Летушный змий.

 

-1-

 

-Горько – кричали изрядно подвыпившие гости.

Жених и невеста встали, нехотя поцеловались. Гости продолжали пить. На столе было полно яств, закуски и алкоголя – жених был сыном директора крупной кампании, а по сути, остолопом, проедающим и прогуливающим деньги отца. Невеста – победитель конкурса красоты. Свадьба, а точнее дорогая попойка, проходила в одном из самых дорогих ресторанов города. За столом сидела «элита» - напившиеся, не соображающие богачи. Фраки их были измяты, кто-то успел подраться с кем-то. Началась свадьба шикарным торжеством, а в конце, ничем не отличалась от обычной – все пили и «гуляли». Со смехом наблюдал за всем этим Александр, являющийся либо двоюродным, либо троюродным братом невесты, в общем, кем-то вроде седьмой воды на киселе. Он чуть ли не рассмеялся, когда один из банкиров, одетый во фрак, испачканный и походивший на тряпку, шатаясь, сел, и начал играть… на баяне, не известно от куда взявшймся.

Прошло время. Было за полночь. Гости расходились. Жених стоял со своими дружками, обсуждая свои похождения, и строя планы на то, как они будут тратить деньги влиятельных отцов-богачей.

В соседней комнате сидела невеста в компании своих подружек. Одна из них спросила невесту:

- Ну что, ты Димку-то любишь?

- Что я, дура что-ли?

- А что вышла-то за него?

- Ты ва-ще дура, не понимаешь?! У его же отца деньги куры не клюют… Тем более никто меня не спрашивал.., брат с отцом договорились с этими, ну.., родственничками моими новыми.., а я согласилась…

 

. . .

 

Александр возвращался домой со свадьбы. Он прекрасно осознавал: - нужно хорошенько выспаться, ведь с утра нужно было бежать в институт - он был студентом первого курса. Также, Александр осознавал, что сделать ему это не удастся – уже далеко за полночь, тем более его изрядно напоили, заставляя пить то за здоровье невесты, то жениха, то какого-нибудь влиятельного гостя, а Александр, из приличия, не мог отказать.

Завершался январь. Был мороз градусов двадцать. Шёл снег. Александр шёл по улицам Екатеринбурга, родного, но ненавистного ему города, на пролетарские окраины, на Уралмаш. Денег на такси у него никогда не было; общественный транспорт уже не ходил.

На обочинах дорог, во дворах и на деревьях лежали слои пушистого снега, порой казавшегося серебряным под светом уличных фонарей и светофоров. Грязный снег с дорог был плохо виден; на него падал новый, мягкий, словно отчищая слой старого, грязного и подтаявшего.

Снег с дорог был ужасен; он был чем-то вроде перемешанной, грязной, не ровно лежавшей массы, мешавшей и вызывающей только лишь злость, а также омерзение. Порой, счищая его с дороги, бульдозер словно мстил ему за то, что он, выпав, лежит и мешает всем переезжать через него, или проходить, топча, и калеча, не замечая его стонов – хруста под сапогами. Он был не нужен ни кому. Он был омерзителен всем, по этому с ним боролись, растапливая, уничтожая.

Снег, что лежал во дворах, не счищался. Он никому не мешал, он был красив. Но когда пройдёт снегопад, пройдут январские морозы, а затем начнётся весна, он начнёт таять. Он перестанет радовать глаз, и станет мешать проходящим через тот двор, где он лежал, и его уберут – приедет бульдозер. Но пока был январь. Всё было ещё впереди.

Александр шёл домой сквозь ночь, сквозь тусклый свет. Единственным, пожалуй, естественным и честным светом был лунный. «Да, эта ночь – лунная.., красота, но не для города. Он не способен её оценить…» - думал Александр.

Под ботинками скрипел снег. На улице не было ни души. Было тихо. Руки Александра мёрзли, ведь их слабо грели перчатки, пусть и кожаные – они не давали тепло, более того, казалось, что они его забирали, при том, забирали безвозвратно.

 

. . .

 

Александр уже шёл по улице того района, где был его дом. Вдруг, тишина ночных улиц была нарушена. Его окликнул один из четырёх, подошедших к нему.

- Эй, парень а-нука стой! – словно пронизывая тишину и внешнее, кажущиеся спокойствие ночных улочек.

Александр понял, что его хотят ограбить. Капельки пота текли по его лицу из-под шапки. Лицо стало бледнеть. Казалось, что у него побледнели даже щёки, розовые от этого январского мороза 2000-го года. Тот же, кто проколол, пронизал на сквозь тишину и внешнее спокойствие своим голосом, достал нож. Свет фонаря падал на стоявших возле Александра. Сталь ножа, угрожающе, блестела под светом того же фонаря.

- Эй, ну ты чё (нецензурное слово) не понял? А ну, гони там, трубу-мобилу, деньги там, нето обшмонаем и порежем. Давай, по-быстрому… сам!

Александр решил не поддаваться на его требования. Он решил бежать.., бежать куда-нибудь в темноту дворов.

- Ну ты чё, не понял вообще? Гони, нетто пырну! Александр понял, что нельзя терять ни минуты. Он побежал.

 

. . .

