Было уже поздно, но домой Иван возвращаться не хотел. Он шел по главной улице городка, не оглядываясь на редкие машины, проносящиеся мимо в соседний Екатеринбург, и смотрел на желтые окна многоэтажек. «Неужели и там, за этими уютными занавесками, сейчас сидит свой пьяный Огарок и раздает тычки домочадцам?» Пашку, своего отчима, Иван только так и называл – Огарок. По пьянке Пашка спалил свой дом. И вот погорельцем пришел жить к его матери. Огарок всегда, как придёт к ним домой пьяный, начинает кричать:

- Иван, фьють! – и не глядя на Ивана, Огарок указывал пальцем на двери. Квартира была однокомнатной, и это означало, что Ивану надо было погулять с часик, пока Огарок будет заниматься любовью с его матерью. Один раз мать пробовала возражать против этого, так Огарок, долго не разговаривая, припечатал мать кулаком в ухо. Мать упала на кровать и не шевелилась, а Огарок пинками заставил Ивана убежать на улицу.

«Скорее бы уж в Армию!» - до осеннего призыва оставалась какая-то пара месяцев, но Иван буквально считал дни, когда он сможет уйти от деспота-отчима и безвольной, попустительствующей ему матери.

Иногда Огарок приходил не один, а с собутыльником и, выставив бутылку на стол, требовал, чтобы мать приготовила закуску. Сегодня он тоже притащился с каким-то алкашом и выгнал Ивана на улицу.

«Ну и разберусь же я с ним, как вернусь из Армии!» - подумал Иван. Он представил, как заходит домой в форме десантника, в блестящих хромовых сапожках, в голубом берете, на груди – дембельские аксельбанты, под кителем – тельняшка десантника. Он представил испуганные при виде его накаченных мышц, заискивающие глаза Огарка. Но он даже не посмотрит на него. «Фьють», - скажет он Огарку и укажет на дверь, а вдогонку даст ему такого пенделя, что тот навсегда забудет дорогу к ним. Иван улыбнулся. Скорее бы уж!

«А что здесь будет твориться, пока он, Иван, будет служить два года в Армии?» - вдруг подумал он. «Огарок забьет мать!» У Ивана заныло сердце. Он хотя и сердился на мать за ее слабость, но дороже и ближе матери у него никого на этом свете не было. И мать всегда его жалела. Когда Огарка не было, она обнимала Ивана и, прижав его голову к своей груди, гладила его по волосам мягкой и нежной ладонью, говорила: «Потерпи, Ванюша, еще немного! Он уже сейчас тебя побаивается, а скоро совсем притихнет!»

Ноги сами привели Ивана обратно к дому. Квартира у них располагалась на первом этаже двухэтажного деревянного барака, и он не удержался, глянул в окно – не успокоился еще Огарок? Кровь бросилась ему в голову, как только он увидел, что творилось в квартире. Пьяный вдрызг Огарок, ухватив мать за кофту, тащил её к кровати, не обращая внимания на её сопротивление и её слабые тычки. Мать, выскользнув из своей кофты, бросилась из квартиры. «Ах, ты… убью!» - взревел Огарок и, раскачиваясь, устремился следом. Иван бросился в подъезд на подмогу матери и столкнулся с ней, едва успев заскочить в дом. «Беги, Ваня! Беги!- крикнула мать и, оттолкнув Ивана, кинулась в сторону. Иван не успел сообразить, в какую сторону бежать, как упал сбитый с ног Огарком. Тот тоже свалился с ног, выронив из рук большой кухонный нож. «Убью! – зарычал Огарок и, поднимаясь, потянулся за ножом. Иван с проворством лисёнка опередил его и, схватив нож, быстро-быстро на четвереньках, поспешил под лестницу. Но Огарок успел схватить его за ногу и вытянул из-под лестницы. Иван, не помня себя от ужаса, выставил вперед руку с ножом. Огарок вдруг отпустил его и схватился обеими руками за свою шею, из которой вдруг фонтаном, как из кита, брызнула кровь. Невидящими глазами он вытаращился на Ивана и вдруг упал. Поднявшись, Иван загипнотизировано смотрел на лежавшего неподвижно Огарка и на черную лужу крови, преградившую выход из подъезда. Иван повернулся и медленно пошел в свою квартиру. Но перед дверью он остановился и, постояв немного, развернулся и прошел дальше, вверх по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. Когда он уперся в лестницу, ведущей на чердак, он остановился, постоял, замерев на месте как зомби, но затем, встряхнувшись, поднялся на чердак.

