Девушка с веслом.

 

Рассказ.

 

На работу дворником его пристроил знакомый милиционер . Никита только что вернулся из детской колонии. Стал уже совершеннолетним, мечтал о собственных заработанных деньгах, на которые покупай хоть сгущенку, хоть модную рубаху, но встретил унизительный отпор взрослых дядей и теток, не желавших ободрить его рвущуюся на свободу, подстреляную душу.

В отделах кадров с опаской смотрели на его бритую голову , ножевые шрамы на лице , длинные руки, зло передергивающиеся губы, и бегло просмотрев бумажки, которые Никита представлял, с деланным огорчением вздыхали. Бывший детдомовец, колония за плечами,что ждать от этого работничка? Короткая, но взрывоопасная биография.

-- Где ж твои родители, Лапин? Почему в детдоме вскармливался ? Тебя же родил кто-то? Не с дуба же ты упал. А? Ну? Отвечай?

-- Были родители! Не чмошник я!- раз за разом подтверждал Никита.- Мать отца кухонным ножом пришила, а потом с испугу сама повесилась в сарае. Четыре года мне было. Помню кое-что. Лужу крови, например. И Луна в ней отражалась. Ночью она его пырнула. Кадык долго хлюпал... А у повесившейся родительницы язык на пол-метра вывалился. Даже удивительно мне было, какой длинный язык у человека бывает...

Кадровики лишь закатывали под лоб глаза.

--О, господи! Кремень- женщина! За что она его пришила-то? А? Ну? Отвечай?

-- Дочку ее от первого брака изнасиловал... А в колонию я по мелочи попал. Жизнь ни у кого не заныкал, карманы не обчистил. Зря мошонку парил!

-- Ступай вон , Лапин! Дверь у тебя за за спиной...

-- Закисняк, выходит, полный?

-- До сви-да-ния, Лапин!

Все, что он хотел сейчас- заработать денег на гоночный мотоцикл и прокатить на нем Наташку Клюеву. До колонии он угнал чужой мотоцикл специально ради этой девчонки, с которой учился в одной школе, но прокатить с ветерком не успел. Его ликующий выезд накрыли милиционеры... Еще пару шоколадных батончиков украл в торговом ларьке, разворотив окошко арматурным прутом. Тоже, чтобы угостить Наташку.

Помыкавшись несколько дней по городку, в котором прошла его жизнь, он решил направить стопы к к старому "менту" Фролову, хотя знал, что связываться с "кумом" последнее дело. Но жизнь прижала.

Тот когда-то брал его после угона мотоцикла "Явы", "вязал ласты", матерясь, и прочищая шариковую ручку о милицейские залосненные штаны, составлял первый протокол, раздавал мальчишке болезненные подзатыльники, грозился сделать инвалидом, если не "расколется" насчет подельников, словом оперативно, без раскачки склепал на него дело, которое ласточкой пролетело в суде... Дали четыре лета и четыре зимы. Спасибо гражданин начальничек! Век бы тебя ни живым, ни мертвым не видать, а никто кроме тебя не поможет! За отца родного почитать буду!

Мент Фролов за четыре года отсидки Никиты изрядно поседел, докарабкался до капитанских погон, обрюзг и готовился в отставку. В маленьком кабинете его, пыльном от бумаг и ядовито- прокуренном, наличествовал еще и устойчивый запах вони, как будто рядом находилась тюремная "параша"

Фролов равнодушно оглядел мальчишку, сняв фуражку, почмокал вялыми губами, спросил, как будто они расстались только вчера:

-- Ага! Лапин? Вернулся? Ну и как университет? Диплом изволь предъявить...

Никита вытащил бумажку, уже истершуюся на сгибах, и почерневшую от грязи.

-- Работать хочу, гражданин начальник! Выручай, Максимыч! - неожиданно вспомнил он отчество Фролова.- Рожу воротят кадровики от ксивы моей.

--Это хорошо, что ты пришел ко мне... Зуб держишь?

-- Нет, Максимыч! Ты пес, исполняющий службу.

-- Не стучи кадыком , Лапин! Хомут свободный я тебе найду,- сказал он, массируя обвисшие щеки.- Ты ведь теперь взрослая сволочь! Даже жену можешь подгонять себе... А не опозоришь меня, урод?

-- Бог не фраер! Чувствую- фарт подвалит, - уверенно сказал Никита, почесывая под грязной рубахой худое мальчишеское тело. Он уже долгое время не мылся, и не менял белье.

-- Ишь ты...Про Бога заговорил. Ладно, заметано! - и вдруг, натянув по глаза фуражку, тихо добавил отсыревшим голосом,- а у меня ,Никита, младшего сына Лешку убили.. Год назад ? Помнишь его? Он же другом твоим был.

--Помню, Максимыч! - почесав грязными ногтями острую макушку сочувственно произнес Никита.- Нормальный был паренек. В футбол классно играл. Умел мячи закручивать. Кто убил?

-- Бандюги местные? Дело- висяк! За профессию свою расплачиваюсь...

-- Отморозки?

-- Похоже... И дергаться мне нельзя. Дочку пригрозились в заложницы взять.

-- Их, товарищ капитан, как псов бешеных отстреливать надо. Чтоб мозги по тротуарам брызгали. Не жалко... Осмотрюсь, сделаю тебе наводочку. Ради Лешки!

-- Не успею повязать! Через год на пенсию, - устало сказал он.- О тебе позабочусь! Выправлять надо твою поганую жизнь.

Он, шмыгнул распухшим носом, и горестно поник седой головой.

