут тебя, а я буду молиться. – Затем лабарна обратился к сановникам: - Пусть посольство возглавит Старший кантикини Танри. Грамотней его в таких делах нам не найти. Цула, отбери два десятка крепких мешедей. Пусть копья не выпускают из рук и спят с обнаженными мечами. Но этого мало. – Суппилулиума поразмыслил. – Хемиша, у тебя есть трое надежных горцев, которые готовы умереть, но выполнить долг до конца.

- Конечно, найдутся, солнцеликий. Мой сын Улия будет первым.

- Ты жертвуешь сыном, - предупредил Суппилулиума.

- Как и ты, - ответил горец.

- Пусть будет так. Да помогут нам Всевышние покровители! – согласился Суппилулиума.

 

3

 

Белая повозка Ашшурбалита, запряженная парой гнедых длинноногих лошадей медленно поднималась в гору. Двумя колоннами с обеих сторон шествовали «Бессмертные» в полном вооружении. Ветер трепал длинные одежды с широкими рукавами. Солнце сверкало на остриях копей. За спинами висели чехлы с луками и стрелами. Впереди и позади, повозку сопровождали «Непобедимые всадники Ашшура».

В колеснице, под белым полотняным балдахином восседал сам сиятельный Ашшурбалит. Напротив него, на скамеечке пониже, расположился седой туртан, а рядом полный изнеженный абаракку. Когда повозка вкатилась на холм, перед взором предстал величественный бескрайний Евфрат. Круто поднимался отвесный берег, на гребне которого белели неприступные стены красавца-города Ашшура.

- Чудесная погода для прогулки! – благоговеянно вздохнул Ашшурбалит. – Давненько я не выезжал за город.

- Ты все время в делах, наш неутомимый кормилец, - с масляной улыбкой произнес абаракку, поправляя завитки в накладной бороде.

- Такова шимту правителя. Дел много, - сокрушался Ашшурбалит. – А я бы с удовольствием поохотился на львов, как раньше. Но в мои годы тяжело править колесницей.

- Ты еще крепок, повелитель, - подобострастно возразил туртан. – Ты старше меня, а сил у тебя больше и выглядишь моложе. Боги сохраняют твое здоровье.

- Ну, что ты, - испустил тяжелый вздох Ашшурбалит. – Я, наверное, и до Ниневии не доеду. Да! – вдруг вспомнил он. – Что мне сегодня утром говорили о Шативазе? Об этом юном выродке – сыне Тушратты. Что он там натворил в Ниневии? Голова с утра была забита совсем другими делами.

- Мальчик не понимает, что прошли времена могущества Митанни, - с той же масляной улыбкой, сквозь бороду, ответил абаракку. – Он витает в облаках: представляет себя сыном властителя вселенной. Требует, чтобы ему вернули престол в Вашшукканни. Он, даже, как-то собирался ехать к тебе. Естественно, его не пустили. Тогда он пришел в ярость, схватился за оружие. Пришлось несчастного безумца запереть. В бессильной ярости Шаттиваза принялся оскорблять тебя, грозил, что убьет Шутарну и всех предателей, разорит Ассирию - сполна отомстит за смерть отца. Покричав, Мальчик начал бредить и биться в истерике.

- Как трогательно, - покачал головой правитель. – Любящий сын желает мстить за отца. Да, этот выродок достоин Тушратты. Пора его отправить в Митанни в гости к Шутарне. Если ему нужен престол – пусть возьмет его. Интересно, как Шутарна с ним поступит: сразу убьет или сначала будет пытать?

- Думаю, побыстрее укажет дорогу к любимому отцу, - рассмеялся абаракку.

- А как там сам Шутарна. У тебя есть последние сообщения от него? – спросил правитель.

- Дрожит, как овца перед волчьей пастью. Заперся в Вашшукканни и нос не показывает за городские ворота. После того, как Суппилулиума захватил Керкемиш, все дороги с севера с запада и с юга контролируют хетты. Если б не наша поддержка, Вашшукканни бы вновь горела. Шутарна шлет тебе слезные письма. Умоляет прислать к нему еще воинов.

- При таком положении, когда со всех сторон хетты, нам пора выводить войска из Вашшукканни, а не присылать новые, - заметил туртан.

- Однако, он не глуп, - продолжил абаракку. – Местное население обнищало. Свободные землепашцы живут хуже, чем у нас рабы. Но Шутарне удается держать их в повиновении и, даже, собирать дань. Но недавно по Митанни разнесся слух, будто законный наследник жив, и вскоре прибудет в Вашшукканни. Я бы язык вырвал тому, кто проболтался. Народ в Митанни забурлил от такой вести. Они верят, что наследник встанет у власти и облегчит им жизнь. Шутарна в страхе.

- Проверить охрану в Ниневии, - приказал Ашшурбалит. – Узнать, кто проболтался, вырвать язык и заклеймить в рабы. Мальчишку надо убить. Но пусть это сделает сам Шутарна. Шативаза стал обузой для меня. Я его кормил, потому что пугал им Артатаму и Шутарну. Теперь же он не нужен. Керкемиш пал. Шутарна опирается только на нас и трясется от одного имени Суппилулиумы. Как только он отошлет к праотцам законного наследника, можно вскоре убрать и самого Шутарну. Пусть Митанни станет одной из наших провинций.

- А не лучше ли сразу заменить Шутарну Шативазой? – предложил туртан.

- Нет, - мотнул головой абаракку, при этом брезгливо выгибая губы, – мальчишка слишком строптив. Неизвестно, что ему взбредет в голову.

- Верно, - согласился Ашшурбалит. – Пусть его до границы проводит Аллунита. Дальше сам должен добираться до Вашшукканни: он же хозяин страны. А если его кто прирежет, - тут не наша вина.

Аллунита ехал сзади на недозволительно близком расстоянии. Он слышал все слово в слово. После придержал коня и отстал. Сидевшие в коляске Ашшурбалит и его приближенные не догадывались, что их кто-то подслушивает.

- Повелитель, - услышал он в конце голос туртана. – не боишься доверить это дело Аллуните. Не нравится мне его настроение в последнее время.

- Ничего, - успокоил его Ашшурбалит. – Справится. А после я отошлю его на границу с Вавилоном.

В душе Аллуниты вскипела обида. Ашшурбалит не сдержал обещания отослать Аллуниту в Кадеш. Тамкары давно уже обосновались в этом хеттском городе, а алайялу был назначен другой. Теперь Ашшурбалиту понадобилось, что бы он проложил ему дорогу к Вавилону. Конечно, Аллунита хорошо знал те места. Сколько лет он воевал с касситами. Сколько крепостей отвоевал для Ассирии. Но неужели ему больше не суждено увидеть родные горы. Сердце сжималось от тоски. А кому пожалуешься?

Наследник престола Митанни Шативаза выехал из Ниневии ясным солнечным утром в сопровождении Аллуниты и его телохранителей. Он ехал молча, тревожно всматриваясь в даль. По лицу его было заметно, что он прекрасно понимал, какая встреча его ожидает на родной земле. Кому хочется так рано умирать. Ему едва исполнилось семнадцать. Борода и усы едва пробились сквозь гладкую смуглую кожу. Но он ни сколько не напоминал своего отца. В противоположность Тушратте, Шативаза отличался высоким ростом, широкими плечами. Движения у него были стремительные и резкие. Взгляд внимательный, без тени высокомерия.

Вдруг Аллунита стал замечать, что юноша украдкой посматривает на него.

- Ты чего косишься, - не выдержал он. – Боишься, что я тебя зарежу. Мне только приказано доставить тебя к границе.

- О, нет, тебя я не боюсь, отважный воин, - ответил юноша. – Я удивляюсь: как Ашшурбалит так возвысил чужестранца. Наверное, ты принес ему великую победу.

- С чего ты взял, что я чужестранец, - удивился Аллунита. – Мой отец честно служил Ашшурбалиту. Мои братья занимают высокие посты.

 

- Все говорят об этом.

- И где, по-твоему, моя родина?

- Я думаю, по ту стороны Бычьих гор.

Аллунита стегнул коня плетью и помчался вперед. Сердце снова сжалось от непонятной тоски. Шативаза догнал его и осторожно сказал:

- Прости, воин. Я не хотел причинить тебе боль.

- Ерунда, - натянуто улыбнулся Аллунита.

Шативаза не отставал от Аллуниты.

- У тебя столько шрамов на руках. Наверное, ни один десяток сражений за твоими плечами.

- Все по мелочи, - пожал плечами Аллунита. – В крупных сражениях бывал редко.

- Я слышал, что ты отбил у касситов несколько городов. Ты слишком скромный.

- А вот, о тебе говорят, что ты вздорный юноша. Обижаешься по мелочам. Хватаешься за оружие. Кричишь, угрожаешь правителю. Тебя, даже, стражники однажды заперли.

Шативаза опустил глаза и еле слышно произнес:

- Не было этого. Вернее, было, но не так. У меня был наставник. Несчастный старик! Убийца зарезал его. Не знаю, поймешь ли ты… Он был единственным моим другом. Воспитывал меня с младенчества. В трудные дни не согласился покинуть меня. Оберегал, словно родного сына. Заменял отца, ведь Тушратту я видел только на праздниках да на богослужениях. Не каждый может вынести, когда видит любимого учителя, единственного друга мертвого, лежащего в лужи крови. Неудивительно, что от страха и от внезапного горя мой разум помутился. Я схватил меч и бросился на поиски убийцы. Но тот скрылся в темных коридорах. Когда же меня привели обратно в покои, дали теплого вина и пытались успокоить, тело наставника бесследно исчезло. Даже кровь начисто вытерли. Мне сказали, что наставник мой бежал, а мне приснился дурной сон.

- Я не верю тебе, - прервал его Аллунита.

Шативаза обиженно отвернулся.

-Ты знаешь, что по дороге тебя ждет смерть? – спросил Алунита

- Знаю, - пожал плечами юноша,- но я, назло Шутарне, появлюсь в Вашшукканни.

- Желаю удачи! – сочувственно усмехнулся Аллунита.

На этом их разговор закончился. День клонился к вечеру. Отряд направился в небольшое селение на ночлег.

Лишь только розовая заря улыбнулась миру, всадники продолжили путь. К полудню показалось следующее селение, на краю которого одиноко возвышалась каменная стела. По ту сторону начиналась земля Митанни.

Всадники спешились возле питейного двора. Грязные мальчишки отвели коней под навес и насыпали в кормушки ячменя.

- Дальше поедешь один, - сказал Аллунита. – Я должен возвращаться в Ашшур.

Юноша печально посмотрел на дорогу, ведущую в Вашшукканни.

- Тебе страшно? – Аллунита положил Шативазе руку на плечо. Ему вдруг стало жаль этого статного юношу. За что он страдает? За что он должен так рано покинуть этот мир?

- Нет, - ответил Шативаза. – Мужчинам стыдно бояться смерти. Просто, грустно умирать изгнанным и проклятым. Вроде, впереди моя земля, в то же время, чужая. Как будто где-то долго бродил по свету, приходишь в родной дом, а он занят недругом. И жизнь подходит к концу.

- Неужели ты твердо намерен умереть? – не понимал его Аллунита. – Есть еще другие дороги.

- Только эта дорога мне подходит. - Его глаза загорелись огнем отваги и безрассудства. – Я умру, но перед смертью повстречаюсь с самозванцем и все выскажу ему в лицо.

- С удовольствием бы послушал, - кивнул Алунита. – Только, толку нет в пустых угрозах.

- Помоги мне! – с жаром воскликнул юноша. – Ты ведь не боишься смерти.

- Думаешь, я смогу противостоять всей митаннийской армии. Ты меня переоцениваешь.

- Помоги мне только пробраться в Вашшукканни. Если я появлюсь перед народом, Шутарна не посмеет меня пальцем тронуть.

- Почему ты выбрал меня? – удивился Аллунита.

- Я верю – ты мне принесешь удачу, - стоял на своем юноша.

- Я не могу ослушаться повелителя. Мне приказано следовать в Ашшур.

- Но разве ты не вольный человек? Ты знатен и богат и можешь ехать, куда захочешь.

- Не так все просто, - вздохнул Аллунита. – Мне можно ехать в любую сторону, но только не на север. Меня не пустят.

- Кто? – не понял Шативаза.

- Сейчас увидишь.

Аллунита подозвал мальчишку и приказал ему вывести его коня и коня Шативаза. Как только мальчик все исполнил, к Аллуните тут же подошли его телохранители.

- Благородный Аллунита, - вежливо, но подозрительно спросил один из них, - куда ты изволишь ехать?

- Хочу проводить наследника до пограничного камня. Вы отдыхайте. Я скоро вернусь.

- Мы с тобой.

- Зачем? – вмешался юноша. – Нигде поблизости нет врагов.

- Прости нас, благородный Шативаза, - с терпеливой вежливостью ответил телохранитель, - но наш солнцеликий правитель Ашшурбалит, да даруют ему Боги вечное счастье, строго-настрого приказал не спускать глаз с нашего господина. Оберегать его от всяких бед.

- Неужели такому сильному воину может что-то угрожать? – недоумевал юноша. – Я думал, что Аллунита готов сразиться с целым войском.

- Мы выполняем приказ правителя, - уклончиво ответил телохранитель с непроницаемым лицом, тем самым, давая понять, что разговор на эту тему окончен.

- Ну, что ж, - с сожалением произнес Шаттиваза. – Если так, то мне придется одному ехать. Но перед этим давайте зайдем к хозяину питейного дома. Я угощу вас, заодно сам выпью, быть может, в последний раз в жизни.

Телохранители с радостью согласились. Хозяин, толстый торговец в простой белой одежде, расплылся в любезной улыбке. Он пригласил гостей в прохладную комнату, где стоял низкий длинный стол с резными ножками в виде львиных лапок и высокие скамьи. Мальчик-слуга принес стопку грубых глиняных кружек и кувшин с пивом. Затем на столе появилась закуска из свежего сыра, холодного мяса, ячменных лепешек и фиников. Началась пирушка. Воины за несколько мгновений опустошили кувшин. Кровь разыгралась, хмель закружил головы.

- Эй, хозяин, - крикнул юноша. – Эти прославленные воины пьют твое пиво, словно воду. Твое заведение не будет стоить и шекеля меди, если в нем не найдется кувшина старого вина.

- Найдется, добрый господин, - заверил хозяин.

- Так неси же его скорее сюда. Пошевеливайся! У тебя в гостях «Непобедимые» всадники богоподобного Ашшурбалита, а не простые бродяги.

- Сейчас будет вино!

Хозяин побежал к погребу и вскоре опять появился в дверях с позеленевшим от времени кувшином. Горлышко глиняного пузача было залеплено пыльным воском.

- Вот, господин, старое вино, - сказал он, бережно преподнося кувшин и, на всякий случай, добавил: - Оно очень дорогое.

- Я за все плачу, а серебра у меня полная сумка, - ответил Шаттиваза, небрежно вырвав сосуд из рук хозяина. Он сам снял восковую крышку и сам разлил рубиновую, слегка пенящуюся влагу по кружкам. Никто не заметил, как Шативаза сдвинул камень на перстне и высыпал в кувшин серый порошок. Воины залпом осушили кружки. Но Шативаза не пил и не дал пить Аллуните, отвлекая его каким-то разговором. Еще после одной кружки «Непобедимые» затянули боевую песню и, вскоре все неожиданно уснули, попадав на стол.

Аллунита вскочил на ноги.

- Ты что наделал? – закричал он.

- Я их отравил, - с вызовом признался Шативаза, ни сколько при этом, не испугавшись гневного взгляда Алуниты. – Они мне мешали. Теперь ты свободен.

- Да как ты посмел?

- Я правитель! Я смею!

- Ты коварен. Теперь я понял, почему Шутарна тебя боится. Значит, ты спешишь на тот свет. Но в одиночку умирать скучно. Решил меня прихватить?

- Я хотел не этого, - обиженно ответил юноша. – Умереть мы всегда успеем. Рано или поздно наш черед настанет. Подумай о другом: неужели тебе не хочется почувствовать себя свободным? Вдохнуть родной воздух? Ты же хочешь увидеть родину.

Сердце больно сжалось. Аллунита долго боролся с собой, запихивая тоску поглубже, чтобы она даже не напоминала ему о себе. Но слова Шаттивазы освободили ее из плена. Аллунита устал сопротивляться своим чувствам.

- Если я последую за тобой, по законам Ассирии, меня казнят, - слабо противился он.

- Если поймают, - докончил за него Шативаза. – Тебя все равно накажут. Посмотри на них. – Он кивнул на бесчувственных телохранителей. - Ты допустил их гибель. Может, я действую подло, но у меня нет выбора. Ты мне нужен.

- Я присягнул на верность Ашшурбалиту, - продолжал возражать Аллунита, - и от клятвы не отступлюсь, пусть, даже, меня накажут.

- Клятва? – небрежно бросил Шативаза. – Одни придумали ошейник раба, другие клятву верности - а суть у них единая. Ты сполна отплатил Ашшурбалиту честной службой. Об этом говорят твои шрамы. Но вспомни: много ли правитель позволял тебе? Сколько вражеских городов распахивали перед тобой ворота? Скольких непокорных вождей касситов ты привел за собой на веревке в Ашшур? Вспомни. Что взамен? Тебе доверили лишь конный отряд, да и то живешь под строгим надзором. С верными слугами так не поступают.

- Правитель дорожит мной, - оправдывался Алунита.

- Как копьем. Когда копье сломается, он его выкинет. Ашшурбалит, наверное, тебе обещал пост туртана? Не надейся. Будь ты хоть десять раз героем, для них – ты чужак.

- Что ты понимаешь в этом? – Боль в груди стала совсем невыносимой.

- Я сын правителя, и хорошо разбираюсь во всем, что касается власти. Поедем же! – настаивал Шативаза, видя, что Аллунита колеблется. - Ты боишься потерять чин, дома, земли? На самом деле, у тебя ничего нет. Как только на трон вступит сын Ашшурбалита, братья отберут у тебя все, даже имя. Тебя забудут. Ты здесь - чужой.

- Поехали!

 

Два всадника, подъехали к воротам небольшой крепости. Пламя факелов заметалось по стене. Стражника преградили им дорогу.

- Кто такие?

- Мы вольные воины. Нанимаемся на службу к тем, кто платит, - ответил Шативаза.

- Тогда проезжайте в город и следуйте вон туда, на холм. Видите большой дом. Там живет наместник.

Заплатив охранникам положенную пошлину, всадники поехали в указанном направлении. Вскоре они очутились возле добротного двухэтажного дома. Слуга провел их в небольшой зал, где на высоком стуле восседал обрюзгший старый наместник с отвисшей нижней губой и усталым скучающим взглядом. Несколько писцов находились тут же в зале. Расположившись на циновках, они выводили тонкими палочками клинописные знаки на небольших табличках сырой глины.

- По какому делу едите в Митанни? – сухо начал допрос наместник, взглянув недовольно в их сторону.

- Мы свободные халдейские воины. Едем наниматься на службу в Вашшукканни, - ответил Шативаза.

- Ко времени, - криво усмехнулся наместник. – Скоро там будет жарко. Но серебра вы много не заработаете.

- Благороднейший и уважаемый господин, позволь нам, недостойным, преподнести тебе небольшой скромный дар. – С этими словами Шативаза достал из дорожной сумки серебряный нож халдейской работы и протянул просиявшему наместнику. Глаза наместника потеплели, нижняя губа закатилась, все лицо приняло более дружелюбное выражение.

- Спасибо, спасибо, - промурлыкал он и спрятал нож в складках одежды. Сделал это проворно и ловко, чтобы писцы ничего не заметили.

- Расскажи нам, господин, если мы не отнимем у тебя много времени, что происходит в стране? Стоит ли нам ехать в Вашшукканни?

- Ничего интересного не происходит. Все кувырком полетело. Великая держава сменила золотые одежды на тряпье нищего. Я, наместник города иногда ем на обед ячменную похлебку без куска мяса. Раньше рабов своих кормил лучше. Из Вашшукканни требуют: собрать столько-то и столько-то. А что я возьму с земледельцев? Им самим есть нечего. Торговцы разбежались. Ремесленники отощали. Какие из них работники? – Сановник тяжело вздохнул. - А тут еще прошел слух, что должен вернуться из Ассирии законный наследник. Говорят, он с потрохами продался Ашшурбалиту. Как только сын Тушратты взойдет на престол, так все свободные митаннийцы станут рабами и будут день и ночь работать на чужих полях. Наместникам отдан приказ проверять всех, кто едет из Ассирии.

-Да, придется несладко! – понимающе кивнул Аллунита. – Надо его поймать.

- Ловим, - безнадежно махнул рукой наместник.

- И что его ожидает, - поинтересовался Шативаза.

- Это не мое дело, - отрезал наместник, подумав, что и так слишком разоткровенничался. – Сегодня переночуйте в городе. На дорогах ночью опасно. Завтра можете ехать дальше. В Вашшукканни нанимайтесь в стражу. Стражникам хорошо платят. Не вздумайте идти в охрану сборщиков податей. Их самих частенько поколачивают, а то и убивают.

На следующее утро к наместнику зашел сановник, следивший за донесениями.

- Это твое? – спросил он, указывая на глиняную табличку.

- Да, господин, - согласился наместник, узнав свою печать.

- Что за юноша прибыл вчера в город?

- Халдейский воин. Их было двое. Второй постарше.

- Они тебе дарили что-нибудь?

- Ну что вы, как я могу брать…

- Говори правду, пока не заставил высечь тебя! – строго приказал сановник.

- Только маленький подарок. Дешевая безделушка, - оправдывался наместник, доставая нож.

Сановник вынул лезвие из ножен и прочитал надпись на клинке:

- Собственность наследника великой Митанни. Где они?

Остолбеневший наместник, заплетающимся языком кое-как объяснил место, в котором остановились путники. Отряд копьеносцев бросился к указанному дому. Путники давно скрылись. На столе, за которым они завтракали перед отъездом, острым ножом было вырезано: «Ищите меня в Вашшукканни».

После нескольких попыток прорваться в город. Шативаза и Аллунита совсем отчаялись. Кругом на дорогах стояли посты. На холмах виднелись копья обходчиков. Проверяли каждого путника.

- Что будем делать? Может быть, дождемся ночи? – предложил Шативаза.

- Ночью городские ворота закрывают, - не согласился Аллунита.

- Глянь-ка, я чувствую удачу. Боги нам шлют знамение, - обрадовался юноша, указывая на шатер, стоявший недалеко от дороги.

Подъехав ближе, они увидели льняной разукрашенный полог. Над входом висели козлиные рога – знак привилегированной особы. Несколько мешедей охраняли шатер со всех сторон. Рядом стояла двухколесная повозка с навесом от солнца, запряженная парой коней.

-Шесть охранников, - насчитал Шативаза. – Если поднимется шум, ты справишься с ними?

- С шестерыми? – прикинул Аллунита. – Пожалуй, смогу.

- Тогда поехали. У этого сановника, кто бы он ни был, наверняка есть разрешение на проезд. Или он сам отдаст нам его, или мы отберем силой.

Стражники схватились за мечи.

- Остановитесь! – потребовал старший.

Аллунита показал им свой жезл.

- Я командую тысячей «Непобедимых» всадников лучезарного Ашшурбалита. У меня важное дело к твоему господину.

- Подождите. – Старший юркнул в шатер. Оттуда донеслось неясное бормотание. Вскоре стражник появился вновь, откинул полог и пригласил гостей войти.

Оказавшись внутри, беглецы увидели полного вельможу в строгой длинной одежде. Небольшая круглая шапочка сверкала золотыми нитями на голове. Борода и волосы аккуратно завиты мелкими колечками и ровно уложены. Вельможа поднялся с высокого стула и подошел к юноше. Холеное лицо вытянулось от удивления и испуга.

- Тебя ли я вижу? – не то с удивлением, не то с радостью произнес он. – Пусть Боги лишат меня зрения, если передо мной не наследник.

- Шаутата! – Шативаза немного успокоился. – Рад тебя видеть.

- Ты, все-таки, приехал. – Глаза сановника забегали по сторонам. – Поворачивай немедленно назад. Шутарна ни за что не уступит трон. Он прекрасно обо всем осведомлен. Ты не доберешься живым до столицы.

- Куда поворачивать? В Ассирии меня ждет такая же участь, - не весело усмехнулся Юноша. Затем пристально взглянул в глаза вельможи. – Признайся мне честно: ты поддерживаешь Шутарну?

- Клянусь всеми богами, - горячо воскликнул Шаутата, побагровев, - я его ненавижу! Мы все ему верили, когда он повел нас из Керкемиша. Он обещал вернуть наши дома, земли, богатства. Как слепцы последовали за ним. Теперь мы нищие и вынуждены прислуживать ему. А он наше добро раздает аккадцам. – Сановник понизил голос и, почти шепотом, произнес: - Ты знаешь, что смерть твоего отца – его рук дело. Убийцу подослал именно он. Безжалостней и коварней человека, чем Шутарна, я не встречал.

- Я догадывался об этом.

- Но самое ужасное: он всех держит в страхе. Многие знали о покушении на Тушратту, и никто не посмел этому помешать. Грех теперь не отмолим и после смерти.

- Пусть Боги вас судят, - строго сказал Шативаза. – А ты, как и прежде, распоряжаешься казной?

- Нет, - грустно улыбнулся Шаутата. – Сейчас все высокие должности раздают ассирийцам. Шутарна в начале возвышал людей из Керкемиша, но после падения города и смерти Ахаты, их изгнали, а места правитель раздал подлым посланникам Ашшурбалита. Мне же приходиться объезжать страну и собирать подати. Вот, заставляю наместников отбирать у народа последнее. Народ недоволен. На меня часто нападают плугари и ремесленники, доведенные нищетой до отчаяния. У меня было двадцать охранников, а осталось всего шесть. Кого прибили, кто сам сбежал, страшась гнева землепашцев. Сейчас еду обратно в Вашшукканни.

- Мне тебя послали Боги, - обрадовался Шативаза. – Мы поедем с тобой, как слуги, и благополучно минуем все заставы.

Шаутата испуганно замахал руками.

- Ты жаждешь скорее умереть? – запричитал он. – Что ты сможешь сделать? У тебя всего один воин, а у него целое войско.

- Я должен его изобличить, хотя бы ценой собственной жизни. Иначе мне незачем жить. Кем я стал? Вечным изгнанником? Живым мертвецом? Мне, как и отцу, придется умереть на чужой земле, всеми забытым. Такая жизнь не для меня! - горячо возразил Шативаза.

- Но как ты его изобличишь? Хитрее и коварнее лисы не встретишь. В его окружении одни подлецы. Каждый, кто скажет слово поперек – обречен на гибель.

- Об этом я и хотел с тобой поговорить. У любой крепости, даже самой неприступной должен быть изъян. Вспомни, чего боится Шутарна?

Шаутата побледнел, разжал трясущиеся губы и очень тихо сказал:

- Я знаю тайну, но она стоит жизни.

- Говори! – Настаивал Шативаза. – Ради Митанни, ради прощения за все грехи.

- Правитель Митанни должен носить священную диадему. Она является божественным символом власти. По словам Шутарны, диадему ему передал Тушратта в свой смертный час. При Тушратте, я служил казначеем и, по должности, часто держал в руках эту священную реликвию: носил к ювелиру чистить или заменить драгоценные камни. Однажды, я помогал облачаться Шутарне на какой-то праздник. Я взял в руки диадему, чтобы повесить ему на грудь, но тут заметил, что она не настоящая.

- Ты точно в этом уверен? – глаза Шативазы лихорадочно заблестели.

- Да. На обратной стороне диадемы должно быть выгравировано заклинание, гласящее, что если кто другой, кроме правителя, наденет эту диадему, то проклятие Богов падут на нечестивца. Когда я пригляделся к реликвии, то заметил, что она сама выглядит какой-то новой, сверкающей, а ведь ей должно быть не одна сотня лет.

- Значит, он носит фальшивый символ власти, - обрадовался Шативаза.

- Все равно, надо проверить, - вмешался Аллунита. – Если ты был казначеем, то должен иметь хоть какой-то доступ к сокровищнице правителя. Попробуй еще раз осмотреть диадему, а заодно что-нибудь выведать у придворного ювелира.

- Я попробую, - неуверенно согласился сановник.

Миновав посты под видом слуг Шаутаты, заговорщики беспрепятственно проникли в Вашшукканни. Аллунита и Шативаза спрятались в доме Шаутаты. Сам же сборщик податей отправился в халентуву сдать добро казначеям. Вечером он вернулся взволнованный. Чиновник поведал: Шутарна зол. Ему доложили, что Шативаза проскользнул через границу и находится в Митанни. За его сокрытие полагается смерть.

- Тебе удалось поглядеть на диадему? – нетерпеливо перебил его Шативаза.

- Удалось, - обрадовал их Шаутата. – Я захватил с собой чудесный рубин, сам же сказал Шутарне, что принес его вставить в диадему, взамен другого, тусклого. Он позволил мен примерить камень. Рубин оказался больше, чем надо. Камень отдали ювелиру.

- И что ты заметил? – торопил его Шативаза.

- Диадема – подделка. Обратная сторона абсолютно гладкая. На настоящей, надпись вырезана глубоко. Ее невозможно сточить. Камни другие, но самое главное - она легче. Это не золото.

- А с ювелиром ты говорил?

- Да. У Шутарны новый ювелир, откуда-то из Исувы. Он мне выболтал, за некоторую сумму, что старому ювелиру Шутарна как-то дал важную работу. Мастер заперся в своей комнате и никого не пускал три дня. Когда работа была окончена, ювелир исчез. Его больше никто не видел.

- Старый ювелир предчувствовал, какая участь его ждет, а может, побоялся гнева Богов, и у него рука не поднялась писать заклинание, - решил Шативаза.

- Где же, тогда, настоящая диадема, - поинтересовался Аллунита.

- Никто этого не знает, - безнадежно развел руками Шаутата. – Но без нее входить на трон нельзя. Может быть, поэтому несчастья обрушились на страну.

- Она найдется. Я в этом уверен, - бес тени сомнения произнес Шативаза. – Боги ее спрятали от злодея.

- Что думаешь предпринять? – спросил Аллунита.

- Завтра по календарю праздник Дождя. Должна пройти праздничная церемония.

- Да, Шутарна объявил о шествии по городу к храму Божественных Близнецов, - подтвердил сановник.

- Встречу его возле храма, – решил Шативаза. В том месте стена низкая. Если за нами погонятся, можно будет ускользнуть.

- Затея опасная, - покачал головой Шаутата. – В Вашшукканни много наемников. Им плевать, на законных наследников. Кто платит – того и защищают. Народ побоится восстать. А такие опальные вельможи, как я, не имеют никакого влияния.

- Плохо! Но я должен это сделать. Только, вот, куда нам потом бежать?

Все призадумались. Если удастся задуманный план, гнева Шутарны не будет предела. Где можно будет скрыться Шативазе?

- Если тебе удастся выбраться из города, - рассудил вельможа, - я посоветую бежать в Хатти к Суппилулиуме.

- И как лабарна меня примет? Я же сын его заклятого врага.

- Поверь мне, только он сможет тебя защитить. Зачем ему тебя убивать? А на Шутарну Суппилулиума зол. Мудрость гласит: враг моего врага – мой друг.

- Пусть будет так, - согласился юноша. – Чего мне терять?

 

Не очень радостно начался в Вашшукканни праздник Дождя. Не так весело и торжественно, как в прежние годы. Не до веселья нынче. Из окрестных селений и меньших городов пришло мало народу поглядеть на процессию. Но, не смотря на это, толпа на улицах собралась многочисленная.

Праздничное шествие двинулось из халентувы вниз по городу в храм Божественных Близнецов. С обеих сторон шествие охраняли ассирийские копейщики. Их круглые медные щиты были начищены до блеска. Шутарна, облаченный в длинные желтые одежды правителя, весь в золоте и серебре стоял неподвижно на белой колеснице с высоким золотым калмусом в руке. Голову его венчал шлем из золота, в котором отражалось небо. Сбруя белых коней переливалась драгоценными камнями. Следом шли важные холеные придворные. В первых рядах аккадцы, за ними местные сановники. Все это сопровождалось нестройной музыкой и вялыми восклицаниями из толпы.

Когда величественная процессия, обойдя город, приближалась к храму, народ взволнованно зашумел. Причиной оказался дерзкий юноша, который взобраться на крышу храма. «Как он посмел!» - возмущались в толпе. – «И не боится гнева Богов!»

Юноша стоял на самом краю плоской крыши, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Весь его вид выражал презрение и спокойствие. Под ним, на обширной площади гудела толпа: «Кто он?», « Что ему надо?»

- Да ведь это – наш наследник Шативаза! Это наш правитель! Это Шативаза! Наш избавитель! – громко закричал Аллунита, находясь внизу среди народа. Люди подхватили его слова. Вскоре площадь забурлила:

- Боги нам его послали! Он появился из облака! Нет, я видел, как голубь сел на крышу храма и превратился в юношу. Это он, наш правитель!