 

Началась погоня. Грабители пыхтели от отдышки на морозе, сковывающим дыхание во время бега, впрочем, Александр тоже еле дышал. Под ногами раздавался скрип снега. Снег скрипел и летел. Александр увидел старый, сталинский дом с аркой. «Пожалуй, это единственное спасение, может мне удастся скрыться во дворах… Впрочем, те наверняка местные…»- думал Александр. Он свернул во двор через арку. Грабители за ним. Александр побежал во двор сквозь арку, повидавшую многое. Облетевшая штукатурка, на месте которой проступал красный, тёмный от старости, кирпич, и лишь изредка шлакоблок. На этой кладке можно увидеть великое множество рисунков и надписей. От пошлых до политических; допустим буква «А», палки которой проступают через очерченный вокруг неё круг, обязательно чёрного или красного цвета – «анархия». От любовных надписей, вроде: «Саша, я тебя люблю!», до изображений в стиле «граффити», которые, на этих стенах, есть проявление вандализма, а на отдельных, специально отведённых под них, чем-то вроде искусства, впрочем, именно – чем-то вроде. Надписи и рисунки на стенах арки были видны от части, но и то, благодаря небольшой лампочки, которая, висела здесь непонятно почему, и непонятно кем она была повешена, однако лампочка горела в тёмное время суток, притом всегда – парадокс, но и такое случается! Надписи, рисунки, мы не обращаем на них внимания, проходя мимо них, спеша куда-то, обязательно всегда. Однако, стоит приглянуться, призадуматься – авось, что прейдет дельного на ум! Авось!

«Авось» - думал Александр, вбегая сквозь арку, во двор.

Александр, сломя голову, теряя на бегу шапку, бежал, но силы его были на исходе. Холод ещё губительней действовал на дыхание. Вдруг, Александр увидел металлические гаражи, стоящие во дворе. Грабители отставали от Александра, постепенно теряя интерес к нему, а тот бежал, ведь «у страха глаза велики!». Тем более, пред Александром до сих пор вставал образ того грабителя, и сталь ножа, которая так блестела от света фонаря! Александр забежал куда-то за гаражи. Теряясь в лабиринтах гаражных кооперативов, спасаясь от гнавшихся грабителей, он подскользнулся на льду; упав навзничь, он потерял сознание.

 

. . .

 

В бессознательном состоянии Александр был недолго. Но находясь в нём, он видел сон, или видение, но во всяком случи, он видел нечто пророческое.

Во сне, он стоял в поле. Оно было покрыто сугробами. Шёл снег; его белые хлопья падали на Александра. Во сне он ощущал холод. Ему снился рассвет – необычайный, зимний рассвет. Снег прекращал валить. На горизонте показался силуэт. Вдруг, солнце вспыхнуло яркой вспышкой, и озарило светом того человека, силуэт которого видел Александр. Это был его брат, родной брат. На нём был воинский камуфляж, по щеке катилась слеза. Его фигура была неестественно тонка для него. Взгляд.., взгляд.., он был проникающим, проникающим глубоко в душу, и несомненно незабываемый не для кого. Его брат держал в руке свечу.., она горела; огонь был беспокоен, он дёргался из стороны в сторону. Вдруг, капля его слезы скатилась со щеки, и затушила свечу. Вдруг, солнце село, не смотря на то, что только что был рассвет, да не просто село, оно упало, провалилось. Всё потемнело, наступила тьма.

Александр проснулся.

 

. . .

 

Александр встал. На его лице таяли снежинки. Он оттряхнул снег со своей одежды и со своего лица. Александр испытывал чувство голода, но оно было несравнимо с тем чувством жуткого холода, которое пронизывающим его на сквозь. «Ну вот, наверняка ноги подморозил… Надо брести в травму, пока совсем не загнулся…» - думал Александр, лязгая зубами, и дрожа всем телом, мозгом, душой; ещё бы, столько всего, да ещё и в одну ночь! «Да ещё этот сон… Ужасный сон. Как его объяснить! От Миши давно не шли письма из армии…» - думал Александр.

Александр решил (всё-таки) не идти в больницу, а направиться домой. Он испытывал жуткую боль в голове.., шум. Он, качаясь, слышал голос брата – глупая иллюзия.

Прошёл рассвет. Уже было светло, около 9-10 часов утра; точного времени Александр не знал, да и то определил по цвету неба и свету, наступающим на просыпающиеся, но по прежнему сонные улицы города. Часы Александра были сломаны, циферблат изрезан кусками разбитого стёклышка. Часы остановились при падении Александра возле гаражей, а стрелки стояли на 4.30.

Александр брёл по утреннему Уралмашу домой. Рана на щеке перестала кровоточить. Шум в голове прекратился, голос брата исчез.

Снегопад прекратился.

Александр уже свернул на ту улицу, где располагался дом, в котором он жил. Он видел, как двое милиционеров ведут пьяного, разбушевавшегося, но притихшего на этот миг, мужичка. На выражении его лица было умиление, наивное, детское. Его затолкали в милицейский автомобиль.

Александр решил сегодня не идти на занятия в институт. Он решил отоспаться дома. Наконец, он увидел свой дом.

Сталинская пятиэтажка стояла во дворе, по периметру которого стояло три барака и одна хрущёвка. Здание это есть, несомненно, шедевр архитектуры – сталинский классицизм. Но Александру было там как-то неуютно; он знал, что там двоенные стены, что там жили видные инженеры, работающие на заводах района, большую часть которых когда-то репрессировали. Александр не раз слышал рассказы про то, как «чёрные воронки» уносили куда то живших здесь, уносили навсегда.

Александр поднялся на третий этаж; открыл своим ключом дверь своей квартиры, вошёл; снял верхнюю одежду. Дома ни кого не было: ни отца ни матери. Александр дошёл до своей комнаты; вошёл. Он лёг на кровать и уснул.