Никита спросил:

-- Чего у тебя, гражданин начальник, в кабинете дерьмом пахнет?

-- Так Президент указал.

-- Не понял!

-- Бандитов нынче мочим исключительно в сортире! Как тут, сам подумай, ландышами запахнет!

...Уже через два дня Фролов повез Никиту на милицейской машине в интернат стариков. Это было красивое место на окраине городка- бывшее владения помещика Никольского.

Перед имением некогда вручную был выкопан овальный пруд. Он предназначался не для развода рыбы, купания, или водоснабжения.

У него была единственная, эстетическая цель- служить зеркалом, в котором перед въездом в имении для всякого гостя отражался величественный барский дом. Старинный архитектор все продумал до мелочей- и размер водного зеркала, и угол отражения света, и саму форму пруда.

Интернат был с колоннами, флигелями, конюшней, людской, погребом, парком. На берегу пруда стояла облупленная фигура "Девушки с веслом" Проходя мимо, Никита, хищно погладил бедро статуи.

-- Фигура класс! У Наташки Клюевой тоже ништяк!

--Кто такая?- спросил Фролов.- Первая любовь?

-- Навроде! В школе вместе учились... Ради нее и "Яву" увел.

-- Гляди у меня. Без рецидивов.

Директор интерната, полная, молодящаяся женщина в сивом парике сказала Никите:

-- По просьбе родной милиции беру вас, молодой человек, разнорабочим . У нас сто двадцать пожилых клиентов. Из четырех районов области.Жить будете во флигеле. Отдельной комнаты предоставить не могу. Соседом определяю одного нашего пациента. Человек он тихий, интеллигентный, Бывший журналист .. Евгений Рудольфович Гольд... Питание назначаю общее, из нашей столовой. Служебное жилье, намотайте себе на ус, даю на один год, так что с квартирным вопросом решайте.... Не могут по закону молодые да шустрые у нас постоянно проживать.

-- Спасибо,тетенька! Ручку позвольте поцеловать...

-- Меня зовут Викторией Николаевной.

-- Наше вам с шляпой!

-- Исправляйтесь! Перековываетесь, так сказать! У меня сын вашего возраста. Но скажу откровенно- дружбы между вами не допущу!

-- Нужен он мне, как авоська кенгуру,- мгновенно отреагировал на обиду Никита, и хотел еще что-то дерзкое добавить, но Фролов, шедший сзади больно ткнул ему милицейской дубинкой в худую , с выпирающим позвоночником спину и Никита смолк.

На следующий день мальчишка приступил к работе. И сразу же, как предугадывал, началось ему везение. По крупному! Он и не ожидал такого фарта. Нет, бог , действительно, не фраер!

На интернатской кухне, занимавшей почти весь первый этаж, он встретил.... Наташку Клюеву. Ту маленькую, круглую, налитую, как ягодка девушку, ради которой он и угонял когда-то чужой мотоцикл и курочил ларек с шоколадными батончиками.

Пока расхлебывал свою провинность в колонии, она выучилась на повара, и теперь работала в этом интернате.

Похорошела девчонка его невероятно. Рост был прежним, дюймовочным, но все девичье шик- выпуклости так и лезут из синего поварского халатика, так и притягивают взгляд своей зрелостью.

Увидел ее Никита и сразу решил: " Моей останется! Пропадать, так с музыкой! Женится буду! А че- нормально! Детей настрогаем... И работка у нее при жратве...Повезло елки-палки! "

Однако Наташка при встрече сделала вид, что вовсе не узнала его. Отвела глаза, и быстро пошла дальше, виляя круглой попкой. Никита забежал вперед и перегородил ей дорогу.

-- Здравствуй, лошадь, я Буденый- сказал он как можно ласковей,- Че, не узнаешь? Выглядишь на тыщу долларов! Класс! Не забыла гонки на мотоцикле?

Она стрельнула в него подведенными глазками, и скривив пухленькие губы, торопливо нырнула в подсобку.

-- Ладно! Мы терпеливые. Умеем подождать. - со вздохом резюмировал он.- Главное под рукой ты, девочка! Скурвилась, небось, пока я на малолетке сидел.

Вскоре он, действительно, увидел ее с каким-то парнем, тоже небольшого роста, упитанным, с лоснящимися масляными глазами. Он встречал Наташку после работы, обжимал ее, и она не била этого наглеца по бесстыдным рукам, а хихикая, льнула к нему, и ее обалденные, с острыми ресничками глазки лезли на лоб от блаженства.

Никиту подкосила эта новость. Он в колонии столько мечтал об этой девчонке. Даже пытался письма красивые посылать. Но рвал их, потому что не знал правильных слов в этом нелегком жанре сочинительства...

Как-то он столкнулся с Наташкиным ухажером в парке. Сделал ложный выпад в его сторону, как бы угрожая ножом. Парень вздрогнул и, побледнев, отскочил в сторону, будто козленок от тигра.

-- Что тебе надо?- крикнул он и глаза его потемнели от страха, а розовое, как у поросенка личико посерело.

-- Дристогон! Отвали от поварихи, а то зубы в носу повыдергаю!- коротко сказал ему Никита и ушел.

И еще видел он частенько в руках своей Наташки увесистые сумки с интернатскими продуктами, которые уносились ее домой.Это его коробило. Объедать стариков он считал последним делом.

Стариков интерната кормили скудно. Никита сам бегал ежедневно в столовую и приносил еду для себя и соседа по комнате Евгения Рудольфовича Гольда. Они поладили сразу.