Процессия тем временем подходила к площади. Ассирийцы растолкали людей, освобождая дорогу к храму. Им отвечали ругательством и плевками.

- Что за беспорядки? – пробурчал Шутарна, но старался сохранить спокойствие. Увидев юношу, Шутарна попытался разыграть из себя великодушного, но строгого правителя. – Зачем ты взобрался на крышу храма? – обратился Шутарна к юноше. – Не гневи Богов.

- Я залез сюда, чтобы лучше разглядеть самозванца, - со злостью ответил Шативаза. – Ты не узнал меня, Шутарна? Я - наследник Митанни, тот самый, у которого ты убил отца, тот самый, которого твои наемники должны прирезать. Но Боги помогли мне оказаться здесь лицом к лицу с тобой. Ты должен передать мне власть. Тогда Боги смилостивятся и простят часть грехов.

По лицу Шутарны пробежала нервная дрожь.

- Этот юноша перегрелся на солнце или выпил лишнего, - фальшиво усмехнулся он. – Слезай немедленно!

- Не знаю, кто выпил лишнего, - но ты точно раздулся, высасывая кровь из моего народа. Боги смотрят пристально на нас. Ты должен перед их солнечными ликами передать мне власть.

- Тушратта, умирая, объявил меня наследником и возложил на меня священную диадему. А тебя я не знаю! – сорвался на крик Шутарна.

- Твой язык лживый, и в словах твоих нет правды, - бросил ему в лицо Шативаза. – Никто тебе власть не передавал. Ты сам ее подло захватил.

Толпа ахнула.

- Как он смеет! Негодяй! - зашипели вельможи.

У Шутарны кончилась выдержка. Он весь затрясся.

- Можешь обвинять меня в чем угодно. Мне плевать на тебя, щенок. У меня диадема – значит я правитель. А ты – никто. Только тот, кто владеет божественным символом – тот и есть повелитель Митанни.

- Даже если он гнусный вор и убийца? – дерзко крикнул Шативаза.

- Стоит ли винить льва, за то, что он загрыз шакала? Лучше готовься к смерти за оскорбление моей особы. Так уж и быть: я похороню твои истерзанные останки с почестями.

Народ молчал. И вельможи смолкли. Все боялись Шутарну. Никто не смел сказать слова против. Юноша почувствовал себя путником, попавшим в чужую страну, где его никто не знает и не понимает его языка.

- Хорошо! – произнес он в полной тишине. – Я согласен умереть. Если ты хочешь править страной – правь. Но прежде я должен убедиться, что Боги, действительно наделили тебя всеми символами власти. Ведь если это не так – страну ждут страшные беды.

- И всего-то! Проверяй! – Согласился Шутарна, заранее обдумывая, как наказать дерзкого юнца, чтобы народ надолго запомнил его страшную кончину.

- Уважаемые сановники, благородные вельможи, - обратился Шативаза к придворным. – Есть ли среди вас человек, кто служил при Тушратте казначеем?

- Есть, - раздался из задних рядов голос Шаутаты.

- Скажи-ка, уважаемый: хорошо – ли ты знаешь атрибуты власти?

- Я двадцать лет прибывал на этой должности и знаю каждый камешек на диадеме, каждую царапинку на калмусе и на золотом шлеме.

- Не можешь ли ты сказать честно, перед народом и перед Богами: узнаешь ли ты волшебную диадему.

- Возьми. Убедись, - произнес снисходительно Шутарна, снимая священное украшение и передав его Шаутате. Он был уверен, что ювелир сработал на совесть, воссоздав утерянную реликвию, и умер, унеся с собой страшную тайну. Шутарна не знал, в чем подвох.

- Не помнишь ли ты, - продолжал спрашивать Шативаза, - На обратной стороне Боги вывели заклинание: « Кто наденет на себя эту священную диадему без благословения Богов, тот будет проклят навеки и потомки его, и скот его, и дом его».

- Было такое заклинание, - подтвердил Шаутата.

Глаза Шутарны беспокойно забегали.

- Есть ли на этой диадеме заклинание?

- Нет, - ответил сановник, и поднял над головой драгоценность, показывая всему народу гладкую обратную сторону.

- Что ты на это скажешь, Шутарна? Ты не смеешь надеть настоящую, потому что боишься проклятья. Ты – самозванец!

На площади поднялся шум.

- Что за болван! Отберите у него диадему, - крикнул Шутарна телохранителям, размахнулся тяжелым калмусом и проломил Шаутате череп. Затем метнул гневный взгляд на Шаттивазу и со злобным оскалом произнес: - Наговорился? Теперь умри! Взять его!

Четверо митаннийских стражников взобрались на крышу храма, обнажив мечи.

- На кого смеете поднять оружие! – грозно крикнул Шативаза, показывая им золотую печать правителей.

Стражники остановились в нерешительности. Этого хватило, чтобы Аллунита оказался среди них и ловко скинул всех с крыши. Через несколько мгновений они с Шативазой уже бежали к городской стене, где находился один из тайных лазов. Рядом с проемом лежал связанный оглушенный сторож.

- Не упустите их! – заорал в бешенстве Шутарна, посылая в погоню Ассирийцев.

Их нагнали уже за городской стеной, когда Аллунита и Шативаза садились на коней. Кольцо воинов сомкнулось вокруг беглецов. Шутарна торжествовал, появившись на гребне стены.

- Зачем же так скоро уходишь, наследник? – злорадствовал самозванец. – Испортил мне праздник, а теперь хочешь ускакать. Погости немного у меня, попируй. После я сам отправлю тебя с охранной табличкой в дорогу. Только в последнюю. Я давно не наслаждался, наблюдая, как с живого человека сдирают кожу.

Кольцо сужалось. В спины и в грудь беглецов уперлись острые наконечники копей. Но тут случилось неожиданное. Аллунита вынул жезл ассирийского военачальника и закричал на копьеносцев:

- Дорогу, собаки! Не видите, что перед вами полководец великого Ашшурбалита?

Увидев золотой жезл с головой Ашшура, копьеносцы, как завороженные расступились. Беглецы погнали коней.

Шутарне, от припадка ярости, чуть не сделалось дурно. Он приказал лучникам стрелять по беглецам. Но тут, народ, долго наблюдавший за всем без каких-либо действий, наконец, взорвался. Лучников скинули со стен и побили камнями. Кровь опьянила толпу. Камни полетели в ассирийских копьеносцев. Досталось и вельможам. Шутарна поспешил укрыться в халентуве. Толпа кинулась к дворцу. Навстречу появились шеренги копьеносцев. Город утихомирили. Но начало было положено. На всех торговых площадях только и разговор шел о новом правителе, который вскоре придет с войсками и прогонит самозванца.

Шутарна чувствовал, что власть уходит у него из рук. Он посылал одно за другим письма в Ашшур, умоляя прислать войска. А сановники, особенно иноземные, потихоньку собирали сундуки и готовились к бегству.

Всадники гнали коней по дороге к Марашу. Вашшукканни осталась далеко позади. Кони сильно устали. Изо рта клочьями вырывалась пена. Беглецы перевели коней на шаг, дав животным немного отдохнуть. Вдруг заметили сзади облако пыли.

- Погоня, - решил Шативаза. – надо удирать. Я вижу всадников.

- Кони не выдержат, - ответил Аллунита, осознав безнадежность их положения. Спрятаться негде. Кругом голые холмы. – Уходи. Я задержу их.

- Я тебя не оставлю, - объявил ему Шативаза. – Я тебя в это втянул, с тобой вместе и погибну. Постой! - вдруг встрепенулся он, присматриваясь к погоне, - Это не митаннийцы. В армии Митанни никогда не было всадников.

- Вижу, - согласился Аллунита, обратно вкладывая меч в ножны. – Узнаю своих «Непобедимых». Так ты их не отравил?

- Подсыпал сонный порошок, - признался Аллунита, - хотя, теперь жалею об этом.

- Спасибо тебе, - поблагодарил Аллунита.

- За что? – не понял юноша.

- За то, что грех не положил на мою совесть.

- Может, сразимся с ними? – предложил Шативаза, хватаясь за меч.

- Не стоит, - остановил его Аллунита. – Их десять человек. Они хорошо обучены. С двумя, я бы, еще справился, с десятью – не получится. Езжай! Тебя они не тронут

- Ты им просто так сдашься? Не лучше ли умереть свободным? Я буду биться с тобой плечом к плечу.

- Я нужен Ашшурбалиту живым. Они не дадут мне умереть, иначе их всех заклеймят в рабов. А ты отправляйся дальше без меня. Тебе еще надо стать правителем Митанни.

- Жаль, отважный воин, что все так закончилось, - вздохнул Шативаза. - Спасибо за все. Я в вечном долгу перед тобой. Прощай!

- Хранят тебя Боги, смелый юноша, - крикнул ему в след Аллунита.

 

4

 

Эйя неподвижно, словно каменное изваяние, сидел на гранитной скамье в прохладном полумраке храма. Его глаза бессмысленно остановились на пламени, трепещущем перед статуей Осириса. Мысленно мудрейший находился высоко над землей.

Тихие шаги хему рисута вывели его из оцепенения. Слуга сказал, что его желает видеть жрица богини Исиды, мудрейшая Раннаи. Эйя поднялся, расправил складки на белоснежной одежде с золотыми иероглифами, погладил бритую голову, предал лицу выражение радости и задумчивости. Уголки тонких бесцветных губ растянулись, когда он услышал легкую поступь и, словно дуновение ветерка, шуршание тонкой полупрозрачной ткани. Неземной аромат наполнил воздух вокруг.

В храм вошла высокая статная жрица. Она напоминала величественную богиню. Белая одежда чистой жрицы поднималась от гладких тонких икр, плотно облегая крутые бедра и тонкую талию. На длинной шее, от самого подбородка до высокой упругой груди теснилось множество золотых и серебряных ожерелий, вперемешку с нитками лазурита и бирюзы. Открытыми оставались чудесные круглые плечи с бронзовой гладкой кожей и тонкие изящные руки, унизанные золотыми браслетами на запястьях. Правая рука покоилась вдоль тела, левую она прижимал к груди с нежным цветком розового лотоса. Лицо ее сразу притягивало взор редкой красотой: пухлые правильные губы, маленький прямой нос, карие большие немного раскосые глаза, подведенные черной краской, всегда холодные, словно у змеи. Брови выщипаны. Золотой тонкий обруч поддерживал волосы на узком гладком лбу. Локоны тяжелыми волнами спускались на левое плечо и на спину, изящно перевязанные золотой цепочкой с драгоценными камнями.

Раннаи остановилась на некотором расстоянии от Эйи и произнесла низким грудным голосом:

- Приветствую тебя, мудрейший жрец Амона. Пусть Боги даруют тебе неземную силу.

- Да не померкнет красота твоя, чистая жрица Раннаи, - ответил Эйя. – Увидев тебя, я подумал: сама богиня Исида пришла навестить недостойного слугу своего.

- Оставим льстивые речи, - прервала его жрица безразличным тоном. – Поговорим о деле.

- Ты вечно спешишь с делами, - шутливо упрекнул ее Эйя.

- Каста ждет. И мне самой надоело содержать всех этих, вечно ноющих, капризных вдов Эхнэйота. Ты смог найти подход к Анхесенамут?

- Все не так просто. Бедная девушка так сильно любила своего Тутанхамона, что до сих пор прибывает в печали. По ночам плачет. Все разговоры о втором замужестве не доходят до ее измученного горем разума. Потом, я устал бороться в одиночку. Я должен обхаживать Анхесенамут и противостоять Хеви.

- Впервые слышу, как ты жалуешься, - ледяным тоном упрекнула его жрица. – Великий Эйя передо мной, или его подменили?

- Прости. Я, наверное, немного устал, - попытался оправдаться Эйя.

- Тебе нельзя уставать, - не отступала Раннаи. – Мы приложили много усилий, чтобы освободить тебе дорогу. Сколько стоило труда отправить к богам Семенхкэре и подстроить падение с колесницы юного Тутанхамона. Наша каста удержала страну от раздоров и кровопролитий. Именно я воспрепятствовала браку между Анхесенамут и сыном Хеви, доказав, что последний не происходит из рода правителей. Тебе осталось только уговорить плаксивую девчонку согласиться. Но ты медлишь.

- Она правительница.

- А ты верховный жрец.

- Я выглядел глупо, гуляя с ней в саду и катая ее на качелях, сочинял стихи, еще выдумывал всякие глупости, подкупал ее служанок. Почти подвел правительницу к мысли согласиться на брак со мной.

- Что же помешало.

- Хеви – наместник Куши. Он наплел Анхесенамут всякой ерунду, что ее окружают один подлые враги и завистники. По его подсказке она написала послание Суппилулиуме с предложением прислать одного из сыновей занять трон фараона.

- Что? - Удивилась Раннаи. – Какая неслыханная дерзость! Хеви решил возвести на престол нового гиксоса?

- Ты так удивлена, как будто впервые слышишь. А впрочем, Хеви сделал все скрытно и быстро. Его ловкости можно позавидовать.

- Но откуда ты узнал?

- Посла из Хатти узнал Иссихасса. Это – некий Фазарука. Суппилулиума поручает ему очень ответственные дела. Один из моих соглядателей сумел перехватить послание Анхесенамут к лабарне.

- Где оно? – Змеиные глаза жрицы вспыхнули.

- Ну что ты, - разочаровал ее Эйя. – Неужели ты думаешь, я настолько глуп, что решился похитить письмо. Послание благополучно отправилось к Суппилулиуме, и никто не догадался, что тайна раскрыта мной. Кстати, твои жрецы совершили глупейшую ошибку, пытаясь отравить посланника. Чего бы этим добились?

- Его пытался отравить Иссихасса, - ответила Раннаи. – Он подсыпал яд посланнику без нашего ведома, за что был наказан.

- Однако новоявленный гиксос вскоре прибудет в Уаст. Как только он появится в пределах Та-Кемет, Хеви будет оберегать его тщательнее собственного сына. Затем посадит на престол. Что нам остается? Поднять народ на восстание? Тогда развалим окончательно государство. Хеви оттяпает себе всю Верхнюю страну вместе с Куши и золотыми рудниками, а Нижнюю страну завоюют хетты, - выдвинул предположение Эйя. - Первым делом – надо убить наместника Куши, - каменным голосом заявила жрица, при этом глаза ее походили на две мертвые льдинки.

- Найди хоть одного человека на берегах Хапи, кто отважится на это, - усмехнулся Эйя. – Хеви хитер. Он всю жизнь был политиком, мудрым политиком, иначе не пережил бы четырех правителей. Заметь, что за все это время, он только поднимался вверх и ни разу не был в опале. Он прекрасно себя обезопасил. В его охране преданные чернокожие воины. Порчу на него не наслать. Колдуны-кушиты навешали на него множество оберегов.

- Может все-таки попробовать поднять народ?

- Народ, - иронически протянул Эйя. – Предположим, народ поднимется на ваш призыв. Народ чтит Богов и внемлет словам жрецов. Но не забывай, что твой народ еще чтит божественную власть правительницы. Есть еще рабы и наемники. Они молятся своим богам, но правительница у них одна. Если Хеви от имени Анхесенамут призовет народ вновь расправиться со жречеством, как во времена Эхнэйота? Найдется достаточно людей и среди знати, готовых подержать такую борьбу. Догадываешься, как с нами поступят? Что будет твориться со страной?

Раннаи молча согласилась.

- Кстати, - вспомнил Эйя, - твои мудрецы говорили с военачальником Хармхабом? Чью сторону он примет?

- Он колеблется.

- Колеблется? У него в руках вся армия. Ну, а казначей Маиа, у которого под рукой все золото страны?

- Он поддерживает нас, но против правительницы не пойдет.

- Дела еще хуже, чем я предполагал, - нахмурился Эйя.

- И все же, жреческая каста имеет власть. В случае необходимости мы заставим и Хармхаба и Маиа служить нам, – упрямо сказала Раннаи. – Анхесенамут и Хеви останутся без поддержки.

- Только не упустить бы момента, – предупредил ее Эйя. - Представь, если наместник Куши надоумит Анхесенамут попросить помощи у Суппилулиумы. Какими дураками мы все окажемся, когда появятся хеттские колесницы, чтобы защитить законную правительницу от ее же слуг.

- Ты знаешь выход? – спросила его Раннаи, уверенная в том, что Эйя уже подготовил ответ.

- Да! – Эйя подошел к статуи Бога. – Великий Осирис все знает наперед, иначе, как бы он готовил места для душ в загробном мире. Надо убить гиксоса, причем раньше, чем он окажется под защитой кушитов.

- Ты задумал устранить сына Суппилулиумы? Не слишком ли опасно? Как это сделать?

- Надо снарядить человека, чтобы он устроил засаду где-нибудь под Библом. Обставить все так, будто напали разбойники. В тех краях такие случаи – не редкость.

- Подстроить можно, только сохранить все в тайне будет нелегко. Для этого нужны очень надежные люди, - задумалась жрица. - Если гиксос будет убит, а тайна раскроется, то Суппилулиума жестоко отомстит.

- Я знаю такого человека, - Эйя загадочно улыбнулся. – Не скажу, что он надежный, но обладает другим качеством: ненавистью ко всем хеттам и особенно к Суппилулиуме. Тем более и его потом не жалко будет убить.

- Кто он?

- Иссихасса.

- Нет! – лицо жрицы вновь сделалось непроницаемым. – Он надежный и верный слуга. Мы его должны использовать для борьбы с Хатти.

- Вот и используйте.

- Но ты сказал, что его, в случае провала, надо будет убить. А мы дорожим верными людьми. Он предан Великой касте. Влияние Хатти все дальше распространяется к Мертвому морю. Та-Кемет вскоре вплотную придется столкнуться с Суппилулиумой, вот тут, Иссихасса окажет нам неоценимую помощь.

-Удивляюсь, куда делась проницательность жрецов? – недоумевал Эйя. - Ты называешь его преданным? – Жрец презрительно скривил губы. – Я напомню его прошлое. Сначала он предал лабарну Арнуванду и перешел на службу к более сильному Суппилулиуме; затем предал Суппилулиуму и, даже, свою родину, и перешел на сторону более могущественной Митанни. Когда Тушратта пал, он и его предал, мало того, убил своего верного слугу за камушки, пусть даже, драгоценные. После всего этого ты считаешь его преданным? Если Хеви одержит верх над нами, - ищи Иссихассу у него. Тот быстро выложит все, что знает о касте. Тогда мы все поплатимся за смерть Семенхкэре и Тутанхамона.

- Откуда Иссихассе об этом знать? Тайна известна только верховным жрецам касты. Те люди, которые участвовали в покушениях, уже давно мертвы.

- Хочу заметить: Иссихасса только прикидывается дурачком. На самом деле он хитер и скрытен, умеет подслушивать. Пусть, даже, он ничего не знает, и вы действительно, начнете использовать его против Хатти. Чем он сможет вам помочь? Вдруг в нем, на старость лет, проснется совесть? Тогда, он станет бесполезным и даже опасным. Доверьте ему, лучше, убить гиксоса, а потом прикончите.

- Я передам твои слова великим мудрецам, - пообещала Раннаи.

- И поторопи их с решением, иначе им срочно придется учить хеттский язык.

Жрица Раннаи поклонилась и вышла из храма легкой стремительной походкой, грациозно покачивая бедрами. Эйя провожал ее взглядом полным ненависти.

- Подождите, - пробормотал он себе под нос, - великие мудрецы. Хотите, чтобы я лез из кожи, продираясь к трону, а вы потом этим воспользуетесь. Эйя сделает все, как надо, и его, потом, можно будет вышвырнуть, как сгнившее весло. Не дождетесь! Я с вами рассчитаюсь раньше, чем вы предполагаете расправиться со мной.

 

Ночь выдалась душная. Земля, прогретая за день знойным солнцем, не давала воздуху остыть. Иссихассу мучили кошмары. Он проснулся с тяжелой головной болью и больше не смог сомкнуть глаза. От жесткого ложа ныла спина. Он уставился в потолок, и вспоминал явившиеся ему кошмары. Привиделся Тушратта и Ибиссаха. Всю ночь его преследовал Кира. Не к добру такие сны. Что-то должно произойти.

Вдруг на Иссихассу нахлынула волна тоски. Сдавило все внутри. О Боги, куда его занесло! Он никогда не увидит родных холмов. Больше не напьется чистой воды из источников возле Марассантии, не пройдется по широкой мощеной дороге к центральным воротам Хаттусы. Его внук будет править огромной страной, а он умрет забытый всеми в чужой земле. Его сожгут, как бродягу на общем уктури. Кругом живут чужие люди со своими радостями и печалями, а он смотрит на их жизнь, словно из темного подземелья. Обречен. Обречен на одиночество. Может приползти обратно в Хатти, упасть к ногам Суппилулиумы… Суппилулиума? Ну, нет! Он его проклял, отнял все, даже дочь. Иссихасса отбросил прочь мысли о покаянии. Но как дальше жить на чужбине? Почему ему не дают должность при дворе правителя? Какую-нибудь маленькую, неприметную. Он бы постепенно стал знатным вельможей. Ведь так, как он, никто не умеет льстить и угождать. У него еще остался ларец Тушратты. На эти драгоценности можно купить хороший дом с садом, рабов, колесницу с четверкой быстрых коней. Зачем жрецы его здесь держат?

Вдруг Иссихасса ощутил легкое дуновение, словно нежный ветерок пронесся по комнате. Он ощутил носом дурманящий аромат. Иссихасса почувствовал, что кто-то стоит у изголовья его ложи, и холодная дрожь пробежала по телу, заставляя волосы подниматься дыбом. Он моментально, с проворством, не присущим его тучному телу, вскочил на ноги. Во мраке его глаза различили стройный женский силуэт, белую одежду жрицы, золотые ожерелья и цветок лотоса в левой руке. В первый момент Иссихасса хотел выхватить кинжал, но тут же опомнился. А вдруг, это сама богиня Исида. Она явилась перед ним, а он стоит и таращится на нее, как баран.

Иссихасса упал на колени, стукнулся лбом о холодный каменный пол. Он не смел поднять глаза, и произнес дрожащим голосом:

- О, Исида, великая и милосердная. Неужели ты явилась ко мне, недостойному и жалкому, чтобы спасти, вывести из пустыни заблудшего путника.

- Успокойся, - услышал он властный низкий, но мягкий голос. – Я не великая мать Исида, но ее голос, ее глаза и уши.

- Чистая жрица Раннаи, - узнал ее Иссихасса, поднимая голову, - зачем ты пришла ко мне в столь поздний час. Я принял тебя за мать Исиду.

- Считай, что Раннаи говорить от ее имени. Слушай внимательно. – Жрица заговорила тверже. – Ты скоро будешь иметь все: должность при дворе, большой дом, много рабов, плодородные земли.

- Неужели! – обрадовался Иссихасса. – Я все дни и ночи только об этом мечтаю.

- Но все это надо заслужить. Тебе доверяют ответственное поручение.

- Я согласен, - воодушевлено воскликнул Иссихасса. – О Боги, неужели вы вновь обратили на меня свои взоры.

- Это очень важная работа. Если ты выполнишь все правильно и сохранишь в тайне, тебя ждет награда. Если оступишься - ты умрешь, - предупредила его жрица.

- Я сделаю! Все, что угодно!

- Тогда слушай. Ты поедешь в Библ. Тебе дадут надежных воинов в помощь. Подготовишь засаду недалеко от города. В ловушку должны попасть посланники из Хатти.

- Из Хатти? – лицо Иссихассы перекосилось от злости. – Я разорву их на части!

- Разорви, выпусти кровь, сдери кожу, но ни у кого не должно возникнуть сомнение, что напала банда местных свирепых разбойников.

- Опять убивать, - вдруг поникшим голосом взмолился Иссихасса. Взгляд его моментально потух. - Сколько уже крови на моих руках. Боги не простят меня.

- В тебе заговорило малодушие. Подави слабость, - упрекнула его Раннаи. – Где былая смелость и хладнокровие?

- Я старею. Душа отяготела от грехов, словно дорожный мешок, набитый камнями, - простонал Иссихасса.

- Исида простит твои грехи, ведь ты действуешь по ее повелению, - уверенно успокоила его жрица. – Ты поклялся служить нам. Делай то, что тебе приказано, иначе отправишься к священному озеру и будешь принесен в жертву крокодилам.

Иссихасса весь съежился, как только подумал, что будет разорван на куски и съеден отвратительными тварями.

- Я готов, - вздохнул Иссихасса.

- Завтра тебя примет Эйя. Сделаешь все, как он прикажет, - закончила Раннаи.

Иссихасса подался вперед, чтобы поцеловать кончики ее сандалий, но губы уткнулись в пол. Он огляделся вокруг. Жрица пропала, словно дымок от лампадки. Растаяла в воздухе, оставив после себя лишь аромат дорогих благовонных масел.

 

5

 

Утомительная дорога нескончаемой полосой тянулась среди скал и песчаных холмов. Солнце пекло беспощадно. Соленая пыль поднималась из-под копыт лошадей. Мелкий песок противно скрипел на зубах.

Улия сдержал коня и подождал, пока его догонит колесница с Танри и Зананзой. Проводник – худой сгорбленный старик из местных, далеко ушел вперед. Не смотря на возраст, он шагал так быстро, что даже лошади еле поспевали за ним. Пешим охранникам приходилось совсем тяжко. Улия удивлялся их выдержки: идти по жаре в полном вооружении. Он бы сварился еще до полудня. А они терпят.

- От Библа мы ушли довольно далеко, - сказал Улия, еле ворочая сухим языком. – Проводник сказал, что скоро появится исток Иордана.

- Как безлюдно в этом краю, - уныло произнес Зананза. Мы едем уже третий день, но вокруг ни единого признака жилья.

- В свое время здесь прокатились грозные войны, - объяснил Танри. – Сначала гиксосы опустошили эти края, когда прокладывали путь в Та-Кемет, затем правители Та-Кемет разрушали города до основания, пытаясь оградить страну от северных завоевателей безлюдной пустыней.

- Что за народы здесь живут? – удивился Зананза.

- В этих землях много разных племен. Они селятся далеко от дороги, чтобы новые войны не коснулись их. Они мирные люди: скотоводы, охотники и земледельцы, есть кочевники.

- А как называются народы? - допытывался Зананза.

- Дарданцы, вилистимляне, шерданы, амореи и еще много всяких народностей.

Вдруг конь под Улией громко фыркнул и встал.

- Что с ним? – удивился Танри.

Улия нахмурил брови, внимательно оглядел холмы.

- Боевой конь всегда раньше хозяина чует опасность, - еле слышно сказал он. Снял со спины щит и удобнее ухватил копье.

- Но кто на нас может напасть? – удивился Зананза.

Его слова потонули в боевом кличе. Со всех сторон на хеттов полетели камни, запущенные с пращей и стрелы.

Танри подобрал копье у убитого воина и встал на защиту Зананзы. К нему кинулись сразу трое. Танри заколол одного, увернулся от удара второго, сцепился с третьим здоровым воином. В пылу схватки он не заметил, как перебили всю охрану, как Улию сшибли с коня, как осел Зананза, обливаясь кровью. Что-то треснуло в голове, все перевернулось и потемнело.

 

Суппилулиума принимал сановников с докладами. Он выслушивал внимательно каждого, после отдавал распоряжения. Рядом сидели писцы, и на глиняных табличках записывали каждое слово. Когда очередь дошла до Фазаруки, лабарна заметил, как мрачно лицо жезлоносца.

- Из Лабана плохие вести, Солнце мое, - печально произнес Фазарука. Все вокруг замерли.

- Его убили? – стараясь сохранить самообладание, глухим голосом спросил лабарна.

- Как не прискорбно мне открывать тебе правду, но это так, - подтвердил Фазарука.

Суппилулиума испустил хриплый стон и опустил голову на грудь. Сановники бросились к лабарне, поддержать его, но он остановил их жестом.

- Я спокоен, - сказал он твердо. – Как это произошло?

- Только что я получил послание от верховного жреца Та-Кемет, мудрейшего Эйи. Он пишет, что Зананза погиб, как настоящий воин. На посольство напали амореи в трех днях пути от Библа. Разбойники ограбили караван и перебили всех. Отряд воинов наместника Рибадди, следовавший в Библ и наткнулся на побоище. Эйя заверил, что жестоко отомстит амореям. В конце он пишет, что Зананза был похоронен по хеттскому обычаю на священном уктури.

- Подлые убийцы! – разозлился Суппилулиума. – Словно змеи караулили на пути. Сами всех убили, а вину свалили на беззащитных кочевников. Я знал, что так будет. Боги предостерегали меня. Горе на мою голову.

- Надо отомстить, - прорычал Цула. - Проехать на колеснице по проклятой стране.

- Нет! – остановил его лабарна. – никакой мести. Мы никогда не докажем. Если мы пойдем войной в долину Хапи, то завязнем там надолго, встретив сильную армию и множество крепких городов. А кто знает, как поступит Ашшур? Для чего он готовит огромную армию. Такой силищи еще никто не собирал. Не ударит ли он нам в спину?

Придворные молчали, приняв справедливость слов правителя.

- Бедный мой сын, - вздохнул лабарна, - пал жертвой нашей глупой самонадеянности. Никто без крови не отдаст власть чужеземцем, да еще в такой гордой и могущественной стране. – Лабарна поднял глаза и спросил: - Хемиша в Хаттусе?

- Здесь, Солнце наше, - ответил Фазарука. – Он приехал с обозом ячменя из Верхней страны.

- Зовите его, - с сожалением вздохнул лабарна. – Он смелый воин, преданный слуга, но мы не можем обходить законы Великой Хатти, даже если они слишком суровы. Я должен наложить на него проклятие.

Мешеди разыскали и привели Хемишу в тронный зал. Сановники встретили его сочувственными взглядами. Хемиша уже знал обо всем. Он был бледен, глаза потускнели от горя. Горец опустился на одно колено перед правителем и, надтреснутым голосом сказал:

- Мир тебе, солнце мое. Я пришел по твоему зову.

- Хранят тебя боги, отважный воин, - ответил лабарна. – Горе посетило нашу страну. Тебе про это известно?

- Да, повелитель.

- Мой сын мертв. Твой сын Улия и младший брат Танри не уберегли его от гибели. Пусть они погибли, как герои, но смертью не искупить вину. Они не выполнили возложенную на них ответственность - не уберегли сына из правящего дома. Их могут простить только Боги. Отрекаешься ли ты от них?

- Нет! – решительно ответил Хемиша.

- Тогда я должен наложить на тебя проклятье. Все, даже Боги понимают, что в том нет твоей вины. Твой сын и твой брат никогда не были трусами и предателями. Но ни один лабарна, пусть даже самый великий, не может нарушать священных законов.

Над залом нависла давящая тишина. Никто не смел, даже дышать. Хемиша оставался стоять на одном колене, опустив глаза в пол. Суппилулиума медленно тяжело поднялся, коснулся золотым калмусом головы горца и мрачно воскликнул:

- Будь проклят!

- Аха! – неуверенно, почти шепотом поддержали его сановники.

После того, как Хемишу прокляли, он целые сутки лежал на животе перед входом в храм Бога Грозы. Жители, приходившие в храм переступали через него. Каменная плита под его головой намокла от слез. Но то были не слезы обиды, - он оплакивал своего сына и брата, которых он уже никогда не увидит. Мир опустел еще на две жизни. Сколько потерь в судьбе Хемиши! Скольких уже дорогих и близких друзей он схоронил! Но эти две потери – особенно тяжелые.

Так он и лежал, рыдая, на глазах у всей Хаттусы. Весь город знал, что телепурий проклят, но никто не осмелился кинуть в него камень, как это обычно делают с проклятыми, наступить на распростертое тело или плюнуть в его сторону. Даже перешагивать старались осторожно. Нищие калеки, вечно вертевшиеся возле храма, и выпрашивающие подаяния, пытались, скрытно от жрецов, накормить воина лепешками и напоить водой. Но Хемиша отказывался от пищи.

Поздно ночью, когда мир окутала непроглядная темнота, а звезды разгорались, словно светильники перед ликами Богов, кантикини подняли Хемишу с земли, умыли и сказали, что он может идти.

Хемиша повел своего боевого коня к Львиным воротам. Он решил не задерживаться в Хаттусе, не смотря на ночь. Конь льнул к хозяину, как будто понимал его горе. Хемиша обнял за шею верного друга. Слез уже не было.

Сзади послышались торопливые шаги.

- Отец! – подбежал Барбиша. - Прости, отец, - рыдая, произнес юноша. – Я не смог придти раньше. Суппилулиума не отпускал меня из халентувы целый день.

Хемиша погладил сына по голове.

- Тебе не надо было приходить, - сказал он, как можно ровнее, но голос прозвучал фальшиво. – К проклятому нельзя прикасаться, пока он лежит перед храмом, иначе Боги накажут.

- Я знаю, - утерев слезы, ответил Барбиша.

