ВРАЧ Проработав 35 лет врачом-педиатром и заведующим отделением, она живет вместе с сестрой в маленькой однокомнатной квартире на Уралмаше. Здесь её знают, уважают, любят. Она родилась в Белоруссии в обыкновенной еврейской семье. Отец, Абрам Борисович, имел незаконченное юридическое образование и работал в различных хозяйственных организациях. Мама, Клара Григорьевна, была домохозяйкой. Вскоре после рождения Раи семья переехала в Крым, в Симферополь. Причиной переезда была болезнь отца – туберкулез, необходимо было сменить климат. Кроме Раи, в семье было еще трое детей, и все девочки. Дети учились в многонациональной симферопольской школе, где были татары, русские, греки, украинцы, евреи, армяне, караимы. В школе Рая увлекалась рисованием, лепкой и мечтала стать архитектором. В 1936 году, после окончания школы она уезжает в Днепропетровск учиться по этой специальности. И в это время дома умирает отец. Рая возвратилась в Симферополь и, возможно, под влиянием этой безвременной смерти решила стать врачом и поступила в медицинский институт Симферополя. Пролетели студенческие годы, и наступило лето 1941 года. Война изменила все планы и всю жизнь. К началу войны Рае оставалось сдать последний государственный экзамен по педиатрии. Сегодня Раиса Абрамовна с улыбкой вспоминает, что педиатрию её буквально заставил сдать заведующий соответствующей кафедрой. Упрямая выпускница полагала, что в начавшейся войне педиатрия не потребуется. Знать бы, что именно педиатрии она посвятит долгие-долгие годы. Но пока до этого было далеко. После получения диплома она пару месяцев работала на кафедре судебно- медицинской экспертизы института. Вскоре война подступила вплотную к Крыму, и Раису, как врача, призывают в Красную Армию и присваивают звание капитана медицинской службы. Мама, глядя на повзрослевшую дочь, сказала: «Ну вот, не зря я называла тебя «мой мальчик». Вроде как накаркала. И вот мой мальчик идет на войну …» Вскоре капитан Раиса Гольдман была в составе батальона связи при штабе 172 стрелковой дивизии. Шли ожесточенные бои на знаменитом Перекопском перешейке. Первые кровь и боль, первые убитые и раненые, первая самостоятельная работа. В один из вечеров ей с помощницей, фельдшером Тамарой Елецкой, довелось познакомиться с новым командиром дивизии полковником И.А.Ласкиным. Увидев в полутемной землянке двух молоденьких девчонок, полковник решил, что перед ним санитарки, и тогда Рая обиженно разъяснила, что она не санитарка, а врач. Наша армия с большими потерями отступала к Черному морю по направлению к Ялте. Семья Раи, мама с двумя младшими сестрами, эвакуировалась на Урал, в Магнитогорск. А ее путь лежал теперь на запад, в Севастополь. Судьба распорядилась так, что капитану Раисе Гольдман пришлось стать участницей героической обороны этого города с самого первого и до последнего дня. …Я смотрю на фотографию, приведенную в вышедшей после войны книге командира, на которой сняты женщины 172 дивизии 8 марта 1942 года в осажденном городе. Вижу на ней прославленную разведчицу, ставшую впоследствии Героем Советского Союза Марию Байду, с которой дружила в те годы Рая Гольдман и с которой переписывается до сих пор. Вижу других защитниц города, а вот капитана Гольдман на фотографии не нахожу. Почему? « В тот день было много раненых, и я все время провела в операционной, - отвечает она на мой вопрос. А в тексте книги я читаю описание одного из тяжелых боев: «Примерно через час попало в окружение командование 514 полка - подполковник И.Ф. Устинов, комиссар полка О.Н.Карасев. С небольшой группой автоматчиков они попытались прорваться. Завязалась перестрелка. Устинов и Карасев были ранены. Врач Раиса Гольдман бросилась к Устинову, чтобы сделать перевязку, но он приказал ей отходить, а сам снова стал отстреливаться». Это пишет генерал-лейтенаннт И.А.