Александр проспал вплоть до наступления вечерней темноты, той темноты зимнего вечера, когда нельзя ничего увидеть дальше своего носа (без дополнительного освещения, конечно).

 

. . .

 

Александр спал. Ему снилось разное. Сновидений было много. В основном это были обрывки из детства, вспоминания. Но один из них выделялся особенно.

Тот самый «особенный» сон был короток. Александр видел будто бы он стоит на какой-то улице. Вокруг него столпилась толпа… из людей и баранов. Он был выше их. Этот обрывок сна имел скудные краски, он был почти чёрно-белый. Рядом с Александром стояло ещё несколько человек; он не видел их, но он их чувствовал, они казались ему близкими. Александр чувствовал огромную привязанность к тем, кто стоял за его спиной, хотя не видел их.., но он чувствовал к ним сердечную, душевную тягу. Затем Александру снилось что-то непонятное, то, что он не запомнил. Затем ему снилась степь. Краски, постепенно, становились ярче. Он оглянулся и увидел.., что люди идут за ним, и за его спутниками, которых он не видел, но испытывал к ним сердечную, душевную тягу.

 

-2-

 

Александр встал с кровати: «Хорошо, я у себя дома…». Он взглянул на календарь - сегодня был понедельник. Александр взглянул в окно – был вечер. Он взглянул на часы – 9.25… вечера. За окном, вновь, шёл снег. Белые, круне хлопья валили за окном. Этот январский снегопад был силён.

Александр, через некоторый, но небольшой промежуток вечности, почувствовал голод. Это ноющее чувство голода (ещё бы, сутки не ел) и заставило его пойти на кухню. На кухне сидели его родители. Они обсуждали, с яростью, какой-то бытовой вопрос, а попросту – ругались. Александр налил себе тарелку супа, сел за стол, начал есть. Отец спросил:

- Ты где был сегодня?

- Спал.., в комнате…

- Ну, как свадьба? – спросила мать.

- Как обычно в подобных случаях…

- В каких это?

- В таких, напились эти… во фраках которые, и давай плясать…

Александр поел, выпил кружку чая, и пошёл в комнату. Он поставил будильник на 7, и улёгся спать.

 

. . .

 

Вторник, 7 утра. Звонок будильника приводит к пробуждению Александра от сна. Александр поднялся, сделал всё то, что обычно делают с утра - все те мелочи обыденности, входящие, постепенно, в привычки, без которых цивилизованные (а порой и не очень) люди не представляют себе обыденности.

Александр оделся, вышел на улицу. Родители уже бежали на автобус, который должен был их уносить на работу – они были учителями. Александр же, пошёл на другой маршрут – в институт. Доехал; вышел; зашёл – отлаженные действия; ноги несли его сами собой.

Александр пошёл на лекцию. Он сел за последние парты. Заснул – он чувствовал необъяснимую тягу, стремление уснуть, уснуть… и… забыться.

 

. . .

 

После лекций, к Александру подошёл его товарищ, который сказал:

- Слышь, Саня, пойдём сегодня с нами, пивка попьём?

- Давай.

- Окей, дружище!

Александр, в кампании студентов – однокурсников, шёл «на квартиру» к одному из своих дружков – родители уехали куда-то на юга.

Шёл снег, опять, как вчера. Был первый день февраля. Снег падал, валил. Снежинки подали на лицо Александру, тая, превращаясь в воду, которая, в свою очередь, текла по щёкам Александра. Но Александр, не смотря на холод, ощущаемый от падения снежинок на лицо, не вытирал его. Александр был в каком-то необъяснимом состоянии.

Кампания, организованной толпой, зашла в квартиру. Началось веселье.

 

. . .

 

Была включена дорогостоящая аппаратура, с большими колонками. Играл «клубняк». Пиво и прочее лилось реками. За закуской и выпивкой неоднократно снаряжали экспедиции в местный магазин.

Прошло время. Было уже за полночь. Расходиться никто не собирался. Соседи стучали по трубам, в двери (в милицию не звонили, ведь практика показывала, что она не всегда реагировала на звонки соседей, не желая беспокоиться по пустякам).

Один из «товарищей» Александра сказал ему:

- Слышь как соседи буянят?

- Ну… и… что?

- Ладно, пошли они (нецензурное слово). Давай лучше сюда, в центр.

Александр прошёл в эпицентр действия шалмана. Кто-то курил, кто-то пил, кто-то успевал делать и то и другое, при этом ещё и пританцовывая, кто-то принимал наркотики. Хозяин квартиры – Костыль, притушив сигарету, сказал кому-то другому, не знакомому ему, принимающему наркотики:

- Слышь, ты, ув-ва-ж-ж-ж-жаемый – пошатываясь, сказал Костыль – не колись тут, у меня не свинарник!

- Ща… Иди отс-сю-ю-дова. Вишь, кайф пошёл…

Александр уже не видел и не слышал каких-то шуток, или рассказов кого-либо о чём-то – всё смешалось, всё смешалось в одну кучу – шалман. Всё происходило по инерции. Александр, осознавая всё это, решил уйти – ему стало дурно. Он ушёл «по-английски» - не попрощавшись. Впрочем, его ухода ни кто не заметил – все были увлечены «весельем». Общий организм шалмана не заметил его ухода.

 

. . .

 

Александр бежал по лестнице подъезда хрущёвки. Он хотел только одного: быстрее добежать до дома. Выбегая из подъезда, он чуть ли не уронил свой рюкзачок, но, подхватив на лету, побежал ещё быстрее, улетая от всего этого смрада «тусовки» (а по большому счёту – пьянки).