- Твоего брата больше нет с нами. Он пирует с Еникеем. Ты должен занять его место. После моей кончины тебе предстоит возглавить союз племен Хауси. Еще ты должен взять в жены овдовевшую Асмуникал. У Улии родился сын – продолжатель нашего рода. Первенец не должен оставаться без отца.

- Но, отец! – Барбиша выпрямился. В глазах его горело возмущение. – Я не в силах так поступить. - Он, вдруг, вспомнил слова, которые у него вырвались, когда они вместе с Улией воровали Асмуникал. Барбиша, глупо пошутил, что с удовольствием возьмет в жены девушку, если Улия погибнет. Боги! Какой грех! – Я не смогу, - повторил он.

- Сможешь, - безразличным тоном сказал Хемиша. – И от брата отречься сможешь, если не хочешь навлечь позор на весь наш род.

- Но почему ты так уверен, что Улия мертв? – возмутился Барбиша. – Может, он в неволе или ранен. Никто же толком ничего не знает.

- Теперь, лучше бы он был мертв, - тяжело вздохнул Хемиша. – Только в одном случае Улия сможет вернуться на родину: если привезет с собой голову и правую руку убийцы Зананзы. Возвращайся в Халентуву. Пусть Боги будут к тебе более благосклонны, чем ко мне, - попрощался Хемиша и запрыгнул на коня.

Копыта гулко застучали по каменным плитам.

- Хемиша! – Его нагнал Фазарука. Одной рукой он правил колесницей, в другой держал чадящий факел.

- Мир тебе, Фазарука. С какими вестями спешишь? – без особой радости спросил горец.

- Лабарна не снимает с тебя никаких заслуг. Ты остаешься в прежней должности телепурия Верхней страны. Твой сын Барбиша останется среди сыновей дворца, пока его не призовут на место верховного вождя племен Хауси. Он, так же, унаследует все твои должности.

- Передай справедливому лабарне Суппилулиума мою искреннюю благодарность и долгих лет счастья.

- Я очень сожалею о гибели Улии и Танри, - вздохнул Фазарука, пытаясь хоть немного утешить друга. – Улия был дерзким и смелым. Он стал бы знаменитым воином. А Танри поднялся бы выше многих своих учителей и снискал бы себе славу величайшего кантикини.

- Воля Богов. Бог Грозы забрал Старшего кантикини, значит он нужнее на небе, чем на земле. А Улия – воин – человек, у которого черная птица смерти всегда сидит на плече. Вот она и унесла его. Но у меня еще подрастают четверо сыновей, такие же бесстрашные.

Они распрощались. Когда Хемиша проезжал Львиные ворота, стражники, как раз впускали в город одинокого всадника. Проезжая мимо, Хемиша, в отблеске факелов, разглядел усталое юношеское лицо, дорогой чужеземный плащ. Юноша, вдруг, резко остановил коня и радостно с изумлением воскликнул:

- Смелый воин, неужели я тебя снова встретил! Откуда ты здесь?

- Ты меня с кем-то спутал, - Хемиша с недоумением поглядел на странника. – Мы с тобой не встречались.

У того выражение радости сменилось на горькое разочарование.

- Прости! Я обознался, - извинился он и поехал дальше.

Конь Хемиши почуял простор и бодро затрусил по дороге. Звезды на востоке начинали блекнуть. В это время ночи воздух особенно чист и прохладен.

 

6

 

После утренней молитвы Суппилулиуме сообщили о ночном всаднике. Юноша, по виду – знатный ассириец, - приехал на измученном коне. Он наотрез отказывается назвать свое имя и непременно хочет увидеть лабарну.

- Если у него нет дурных намерений - пусть приходит, - согласился Суппилулиума.

Когда лабарна выслушал все доклады чиновников, жалобы и советы, к его трону Цула подвел высокого стройного юношу. Расшитая золотом, длинная Ассирийская одежда на нем поблекла от дорожной пыли. Он смело подошел к правителю и встал перед лабарной на одно колено.

- Я слушаю тебя: как твое имя, где твоя родина, и какие дела привели тебя ко мне? – обратился к нему лабарна.

- О великое Солнце, повелитель могущественной державы, любимец Богов, пусть удача сопутствует во всех твоих делах! – воскликнул юноша на плохом хеттском языке, затем, перешел на хурритский. – В твоей воле казнить меня, запереть навеки в темницу или возвысить. Я отдаюсь в твои руки.

- Долг любого живущего – помогать слабым и обиженным, - сказал лабарна. - Но к чему ты заговорил о казнях и темницах? Почему я должен вершить твою судьбу? – не понимал Суппилулиума.

- Я сын твоего старого заклятого врага Тушратты, законный наследник Митанни – Шативаза.

Это признание, словно гром, оглушило всех. Никто не мог раскрыть рта. Даже Суппилулиума не в силах был скрыть своего изумления.

- Не сплю ли я? Я вижу перед собой благородного Шативазу? – наконец произнес лабарна. – Ты один, без охраны, в грязном платье. Но я все не то говорю, - спохватился правитель. – Почему ты у меня просишь защиты? Отдаешься мне на милость, ты, за спиной которого вся Митанни, кому покровительствует сам Ашшурбалит.

- Это не так, - грустно ответил юноша. – У меня отняли все, даже родину. Я не могу оставаться в Митанни, не будучи убитым. И Ашшурбалиту я больше не нужен. Зачем ему сын Тушратты, если в Вашшукканни правит послушный раб.

- Как же тебе удалось вырваться? – Суппилулиума начинал ему верить, так, как чувствовал, что Шативаза говорит искренне.

- Ашшурбалит не захотел, чтобы кровь пролилась в его дворце. Он сговорился с Шутарной и отослал меня в Вашшукканни под благотворным предлогом: водворить меня на престол. На самом деле, меня поджидали убийцы на границе. С большим трудом мне удалось скрыться в Киццуватне. Вот, я перед тобой, великий властитель, беззащитный и обиженный.

- Какие грязные дела творятся вокруг престола Митанни, - возмутился Суппилулиума. – Сперва предательски убили Тушратту. Затем погиб Артатама. Теперь подло покушаются на жизнь наследника. Я подумаю, как поступить с тобой. Пока отдохни. Решение мое не заставит долго ждать.

Суппилулиума созвал верхних сановников и военачальников.

- Ашшурбалит, или крупно просчитался, оставив наследника в живых, или специально направил его к нам. – Рассуждал правитель.

- Великий, - сказал на это Цула. – Митанни, по праву, принадлежит нам. Мы ее завоевали.

- Но правитель подписал договор, передав Митанни под управление Керкемиша и Ассирии, - напомнил ему Фазарука.

- Ставленником Ассирии был Артатама. Он правил незаконно и был убит. Шутарну же возвел на престол правитель Керкемиша Ахаты, да еще при помощи силы. Ахата свергнут, Керкемиш вошел в состав Великой Хатти, - рассудил лабарна. – Мы, просто обязаны, свергнуть Шутарну, как самозванца.

- Мы вступим в открытый конфликт с Ассирией, - предостерег его Фазарука.

- Рано или поздно – это случиться, – рассудил Суппилулиума. – Давайте поступим хитрее: пусть нынешний правитель Керкемиша, мой сын Пиясили разберется с престолом - это его право. Керкемиш ставил к власти Шутарну, Керкемиш его и свергнет.

- Но как же Ассирия? – напомнил ему Фазарука.

- Ашшурбалит всегда был мудрым и тонко вел игру, - сказал Суппилулиума, - но на этот раз просчитался. Я знаю, как сломать колесо у ассирийской боевой колеснице. А сейчас, зовите Шативазу.

- Я не держу на тебя зла, - объявил правитель наследнику престола Митанни. – Нет твоей вины, в том, что Хатти и Митанни долгие годы враждовали. Ты не в ответе за дела своего отца. Я сделаю тебя правителем, но с условием.

- Готов принять любое, - согласился Шативаза, - если оно не погубит окончательно мою страну.

- Не думаю. Тебе надлежит взять в жены мою дочь. Правда, она не достигла зрелого возраста – ей всего десять лет – но для такого дела, возраст не важен.

- Для меня большая честь – стать зятем лабарны. Лучше дружить с Хатти, чем гнуть спину на Ассирию.

- Тогда дело сделано, - решил Суппилулиума. – У нас в стране траур: погиб мой сын Зананза. В храмах Хаттусы не смогут совершить обряд бракосочетания. Твой путь лежит в Керкемиш к правителю Пиясили. Туда же я пришлю свою дочь. Ты женишься на ней. Затем вместе с войсками Керкемиша и Алепо дойдешь до Вашшукканни.

- Я бесконечно благодарен тебе, Солнце мое, - обрадовался Шативаза. – Но есть одно обстоятельство, при котором я не смогу править страной.

- Какое? Я тебя не понимаю. – Суппилулиума недовольно сдвинул брови.

- Пропала священная диадема правителей Митанни. Она имеет божественную силу. Реликвия исчезла со смерти моего отца. Шутарна носит поддельную. Без диадемы нельзя править страной. Боги гневаются, и уже обрекли мой народ на голод и нищету.

- Это дело мы поправим, - Суппилулиума подал знак мешедю. – Позвать казначея.

Вскоре вошел казначей лабарны, неся на серебряном подносе сверкающую диадему. Шативаза, даже, невольно вскрикнул.

- Она? – спросил Суппилулиума.

Юноша бережно взял драгоценность в руки, перевернул ее, и прочитал надпись на обратной стороне. Лицо его просияло от радости и изумления:

- Откуда?

- Мои воины сняли реликвию с тела убитого Тушратты.

- Твои воины? – насторожился Шативаза.

- Да. Но не они виновники смерти твоего отца. Могу их позвать, и они поклянутся перед ликами Богов, что на их руках нет крови Тушратты. Подлые убийцы, завидев их, скрылись.

- Я верю тебе, благороднейший из благородных, - произнес юноша.

- Но запомни, - погрозил ем у Суппилулиума, - С этого дня ты – мой сын, а Митанни – одно целое с Хатти.

- Как прикажешь, отец. – С этими словами Шативаза низко склонил голову.

 

Вскоре правитель Керкемиша Пиясили получил тайное послание из Хаттусы. За этим последовали спешные сборы всех воинских отрядов. Правитель Алепо, Телепину собирался совершить поход на юг, чтобы наказать амореев за смерть брата Зананзы, но внезапно переменил планы и со всей армией направился в Керкемиш. В халентуве правителя Керкемиша прошел роскошный пир в честь бракосочетания дочери из дома правителей Хатти и наследника Митанни. Еще не успела смолкнуть музыка и праздничные песнопения, а войска уже двинулись к Евфрату.

Шутарна знал о надвигающейся грозе, но ничего не смог предпринять. Народ вообще вышел из повиновения после переполоха, устроенного Шативазой на храмовой площади. Что ни ночь – громили и жгли дома ассирийских советников и торговцев. Солдаты боялись показываться в одиночку в Нижнем городе. Наместники перестали присылать в столицу продовольствие. Хлеба не хватало. Даже воинов приходилось кормить одой ячменной похлебкой. Началось дезертирство.

Шутарна слал письма Ашшурбалиту, в которых слезно молил прислать войско. Но, как назло, на границе между Митанни и Ассирией занялись разбоем касситы. Они грабили и убивали всех путников подряд. Связь с Ашшуром прервалась.

Ранним утром, когда Вашшукканни только просыпалась, хетты появились под стенами города. Впереди на колеснице ехал сам Шативаза, держа высоко над головой диадему власти. Охранники открыли ворот и побросали оружие. Копьеносцы Керкемиша беспрепятственно вошли в Вашшукканни.

Шутарну разбудил шум и возня за дверями. Перепуганные вельможи спешно собирали свое добро и удирали из халентувы. Шутарна выбежал на верхнюю террасу дворца и со страхом наблюдал, как внизу по городу ровными рядами продвигалось вражеское войско. Кровь отхлынула от лица. Глаза лихорадочно заблестели. Шутарна вбежал обратно в свои покои, наполнил золотой кубок янтарным вином и бросил в него жемчужину сильного яда.

Когда Шативаза, в сопровождении Пиясили и Телепину вошли в покои правителя, Шутарна корчился в последних судорогах, изрыгая кровавую пену.

 

7

 

Танри медленно и тяжело приходил в себя. Сознание с огромным трудом возвращалось небольшими проблесками. Сначала он долго вспоминал: кто он есть такой, откуда родом. Потом цепь воспоминаний постепенно выстраивалась в правильном порядке. Перед глазами проплывали знакомые образы, какие-то события: радостные и горестные. И вдруг, словно тяжелый камень навалился на грудь, отчетливо увидел последний день: неравный бой, всюду кровь, гибель отряда, сопровождающего Зананзу. Танри сперва подумал, что он где-то у Богов. Его тело мертво, а душа готовится к судилищу. Слух постепенно возвращался. Он уловил ухом какие-то звуки. Напрягая всю волю, Танри заставил себя вслушаться, и различил заунывное пение на чужом языке. Он понял, что еще жив. У Богов не поют таких грустных песен. На небе пиры и веселья. Напрягая мышцы лица, он разомкнул тяжелые веки. Танри увидел потолок убогой хижины. Это даже не потолок, а крыша из почерневшего от времени сухого камыша. Неровные стены из глины вперемежку с соломой были в пятнах от пыли и копоти. В проеме вместо двери трепыхался на ветру кусок холста. Сквозь дыры в крыше проникали солнечные лучи. Множество мух роилось в воздухе, нудно жужжа. Стоял неприятный запах прокисшей пищи и истлевшего тряпья. В углу Танри различил сгорбленную фигуру старика. Это он напевал заунывную мелодию, шевеля седой длинной бородой. При этом старик что-то мастерил из деревяшки с помощью длинного ножа с обломанным концом.

Танри попробовал повернуть голову, но тут же все тело пронизала острая боль. Из горла вырвался хриплый, еле слышный стон. В глазах зарябило. Старик поднялся и подошел к больному. Что-то довольно пробормотал, затем приложил к сухим губам Танри глиняную чашку. Танри с огромным трудом сделал несколько глотков теплого молока, после забылся крепким сном.

Очнувшись в следующий раз, он уже лучше чувствовал свое тело. Пробуждение проходило не столь болезненно и долго. Он лежал, бессмысленно разглядывая камышовую кровлю, и приводил в порядок воспоминания.

Неужели погибли все? Танри помнил, как сражался, как все перевернулось и покрылось мраком. Но когда сознание угасало, он еще слышал. Да, слышал, хотя не совсем отчетливо грубый смех, чужую речь. Затем над ним раздался знакомый голос. Где же его слышал? Немного писклявый и резкий.

- Убили всех? – спросил голос на языке Та-Кемет, но с акцентом.

- Как ты приказал, господин, - ответил другой, уже на чистом. – Разреши нам снять с мертвых украшение и забрать оружие.

- Берите, - позволил знакомый голос. – Но сперва проверьте, жив этот жрец. Он занимал высокую должность в Хатти. Был Старшим кантикини.

Тогда Танри осознал, что говорят про него.

- Мертв, - безнадежно ответил второй голос. – Его хорошенько огрели. Вся голова в крови.

- Жаль, - с досадой и злостью произнес первый голос. – Я бы над ним поиздевался. Я бы все ему припомнил!

После все стихло.

Но кому же принадлежит этот голос? Немного писклявый, неприятный. Танри в уме стал перебирать всех, кого знал. Да это же… Танри чуть не задохнулся от ненависти. Иссихасса! Неужели эта гадина еще ползает по свету. Значит, он устроил засаду. А вдруг ошибся. Может быть не Иссихасса. Может быть, голоса слышал в бреду. Помучившись еще немного, Танри опять уснул.

От маленькой худенькой девочки, которая ухаживала за ним, он узнал, что находится в хижине проводника, того старика, что вел их к Мертвому морю. Во время нападения проводник укрылся за камни, и бандиты его не нашли. Через некоторое время он вернулся на место битвы и обнаружил, что Танри лежит с разбитой головой, но еще дышит. Аморей принес его в свой дом, а местный знахарь и жрец взялся вылечить чужеземца.

Старик отсутствовал довольно долго. Он пас овец где-то на дальних выгонах. Танри полностью был поручен заботам маленькой девочки. Босоногая, вечно чумазая, в грубой шерстяной хубике и серой головной накидке, она умело, не по-детски управлялась с хозяйством. Кормила с ложки Танри, поила его снадобьями, перевязывала раны, вдобавок, присматривала за двумя младшими братьями. Иногда заходил знахарь – мрачный старец с вытянутым лицом и жидкой седой бородкой, служитель местных богов. Он проверял здоровье раненого, приносил какие-то корни и давал наставление девочке.

Благодаря заботам Элейе – так звали маленькую хозяйку - и крепости своего организма, Танри быстро поправлялся. Вскоре он мог садиться и, даже, пробовал ходить. Но чем больше он поправлялся, тем мрачнее мысли его одолевали. Как дальше жить? Зачем Боги оставили ему жизнь? Он навлек позор на себя и на весь свой род тем, что не уберег от гибели Зананзу. Теперь он сможет вернуться в Хатти, если только принесет с собой голову и правую руку убийцы.

Однажды вечером, вдали послышался лай собак и неясный шум. Элейя радостно закричала и выбежала из хижины. Возвращались пастухи. Они гнали к родному селенью откормленные стада овец и коз. Вскоре маленькая хозяйка вернулась в сопровождении старика. Танри узнал проводника. Это был высокий сутулый старец с вытянутым смуглым лицом. Седая борода отросла до пояса. Он носил просторную домотканую одежду до самой земли, куртку из овчины без рукавов и маленькую круглую шапочку.

- Мир тебе, добрый человек, - приветствовал его Танри.

- Хранят тебя Боги, - ответил старец. – Я вижу, что ты уже поправился.

- Спасибо, что приютил меня. Если б не твоя доброта, то кости мои давно обглодали шакалы. – Танри нахмурился. – Но скажи мне, пастух, как все произошло?

Старик потер узловатой рукой морщинистый лоб, присел на пол возле очага и принялся рассказывать, пока маленькая проворная хозяйка готовила похлебку в старом медном котелке. Пастух поведал, что нападавшие его не заметили. Он упал за камни, а в разгаре сражения, уполз подальше. Может быть, его искали, но не нашли. Он хотел бежать, но вдруг обнаружил, что обронил где-то узелок с лепешками. Тогда проводник дождался, когда победители ушли, унося с собой тело Зананзы. Старик вылез из укрытия и поспешил к месту сражения. Перед его глазами предстало страшное побоище. Он нашел свой узелок. Старик обошел всех убитых. Решил осмотреть, вдруг у кого-нибудь завалялся сикель серебра, ведь мертвым серебро ни к чему, а ему не заплатили еще. Проводник наткнулся на тело Танри. Голова разбита, кровь обагрила песок. Пастух нагнулся к нему и попытался снять большой золотой перстень, но уловил еле слышное дыхание. Кантикини оказался еще живой. Проводник уложил раненого на плащ и потащил в поселок. Вскоре ему попались земляки и помогли донести тело. Закончив рассказ, старик вернул Танри золотой перстень с печатью Старшего кантикини. Танри поблагодарил его, но после спросил:

- Скажи, а не видел ты тело Улии среди убитых, того всадника, что ехал все время рядом с колесницей?

- Не помню, - после некоторого раздумья ответил проводник. Разве там можно было что разобрать. Может быть, его изуродовали. Не припомню я. Их всех потом люди Рибадди, правителя Библа подобрали и сожгли. А кости закопали.

- А ты, случайно, не разглядел главаря этих разбойников?

- Видел. Он все время стоял на возвышенности и командовал. Сам в драку не лез. Но главарь не из местных и не из воинов Та-Кемет. У него кожа светлая, нос большой и борода завита, как у аккадцев. Сам он весь круглый, толстый, глазки маленькие и голос писклявый. Он еще, как-то смешно, все время подбородок вверх поднимал.

- Иссихасса! – с ненавистью прошипел Танри.

Значит, не ошибся. Эта жадная тварь скатилась до того, что стал наемным убийцей. Надо во что бы то ни стало наказать гадину. Привести его голову в Хаттусу. Но как? Наверняка, его тайно содержат в Та-Кемет, как кобру в вазе с фруктами. Конечно же, он служит жрецам, которым очень не выгоден был брак Зананзы с Анхесенамут.

Танри день ото дня набирал силы. Он уже мог подолгу ходить. Однажды, когда Танри помогал старику управляться с овцами, к нему подошли все мужчины поселка. Они были встревожены.

- С чем пришли, добрые люди, - спросил Танри. По их мрачным лицам он понял, что беда ходит рядом.

- Мы принесли плохие вести, - ответил старший. – Мы обречены. Нас всех убьют или продадут в рабство. Ты один можешь нас спасти.

- Поведайте свое горе. Мой долг – помочь вам, хотя, не представляю как.

- Та-Кемет свалила вину за убийство Зананзы на наш бедный народ. Телепину, правитель Алепо, хочет в скором времени обрушить копья на наши головы. Ты приближенный лабарны, ты один сможешь отвести от нас беду. Нашим мольбам хетты не поверят, но ты – другое дело. Пойди в Алепо и расскажи все, как было.

Танри беспомощно опустил глаза.

- Я не могу туда идти, - с трудом разжав губы, вымолвил он. – Мне доверили охранять жизнь и здоровье сына лабарны, а если ему грозит опасность, то я должен был умереть первым. Теперь же, когда я жив, а Зананза на небе - мне нет прощения. Я проклят. Весь род должен отречься от меня, иначе проклятье падет и на них. В Хатти меня ждет бесславная смерть. Мне никто не поверит. Если же Телепину узнает, что вы скрывали меня, еще больше будет стремиться наказать вас.

- Что же нам делать? – совсем отчаялись пастухи.

- Не знаю, - огорчил их Танри. – Я бы рад вам помочь, но не в моих это силах.

Мужчины ушли, опустив головы. Старик долго вздыхал, затем уселся на камень и грустно произнес:

- Плохи наши дела. Если Рибадди пронюхает, что ты здесь скрываешься, то перережет все селение. Телепину по сравнению с ним – добрый дух.

- Рибадди – наместник Библа? – удивился Танри. – Мы проезжали через Библ. Гостили во дворце правителя. Мне он показался милым человек.

- Да, он самый, - подтвердил пастух, - властитель Библа, подданный Та-Кемет. Он из кожи вон лезет, лишь бы угодить чиновникам из Уаста. С кем-то он милый, а с нами жесток. Он знал, что на посольство нападут.

- Неужели Рибадди столь безжалостен, что может убить всех жителей?

- А что ему? Если прикажут - вырежет всех. Ты думаешь, почему мы так бедно живем. Да и не только мы, все племена вокруг, хотя стада у нас большие. Номархи Та-Кемет, и особенно Рибадди, заставляют платить огромную пошлину. Сегодня отдай ему овцу, завтра десять, через год сотню. Не смог вырастить стадо – отдай детей. Задолжал много или утаил – отправляйся в рабство. Ты думаешь, вот эта девчонка, что за тобой смотрела, и два ее брата мне родные? Совсем нет. Их родителей угнали на рытье каналов под Уаст. Там они и сгинули. Пришлось приютить малышей. Многие так делают.

- Из добродетели?

- Нет. Когда-нибудь и они задолжают номарху. Тогда можно будет отдать чужих детей в рабство, а своих сохранить.

- Жестокий здесь мир.

- Жестокий, - согласился старик. – Но люди не виноваты в том. Моих сыновей поубивали, внуков забрали в войско, а я еще должен кормить этих извергов.

- Но что ты мне посоветуешь сделать, чтобы отвести беду от твоего народа? Я не могу злоупотреблять вашим гостеприимством.

- Тебе придется уйти из селения. Ты проклят, так унеси с собой проклятье и не распространяй его на других.

- Я понял тебя, старец. Я так и поступлю. Мне самому раньше надо было додуматься до этого.

- Но постой! Боги не напрасно тебе оставили жизнь. Выполни их волю. Меч в твоих руках будет подобен разящей молнии.

- О чем ты говоришь, - грустно усмехнулся Танри. – Я всю жизнь служил жрецом. Получится ли из меня настоящий воин? И где я наберу войско?

- Поверь словам старика. Я долго живу на свете, и научился разбираться в людях. Даже если ты был жрецом, в твоей груди бьется сердце мстителя, в твоих жилах течет кровь смелого воина. Кто нам еще поможет? Ты видел наших мужчин. Долгие годы угнетения сделали из них покорных баранов. На что они способны, если бояться угроз какого-то Телепину, который правит за тысячи данн отсюда? Я стар, всю жизнь прожил в голоде и унижениях; что наживал непосильным трудом, тут же отнимали. Неужели и мой народ будет вечно страдать? Боги великие и мудрые прислали тебя к нам. Ты наш избавитель. Верь мне.

- Но что я могу сделать один?

- Я подскажу дорогу к тайному месту. Там в пещерах прячутся люди. Это те, кого должны были забрать в рабство, но они бежали; те, кто в порыве гнева нанесли увечья или убили подданных Та-Кемет; есть там и беглые рабы. Я часто ходил туда, носил им одежду и еду. Многие из них уподобились диким зверям: одичали, перестали следить за собой. Если ты сможешь обуздать их и сплотить, то получишь настоящее войско мстителей.

- Ты считаешь, что у меня получится?

- Должно получиться, если хочешь смыть с себя позор и снять проклятье со своего рода; если хочешь отблагодарить людей, которые спасли тебе жизнь и приютили. Больше некому это сделать. Пойми!

- Я постараюсь, - пообещал Танри.

Старик объяснил Танри, как добраться до того тайного места, где прячутся беглые рабы. Танри закинул за плечи холщовый мешок, положил в него ячменные лепешки, кусок печеной баранины, немного соленого сыра и глиняную флягу с водой. Попрощавшись с хозяином, он на рассвете отправился в путь. Он шел долго извилистыми тропами среди песчаных холмов. Когда палящее солнце зависло в зените, Танри решил передохнуть. Перекусив сыра с лепешками, он прилег в тени небольшой скалы и задремал.

Очнулся он оттого, что услышал тихий детский плач. Танри открыл глаза и увидел Элейю. Девочка сидела рядом и подергивала худенькими плечиками, всхлипывала.

- Ты чего здесь делаешь? – встревожился Танри, отнимая ладошки от мокрого лица.

Она, сквозь слезы, рассказала, что вскоре после ухода Танри, явились копьеносцы из Библа. Кто-то донес Рибадди о том, что старик был проводником у посольства хеттов. Девочка испугалась и кинулась вслед за Танри, надеясь на его помощь.

Танри взял Элейю за руку, и они побежали обратно в поселок, хотя кантикини не представлял, как сможет выручить старика.

Жители собрались возле убогой хижины. Солдаты давно ушли. Танри с девочкой пробрались сквозь толпу. Внутри хижины, на соломенной подстилке лежал мертвый проводник. Седая голова откинулась назад. Глаза закрывали темные веки. Посиневшие губы чуть разжаты. Тело в кровоподтеках носило следы пыток. Посреди груди зияла черная дыра.

Девочка упала на колени и разрыдалась. У Танри сжалось сердце, и колючий комок подкатил к горлу.

- Человек! - Ему на плечо опустилась крепкая жилистая рука. Танри обернулся и увидел перед собой коренастого широкоплечего пастуха с черной нечесаной бородой и очень смуглым лицом в мелких морщинках.

- Человек, этого старика все любили. Он был очень добрым. Никому ни в чем не отказывал. Я не хочу сказать, что его убили из-за тебя, но зарезали, потому что он был вашим проводником. Про тебя Рибадди не знает, но если пронюхают - нас всех ожидает такая же участь.

- Старик мне говорил об этом. Я сегодня ушел из селения навсегда, но девочка меня вернула.

Пастух кивнул, затем показал на рыдающую маленькую хозяйку:

-Что теперь с ней делать?

- Надо ее утешить и приютить, - пожал плечами Танри.

- Понимаешь.., - пастух замялся, - мальчиков, что остались сиротами, семьи возьмут. Мальчики всем нужны. Они – будущие работники и кормильцы. А, вот, девочку… никто не возьмет. Лишний рот. Потом, она хороша собой, вырастит красивой девушкой. Люди Рибадди года через три – четыре ее все равно заберут. Они забирают всех красивых девушек на продажу. Кто согласится ее кормить?

- Неужели ей ничем нельзя помочь?

- Ну, если только выколоть один глаз или сделать уродливый шрам на лице, - вполне серьезно предложил пастух.

- Нет! Нет! – ужаснулся Танри. – Я уведу ее с собой.

Пастух только пожал плечами:

- Поступай, как хочешь.

Старика похоронили по местному обычаю в пещере. Жрец долго читал над ним молитвы и заклинания. Как только камень завалил пещеру, Танри вновь отправился в путь, но уже не один: он вел с собой осиротевшую Элейю.

- Постой, человек, - окликнул его смуглый пастух. Он шел следом. С ним было еще несколько крепких юношей из местных. - Мы знаем, куда ты направляешься. Возьми нас.

- Что за причина заставила покинуть вас семейный очаг, - изумился Танри.

- Юношей, вскоре, должны забрать в войско, - объяснил пастух, - а я много задолжал номарху. Меня ждет ошейник раба. Уж лучше податься к бандитам.

Преодолев трудную дорогу среди скал и крутых подъемов, путники добрались до места только к ночи. В глубокой горной расщелине пылали костры. Вокруг сидели нечесаные люди в грязных рваных одеждах, иные совсем голые. Они пекли на углях мясо или жарили ячмень на прогорклом бараньем жире. Танри и его спутники спустились в расщелину. Все глядели на них косо и недружелюбно, но ни о чем не спрашивали. Кто-то в углу недовольно прорычал:

- Ну вот, еще одни притащились. Сами не знаем, чем прокормиться, еще девчонку с собой приволокли.

- Да заткнись ты, - оборвал его другой. - На крайний случай, девчонку съесть можно будет, хоть она и костлявая.

Танри всего передернуло от этих слов. Элейя вцепилась в его руку, испуганно озираясь по сторонам. Танри погладил девочку по голове и сказал, чтобы она ничего не боялась.

Пастухи нашли возле одного из костров односельчан, присоединились и завели разговор. На вскоре односельчане поднялись и с проклятиями покинули их.

- Почему они ушли? – спросил Танри, не уловив ни единого слова, так, как амореи разговаривали бегло.

- Мы рассказали им, кто ты, и что хочешь сплотить войско против Рибадди, - объяснил пастух. – Но они назвали тебя сумасшедшим. Только ненормальный полезет на копья воинам наместника.

- Может, не все так думают, - с надеждой предположил Танри. – А что за народ обитает в этом мрачном месте?

- В основном амореи, да беглые рабы. Недавно еще двадцать человек сбежало сюда из Библа. Но они чужеземцы. Люди Рибадди ищут сбежавших, рыскают кругом, поэтому пастухи перестали приносить сюда еду. Скоро наступит голод. Да и народу здесь много скопилось.

Танри поднялся, оглядел всех и громко произнес:

- Люди! – Стойбище затихло. Все с любопытством поглядели в его сторону. – Люди, вы терпите голод, холод, многие из вас больны. У вас отняли все, даже право нормально жить. Вам не на что надеяться. Неужели вы так и будете здесь гнить, трястись от каждого шороха, как затравленные шакалы, сдыхать, как собаки, выгнанные хозяином.

-А что ты можешь предложить, умник? – послышался сердитый оклик.

- Не пора ли отомстить своим обидчикам. Вы все страдаете от жестокой власти Та-Кемет. Вспомните: ведь ваши народы жили счастливо, ваши земли были свободны, пока не пришли завоеватели с берегов Хапи. Неужели вы не хотите забрать то, что у вас нагло отняли? Неужели вы не хотите отвоевать счастья для себя и своих детей?

- Этого дурака, наверное, еще ни разу не стегала плеть со свинцовым шариком на конце, - мрачно усмехнулся один из оборванцев. Другой продолжил: - Что ты от нас хочешь, безумец? Чтобы мы полезли на копья воинов Та-Кемет с голыми руками? Ты никогда не видел их боевой строй и несущиеся колесницы? От одного их вида будешь удирать быстрее всех.

- Убирайся ну-ка отсюда! Уходи! – послышалось со всех сторон.

- Заткнитесь все, безмозглые бараны, трусливые шакалы, иначе я вам отверну ваши головы, способные только ныть и жрать падаль! – раздался грозный сиплый голос. Оборванцы тут же умолкли и вновь расселись вокруг костров.

К Танри подошел широкоплечий седой мужчина. Из одежды на нем была только набедренная повязка. Он был худой, но жилистое крепкое тело говорило, что он обладает не дюжей силы. Множество шрамов покрывали его руки и грудь.

- Ты кто такой, смельчак? – спросил он.

- Я? - Танри сел на землю и уставился на огонь. – Я проклятый человек, который был великим и мудрым – а стал червем. Теперь проклятье будет вечно и повсюду преследовать меня.