Иван захлопнул за собой люк и сел на бревно. Ноги дальше не шли. Руки тряслись мелкой дрожью. Внизу вдруг заходили, захлопали двери, послышались взволнованные голоса. Когда всё стихло, Иван лёг на рассыпанный между бревенчатыми перекрытиями керамзит и долго лежал, пытаясь просто глубоко дышать. Затем он заснул. Когда открыл глаза, был в разгаре день. Об этом можно было судить по золотым от кружащих в струях света пылинкам. Свет падал сквозь щели на крыши как летний дождь в солнечном лесу, а доносившийся с улицы шум напоминал ему шум ливня. Поэтому Иван не сразу вспомнил, что с ним произошло. К вечеру нестерпимо захотелось пить. Да и поесть, тоже не мешало. Иван решил спуститься. Когда он зашёл домой, то сразу оказался в объятиях матери.

- Сынок! – говорила мать, обнимая его, - С тобой всё в порядке? Проголодался? Поешь!

Когда он ел вкусный горячий суп, мать рассказала ему, что приезжала милиция и забрала собутыльника Огарка – Белобородова Сергея. Сам Огарок лежит в морге. Мать заплакала. После сытного супа Иван выспался и пошёл в милицию. С повинной.

В дежурную часть, куда он обратился, спустился молодой оперуполномоченный и увел его на второй этаж, в свой кабинет. Там уже был другой оперуполномоченный, молодой человек лет двадцати пяти, сидевший сосредоточенно перед компьютером.

- Так вот, Михаил, - обратился к нему весело спутник Ивана.- Тут к нам с явкой с повинной пожаловали! Иван Семенович, аж Поддубный!

- Поддубный? – переспросил Михаил, не отрываясь от компьютера, - И что же это нам Иван Поддубный желает сообщить?

- Признаться я хотел, - сказал Иван, - В убийстве.

- Присаживайся, присаживайся, Иван, - сказал Михаил, продолжая работу с компьютером. – Сёма, освободи там стулья от вещдоков.

Наконец, Михаил закончил свою работу и с интересом повернулся к Ивану.

- Так в каком ты убийстве хотел признаться, Ваня?

- Да вчера Чернова Пашку убил, - сказал Иван.

- Чернова? – переспросил Михаил, - и что же ты теперь хочешь, Ваня?

- Ну, это… понести наказание.

- Опоздал ты, Иван, - весело откликнулся Семен, сидевший в углу за своим столом.

- Погоди, - остановил товарища Михаил.- Человек обратился по адресу и сделал правильно, что обратился. Другое дело, что поздно. Ты почему так поздно, Ваня? Убийство было вчера вечером, а ты только сейчас на –

думал прийти. Где ты был, Ваня?

- Испугался я и на чердаке сидел.

- На чердаке сидел, - повторил Михаил. - Пока, Ваня ты отсиживался на чердаке к нам уже Сергей Белобородов, собутыльник Чернова Пашки, с повинной обратился. Опередил он тебя, Иван, признался в убийстве Чернова. И даже успел наказать себя сам – повесился сегодня ночью в камере Белобородов. Вот так.

- Как так?! – испугался Иван, - и что ж теперь делать?

- А что делать? – отозвался из своего угла второй оперуполномоченный, Сёма, - иди домой и живи. Если совесть позволяет.

- Постой, Сёма, постой, - сказал Михаил. – Это было бы не совсем правильно. Вот ты,- он повернулся к Сёме, - доведись тебе совершить убийство – не дай Бог, конечно! – вот ты смог бы так просто уйти домой без наказания и жить, как ни в чём ни бывало?

- Нет, конечно! – живо отозвался Сёма.

- А почему же ты думаешь, что Иван хуже тебя?! – спросил Михаил.

В этот момент вдруг распахнулась дверь, и в кабинет без стука вошёл человек в форме подполковника милиции.

- Ну что, когда справка будет готова?- обратился он к Михаилу, не глядя на Ивана.

Молодые оперуполномоченные поднялись со своих мест.

- Осталось только распечатать, Александр Васильевич! – отрапортовал Михаил.

Подполковник подошёл к компьютеру и глянул на экран монитора. Помолчав минуту, он сказал:

- И что же, это работа оперуполномоченного за восемь месяцев? Ты это хочешь сказать своей справкой?

Он пошёл к выходу.

- Больше недоучек в свой отдел не беру, - сказал он, уходя и даже не поворачиваясь при этом, - лучше сами проситесь от меня в дежурную часть, а ещё лучше – постовыми в изолятор.

Когда дверь за ним захлопнулась, оперуполномоченные молча сели. Было видно, что они были подавлены устроенным разносом.

- Вот так, Ваня, - наконец произнёс Михаил, оторвавшись от экрана монитора и поднявшись с места. – И нам перепало за тебя. Вот что значит отсидеться на чердаке!

Иван понуро опустил голову.

Михаил повернул ключ в замке массивного сейфа и извлёк оттуда пухлую папку. Вернувшись на место, он стал перебирать находившиеся в ней бумаги.