Гольд, постоянно рассказывал журналистские байки, а Никита с удовольствием внимал ему.

" При Хрущеве было дело,- начинал он, отставив в сторону палочку, с помощью которой передвигался.- Кукуруза насаждалась тогда. Слушай, отрок, а ты хоть знаешь, кто такой Хрущев?

-- А как же! Коммунизьмил он всеми. Голова босиком! Мой тезка! - отвечал не без гордости Никита.

--Правильно! Не балбес! Вундеркинд!

--Рудольфыч! Обижаешь малолетку! Ты че думал,в сам деле, я гвоздь беременный разве? Историю люблю! Трави дальше.

Гольд продолжал:

-- Отчитался как-то один крупный совхоз о посевах кукурузы. Мол, на сто процентов, раньше всех выполнили план, готовьте премии и медали.

Выехала комиссия для проверки. Я от газеты был. Совхозный агроном, старый опытный мужичок повел нас в поля. Указывает рукой на пашню, объясняет: " На данной площади посеяна "царица полей", ждем к осени богатый урожай. Спасибо партии, что просветила нас, темных, насчет этой культуры. Его просят: " А ну, передовик, вскрой несколько рядов посева." Чтоб , значит, посмотреть заделаны семена в землю или нет. Агроном разгреб рукой пашню, метра этак полтора в длину. Все видят- есть семена, лежат в рядочек, прорастают". Довольная комиссия уехала. Я хвалебную статью в газету сочинил.

Осенью я снова побывал в этом совхозе. Агроном- хитрюга оказался. Всех обманул.Никакую кукурузу он не думал сеять.

-- А семена в борозде? Рудольфыч! Сам же видел ты. Он что шлангом прикинулся?

- Оказывается, агроном этот, набрал зерен кукурузы в рукав, и вскрывая землю, подсыпал их по мере необходимости. Едва комиссия уехала- дал приказ сеять овес. У него и сеялки, зерном заправленные, в ближайшем перелеске приказа ожидали... Мудрец! С кукурузой у всех в том году пшик вышел, заморозки погубили посевы. Какая в Нечерноземье кукуруза? У все земля, считай, прогуляла вхолостую, а этого хитрюги овсы выше пояса выросли...

-- Обубительно!- восхищенно сказал Никита.

-- По сорок центнеров на круг взял. Овес, как золото!

-- Некузяво, Рудольфыч! Я кашу овсяную люблю. Если с коровьим маслом, конечно! Масла можно побольше.

А еще к ним во флигель, расположенный на левом крыле имения, и глядевший окнами в парк осмелились прибегать во множестве ежики, нагло желавшие общения.

Сперва был один, разведчик, неженатый еж. С ним познакомились, потом запустили для охоты в комнату, маленькую и узкую, как пенал, и он за две ночи переловил всех мышей. Стучал о деревянный пол своими кожаными лапами, фыркал, бормотал что-то угрюмое, но боевитость проявил высшую.

Тогда Евгений Рудольфович угостил его белым хлебцом, размоченным в молоке. Еж так восхитился этой пищей, что на следующий день привел из парка и свою ежиху...А однажды утром Никита и Гольд выглянули за порог и увидели целую семейку ежей, больших и маленьких. Сидели вокруг пустого блюдца, и подняв острые мордочки вверх, требовали угощения.

Как-то Никита, добровольно исполнявший роль официанта, принес себе и соседу на ужин вовсе слабую еду. Ложка кислой капусты, котлетка, размером с медный пятак , стакан мутного полусладкого киселя, и серая оладья из размоченной манной муки.

-- Рудольфыч! В натуре оборзела кухня ,- сказал Никита, мигом проглотив свою порцию.- Воровство продуктов голимое... Не боятся. Чувствуют, что старики в тряпочку молчать будут...

Гольд, подслеповато щурясь, и причмокивая, долго смаковал пищу,словно это были деликатесы.

-- Капуста прошлогодняя, в котлете один хлеб... Вольтанулись повара! Завтра будут мясные пирожки с яблоками... Темную надо им делать.

Никита в этот день погрузил в парке две машины мусора, посыпал песком дорожки, и конечно, чувствовал зверский голод.

-- Я вчера наблюдал разгрузку фургона с продуктами,- сказал Евгений Рудольфович.- Тушу мясную видел, бананы, сыр...Мне, кстати, врач по стакану кефира в день прописал. И ежиков надо молоком поить...

-- Я возмущен , Рудольфы! Закон курятника тут... В натуре!

-- Как это?

-- Не знаешь разве? Клюй ближнего, сри на нижнего.

-- Отчасти верно!-согласился Гольд, вилкой выуживая из стакана пенки киселя. Он ел мало,был нетребователен к пище, и этим вызывал уважение у мальчишки.

-- Пойду добавку выбивать,- решительно сказал Никита.- В колонии и то лучше кормили. У нашего отряда птицефабрика была подшефная. Все некондиционную продукцию нам сваливали. Особенно яйца. Их варили. Давали сколько съешь. Правда тухлые иногда попадались... Яйцами этими, Рудольфыч, я так обожрался, что и сейчас на них смотреть не могу...

-- На меня добавки не бери. Я сегодня в гости к одной еврейской семье иду... Простится надо. Уезжают на землю обетованную. Выпустили. Пять лет мытарили...

-- Тепло там,небось, Рудольфыч?- тихо спросил Никита.-В Израиле?

-- Вероятно да! . Но не для всех!- задумчиво отозвался тот.

-- А ты не востришь туда лыжи?

-- Я уже такой же еврей, как ты китаец!

