После этого разговора с мужиками у Гамаюнова дела дома пошли скверно. Жену как подменили. А что разговор? Так, мужской треп!

В поселке Березовский хорошая банька была. Не лень было смотаться туда за километров десять на такси. Да вместо таксиста работал Сашка Тулеев. Он не пил, поэтому каждое воскресенье около двенадцати дня собирал гоп-компанию за один объезд. Договорились так – не выходит кто во время, сам добирается! А кому охота ловить или вызывать тачку?

Каждый разговор у шаек с вениками на лавках парной и начинался с подначки над Тулеевым.

- Эх, Сашок, сейчас выйдем в предбанник, пивка дернем. Благодать!

Гаврилов работал токарем. На работе был молчун из молчунов, а здесь как прорывало!

- А ты смотришь на нас и думаешь: «Кабы не жена, я б тоже сейчас гудел!» Так да?

- Да язва у него, Витек! Яз-ва! - Заступался Гамаюнов.

- Молчи уж, птица мудрая…

Так и шло. Тулеев был рад, что у него друзья и он не пьющий. Ни разу в жизни не пил. И не язва у него. Принцип такой. А это в России ну никак не признается за достоинство мужчины! А здесь сам Гаврилов, авторитет цеха на Авиакоре. Да и Гамаюнов не последний человек в автосервисе. Всегда Сашке поможет, то колодки поменяет, то шестерни, то муфты. Да мало чего в машине требует ремонта!

Савельев Володька был четвертым, но был первым, кого забирал Сашок. И первым, залезая на сиденье рядом с водителем, ругался:

- Вот, стерва! Какой уж год с вами в баню хожу, а не верит. Баба, говорит у меня на стороне!

Над ним начинали смеяться после Сашка.

- Смотри, Женька, во на улице, у бани, твоя Милка стоит! Да с таким дрыном! Сейчас пойдет в наше отделение проверять... Ты уж выстави свой, да мыло смой, сразу узнает.

Все ржали. Да и сам Савельев не обращал внимания на подначки.

- Хорошая она у меня баба, - говорил в другие минуты Володька. Был у нее первый мужик, мотун, каких свет не видывал. Вот и беспокоится…

- А у меня Клавдия верит мне, как себе, - неожиданно развил разговор в несколько иную сторону Гамаюнов. – Она мне так сказала: «От гульбы я тебя не удержу. Хочешь, иди, собирай грязь, но уж такого я назад не приму. Сама не гуляю, и тебе нечего даже думать об этом!»

Они вышли к буфету после первого тайма в парилке. Пиво было холодное и забористое. Эх, лепота!

- Имеют связь на стороне, - начал было очень правильную речь Сашка, - те, кто не видит золото перед глазами. Вот раньше, в Средние века, алхимики были, они пытались из любого материала сделать золото. Эту идею можно увидеть в сказках почти всех народов мира, когда в золото превращается все, к чему притрагивается заколдованный. Так вот, в жизни все может быть прекрасным, если видеть его.

- Что ж получается, - спросил Гаврилов, - мы слепые, что ли?

- Слепые на хорошее, вот ничего и не видим.

Так ответил Сашок, хотя в школе его называют Александром Викторовичем. Он трудовик, детей учит табуретки собирать.

- Котята рождаются слепыми. А что делает кошка? Лижет им глаза, пока те не прозреют. И вся система воспитания должна работать так – глаза открывать детям.

- Она им и открывает! Вон в школе дерут с нас за все! Я ползарплаты отдаю за Димку и Светку. То учебники какие-то иные, то охрана в форме, то встречи с профессорами…

- Так что у тебя там с женой? – спросил вдруг Гаврилов Гамаюнова.

- Ничего, – не понял тот.

- А ты что-то жаловался…

- Да хвалил я ее за разумность!

- Да разве можно жен хвалить? Ни в глаза, ни за глаза!

Вот и подменили Клавдию. В доме был порядок идеальный. Ходила, пылинки сдувала, ругалась, если кто в дом грязь нес. Гости ли, мать ее, да и сам Гамаюнов. А после того разговора в бане, все как-то у нее из рук начало валиться. Раньше домой с работы спешила, обязательно зайдет в ближайший универсам, возьмет к ужину всем по вкусненькому, сама не брала ни водки, ни вина, а по телефону разрешала мужу что-нибудь прихватить. Да и пиво, бывало, вместе с ним чуток глотнет. Для компании, да что бы ему, Гамаюнову посмотреть лишний раз в глаза.