- Проклятье, - задумчиво протянул седой человек, присев рядом. – Мы все здесь прокляты - так что с того? Нас двадцать рабов, бежавших из Библа. Я сбился со счета, сколько лет мы надрывались в неволи, а получали угощение только плетью. А кем мы раньше были на свободе! Великими воинами Хатти. Все из славных хаттских племен.

Танри даже подскочил на месте.

- Неужели из хаттских?

- Да. Мы были бесстрашными воинами. Нас взяли в плен давно, когда мы, под началом нашего доблестного полководца Фазаруки отвлекали силы митаннийцев. А тем временем лабарна Суппилулиума прорывался из окружения. В душе мы остались такими же смелыми. Годы рабства не сломили нас, иначе мы бы не совершили дерзкий побег. Но расскажи о себе. Не обращай внимания на этих жалких трусов.

Танри рассказал ему все: кто он и как попал в эти места. Даже показал золотой перстень с печатью Старшего кантикини. Он еще не окончил рассказывать, когда воин закричал на хаттском своим друзьям:

- Эй, идите скорей сюда! Если Боги не шутят, то к нам попал сам Старший кантикини. – Затем он встал на одно колено перед Танри, поцеловал его перстень и сказал:

- Мы рады тебя видеть среди нас, мудрейший, и перед Богами обязаны выполнить все, что ты прикажешь.

- Не надо так ко мне обращаться, - запротестовал Танри. – Я проклят и недостоин носить андули кантикини.

- В том мало твоей вины. Для нас – ты послан Богами, и мы пойдем за тобой на смерть.

- А вы сможете раздобыть оружие, и помочь мне заставить остальных бездельников бороться за свободу?

- Сделаем все, как ты прикажешь! – единодушно закричали хетты.

На следующее утро для Танри, как по волшебству, раздобыли черного ягненка. Все изгнанники, а их оказалось больше сотни, собрались вокруг жреца. Танри воткнул в землю высокую палку. На ее верхнем конце два торчащих сучка напоминали рога быка.

Кантикини привязал к палке ягненка и принялся ходить вокруг, творя заклинания. Молитвами, Танри просил, Богов отобразить знамения на внутренностях жертвенного ягненка. Затем он повалил животное на землю, ловким движением вспорол ему живот и вынул теплую, дымящуюся печень. Все затаили дыхание, пока Танри изучал внутренности. Наконец он поднял к небу глаза и торжественно произнес:

- Боги даруют нам силу и удачу!

 

Три десятка копьеносцев из Библа возвращались обратно в город. Им было поручено разыскать пастуха, которого нанимало хеттское посольство и убить его. Они сделали свое дело. По пути обратно, воины заходили в селения, грабили местную бедноту, пьянствовали. Их путь лежал между холмов. Воины остановились возле источника попить воды, как вдруг на них обрушился град камней. Они не успели опомниться, как были перебиты и связаны.

Номарх Библа слегка встревожился, узнав об исчезновении трех десятков воинов. Он отослал на их поиски еще небольшой отряд. Отряд напоролся на засаду и был уничтожен. Вскоре по городу поползли слухи о разбойниках, которые грабят караваны. Рибадди снарядил войско с колесницами, для поимки грабителей.

Танри понял, что им сразу не одолеть войско Библа. Он велел всем местным пастухам и земледельцам разойтись по селениям, и через месяц, когда все утихнет, собраться в условленном месте и привести с собой всех смелых мужчин, способных держать оружие. Сам же, с горсткой беглых рабов укрылся обратно в тайных пещерах.

Рибадди, принимавший личное участие в карательном походе, вернулся успокоенным. Он повесил несколько бродяг и, тем самым решил, что с разбойниками покончено. Правитель Библа не мог предполагать, какое мощное восстание готовится среди народов Хабири.

 

8

 

Барбиша приехал домой, как настоящий вельможа, в расшитой андули и белоснежной хубике. Широкий серебряный обруч стягивал его непослушные кудри. Коричневые остроносые сапоги лоснились новой кожей, пропитанной жиром.

Как только он соскочил с коня и поднялся в дом, первым делом упал на колени перед матерью, и расцеловал ее руки, затем обнял младших братьев и поспешил к отцу.

- Мир тебе, отец! – воскликнул он, обнимая Хемишу.

- Хранят тебя Боги, - обрадовался горец.

Отец и сын присели за низенький стол. Мешеди принесли вина и закуски.

- Рассказывай, как там дела в столице, - поинтересовался Хемиша, разливая напитки по глиняным чашам.

- Все по-старому, отец. Хатти процветает. На торговых площадях не хватает места. Откуда только народ не едет! Я раньше, даже, о таких странах не слышал.

- Это хорошо, - одобрительно протянул Хемиша. – Как здоровье правителя?

- Лабарна Суппилулиума, хранят его Боги, жив, здоров, вершит справедливые суды, служит Богам. Таваннаннна Фыракдыне, пусть дарую ей Боги вечную молодость, так же, полна сил и красоты. Ни один праздник без нее не обходится.

- А лабарна не собирается в новые походы?

- Готовится, - подтвердил Барбиша. – Фазарука узнал через своих тайных людей, что в Ашшуре очень недовольны тем, что Пиясили захватил Вашшукканни и посадил на престол Шативазу. Всех ассирийских сановников выгнали. Они требуют от Ашшурбалита затеять большую войну. Правитель Ассирии почти всю казну пускает на армию. Готовит грозную силу.

- Слыша, слышал, - кивнул Хемиша. – Не легко будет совладать с такой армией.

- Лабарна тоже готовит войско. Лабарна, - Барбиша рассмеялся. – Я сам случайно услышал в храме, как он просит Богов позволить снять с тебя проклятье.

- Спасибо ему. Воистину, мудрый и справедливый правитель. – Хемиша пристально поглядел на сына. – Про Улию и Танри никакие вести не доходили?

- Нет, - глухим голосом ответил Барбиша. – В тех местах сейчас земля горит и кровь льется. Амореи восстали. Они уже захватили несколько городов и убили наместников Та-Кемет. От одного торговца слыхал, что ими предводительствуют хетты.

- Поменьше верь этим болтунам, - презрительно бросил Хемиша. – А Старшего кантикини уже назначили?

- Назначили. Жрец из храма Бога Грозы города Хаттуса стал избранным. А мне дают должность вестового корпуса Вурусему, - радостно сообщил Барбиша.

- Тебе скоро обратно?

- Через десять дней.

- Один поедешь или с женой?

- Все-таки решили, - насупился Барбиша.

- Совет племен так сказал: Асмуникал не должна оставаться вдовой. У нее на руках ребенок, который после тебя должен стать вождем племен Хауси. Ты обязан, как старший, после Улии, взять ее в жены. Она станет твоей первой женой.

- Отец! – воскликнул Барбиша, - почему ты думаешь, что Улия мертв?

Хемиша поднялся.

- Не делай мне больно, - попросил он, срывающимся голосом. – Лучше бы я десять раз принял смерть, чем выносить муки от потери сына и брата.

Барбиша тоже поднялся.

- Я пойду, проведаю Асмуникал.

Хемиша, чуть заметно кивнул.

Барбиша прошел на женскую половину дома. В комнатке, застланной коврами, чадил слабый масляный светильник. В окошко под потолком врывался ветер. Возле стены стояло ложе, застланное пестрым покрывалом. Рядом деревянная колыбелька с козьим пухом. В углу на грозном золотом льве застыла фигурка богини Вурусему. Она отгоняла злых духов от колыбели младенца.

Асмуникал печально сидела на полу, поджав ноги. Ее стройное тело облегала простая черная хасгала без всяких украшений. Черная головная накидка скрывала волосы. Глаза девушки покраснели от слез, щеки впали, губы побледнели и напухли.

- Мир тебе, сестра, - как можно нежнее произнес Барбиша.

Асмуникал вздрогнула, подняла на юношу, полные грусти, большие глаза, но постаралась улыбнуться.

- Пусть Боги тебе помогают, - ответила она совсем не звонким голосом, какой у нее был раньше.

Барбиша подошел к колыбели и заглянул внутрь. Она оказалась пуста.

- А где будущий воин? – шутливо спросил он.

- Гуляет с няньками в саду, - ответила Асмуникал, поднимаясь на ноги. Дрожащим голосом она спросила: - Ты уже знаешь, что решал совет племен?

- Знаю, - недовольно оборвал ее Барбиша. – Они считают Улию мертвым.

Из глаз Асмуникал потекли слезы.

- Прекрати! – крикнул на нее Барбиша. – Я не позволю даже тебе оплакивать его раньше времени.

- Я не буду, - пообещала Асмуникал, закрывая лицо краем головной накидки.

- Где живет Ибенаму?

- В соседней комнате. Она редко выходит на улицу. Все больше сидит возле очага и смотрит на огонь.

- Она тебе гадала про Улию?

- Я ее просила, но Ибенаму молчит или говорит, что Боги укрыли от ее взора эту тайну.

- Сходим к ней, - предложил Барбиша. – Вдруг старая колдунья что-нибудь прослышала от духов.

Асмуникал послушно последовала за ним. Перед тлеющим очагом, посреди темной комнатки сидела на полу старая Ибенаму. Из-под выцветшей головной накидки выбивались седые пряди. Ее сухие скрюченные пальцы перебирали ячменные зерна в глиняной миске. Губы шептали старинные заклинания.

- Мир тебе, - поздоровался Барбиша и с почтением поклонился.

- Заходи, садись, - проскрипела старуха. – Я давно тебя жду.

- Ты гадаешь? – Поинтересовался Барбиша, указывая на миску с зерном.

- Да,- ответила старуха, кидая жмень зерен на угли. – Ячмень мне кое-что рассказал. Он растет в чистом поле и разговаривает с ветрами. А ветры рыщут по всему свету и все знают.

- И что сказал тебе ячмень? – допытывался Барбиша.

- Брат твой жив.

- Жив? – воскликнул Барбиша, вытаращив глаза. Асмуникал вскрикнула и закрыла ладонью рот. – Не шути так, старая. Можно ли ячменю верить?

- Не оскорбляй хлеб, который тебя кормит, - сердито прошипела старуха.

- Прости, - извинился Барбиша.

- Думаешь, я просто так решила спросить зерно? – продолжала Ибенаму. – Я сегодня ходила в храм Еникея и кормила священного оленя. Он мне тоже самое шепнул.

- Если это так, я найду его! – воскликнул Барбиша с горящими глазами. – О Боги, если Улия жив, я ничего не пожалею, чтобы разыскать его!

- Ты ничего не найдешь, - остудила его колдунья. – Это не так просто. Искать его должны не глаза, не ухо, а сердце.

- Говори яснее, - попросил Барбиша.

- Его найдет только она. – Ибенаму указала скрюченным пальцем на Асмуникал. - Только любящее сердце сможет правильно найти дорогу.

- Я поеду, - не раздумывая, согласилась Асмуникал.

- Да вы что, с ума сошли, - взорвался Барбиша. – Куда ты отправишься, слабая женщина? У Мертвого моря кипит война. Сильные мужчины гибнут каждый день.

Асмуникал гордо выпрямилась, лицо пылало, в глазах блестела решимость.

- Я – жена воина. Мне ил бояться войны?

- Только она найдет, - твердила свое старуха. – Не так просто это сделать. Много опасностей на пути. Но надежда придаст силы, любовь подскажет дорогу, Боги сохранят от беды.

- Я поеду! – твердо повторила Асмуникал.

- Никуда я тебя не отпущу! – возмущался Барбиша. – Где это видано: беззащитной женщине отправляться одной на край света. А что скажет Совет племен?

- Пойми же: я не могу жить без него! Я его обязательно найду!

Барбиша увидел во взгляде девушки столько безрассудной отваги, что понял: сейчас спорить бесполезно. Он повернулся и стремительно вышел из комнаты.

Вечером Барбиша вновь пришел к Асмуникал. Ребенок спал в колыбели спокойным розовым сном. Девушку он нашел за сбором вещей.

- Ты все-таки не отступишься? – мрачно спросил он.

- Да, - коротко ответила она, продолжая заниматься своим делом. – Если хочешь, позови стражу, расскажи Хемише, но вам все равно не удержать меня.

- Я тебе помогу, - неожиданно предложил Барбиша. – Вдруг ты и вправду найдешь брата. Но прими мои условия.

- Какие же?

- Ты отправишься сразу в Хаттусу. Я скажу, что отослал тебя в свой дом, как будущую хозяйку. В Хаттусе возьмешь охранные таблички у таваннанны и морем, только морем, направишься в Та-Кемет.

- Спасибо тебе, - улыбнулась Асмуникал.

По неровной дороге удалялась от города одноосная повозка, запряженная парой лошадей. Луна ярко освещала хрупкую женскую фигуру, укутанную в теплый шерстяной плащ. Конями правил старый слуга Барбиши. Сам Барбиша с тревогой и грустью смотрел вслед повозке. «А стоило ли верить выжившей из ума старухе?» – мелькнуло у него в голове. – «Может быть, вернуть Асмуникал?» Но, поразмыслив, решил, что все равно ее не удержать. Да и что ее ждет здесь? Новое замужество с нелюбимым человеком, вечное горе от утраты. А вдруг Улия жив. Барбише лучше других было известно, как Асмуникал и Улия любят друг друга. Поэтому он не смел мешать девушке.

Таваннаннна приказала немедленно привести Асмуникал, когда узнала от мешедей, что та в халентуве. Таваннаннна крепко обняла девушку, даже не дав ей, как положено, упасть перед правительницей на колени.

- Птичка моя, - прошептала радостно Фыракдыне. – Как я рада, что ты приехала.

- Беда меня заставила тронуться в путь, - роняя слезы, объяснила девушка.

- Я знаю о твоем горе, - вздохнула таваннанна.

Они прошли в покои правительницы. Асмуникал рассказала ей обо всем: о том, что нагадала Ибенаму, о том, как она собралась на поиски Улии и о том, как она тайком уехала из дома, бросив младенца на попечение кормилиц.

- Не побоишься ехать? - выслушав ее, серьезно спросила Фыракдыне. – Тот путь далек и опасен, хоть по суше, хоть по морю. Я боюсь за тебя. Правильнее было бы задержать тебя и отправить обратно в Верхнюю страну. Погибнешь.

- Но я должна его найти, Великая. Помимо злых жестоких людей, мир полон добрых. Они помогут мне.

- Бедняжка, - пожалела ее таваннанна. – Ты еще не знаешь людей. Бескорыстно помогают только настоящие друзья. Ох, сколько же бед ждет тебя в дороге. Впрочем, если любовь сильна, для нее не существует преград. Любить по-настоящему умеет только доброе благородное сердце. А такие сердца Боги всегда охраняют. Езжай. Я дам тебе письмо к правительнице Та-Кемет, Солнцеликой Анхесенамут. В нем попрошу помочь тебе. И дам двух крепких мешедей для охраны.

- Благодарю тебя, Великая, - поблагодарила ее Асмуникал, падая на колени.

- Поднимись. Это еще не все, - остановила ее Фыракдыне. – В Хаттусе сейчас находятся множество торговцев из Финикии и Аласии. Ты получишь охранную таблицу, поедешь с торговцами, чтобы не привлекать внимание. Доедешь до Милаватны. Оттуда на корабле морем до Аласии, а дальше до Уаста. И пусть Боги охраняют твой путь.

 

9

 

Фазарука влетел на колеснице в Хаттусу среди ночи. Колеса с окованными медью ободами загромыхали по булыжникам. Колесница стремительно промчалась в Верхний город, петляя узкими улочками, и остановилась возле халентувы.

Мешеди подняли Суппилулиуму с постели. Фазарука встал перед ним на одно колено и протянул серебряную стрелу с золотым наконечником. Оперенье стрелы было сделано из белых голубиных перьев.

- Стрела Ашшура, - понял Суппилулиума. – Все-таки Ашшурбалит решился объявить нам войну.

- Да, солнце мое, - подтвердил Фазарука. – Я лично получил стрелу из рук правителя.

- Когда-то это должно было произойти. Теперь посмотрим: кто кого. – Лабарна отдал стрелу мешедям, затем. Понизив голос, спросил у Фазаруки: - Ты был в Вавилоне?

- Да, Солнце мое.

- Принял ли тебя великий Бурнабуриат?

- Да, Солнце мое. Переговоры прошли гладко. Дело сделано.

- Хорошо! – Суппилулиума довольно улыбнулся. – Мы приготовим Ашшурбалиту маленький подарок: льву подарим клетку. Мешеди! – Тут же возникли слуги. – Поднять всех военачальников и сановников.

Гонец доставил глиняную табличку из Хаттусы. В ней Суппилулиума призывал Хемишу собрать войско. Пеших направить в Хаттусу, а всадникам Хауси с отрядами Хайасы приказал спешно двигаться через Исуву в Митанни и перекрыть все дороги, чтобы не допустить разъездов ассирийцев.

Два дня сборов, и всадники Хауси уже мчались по горным дорогам Исувы. Хайасы примкнули к ним возле Малатьи. Переправившись через Евфрат, всадники вступили на земли хурритов. Хурритские племена поддерживали Ашшурбалита и попытались помешать продвижению конницы. Но воинов Хемиши и Хитасы собралось около трех тысяч – огромная сила. Они вихрем пронеслись по землям хурритов, обратив в бегство всех, кто пытался встать на их пути. Вскоре всадники соединились с армией Хатти недалеко от Вашшукканни.

Суппилулиума тщательно разработал план сражения. Он развернул войско на возвышенности. Правый фланг прикрывали стены Вашшукканни, левый - широкая река. Впереди расстилалась обширная равнина, пригодная для атаки колесниц. Вскоре дозорные доложили, что показались передовые отряды Ашшурбалита. Суппилулиума выслушал донесения, затем велел позвать к себе жрецов и направился в желтый шатер совершать молитвы. Мешеди выстроились плотным кольцом вокруг шатра, чтобы никто не нарушал беседу лабарны с великими отцами и покровителями.

Хорошо обученная, огромная армия Ашшурбалита остановилась на другом краю долины. От хеттов их отделяло несколько данн. Ашшурбалит не рискнул подходить близко к армии Суппилулиумы. Стройными рядами развернулись пестрые шатры. На глазах вырос земляной вал. Широкий ров окружил лагерь. На валу, через каждые десять шагов встали охранники. В лагерь ассирийцев еще целый день и ночь прибывали войска и обоз. Ашшурбалит призвал под свои знамена хурритские, касситские и некоторые аморейские племена. Такой огромной армии еще не видели в этих краях. Она числом превосходила и войско Мурсили, с которым тот докатился до Вавилона и армию Саусаддатара, которая опустошила, в свое время, всю Ассирию.

Хитаса попробовал напасть на обозы, движущиеся в лагерь противника, но всякий раз неожиданно появлялись «Непобедимые» и отгоняли хайасов.

Весь следующий день обе стороны готовились к великому сражению. Стоял страшный шум и лязг металла. Колесницы съезжались в одиночку помериться силой. Всадники небольшими отрядами совершали рейды в тыл врага. Воины суты ползком пробирались через долину, чтобы обстрелять меткими стрелами вражеский стан.

Наступила ночь, а с ней великое затишье, какое наступает перед сильной грозой. Даже змеи и мыши поспешили убраться из долины, где вскоре должны сойтись две огромные силы.

Ашшурбалит перед рассветом призвал всех военачальников к себе в шатер. Грозный правитель восседал на походном троне в окружении слуг. На правителе красовался высокий золотой шлем с изображением крылатого Ашшура, легкие золоченые доспехи и легкий плащ, расшитый заклинаниями. Он обвел пришедших долгим внимательным взглядом, затем громко произнес:

 

- Слушайте меня, мои верные смелые воины. Во всей вселенной нет войска сильнее нашего. У нас больше, чем у хеттов колесниц, больше копьеносцев, больше суты. Мы обязаны победить. Если Суппилулиума будет сломлен, то наши колесницы докатятся до самой Хаттусы. Но не забывайте: Суппилулиума хитер, а его воины опытные, закаленные в боях. Если Суппилулиума нас разобьет, то падет и Ашшур, и Ниневия. Посему приказываю стоять насмерть. Кто вздумает отступать – смерть! Могучий Бог Ашшур натянул свой волшебный лук и вложил смертоносную стрелу. Он будет с нами в бою. Передайте моим воинам: я хочу видеть их храбрыми и непобедимыми. Лучшим воинам подарю обширные земли в Митанни, в Хатти и в Исуве. Пусть послужат правителю, и я их награжу. Теперь о сражении, - правитель сдвинул брови. – Меня очень беспокоит сута и конница хеттов. Они очень дерзкие и быстрые. Неожиданно появляются в самых опасных местах. Во время боя всадники доставят нам много неприятностей. Пусть сражение откроют «Непобедимые». Их задача: уничтожить хеттскую конницу и растоптать суту. «Непобедимых» в бой поведет Аллунита.

Алунита поклонился. Лик его был мрачнее тучи.

- Ты слышал меня? – Сердито прикрикнул Ашшурбалит. – Ты поведешь конницу.

- Я понял тебя, солнцеликий, - глухо ответил Аллунита.

- Думаю, что темница пошла тебе на пользу и просветила твой разум. Не вздумай хитрить, как ты это сделал, спасая заморыша – Шативазу. Свою вину смоешь кровью. Если хетты будут разбиты, Ашшур простит тебя, недостойного. Знай: один неверный шаг – и тебя порубят на куски твои же телохранители. Второй раз они тебя не упустят. Рубцы от плети еще не зажили на их спинах. Да, там хетты. Может среди них есть твои братья. Забудь о них! Ты служишь великой Ассирии. Вспомни, что она для тебя сделала: выкормила, вырастила, дала положение высокого сановника, а ты, неблагодарный, не желаешь ее отблагодарить самым малым.

Аллунита молчал, глядя себе под ноги. Лицо его то бледнело, то багровело. Он разжал губы и, без тени страха или стыда, ответил:

- Я поведу «Непобедимых» в бой.

- Ты доверишь ему три тысячи «Непобедимых»? – настороженно зашептал туртан.

- Он хорошо будет себя вести. Темницы в моем подземелье вправляли мозги и не таким спесивым, – успокоил его правитель. – Потом, сражение всадников никогда не влияет на ход сражения. Оно только подзадорит обе стороны, – беззаботно ответил Ашшурбалит. - Пусть мои «Непобедимые» развлекутся. Хайасы им не ровня. Больше всего я рассчитываю на колесницы и на копьеносцев, особенно на «Бессмертных». Для них предстоит настоящая работа, по которой они истосковались. Кровь врагов пьянит их, как вино.

- Как будешь действовать дальше? – спросил туртан.

- Надо смять правый фланг хеттского войска и отрезать их от Вашшукканни. Дальше теснить врага к реке и не давать простора для маневра.

- Не просто, - покачал головой старший военачальник. – Справа воины войска Таккеха.

- Мы должны победить! – настаивал Ашшурбалит. Пусть половина нашей армии падет в бою, но у Ассирии нет иного пути.

Военачальники разошлись строить войска. Шатер Ашшурбалита погладили первые лучи солнца. Он вышел с кувшином вина совершить возлияние в честь могучего Ашшура.

Огромный воинский лагерь вдруг ожил. Прозвучали громкие команды. Зазвенело оружие. Затопали тысячи ног. Тревожно загрохотали хухупалы. Испугано заржали лошади. Спешно строились боевые порядки. Послышался протяжный гул рога, возвещающий атаку. Холмы задрожали. Пыль серым облаком высоко поднялась в небо. Это лавина «Непобедимых», словно сокрушающая волна, покатила в долину навстречу врагу.

Ашшурбалит закончил молитву, обернулся и довольно посмотрел вслед несущимся всадникам. Вдруг он случайно заметил, как кто-то стоит на коленях возле него. Взглянув, он узнал одного из своих соглядателей, которые следят за ненадежными сановниками. Этот был приставлен к Аллуните. По его испуганным глазам, Ашшурбалит понял: случилось что-то недоброе.

- Говори! – раздраженно крикнул правитель.

- Солнцеликий, - пролепетал тот, сотрясаясь всем телом.

- Аллунита сбежал?

- Нет, он повел в бой «Непобедимых».

- Так что же ты?

- Все десять телохранителей, которым ты доверил охранять его, убиты сегодня ночью.

- Изменник! – прошипел Ашшурбалит. – Слушай меня, несчастный. Ты заслуживаешь смерти! – Шпион открыл рот, глаз его расширились от ужаса. Правитель продолжил: - Спасай свою жалкую жизнь. Облачись в снаряжение «Непобедимого», садись на коня и скачи вслед за Аллунитой. Убей его!

- Сделаю все, как велишь, Великий, - пролепетал соглядатель и уполз.

 

Суппилулиума с первыми лучами солнца вознес молитвы богам. В отблесках зари засияло желтыми искорками священное руно Курса, символ защиты Хатти. После молитвы лабарна взошел на колесницу. Войско хеттов вдвинулось на позиции. Суппилулиума наблюдал, как умело выстраиваются войска Ассирии. Вдруг над станом Ашшурбалита поднялась пыль.

- Всадники, - забеспокоился Цула. – Они разобьют наши засады.

- Пусть Хауси и Хайяс примут бой, - скомандовал лабарна. Поглядим, что представляют собой хваленные «Непобедимые всадники Ашшура».

К Хемише подскакал Одноухий Кабан. Его лысая голова лоснилась от нервного пота. Глаза лихорадочно горели.

- Глянь, какая мощь, - возбужденно прокричал он, показывая на лавину «Непобедимых», несущихся во весь опор.

- Где Хитаса? – холодно спросил Хемиша, надевая медный шлем.

 

- Он остался подле лабарны. Я поведу хайасов в бой! – отважно ответил Одноухий Кабан.

- Тогда будешь выполнять только мои команды.

- Нет, так не пойдет, - заупрямился тот. – Ты хочешь всю славу победы забрать себе?

Хемиша зло сверкнул глазами, но спокойно сказал:

- Хочешь славы? Возьми ее сам. – Он указал на «Непобедимых». – А я не тронусь с этого места.

Одноухий Кабан прикинул свои силы, сосредоточенно почесал бритый череп.

- Ладно, - решил он. – Веди нас в бой. Еще неизвестно: мы их разобьем или они нас сомнут. Что-то я не уверен, что сможем их остановить.

Хемиша вскинул вверх руку с копьем. «Улу-ра-ра!» - разнеслось над долиной. Словно движимые стремительным ветром, всадники Хауси и Хайасы ринулись навстречу врагу. Хемиша увлек конницу за собой, но еще не знал, как действовать. Вид у «Непобедимых» был устрашающий: длинные копья, большие круглые щиты, все в тяжелых доспехах. Одноухий Кабан оказался прав: их просто так не остановить. Да они и сами не остановятся сразу, если даже захотят. Вот в чем их слабость! Они не поворотливые. Хемиша громко скомандовал: - «Крепи копья! Луки к бою!» Затем сделал несколько знаков Барбише. Тот все понял.

Бронзовая волна «Непобедимых» неумолимо приближалась. Уже можно было рассмотреть их высоких коней, головы которых покрывали бронзовые щитки. Кони тяжело молотили копытами землю. В островерхих шлемах и круглых щитах отражалось солнце, слепя глаза противника. Лес пик колыхался над головами.

Вдруг Хемиша заметил что-то до боли знакомое. Предводитель «Непобедимых» в золоченых латах, в медном шлеме с полумаской на короткий миг привлек его внимание. Желтый плащ свободно развивался сзади. Он скакал спокойно. В его позе не чувствовалось азарта. Он даже не держал оружие. Кто это?

Но тут размышления оборвались.

Две конных лавины должны были вот-вот столкнуться. Казалось, грянет гром, затрещат копья, зазвенит металл. Но Хауси, в самый последний момент, распались на два потока и пропустили мимо себя ассирийцев, обсыпая их градом стрел. Каменные наконечники застучали по медным шлемам. «Непобедимые», по инерции, проскакали дальше, тяжело развернулись и ринулись в новую атаку. Хемиша со своими всадниками кинулся навстречу. Опять на его глаза попался предводитель в золоченых латах. Опять, при виде этого великолепного всадника, что-то екнуло в груди.

Хауси вновь распались перед самым столкновением. Вновь ассирийцы, в своем стремительном движении пронеслись мимо. И вновь меткие стрелы полетели им в след. «Непобедимые», за столь короткое время, потеряли уже четверть всадников, но ни один противник не пал сраженным.

Ашшурбалит негодовал, наблюдая за происходящим, и кричал на туртана. Суппилулиума вскидывал золотой жезл, и воины Хатти гремели боевым кличем, подбадривая воинов Хемиши.

Вождь Хауси развернул новую атаку. Он наблюдал, как ассирийцы рассыпались широким строем, на ходу крепили за спины копья и щиты, доставали высокие луки и готовили стрелы. Попались! – усмехнулся про себя Хемиша и скомандовал: «Копья к бою!»

Ассирийцы клали стрелы на тетиву. Ряды сильно разошлись, для удобства стрельбы. Теперь их легко можно расколоть.

Хемиша вновь увидел перед собой всадника в полумаске. Он по-прежнему скакал без оружия. Хемиша решил его обязательно пленить. Но вдруг с удивлением заметил, как всадник вскинул руки вверх и свалился с коня. Убийца находился сзади и торопливо прятал окровавленный кинжал.

Хауси ворвались в ряды «Непобедимых», когда те рассчитывали стрелять. Мимо Хемиши прошуршало несколько стрел. Одна, даже, скользнула по шлему. Он первым вломился в строй противника. Опрокинул двух всадников, третьего насадив на копье. Ассирийцы пытались кое-как перестроиться. Завязался жестокий бой. Хемиша уверенно громил врагов. Щит его раскололся, копье треснуло. Хемиша выхватил меч, топор с длинной рукоятью и, с обеих рук, рубил головы. Вдруг конь под ним рухнул. Хемиша кубарем покатился по земле, но тут же вскочил. Один из ассирийцев наставил на него копье, но Хемиша увернулся и топором рубанул ему в грудь. Тот свалился, обливаясь кровью. Хемиша схватил его копье и продолжал сражаться пешим.

- Отец, ты в порядке? – услышал он слабый оклик Барбиши. Кругом все звенело. В нос ударил противный сладковатый запах крови. Пыль забивала горло. Пот заливал глаза.

- Дави их! – вместо ответа заорал Хемиша срывающимся голосом, даже не обернувшись.

Дружное «Улу-ра-ра!», и жалкие остатки «Непобедимых» нестройно ринулись обратно к своему лагерю. Сзади от них не отставали назойливые хауси.

Ашшурбалит приказал быстрее отвести копьеносцев за земляной вал. Остатки конницы пропустили в лагерь, а хеттов отогнали стрелами.

Правитель с укором покосился на туртана.

-Что это? Мыши волков покусали?

Туртан только беспомощно развел руками.

- Зря столько лет готовил, обучал, кормил этих бездельников, - сокрушался Ашшурбалит, хмуря брови и кидая по сторонам огненные взгляды.

- Я говорил тебе, великий, - робко напомнил ему туртан, - всадники – это не воины. Всю историю настоящие ратники сражаются пешими или на колесницах. Неудобно сидеть на горбу у коня и махать копьем.

- Ладно, - немного остыл правитель, - посмотрим, на что способны наши колесницы. Пусть они летят вперед, а за ними следуют копейщики. Суппилулиуме не устоять.

Ашшурбалит взошел на белую высокую колесницу, воздел руки к небу с длинным жезлом правителя и воскликнул:

- Ашшур! Отец мой, наш защитник и покровитель. Натяни свой грозный лук, вложи молнеподобную стрелу и спусти тугую тетиву! Наша победа будет твоей победой!

Воины сомкнули ряды и застыли. Военачальники со скрежетом вынули мечи из ножен. Кони в упряжках колесниц нетерпеливо зафыркали. Ашшурбалит крепко сжал жезл и, уже хотел наклонить его вперед, подав знак к наступлению, как вдруг услышал сзади себя истошный возглас:

- О великий! Остановись! Не делай этого!

Правитель вздрогнул. Нервная дрожь прокатилась по спине. К его ногам рухнул наместник страны.

- Как смеешь мешать мне, когда Ашшур натянул свой лук! – закричал разгневанный правитель.

- Выслушай, потом убивай меня, делай, что хочешь, но не губи Ассирию.

- В чем дело, - Ашшурбалит начал беспокоиться. – Откуда ты появился? Почему не в Ашшуре? На кого оставил страну?

- Выслушай меня, солнцеподобный! За нашей спиной совершено предательство, - чуть ли не рыдая, начал объяснять наместник страны. – Суппилулиума и правитель Вавилона Бурнабуриат составили брачное соглашение. Дочь правителя Вавилона выдают замуж за лабарну. Если ты начнешь войну, Бурнабуриат двинет свои войска с юга прямо на Ашшур.

Ашшурбалит побледнел. Он пошатнулся и выронил жезл. Телохранители поддержали правителя, но через несколько мгновений Ашшурбалит пришел в себя.

- Скорее! - прошипел он, бешено выпучив глаза. Затем перешел на крик: - Скорее собрать все золото и серебро, которое у нас здесь есть. Несите все сюда! Скорее!- торопил он. – Я должен немедленно ехать к Суппилулиуме и молить о мире!