Гольд, не смотря на пенсионный возраст, носил длинную молодежную прическу. Волосы он, стянув резинкой, прятал за спиной в косичку. Когда распускал их , то мгновенно обращался то ли в носатую бабку-колдунью, то ли в Гришку Распутина, дожившего до времен советской перестройки.

Никита, покачиваясь на кровати, смеялся:

-- Ты прямо, как хиппующая редиска, Рудольфыч! Ей бо! Иисус Христос на пенсии. Хочешь я тебя постригу. Я смогу. Легко бильярд замастачу...

-- Знаю я вас, умельцев! От боли взвоешь,- хмыкал тот, умоляюще выставляя перед собой круглые, с маленькими пальцами ладони.

-- Я аккуратно. Кипятком сс...ть не будешь. Потом на Фантомаса со своим шнобелем потянешь.

-- Никита!- нахмурился Евгений Рудольфович.- Ты не мог бы разговаривать нормально. Без фени! И пошлостей...

Никита слегка смутился.

-- Давай так договоримся,- продолжал Гольд.- За каждое непотребное слово- будешь у меня ложку рыбьего жира глотать...

Никиту передернуло. В колонии отвратный рыбий жир выдавали ежедневно, перед ужином. Следил за этим маленький щуплый Тимур из Казахстана.

-- Рудольфыч! Жидомор! У тебя что рыбий жир есть?

-- А вот погляди!

Хитро улыбаясь, Гольд извлек из своей тумбочки, черную. ветеринарную бутыль. Никита сделал отвращающую гримасу, показывая, что открывать емкость не нужно, он и так верит в ее содержимое.

-- Еще тот фантик ты!

-- Договорились? А почему ты меня жидомором обозвал?

-- Рудольфыч, не серчай! Все тебя так в интернате называют! За глаза! Язык откушу свой , а больше так не сболтну. И говорить буду по-книжному.

-- У тебя , кажется, поварихой работает девушка, которую ты давно любишь?- спросил Гольд.

Никита уже поделился с соседом главными пунктами своей жизни.

-- Наташка-то! Ниче, деваха, да! Маленькая только. Так они маленькие слаще. Женится буду, Рудольфыч! Так решил я! Одобряешь? Но у нее хмырь какой-то есть...

Гольд о стянул волосы под резинку,превратившись опять в худого и сурового старика.

-- Так вот знай- этот хмырь, сынок директрисы интерната.

-- Нос откушу этому скунсу! Я из-за этой девчонки в колонии парился, а у него, гада, ширинка в шерсти. И Наташка, оказывается сволочуга порядочная - ворует у стариков продукты.. У нас в отряде таким крысам зубы без наркоза выдирали. Плоскогубцами!

Потом он двинулся в пищеблок за добавкой.

Скудный ужин, выданный сегодня, породил в интернате местную революцию. Котлеты из хлеба, и жиденький киселек, выданные на ужин, разгневали всех. Внизу толпилось, кипя, множество людей, готовых к решительным действиям.

Руководил смутой одноногий , но энергичный пенсионер Трофимыч, лысый, с коротенькой острой бородкой и в черной жилетке, похожий на Ленина в молодости. У Трофимыча была единственная в интернате заводская инвалидная коляска.

Другие безногие обитатели использовали более простые средства передвижения. Кто палочку имел, кто костыли, несколько человек с грохотом катались на обыкновенных грубых досках, внизу которых имелись самодельные колесики, один пользовался даже соломенным матом, привязанным к обрубкам ног. Шаркал им, как мочалкой, оставляя грязные следы.

Трофимыч же, как вихрь, катался по всему интернату , выкрикивал гневные слова, и не смотря на то, что инвалидная коляска была не броневиком, с которого некогда возглашал Ленин, его все прекрасно слышали и все более накалялись.

-- Боитесь ли вы острова в Белом море?- кричал Трофимыч, обращаясь к голодным инвалидам.-

-- Капээсню в упор не видим, родимый. Кырлу-мырлу ихнюю небритую. Гни свою линию, Трофимыч, придурочный ты наш! Дуй до горы! Мы с тобой! Никакого острова не боимся... Нам все одно где подыхать.

-- Постоим за себя! Звони в милицию! Мы из них самих бифштексы с кровью понаделаем. Жаждем сурового мщения... По справедливости на куски разделаем.

По интернату уже который год ходил слух о некоем жутком интернате для инвалидов войны на Белом море. Подальше Соловков. Содержаться, мол, там, люди-обрубки, без рук и ног. На диком каменном острове. Хуже тюрьмы. Покормят, а потом укол делают, чтобы человек сутками спал. Кто станет шибко кипеть- к обрубкам этим отправят. Мол, первая партия уже готовится... Списки тайные есть. По указанию правительства.

 

-- Государство родимое много нам продуктов выделяет...Да что толку! Все воровские мамоны разве утрамбуешь?- кричала согбенная надвое старушка на костылях, боевая заместительница Трофимыча, бывшая учительница физкультуры и лесная партизанка .- Верните наши каллории и витамины...Это же стриптиз какой-то!

-- Чтобы у них поперек глотки все застряло. Додумались- борщ из гнилой селедки варить. А мясо себе домой тащат.

-- Белым морем пужают...А тут житье разве краше.

-- Трофимыч! Огненный наш! Ты в войну роты поднимал на смерть. Сигнализируй ответственно в органы. Пусть их с поличным накроют. Задницы наели, носить невмоготу. Демократию ихнюю в туды- сюды, мать их на помол.