Александр бежал по ночному городу, не осознавая куда и зачем, но он понимал, вернее знал и чувствовал: нужно бежать, бежать и не оглядываться. Он проникался омерзением к этой кампании, к её образу жизни: «Глупо, глупо, зачем всё это… Это пропасть, пропасть, а я, возможно, на обрыве…» - думал Александр. Вдруг он, налетев на лёд, подскользнулся и упал. На этот раз сознание он не терял – спас сугроб, на который он и упал. Александр встал, отряхнулся. «Что это, где это я. Зачем, куда я бегу…» - думал Александр. Он решил попробовать поискать такси, ведь было уже далеко за полночь: «Общественный транспорт, наверно, уже не ходит…» - думал он.

Александр, с ужасом, понял, что он в противоположном конце города, и что ему придется очень долго добираться до дома. Он шёл, шёл к дому, в примерно верном направлении, как казалось ему. Он чувствовал холод в ногах и в кистях рук. Снегопад, шедший до этой ночи довольно долгое время, перестал, прекратился, иссёкся, истратил силы. Город спал, лишь изредка доносились звуки, какой-то шум, издаваемый, проезжающими вдалеке машинами. Александр дошёл до перекрещения улиц. Светофор, мигающий жёлтой вспышкой лампы, порождал единственный луч света во всей округе. Снег, освещаемый жёлтым светом светофора, казалось, был позолоченным; как будто кто-то просыпал пещинки золота на снежный покров, ожидавший своей кончины, которая для него наступит ранней весной. Позолота эта, то появлялась под светом жёлтой лампы светофора, то пропадала на миг, но появлялась вновь, когда загоралась лампа; эти зрительные ощущения, казавшиеся Александру, чередовались.

Александр вгляделся вдаль. От туда показалась жёлтая «Волга»: «Такси…» - подумал Александр. Он оказался прав, это действительно было такси. Он поднял руку, желая воспользоваться его услугой, и всё-таки добраться до дома. Такси остановилось.

- Мне до Уралмаша, до…- Александр назвал свой адрес.

- Хорошо, садись парень – сказал таксист.

Александр сел в машину. Такси отъехало от перекрёстка.

Александр, по началу, долго вглядывался в окно, но не найдя в ночном городе ничего привлекательного, решил вглядеться в таксиста. Тот был одет в спортивные брюки и куртку, на голове кепка.., но не «беезболка», а другая. Рядом с водителем, на переднем сидении лежала дублёнка. У водителя были тускло-зелёные глаза и чёрные усы. Через какое-то время, машина уже ехала по Уралмашу. Проезжая через площадь «Первой пятилетки», водитель отметил:

- Слышь, парень, а чтож это ты такой мокренький? Одежда на Александре действительно была мокрой, ведь он побывал в сугробе:

- Да, упал.., в сугроб – ответил Александр.

- А-а-а-а.., ну, ну – ответил таксист.

Через ещё какое-то время, автомобиль подъехал к дому Александра.

- Пятьсот рублей – сказал таксист. Александр пошарил в кармане, и нашёл только четыреста пятьдесят. Он протянул их водителю, со словами:

- Вот, у меня больше нет…

- Ладно, ладно – перебил его таксист, который, как несвойственны для него эти слова, затем сказал – прощаю.., парень я вижу ты хороший.

Александр вышел из такси и пошёл к дому. Он поднялся по лестнице подъезда к этажу, где была квартира, в которой он жил. Дверь открыл своим ключом. Зашёл в дом; снял с себя верхнюю одежду, и тихо-тихо, чтоб ни кого не разбудить, прошёл к себе в комнату. Он посмотрел на свои наручные часы, но время узнать не удалось – они были разбиты им ещё в ночь с воскресенья на понедельник. Тогда он взглянул на свой будильник – 4.00. Лёг на кровать и быстро уснул. Ему снилось, опять, что-то не объяснимое, но что именно, Александр не запомнил.

 

-3-

 

Прозвенел звонок будильника – 7.00. Для Александра началась среда. Он встал, сделал всё то, что он делает обычно утром, и пошёл в институт. Он отсидел все лекции этого дня, тщательно конспектируя и запоминая всё то, что говорил лектор.

После окончания лекций, он пошёл домой.

По дороге домой, не доходя до остановки автобуса, он повстречал своего бывшего одноклассника:

- О, Саня, хай – сказал тот.

- Здравствуй, Миша – сказал Александр. Он почему-то, внезапно, стал равнодушен ко всему происходящему.

- Слышь, братан, а давай с нами?

- Что значит с вами?

- Ну с нами: со мной, с Лёхой, с Коляном и с друугими нашими. А? Давай пивка попьём у меня на квартире, предков дома нет…

- Куда же они делись?

- Да, в Турцию умотали, меня одного оставили. Они там на пляже под солнышком греются, а я тут в квартире – мёрзну, ну одному-то скучно, Что мне, всё время конспекты зазубривать, что я батан?

- Ладно, я с вами – с ещё большим равнодушием ко всему, сказал Александр.

Миха, как его называли в «кампании», а вернее в очередном шалмане, жил почти в самом центре города. Его шикарная квартира, а вернее квартира его родителей, а некогда его деда-генерала, которого они упекли в психушку (понятно ради чего), располагалась на пятом этаже сталинского дома.