Напуганные слуги и сановники тут же разбежались выполнять поручение. Ашшурбалит устало опустился на дно колесницы и сокрушенно пробормотал:

- Осел я, осел, а не сын Ашшура. Дал так себя провести. Ведь сразу надо было догадаться, зачем посланник лабарны, этот хитрый Фазарука, ездил в Вавилон.

Одноухий Кабан ехал по полю среди падших тел и весело горланил боевую песню. На лбу синела огромная шишка. Из разбитого носа стекали капельки крови. Но вид был довольный. Он что-то высматривал среди трупов. Его взгляд наткнулся на Хемишу. Тот стоял на коленях перед мертвым конем и нежно поглаживал оскаленную морду. Одноухий Кабан направился к нему.

- Ты чего грустишь, - весело воскликнул он. – Ну, мы им и дали! Радоваться надо. Я думал, нам ни за что не одолеть их. А ты здорово сообразил, как разгромить их.

- Коня убили, - еле слышно произнес Хемиша, закончив шептать молитву.

- Жалко, - согласился Одноухий Кабан. Не зная, как утешить Хемишу сказал: - Не расстраивайся. Конь у тебя был, конечно, хороший. А у меня их сколько поубивали – не сосчитать. Хочешь, я тебе другого подарю. Я после боя с десяток ассирийских скакунов наловил.

- Спасибо. Не надо, - ответил Хемиша безразличным тоном. – Я с ним все войны прошел, - вздохнул он. – Хотел дома оставить, да решил в последний раз взять в поход.

- Тем более, незачем грустить, - успокаивал его Одноухий Кабан. – Он отжил свое. Боевой конь погиб, как полагается, не в стойле, а в бою.

Хемиша снял с убитого животного узду, медленно поднялся, затем спросил у хайяс:

- А ты чего высматриваешь?

- Где-то тут видел ассирийца в золотых латах, - объяснил он, - ему, все равно, латы не понадобятся, а я бы их подарил Хитасе. Вон он! – радостно воскликнул Одноухий Кабан и направил коня вперед.

Хемиша принялся собирать свое оружие, как вдруг услышал, что Одноухий Кабан зовет его истошным криком. Хемиша обернулся. Здоровяк стоял с растерянным видом перед павшим телом ассирийского воина. Лицо его перекосило не то от ужаса, не то от удивления. В одной руке он держал шлем с полумаской, другой усиленно жестикулировал, подзывая горца. Что-то больно кольнуло Хемишу. Он, не отдавая себе отчета, в том, что делает, бросил все и помчался к Одноухому Кабану, лихо перепрыгивая через трупы.

На вытоптанной, политой кровью траве, лежал, широко раскинув руки, воин. Лежал безмятежно, словно отдыхал. В его спокойных мужественных чертах лица, Хемиша узнал себя. Словно отражение в серебряном зеркале предстало перед ним. Поверх золотых лат он заметил простой старый пояс с медными бляхами, а на них знак Еникея.

- Кто это? – изумленно вымолвил Одноухий Кабан.

Хемиша ничего не ответил, низко склонился над воином, затем подскочил и закричал на Одноухого Кабана:

- Чего стоишь? Позови Барбишу. Он еще дышит.

Ошарашенный хайас проворно взобрался на коня и помчался к хеттскому лагерю. Хемиша, оставшись один, встал на колени перед воином и шепотом позвал: «Аллунита!»

Ассириец медленно приоткрыл глаза. Увидев Хемишу, он слабо улыбнулся счастливой детской улыбкой. Вдруг лицо его исказилось от невыносимой боли, и он потерял сознание. Хемиша беспокойно глянул по сторонам. Несколько всадников спешили к нему с одной стороны, десяток погоняли коней с другой - от лагеря ассирийцев.

Барбиша спрыгнул с коня и бросился к отцу.

- Кто это? – спросил он.

- Мой брат, Аллунита, - ответил Хемиша. – Он еще жив.

- Дай мне его осмотреть, - попросил человек в длинной черной одежде.

- Тоопека, - обрадовался горец. Ты появился так вовремя. Я только что думал о тебе.

- Я спешил сюда. Чувствовал, что понадобится моя помощь.

Лекарь осторожно повернул раненого на бок и принялся развязывать кожаные ремешки, крепившие латы. В это время подскакали «Непобедимые».

- Мы должны его забрать, - сказал один из них, указывая на тело Аллуниты. – Это наш командир. Сам великий Ашшурбалит, правитель могучей Ассирии приказал нам позаботиться о нем.

- Мне плевать на вашего правителя, - зло огрызнулся Хемиша, выпрямившись во весь рост. – Я – вождь племен Хауси, которые разнесли ваших «Непобедимых», словно ястреб стаю голубей. Здесь лежит мой брат, и я его вам не отдам. Можете проваливать.

- Вас побили, так убирайтесь, - грозно проревел Одноухий Кабан. – Это наша добыча, и мы ее ни с какими шакалами делить не собираемся, особенно с такими жалкими трусами, как вы.

- Нам приказал солнцеликий Ашшурбалит доставить тело командующего корпусом «Непобедимых всадников Ашшура» Аллуниты к нему, - багровея от злости, закричал ассириец, - и мы исполним приказ любым путем. Не отдадите добром – заберем силой.

- Попробуй, собака! – прорычал Хемиша.

Барбиша, с ловкостью кошки, опять очутился на коне. Ассириец занес копье над Хемишей, но тот увернулся от удара, хотя, казалось – это не возможно. Острый наконечник срезал прядь волос с головы горца. Хемиша схватил всадника за плащ и сильным рывком сбросил его на землю. Одноухий Кабан и Барбиша бросились на ассирийцев. Четверо «Непобедимых» тут же свалились мертвыми, остальные позорно пустились наутек.

Ассириец, сброшенный с коня, вскочил на ноги и вновь замахнулся копьем. Хемиша вновь увернулся и вырвал оружие у него из рук. Затем отшвырнул копье и гневно прохрипел ему прямо в лицо:

- Ты не воин, ты – убийца!

Ассириец достал кинжал и кинулся с отчаянным криком на противника. Хемиша поймал занесенную руку, крепко сжал. Они долго стояли, напрягая мышцы. Кинжал поворачивал свое смертоносное жало то в одну сторону, то в другую. Хемиша мог свободно вспороть противнику живот мечом, но не спешил - ждал, пока у того кончатся силы. Наконец, ассириец начал слабеть. Лицо его покрылось струйками пота. Тело затряслось от чрезмерной натуги. Хемиша вырвал кинжал и ударом кулака повалил противника на землю.

- Ты не воин, - повторил он, вставая ногой ему на грудь, - ты – убийца. Я видел, как ты воткнул вот этот кинжал в спину моему брату. Так получи его обратно!

Ассириец взмолился о пощаде, закрыл лицо руками. Хемиша безжалостно размахнулся, но тут вспомнил священный закон воинов Хатти, который запрещает убивать пленных.

- Одноухий Кабан! - позвал он. – Если тебе нужен раб, забирай эту тварь и чаще угощай его плетью.

- Взамен я дам тебе отличного коня, - откликнулся Одноухий Кабан. – Только ты его береги и ни в коем случае не бей.

Тоопека закончил перевязку.

- Плохо, - сказал он подошедшему Хемише.

- Он умрет? – ужаснулся горец.

- Ему даже чудо не поможет, - с сожалением развел руками Тоопека.

- Почему Боги ко мне так не справедливы! – в отчаянии произнес Хемиша. – Не успел найти брата, как тут же его теряю.

- Тише! – Тоопека подставил ухо к самым губам Аллуниты. Тот что-то слабо шептал.

- Он хочет, чтобы его отвезли в родные горы, - объяснил лекарь.

- Конечно!- оживился Хемиша. – Сейчас прямо тронемся в путь.

- Отец, но Суппилулиума.., - начал было Барбиша.

- Мне некогда, - закричал Хемиша. – Какой Суппилулиума. Не до него! Война окончена. У меня есть дела важнее праздников.

Барбиша впервые видел отца таким неуравновешенным и решил ему не мешать. Лабарне он как-нибудь объяснит отсутствие верховного вождя Хауси. Он еще раз взглянул в лицо Аллуниты, такое чужое и такое родное. Но в душе юноша ощутил только жалость и сочувствие. Слишком большая попасть разделяла их, хоть и одна кровь текла в жилах. Отец – другое дело. Отец может так переживать, ведь это его брат. Барбиша вспомнил про Улию, и комок подкатил к горлу.

 

Дорогу обступили синие горы. Легким прохладным и чистым дыханием повеяло с далеких вершин. Над ущельем парили орлы, гордо расправив огромные крылья. На черных скалах стояли любопытные дикие козлы.

По дороге неторопливым шагом шли утомленные лошади. Между двух лошадей были сооружены носилки, в которых лежало тело раненого воина. Тоопека ехал на впереди, выбирая дорогу ровнее. За ними ехал Хемиша. Он дремал, находясь в том состоянии, когда сновидения мешаются с реальностью. Несколько раз Хемиша открывал глаза, хватался за копье, потом удивленно смотрел по сторонам, облегченно вздыхал и опять закрывал глаза. Но вдруг ему послышалось или почудилось, что кто-то напевает знакомый мотив. Где же он слышал эту песенку: тягучую, нежную, сладкую. На душе становилось тепло и спокойно. Какая до боли знакомая мелодия. Откуда же она? Кажется, из далекого детства. Ну да! Это же колыбельная, которую ему пела мать. Он ее уже почти забыл. Колыбелька легко качается. Он сладко засыпает… Конь оступился. Хемиша вздрогнул и очнулся. Горец потрепал коня по гриве. Эх, такой сон перебил. Но колыбельную кто-то продолжил петь наяву, очень слабым, хриплым голосом. Хемиша стряхнул с себя остатки сна и приблизился к носилкам. Аллунита зачарованно глядел в ясное родное небо, где кружили вольные птицы, и напевал еле слышно. Напевал без слов; слова давно забыты. Заметив Хемишу, он замолчал и улыбнулся.

Хемиша спрыгнул на землю и пошел рядом с носилками. Аллунита что-то пытался ему сказать, но Хемиша не понимал ни слова по-аккадски.

-Брат, - наконец произнес Аллунита на родном языке.

Хемиша почувствовал, как на глазах наворачиваются слезы. Чтобы скрыть волнение, он, намеренно громко, заговорил:

- Скоро доедем до города. Слышишь, река шумит? Это наша река. А вон на вершине черный камень. Видишь? Это камень Еникея. Мы зимой сыпем соль на него. Священные олени приходят и лижут камень.

Аллунита нащупал у себя на груди амулет с кусочком черного камня.

- Да, это осколок оттуда, - подтвердил Хемиша.

Неописуемая детская радость отразилась на суровом лице ассирийского воина. Он, во все глаза, смотрел вокруг, стараясь, как можно больше впитать в себя незабываемые краски родной земли, стараясь больше втянуть в себя родных запахов горных цветов.

За поворотом дороги, из-за скал показались стены крепости.

- Смотри, - улыбнулся Хемиша, - наш дом, вон там, на возвышенности.

Аллунита попробовал приподнять голову, чтобы лучше рассмотреть, но вдруг жуткая боль исказила лицо. Он побледнел и беспомощно откинулся назад.

- Тоопека! – испуганно позвал Хемиша.

Лекарь слез с коня. Они вдвоем вытащили воина из носилок и положили на мягкую благоухающую траву. Кругом цвели яркие горные цветы, звонко щебетали птицы. Стрекотали неутомимые кузнечики.

Аллунита пришел в себя. Редко можно увидеть, чтобы человек так был счастлив, хотя смерть уже тянула его за руку. Он чистыми детскими глазами смотрел на окружающий его мир, на мир родной, но забытый. Наконец его самая заветная мечта сбылась. Мечта всей его жизни. Он лежал на родной земле и дышал свободным горным воздухом, а рядом родной брат, который помнил о нем все годы разлуки. Что может быть лучше?

Аллунита глазами показал куда-то вверх. Хемиша оглянулся и замер. Высоко в горах, на черном камне Еникея неподвижно стоял тонконогий олень с ветвистыми рогами.

- Еникей! – воскликнул Хемиша, но вдруг почувствовал непонятную сильную тоску. Он вновь обернулся к Аллуните. Тот уже был мертв. Его душу забрал Еникей и увел в свои владения, где всегда царит счастье, не бывает голода, воин и болезней. Счастливая детская улыбка так и застыла на бледных губах Аллуниты.

Уктури на утро залили пивом и вином. Кантикини сложили прах Алуниты в медный сосуд и отнесли в горы. Там, в глубокой пещере, где покоятся тысячи таких же останков, его захоронили.

Приглашенные гости и родственники разъехались. Слуги убрали пустые блюда и кувшины. Хемиша остался один за поминальным столом. Его, потускневшие от горя глаза, холодно смотрели в одну точку. Бесшумно вошел Тоопека. За плечами у лекаря висела старая дорожная сумка. Хемиша перевел взгляд на его высокую нескладную фигуру, и, только сейчас заметил, как сильно постарел лекарь.

- Я пришел проститься и отблагодарить за приют, – сказал странник.

- Оставайся в моем доме навсегда, - предложил Хемиша. – Твою голову время посеребрило инеем. Ты стар – что скрывать. А у меня в доме за тобой всегда присмотрят, накормят, оденут. Мои дети тебя любят и уважают. Оставайся.

- Спасибо тебе, добрый человек, - печально улыбнулся Тоопека. – Твои слова идут от сердца. Многие богатые люди и даже правители предлагали мне остаться в их доме, но так тепло и искренне, мне еще никто не говорил. Во многих домах уютных, полных заботливых слуг, мне хотелось бы дожить остаток дней, а в твоем - особенно. Мне очень жаль покидать тебя, но я должен идти. Родная земля зовет. Я много побродил по свету, теперь пора обратно.

- Куда же ты пойдешь? Годы уже не те, чтобы мерить путь шагам и есть, что попало, а то, и голодать.

- Нет, мне надо идти. – Взгляд Тоопеки просиял. – Пойду в родные края. Путь не близкий и не из легких. Дни мои вытекают, словно капли воды из треснутого кувшина. Их осталось не так много. Богами оставлено ровно столько, чтобы дойти до родины и умереть в ее объятиях.

- Кто же тебя похоронит? Кто будет заботиться о могиле?

- Жрецы. Я их брат. Они меня похоронят вместе с пламенем уктури, и о моих остатках позаботятся вместе с ветром. Прощай! Спасибо за очаг, за хлеб, и пусть мир всегда будет в твоем доме. Жалко мне тебя покидать, - признался Тоопека. – Да ты вскоре забудешь про меня. Тебя ждут новые походы, славные сражения.

- Нет, - Хемиша отрицательно покачал головой. – С меня хватит. Вышел из меня воинский дух. Я тоже постарел. Сильно постарел. Душой постарел. Не так годы давят на человека, как горе потерь. Пора мне поближе к храму, замаливать грехи. Просить прощение у духов тех, кого я убил. Кровь на моих руках. Перед уходом в земли Еникея ее надо смыть с себя.

-Пусть Боги будут к тебе благосклонны, - пожелал Тоопека и вышел.

Хемиша поднялся и выглянул на улицу. Стояла сырая хмурая погода. Туман начинал окутывать все вокруг серой пеленой. Тоопека шагал вниз по дороге уверенной ровной походкой. Его войлочные башмаки мягко ступали по камушкам. Скоро туман поглотил и его. Хемиша ощутил жгучую тоску. Сердце ныло. Ему, вдруг, показалось, что он один на свете, забытый всеми. Сколько же он потерял за последний год! Боги, за что? За какие грехи? Хемиша опустился на холодный камень и закрыл лицо руками. Воин, видавший сотни смертей, сам безжалостно убивавший врагов, превратился в жалкого старца. Он не умел плакать, просто сидел, качался из стороны в сторону и хрипло стонал. Вдруг, сквозь мрачную тишину порезался плач ребенка. Хемиша вскочил и быстрыми шагами пошел в дом.

Кормилицы куда-то запропастились. Ну, они получат! Хемиша осторожно качнул колыбельку. Младенец успокоился и вскоре, вновь уснул. С трепетом Хемиша вглядывался в розовое пухлое личико. Вот для кого надо жить. Боги! А он уже заранее себя хоронит. А кто будет воспитывать этого будущего воина? Ведь младенец – частичка самого Хемиши, родная кровь. Что ему могут дать няньки, да наставники? Он сам будет ему наставником. Кто лучше Хемиши в горах стреляет из лука? Кто уверенней сидит на коне? Кто искусней владеет мечом и копьем? Никто! Пусть Барбиша делает, что хочет: служит при дворе Суппилулиумы, водит горцев в походы, занимается политикой, Хемиша не отдаст ему внука. Любовь к Улии, любовь к Танри, к незнакомому Аллуните и еще…– все достанется этому милому малышу.

Хемиша долго качал колыбельку. Няньки давно пришли и напрасно просили его идти к себе. Он так и уснул возле младенца.

 

10

 

Асмуникал, гонимая безумной надеждой, выехала из Хаттусы с караваном богатого торговца из Аласии. К тому времени дороги стали на удивление мирными. Караван без происшествий дошел до Саллапы. Из Саллапы через несколько дней, за которые торговец успел продать и купить некоторые товары, караван направился в Милаватну – некогда грозную столицу Арцавы.

Асмуникал впервые оказалась на берегу моря. Она была очарована, увидев бескрайнюю лазурную равнину. Ее ни с чем не сравнить, пожалуй, только пустыня имеет такой впечатляющий бескрайний вид. Но от пустыни веет унынием и смертью. Море же дышало радостью, прохладой и жизнью.

Милаватна представляла собой обычный город с крепостными стенами на скалистом берегу. Ничего интересного, кроме богатой халентувы правителя, в нем построено. Но, рядом с городом, прямо на песчаном берегу шумел пестрый базар. За ним находился грязный порт. Сотни торговцев из разных уголков мира орали на все голоса, расхваливая свой товар. А в тихой бухте плавно покачивались на волнах множество торговых кораблей. Лас мачт возвышался над пристанями, сооруженных из бревен. Кругом лежали груды мешков и огромных кувшинов. Торговые загоны битком набиты скотом. Голые грузчики, словно неутомимые муравьи, сновали туда-сюда с ношей на спине.

Торговец объяснил Асмуникал, как распознавать корабли. Широкие, устойчивые, - это финикийские. Финикийцы считались лучшими мореходами. Корабли, сколоченные из кедра, хотя и казались неказистыми, словно скорлупка ореха, но были устойчивые и вместительные. На нижней палубе располагались гребцы-невольники. Над ней возвышалась вторая палуба для команды и легких грузов. Тяжелые грузы помещали в обширный трюм. Борта украшали круглые боевые щиты. Их вывешивали специально, показывали, что на корабле есть охрана. С невысокой мачты разворачивали широкие квадратные паруса, обычно полосатые – знак торгового флота. Корма загибалась кверху и напоминала собой бычий рог. Там же располагалась площадка для кормчего, который правил кораблем при помощи огромного весла. Нос уходил под воду, и представлял собой еще один рог, оббитый медью, который использовали в бою, как таран.

Корабли из далекой Та-Кемет напоминали собой листок тростника: длинные изящные с красивой оснасткой и низкими бортами. Но такие корабли годились только для плаванья по рекам или вдоль побережья. Его узкий корпус плохо выдерживал большие волны. Корма у кораблей плавно изгибалась вверх и заканчивалась украшением в виде цветка лотоса или смоковницы.

Судна Аласии напоминали собой финикийские скорлупки, только пониже бортами и уже. Здесь же находились корабли из далекой неизвестной страны. Смелые мореходы переплывали море с противоположных берегов на весельных кораблях, под небольшим парусом. Корма поднималась из воды, напоминая рыбий хвост. На носу с подводным тараном рисовали огромные глаза, впереди возвышались резные изображение богов.

Асмуникал бродила среди этого шумного бурлящего муравейника и с интересом рассматривала множество диковинных товаров. Если ей попадались торговцы, приплывшие с берегов Хапи, она расспрашивала их: не встречали ли они кудрявого юношу с гордым лицом и горящими глазами. Торговцы только пожимали плечами: много таких юношей ходит по свету. Улия? Нет, такого имени не слышали.

Наконец, настал день отплытия. Корабль из Аласии загрузили товарами. Парус хлопнул на ветру и надулся полосатым пузырем. Весла дружно ударили по воде, судно легко заскользило по изумрудной глади. Асмуникал всю дорогу любовалась незабываемыми красотами южного моря. Никогда в жизни ей не приходилось видеть такую пугающую очаровательную пустоту. Раньше она думала, что Марассантии – самая огромная водная равнина. Если стоять на одном ее берегу, другой еле различим. Но здесь вообще нет берегов. Только однообразная равнина, сливающаяся на горизонте с небом. Иногда из пенящихся волн выпрыгивали темные дельфины и сопровождали корабль. Тогда моряки приветствовали их радостными криками, называли своими братьями.

Так они благополучно доплыли до прекрасного острова. Асмуникал любезно встретил местный правитель, так, как она представляла собой посланницу таваннанны. Погостив немного в роскошном дворце, девушка с сопровождавшими ее телохранителями села на другой корабль, который направлялся к побережьям Финикии, а затем в Та-Кемет, прямо в город Пеку.

Перед самым отплытием произошло небольшое происшествие: куда-то пропали кормчий и трое мореходов. Говорили, что их видели в одном из портовых питейных домов. Возможно, они напились и спят где-нибудь у портовых блудниц. В конце концов, хозяин судна нанял других моряков, и корабль отплыл с попутным ветром.

Для Асмуникал отвели помещение на корме корабля. Там находилась небольшая комнатка, оббитая коврами, с полотняным пологом вместо двери. В ней было тесно и не очень уютно. К тому же пахло рыбой и прогорклым маслом. Но девушка вскоре привыкла. Тем более, она целыми днями проводила на палубе, любуясь морем и слушая плеск весел. Только одно обстоятельство портило ей настроение: она часто ловила на себе какой-то недобрый звериный взгляд нового кормчего. То был здоровый заросший моряк с неприятным злым лицом.

Как-то вечером девушка забралась в свою маленькую комнатку, легла на узкое ложе и быстро заснула, убаюканная монотонной качкой. Внезапный порыв ветра накренил корабль на один борт. Парус захлопал, словно подстреленная птица крыльями. Асмуникал сквозь остатки сна услышала беготню по палубе. Кормчий орал что-то надрывисто, до хрипоты. Хозяин корабля скверно ругался, подгоняя моряков. Асмуникал услышала сквозь стены, леденящее душу, завывание ветра. Девушка окончательно проснулась, когда корабль начало подкидывать вверх со страшной силой и резко бросать вниз, так, что корпус трещал.

Асмуникал кое-как поднялась и, держась за стены, в полной темноте, на ощупь добралась до выхода. Но как только она откинула полог тяжелой материи, ей в лицо хлестнули струи дождя, вперемешку с солеными брызгами. Молния вырвалась из темноты, озаряя все вокруг яркой вспышкой, затем оглушительный гром сотряс воздух. Асмуникал, перепуганная до смерти, отпрянула обратно и, упав на колени, зашептала молитву Богу Грозы.

Вдруг корабль качнуло так сильно, что казалось, он вот-вот перевернется. Асмуникал швырнуло на стену, затем на пол. Она сильно ударилась локтем, но от страха боли не почувствовала, вновь стала на колени и продолжила молитву.

Полог резко откинулся. В комнатку заглянул кормчий. Весь мокрый, со слипшимися волосами. Вода струйками стекала по его спутанной бороде.

- Госпожа, ты в порядке? – крикнул он, перекрывая шум стихии.

- Не беспокойтесь, - дрожащим голосом ответила Асмуникал, хотя сама была чуть жива от страха.

- Дозволите вас немного потеснить. Нашего господина сшибло с ног волной. Он упал и сломал руку, еще, по-моему, немного повредил голову.

- Несите его. Я позабочусь о нем.

- Спасибо, добрая госпожа, - улыбнулся кормчий и исчез.

Асмуникал стала постепенно приходить в себя. Ее ободрил вид кормчего. Он говорил спокойно, на лице ни тени страха, ни отчаяния, как будто для него такая страшная буря – привычное дело.

Четверо гребцов внесли владельца корабля. Он находился без сознания. Гребцы вышли, уложив раненого на ложе. Асмуникал склонилась над торговцем. Она ощупала его руку. Ничего страшного, немного опухла. Может это даже не перелом, а просто ушиб. Проведя рукой по его голове, она почувствовала что-то теплое и липкое. Девушка поднесла руку близко к лицу и почувствовала запах крови. Ей сделалось дурно, но Асмуникал пересилила себя. Девушка, борясь с качкой, налила в глиняную чашку крепкого вина и попыталась влить несколько капель в рот раненого.

Торговец очнулся и застонал. Качка причиняла ему страшные страдания. Асмуникал еще раз приложила чашку к его губам, затем приподняла голову и перевязала рану куском чистой материи.

- Это вы, добрая госпожа, - слабо простонал торговец, но потом дыхание его участилось, и он тревожно зашептал: - Спасенья нет!

- Что вы сказали? – Из-за воя ветра и шума дождя Асмуникал не разобрала слов.

- Мы все погибли, - прошептал он чуть громче. – Новый кормчий и его приятели оказался финикийскими пиратами.

Ледяной страх начал заползать к девушке в душу после услышанного. Еще в Миллаватне ей рассказывали о дерзких безжалостных морских разбойниках, которые нападают на мирные поселки рыбаков или грабят торговые корабли. Грабители на дорогах – само воплощение доброты, по сравнению с этими жестокими и самоуверенными убийцами. Они захватывают суда, всех слабых пленников безжалостно убивают или выкидывают за борт, а сильных продают в рабство. Море – их дом. Они здесь хозяева. Еще ни один правитель, ни одной державы не смог наказать их.

- Подлые бандиты, - задыхаясь от гнева, произнес торговец. – Они знали, что разыграется буря, когда мы будем проплывать недалеко от финикийского побережья. Я хотел немедленно повернуть корабль к берегу, но кормчий ударил меня по голове сзади. Я видел, как моего помощника вышвырнули в море. Пираты, теперь, направят корабль в бухту, где нас ждет засада.

- Как я могу помочь? – спросила Асмуникал, чуть не плача.

- Передай начальнику стражи: пусть немедленно убьет бандитов. Потом, когда мы окажемся в ловушке, десять охранников не справятся с пиратами. Асмуникал кинулась к выходу, но отскочила назад, натолкнувшись на широкую грудь кормчего.

- Куда ты собралась, госпожа? Там буря, - сказал он холодно. Глаза его кровожадно сверкнули во мраке, озаряемые очередной молнией. - Мне бы не хотелось, красотка, чтобы тебя смыло за борт.

- Бандит! Ты ответишь за все! – слабо выкрикнул торговец, пытаясь подняться.

- А, скотина, ты очухался? – насмешливо спросил пират. – Решил послать ее к охране. Не выйдет. Эй! – позвал он кого-то из темноты. Тут же явился низенький коренастый смотритель за парусом. Пригляди за девчонкой. Если будет брыкаться, стукни ее по голове, только не убей. Она мне нужна.

- Сделаю, - ответил смотритель паруса, вынимая из-за пояса небольшую бронзовую палицу.

- Позовите моих слуг, - попыталась возмутиться Асмуникал.

- Прости, госпожа, - ухмыльнулся смотритель, - их случайно смыло за борт.

Асмуникал забилась в угол и отдалась молитвам. Ужас перед ожидающей судьбой, чуть не лишил ее рассудка. Вскоре она впала в оцепенение, похожее на сон. Ощущение времени потерялось. Она не осознавала, что происходит вокруг.

Асмуникал пришла в себя, спустя несколько часов. Она заметила, что корабль перестало мотать и раскачивать. Судно теперь плавно подбрасывало и опускало. Ветер не ревел, а лишь шуршал, надувая промокший парус. Свет раннего утра пробивался сквозь занавесь. Асмуникал взглянула на лежащего у ее ног торговца. Лицо корабельщика побелело. По луже запекшейся крови, под головой, девушка поняла, что ему уже недолго осталось жить.

Она осторожно пробралась к выходу и выглянула в щелочку. Асмуникал увидела, что страж по-прежнему стоит у входа. Ей надо было каким-то образом выйти. Девушка вернулась к раненому и увидела, что к его поясу пристегнут кривой бронзовый меч. Дерзкая мысль предала ей силы. Она, стараясь не шуметь, дрожащими руками отцепила оружие. Меч, хоть, был короткий, но все же тяжелый для Асмуникал. Она размахнулась и рубанула охранника сквозь занавеску. Клинок наткнулся на что-то твердое. Пират вскрикнул и свалился на колени, затем быстро вскочил и ворвался в коморку. Лицо разбойника скривилось от злости, по шее текла кровь. Он выбил меч из рук Асмуникал. Девушка захотела закричать, но пират сгреб ее в охапку и закрыл рот грязной ладонью. Она пробовала брыкаться, но бандит был намного сильнее. Девушка уже теряла сознание, как вдруг хватка мучителя ослабла, и он тяжело опустился на пол, уткнувшись лицом в почерневшие доски. Весь затылок его был в крови.

Асмуникал, задыхаясь, выскочила на палубу. То, что она увидела, заставило похолодеть от ужаса. Прямо на них, перерезая путь, под дружный взмах весел, стремительно надвигался пиратский корабль. Впереди, почти скрываясь под водой, торчал обшитый медью таран. Охранники взобрались на нос и приготовились к бою. Старший охранник закричал кормчему:

- Разворачивай носом к противнику!

- Разворачиваю! – закричал кормчий, но сам продолжал вести судно прямо.

Асмуникал бросила взгляд по сторонам. Невдалеке поднимался скалистый берег. Он казался рядом. Пока будет идти бой, девушка успеет доплыть и скрыться среди скал.

Корабль пиратов неумолимо приближался. Сильный удар потряс палубу. Раздался треск лопнувшего корпуса. Это таран пробил борт торгового судна. Асмуникал не устояла на ногах и упала, но тут же вскочила и кинулась за борт.

Холодная вода сомкнулась над ней, затем вновь вытолкнула на поверхность. Девушка изо всех сил гребла руками. Длинная отяжелевшая хасгала мешала плыть. Спасительный берег оказался не так близко, как казалось с корабля.

Вдруг Асмуникал почувствовала, как чья-то тень стремительно двигается за ней. Вскоре с ней поравнялась легкая лодка. Сильные руки грубо вынули Асмуникал из воды и бросили на дно лодки. У нее больше не осталось сил сопротивляться.

Торговый корабль сел на мелководье. Пираты перебили охрану, затем связали команду и гребцов. Перегрузили весь товар на свое судно. Раненых и больных добили и выкинули за борт.

Пленников покидали в трюм. Асмуникал заперли в отдельной грязной коморке наверху. Всего бандитов насчитывалось около тридцати. Ими командовал старый пират – тщедушный старикашка с облысевшей головой и маленькими колючими глазками. Не смотря на жалкий вид, он держал в повиновении здоровенных головорезов. У пиратов был крепкий корабль с высокими бортами. На нижней палубе трудились невольники, вращая весла.

Асмуникал сидела на скользком грязном полу и тряслась от страха.

- Отлично ты все обделал, - услышала она довольный голос кормчего - предателя. – Сколько богатых товаров мы захватили и пленники неплохие.

- А где хозяин судна? – гаркнул старик.

- Я его слишком сильно ударил, – махнул рукой кормчий. – Мы напоили его людей. А затем прирезали, как баранов. После этого сразу пошли к пристани. Корабль уже должен был отплыть. Вот он нас и взял.

- Чего ты тут расхваливаешь себя. Тупой баклан! – заорал на него старый пират. – Зачем ты убил торговца. Я тебе приказал связать его. Семья выложила бы за него много серебра, а теперь кому нужна эта дохлятина!

- Прости. Темно было, да еще волны. Не рассчитал, - оправдывался кормчий. – Но мы продадим рабов и товар.

- Ладно, - остыл старик, – товар и пленников продадим в Та-Кемет, пока они не передохли. За девчонку возьмем тройную цену. Она хорошо выглядит.

- Нет, я ее не отдам, - возразил кормчий. Асмуникал поняла. Что речь идет о ее судьбе, и еще больше задрожала. – Это моя добыча. Уж больно она красивая. Пусть поживет со мной. Как надоест, я ее продам или убью.

- Как знаешь, - согласился старик, - но из твоей доли я вычту.

На море вновь началось волнение. Несколько дней корабль болтался среди бушующих волн. К Асмуникал иногда заходил уродливый раб без носа и ушей, приносил вареную рыбу и пресную воду с противным привкусом. Больше она никого не видела. Наконец солнечным утром море стихло. Корабль подходил к одному из рукавов великого Хапи. Пираты пристали к берегу. В маленьком поселке рыбаков они обменяли немного награбленного товара на вино и мясо. Вечером прибыл толстый торговец и скупил всех невольников.