Ласкин, человек, которому в Сталинграде 1943 года довелось возглавлять группу по пленению фельдмаршала Паулюса. Во время кровопролитных боев капитан Раиса Гольдман была ранена в ногу. Она была награждена орденом Красной Звезды, о чем было напечатано в армейской газете, но этот орден до сих пор не получен ,в той обстановке было не до орденов … К началу июля 1942 года оборона Севастополя подходила к концу. Защитники города, зажатые немцами на маленьком скалистом пятачке Херсонеса, надеялись, верили, ждали, что подойдут корабли и заберут их. Девяти кораблям действительно удалось прорваться, но забрали они далеко не всех. А вскоре военврач Гольдман была ранена в голову и контужена. Когда пришла в себя, то первое, что услышала – лай овчарок и немецкую речь. Голова была забинтована шапочкой Гиппократа, капитанских шпал на петлицах не было, вокруг – пленные красноармейцы и моряки. Понимая, что её внешность может вызвать подозрение немцев, она назвалась гречанкой Таисой Константиниди. Имя похоже на её собственное, а фамилию она позаимствовала у своей одноклассницы. Вскоре загноилась рана на голове, и тогда она сама вскрыла ее лезвием бритвы. А затем – сначала Польша, потом Германия, лагеря. Вспоминая те страшные годы, она говорит: «Вы знаете, в лагерях я как-то меньше боялась немцев, хотя каждая минута могла грозить смертью. Я больше боялась предательства, опасалась, что кто-нибудь опознает меня и донесет». А тучи над головой сгущались. Уже дважды ею интересовалось гестапо: «Бист ду юде?» - «Ты еврейка?» В первый визит специальная экспертная комиссия долго измеряла лоб, переносицу и пришла к выводу: «Чистокровная гречанка». Пришлось поправить – наполовину, мама – русская. Надо было как-то объяснить незнание греческого. Но повторный интерес гестапо к Константиниди убедил её в необходимости побега. Ей удалось бежать, причем после побега ей помогла семья немецкого рабочего, даже купила ей билет на поезд, идущий на восток, но в поезде её арестовали. Дальше потянулись тюрьмы, лагеря и снова тюрьмы. Это были жуткие времена, но она верила в освобождение, и в тюремной камере рождались строки, которые она помнит до сих пор: Как хорошо, когда все забываешь, Что узник ты, что некуда идти. И лишь прошедшее по каплям вспоминаешь И думаешь, что будет впереди. Я пробудилась, сна как не бывало, Мечты мои – пока лишь только сон. Как, мама дорогая, я устала, Кто может мне помочь, ну кто же он? Где ты сейчас? И часто ль вспоминаешь О дочери своей, что мальчиком была … Ты обо мне совсем, совсем не знаешь. И слезы, слезы, сколько пролила. Сестренки, дорогие, умоляю: Мне маму сберегите, вас прошу. Когда вернусь – я этого не знаю, Но ждите, дорогие, я приду. 9 апреля 1945 её освободили американские войска, вылечили (в тюрьме заболела туберкулезом) и после установления её врачебной квалификации она стала работать врачом в международном госпитале, где наряду с американскими, английскими врачами, работали и советские медики. Когда она вернулась домой, мамы в живых уже не было. Совсем немного она не дождалась своего мальчика. Раиса Абрамовна Гольдман вплоть до 1993 года проработала врачом, а затем заведующим педиатрическим отделением больницы. Имеет много грамот и благодарностей за отличную работу. Несколько раз её представляли к почетному званию «Заслуженный врач РСФСР», но что-то в бюрократических кругах не срабатывало. Она с удовольствием вспоминает свои былые поездки в Севастополь. В 1965 году, накануне двадцатилетия Победы получила приглашение на празднества в Севастополь. Вся больница, где она работала, постаралась помочь в этом деле. Быстро договорились о билете на самолет, проводили в аэропорт. И вот она в городе-герое, на торжественном заседании защитников города. В президиуме сидят бывшие руководители обороны города адмирал Ф.С. Октябрьский, генералы Е.И.Жидилов, И.А.Ласкин. «После торжественного заседания мы, ветераны 172 дивизии, выстроились на сцене, и генерал Ласкин медленно пошел вдоль строя, здороваясь с каждым. Я намеренно встала в конце шеренги. Остановившись напротив меня, Иван Андреевич не поверил собственным глазам:«Рая?! Ты?! Не может быть! Ведь были свидетели, как ты погибла!» … Мы сидим с Раисой Абрамовной и ее старшей сестрой Любовью Абрамовной уже шестой час и все говорим, говорим. Разговор, как водится, перескакивает с одной темы на другую, что-то уточняется, сестры обмениваются воспоминаниями. Любовь Абрамовна спрашивает: - Раечка, а я что-то не помню, чтобы мама называла тебя мальчиком. - А ты тогда уже училась в Днепропетровске, потому и не помнишь. -Да, да, наверное, потому. Ты знаешь, мне почему-то запомнилось, как мама, баюкая тебя, все напевала: "Рохеле, моя Рохеле..." |