Александр и Миха шли на квартиру. Миха рассказывал Александру о их бывших одноклассниках, но Александр почти не слушал, а делал только вид, для приличия. Александру было гораздо интересней наблюдать за снегопадом, вновь возобновившимся сегодня, и за другими окружающими его явлениями. «Зачем это всё… Кто-то несётся куда-то, надеясь успеть, не опоздать. Ритм, ритм, бешенный ритм. Город похож на большой муравейник, в котором каждый муравей как малая часть общего механизма-организма муравейника и его благоустройства. Каждый муравей тащит веточку, листочек, соломинку, это считается естественным, и он выполняет эту задачу беспрекословно. Рождается муравей, чтоб стать долькой, винтиком.., чтоб делать что-то, делать быстро, не сбиваясь с темпа, не сбиваясь с шага, общего шага. Если муравей умирает, или не справляется с задачей, то его заменяет другой, а того выкидывают, забывают. Главное: ритм, ритм; а ещё главное: не сбиваться с него. Каждый, не осознавая даже этого, выполняет, беспрекословно, определённую роль, и считает это «жизнью», не задумываясь о том, что он никто, что он гайка, болт; он задумывается только лишь о выполнении работы и устройстве быта. Так и человек. Да вот только… человек не муравей, у него есть душа, интеллект, но как он поступает так же как и муравей, не задумываясь, не сбиваясь с этого ритма. Ритм, ритм, ритм, как он ужасен!..» - думал Александр. Он, не замечая хлопьев снега, падающих и тающих на его лице, шёл за Михой, который вёл его к себе в Шалман, в кампанию.

Через какое-то время, Александр и Миха пришли на квартиру.

 

. . .

 

Александр и Миха зашли в квартиру, где уже во всю шло веселье. Они зашли в гостиную. В центре комнаты, на ковре, была расстелена какая-то тряпка, на которой стояли бутылки, закуска. В углу комнаты стоял музыкальный центр, из которого доносились звуки «рэпа». Толпа, состоящая из трёх человек, распивала пиво, закусывая чем-то. Миха, войдя в комнату, поприветствовал присутствующих:

- Хай, братаны!

- О, здорово – отвечали чуть ли не хором эти трое – а кто это с тобой?

- Да это Саня, наш человек – определяющее сказал Миха.

Александр прошёл в комнату, а затем подошёл к окну. Остальные, не замечая его присутствия, продолжали пить, закусывать, и о чём-то разговаривать.

Александр вглядывался вдаль, через окно. Его взгляд остановился на большом, чёрном здании, местами с облетевшей штукатуркой: «Конструктивизм…» - определил Александр. Он заметил, также, и другое здание. Оно, словно проникая, вторгаясь во что-то, где его не ожидали, стояло возле того чёрного здания с облетевшей штукатуркой. Это была какая-то очередная многоэтажка зелёного цвета. Она казалось стеклянной. Одна из её четырёх боковых граней была хорошо видна Александру из окна квартиры. Лучи солнца, попадающие на поверхность этой грани, отражались в стекле и пластике этого здания. Преломляясь об боковые грани здания, лучи нападали на людей, в том числе и на Александра, раздражая зрение жертв.

Зданий, подобно тому, у которого было четыре стеклопластиковых грани, в последнее время стало слишком много. Они вторгались в жизнь внезапно, разрушая старые, у которых не было, нет и не будет никакой возможности спастись – они обречены. Даже если жертва стеклопластикового урода является памятником, или просто зданием, способным ещё жить, его убивают, ломают, сносят. Людей же выбрасывают, иногда на улицу, иногда в другие места. Эти дома, с железобетонным скелетом и стеклопластиковой (или также железобетонной) кожей, сносят всё, что есть у них на пути. Так часто бывает. Часто бывает подобное. «Порой человек, внезапно появившийся и затмивший собой солнце на горизонте или в небе, идёт, убирая, снося. Главное – цель, а как говорил тот самый: «Цель оправдывает средства»; лучше, чтоб он этого не говорил, хотя принцип этот бессмертен в умах многих, и живёт этот принцип со дня сотворения человечества, и будет жить…» - думал Александр, стоя у окна, вглядываясь куда-то.

Александр решил вслушаться в разговор.

- Слышь, Миха, я недавно одну тему во-о-опло-ттил – сказал Лёха.

- Какую такую?

- Да написал тут одну… Несколько баллончиков убил – сказал Лёха. Дело всё в том, что тот был графитистом. По этому, в свободное от учёбы время, занимался вандализмом, называя это «искусством» или «культурой граффити». Обычно, объектами его злодеяний становились стены домов, иногда большие постаменты – Да, я крут. Меня чуть не спалили. Круче меня, пожалуй, нет на улице графитиста.

- Тоже мне, деятель – сказал другой – Вот я, клубную тему зашибаю, покруче чем другие ди-джеи.

- Да тебя же выгнали – заметил Миха.

- И чё?

Александру больше не было интересно слушать всё это, и он решил уйти. Уходя из комнаты, его окликнул Лёха.

- Слышь, как тебя там, Саня, что ли?

- Ну да, я.

- А чё это ты уходишь?

- Надоело.

- Ха, со мной, с самым крутым в мире графитистом и человеком – запинаясь в выговоре слов, говорил подвыпивший Лёха – и не хочешь выпить, останься!

- Знаешь, был такой поэт Пушкин, так вот он сказал:

 

Мы все глядим в Наполеоны;

Двуногих тварей миллионы

Для на оружие одно…

 

- Это ты меня тварью назвал?