Ближе к ночи корабль отчалил от поселка и вошел в рукав Хапи. Гребцы медленно продвигали судно против течения. Пираты радовались, что удачно доплыли с богатой добычей и принялись праздновать. Разбойники пили прямо на палубе. Напившись, орали песни и дрались между собой. Более трезвые приглядывали, чтобы драчуны не хватались за ножи.

Асмуникал сидела в углу коморки. Циновка из тростника закрывала вход. До нее доносились омерзительные пьяные голоса. Девушке ничего не оставалось, как только размышлять о своей жалкой участи. Лучше покончить с собой, - думала она, – только не попасть в рабство. Асмуникал распустила свою толстую косу и вынула из волос тонкий трехгранный стилет с костяной ручкой. Проткнуть им сердце не стоило труда. Асмуникал уловила приближающиеся тяжелые шаги пьяного человека. Кровь отхлынула от лица. Ужас схватил за горло, не давая дышать.

- Девка, я иду к тебе, - услышала она грубый окрик кормчего.

Асмуникал, похолодевшими руками, направила острие себе в грудь.

- Стой! Ты куда? – окликнул его старик и быстро подошел к нему.

- Я хочу эту девку, - объяснил кормчий, не понимая, зачем его останавливают.

- Не смей! – властно приказал главарь.

- Она моя! – раздраженно настаивал кормчий. – Я захватил корабль, а девчонка входит в мою долю.

- Ты и без того много получил, безмозглый баран. Но совсем не знаешь, кто она такая.

Услышав эту фразу, Асмуникал бесшумно поднялась и подкралась к выходу.

- Она доверенное лицо самой правительницы Хатти, - объяснял главарь. – Я нашел в вещах торговца ларец, украшенный лазуритом, а в нем письмо. Эта девчонка едет к правительнице Та-Кемет. Ты понимаешь, что это значит, рыбьи кишки?

- Нет, не понимаю, - тупо признался кормчий заплетающимся языком.

- Шакальи ноги! – рассердился старик. – У тебя голова, чтобы бороду носить. Для мозгов она не предназначена!

- Может, я и много выпил сейчас, - оправдывался обиженно кормчий, - но кое-что соображаю.

- Тогда слушай меня: оставь ее в покое. Мы отошлем письмо правительнице Анхесенамут и потребуем у нее много золота за эту девчонку. Очень много!

- А если она не согласится?

- Тогда поплывем обратно и потребуем еще больше у таваннанны. Та уж, точно, выложит все до последнего сикеля.

Асмуникал слушала, как ее превращают в товар, и все больше страх уступал место негодованию. Асмуникал вспомнила таваннанну. Та, действительно, все отдаст за нее. Как же потом смотреть в глаза правительнице. И вдруг Асмуникал вспомнила Улию. Боги! Ведь она отправилась в дорогу, чтобы найти его. Он, быть может, томится где-нибудь на каменоломни, а она жалеет себя. Как она могла забыть? Ведь на нее надеются. Ее ждут. Надо бежать любым путем! И пусть только попробуют ее остановить!

- Мы будем иметь много серебра, - продолжал втолковывать главарь пьяному кормчему. – Мы станем богачами.

- Согласен, - ответил тот. По его интонации было понятно, что болтовня старика начинала ему надоедать, - но мое общество ей не повредит. Я только побалуюсь немного. Даже бить сильно не буду.

- Ты не понял, упрямый осел! – закричал старик. – Ни один волос не должен упасть с ее чудесной головки. Она очень дорого стоит.

- Но, послушай, - взмолился кормчий, - ты видел, как она красива и стройна. Я бы все золото свое отдал за один ее поцелуй. Меня ничто не может удержать.

- Опомнись! – предупредил его старик с угрозой в голосе. – Какая-то девчонка вскружила тебе голову. Я не узнаю бывалого разбойника. Ты превратился в бескостную медузу. Когда у нас в руках будет выкуп, ты сможешь купить себе сотню таких.

- Не надо мне сотню, - упрямо рычал кормчий, - я хочу ее. Где найдешь девушку красивее? В портовых помойках?

- Ты уже не подчиняешься мне! – заорал старик. – Вы все без меня – никто. Все на мне держится: я узнаю о кораблях, готовлю нападения, устраиваю хитроумные западни, договариваюсь о сбыте награбленного. Что вы можете без меня? Ничего! Вас потопит первая же встречная торговая скорлупка. Иди к ребятам, веселись. А если еще вздумаешь спорить со мной, я прикажу разорвать тебя на куски и скормить рыбам.

- Ха, - усмехнулся кормчий. – Ребята этого не сделают. Ты им надоел. Мы и без тебя управимся. Они недовольны, что получают крохи, а ты набиваешь свой сундук золотом. Он еле закрывается.

- Заткнись! – прокаркал старик, хватаясь за меч.

Асмуникал выглянула в щелочку. Старик-главарь стоял с обнаженным клинком, и грозно вертел острие перед носом пьяного кормчего. Масляный светильник стоял у них под ногами и освещал палубу. Кормчий отступал к борту, пока не наткнулся спиной на большие кувшины, стоявшие ровными рядами. Он схватил один из кувшинов, поднял его в воздух и опустил на голову главаря. Асмуникал всю передернуло, когда она услышала хруст шеи. Кувшин раскололся о голову главаря. Масло разлилось по палубе. Старик неестественно мотнул головой, выронил меч и рухнул на доски.

Кормчий постоял немного над телом главаря, затем плюнул в лицо. Он пошарил в темноте рукой, достал откуда-то кувшин вина, приложился к нему, жадно глотая содержимое. Пустой сосуд полетел за борт. Бандит без сожаления перешагнул через труп старика и направился к коморке Асмуникал.

Девушка вся напряглась. Она вспомнила, как ее учила Фыракдыне: Надо обхватить плотно рукоять стилета двумя руками, чтобы он не выскользнул, и занести оружие над головой. Сердце часто заколотилось в груди. Асмуникал с трепетом слушала приближающиеся шаги. Она, крадучись, отступила назад и замерла. Циновка затрещала и отлетела в сторону. Девушка различила в проеме могучий торс кормчего. Словно тигрица прыгнула вперед и вонзила клинок прямо в ложбинку под кадыком. Кормчий выдавил из себя ужасный храп, забулькал, хватаясь за шею. Асмуникал почувствовала, как по ее рукам стекает горячая кровь. Она выскочила наружу и упала, поскользнувшись на разлитом масле.

Несколько мгновений девушка не могла придти в себя. Когда же сознание начало приходить в порядок, она огляделась вокруг. Занималась заря. Справа и слева простиралась водная гладь. Виднелись берега, поросшие густым камышом. Весла вяло шлепали по воде. Пьяные пираты спали вповалку. Из коморки, где она была заключена, торчали босые ноги кормчего. Рядом с ней лежал главарь со свернутой шеей. При падении, Асмуникал опрокинула светильник, стоявший на палубе, и теперь, разлитое масло загорелось.

Она вскочила на ноги. Вдруг недалеко заметила ларец, украшенный лазуритом. Он валялся открытый, а рядом выпали глиняная табличка с печатью таваннанны. Асмуникал подобрала табличку. На палубе лежала небольшая доска. Девушка бросила ее в воду и прыгнула следом. Собрав все остатки сил, она поплыла к берегу подальше от проклятого корабля. Огонь тем временем уже начинал лизать парус.

Асмуникал одной рукой уцепилась за доску, другой отчаянно гребла. Берег близко. Вдруг камыши зашуршали. Какое-то существо, напоминающее старую корягу, бултыхнулось в воду и направилось прямо к ней. Крокодил, - мелькнуло в голове. Она слышала об этих ненасытных жестоких тварях. Ей ни за что не спастись. Она гребла все быстрее. Ноги начало сводить судорогой. Страх разрывал душу на части. Она чувствовала, что ужасная, отвратительная зубастая смерть все ближе и ближе. Нервы не выдержали, и девушка потеряла сознание…

 

Легкая папирусная лодочка осторожно прокрадывалась среди камышей. Здоровенный чернокожий кушит, словно вымазанный сажей, сидел на корме и управлялся с шестом. Его мускулистые руки и обнаженная грудь поблескивали капельками пота. На носу лодки стоял высокий плечистый юноша и высматривал уток в зарослях. Наготове он держал высокий боевой лук и тонкие стрелы. Кроме набедренной повязки в виде фартука, юноша носил широкое ожерелье, что выдавало в нем благородное происхождение.

Кушит вслушался в темноту. Шепотом он предостерег:

- Господин, дальше плыть опасно. Здесь живут крокодилы. Если мы их потревожим, то угодим на завтрак в виде закуски.

- Ты их боишься, Хуто? – усмехнулся юноша. – У нас лук и два копья.

- Если просто крокодил нападет на нас – это не страшно. Но если сам речной дух явится за нами, то обязательно утащит на глубину, - забормотал кушит, округляя глаза. – Вы - горожане не верите в него, а мы, кушиты, его очень боимся. Речного духа не берет ни стрелы, ни копье.

Где-то рядом послышался всплеск.

- Жутко мне, господин, - продолжал нудно бормотать кушит. – Солнце еще не взошло. Ничего не видно. Какая тут охота! Речной дух может подкрасться незаметно и утащить на дно. Ваш отец, уважаемый Хеви, был бы очень недоволен, узнав, чем вы занимаетесь в столь ранний час.

- Прекрати, - беззлобно прервал его юноша. – Причем здесь мой отец? И с чего ему сердиться на меня? Ты, со страху, не понимаешь, что плетешь. Такой сильный – и трусливый.

- Нет, господин, - обиделся кушит, гордо выпячивая грудь. – Хуто ничего не боится.

- А Эйю боишься? – издевался юноша.

- Эйя - правитель! – многозначительно протянул Хуто. – Богов и правителей надо бояться.

- Да. – Юноша опустил лук. – Как только этот пройдоха стал правителем… Все же вынудил Анхесенамут взять его в супруги. Как мы только с отцом не старались, но предотвратить этот брак не смогли. Я, даже в Хатти ездил по поручению отца. Видел самого лабарну Суппилулиуму.

- Самого лабарну! – не удержался от восклицания кушит, забыв о речном духе. – Говорят, он страшный: нос, что рыло у кабана, рога на голове и клыки торчат.

- Это все выдумки жрецов. Лабарна – нормальный человек и мудрый правитель. Эйе, с его священной лысиной далеко до Суппилулиумы.

- Не надо так говорить про правителя. Боги не простят, - опять запричитал кушит, но вдруг что-то заметил на воде.

- Эй, господин, смотрите, чей-то корабль плывет.

- Интересно. – Юноша вгляделся. – Судя по корме в виде бычьего рога, да по подводному тарану… Никак финикийские пираты пожаловали.

- Господин, а корабль горит.

- Они, наверное, после удачного набега, на радостях напились, да нечаянно подожгли палубу. Ну и пусть горит.

- Вы видели? – крикнул кушит.

- Видел. Кто-то спрыгнул в воду. Наверное, пленник или раб сбежал.

- Несчастный раб, - с сожалением произнес кушит. – Слышите, в камышах возня. Это речной дух поплыл за добычей.

- Надо спасти человека, - решил юноша. – Направь лодку к нему. Быстрее!

- Нет! Боюсь! – заупрямился кушит, вцепившись в шест.

- Ты же – воин, - упрекнул его юноша. – Если я расскажу кушитам, каков был Хуто на охоте – тебя заставят носить женскую одежду.

- Речной дух будет мстить, - предупредил Хуто.

- Пусть мне мстит. Я его не боюсь. Вперед! – успокоил его юноша.

Кушит орудовал шестом, а юноша отложил оружие и достал со дна лодки весло. Легкое папирусное суденышко, словно перышко, заскользило по воде. Небо постепенно светлело. Юноша уже хорошо различал несчастного пловца, опиравшегося одной рукой на доску. И вдруг! Он заработал веслом еще быстрее. За пловцом, уверенно рассекая воду, плыл крокодил. Плыл неторопливо, как бы наслаждаясь мучениями своей жертвы.

- Быстрее! – крикнул юноша кушиту и схватил копье.

Он поднялся во весь рост. Когда крокодил разинул зубастую пасть и хотел схватить добычу, юноша изогнулся и метнул копье. Наконечник угодил прямо в глаз зверю. Тот подпрыгнул из воды, показав уродливые короткие лапы. Юноша схватил второе копье, но крокодил уже ушел на глубину, оставляя за собой темную полосу. Копье всплыло неподалеку.

- Уходим скорее! Мы рассердили речного духа, - заныл кушит, стуча зубами от страха.

- Надо вытащить человека, - настаивал юноша. – Этих священных тварей сейчас много сюда соберется на запах крови.

- Мы пропали! – скулил кушит.

В это время корабль пиратов уже во всю пылал. Вспыхнул парус. С корабля прыгали люди. Раздавались крики отчаяния и призывы о помощи. Юноша и слуга-кушит замерли на мгновение, когда мимо них, к пылающему кораблю проплыли несколько тварей. Они вытащили из воды бесчувственное тело.

- О Боги! – воскликнул кушит. – Девушка! Да какая красивая. Это, наверное, Богиня водяных лилий.

- Ты думаешь, мы спасли дочь Исиды от речного духа? – не меньше Хуто удивился юноша. – Греби скорее к назад. Она жива.

Лодка врезалась носом в илистый берег. Юноша вытащил оружие. Кушит, словно ребенка, на своих мощных руках вынес спасенную девушку и осторожно уложил на траву.

Юноша загляделся на красивое нежное лицо Асмуникал, и сердце бешено заколотилось в груди.

-Как она прекрасна, - произнес он. – Я еще ни видел таких совершенно правильных очертаний. Любой рисовальщик был бы счастлив нарисовать ее портрет. Она так же прекрасна, как наша госпожа Анхесенамут.

- Господин, разве можно так говорить, - покачал головой кушит, рассудив слова юноши, как недостойные. – Нельзя сравнивать правительницу, посланную Богами с простой смертной тварью.

- Откуда ты знаешь, что она смертная, - обиделся юноша. - Вдруг, это правда – дочь матери Исиды.

- Я немного разбираюсь в надписях. У нее в руке глиняные таблички с хеттскими иероглифами.

Юноша осторожно разжал холодные побелевшие тонкие пальцы Асмуникал, взял табличку и повернул ее к свету.

- Послание к нашей правительнице, - удивленно прочитал он, - от великой таваннанны. Надо девушку немедленно доставить в Пеку. Беги! Пригони сюда мой корабль!

Сознание урывками возвращалась к Асмуникал. Как сквозь пелену она увидела над собой голубое небо и высокий парус. От страшной мысли, что она еще у пиратов, девушка вздрогнула. Но безбородый юноша с мужественным лицом ее успокоил. Поднес к губам слабого вина. Приятное тепло разлилось по телу, и девушка вновь провалилась в забытье. Помнилось прикосновение заботливых ласковых рук. Ее принуждали пить горьковатую жидкость. Потом возникли страшные видения и фантастические картины. Она от кого-то убегала. За ней гнались, хотели схватить, убить, разорвать на части. Музыкант сидел рядом и на иннцинаре назойливо теребил одну и ту же струну, издавая противный дребезжащий звук. В конце кошмар оборвался, перейдя в приятный сладкий сон.

Асмуникал очнулась неожиданно. Вдруг ей почудилось, что крокодил вот-вот настигнет ее. Она вздрогнула всем телом, но с удивлением почувствовала, что лежит на мягкой подстилке. Сердце заколотилось рывками. Неужели она все еще на корабле, захваченная пиратами? Но нет. Качки не было. Да и потолок высокий, не как в вонючей коморке пиратского судна. Асмуникал приподняла голову. Она лежала на кровати под пологом из тонкой полупрозрачной ткани. В уютную маленькую комнатку проникал солнечный свет сквозь широкое окно с узорчатыми решетками. Стены искусно расписаны яркими красками. На картинах испуганные птицы взлетали из камышей; дикий кот приготовился к прыжку, наметив жертву; смоковница расцвела пушистым букетом; бабочки с пестрыми крылышками порхали над яркими цветами.

Асмуникал не знала, что и подумать. Где она оказалась? Такую богатую обстановку и чудесную роспись она видела только в покоях таваннанны.

Неслышно вошла девушка в желтой короткой одежде. Увидев, что Асмуникал открыла глаза, она тот час выбежала. Асмуникал услышала шуршание шагов в легкой обуви и нежный щебет женских голосов. Девушка села на кровать, поджав под себя ноги.

Страха она не испытывала. Чутье ей подсказывало, что она находится у добрых людей.

Шаги и голоса приближались. В комнату пахнуло нежным ароматом цветущих персиков. В окружении служанок появилась тоненькая хрупкая девушка небольшого роста, но необычной красоты. Во всех ее чертах и движениях присутствовала какая-то особая женская грация. Она передвигалась легкой поступью, словно мотылек порхает с цветка на цветок. Белоснежная одежда, вся в мелких складках, скрывала плечи и напоминала крылья птицы. Узенькую талию перехватывал широкий красный пояс, концы которого свободно свисали и оканчивались пушистыми кисточками.

Она подошла поближе, и свет из окна упал на ее круглое личико. Асмуникал поразили большие черные глаза. В такие глаза, глубокие и влажные, словно горные озера, можно влюбиться с первого взгляда. Маленький носик с широкими ноздрями чуть вздрагивал. Правильные пухленькие губки все время пытались улыбнуться. Тонкие брови были слегка подведены и лежали на гладком лбу ровными дугами. Полные розовые щеки – словно две половинки спелого яблока. Густые черные волосы сплетены в замысловатую прическу и перехвачены жемчужными нитями.

- Ты, наконец, проснулась, - произнесла девушка на плохом шумерском. Голос у нее звучал мягко с бархатными нотками.

- Где я? – робко спросила Асмуникал, прижимая ладони к груди.

- Ты в великом городе Пека, в доме правителей Та-Кемет. Ты долго болела. Уже семь дней прошло, как тебя привез Тоа, сын Хеви.

- О, добрая госпожа, спасибо, что приютила меня, - поблагодарила ее Асмуникал. – Но как зовут тебя? За чью доброту я должна молить Богов, чтобы они даровали тебе счастье?

- Меня зовут Анхесенамут, - просто ответила девушка.

- О Боги! – Невольно вырвалось у Асмуникал. Да ведь, перед ней сама правительница Обоих Земель Та-Кемет. Как она сразу не заметила в ее черных густых волосах золотой обруч с головой кобры – Уреус, символ божественной власти.

Асмуникал, в смятенье, хотела упасть на колени перед правительницей, но Анхесенамут нежно обняла ее за плечи и села рядом на постель.

- Не бойся меня, - сказала она ласково. Ее лицо осветила завораживающая улыбка. – Тоа передал мне послание от таваннанны Фыракдыне. Она просит тебе помочь. Я сделаю все, что в моих силах.

- Ты так великодушна, - попыталась поблагодарить ее Асмуникал.

- Мы стали переписываться с таваннанной Фыракдыне, когда я было еще ребенком. По-прежнему ли она здорова и красива?

- Ее красота не увядает, - ответила Асмуникал, - несмотря на то, что она родила троих сыновей.

- Хорошо иметь сыновей, - вздохнула правительница.

Асмуникал показалось, что ее собеседница чем-то опечалилась. Но в миг тень горечи улетучилась с лица правительницы и она спросила:

- Расскажи, что привело тебя ко мне. Ведь ты проделала длинный путь. Только огромное желание заставит такую чудесную и, в тоже время, беззащитную девушку пуститься в странствие, не взирая на опасности.

Асмуникал поведала ей свою печальную историю о том, как лишилась молодого супруга; как старая Ибенаму нагадала, что он жив, и только она – Асмуникал, может найти его. Она бросила маленького ребенка и тайно убежала из дома.

Анхесенамут внимательно выслушала рассказ, приоткрыв свой алый ротик. Она впитывала в себя каждое слово с детской доверчивостью. Когда странница закончила, правительница грустно улыбнулась и еще крепче обняла ее.

- Ты очень любишь его? – вдруг спросила она, заглядывая своими глубокими глазами прямо в сердце Асмуникал.

- Очень! – призналась девушка. – Ради него я пошла против воли отца: согласилась, чтобы меня выкрали.

- Как интересно! – оживилась правительница. – Расскажи мне, пожалуйста, эту историю.

Асмуникал рассказала и про свое непростое замужество. Анхесенамут во время рассказа искренне переживала и звонко смеялась. Но после грустно вздохнула:

- Я тоже любила Туто. Но он ушел на запад, даже не прижав меня, как следует, к сердцу. Ему едва минуло восемнадцать, а Осирис уже увел его из моих объятий, заставив скорбеть и безутешно плакать. Такова расплата за грехи моего отца Эхнэйота. Но мы найдем твоего Улию, - встрепенулась она. – Я прикажу Тоа. Он, с кушитами, перевернет все вверх дном. Тоа очень смелый. Он никого не боится, даже жрецов.

 

Уже через три дня Тоа доложил правительнице, что его люди обыскали все темницы, подкупили всех стражников, выведывая про пленников, обошли все невольничьи рынки.

- Что-нибудь нашли? – нетерпеливо спрашивала Анхесенамут.

- В темнице храма Осириса томится один странный пленник. Мне показали его мельком. Лица я не разглядел. Но он точно - с севера.

Стражник снял с него пояс с медными бляхами. Я выкупил пояс.

- Где он? – задыхаясь от волнения, спросила Асмуникал.

Тоа показал полоску прочной кожи с круглыми медными бляхами.

- Знак Еникея! – воскликнула Асмуникал, теряя сознание.

 

Четверо здоровенных, обнаженных по пояс раба плавно несли богатые носилки. Еще один раб шествовал сзади с опахалом из перьев. Он старательно обмахивал толстого сановника-писца, развалившегося в носилках на мягких подушках. Желтая с зеленым дорогая тонкая одежда облегало его упитанное тело. Широкое ожерелье на плечах и груди показывало, что он – важная персона. Небольшая белая шапочка защищала голову от солнца. В важном писце с трудом можно было узнать постаревшего Иссихассу.

Рабы подняли носилки по широкой каменной лестнице к высоким колоннам величественного храма Осириса. Невольники осторожно опустили носилки на землю, сами же встали на колени и уткнулись лицами в землю. Пятый раб отложил опахало и надел на ноги Иссихассы мягкие сандалили из полосок кожи. Сановник тяжело поднялся с подушек, вознес короткую молитву и вошел в храм.

Пройдя колоннаду, он очутился в просторном храмовом дворе. Миновав алею сфинксов, сановник оказался перед величественным изваянием льва с человеческой головой. Чудовище загадочно глядело куда-то в даль. Между его лап, в груди зиял узкий проход.

Иссихасса направился во чрево сфинкса. Жрецы-охранники с почтением склонили головы.

Иссихасса спустился по крутым ступенькам глубоко вниз. На него пахнуло сыростью, смрадом нечистот, потных тел и разлагающихся трупов. Из подземелья пахло смертью. В сыром просторном коридоре слабо чадили масляные лампадки. Кругом с потолка и со стен свисали бронзовые цепи. В одной из цепей болталась полу истлевшая человеческая рука. Под ногами хрустели кости. Смрад становился невыносимым. Иссихасса вынул платочек, пропитанный ароматным маслом, и зажал нос. Дальше послышались слабые стоны. Стали попадаться живые люди, висящие в цепях, если эти кожаные мешки с костями можно было назвать людьми.

Глаза Иссихассы злорадно заблестели, на лице заиграла кровожадная улыбка. Он направился к стене, к которой по рукам и ногам был прикован голый исхудавший человек.

- Я пришел тебя убить, - прошипел довольно Иссихасса.

Улия с трудом поднял потускневшие глаза, но тут же вновь опустил их. Еле заметные искорки гнева и презрения мелькнули в изнеможенном взгляде.

- Узнал меня, щенок. Я вымещу на тебе всю, накопившуюся во мне злость. Я буду прокалывать твое тело раскаленными иглами, пока ты не издохнешь от боли.

Улия продолжал хранить молчание. Казалось, ему все равно. Иссихасса вынул несколько длинных иголок, снял со стены масляный светильник и принялся нагревать иглу. Все это он делал перед самым носом своей жертвы. Руки у него дрожали от нетерпения. Даже начинал злиться, что игла медленно накаляется.

Еще больше бесило то, что Улия нисколько не испугался. Тогда Иссихасса заорал с пеной у рта:

- Боишься? Я вижу, что боишься! – Никаких эмоций не отразилось на лице пленника. – Сейчас ты у меня заорешь! Ты будешь долго умирать. Потеряешь сознание от боли, а я приведу тебя в чувства и продолжу. Так будет длиться долго, пока все тело не покроется кровоточащими язвами. Тебе очень повезет, если сдохнешь дня через три. Я буду приходить и придумывать новые пытки. Ну, что, ты готов? – Иссихасса оторвал от пламени покрасневшую иглу. – Теперь вспомни лабарну Суппилулиуму, вспомни Фазаруку, Цулу, своего отца – всех этих грязных баранов, которые изгнали меня. Они тебе не помогут. Я буду мстить.

Иссихасса стал медленно подносить иглу к лицу Улии.

- Остановись! – услышал он сзади.

Рука его дрогнула. Игла упала на пол. Иссихасса обернулся, готовый кинуться с кулаками на того, кто посмел ему мешать. Но, увидев перед собой высокого Тоа и четверых вооруженных чернокожих кушитов, передумал. Ужасная догадка молнией мелькнула в голове. Нет! Это невозможно! У него хотят отобрать пленника. То же самое, что у ребенка отобрать любимую игрушку.

- Пленника мы забираем по приказу правительницы, - сказал Тоа, тоном, не принимающим никаких возражений.

- Это мой раб, - возмутился Иссихасса.

- Тебе за него заплатят, - холодно успокоил его Тоа и приказал воинам вынуть несчастного из цепей.

Кушиты освободили Улию. Обессиленный пленник упал к ним на руки.

Иссихассе сделалось дурно. Он был близок к помешательству. Как же так? Пришли и нагло забрали его собственность, а он ничего не может сделать.

- Это мой раб! – завизжал он, кидаясь на кушитов.

- Как ты смеешь ослушаться правительницу, - рассердился Тоа и отшвырнул его в сторону. – Забыл, кто ты есть?

Иссихасса подполз к нему на коленях и взмолился:

- Оставь мне его, хоть на час. Я тебе заплачу. Возьми все, что у меня есть. Я сделаю все, что ты захочешь…

- Мне от тебя ничего не нужно, убийца, - с презрением бросил Тоа и отвернулся.

Воины ушли, а Иссихасса остался стоять на коленях, уткнувшись лбом в сырой вонючий пол и молотил, в бессильной ярости, по нему кулаками. Из горла его вырвались жуткие рыдания похожие на вой. Вскоре, он забился в истерике.

Улию вынесли на солнце. От свежего воздуха пленник потерял сознание. Его опустили на теплый песок. Кушиты встали на колени перед правительницей. Анхесенамут взглянула в лицо изнеможенному юноше, затем спросила у Асмуникал:

- Это он?

Вместо ответа Асмуникал опустилась рядом с юношей и ласково погладила черные густые кудри, а из ее глаз закапали слезы. Анхесенамут сама, глядя на девушку, не смогла сдержаться и заплакала.

Вдруг все кушиты, и даже Тоа, склонили головы. Анхесенамут обернулась и увидела перед собой величественную фигуру правителя Эйи в окружении ассирийских телохранителей. Мудрейший Эйя сменил белую жреческую одежду на желтую просторную накидку. Широкое ожерелье покрывало его плечи. Голову правителя покрывал платок в синюю полоску. Свободные концы его спускались на плечи. Золотой Уреус сверкал на лбу. Узкие стеклянные глаза с чуть заметным удивлением взирали на всю эту сцену. Рядом, словно каменное изваяние, застыла верховная жрица Исиды, Раннаи. Ее поза была неизменна: подбородок гордо вздернут вверх, правая рука покоилась вдоль тела, левая прижимала к груди цветок лотоса.

Бесцветная щель на лице правителя раздвинулась, и он строго спросил:

- Что здесь происходит? Кто эта девушка?

- Она под моим покровительством, - смело ответила Анхесенамут, - приехала из далека, чтобы найти своего мужа. Я помогаю ей.

- Очень благородно. Вы сделали поступок, достойный великой правительницы, - произнес Эйя многозначительно. – Но это милое создание, конечно же, родом из Хатти и привезла послание от таваннанны. Я прав?

- Да, - не смущаясь ответила Анхесенамут, но при этом щеки ее покраснели.

- Уважаемая супруга даст мне прочесть его? – в вопросе слышалась не просьба, а, скорее, приказ.

- Послание касается только меня.

- Конечно, конечно, - согласился Эйя со змеиной улыбкой. – Но однажды ваша переписка чуть не столкнула Хатти и Та-Кемет. Мне стоило больших трудов уладить конфликт. В таких делах нужно быть весьма осторожным. Политикой должны заниматься мужчины. Я не хочу вас огорчать, уважаемая супруга, но вы нисколько не похожи на правительницу Хатшепсут. То была властная и чрезвычайно жестокая женщина. Она, не задумываясь, посылала своих подданных на смерть. Ей не свойственна и чужда была сентиментальность. Хатшепсут, даже, клеила себе бородку, как у правителей-мужчин – ничем не хотела уступать. На вашем милом личике такая бородка абсолютно не будет смотреться.

- Я согласна с вашими доводами, уважаемый супруг, - холодно ответила Анхесенамут. – Пусть политикой занимаются мужчины. Но что это за мужчины, которые в политику мешают столько грязи и крови.

- Эти три вещи неразделимы, - парировал Эйя. – Попробуй вырастить сад, не замаравшись в удобрении. Так, где же послание.

- Вот оно. – Анхесенамут протянула ему глиняную табличку. – Дело нисколько не похоже на то, когда готовилось подлое убийство мирных послов во главе с сыном лабарны.

Бесстрастное лицо Эйи посерело, но он спокойно сказал:

- Не пойму, на что ты намекаешь? Зананзу убили амореи. Сейчас эти бандиты восстали и жгут города в Лабане.

Эйя очень внимательно прочитал содержимое послания и вернул табличку правительнице со словами:

- Прошу прощения за свою назойливость. Вы были правы: письмо касается только ваших личных дел. Но откуда же взялся этот юноша?

- Он находился в охране Зананзы.

- Чего валяетесь! – прикрикнул Эйя сердито на кушитов. – Несите бедного юношу во дворец. Он нуждается в отдыхе и уходе.

Воины бросились исполнять приказ. Анхесенамут подошла вплотную к Эйи, заглянула ему прямо в глаза и настойчиво попросила:

- Клянитесь в этом храме, перед Богами, что не причините зла этому юноше и этой девушке.

- Клянусь! – сдался Эйя.

Когда правительница со свитой удалилась, он искоса посмотрел на Раннаи. Лицо жрицы оставалось непроницаемым, словно у каменной статуи Басты – Богини-кошки.

- Жду тебя вечером. Нам надо о многом переговорить.

- Слушаюсь. Целую прах у ног твоих, - коротко ответила Раннаи с изящным легким поклоном.

К вечеру Улия чувствовал себя лучше. Слабое вино, чечевичная похлебка и заботливые руки супруги вернули ему силы. Вскоре он забылся глубоким сном. Асмуникал счастливая сидела у изголовья его ложа и не могла наглядеться на любимое лицо.

Анхесенамут восседала на низенькой скамеечке в саду возле куста распустившейся смоковницы и беззвучно плакала, опять вспоминая Туто.

Эйя из-за колонны украдкой наблюдал за ней. Холодные черты его надменного лица постепенно смягчались. В глазах появилась теплота. Бронзовое сердце непривычно сбивалось с размеренного ритма. Какие-то новые чувства зарождались в ледяной душе великого жреца – чувства неведомые ему до сей поры. Он боялся этих чувств, но не мог их прогнать – не в его это силах.

Хему рисут отвлек правителя, сообщив, что его ожидает великая жрица Раннаи.

- Скверно складываются наши планы, - сказал Эйя прямо с порога, затем, жестом приказал слугам удалиться. – Твой Иссихасса наделал столько глупостей, что нам теперь век не выкрутиться.

- В чем же заключается его глупость?

- В том, что он оставил в живых одного из охранников Зананзы. Приволок его зачем-то сюда, вместо того, чтобы прикончить на месте. Как мне теперь поступить? Я вынужден, под уговорами правительницы, отпустить его. Представляешь, что будет, когда Суппилулиума узнает, что его сына убили не амореи, а воины Та-Кемет?

- Но, Угодный Амону, ты сам поступил неверно, - попыталась упрекнуть его Раннаи. – Зачем позволил забрать пленного из темницы? Пусть бы Иссихасса его прикончил.

- На глазах у Тоа? А что бы я по этому поводу сказал Анхесенамут? – Голос Эйи предательски дрогнул. Раннайи сразу уловила странные нотки, но не подала виду.

- Какое нам дело, что взбредет в голову этой мягкотелой девчонке, - слова прозвучали, словно шипение змеи. В полумраке комнаты злым огоньком сверкнули ее глаза. – Ты теперь правитель, а она – твоя супруга, и должна во всем подчиняться тебе.

