... может сон... может явь... точно был шепот и крик... точно там был я... и там был он... * * * Давно. Я видел его лишь один раз. Всего несколько минут. Мы не общались. Но я его помню. Уже более 15 лет. Он был высок, строен и элегантен. Он просто смотрел. Очень внимательно. Смотрел на меня, и ждал. Какими будут мои действия. Просто ждал. И я испугался. Хотя я не могу сказать, что был очень пугливым ребёнком... ну да, бывало пугался. Обязательно рисовал себе разные ужасы в темноте. Во сне приходили отрицательные герои, и я отнюдь не всегда был героем положительным. Обычный мальчик. Со своими страхами и радостями. Помню напугала меня в детстве собака. Я, маленький мальчик, выхожу из подъезда, открываю дверь. А он на меня смотрит. Моя голова заканчивалась, когда начиналась его. На целую голову выше меня. Дог. Кажется Английский дог. Хотя может и не Английский. Это не важно. И гавкнул на меня. Напугал очень сильно. Я стал бояться всех собак. Один их вид наводил на меня ужас. Закончился страх так же внезапно. Просто через несколько дней я посмотрел на собаку, и понял — не боюсь. Такие детские страхи бывали. Но здесь было нечто иное. * * * А при том я совсем не запомнил его лица. Ни одной черточки, ни одного изгиба. Как будто лица и не было. Как будто пустота. Но я запомнил его образ. И запомнил ощущения от его взгляда. Он пронизывал. Он, как будто, просил. Но просил так, словно приказывал. И я четко знал, ослушайся я приказа, прощения не будет. Но выбор, всё же, оставался за мной. Это сейчас пришла уверенность, что свобода выбора — огромная ценность. А тогда что? Тогда это было не важно. Не играло для ребёнка ровно никакой роли. Потому что ребёнка могли наказывать, уговаривать, ругать. Ребёнок мог ломаться и менять своё поведение, а мог и оставить свой взгляд. Но никогда бы ребёнок не подумал, что когда подрастёт, за него выбор будут пытаться продолжать сделать все и всегда. Тогда это было за пределами прогнозов. И всё же страх был. Он вводил в панику. Полное ощущение, что исправить этот выбор не получится. А человека я боюсь. И отвернуться от него тоже боюсь. Мне кажется, что можно было лишь моргнуть, и меня отпустят. Погладят по головке, похвалят и отпустят. Я вернусь, и буду жить как жил, расти как рос. Но сделать этого я не мог. Человек не позволял жульничать. Только смириться или бунтовать. Чем-то это напоминает школу, вроде бы можно и с длинными волосами ходить, но вроде как это и не нравится директору. Можно и смириться и постричься, а можно и бунтовать. И не только про волосы. И про одежду так же. И про поведение. Можно многое, но это вызывает вопросы. Запрещают многое, но это вызывает недовольство. Главное, что бы простое «хочу» не перемешалось с вредным «назло». * * * А это была моя комната. Я сидел на крае дивана. Не мог пошевелиться. Не мог открыть рот. Хотел позвать на помощь. Не мог. Все запреты были в его взгляде, хотя лица и не видел. Взгляд не разрешал мне ничего сделать, ничего сказать, никого позвать. Разрешал только сделать выбор. С ним или без него. Изо всех сил я попытался закричать. Услышал лишь свой тихий шепот: «Мама». Обычная детская жизнь. И обижали старшие дети. И драки и разборки. И попытки ограбить. И много что другого. И пожалуйста, попробуйте. Но я буду защищаться. И сам могу потом пытаться нападать. Да всё что угодно, кроме одного — самого сложного. Попросить помощи. Это было за гранью детской мысли. Я же супергерой. Я могу сам. А если не получиться, то можно будет что-нибудь сочинить. А вот если позову на помощь — как потом оправдаться? Никак. Позор. И ощущения, будто я падаю в бездну. Одновременно с тем сижу и смотрю на него, но падаю в бездну. Ничего нет. Пустота. И падение бесконечно. Потому что я сделал не тот выбор. Он предлагал нечто другое. Но только мне. Я проснулся. Разбудили родители. Говорили, что я кричал, как резанный. Звал маму. Я лишь разминал губы. Боялся, что опять не смогу ничего сказать. Даже шепотом. * * * Я запомнил ощущения от его взгляда. И взгляд запомнил. Совсем не запомнил его лица. Но зато очень точно запомнил фигуру и одежду. Красивый тёмный плащ, темные брюки, глянцевый капюшон. Очень стильно. Излучение уверенности. И нет лица. Я запомнил те ночные чувства. Хорошо запомнил. Но ему я стараюсь не поддаваться. Думаю запомнил я его навсегда. А имя его, полагаю, должно звучать: «Искушение». |