Ну, знаю, знаю! Знаю, что ты боишься тяжеленького и горяченького! Что для тебя это просто смерть. Ох, и тяжелый чемодан! Как бы стол не рухнул. Господи! И за что мне это наказанье! Значит, встать на стол, ой, качается! и поднять чемодан... А все Танька. Стерва! Ерунда, говорит, с мусорного ящика спрыгнула разочек - и выкидыш. А тут уже полчаса тягаю этот чемодан проклятый, хоть бы заныло. А все ты, мучитель мой. И совсем-то ты мне сейчас не нужен. Ну зачем ты мне? Ой, поясница разламывается. вчера весь вечер на грелке лежала, в ванне с горчицей парилась, чуть сердце не лопнуло, - и ничего! Вот это ты, радость моя, вцепился, клещами не вытянешь. Но ни черта! Я тебя достану, ты у меня еще попляшешь! Водочки с перцем выпью - и никуда ты не денешься, выскочишь.

 

Ой, мутит от водки-то, мутит... Ой, белый свет не мне не мил, чертенок! Ну, чертенок, как же мне избавиться-то от тебя?! Господи! Спаси, сохрани и помилуй! Только не аборт! Только не в больницу! Представляю себе их рожи: Валька-то! Тихоня-то наша! Залетела! Ненавижу! Гад!Сволочь! Подонок! А ты, малявка, ничего-то ты не понимаешь. Да и что ты можешь понять? Тебя ведь нет еще. Так, зернышко какое-то, кусочек мяса - а столько проблем! А душа? Интересно, когда в этот кусочек вселяется душа? А вдруг она уже там? Да нет! Не может быть! Это было бы слишком жутко. Говорят, тут есть одна умелица, просто мастер. Минутное дело. Вязальная спица - хоп! И нету. Ну, как, ты хотел бы, чтобы тебя вязальной спицей? А? Не-е-ет? И я не хочу! Страшно! Да и полтиника у меня нет. И вообще ничего у меня нет. Ни денег, ни квартиры, ни мужа. - ничего и никого. Одна бабка в деревне, да папаша-пьяница. Ну, вот куда, куда я тебя рожу? На койку в общежитие? Чтобы меня в два часа на улицу выкинули? Эх, ты, горемычный! Небось, радуешься, что счастливый билет вытянул, повезет родиться! Нет, роднуля, не дам я тебе этого счастливого билета. Не увидишь ты свою мамку. А мамка у тебя ничего! Да и папаша твой, беспутный, тоже мужик видный. Интересно, а ты какой? Я думаю, пацан. Мне мужики всегда говорили: "Эх, и конституция у тебя, Валька, только пацанов рожать, корма у тебя что надо!"

 

А еще говорят, можно йодом попробовать выжечь, только надо знать, как, а я не знаю. Господи! И зачем я только бабой родилась! Сейчас бы мужиком ходила себе, поплевывала, девкам головы морочила.

 

Интересно, блондинчик ты или брюнет? Забыла, как нас в школе учили по биологии, кто там получается, если мама блондинка, а папа брюнет? Да еще кудрявый. Ладно, брюнетик мой, кучерявенький, некогда мне с тобой разговаривать, уксус пить надо да на стол с чемоданом...

 

Мне сегодня ночью приснилось, что я тебя родила и на руках держу, а ты мордочкой в сиську тычешься, никак сосок поймать не можешь, а губенки мягкие, щекотно. Помню, Танька мне своего мелкого на выходной оставила, а сама на море мотанула. Он все орал, орал соску выплевывал. Тогда я ему для смеха грудь сунула - а он, дурачок, замолчал. И так мне хорошо вдруг стало, словно и не Танькин это пацан, а мой. Ладно, рассиропилась, дура. Ты вон думай, как своего вытравить, пока из общаги не турнули.

 

Да, сынок, а ведь могли бы мы с тобой на море поехать, в теплой водичке пополоскаться. Ты голенький, кудрявый, с розовой попкой бултыхаешься в воде, а я на бережку с мамашами. Люблю, когда малыши голенькими купаются.

 

Господи, как же у меня уже руки от этого чемодана болят и спина разламывается. Слушай, ну неужели тебе не тяжело! А может быть, тебе больно? И ты изо всех сил цепляешься ручонками, впрочем, нет, ручонок еще нет. Но что же ты там так крепко держишься?! Жить хочешь! Ну, миленький! Ну, хорошенький! Ну отпусти меня! Нельзя мне рожать! Нельзя-я-я-!

 

Ты, конечно, меня осуждаешь. А цены в магазине ты видел? Жрать нечего, одеть нечего, игрушек - и тех нет! Ну куда ты рвешься? Ну что ты думаешь, здесь так хорошо? На что тебе эта вонючая жизнь? Вот вырастешь, а тебя на войну пошлют и убьют! Господи! Что я такое несу! Что же мне так нехорошо-то, Господи! Ну, миленький, ну, хорошенький! Ну, отпусти ты меня!

 

Ну, вот и все, договорилась я с мастерицей, у Таньки денег заняла. Ничего, в ночную поработаю - отдам. И все будет хорошо. Все опять пойдет по-прежнему. Летом к морю с Танькой поедем. А ты - не бойся, это не больно. Как укол - раз - и нету! Ты даже не почувствуешь. Ты только глазки закрой - и все. Ты уж прости меня, сынок, что так получилось. Что-то мне каждую ночь мальчики снятся. Девчонки говорят, маяться буду. А я и так маюсь, вон, живот себе утюгом спалила, все думала выпарю тебя. О чем это я? Не о том надо. Все будет хорошо! Минутное дело. Ты ничего не почувствуешь. Что же мне страшно-то так? Или это не мне страшно, а тебе? Что же это меня трясет всю? Руки, какие у нее руки, у мастерицы этой. Белые-белые. И холодные. Сейчас она возьмет спицу... Ты только не бойся и прости меня. Я не хотела, я не виновата. Сейчас она убьет тебя - и все будет хорошо.

 

Господи! Прости меня, Господи!

 

Больно! Умираю...

 

...И отлетела душа легко и незаметно. Словно прохладный ветерок коснулся слегка запекшихся Валькиных губ, разгоряченного лица. Первая и последняя ласка нерожденного сына.

 

В сияющем ясном далеке скорбно смотрел на Вальку Господь Бог. Смотрел, как истекает кровью она и корчится на старом продавленном диване. Смотрел, как кусает губы, ерзая на окровавленной клеенке.

 

Горячая слеза скатилась по щеке Господа и упала на землю, в сухую знойную пыль, словно капли дождя.

 

-Никак дождь будет! - довольно улыбаясь, сказала мастерица, смывая на крыльце кровь с белых-белых рук.

 

1991г.