Александр, через мгновение, почувствовал удар сзади – это была пивная, опорожнённая Лёхой, бутылка. Он потерял сознание.

 

. . .

 

- Слышь, Миха, что это теперь с ним делать – сказал Лёха.

- Да, чё ты натворил, ты же пришил его!

- Да не пришил он его, у него пульс есть, я прощупал, дофилософствовался, козёл – сказал другой.

- Ладно, давайте его по-тихому вынесем, положим в отцовскую тачку, отвезём его домой – сказал Миха.

- Ты чё, больной? Нас же спалят! – сказал Лёха.

- Ничё.., мы его рядом с домом вышвырнем.

Кампания потащила Александра вниз по леснице. Чтобы соседи не раскрыли их замысла, Миха и Лёха взяли его так, как буд-то бы Александр держится за их плечи, и в таком состоянии пронесли вниз. Они вытащили Александра на улицу. Темнело. Снегопад перестал. Миха открыл багажник отцовской «тойоты», и, при помощи Лёхи, уложил находящегося в бессознании Александра внутрь багажника. Миха сел за руль, остальные – сзади. Поехали.

Александра решили выбросить на одном из крупных проспектов города, рядом с каким-то крупным заводом. Проспект был полон, по этому, машина остановилась у остановки троллейбуса. Миха и Лёха вытащили Александра из багажника, и усадили на лавку у задней стенки киоска. После этого, они уехали. Александр остался один на лавке, в бессознании.

Проходя мимо Александра, кто-то стянул с него куртку, забрал бумажник и мобильный телефон. Через некоторое время, Александр очнулся. Он чувствовал жуткий холод, его качало, в глазах двоилось. Александр, пошатываясь, интуитивно, пошёл ав сторону дома (как ему казалось).

Мимо него проехала скорая помощь. Она остановилась в 50 метрах от него. Из автомобиля вышел врач, который обратился к Александру:

- Слышь, парень, тебе не жарко?

Но увидев, как шатается Александр, и как стучат от холода его зубы, врач сказал:

- Э-э-э, да тебе совсем худо. Давай, забирайся, отвезём в больницу. Александр, поняв, что это единственная возможность выжить, залез в машину. Через час он лежал на больничной койке, ещё через какое-то время он уснул. Александр успел понять, что уже вечер, и что ему совсем худо.

. . .

 

Александр долго спал. Пробуждаясь, метался по больничному коридору и принимал какие-то таблетки. Затем он вновь, на долго, засыпал

В одно прекрасное, февральское утро, поняв, что нужно возвращаться к нормальной жизни, Александр пробудился, вышел из этого неопределённого психического состояния. Он восстановил хронологию событий. К нему пришла память. Его привычное состояние практически полностью нормализовалось. «Не буду мстить этим подонкам, а надо… Кстати сегодня, наверно, уже пятница, или суббота… Надо узнать у кого-нибудь…» - думал Александр. Он оглянулся вокруг: две кровати были пусты (на них лежали свёрнутые матрасы), на другой кто-то спал, повернувшись лицом к стене. Александр вышел в коридор. Он увидел зевающую медсестру, или врача, сидевшую за старым письменным столом, который стоял у окна. Александр подошёл к ней и спросил:

- Скажите, сегодня какой день?

- Суббота, пятое февраля.

Александр подошёл к одному из окон этого больничного коридора. Он вгляделся через него на улицу. Светало. Небо было уже тёмно-синим. Через какое-то время, цвет неба стал светлее, оно уже было синим, а затем и голубым.

Через старое, с заклеенными на зиму щелями, окно Александр видел больничный парк. На верхушках старых, высоких сосен, лежали толстые слои снего. Снег с этих «сугробов», которые поддерживались верхними ветвями сосен, осыпал; падая вниз, но тотчас же его недостаток восполнялся за счёт снегопада, который шёл уже достаточно долго, переставая лишь иногда. Пока, но только лишь пока, снегопад, и порождаемый им снег, был кем-то вроде хозяина. Он мешал людям, его проклинали работники коммунального хозяйства.

Всё внимание Александра было сосредоточено на этом богатом, всеохватывающем снегопаде. Но через какое-то время, Александру надоел снег, эти хлопья, затмевающие всё, и он пошёл в палату.

 

. . .

 

Проснувшийся некто сидел на своей койке и с вниманием смотрел на Александра. Наконец, этот некто решил нарушить тишину:

- Молодой человек, разрешите представиться: меня зовут Платон Михайлович. Я кандидат философских наук.

- Александр. Студент – ответил Александр. Он взглянул на того. Платон Михайлович был одет в брюки и в белую рубашку. У него Були голубые глаза, притом, они напоминали синеву морской воды; также чуть поседевшая, не то что короткая, но и не длинная борода, можно даже сказать, что и не борода вовсе, а бородка, и густые усы. Платон Михайлович болтал свисающими с кровати босыми ногами.

- Ни кажется ли вам, молодой человек, что мы живём в большом, торгово-промышленном муравейнике, притом я говорю не только о нашем городе, но и о мире в целом? – говорил Платон Михайлович, слегка жестикулируя левой кистью руки.

- Да, я с вами согласен. Я давно задумывался об этом. Вы знаете, мне иногда надоедает моя жизнь, мне хочется уйти, хоть на миг, но уйти, забыться… Или вовсе уйти, быть одному, или с кем-нибудь, мыслящим также как и я. Не участвовать в этом огромном производстве, в этом огромном наживании капитала. Но, я плыву по течению, не выделяюсь, со всем соглашаюсь. Хотя… глупо. Наверно… Хочется мне подчиниться - я подчиняюсь.