Трофимыч продирался в комнату на первом этаже, где стоял единственный доступный телефон. Путь ему заграждала тумбообразно- мощная, на десять пудов старшая повариха Степановна, работавшая здесь уже много лет. Вошла сюда худенькой стройной девушкой, а теперь стала шире варочной плиты. Коляска инвалида с раз за разом ударялась об ее огромный, тараном выдвинутый живот, и упруго, как легкий мячик откатывалась на середину зала. Телефон оставался недоступным.

-- Уйди, курвопадла!- кричала поварихе бывшая партизанка.- Морда лица шире...

Никита вознамерился было помочь Трофимычу, чьи действия он стопроцентно одобрял, потому что сам ходил вечно голодным, но тут его руку сжали чьи-то цепкие теплые пальцы. Оглянулся. Наташка Клюева. Видать, ее смена. Глазенки блестят от волнения , грудь под кофточкой ходуном вздымается, короткая юбочка съехала набок, обнажив девичьи бедра. Куда там "Девушке с веслом".

Она, задыхаясь, потащила его в подсобку. Вытащила из холодильника тяжеленную сумку всунула ему в руки и умоляюще-ласково прошептала:

-- Лапин, милый! Выручай! Никитушка, ты свой человек! Вынеси незаметно эту сумку. Спрячь у себя во флигеле, я потом зайду. Сделай это, прошу! Не могу я с пустыми руками домой вернутся. У матери день рождения. Денег нет, а гостей, дура, как на свадьбу пригласила... Этот Трофимыч, чокнутый, сейчас в милицию дозвонится... Влипну в историю! Или ты что хочешь, чтобы я в тюрьму угодила за воровство. Или с работы поперли? Не волнуйся, в долгу не останусь...Иди! Жди у себя в комнате!

И следом, перегнувшись в еще не располневшей талии, быстро не просто поцеловала его, а жадно, как изворотливая змейка, куснула его в губы. От нее вкусно пахло жареным луком.

И он сразу отравился ее откровенностью. Секунду назад был на стороне обманываемых стариков, и вот уже сломалась воля. Как покорная собачонка, подчиняясь Наташке, он выскочил в парк через служебную дверь, и вдоль стен, , пригибаясь ниже окон , по-воровские, зигзагами побежал к своему флигелю... Никто его и не увидел.

И вовремя. Через секунду к воротам интерната подкатила районная милиция.

Распаленный ненавистью инвалид Трофимыч добился своего. Не сумела монументальная работница пищеблока преградить ему путь к телеграфу.

Из прибывшей по вызову машины, кряхтя , вылез знакомый Никите капитан Фролов и еще один сотрудник в форме.

Они пошли внутрь интерната. На крыльце их дожидался в коляске распаленный Трофимыч, делая призывные жесты рукой. Мокрая лысина его блестела на солнце, как начищенный шлем рыцаря. Никита, спрятав у себя в комнате ворованные продукты, уже вернулся к парадному входу.

Обыск на кухне и в подсобке, произведенный по требованию общественности ничего не принес. Через полчаса все стояли на крыльце. Никита по стеночке тоже приблизился туда, и слышал весь заключительный разговор:

-- Никодим Трофимыч? Ты зачем нас потревожил?- проворчал Фролов, поигрывая милицейской дубинкой над блистательной лысиной инвалида. - Факты хищения не подтвердились... Выходит, ложный вызов. Клепаешь на людей. Вот расколю черепушку твою буйную.

--Меня фашист не укокал, а у тебя кишка тонка, дятел ментовский! Ты череп напрягай!

-- Жопе слова не давали. Провокатор!

-- А вы засаду устройте. Круглосуточную...

-- У них схороны есть. В парке надо искать,- подсказала бывшая партизанка.- А этой Степановне я сама харю в котлету отобью.

-- Вам нечего делать- вот и устраивайте засады да облавы.-равнодушно сказал Фролов.- А у меня три покойника за неделю. В сортире замочили.

-- Почему так? В Гитлера мать...

-- Из центра веяния. Главный в Москве ляпнул, они и рады стараться. Оно бы и ничего, да вони много. А молоко нам за миазмы не выдают.

Трофимыч просушил лысину рукавом кителя, ухмыльнулся в бородку:

- Терпи! Сам выбрал такую службу, Фролов. Я помню, ты помолоду хорошо в хоккей играл, шайбу зубами ловил. Хороший бы спортсмен мог из тебя получится. А вышел из тебя советский сраный мент.

Увидев Никиту, Фролов подал ему руку, спросил:

-- Перевоспитываешься, Лапин? Светлые чувства жизни ощущаешь в себе?

-- Все путем, гражданин начальник! На мотоцикл деньги коплю...

-- Кормежка в столовой устраивает? А то жалуются некоторые...

-- Нормально! Витамины аж штаны распирают ...

-- Ну, бывай , Лапин! Сигнализируй если что... Надеюсь на тебя.

-- Я доносчиком не согласен! Западло мне это.

-- Чудак! Твоя информация на пользу пойдет... К Трофимычу никни больше. Разоблачайте вместе козни и поползновения скрытых врагов.

Милиционеры уехали. Никита вернулся в свой флигель, и стал ожидать Наташку. Дома он снова поколебался духом, стал казнить себя за пособничество. А потом вдруг оправдал Наташку, сказав себе внутренним голосом: " Она, пожалуй тут и ни при чем. Работает недавно! Ей ли взбрыкивать против старых порядков. До нее продукты умыкали... И будут, как пить дать, еще сто лет выносить сумки. "

Вскоре прибежала во флигель потная, задыхающаяся от страха и волнения Наташка.

