МОНОЛОГ УССУРИЙСКОГО ТИГРА Я вам единым словом не солгу – Во мне как будто бес сидит мятежный, Я сплю – и вижу, как сбежать в тайгу, Мочою, расписавшись на манеже. Мне по ночам о воле снятся сны, И щемит сердце в радостном волненье: Я по морозцу, в золоте луны Неспешно обхожу свои владенья. Я вижу на снегу олений след, Горбуш в реке высматриваю спины, А здесь мне предлагают на обед В оглоблях опочившую конину. От этих дум меня бросает в жар: Так что ж я гибну в цирковой рутине? Я – грозный уссурийский тигр Раджа. Какой дурак мне дал такое имя? Мне княжеский с рожденья титул дан, И я весь цирк заставил помнить свято, Что я крупней на сотню килограмм Бенгальского тщедушного собрата. Бог весть, зачем я лезу на рожон И львам плюю на царственные гривы, В них нрав давно звериный усмирён – Как пудели они декоративны. Точу я когти о дубовый пол И скалюсь, к шее прижимая уши, Немало я в калеки произвёл Людей, ко мне с хлыстом войти дерзнувших. Стон пролетает по рядам зевак, Я на арене сею страх и смуту. Меня б давно продали в зоопарк, Но тот никак не соберёт валюту. Со мною в цирке вечная возня, Есть даже директива от министра: Тому, кто сможет укротить меня, Дать звание народного артиста. Эй, карьеристы! Где же вы? Ау! Хоть кто-нибудь, желательно бездетный! Я обеспечу звание ему, Хотя, боюсь, скорей всего посмертно. Ну, наконец, нашёлся идиот. О, нет, он сам в герои дня не метил – Его взяло начальство в оборот, Грозя статьёй за пьянство тридцать третьей. С болонками тот чудик выступал, Мне попугай про жизнь его поведал. Я, как свиданья, нашей встречи ждал, Что даже отказался от обеда. В тот вечер был я откровенно зол, Надменно фыркал: "Не таких видали!" Подправил когти о дубовый пол, Придав им остроту дамасской стали. Так что, кому хотел он доказать, Открыв засов моей железной двери? Но странно, я взглянул в его глаза, А в них тоска затравленного зверя. Как, он один? Святая простота, Хоть взял бы из уборщиц секундантов, В рубахе, в джинсах, даже без хлыста И без жрецов коварного гидранта. Да он меня же режет без ножа! Взял простотой, без всякого нахрапа. "Дай мне на счастье лапу, тигр Раджа", – И я зачем-то подал ему лапу. Хоть я питаю к людям неприязнь, И пусть скудна невольника диета, Раджа – индийский феодальный князь, Знакомый мало-мальски с этикетом. Он, осмелев, на корточки присел И говорил невнятно что-то долго. Как хорошо, что я его не съел – Меня б сейчас замучила изжога. Переведу на русский этот бред, Чтоб был он удостоен пониманья. Короче, жил-да-был один поэт, И был он родом, кажется, с Рязани. Ночная свежесть и пахучесть слов, Какого колдовства в них скрыта сила! Мне сладкое созвучие стихов, Как шум деревьев, душу бередило. Гнев усмирив, я дал «отбой» страстям Ведь он в опале, он – невольник чести, Мы оба в оппозиции к властям, Нам, как друзьям, держаться лучше вместе. Кто мог предвидеть вот такой расклад: Я тронут страстью по родному дому, Мне дрессировщик сделался как брат – Я вскрою горло за него любому. Мы с ним по духу кровная родня. Не видела Москва такого дива: Он вывел на ошейнике меня, Мы в парке сёмгу запивали пивом, В столице всё же сволочной народ, Ментовский вскоре припылил Уазик, Я, как на тумбу прыгнул на капот, И экипаж забился в «обезьянник». Начни они стрелять бы – быть беде, Но кто-то сверху рассудил иначе: Я стою больше, чем всё РОВДе С Уазиком обшарпанным впридачу. По рации я слышал разговор, Мудрец какой-то разрешил всё махом: «У нас давно с ментами перебор, А тигров в мире меньше, чем монархов». Я повторить хотел прыжок на бис, Но в парке уже не было народа, И я рычал: «Да здравствует Гринпис - Сподвижник верный Матушки-природы». В ночной кабак швейцар нас не пустил, Мне друг не дал пресечь его издёвки. Не помню, кто кого назад тащил, Но мы проснулись на опилках в клетке. Премьера! Друг волнуется до дрожи. Я загадал: коль званье не дадут, Прорваться в представительское ложе И там взбодрить заплывший жиром люд. Как скунс, противный, как хорёк, проворный, В концертном фраке, длинном, как пальто, К нам то и дело прибегал ковёрный, Вынюхивал, собака, как да что. Он с другом нас расспросами замучил, Все ждал, подлец, когда же я вспылю, Он был администрации лазутчик – А я шпионов с детства не терплю. Изыди, бесноватое созданье, Не то такой устрою "променаж"! Как никогда, я слушаю с вниманьем Предстартовый, последний инструктаж. Арена. Свет. Я глохну от литавр, Ловлю мне адресованные знаки И по кругу качу тяжелый шар. Ко мне на спину прыгают макаки. Ещё вчера б им не снести голов, Но нынче я все вольности прощаю, Беру барьер из трёх стоящих львов, Да что там львы – слона перелетаю. Горящий обруч – это ж трын-трава, Здесь главное – собраться нужно с духом. Я не со зла, скорей из озорства, Отвешиваю пуме оплеуху. Не спать на тумбе! Ап! Але! Апорт! Не допускать в программе проволочек! Какой-нибудь курилка-репортёр Черкнёт о нас заметку в сорок строчек. И мы в цветных афишах заживём, Покроем все финансовые бреши. Я, князь тайги, стал нынче королём Загаженного кошками манежа. 6.08.2006 |