Какое у вас образование. Конечная остановка «Больница»,– объявляет кондукторша. Народу набился полный автобус и все ехали до конечной. Странно, полный автобус–и всю дорогу тишина. Так же молча люди выходят и почти строем направляются по дороге к мрачным баракам со светящимися в темноте окнами. Это онкологический диспансер Я тоже туда. После обязательного ежегодного медицинского профосмотра меня направили на консультацию к онкологу. Мы идём по гулкой, подмёрзшей за ночь, дороге. Конец ноября, холодно, но снега ещё нет. Днём на ярком солнышке всё оттает и снова кругом будет грязь. . Заходим в барак. Противно воняет хлоркой или карболкой или, ну не знаю, чем, больницей. Лампочки под потолком без плафонов, светят тускло, мигают. Сначала нужно в регистратуру. Регистратура–это часть коридора, огороженная деревянным барьером. Там, в глубине, метрах в трёх от барьера, сидит медицинская сестра в мятом застиранном халате, записывает больных в толстый журнал, заводит карточки, вклеивает в них бумажки с результатами анализов и распределяет по кабинетам. Пока на консультацию к врачам. Почему она так далеко поставила стол? Ближе к окну? Но за окном темнотища Ей же самой неудобно, всё время приходится вставать и, хотя люди стоят молча, приходится повышать голос. Вот доходит очередь до меня – Фамилия, имя, отчество, полных лет. Говори громче! Господи, ну это же всё есть в направлении. – Домашний адрес. Телефона нет? Место работы – Детский сад «Счастливое детство», методист. – Что,– кричит медсестра на всю больницу,– какое детство? Счастливое,– ну, что она в самом деле, у меня ведь хорошая дикция. Счастливое, говоришь– хмыкает она и склоняется над журналом, записывает. Так, – говорит она дальше,– образование… Ну, а это ещё зачем? – подумалось мне.– Зачем ей здесь моё образование? Но раз спрашивает… – Высшее,– кричу, подозревая, что она просто плохо слышит. – Что?– поднимает регистраторша голову. – Университет. Белорусский. Государственный. Исторический Факультет,– сиплым от волнения голосом, но довольно громко объявляю я. Она уже не пишет, смотрит на меня. Девушка,– говорит насмешливо,– на кой мне твой университет? Это у тебя диагноз такой– Образование. Новообразование. Поняла? Поняла, поняла, но зачем так орать.Я фыркаю, мне смешно и стыдно Мне кажется, все надо мной смеются – вот выпендрилась со своим высшим образованием. Я оглядываюсь. Нет, никто даже не улыбается, никому нет дела до меня с моим образованием, все заняты собой. Смеётся только старый худой дядька в унтах. Он стоит за мной, в руках раскрытая книга, я заметила, он её и в полутёмном автобусе читал, ехали вместе. Не дрейфь, Галиночка, – говорит он тихо, –. ничего у тебя нет, вот увидишь. И не слушай её, всё у тебя хорошо. Это ж надо – исторический факультет, университет,– добавляет он уважительно. Получаю талончик в 12-й кабинет, он рядом с регистратурой и отмечаю, что.12-й–это хорошо. Занимаю очередь и слышу, что весёлого моего утешителя зовут Константин Петрович, что ему сорок лет и он геолог. У него тоже «образование» и его направляют в тот же кабинет, что и меня. Константин Петрович листает книгу, делает пометки карандашом. «Как он может читать здесь,– думаю я, извелась за эти две недели ожидания., пока готовились анализы, пока подошла очередь. Мыла, стирала, убирала. Никогда бельё не крахмалила, а тут решила, вот случится со мной самое плохое, посмотрят на моё накрахмаленное хрустящее бельё и скажут… – Дурочка ты у меня,– сказал муж,– крахмаль, крахмаль, потом будешь сама смеяться. Но я-то видела, что он здорово переживает. Я не выдержала: – Послушайте, а откуда Вы знаете, что у меня, ну, что у меня нет этого… образования .? –.А я ясновидящий,– наклонился ко мне Константин Петрович,– только посмотрю на человека, и всё про него знаю. Не веришь? Ну что бы такое сделать, чтобы ты поверила? Вот хочешь, сегодня пойдёт снег. Настоящий снег. И уже не растает до самой весны? – Конечно, хочу, надоела грязь. Ну, всё, открывается дверь, медсестра приглашает меня войти. Ноги становятся ватными, сердце стучит где-то в горле. Я оглядываюсь – Константин Петрович ободряюще улыбается. Врач – пожилая казашка, зовут Бахыт Хусатаевна, написано на самодельном бейджике, пришпиленном к халату большой булавкой, долго и внимательно осматривает меня, изучает результаты анализов. Наконец отодвигает на середину стола мои бумажки и облегчённо вздыхает. – Оснований для беспокойства нет, биопсия показала бесструктурные массы, это хорошо–ни стационара, ни операции не требуется, просто раз в год нужно будет приезжать сюда на осмотр. Спрашивает про ребёнка. Да, ребёнок есть, девочка, четыре года Врач улыбается: красивое имя – Ксюша. Мне тоже хочется сказать ей что-нибудь приятное, ну например, что у неё тоже прекрасное имя –Бахыт, но я стесняюсь,врать, да и медсестра уже стоит у дверей, ждёт меня. Я вылетаю из кабинета, ищу глазами Константина Петровича, его нет. Медсестра выходит следом за мной и вызывает совсем другую пациентку. – А где, – обращаюсь я к очереди,– вот здесь стоял мужчина? Ну, как же не было? В унтах. Высокий такой… Молчат. Я пробираюсь по коридору, мне непременно нужно увидеть его и сказать, что у меня всё в порядке и…я спохватываюсь: почему же я не спросила, а у него самого-то как же? Раз ясновидящий. Всегда так, только о себе. Я постою здесь, наверное, его направили к другому врачу. Я подожду, должен же он выйти когда-нибудь. Из кабинетов выходят люди, по- разному выходят, и сразу видно, кому сегодня повезло, а кому… Вот совсем молодую девушку выводит из кабинета медсестра, девушка плачет навзрыд, её окружают родственники. Медсестра выясняет, кто мать, приглашает на беседу с врачом. Плохо. Старик аксакал выходит, надевает свой треух, улыбается: «Поживём ещё!», потом кланяется всем, желает здоровья. Они идут по коридору с внуком, красивый юноша, и радостно говорят на родном, казахском языке. Я стою уже долго. Люди заходят в кабинеты, выходят, но Константина Петровича среди них нет. Нужно спросить в регистратуре, но регистраторша ушла, наверное, насовсем ушла, потому что на столе никаких бумаг. Я выхожу из барака и зажмуриваюсь от яркого света. Хлопьями падает снег. |