-- Ой, что было!- стала со смехом рассказывать она. - Все подсобки милиция перерыла. Да только мы не дурней их... Мы же по очереди воруем. Сегодня мой день. А Степановна- по средам! Спасибо, спас ты меня!

-- А у директрисы очередь есть? - жестко спросил Никита.

-- Для нее всегда красный свет,- холодно ответила Наташка, и схватив сумку, рванулась было к двери.

-- И для ее сынка тоже?- сделал нажим Никита.

Наташка слегка покраснела, игриво вскинула тоненькие, ласточкой взлетающие над голубой волной бровки, насупившись сказала:

-- Ты все уже разузнал, уголовный элемент. Да,это мой жених!- сообщила Наташка.- Он меня выбрал, и я не могу отказаться. Нормальный, вроде, парень! Только маменькин сыночек. Я тебе ничего не обещала. Ну, покатал ты меня, шоколадкой угостил... Поцеловались пару раз. Чего толку было ждать. Могли убить, мог на дно осесть.

-- Может на день рождения своей матери пригласишь?

-- Извини Никита! Нет! Категорически! Она совсем алкоголичкой сделалась. А ведь ей только сорок два года. Будет опять к тебе приставать...Мне это противно. Ну я пойду! Стол пора накрывать.

-- Значит разошлись мы с тобой , как в море две селедки? Или в луже два окурка!

--Ну и речь у тебя, однако! До колонии ты мне хорошие книжки красиво пересказывал.

--Шерсть на мне поменялась!

Он схватил Наташку за ремешок юбочки, открывавшей пупок, грубо притянул к себе.

Его вздрагивающие руки жадно зашарили по ее сбитому телу.

Опыта по части женщин у Никиты было немного.

Еще до колонии он был один раз у Наташки в гостях. Жила она с матерью-пьяницей. Та обрадовалась парню, заставила сбегать за водкой, потом пила в одиночку за "жениха", кричала "Горько", требовала брачной ночи, а когда дочь от стыда убежала из дома, налила стакан водки Никите, и затащила его в свою постель.

Еще в колонии по вечерам неведомо как пробиралась в отряд к мальчишкам какая-то расхристанная, лет тридцати большегрудая баба и шептала, на ходу снимая с толстых ног чулки:" Мальчики! Кто мужчиной хочет стать? Трешник! Я здоровая! Справка есть!"

Вот и весь Никитин любовный багаж.

Наташка опустила на пол сумку.

- Я все поняла! Ладно! От меня не убудет.- пресно и деловито сказала она, и сразу принялась раздеваться. Только кнопки на блузке затрещали. - Дверь, дурень, на крючок запри. Свет выключи....Да не рви ты одежду на мне! Носки -то зачем снимаешь, идиот, лагерный. Руки свои вон... Ну! Убери их! Командовать я буду!

Про идиота она в точку сказала. Никита полагал, что его Наташка до сих пор молодая ,глупая девчонка. Наподобие несмышленыша. А она профессором в сексе оказалась... Это он в колонии отстал от жизни. А Наташка уже знала рецепты всех любовных услад.

-- А ну- жених твой узнает?- запрыгивая потом в штаны, ухмыльнулся довольный Никита.

-- Откуда?- деловито отозвалась она.- Он маменькин сыночек. А ты дикий. Когда выйду замуж - будешь моим любовником.

-- Ого! Ты че, всерьез это?- дернулся он, чувствуя, что эта девчонка не на шутку берет над ним власть.

-- Ни хочешь- не надо!- бесцветно сказала она.- Другого найду.

-- Я не это....Я другое хотел сказать. Я согласен! Только лучше бы тебе не воровать продукты из столовки. Стариков жалко... Они как дети же. Не надо их объедать.

Она сунула руку в сумку, что-то подала ему.

Никита мгновенно, как голодный волчонок, вцепился зубами в угощение. Так жадно, что не убери она вовремя пальцы - оттяпал бы.

-- Никита! Это беляш. Он же в салфетке .Разверни обертку,- укоризненно проговорила она, одергивая на бедрах юбку.- Ну, побежала я. Моя смена послезавтра.Подходи- опять сумка будет. Рыбу копченую завезут...

-- Наташка! Кончайте вы это дело. Не по совести как-то.

-- А нечего было в интернат попадать. Одиноких я понимаю. Но у большинства дети имеются.

Она коснулась тоненьким пальцем его щеки.

-- Откуда у тебя столько шрамов?

-- Драки в колонии устраивали. Ножами резались. Чтоб характер утвердить. Наташка - я убью твоего жениха. И в парке, мазурика сытого, закопаю.

-- Дурачок! Тебя же посадят. Во взрослую тюрьму.

-- Ладно!- опять сдался Никита.- Стану помогать тебе. Зови! Но не бесплатно!

-- Договорились!

А осенью Наташка вышла замуж. Никиту на свадьбу, разумеется, не пригласили. Он опечалился этим, но не так уж слишком что бы. Маленькая, любвеобильная повариха продолжала оставаться его любовницей. Ее муж тоже часто появлялся в интернате, но лишь издали робко улыбался дворнику. " Надо что-то делать? Не хочу объедки подбирать,- мучительно думал, чувствуя себя мухой, завязшей в патоке! Он отрастил волосы, поправился, стал своим человеком на кухне, но осадок горечи на душе нарастал, точно слой гниющего ила в озере.