Раз задержалась на работе, два, а потом в систему вошло. На час, а то и второй задерживаться стала. На большой объем работы стала ссылаться. Мать ее стала как-то подозрительно поглядывать на Гамаюнова. А однажды спросила, муж он еще или уже нет?

- А вы под дверью с утра пораньше постойте, мама, - очень ласково ответил Гамаюнов, - да посчитайте, сколько во мне мужского еще есть…

А ведь теща зря спрашивать не будет. И если встанет под дверь, то какой там счет? Одна стыдоба!

Ну и заглянул Гамаюнов как-то с работы не в магазин, а к Клавдии на работу. А ее и нет там. Вахтер сказал, что сроду никто не задерживается, режим секретный. Нельзя! Сдай дела и иди домой!

"Почему же она стала ему врать?" - спросил себя Гамаюнов и стал думать о том, что между ними могло произойти такого, что жена врет?

Ничего не говорил он Клавдии, а в баню на следующие воскресенья ездил. Было все как всегда. Но ребята, наконец, заметили его настроение.

Уже на третий тайм Гамаюнов неожиданно всех и сказал:

- А почему у человека вдруг может пропасть интерес к жизни?

- К тебе или к жизни? – напрямую спросил токарь Гаврилов. – Вот я, например, могу куб на станке выточить. Вроде бы все вертится, а у куба стороны прямые. Но, чтобы это сделать, надо иметь к этому интерес. Ну а если жена на тебя перестает обращать внимание, значит… ты стал ей неинтересным.

- Как получается, что смолоду мы друг другу интересны, а потом – нет? – гнул свое Гамаюнов.

- Коля, ты в голову не бери гавриловские слова, - сказал Сашок. – В молодости все людям кажется интересным. А семейной жизни – это и общие хлопоты, и дети, и постель. Сегодня так, а завтра по-другому. И вроде через несколько лет все испробовано, нечего ждать нового! А ведь это хорошо. Приходит ощущение уверенности. Вот была у нас громадная страна. Все работали на идею. О будущем думали только в масштабах соревнования с Америкой. Обойдем на повороте, значит и нам будет хорошо. А сейчас нам надо каждому думать только о своем будущем…

- То есть, ты хочешь сказать, - вмешался токарь Гаврилов, - раньше это будущее мы ели как кашу из общего котла, а сейчас мы в этот котел носим свою кашу. И знаем, куда положить, чтобы есть только свое?

- Ну, почти так. А ты, Сашок, поговори с Клавдией с глазу на глаз. Если по-другому – будет беда.

 

Не сразу затеяли разговор по душам Гамаюновы. Но уж больно поздно пришла в тот вечер жена.

- Извини, Коль, - сказала она у порога, когда он пошел открывать дверь. – Сегодня у меня был трудный день, как бы экзамен.

- Ты же говорила, что работаешь, а не учишься.

- Пойдем, поговорим.

- Клава, я соберу ужин на кухне, - тут же подвернулась теща.

- Не надо. Мы с Колей посидим в зале. Дина уже спит?

- Спит.

- Садись, Коля, и слушай. Ты знаешь, сколько мне лет?

- Ну, знаю.

- А помнишь, когда Динку родила, у меня были проблемы с грудью?

- Помню.

- Полтора месяца назад я нащупала комочек. Пошла к мамологу, тот направление в онкологию. Ну и договорились на вечерние сеансы. Обследование было очень долгим. А сегодня решилось.

- Что решилось?

- Все! У меня ничего нет! Это был жировик!

- И что? – снова тупо переспросил Гамаюнов.

- Ах ты, птица моя несообразительная! У меня ничего нет! Будем жить дальше!

- Но ведь я мог всякое подумать…

- Подумал?

- Подумать-то подумал! Но я думал, что дело во мне! Вон и мама твоя стала коситься, мол, не мужик я уже…

- Ну, как бы это сказать. Мужик, ты Коля, мужик! Да еще какой! Мне врач сказал, что без мужских гормонов мог быть рецидив.

- Да не совсем я мужик. Вот, как раз месяц, даже чуть больше назад, похвалился я перед ребятами тобой. Мол, какая ты у меня правильная!

- Хочешь сказать, что сглазил?

- Да не верю я в эту чепуху, но получилось как бы так!

- Верить не надо, но и говорить о семье лучше по-меньше. Я вот за Динку переживаю. На родительское собрание придешь, каждая мамаша начинает хвалить своего ребенка. А я думаю, зачем? И молчу. Я ведь очень боюсь…

Клавдия подошла к мужу и села с ним рядом, обняв за плечи.

- Обними, хвастун, жену-то!