Он показал язык, косматый гений, Когда познав пространства глубину, В клочке бумаги вывел в уравненье, Что ждет частицу, птицу и луну. И стало вдруг щемяще и тревожно За хрупкий мир звенящий на ветру, Который так легко исчезнуть может По прихоти великого Гуру. За шелест трав на солнечных полянах, Гуденье пчел в июньскую жару, Свеченье листьев осенью багряной, И вешних облаков летучую гряду. Настанет день, неумолимо точен, Когда сжимаясь в тонкую струю, Знакомый мир, и весел и порочен Впорхнет как моль в нелепую дыру. Под бой часов, не ведавших вопроса, С кукушкой прокричавшей в пустоту, Мы канем во владения Безносой, Что в рубище бессменно на посту. Где может быть божок фарфорово-раскосый, На все назначит строгое табу, Меж шестерен не знающих износа Дробя пространство время и судьбу… И в перспективе жутко-безголосой, В раздумье дни свои и я сочту, И вновь приду к тебе с немым вопросом; Но лишь любовь в твоих глазах прочту. |