А в конце осени припожаловала в имение зима. Парк оглох, укутавшись рыхлым снегом, и аллеи будто раздвинулись, превратившись в холодные трубы , пронизываемые стылым, рвущимся на свободу ветром. Никита зачерпнул пригоршню снега, пожевал. Снег имел вкус Наташкиной помады. Белки, жившие в дуплах старых деревьев, огненно- рыжие на белом фоне, охваченные тревогой, молниями носились по аллеям , выискивая пропитание на зиму и были похожи на мечущиеся языки пламени. " Все! Упущу девчонку- хоть в петлю лезь!- обреченно подумал Никита"

Семейство ежиков, тоже оголодавшее, в полном составе , малые и большие, прибежали к дверям флигеля, и сели полукругом вблизи кормильцев.

-- Подсобить им надо,- озабоченно произнес сердобольный Евгений Рудольфович.- Как говорится, мы в ответе за тех, кого приручили... Я на базар смотаюсь. Орехов и яблок куплю!. Никита! У тебя деньги есть? Не жадься!

-- Водится кой-чего!- не стал врать тот.- Мне премию за этот месяц начислили. Я "Девушку с веслом" отмыл и покрасил. По доброй воле. Как живая теперь. Ведро извести истратил. Класс! Старики довольны. Трофимыч катался смотреть. Говорит- жену его напоминает. Это что раньше такие рослые, да фигуристые девушки были?

-- Были, Никита! Настоящие девушки... А теперь одни Наташки остались.

-- Ты кого это имеешь в виду, писатель ?

-- Эпоху, Никита! Эпоху! Ладно, жертвуй копеечек на животных... Сколько сможешь! Но не меньше рубля... Овес нынче дорог! Мы к столовке с тобой прислонились, а им дикая природа мать!

--"О, кей! -сказал дед Мокей"

Гольд, живо собравшись, двинулся, прихрамывая, на местный базар. Вернулся он скоро, и притащил пакетики. Орехи он, бормоча что-то себе под большой нос, разбросал под деревом, а яблоки разложил на ступеньках флигеля.

Они до полуночи не спали, потешаясь над суетой диких своих подопечных, охваченных страхом перед зимней бескормицей. Белки хватали передними лапами орехи, и прыжками на одних задних ногах, наподобие кенгуру, смешно прошивали парк в разных направлениях, а семейство ежей лишь трудолюбиво сопело и фыркало, но яблоки тоже быстро исчезли. Отец -еж пытался унести сразу несколько яблок, но они скатывались с иголок и выпадали их лап. Еж сопел и грозно фыркал.

Потом Гольд ушел спать, а Никита, оставшись на порожках флигеля, стал раздергивать свою душу, вытягивая из нее жилы и размышляя о ловушке, в которую угодил. Белизна молодого снега усиливала горечь тягостных дум. Он чувствовал себя так, будто шел в одни двери, а попал в другие.

На следующий день, он с утра пораньше, хмурый, вконец отравленный самокопанием, взяв себя за шкирку, поехал в к менту Фролову.

-- Чего тебе, Ларин?- недовольно буркнул капитан.- Дел у меня выше фуражки! Задницу почесать некогда. Опять труп в сортире замочили.

--По теме пришел я, Максимыч! Выслушай!

-- Излагай, гаденыш клейменый! Минуту даю!

-- Сам велел информировать... Озарился я душой!

--Ну!

--Воровство продуктов в интернате не кончается. Завязывать, думаю, с этим пора...

Фролов, подписав какую-то бумагу, грохнул по ней кулаком, закричал:

-- Я тоже хочу прищучить несунов. Трофимыч ваш губернатору пишет. Скоро и ООН будет от него стонать. Мне начальство на вид ставит... Выпрут раньше времени на покой. Майора надо успеть на успехах вытоптать.

-- А сколько впаришь тому, кто ворует жрачку у пенсионеров?

Фролов покрутил носом.

-- Лапин! Ты опытный в нашем деле. Все решает суд! Если попадешься лично ты, даже на мелочевке- долго будешь овчарок на зоне слушать. На взрослой, поимей в виду!

-- Я всерьез, Максимыч!

-- На много не потянет, - сказал Фролов.- Это же не тяжкое преступление. Годика два. Но вони много будет... Открытый суд, огласка, в газете пропечатают... Пометут с работы конечно! Пятно на всю жизнь.

-- Это хорошо!- воодушевленно сказал Никита.- Я всех воровок наперечет знаю. Главная там одна есть. Расписание дежурств изучил. День и час. Накрыть можешь легко, как два пальца обслюнявить.

-- Одной и хватит,- бодро протянул Фролов.- Нам главное -шуму навести. Остальные притихнут. Показательная операция! Говори, что задумал.

-- Сможешь в пятницу к интернату подкатить. Для задержания. В пять часов вечера?

-- Хорошо, Лапин! Приеду! Только чтоб без шуток! На кого это конкретно взъелся?

Никита промолчал, уклончиво ответил.

-- Повариха одна молодая. Сил нету на эту тащиловку смотреть. Сумки по пуду весом... Котлеты десятками, беляши , сгущенка в трехлитровых запаянных банках. Представляешь, Максимыч! Охереть! Нам бы так жрать...

-- Да ты, вроде, выгладился... Хорошо, Лапин!! Задержание я проведу. По твоей информации. Запишу для памяти.

Он разложил перед собой ежедневник, нашел нужное число, крупными буквами записал данные. Прихлопнул ладонью, пожал Никите руку.

--Договорились! Еще что у тебя?

-- Все я пойду! Ты, Максимыч, построже будь с воровкой. И лично приезжай на захват.