- Знаете, это ваш выбор. Каждый делает его сам. Ну, или должен сам его сделать. Но помните: человек есть существо как социальное так и биологическое, как говорит наука, а науке нужно верить, не так ли?

- Да, возможно, посмотрим.

 

. . .

 

Было около полудня. Платон Михайлович ушёл на какие-то процедуры. Александр лежал на койке. Он узнал, что у него было сотрясение мозга и, что он идёт на поправку, что его скоро выпишут. Он покорно принимал лекарства и лечился. Он лежал, у него было множество времени для размышлений. Он думал: «Хм, я покоряюсь… Я иду пить, гулять, иду на всевозможные пьянки студентов-однокурсников… Но это глупо, наверно… Пить, гулять… Наверно глупо так проводить время… Но я подчиняюсь… Я иду, и развлекаюсь, конечно не так как все, но я иду, иду к ним. А чем я живу? Этим? А может какой-нибудь надеждой, только во что? Глупо… Либо разговариваю сам с собой, как вот сейчас, либо развлекаюсь… В чём смысл всего этого? Непонятно… Туман…»

Вскоре зашёл Платон Михайлович. Он обратился к Александру:

- Как же вы, молодой человек считаете: кто должен вести наше общество?

- Я считаю, что общество должна вести группа людей, достойных, не политиков. Это должны быть люли с широким кругозором, умом и душой. Политики же, должны лишь только помогать, содействовать… Без политики не куда – нетто анархия, но всё-таки, не это главное здесь… - продекламировал Александр.

- А что же?

- Главное, это просвещение, что-ли. Это группа лиц должна просвещать, призывать людей думать, саморазвиваться. Главное, чтобы эта группа работала бы, вернее, несла бы свой крест, выполняла бы свою миссию, не ради денег…

- То есть безвозмездно?

- Конечно… Главное, чтобы это были люли чести, а в политике, в основном лицемеры, но без неё никак. Так должно быть везде… Так должно быть…

- Чтож, то что вы сказали, заслуживает уважения…

Уже наступил вечер. Стемнело. Вдруг, Александр увидел, как в палату заходит некто. Присмотревшись, он произнёс:

- Папа…

- Привет Саша – еле сдерживая слёзы, сказал отец.

- Что случилось?

- Подожди, как ты?

- Нормально, но…

- Не волнуйся, всё улажено, в институте знают, всё нормально…

- Да что же это, я ведь вижу, что что-то случилось, рассказывай!

- Миша погиб… - на какое-то время он замолчал. По щекам Александра пошли слёзы.., он давно догадался, будто бы ждал подобного известия – Вот так, вот – продолжал отец – подорвался на мине, когда ехал в машине… Командование написало, что он погиб как герой. Произошло это в ночь на понедельник, в 4.30 – Александр словно оцепенел, он вспомнил и сон, и часы – Мать в больнице, у неё произошёл нервный срыв – ели выговаривая, словно захлёбываясь, но сдерживаясь, говорил отец Александра. Прошло некоторое время. Отец Александра сказал:

- Может, тебе что-нибудь принести?

- Зачем?

- Ну не знаю…

- Не надо.

- Ладно, давай, выздоравливай – отец Александра встал с кровати, и ушёл.

Александр находился в оцепенении от горя, он ничего не понимал, что происходит вокруг: ни слова Платона Михайловича, ни слова медсестры. Ему не хотелось ничего: не есть, не спать, не жить, не умирать. Ночью он долго не спал, но в конце-концов уснул.

 

. . .

 

Александр спал. Ему снился сон, как будто бы он в детстве, играет с братом. Ему снилось, как брат его учит делать летучего змея… Потом, Александру снилось, как они пошли на какую-то лесную полянку запускать змея. Брат поднял его в небо, и передал нитку Александру, но нитка выскользнула из рук Александра, и змей улетел, пропал. Брат исчез… Наступил туман. Александр проснулся.

Как будто в бреду, как будто во сне, было всё для Александра. Он чувствовал себя как в тумане. Он встал с кровати, оделся, убедился в наличии документов, и пошёл прочь из палаты. Он долго петлял по больничным коридорам, ища выхода из больницы. К счастью Александра, вернее его порыва, его никто не заметил – больница спала. Александр нашёл какой-то чёрный ход, или пожарную лестницу. Спустился вниз, вышел из больницы. Он очутился в больничном парке. Долго петляя мимо тех самых вековых сосен, он нашёл дырку в заборе.

 

. . .

 

Александр шёл по ночному Уралмашу. Его побег из больницы удался, он остался незамеченным. Он шёл вдоль каких-то улиц, куда-то. Шёл через дворы, не замечая каких-то криков, криков страдающего, может умирающего человека. Александр шёл, не осознавая куда, его просто куда-то тянуло, и он шёл туда. Шёл как будто к цели жизни. Шёл не чувствуя голода – он не ужинал, и толком не обедал. Шёл не чувствуя холода – у него не было перчаток, а та куртка, что принёс отец, грела плохо. Но он шёл. Его куда-то несло. Это стихийное, наступившее внезапно, чувство, стремление переполняло его. Он ему покорно подчинялся. Подчинялся этому неопределённому чувству, тянувшее его куда-то. Куда? Александр ничего не понимал. В голове его был туман. Он просто подчинялся этому порыву. Через некоторое время он был у этой цели, которую он представлял туманно, если и представлял. Это был пустырь, вернее поляна в лесу, на которой они с братом запускали летучих змеев, и которая ему снилась во сне.