- Хорошо, пока оставим это, - Эйя с трудом подавил в себе возмущение. - Попробуем у этой девушки и ее возлюбленного купить молчание. Есть другая проблема. Сегодня я получил очередное послание из Библа. Послушай-ка, что пишет правитель Рибадди. Если не ошибаюсь, это послание уже шестьдесят пятое. Мы теряем Приморье.

Эйя хлопнул в ладоши. Появился хему рисут со свитком папируса, низко поклонился и начал монотонно читать:

- Я прах у ног твоих, под сандалиями моего господина…

- Не это, дальше, - перебил его правитель.

…- Семь и семь раз падаю ниц на землю, на живот, на спину…

- Можешь идти, - отпустили чтеца Раннаи. – Я знакома с этими посланиями. Но в том твоя вина, Великий, что племена Хабиру восстали. Жрецы знают про разграбления городов подвластных Та-Кемет. Ты хочешь пожаловаться мне, что не способен управлять государством? Где же твой холодный ум, хитрость и расчетливость, коварство, наконец? Ты устал? Но тебе нельзя уставать. Отдых ожидает правителя только в царстве Осириса.

- Я не могу вершить мудрую политику, когда какой-то полусумасшедший идиот мешается у меня под ногами. От него вреда больше, чем от Хеви.

- О чем ты? Кто тебе мешает? – Раннаи сделала удивленные глаза.

- Сейчас объясню. Тебе известно, кто предводитель грязных амореев, тех, что жгут наши города и убивают наших наместников?

- Какой-нибудь мелкий обиженный правитель или вождь.

- Не отгадала. Главарь – один из недобитых охранников все того же посольства хеттов. Как тебе это нравится?

- И здесь ты все хочешь свалить на Иссихассу. У тебя есть доказательства?

- Прочитай, - Эйя взял со столика свиток папируса и передал жрице. – С этим посланием ты вряд ли знакома. От самого главаря повстанцев.

-…Голову и правую руку Иссихассы, – прочитала вслух Раннаи. - Но мы не намерены лишаться верного слуги. Мы готовим его для ответственного дела.

- Для очередного убийства? – усмехнулся Эйя. - Найдете другого. Ты слышала, что он среди ночи прирезал двух своих слуг и раба. Потом нес какой-то бред, что этих слуг подослал Суппилулиума, раб был вовсе не раб, а призрак Тушратты. В содеянном не раскаивается. Зарезал людей, словно червей раздавил.

- Если ты выдашь его главарю Хабири, тем самым надеешься утихомирить бунт?

- Из угроз видно, что Хабири не прочь наведаться в Нижнюю страну. Я могу выслать им навстречу армию. Но во что нам обойдутся потери? Амореями предводительствует умелый полководец, если под его натиском города трескаются, как орехи. Сам Рибадди дрожит от страха. Ему-то я верю.

- Пусть будет по-твоему, Я поговорю с мудрейшими, -поколебавшись, согласилась Раннаи. – Теперь самое главное, что нам предстоит сделать. Жрецы поручают тебе помочь правительнице Анхесенамут воссоединиться со своим первым мужем.

Эйя ничем не выдал волнение, но в душе весь закипел.

- Не слишком ли беспощадны наши отцы? – еле разжимая бескровные губы, произнес он.

- Таково их мудрое решение и воля Богов, - отчеканила каждое слова Раннаи. – Анхесенамут слишком нежный цветок. Правительница сейчас нужна волевая и мудрая.

- Разве я плохо справляюсь с государственными делами?

- О тебе разговор не идет. Каста тебя высоко ценит. Но Анхесенамут со своими вечными капризами и причудами доставляет нам много неприятностей. Ей безропотно подчиняется Хеви. А у него несколько тысяч хорошо обученных кушитов и золотые прииски. Все наши попытки отравить его или наслать порчу окончились неудачей.

- Я переговорю с военачальником Хармхабом. В очередной раз попробую склонить его на нашу сторону. Смешно звучит: я – правитель, а армия подчиняется Хармхабу. На счет Хеви.., - Эйя запнулся. – Но, почему Анхесенамут? Зачем убивать? Неужели мудрейшие не могут как-то по другому…

- Твои речи вряд ли понравятся жрецам.

- Кто займет место правительницы.

- Я! – твердо и не без гордости объявила Раннаи, с вызовом глянув в лицо Эйи.

- Но ты же чистая жрица, - удивился Эйя.

- Так что ж?

- Та-Кемет нужен будет наследник. Мне, Верховному жрецу Амона и правителю придется совершить тяжкий грех, совокупившись с тобой.

- Можешь не бояться за свою душу, - холодно, немного с презрением ответила Раннаи. – Каста упросит самого Амона возлечь на мое ложе и зачать божественного наследника.

- Интересно, в чьем обличии? – неосторожно пошутил Эйя.

- Твои насмешки непочтительны, хоть ты и правитель, – гордо произнесла оскорбленная Раннаи.

- Неужели вам не жалко убивать это дитя. Можно просто выслать Анхесенамут в Куши, попросить отречься ее от власти.

- Дело касается благополучия великой Та-Кемет. Никаким чувствам не может быть места. Чем очаровала тебя эта кукла? Из сильного скарабея, мудрой кобры, ты превращаешься в жалкого слизняка.

- Ну что ты. Ни в коем случае, - вполне серьезно заверил ее Эйя. – Если я хоть немного размякну, каста сразу меня отправит к Осирису. Я готов сделать все, что прикажут.

- Тогда слушай. – Раннаи достала из складок одежды маленькую коробочку. – Завтра праздник Амона. Состоится праздничное шествие. Здесь в коробочке камень бирюзы. Задняя его часть отполирована, словно лезвие. Камень облит сильным ядом. Пусть ювелир вставит этот камень в праздничное ожерелье правительницы. К вечеру она умрет.

Раннаи протянула коробочку с отравленным камнем Эйе и удалилась.

Эйя устало опустился на стул. К нему на колени тут же прыгнул рыжий пушистый кот. Он потерся о руку правителя и сладко заурчал.

- Вся жизнь – езда на колеснице, - стал объяснять ему Эйя смысл бытия, - того и гляди вылетишь и сломаешь себе шею. Приходится цепляться обеими руками за скользкий поручень. Я, великий жрец столько рвался к власти: хитрил, унижался, льстил, плел интриги. Моя голова, порой, разламывалась от забот. Из скольких безвыходных положений я выходил с честью. Пережил трех правителей, и все это время был в почете. С каким трудом мне удалось втиснуться на трон. Так что ж? Каста жрецов вяжет меня по рукам и ногам. Они диктуют мне, властителю Обеих Земель, свою волю. А кем они были еще недавно при Эхнэйоте? Изгнанники, нищие. Их я поднял из грязи. Теперь же, они главенствуют надо мной. Мало им смерти Тутанхамона, теперь решили погубить и это прекрасное творение богов – Анхесенамут. Черствые грубые твари, а еще называют себя мудрейшими служителями Богов. На ее место влезет эта гадюка – Раннаи. Ей найдут здоровенного раба, который сделает всем нам наследника. Этого раба сразу же убьют. А когда появится наследник, - его рот скривился в горькую усмешку, - наступит моя очередь. А зачем я им буду нужен? Постаревший, хитрый, опасный, к тому же, полюбивший Анхесенамут. Я действительно ее полюбил? – не то спросил, но то признался сам себе Эйя. – Каменный жрец раскис. Слизняк. Мертвец. Каста меня приговорила. Осталось только ждать своего часа или.., - он задумался, - действовать самому.

Он резко встал. Кот скатился с колен. Пушистый комок припал к полу, а зеленые глаза с недоумением и опаской смотрели на хозяина.

Хармхаб низко поклонился при виде носилок Угодного Амону. Слуги легко опустились носилки на землю. Хему рисут надел Эйе золотые сандалии. Правитель удостоил взглядом военачальника.

- Приветствую тебя, непобедимый Хармхаб.

- Навеки твой раб, - поклонился тот.

Хармхаб здоровый коренастый, настоящий воин, хоть и невысокий, зато сила в нем чувствовалась не дюжая. Он презирал, доспехи и из одежды носил только набедренник, воинское медное ожерелье, да боевые браслеты поблескивали на мощных руках. Начищенный широкий медный обруч защищал бугристую бритую голову полководца. На скуластом лице с квадратным подбородком красовалось пара боевых шрамов. Глаза колючие, смотрели пронзительно и внимательно.

- Я хотел бы осмотреть войска, - объявил Эйя.

- Войска готовы встретить тебя, - любезно ответил Хармхаб хриплым голосом. – Они выстроились за холмами.

- Вели подать колесницы.

Один короткий взмах руки военачальника, и тут же подкатили две легкие колесницы, запряженные парами высоких коней.

- Давно не ездил. – Эйя с удовольствием вошел в повозку и взял в руки вожжи. Хармхаб прыгнул во вторую. Повозки медленно покатили, следом бежали телохранители.

- Мне надо поговорить с военачальником наедине, - сказал Эйя.

Но телохранители продолжали бежать за колесницами.

- Вы слышали, что сказал правитель! – рявкнул Хармхаб так, что у Эйе мороз пробежал по коже. – Пока он со мной, ему никто не угрожает.

Охрана остановилась, а правитель с военачальником продолжили путь.

- Я внимательно слушаю тебя, солнцеподобный, - смиренно сказал Хармхаб.

- Мы давно знаем друг друга, - начал Эйя. – Можем говорить откровенно?

- Я твой слуга.

- Мне нужна помощь.

- Что я слышу, - Хармхаб заговорил уверенней. – Верховный жрец и правитель просит помощь у своего слуги.

- Перестань! – раздраженно бросил Эйя. - Жрецы пытаются отравить Хеви, потому что он лезет не в свои дела. Но я-то знаю, что Хеви, хоть и умен, но не настолько, чтобы так хитро плести интриги.

- Бедный Хеви, - усмехнулся Хармхаб. – Хорошо. Буду и я с тобой откровенен. Я вижу, что каста тебя совсем замучила и скоро надеется избавиться от твоей особы, как от старого коня. А Хеви… Хеви делал только то, что я ему приказывал.

- Неужели, - Эйя был сильно удивлен. – Призвать на трон гиксоса - тоже твоя идея?

- Да.

- Но на что ты надеялся?

- На тупость жрецов. Я прекрасно знал, что сына лабарны убьют.

- Безумец! – негодовал Эйя. – А если бы Суппилулиума выступил против нас?

- Он бы проиграл, - спокойно ответил Хармхаб

- Но ты все время твердишь, что армия слабая и голодная.

- Взгляни, правитель! Это - твоя армия.

Они выехали на вершину песчаного холма, и Эйя увидел перед собой длинные шеренги воинов. Нескончаемая стена из прямоугольных щитов. Лес копий. Тысячи колесниц.

Хармхаб вскинул вверх руку с жезлом военачальника и громогласно крикнул:

- Птах!

- Птах!- в ответ громыхнула часть войска, вскидывая копья.

- Амон!

- Амон! – громыхнула вторая.

Ураган колесниц, с диким грохотом, промчался перед фараоном, поднимая клубы пыли. Легкая пехота выпустила вверх тучу стрел так, что на мгновение затмило солнце.

- Но откуда? – изумился Эйя. - Казначей Маиа не может найти столько золота.

- Маиа предан мне душой и телом. Сколько я потребую золота, столько он даст. Я затеял вражду Хеви со жрецами, чтобы мне не мешали создавать сильное государство. Не обижайся. Ты – правитель, но у меня больше власти. Почти все номархи принадлежат к касте воинов и подчиняются только мне.

- Теперь я понял это, - согласился Эйя. – Но откуда ты так хорошо знаешь жрецов. Ведь они ни о чем не догадываются, хотя у них повсюду глаза и уши.

Хармхаб рассмеялся.

- Меня самого в детстве готовили в жрецы. Да беда в том, что я в науках не силен, за что частенько был бит палками. В конце концов, меня вышвырнули из храма, и я попал в войска. Но, зато, я умел лучше всех править колесницей, мне не было равных в сражении на мечах. А самое главное: если я смотрю на врага, то вижу все его слабые стороны.

- Из твоих слов я понял, что каста воинов имеет больше власти, чем каста жрецов?

- Беда вашей касты в том, что среди жрецов слишком много мудрейших, - объяснил Хармхаб. – А в касте воинов мудрейший только один – это я. Если кот думает, что он умнее, тут же понижается в звании.

- Я недооценивал тебя, - покачал головой правитель.

- Теперь, когда я открыл тебе все, откройся и ты мне. Поведай, что придумали жрецы, а я решу: помогать тебе, или подождать, когда тебя совсем затравят.

- Как ты догадываешься, меня хотят убить.

- Ну, это – само собой, - согласился Хармхаб.

- Перед этим я должен убить Анхесенамут.

- Скверно! Дальше?

- Дальше к власти поставят Раннаи.

- А вот эту кобру туда пускать нельзя. Что ты намерен сделать?

- Я убью Раннаи, а в этом обвиню жрецов.

- Хорошо. Я поддержу тебя, – согласился Хармхаб.

Когда они разъезжались, Эйя не выдержал и спросил:

- Объясни мне, как тебе удалось так сплотить армию и подчинить всю страну? Мудрейшие жрецы не смогли сделать и половину того, что удалось тебе.

- Ты, один из мудрейших людей в этом мире, а не можешь понять одной простой вещи, - вздохнул Хармхаб. - Вы все в касте жрецов боритесь за свое благополучие, а я борюсь за счастье Та-Кемет. За горсть земли, что у тебя под ногами, я готов пролить всю свою кровь и ничего не потребовать взамен. Таков я - непобедимый Хармхаб. Так я воспитываю воинов.

Эйя вошел в мастерскую придворного ювелира. Несколько мастеров и подмастерьев оторвались от работы и упали на колени перед вошедшим правителем. Эйя разрешил им подняться. Они вновь расселись за столы и продолжили работу. Правитель подозвал старшего мастера и приказал показать ему праздничные украшения правительницы. Ювелир подвел его к рабочему столу, где лежало широкое золотое ожерелье. Ровными рядами шли тонкие узоры. Между ними такими же ровными линиями сверкали драгоценные камни. Эйя нашел глазами полоску бирюзы. Сердце его болезненно сжалось, когда он представил, какую кончину готовили Анхесенамут. Правительница наденет ожерелье на свои круглые плечи. Отравленный камень вопьется в нежную кожу, и смерть потечет по жилам.

- Не подскажешь, - спросил он у ювелира, - кто чистит украшения верховной жрицы Исиды.

- Мудрейшая жрица Раннаи пользуется моими услугами, - ответил ювелир. – Вот ее украшения. – Он показал на соседний стол. - Завтра праздник, а серебро немного потускнело.

Эйя внимательно осмотрел ожерелье жрицы. Удача! Мягким голубым светом переливались камни бирюзы. Эйя открыл коробочку с отравленным камнем. Он подходил.

- Вот этот камень совсем тусклый и треснул, - Эйя указал на ожерелье. – Замени вот на этот. – Он протянул ювелиру коробочку.

- Все будет исполнено, - заверил ювелир, достав камень. Он, вдруг, вскрикнул от боли.

- Осторожней, - предупредил его Эйя. – Грани наведены так тонко, что можно порезаться.

Правитель вышел в сад. Уходящее солнце позолотило прощальными лучами верхушки высоких пальм. С реки повеяло прохладой. В саду, все на той же скамье, сидела Анхесенамут. Рядом с ней стоял неутомимый страж Тоа, окрепший Улия и его верная супруга Асмуникал. Эйю скрывали густые заросли цветущего кустарника. Но он все слышал.

- Мы не знаем. Как отблагодарить тебя, - взволнованно говорил Улия, обращаясь к Анхесенамут. – Ты самая добрая и самая справедливая на земле. Я перед тобой в вечном долгу.

- Не стоит так говорить, ведь у меня власть: хочу – освобождаю, хочу – наказываю. Вы свободны и счастливы, хоть и не имеете роскошных дворцов, больших армий, множество земель. У меня все это есть, но с какой бы радостью я променяла все это на простое людское счастье. Странно слышать такие речи из уст правительницы? – Смущенно улыбнулась Анхесенамут. – Подождите, сейчас это пройдет, и я вновь стану грозной и неумолимой. – Она попробовала нахмуриться, но после звонко рассмеялась.

- Возьмите на счастье, - Анхесенамут протянула Улии и Асмуникал два венка из голубеньких полевых цветков. – Мои любимые цветы, - произнесла она и грустно добавила: - Такой же венок я положила на золотую маску Тутанхамона, когда его готовили к другой жизни.

- Спасибо за доброту, - поблагодарила ее Асмуникал

- Каждый обязан помогать любящим сердцам. Даже боги делают это с удовольствием. Я вам сейчас прочту очень древние стихи. Они воспевают силу любви. Послушайте внимательно:

 

Любовь к тебе вошла мне в плоть и в кровь,

И с нами, как с водой вино смешалось

Как с пряною приправой – померанец

Иль с молоком душистый мед.

 

О, поспеши к Сестре своей,

Как на ристалище – летящий конь,

Как бык,

Стремглав бегущий к яслям.

 

Твою любовь – небесный дар,

Огонь, воспламеняющий солому,

Добычу бьющую с лету ловчий сокол.

 

Улия и Асмуникал ушли.

- Что прикажет, правительница Обоих Земель? - спросил Тоа.

- Ну, какая же из меня правительница? Иногда мне бывает страшно. Непростительно для правительницы - испытывать страх. Боги приняли правильное решение, возвысив Эйю.

- Зачем ты так говоришь! – воскликнул отчаянно Тоа.

- Ах, оставь, - безнадежно махнула рукой Анхесенамут. – Уже ничего не вернуть и не исправить. Боги мудрее нас. Они знают, что делают: кому дарят счастье, а кому страдания. Проводи, лучше, наших друзей в дорогу, – попросила она.

Тоа поклонился и ушел. Анхесенамут встала, протянула руки к заходящему багровому солнцу и вместо молитвы прошептала:

 

Мы будем с тобою вместе,

И Боги разлучить нас не смогут,

Клянусь, что с тобой не расстанусь,

До тех пор, пока не наскучу тебе.

 

Эйя пошел прочь, не в силах больше слушать. Он понимал со всей ясностью, что Анхесенамут все еще грустит по Тутанхамону. «Неужели есть такое сильное непреодолимое чувство? – ужаснулся он. – Неужели и я заболеваю этой сладкой мучительной болезнью? Как можно! В мои-то годы? С моей гранитной волей!» Но в то же время, он почувствовал, что уже ничем себе не поможет. Да и зачем помогать?

Вдруг захотелось сделать что-нибудь хорошее для Анхесенамут. Пусть, даже, она не будет знать об этом. Даже лучше, чтоб она не знала. Он подозвал хему рисут.

- Слушай внимательно: сейчас из дворца вышли юноша и девушка. Они сядут в повозку и поедут из города. За центральными воротами Амона их ждет засада. Возьми десяток моих телохранителей, и убей всех бандитов. Но знай, - угрожающе прошипел фараон, - все должно остаться в тайне, иначе жрецы делают тебя вечным узником храма Осириса. Оттуда живыми не выходят.

Слуга удалился. Эйя пожал плечами и с удивлением произнес:

- Неужели, я начал совершать добрые дела?

 

11

 

Иссихасса прибыл в Библ в окружении небольшой свиты. Рибадди, высокий смуглый воин, лет тридцати пяти, с пронзительными черными глазами и жидкой клиновидной бородкой, принял посланника с подобающими почестями. После длительных приветствий и обмена дарами, рабы отвели гостя в купальню, омыли его уставшее тело в каменной ванне, натерли благовониями и облачили в свежую одежду.

Иссихасса отдыхал в большой прохладной комнате, отведенной специально для него. Он с наслаждением попивал охлажденное вино и поедал фрукты, когда к нему вошел номарх.

- Доволен ли гость? – спросил вежливо Рибадди.

- Да, - сухо ответил Иссихасса. – Я должен тебе передать послание Великого, Солнцеподобного, угодного Амону.

- Я долго ждал это послание, - произнес Рибадди, приняв свиток. – Вы, ведь слышали, что у нас творится? Библ дрожит от страха.

- Я знаю, - безразлично согласился Иссихасса, продолжая наслаждаться фруктами. – Хабири совсем обнаглели. Но ничего, скоро здесь появятся войска.

- С вашего позволения, я прочитаю свиток.

Иссихасса кивнул. Во все время разговора он, даже, не взглянул на номарха. По мере того, как Рибадди читал текст, брови его сдвигались. Закончив, он недоверчиво взглянул на Иссихассу и спросил:

- Уважаемый посланник читал письмо?

- Нет, - ответил тот. – Мне запрещено его читать под страхом смерти. Там что-то секретное?

- Здесь даны кое-какие советы, - неопределенно ответил Рибадди, - как бороться с бунтарями.

Номарх поклонился и вышел, хищно посмотрев на жирный бритый затылок посланника. Иссихасса, не подозревая ничего плохого, погрузился в горестные размышления. Он страшно злился на Анхесенамут, за то, что она отняла у него Улию. Даже божественная Раннаи ничем не смогла помочь. По ее приказу, он засел за городом с несколькими охранниками из храма Осириса и поджидал Улию с Асмуникал, чтобы напасть на них, растерзать, порубить на куски, растоптать остатки. Но вдруг, на них самих напали. Случай выручил Иссихассу. Один из воинов, сраженный копьем, упал сверху. Иссихасса прикрылся мертвым телом, и сам прикинулся трупом. Так он пролежал до темноты. Он чуть не взвыл от досады, когда услышал скрип колес повозки, везущей Улию и Асмуникал мимо него.

Весь в крови, ободранный, Иссихасса ночью пытался пробраться к жрице Раннаи, чтобы пожаловаться. Но его не пустили в храм Исиды безжалостные стражники. Он умолял, плакал, ругался, грозил – ничего не помогло. В конце концов, стражники пинками прогнали его. Верховная жрица готовилась к празднику, а в такое время ее нельзя беспокоить. Пришлось ждать весь следующий день, пока праздничная процессия завершит свое шествие. После того, как последние жертвы, обливаясь кровью, пали к стопам богов, Иссихасса побежал к своей покровительнице. Но ему сказали, что Раннаи чувствует себя плохо и принять его не сможет. На утро он с ужасом узнал, что великая жрица умерла.

После творилось что-то страшное и непонятное. Разнеслась весть о том, что Раннаи отравили, и не кто-нибудь, а мудрейшие жрецы, и на этом не остановятся. Следующими жертвами должны стать: Хеви, Эйя и – что самое чудовищное – правительница: любимая всем народом Анхесенамут. Пеку и Уаст забурлили. Чернокожие кушиты и бородатые аккадцы в полном боевом вооружении рассыпались по городу мелкими отрядами. Хармхаб с войсками окружил Уаст и никого не выпускал из города. Народ толпой двинулся к храму Осириса. Храмовая стража едва успела затворить ворота. Сам Хармхаб могучий и, как всегда, мрачный возник среди толпы на колеснице. Народ готов был штурмовать храм с голыми руками. Но тут появились носилки, несомые шестнадцатью рабами. В носилках, на золотом троне неподвижно сидел сам правитель Эйя. Рядом с ним находилась супруга, богоподобная Анхесенамут. Стражника храма открыли ворота и опустились на колени. Все жрецы храма Осириса поспешили упасть перед стопами правителя Обоих Земель и молить о пощаде. Угодный Амону тут же приказал взять под стражу нескольких жрецов и бросить их в темницу, где они должны ожидать своей участи. От других жрецов правитель потребовал клятвы верности.

После всех этих нелепых событий Иссихассу разыскали стражники и привели во дворец. Он готовился к самому худшему. Один из хему рисут вручил ему свиток папируса, скрепленный печатью того, кто угоден Амону и велел отправляться в Библ. Иссихасса вздохнул с облегчением и немедленно отправился в дорогу, не смотря на то, что вокруг Библа земля горела, и всякого, кто едет из Та-Кемет, безжалостно убивали.

Чего он не мог понять: зачем именно его послали. Какое-то секретное послание… Вдруг Иссихассу, словно стрела, пронзила страшная мысль! Эйя решил избавиться от него. Жрецов, наверняка, пытали. А если правитель узнал, что Великая каста готовила Иссихассу для убийства Эйи... Иссихассе хотели дать должность в окружении правителя. Он должен был тайно изучать все привычки Эйи: что он ест, что он пьет, где отдыхает. Он должен был стать тенью правителя и по первому же приказу умертвить Эйю.

Нет! Страшная мысль отступила. Если бы правитель захотел уничтожить его, то сделал бы это еще в Уасте. Но почему он здесь? Зачем его выслали в Библ? Недобрые предчувствия стеснили грудь. Руку невольно скользнула по поясу, но кинжала не было. Он подскочил с ложа, обшарил всю комнату, нигде не нашел даже иголки. Мысль о том, что смерть близко, заставила его похолодеть от ужаса. Иссихасса кинулся к двери - она оказалась запертой. К окну. Окно слишком высоко, да и закрыто узорчатой решеткой. Страх за свою жизнь довел его до приступа безумия. Он бросился всем телом на дверь, пытаясь выбить ее. Но ничего не получалось. Принялся колотить руками и что-то кричать. Он кричал до тех пор, пока силы не покинули его, и сознание совсем не помутилось.

Иссихассе показалось, что он стоит на краю зияющей пропасти, из которой поднимается холодное дыхание смерти. Страх сковал все члены, и нет сил отступить назад. Вдруг из бездны появляется Тушратта. Его лицо бледное, словно обсыпано мукой, а глаза пустые. Он хватает ледяной синей рукой Иссихассу и тянет в пропасть, при этом его бледное лицо расплывается в ужасном оскале. Иссихасса сопротивляется, пытается расцепить сильные пальцы мертвеца. Наконец, ему это удалось. Тушратта исчез. Но тут же из пропасти выныривает Ибиссаха. Он широко раскрывает рот, не то кричит, не то смеется и пытается дотянуться до шеи Иссихассы. Вот-вот схватит за горло. Сзади слышатся чьи-то тяжелые шаги. Иссихассу пытаются столкнуть. Он оборачивается. Это слуга, которого он недавно убил. Грудь вся в крови. Нож торчит посредине. Из угла кто-то смотрит пристально взглядом, полным ненависти и укора. Кто это? Старик Кира! Невозможно выдержать взгляд огненных глаз. Силы кончаются. Он теряет равновесия и летит в пропасть под дружный хриплый смех мучителей.

Иссихасса закричал и очнулся. Он лежал на полу под дверью. Холодный пот стекал по лицу. Грудь часто вздымалась. Голова тяжелая, как после попойки. Горло пересохло.

Иссихасса огляделся. Темно. Сквозь узорчатую решетку окна заглядывали яркие звёзды. Он приподнялся и оперся спиной на дверь. К его удивлению, створка отворилась. Свободен! - Мелькнуло в голове. Он вскочил на ноги. Но тут в комнату проскользнула человеческая фигура. Что-то зловещее было в крадущихся движениях. Неужели кошмар продолжается? Иссихасса отпрянул в угол, сжался в комок и, приготовившись к самому худшему, спросил дрожащим шепотом:

- Ты пришел меня прирезать, тварь?

- Вы просили пить, господин, - сказал человек удивленно и протянул кувшин.

- Хочешь меня отравить? – отпрянул Иссихасса.

- Ну что вы, господин. – Человек отхлебнул из кувшина. – Чистая вода.

Иссихасса вырвал у него кувшин и жадно отпил несколько глотков.

- Ты кто? – спросил он, видя, что доброжелатель не спешит удалиться.

- Я, один из слуг Рибадди. Пришел сказать, что тебя хотят убить по приказу самого правителя. Ты здесь сгинешь незаметно. Ведь кругом идет война.

- Почему же не сделали это еще в Уасте? – недоверчиво спросил Иссихасса.

- Боялись огласки, – объяснил доброжелатель. – А теперь, вину свалят на повстанцев. Но я тебе смогу помочь, конечно, не просто так.

Если бы таинственный спаситель предложил от чистого сердца свои услуги, Иссихасса, сразу бы усомнился в нем. Но как только прозвучал намек об оплате – сомнения начали развеиваться.

- Как же ты собираешься мне помочь? И как, потом, избежишь наказания? – поинтересовался Иссихасса. Надежда потихоньку пробуждалась в нем. Неужели, и на этот раз он сбежит от смерти?

- Есть, конечно, трудности, но они преодолимы. Сегодня я охраняю ваши покои всю ночь. Только к утру меня должны сменить. Наш правитель Рибадди - смелый воин и щедрый господин. Я доволен службой у него. Но мой род идет от амореев. Библ продержится недолго. Скоро повстанцы начнут штурмовать стены. Мне незачем погибать от рук своих братьев. Я решил сегодня ночью бежать. Я могу взять вас с собой. Но для этого понадобиться заплатить стражникам у ворот. Мне нечем платить, поэтому, я решил вас уговорить, ведь вы богаты, уважаемый господин.

- Ты хорошо знаешь стражников? Они нас не выдадут? – поспешил спросить Иссихасса. Надежда все больше разгоралась в нем.

- Не беспокойтесь, - заверил его спаситель. – Все давно чувствуют, что власти номархам Та-Кемет пришел конец. Если появятся повстанцы, сторожа тут же разбегутся. Кому хочется умирать за чужых правителей.

- Я сейчас. – Иссихасса выполз из угла, отыскал ларец Тушратты, который спрятал под ложе. Он еле заставил руку открыть крышку, и вынул несколько камней. Но, вдруг, одна мысль обожгла его: - А вдруг этот спасителя подослали, чтобы вывести за город и там прикончить.

- Не бойтесь. Доверьтесь мне, - послышался из темноты голос спасителя, словно он прочитал его мысли. – Вот, возьмите меч. Я его приготовил для вас.

Иссихасса схватил оружие. Почувствовав в руке тяжесть клинка, он обрел спокойствие.

- Дайте мне камни. Я пойду к воротам, подкуплю стражу, затем, вернусь за вами. Только не вздумайте выходить, иначе наткнетесь на кого-нибудь. Если поднимут тревогу, нам не удастся выскользнуть из города.

Спаситель растворился в темноте с пригоршней камней. Иссихасса припал ухом к двери, и жадно ловил каждый шорох. Давящая тишина угнетала его. Он старался думать о хорошем. Неужели свобода? Тело сотрясала дрожь нетерпения. А вдруг его хотят обмануть и убить где-нибудь за годом, чтобы отобрать заветный ларец. Вновь страх сжал горло холодной рукой. Но нет, не похоже. У него в руках меч. Чтобы успокоиться, он пощупал пальцем кромку клинка. Острая! Просто так он не сдастся.

Но почему так долго нет охранника? Может, его схватили? А может, он пошел докладывать Рибадди? Одна мысль, нелепее другой лезли в голову. Время тянулось мучительно долго.

Но вот, послышались торопливые крадущиеся шаги. По звукам, шел один человек. Иссихасса отпрянул от двери. По силуэту, он узнал своего спасителя.

- Идемте, господин, - шепотом произнес он. – Стражники нас выпустят. Один смелый шаг – и вы свободны.

Опять сомнения зародились в душе Иссихассы – уж слишком просто все получается. Но следующие слова спасителя вновь развеяли недоверие:

-Да, - как бы вспомнив, произнес охранник. – Мне неудобно вам об этом говорить, но все ваши камни я отдал стражникам. Мне ничего не осталось.

- Даю последний, - нехотя согласился Иссихасса и извлек из шкатулки три больших рубина.

- Вы очень добры. – Нескрываемая радость послышалась в голосе спасителя.

Иссихасса закутался с головой в дорожный плащ и последовал за провожатым. Пройдя по темным коридорам и крутым лестницам, беглецы оказались на узенькой улочке. У городских ворот их окликнул сторож. Провожатый перебросился с ним несколькими словами на непонятном местном наречии. Стражник подозвал их к воротам. Провожатый юркнул в щель между приоткрытыми створками. Иссихасса еле протиснулся вслед за ним.

Луна заливала окрестные холмы холодным синеватым светом. Иссихасса почувствовал себя более уверенно, но теперь решил не спускать глаз со спутника. Он крепче стиснул в руке меч, другой надежнее обхватил заветную шкатулку. Но его спаситель не проявлял ни малейшей враждебности. Меч свободно висел у него на поясе. Он даже не глядел на Иссихассу, а шел вперед по еле различимой тропе.

- Куда ты меня ведешь? – забеспокоился Иссихасса, когда город давно скрылся за холмами, а луна устало клонилась к горизонту.

- К лагерю повстанцев, - ответил провожатый. – Слышите запах костров? С первыми лучами будем на месте.

Небо начинало светлеть. В неясных предрассветных сумерках уже можно было разглядеть утоптанную полосу дороги.

Иссихасса вздрогнул. Вокруг путников, словно из-под земли, выросли несколько воинов с копьями в руках. Его спутник нисколько не испугался. Он сказал несколько фраз на непонятном для Иссихассы языке, и их пропустили дальше.