- Надеюсь, ты понимаешь, - сказал он наконец, найдя нужный документ, - мы не можем оживить Белобородова и повернуть всё вспять. Не можем… - он задумался. Затем ожесточённо поскрёб пятерней затылок – Но мы вот что сделаем… - он убрал лишние бумаги со стола, оставив найденные документы. – Белобородов, хотя и сделал явку с повинной по убийству, которое ты совершил, зато никак не хотел признаваться в убийстве, которое совершил не так давно сам. Бывают в жизни такие парадоксы. - Он повернулся к своему товарищу, - Сёма, дай Ивану чистый лист бумаги и авторучку.

- Значит так, Ваня, пиши: «Я, такой-то такой, тогда-то и тогда изнасиловал и убил маленькую девочку…» Пиши – пиши! Иван! Белобородов ответил за тебя, а ты будешь отвечать за него! Коли так получилось. Идёт?

- Идёт, - ответил растерянно Иван.

***

Спустя два месяца он сидел в кабинете следователя прокуратуры. За то время, пока он сидел в переполненной камере следственного изолятора в областном центре, он весь запрыщавил, и его мучил жестокий насморк. Окно в камере следственного изолятора было без стекла и ноябрьский холод выстужал камеру основательно.

- Ну, задал ты нам, Ваня, работы! – говорил следователь, молодой человек в очках.- Отвечать надо за свои, а не чужие дела!

Иван понуро опустил голову: - Я хотел как лучше, - сказал он тихо.

- Ну ладно, Иван, разберёмся. Распишись в протоколе. Заранее ничего не обещаю, но думаю, что для тебя все может и обойтись. Я вижу в твоих действиях признаки самообороны. Сейчас я изменяю тебе меру пресечения с заключения под стражей на подписку о невыезде…

Когда Иван расписался в протоколе, следователь вручил ему постановление об освобождении из - под стражи. И уже весело поинтересовался: - А кем служить-то хотел, Ваня?

- Да в десантуре!- ответил Иван, поднимаясь с места и ещё не веря такому обороту дела.

- Ну, думаю, ты ещё послужишь Родине, Иван! – сказал следователь, провожая его из своего кабинета.

Когда Иван вышел из прокуратуры на улицу, то от осенней свежести у него даже закружилась голова. Было холодно, кое-где даже лежал снежок. Иван и не надеялся уже, что в его жизни что-то может быть хорошо!

Из стоявшей неподалёку белой «Нивы» его окликнули.

- Иван? Поддубный? – поинтересовался пожилой мужчина, сидевший на водительском месте.

- Да, - сказал Иван, водитель ему не был знаком. «Может быть, мама прислала за мной?» - подумал он.

- Садись!- пригласил мужчина.

Как только Иван сел в машину, рядом с водителем, машина тронулась.

Когда они проехали последние улицы городка и въехали на опушку леса, Иван вопросительно посмотрел на водителя.

- Поговорить надо,- сказал водитель, не глядя на Ивана. Они проехали вглубь леса и остановились. Водитель вышел из машины. Иван тоже вышел.

- Пройдем, - сказал водитель. Они еще немного прошли вглубь леса. «Не иначе, собирается выведать у меня информацию по сокамерникам», - подумал с тревогой Иван и вспомнил наказ одного матерого уголовника, который почему-то взял его в камере под свою опеку.

«Никого не бойся, Иван. Никому не доверяй. Полагайся в этой жизни только на самого себя… И не болтай лишнего».

Когда они остановились у высокой сосны, мужчина посмотрел на него и спросил хмуро:

- Узнаёшь место?

- Нет, - ответил Иван. Его любопытство уже давно сменилось тревогой, и он ждал, когда всё прояснится.

- Видишь? – мужчина расстегнул куртку и показал Ивану короткоствольное многозарядное ружье «Сайга». – Специально для тебя купил!

- Но мне не нужно! – воскликнул Иван.

Мужчина снял с плеча ружье и передернул затвор:

- Ты думал, что если милиция тебя отпустила, то значит и ускользнул уже?!

Иван смотрел во все глаза и ничего не мог понять. Наконец, до него дошло. Это родственник Огарка!

- Дяденька, не убивайте! – выкрикнул он.

- «Дяденька!» Наверное, и моя девочка так кричала, когда ты её, гад, насиловал и убивал?! На колени, скотина!

Иван поспешно опустился на колени. Мужчина, подойдя к Ивану, подставил ствол ружья к его переносице и тут же выстрелил. Когда Иван завалился назад, неловко, как гимнаст-неудачник, поджав под себя ноги, мужчина направился к своей машине. Он бросил ещё пахнущее порохом ружье на заднее сиденье, сел в машину. «О, Господи…! Наконец-то, доченька, твоя душа успокоится! – сказал он и зарыдал, уткнувшись лицом в рулевое колесо.

Успокоившись, он запустил двигатель и поехал в милицию. С повинной.