Никита вернулся домой. Его план начинал работать. А заключался он в том, чтобы бесповоротно завоевать Наташку. Чтобы она была только его женщиной...А для этого он и решил сдать ее в руки своего "кума".

Фролов был мастер клепать дела, как убедился в этом Никита на собственной шкуре. Будет суд, шумиха, стариков в свидетели вызовут, Трофимыч гневную речь толкнет, газеты напишут...С работы ее попрут, муж разведется и весь свет повернется к ней спиной. Все! И только он, Никита, единственный, кто любит ее по-настоящему, останется ей верен... Даже если определят на тюрьму. Он, чуть соприкоснувшийся с этим миром не видел ничего страшного.

Он повидал немало зэчек и в отличии от обывателей знал, что и среди них есть много замечательных женщин, каких даже редко встретишь на воле.

Пусть себе вкалывает на зоне. Он будет ездить к ней на свиданки, возить передачи, пересказывать новости, давать советы... Если будет притеснять ее там, он попросит помочь одного знакомого авторитета. " Земой" его зовут! Он напишет "маляву", он поможет... Все будет о,кей! А потом, когда она перекуется - они оформят в Загсе постель на двоих.

Наверное, это была не самая блистательная идея в мировых любовных сюжетах, но вполне логичная для нашего героя.

В пятницу он, как всегда, пошел черным ходом на кухню. Наташка держала вахту на салатах. Никита посмотрел, как ловко она режет помидоры, огурцы, крошит зелень . Нож тарахтел, как пулемет на тачанке Чапая...

--Зачем пришел?- по-свойски улыбнувшись, спросила она, не останавливая мерного стука ножа.

--Как ты это ловко делаешь,- кивнул он на разделку овощей.

-- У нас так говорят! Кто режет ножом не глядя на собственные пальцы, тот истинный профессионал.

" На зоне заставят тебя рукавицы сварщикам да водолазам шить! Кухня там ни про тебя будет! мстительно подумал Никита."

-- Сумка сегодня твоя? - коротко спросил он

-- А то! Пятница же... Я уже приготовила. Тебе там пара банок сгущенки.

--Трехлитровых?

--Слипнется?

Он наклонился к ее розовому ушку, доверительно прошептал:

-- Я того... Во флигель не потащу сумку, мой сосед дома нынче, а вынесу за ворота, к "Девушке с веслом" Подгребай туда!

-- Хорошо! Как скажешь!

-- А в следующий раз уж прижму тебя,- осклабился он.- Оголодал! Душ не принимай после смены. Кайф мне от пота твоего...

-- Ладно!- торопливо согласилась она ,-Вот держи сумку...

Он украдкой посмотрел на часы. Фролов должен скоро появится.

Схватив сумку, Никита привычно выскочил наружу.

Снег, выпавший накануне уже растаял,будто кто-то пересмотрел график погоды, но ни белок, ни ежей в парке не было.Они не верили в кратковременное возвращение лета - спали. Он шел мимо окон интерната с сумкой украденных продуктов и сотня глаз наблюдали за его позорным шествием, осуждая его. И он это знал. "Скоро все будет нормально,- стиснув зубы, бормотал он, глядя себе под ноги.- И для вас, старички , и для меня...Потерпите! Разрулим ситуацию! Поедем в правильном трамвае"

Он оглянулся. Наташка уже бежала следом, вихляясь на шпильках, взмахивая руками и едва удерживая шаткое равновесие.

Едва он приблизился к "Девушке с веслом", как на полном ходу подлетела к интернату милицейская машина. Откинулась дверь ее и наружу выскочил незнакомый Никите сержант, потом второй, третий... Фролова не было.

Милиционеры устремились к парню, цепко взяли его под руки. Никита разжав пальцы, выронил сумку. Ее тотчас подняли и снова подвесили к локтю. Никиту обдало холодным потом. Лоханулся, фраерок! Эта проклятая сумка камнем утянет его на дно. За что же такая невезуха?

--Где капитан Фролов?- в отчаянии крикнул Никита.- Я хочу с ним потолковать.

-- Нет его больше,- сказал один из сержантов.- Убили старого хрена. В сортире вонючем! Мы в блокноте запись нашли о выезде сюда. Замри, не дергайся! Разберемся!- и больно стукнул дубинкой о колено Никиты.

Один из сержантов , рыжий, деревенского вида парень, придерживая от ветра фуражку шустро сбегал в интернат и привел к месту происшествия толпу свидетелей. Наташку к моменту составления протокола будто к ветром сдуло. Старики гомонили и потрясали кулаками.

 

Вот и вернулась жизнь на круги своя...Как три года назад. Отсутствующим взором, тоскливо наблюдал Никита за формальными милицейскими процедурами. Никто за него не заступился, не прояснил ситуацию... Все были рады одному- накрыли вора!

Он старался не слушать проклятия стариков, выводивших свои подписи на протоколе обыска, тупо кивал головой на вопросы, и все напрасно искал глазами Наташку... " Ее, суку, на куски порву! Могла бы и заступится! Хахалю ноги на шее бантиком завяжу! Одна надежда на Рудольфыча! Он может правильную речь на суде сказать. Лишь бы на зоне правильно встретили! Не дай бог узнают, что у стариков "крысятничал..."

Его сводили к себе в пустую комнату, сделали опять короткий обыск, забрали документы, и увезли с собой, сцепив на худых запястьях наручники.

 

Отъезжая, он увидел зеркальный овал пруда , и белоснежную "Девушку с веслом" печально склонившую голову.