С первыми лучами, как и обещал провожатый, они подошли к небольшому городишку с низкими стенами. Повсюду видны были следы недавней осады: бреши в стене, обломки штурмовых лестниц, неубранные трупы. Внутри города тлели костры. Люди спали вповалку на земле, укутавшись в плащи. Тут же грозно возвышались пирамиды из копей. Чуть подальше громко пели песни. О чем-то спорили несколько повстанцев. Еще несколько человек взламывали потаенную дверцу погреба возле двухэтажного богатого дома.

Беглецов проводили к низкому строению, когда-то служившему торговой лавкой. Внутри аппетитно пахло печеным мясом и старым вином. Стражники, стоявшие у дверей, пропустили Иссихассу и его спутника внутрь.

В просторной комнате посредине тлели угли очага, сложенного из булыжника. Стоял большой длинный стол, заставленный грубой глиняной посудой с нехитрыми яствами. За столом на деревянной скамье сидело несколько бородатых повстанцев. Спутник Иссихассы низко поклонился и сказал:

- Я привел его. Что передать моему господину?

- Передай, что завтра меня здесь не будет. Он может спать спокойно.

Иссихасса уловил интонации знакомого голоса. Опять страх принялся его душить холодной когтистой лапой. О ком это говорит проводник? Кого он привел? Его? Но для чего?

Провожатый вышел, оставив Иссихассу одного в недоумении. Глаза понемногу привыкли к темноте, и Иссихасса увидел перед собой высокого красивого человека с мужественным лицом и ясным взглядом. На кого же он похож? Это Танри, - обожгла Иссихассу догадка. Он попятился к выходу. Два сильных воина набросились сзади, отобрали меч и швырнули, ослабевшее от страха жирное тело к ногам сидевших повстанцев.

Танри поднялся с места. Величие, с которым он это сделал, было присуще только мудрейшему жрецу. Простой пастух или землепашец не смог бы так встать: гордо и, в то же время, просто, без малейшего напряжения. Голос прозвучал мягко, но властно:

- Друзья мои, я попрошу вас покинуть меня на время. Мне нужно побеседовать с этим человеком. Он трус – и не посмеет мне причинить зла.

Все беспрекословно подчинились. Танри вышел из-за стола. Остроносые кожаные сапоги остановились возле самого носа Иссихассы. Он почувствовал, как взгляд полный ненависти и презрения невыносимой тяжестью давит на затылок. Вот она – смерть. Вот она – расплата, страшная и неумолимая. Иссихасса постарался унять частое дыхание. Он еле разлепил ссохшиеся губы и чужим голосом пролепетал:

- Не губи. Смилуйся. Вот возьми. – Иссихасса подвинул к ногам Танри заветный ларец Тушратты и раскрыл его. – Здесь целое состояние.

Он подумал, что вид столь прекрасных драгоценностей смягчит сердце мстителя.

- Не старайся задобрить меня, - услышал безжалостный ответ, произнесенный таким холодным голосом, от которого кровь стыла в жилах. – Не пытайся откупиться за кровь, которой тебе никогда не смыть. Эта шкатулка до краев наполнена горем и проклятиями.

- Я признаю себя подлым убийцей, гадким и завистливым, - начал было Иссихасса плачущим голосом, полным раскаяния.

- Молчи! – оборвал его Танри. - Твои слова не имеют сейчас никакого смысла. Ты обречен. Злодеяния твои не замолить перед богами, не оправдать перед людьми. Ты умрешь! Да и зачем тебе жизнь? Куда ты пойдешь? Кто тебя примет старого, ни на что не способного, кроме убийства. В кого ты превратился. В пса, которого спускают с цепи, если надо кого-то покусать, а за ненадобностью выгоняют. Знаешь, как ты очутился у меня? Тебя продали без сожаления, словно старого раба, только за то, чтобы я не докучал Та-Кемет. Хотя, Эйя прекрасно знает: нападать на его страну мне не по зубам. Я проиграю в первом же сражении. Теперь ты все понял, жалкая тварь. Месть тебя настигла, хоть ты долго от нее скрывался. Месть в моем лице, за великого мудрого Киру, за моего брата Улию, за сына лабарны Зананзу и даже за Ибессаху. Да, за него, потому что он, по нашим обычаям, стал после смерти мне братом.

- Я был слепым орудием в руках других. Меня заставляли, - вновь попытался оправдаться Иссихасса, визгливо завывая и брызгая слезами.

-У тебя всегда был выбор, - возразил Танри. – Оправдываться будешь перед Богами. У тебя не осталось чести, совести, гордости и родины. Хотел взлететь до лабарны, а пал до жалкого раба.

От безысходности, у Иссихассы опять стал мутиться рассудок. Он поднялся на ноги, хотел, было, кинуться на Танри с голыми руками, вцепиться в горло, но, встретив холодный презрительный взгляд, весь затрясся и отпрянул в угол. Дрожащими пальцами он вынул из браслета шарик с ядом, что предназначался для Хеви, и проглотил. Как только шарик с ядом оказался в желудке, Иссихасса разразился истерическим смехом.

- Все, - блаженно произнес он. – Ты не отвезешь меня в Хаттусу на поруганье этим дуракам. Я проглотил отраву, и скоро умру. Все твои напыщенные речи – напрасны.

- Мне не нужно тебя вести в Хаттусу, - все так же спокойно остудил его Танри. – В Хаттусе достаточно дерьма в сточных канавах. Твое тело останется гнить в этой пустыне. – Танри обнажил меч. Я, лишь, заберу голову и правую руку. Ты зря выпил яд. Я успею снять с тебя голову еще с живого.

-Нет! – воскликнул Иссихасса, весь побелев.

Меч шаркнул по воздуху. Голова с глухим стуком упала на пол. Затем рухнуло обезглавленное тело, заливая пол темной кровью.

Труп выволокли за город и закопали. Танри положил в мешок с солью голову и правую руку Иссихассы. В это время вбежала черноглазая Элейя. Теперь она всюду сопровождала Танри. Девочка больше не носила лохмотья. Танри одевал ее в красивые одежды и заботился, словно о младшей сестре.

Элейя поздоровалась с Танри. Он убрал мешок с ее глаз и поцеловал смуглый гладкий лобик. Девочка сморщила носик и сказала настороженно:

- Здесь пахнет кровью. Ты кого-то убил?

- Плохого человека, - попытался объяснить Танри.

Глаза девочки округлились. В них читался укор.

- Я иначе не мог, - сказал Танри. – Его кровью я смыл позор со своего рода.

-Тогда ты правильно поступил, - серьезно согласилась Элейя.

Танри невольно улыбнулся, затем объявил:

- Мы уходим из этих мест.

- А куда пойдем? – Большие глаза загорелись любопытством.

- В великую Хаттусу! – торжественно объявил Танри.

- Про которую ты мне рассказывал? Где живет таваннанна?

- Да.

Целое море повстанцев собралось на площади разгромленного города. Площадь не смогла вместить всех, поэтому вооруженные люди разместились на примыкающих улицах. Танри поднялся на крышу дома. Увидев его, море людей взорвалось радостными криками. Когда возгласы стихли, Танри громко сказал:

- Братья! Вы обрели свободу. Бывшие мучители почувствовали вашу силу, и теперь не отважатся вновь поработить вас. Возвращайтесь по домам. Вас заждались жены и дети. Земля истосковалась по мотыге и плугу. Скотине нужны заботливые руки. Пусть мир прибудет с вами.

 

Вновь море взревело радостными возгласами. Танри просили остаться, быть их вождем.

- У меня есть долг, - отказался Танри. – Я должен покинуть этот край. Очень жалко расставаться с вами, но меня ждут дома.

Танри шагал по дороге на север. За плечами висел мешок с солью, в котором находилась голова и правая рука Иссихассы. Он вел за собой мула. Верхом сидела Элейя. Ее глаза с любопытством исследовали унылый пейзаж, состоящих из одинаковых безликих холмов, да небольших пальмовых рощиц. Солнце раскалило воздух. Впереди лежал длинный путь в прекрасную страну.

- Стой! Вот, ты и попался!

Вокруг Танри сомкнулось кольцо воинов. Рибадди самодовольно скалил зубы.

- Пора тебя наказать.

- Уйди с дороги, - невозмутимо, без тени страха, посоветовал Танри. – Мы договорились с тобой обо всем. Что ты еще хочешь? Эйя тебе приказал: ты выдаешь мне Иссихассу, после этого, я оставляю в покое твои земли.

- У письма правителя было еще продолжение, о котором я умолчал. Он приказал уничтожить даже память о тебе. Ты достоин смерти за все неприятности, которые причинил Та-Кемет.

- Ничего не получится, - спокойно возразил Танри. – У меня за плечами мешок, в котором находится то, что Боги ждут в Хаттусе. Всевышние охраняют мой путь. Не мешай им, ибо ты бессилен против повелителей мира.

- Ты молишься одним Богам, я – другим. Мои Боги повелевают казнить тебя.

- Лучше не пытайся, иначе - погибнешь.

- Уж не ты ли один сразишься с моими воинами? – рассмеялся Рибадди. – Ну-ка покажи свою силу, а я посмотрю.

- Что ж, - рассердился Танри, - ты сам этого захотел.

Он достал из вьюка, что висел на крупе мула, ларец Тушратты, вынул оттуда несколько крупных камней и швырнул их прямо в воинов. Они остались стоять, но искоса бросали жадные взгляды на, упавшие к их ногам, драгоценности и пугливые на Рибадди. В их душах происходило смятение. Но вдруг, сразу несколько быстрых рук устремились к сверкающим камням. Танри кинул еще горсть и еще. Он далеко разбрасывал камни, пока ларец не опустел. Воины забыли о всякой дисциплине, и вообще обо всем, при виде разноцветных искр на гранях драгоценных камней. За все годы службы не накопить и на один такой камушек. Мое! – кричал каждый и отталкивал соперников. Возникли драки. Пошло в ход оружие. Полилась кровь. Ошеломленный Рибадди смотрел на обезумевших солдат и ничего не мог поделать. Танри продолжил путь.

- Зачем ты это сделал? – воскликнул правитель Библа в бессильной ярости.

- Я же предупреждал : против Богов ты бессилен.

- Бессилен? Я докажу тебе, что нет!

Он замахнулся мечом. Девочка, сидевшая на муле, вскрикнула и закрыла лицо руками.

- Не бойся, - успокоил ее Танри твердым голосом, сам, глядя холодным пристальным взглядом в глаза Рибадди. – Он не посмеет.

Танри отвернулся и пошел дальше, ведя за собой мула. Рибадди несколько мгновений стоял с поднятым мечом. Будто кто-то схватил за руку. Он не мог причинить вреда этому человеку и лишь удивленно глядел вслед бывшему вождю повстанцев.

Когда Танри скрылся, Рибадди опустил глаза и увидел у своих ног огромный чистый самоцвет. К самоцвету тянулась чья-то грязная рука.

- Мое! – закричал правитель, испугавшись, что лишится камня. Он рубанул мечом по руке, и сам схватил самоцвет.

Поистине, чудесная драгоценность оказалась в руках. Большой, тщательно отполированный камень, без изъянов. У, какой чистый, прозрачный. За такой камень можно купить много земель с рабами. Он не мог оторвать от кристалла взгляд. Вдруг острая боль пронзила тело. Красный туман залил глаза. Теряя сознание, Рибадди почувствовал, как из рук вырвали камень.

 

Данна за данной шагал Танри на север. Горы Лабана остались позади. Широкая Оронта катила чистые воды. Скоро дорога приведет его в Кадеш.

Как-то вечером, когда сумерки укрывали землю, Танри решил остановиться и заночевать возле молодого кедрового леса. Танри уложил уставшую Элейю на свой плащ, развьючил мула. Сам принялся разводить огонь, чтобы приготовить какой-нибудь нехитрый ужин. Мимо по дороге проехала повозка. В надвигающейся темноте, Танри разглядел двух седоков: девушку и юношу. Огонь потихоньку разгорался. Вдруг послышались крики, ржание перепуганных лошадей. Танри поднялся и увидел перевернутую повозку. Юноша, вооружившись мечом и щитом, отражал нападение сразу пятерых бандитов, отступая к деревьям. Девушка пряталась за его спиной. Надо помочь, - решил Танри. Он поблагодарил судьбу, что остановился на ночлег перед засадой. Если б проехал чуть дальше, то угодил бы в лапы грабителям. Танри нагнулся над девочкой. Та, утомленная за день, крепко спала. Он схватил копье и хотел, было броситься на помощь, но заметил шестого бандита, который, прячась за деревья, подкрадывался сзади. Ему оставалось несколько шагов, чтобы напасть со спины, на смелого юношу.

Танри бросил копье, достал лук, вложил стрелу. Попадет – не попадет. Слишком далеко. Тетива больно врезалась в пальцы, фыркнула, посылая стрелу. Бандит закрутился на месте и свалился. Танри вновь схватил копье и бросился вперед.

- Эй! – крикнул он на бегу. – Не хорошо нападать вшестером на одного.

- Ступай своей дорогой, пока тебе не выпустили кишки, - огрызнулся один из разбойников, по-видимому, главарь.

- Попробуй, бараний навоз, - прорычал Танри, сбивая его с ног.

Разбойники растерялись, встретив неожиданный отпор. Воспользовавшись заминкой, юноша сделал резкий выпад и рассек еще одному нападавшему голову. Тот со стоном свалился на землю.

- Убейте его! – заорал главарь, указывая на Танри.

Двое разбойников кинулись на кантикини, один, тут же, наткнулся животом на копье. Другой получил сильный удар кулаком в голову. Видать, от этого удара, у него треснула челюсть, и он пополз на четвереньках в сторону. Юноша оказался умелым воином. Через мгновение главарь корчился на траве с распоротым животом. Оставшиеся бандиты бежали прочь.

-Как благодарить тебя, смелый человек? – воскликнул юноша.

Темнота до того сгустилась, что Танри не мог разглядеть лица, но что-то знакомое послышалось в голосе.

- Незачем, - скромно ответил он. – Я сделал то, что должен был сделать каждый честный человек. Не советовал бы вам ездит по ночам. В этих местах полно грабителей.

- Откуда они взялись? – удивился юноша.

- Раньше эти воины служили у номархов Та-Кемет. Обирали своих же братьев. Нынче народ сбросил оковы рабства. Служакам номархов ничего не остается, как только прятаться от мести по лесам, да зарабатывать грабежом.

- Мы воспользуемся твоим советом, добрый человек. Но где же нам остановиться на ночлег? Поблизости нигде нет жилья.

- Приглашаю к своему костру, – предложил Танри.

- С удовольствием.

Танри помог юноше поставить повозку на колеса, собрать разбросанные вещи. Луна еще не появилась. Танри определил место стоянки по запаху дыма, исходившего от костра. Куча хвороста еле тлела. Он нагнулся и принялся раздувать красные угли. Пламя затрепетало оранжевыми язычками.

- Танри! – услышал кантикини дрогнувший возглас юноши, в котором звучало удивление и безграничное счастье.

Он поднял голову. Слабое пламя рассеяло мрак. Красные блики осветили лица Улии и Асмуникал. Это брад! Может быть, он спит? Или злые духи над ним издеваются. Голова его стала горячей, а тело легким. Ничего не соображая, он кинулся в объятия Улии.

Всю ночь они просидели возле костра, описывая свои приключения. Только под утром, путники улеглись на траву, укутались в плащи и уснули.

Когда Танри открыл глаза, солнце поднялось уже довольно высоко. Первым делом, он вспомнил прошедший день. Танри еще не отошел от неожиданного наплыва счастья. Рядом с собой он слышал ровное могучее дыхание спящего Улии. Уткнувшись лицом ему под руку, спала глубоким младенческим сном Асмуникал. Из-под плаща выглядывали только ее розовые ладошки с тонкими длинными пальцами. Танри пошарил рукой рядом с собой, но место Элейи оказалось пустым. Он поднялся и озабоченно поглядел по сторонам. Девочка сидела недалеко на поваленном дереве и костяным гребешком расчесывала длинные-предлинные черные волосы.

Сзади нее показался человек. Танри нахмурился. Так широко шагают только воины. Человек нес на плече копье. У него не было бороды. Широкое ожерелье на шее. Воин Та-Кемет! Он все ближе и ближе подходил к девочке. Танри испугался за Элейю. Он схватил копье, и побежал к ней. Элейя приветливо улыбнулась, но, прочитав угрозу на лице Танри, обернулась.

- Не подходи! - крикнул Танри, - прикрывая собой девочку.

Воин остановился, снял с плеча копье, готовясь к схватке. Танри двинулся на него.

- Остановись! – услышал он сзади себя оклик Улии. – Это наш друг.

- Какой еще друг? – Танри опустил копье.

Сзади подбежали Улия и Асмуникал.

- Это же Тоа, - радостно воскликнула Асмуникал. – Сын Хеви, наместника Куши.

- Он служит Эйе, - удивился Танри.

- Не совсем, - возразил Улия. – Он нам очень помог. Спас Асмуникал от гибели.

- Тогда, мне остается просить прощения, - смягчился Танри и слегка склонил голову.

- Извини и ты меня, что нарушил твой покой, - поклонился в ответ Тоа.

- Что ты здесь делаешь? – удивился Улия, когда они расселись возле костра и принялись за завтрак.

- Я вас долго искал. Шел по следу. Расспрашивал всех встречных путников. Наконец нашел.

- Но что заставило тебя отправиться на наши поиски? – изумился Улия.

- Проклятый Эйя заключил в темницу своих же собратьев по касте. Мой отец поверил ему и пошел у этого негодяя на поводу. Даже великий Хармхаб поддержал правителя. Анхесенамут, так же, имела неосторожность поверить ему. Теперь он – полновластный правитель Обоих Земель.

- Ты решил сбежать от него и поехать с нами в Хаттусу? – обрадовался Улия.

- Нет. Счастливый случай помог мне узнать тайну правителя Эйи.

- Но мы причем?

- Тайна касается вас в первую очередь. Когда разгромили касту мудрейших жрецов, один из старших стражников храма Осириса сбежал. Эйя странно забеспокоился и приказал немедленно разыскать беглеца и убить на месте. Живым его ни в коем случае не брать. Отец поручил мне отправиться на поиски. Тут я понял, что старший стражник знает то, что другие не должны знать. Безусловно, секрет касался самого правителя.

Беднягу я нашли быстро. Мы с кушитами облазили все камыши вблизи города и обнаружили беглеца в зарослях. Из Уаста ему некуда было бежать. Его всюду ловили. Я не стал его убивать, а предложил сделку. В обмен на тайное укрытие в далекой Куши, он мне выложил все.

- Что же ты узнал? – спросил Улия, разливая по чашам вино.

- Зананза жив.

- Что! – воскликнули разом все. Улия выронил флягу.

- Он жив, - подтвердил Тоа. – Старший стражник рассказал мне, что он сам участвовал вместе с Иссихассой в нападении на посольство. Эйя ему приказал доставить тайно Зананзу живым в один из храмов Нижней страны. Разглашать тайну запрещалось под угрозой смерти.

- Но он же никому не выдал тайну. Зачем сбежал из Уаста, - не понял Танри.

- Бедняга подумал, что от Иссихассы решили избавиться из-за того, что ему известно про Зананзу. Следующим должен умереть он.

-Боги! – Танри простер руки к небу. Глаза его лихорадочно блестели. – Если это правда – я должен вырвать Муватили из рук Эйи.

- Но как это сделать? - забеспокоился Улия. – Сможем ли мы найти его, а после справиться с охраной и уйти от погони?

- Втроем – нет, - согласился Тоа. – Но в моем подчинении, пока еще, остаются две сотни преданных кушитов. По моему приказу они свернут стены любого храма.

- Осталось узнать: в каком из них содержат Зананза, - сказал Танри, - и я подниму всех амореев.

- Не надо, - не согласился Тоа. – Зачем столько шумихи. - Две сотни кушитов – достаточно. На побережье у меня стоит два боевых корабля. На них мы спустимся по Хапи. Старший охранник мне выболтал, что Эйя хочет перевести Зананзу в Уаст. Правитель задумал вернуть сына Суппилулиуме в обмен на земли Лабана, части Нахарины и Кадеша.

- Мы будем вдвойне прокляты, если позволим ему сделать это, - рассердился Танри.

- Но, Тоа, - осторожно спросил Улия. – Неужели ты пойдешь против воли божественного правителя?

- Я ненавижу его, - сквозь зубы процедил юноша. – С подлецами надо бороться их же оружием.

- Тогда, скорее в Угарит, - предложил Улия.

- Постой, - остановил его Танри. – А как же голова Иссихассы?

- Я отошлю ее в Хаттусу с одним из моих слуг, - предложил Тоа.

На том и порешили.

12

 

Гребцы – невольники, напрягая натруженные спины, вращали весла. Плеть надсмотрщика свистела в воздухе и звонко хлопала по телам. Широкий парус разбух от попутного ветра. Корабль с низкими бортами уверенно двигался по ровной глади Хапи. Таран на носу выдвигался далеко вперед и оканчивался бронзовой головой волка. На носу возвышался небольшой шатер. С десяток копьеносцев стояли в карауле вокруг шатра.

Впереди появился небольшой город. У пристани покачивались два торговых судна и два военных корабля. Кормчий направил судно к пристани. Рабы привязали причальные канаты к толстым бревнам и поставили сходни. Торговцы хотели ринуться на палубу со своим мелким товаром, но копьеносцы их не пустили.

- Эй ты! – начальник стражи указал на девушку, у ног которой стояли два плетенных ведра с водой. – Поднимись на борт и напои гребцов.

- Слушаюсь, господин, - ответила Асмуникал. Она взяла ведра и направилась к сходням. За ней последовала Элейя с глиняной кружкой в руках.

Элейя подносила к губам гребцов кружку. Несчастные жадно пили. Начальник охраны неотступно следил за Асмуникал.

- Эй, девчонка! – позвал начальник стражи Элейю. – Напои пленника в шатре.

Элейя послушно наполнила кружку и вошла в шатер. Она увидела юношу, сидевшего на деревянной скамье. Элейя подала ему воду, сама очень тихо шепнула:

- Готовься! Тебя сегодня освободят.

Гарусные глаза юноши засветились. Он хотел что-то спросить, но девочка уже выскользнула из шатра.

В это время начальник стражи грубо схватил Асмуникал за руку и прошептал:

- Ты не здешняя?

- Я - лувийка, - ответила Асмуникал, изобразив на лице испуг.

- Ты так красива, - страстно задышал он ей в самое ухо. – Ты свободна?

- Нет, я в неволе.

- Еще лучше. Кто твой господин?

- Почтенный торговец. Он живет в городе.

- Я куплю тебя у него. Ты будешь жить в хорошем доме. Не будешь работать. Хочешь такого счастья?

- Да, господин. Но тот, кому я принадлежу, вряд ли захочет продать меня.

- Ерунда! Я богат. Нет во всем Та-Кемет раба, которого бы я не смог купить. Пусть вечером приходит с тобой и назначает любую цену. Если он этого не сделает, то потом сильно пожалеет.

- Я передам твой приказ, - поклонилась Асмуникал.

Они с Элейей спустились обратно на пристань. Начальник охраны провожал их хищным взглядом.

Вечером четверо чернокожих рабов подошли к кораблю, плавно покачивая носилки. В носилках сидел Тоа, переодетый в длинную одежду ассирийских тамкар. Рядом с ним сидела женщина. Накидка скрывала ее лицо. Рабы поставили носилки на землю. Тоа поднялся и поклонился Начальнику охраны.

- Твое лицо мне знакомо. Где я мог тебя видеть? – Повелительным тоном спросил стражник.

- Я бываю во многих городах, - скромно ответил Тоа.

- А впрочем, вы – торговцы, все на одно лицо. Ты привел девушку?

- Да. Вот она, - он показал на носилки.

- Что-то она крупноватая, - усомнился старший охранник. Днем, мне показалось, была стройнее. Ты мне, хоть, ту привел? – недовольно крикнул он.

- Откинь накидку и убедись.

Начальник стражи спустился с корабля, подошел к невольнице и откинул накидку. Перед собой он увидел черную губастую рожу Хуто. Одной рукой кушит схватил его за горло, другой подставил огромный кривой нож к животу охранника.

- Одно неверное движение – и он тебя зарежет, - предупредил Тоа.

Начальник охраны вытаращил глаза, хотел сто-то произнести, но пальцы Хуто еще сильнее сжали горло, а острие ножа проткнуло кожу на животе.

Начальник охраны, за ним рабыня, торговец и четверо рабов поднялись на корабль. С другого борта к ним причалило военное судно, с которого посыпались вооруженные кушиты. Первыми на борту захваченного корабля оказались Улия и Танри. Двое охранников, которым, в случае нападения, предназначалось убить Муватили, кинулись к шатру, но их сразу же закололи. Всю остальную стражу разоружили или скинули за борт.

- Не верю своим глазами, - закричал Зананза, обнимая Улию и Танри. – как вам удалось?

- Мы пришли выручить тебя из плена, - сказал Улия. – Нам помог Тоа, сын Хеви.

Тоа нигде не было. Он стоял на берегу и разговаривал с Асмуникал.

- Вот и все. Все колышки вбиты в землю, - не то радостно, не то грустно произнес он.

- Куда же ты теперь направишь свои стопы? – участливо спросила Асмуникал. – В Та-Кемет тебе находиться опасно. Эйя обрушит весь гнев на твою голову. Даже Хеви и Анхесенамут не смогут тебя защитить.

- Я не останусь здесь. Направлюсь в Куши. Прекрасная страна со знойными пустынями и густыми лесами. Там я родился и возмужал. Пока остановлюсь в Фарасе. Буду следить за окончанием строительства храма. Его начал строить еще мой дед. Посвящу жизнь Богам.

- Станешь чистым жрецом? – удивилась Асмуникал. – Но ты полон сил. Неужели, ты решил отказаться от земной жизни? Не заведешь жену, детей, из которых вырастут смелые воины или мудрые писцы.

Тоа покраснел.

-Это невозможно, - вздохнул он. – Никакая женщина не привлекает мой взор.

-Но почему же?

- Я любил двух женщин больше жизни. Одна из них недосягаема. Зовут ее Анхесенамут. Я давно ее любил. Когда умер мой друг и господин Тутанхамон, - конечно, грех так думать, - но отец хотел сделать меня мужем Анхесенамут и правителем. Я был на верху счастья. Но не оттого, что займу божественное место и буду близок к Богам, а оттого, что стану близок к ней. К сожалению, мое счастье разбилось вдребезги вместе с сердцем. Ненавистный Эйя влез змеей на трон, убив все мои надежды.

- А вторая твоя любовь так же недоступна?

- Ее я спас из зубов крокодила. Когда впервые взглянул в ее лицо, то мое сердце вновь собралось из осколков и забилось новой жизнью. Но она обрела утерянного супруга, и в ее жизни нет для меня места.

- На то воля Богов, - утешила его Асмуникал, закрывая лицо головной накидкой.

 

Весла ударили по воде. Корабль потихоньку отошел от пристани. Кормчий правил на середину реки. Смотрители за парусом расправляли снасти. Как вдруг появился огромный боевой корабль. Высокие борта горели свежей краской. Мачта подпирала небо. Огромный парус, наполненный ветром, быстро нес громадину по воде. На корме и на носы возвышались закрытые площадки для лучников. Длинный крепки таран на носу заканчивался бронзовой головой шакала. Громадина шал на перерез.

- Остановитесь! – крикнули с боевого корабля.

Весла легли на борт. По ним ловко перебрался коренастый воин и спрыгнул на палубу. За ним следом перебежали еще несколько воинов.

Кушиты схватились за копья, но, увидев человека с широким медным обручем на голове и колючими глазами, тут же попадали на колени. Танри, Цула и Зананза обнажили мечи, Тоа схватил копье.

Коренастый воин заложил руки за спину и без тени страха смерил всех внимательным пронзительным взглядом.

- Я вижу перед собой главаря повстанцев и Старшего кантикини, - сказал он уверенным голосом, привыкшим строить армии и бросать в атаки. - Тоа, сын Хеви. Наслышан о твоих дерзких поступках. Этого юношу я не знаю, - бросил он, взглянув на Улию. Затем перешел к Зананзе. – А ты - сын лабарны?

- Кто ты, и как смеешь останавливать корабль, на котором находится посольство Великой Хатти? – выступил вперед Зананза.

- Прошу простить меня, сын великого лабарны, что посмел нарушить твой покой. Я слуга того, кто угоден Амону, непобедимый Хармхаб, военачальник всей армии Амона и командующий всем флотом Амона. Я не силен в дипломатической этике и не умею говорить приветственные льстивые речи.

- Что же тебе нужно? Взять нас под стражу? Живыми мы не сдадимся, - предупредил его Танри.

- Я явился к вам, передать послание великому лабарне Суппилулиуме. Тот, кто угоден Амону, просит прощения у лабарны, за нанесенные оскорбления. Мудрейший Эйя не знал о заговоре против посольства, - соврал Хармхаб. – Он посылает множество подарков лабарне, - в это время с военного корабля по перекидным сходням уже волокли тяжелые сундуки. - Но самое главное, вот эти золотые таблички с договором о мире и разделе границ.

- Я передам их Солнцу, - ответил вежливо Зананза, вкладывая меч в ножны.

- А тебя, - он ткнул пальцем в грудь Тоа, - я хочу видеть среди своих военачальников. Отвози послов и возвращайся. Я буду ждать тебя.

- Но, неустрашимый Хармхаб, - возразил Тоа, - тот, кто угоден Амону, сильно зол на меня. Он не просит моих дерзостей.

- Если ты мне нужен – простит, - категорично заявил Хармхаб. – Ты сильный, дерзкий и умеешь мыслить. Мне нужны такие люди. Пожалуй, я отдам под твое начальство один из корпусов Птаха.

- Неустрашимый, я слишком молод для такой должности.

- Это не должность – это ответственность, - ответил Хармхаб. Затем обратился ко всем. – Пусть ваш путь охраняет Амон. – Поклонился и ловко перебрался обратно на свою громадину.

 

Корабль благополучно добрался до Милаватны. Местные торговцы наблюдали, как на берег сошли трое мужчин, девушка и маленькая девочка. Несколько больших дорогих сундуков сгрузили на пристань. Корабль отчалил обратно.

Когда небольшой караван подъехал к Хаттусе, в городе во всю отмечали праздник Килам. Караван проследовал через Львиные ворота к халентуве. Внутри все было украшено цветами.

- Узнаю вкус распрекрасной таваннанны, - воскликнул Зананза, поправляя гирлянду из роз. – Ее любимые цветы.

В халентуве стояла тишина. Но за стенами шумел праздник. Улия поймал какого-то мешедя и приказал принести вина и закуску. Тот нехотя согласился. Элейя, раскрыв рот, глазела на великолепное убранство дворца, боясь сделать лишний шаг.

- Разве здесь живут люди? – удивилась она. – Тут так красиво.

- Привыкнешь, - уверил ее Зананза. – Теперь это, и твой дом.

Танри куда-то пропал, но вскоре вернулся со стопкой глиняных табличек.

- Вы мне не поверите, - обрадовался он, - но я больше всего боялся, что пропадут эти рукописи.

- Что в них? – поинтересовался Зананза.

- Записи мудрого Киры, - объяснил Танри, любовно ощупывая неровности на табличках. Киру убили, и он не успел мне передать ключ к расшифровке. Кое-что мне удалось разгадать

- И о чем же он пишет? – заинтересовались все трое.

- Он пишет, что на великой земле нашей будет всегда расти хлеб и жить люди. Множество народов сменится. Будут звучать другие языки, сотрутся в пыль города и вырастут новые. Одни Боги сменят других, но жизнь будет продолжаться.

- Откуда он это знал?

- Он был великим жрецом, и Боги делились с ним своими мыслями.

Вдруг за стенами послышался нарастающий шум. Долетели звуки музыки.

- Пойдемте скорее на стены, - предложил Муватили. – Приближается процессия.

Они взобрались на стены Южной цитадели, и перед их взором предстал весь великий город в полной красе. По широкой улице от храма Бога Грозы двигалось яркое праздничное шествие. Играла музыка. Стройными голосами пели жрецы. Впереди процессии важно шествовали мешеди в высоких шлемах. За ними четверка белых коней влекла золоченую колесницу. На ней гордо, словно сам Бог Грозы, стоял мудрый и могучий лабарна Суппилулиума. Рядом восседала неувядаемая таваннанна Фыракдыне, полная холодной красоты. Могучий, преданный Цула шел рядом с колесницей. С другой стороны степенно шагал Фазарука. Сзади, верхом на конях скакали горцы, высоко подняв копья. Впереди отряда гарцевал всадник в накидке из леопардовой шкуры. Он уверенно сидел на коне. Медный шлем сиял в лучах солнца. Конечно же, это – Хемиша. А рядом Барбиша еле сдерживал горячего ассирийского скакуна.

«Аха!» - кричал радостно народ, приветствуя великого правителя.