 

-4-

 

Прошло время. Наступил март. В это раннее мартовское утро, в понедельник, Александр проснулся с непоколебимым желанием: покончить с собой. Он тяжело переживал смерть брата. На похоронах чуть ли не потерял сознание. Ему не хотелось жить. Он выжидал момента, чтобы покончить с собой. И вот – настал тот долгожданный момент для Александра (как казалось ему). Он решился.

Тем временем жизнь в доме налаживалась: мать выздоравливала, её отправили в санаторий, отец же работал. Александр встал с кровати, оделся, позавтракал и пошёл на лекции. «Зачем, может не идти, ведь нет смысла, нет смысла жить, тем более идти на лекции, ведь всё равно – вешаться…» - думал Александр. Он был на грани отчаяния, еле сдерживая свои чувства, переживания, горе. Но он справился: отсидел лекции и пошёл домой.

Александр, сидя в своей комнате, планировал самоубийство. Оно казалось ему единственным выходом из этого состояния. «Ну, чтож, верёвку я выбрал – вот она, намыленная, готовая. Только… где же, где же вешаться…» - думал Александр. Он не нашёл ни трубы, ни выступа, чтобы повешаться вертикально. «Стоп, а-а-а, но, я, кажется, знаю, вс-п-п-помнил…» - думал он. Александр вспомнил, что в подвале дома есть труба на довольно приличной высоте от пола. Александр пошёл в подвал.

Двери подвала были всегда открыты. Александр спустился туда. Он долго плутал по подвалу, наступая на бутылки, шприцы и на прочую грязь. От него разбегались крысы. Единственным освещением был свет, что падал из узеньких, маленьких окон подвала. Наконец, Александр нашёл ту трубу. Он нашёл какой-то старый ящик из-под чего-то, встал на него, привязал один конец верёвки к этой старой, ржавой трубе, из другого сделал петлю. Александр просунул голову в петлю. Все движения, действия, он делал быстро, желая побыстрее завершить свою жизнь, оборвав её так внезапно, но руки предательски дрожали, словно не подчиняясь действиям Александра. Но он поборол дрожь рук. Затянул петлю. И… спрыгнул. Тут, труба не выдержала Александра, и лопнула. Александр упал: «Чёрт… что же делать?..» Александр увидел крюк в стене, непонятно зачем вбитый, словно ожидающий его прихода. Александр решил вешаться в горизонтальном положении. Эта попытка ему не удалась, что-то удерживало его. Тогда он решил применить другую попытку покончить с собой.

Александр поднялся в квартиру. Его взгляд, вдруг, упал на ящик с инструментами. Замысел возник мгновенно. Он включил свет в коридоре, увидел розетку. Александр всцепился в гвоздь, который он нашёл в ящике. И побежал к розетке. Он собрался с духом, и попытался вонзить гвоздь в розетку, но вдруг… погас свет в лампочке коридора. Александр отчаянно пропихнул гвоздь, но… нет, не удалось – выключили электричество, а может розетка была не исправной. В нём словно сработал инстинкт самосохранения – он резко вытащил гвоздь, отошёл. Он понял, что попытка не удалась. Он понял глупость своего замысла.

 

. . .

 

Прошло время. Была середина марта. Снег ещё лежал на земле, не желая сдаваться. Приближение весны уже чувствовалось, но это ещё не была весна. Александр шёл по улице. Был выходной день. Он шёл вдоль проезжей части, наблюдая, как автомобили борются с сугробами, с чёрным снегом, борющимся до конца. Александр просто прогуливался по улицам. Он рассуждал: «Глупо я тогда сделал. Зачем, почему? Не знаю. Чтож, буду жить… Авось, что-нибудь да хорошее там будет впереди…»

Александр проходил мимо церкви. Он остановился. Александр долго вглядывался в купола, слушая колокольный звон. «Вера, чтож… Атеист посмеётся. Хотя интеллигент-атеист постарается понять, а вот другой посмеётся, или оскорбит веру человека… Вера, вера, а что же это такое? Христианство, Ислам, Буддизм – веры. Но ведь атеизм – это ведь тоже вера, вера в то, что нет Бога. Наука не доказала того, что нет Бога, во всяком случи, нормального доказательства не представила, значит атеист, действующий и прислушивающийся к науке и только, просто верит ей, верит науке, которая говорит, просто говорит о том, что Бога нет. Человек, по видимому не может без веры… А я во что верю? Какой верой я живу? Или я существую, не задумываясь, просто существую?..» - рассуждал Александр, стоя перед церковью.

 

-5-

 

Александр шёл с прогулки домой. На его пути к дому лежал один из многочисленных дворов Уралмаша. Он вошёл в него через арку дома времён сталинской индустриализации. Выйдя из арки, он шёл через двор наискосок, проходя мимо детской площадки, скамеек, беседок. Он стал свидетелем ссоры между детьми, гуляющими во дворе. Это была, впрочем, типичная, иначе говоря классическая «разборка» - выяснение отношений, деление власти во дворе среди детей (многие уже с малых лет стремятся к достижению власти, влияния, превосходства над другими), их распределение в дворовой «иерархии».

Александр прислушался…

- Слышь ты, ты что натворил?

- Я.., извини, нечаянно…

- Да ты же испачкал её – указывая на кепку, сказал некто – что ты смотришь, языком отлизывать будешь!

- Я…

- Что – я! А ну, пацаны, (нецензурное слово), бей его! – и тут, все навалились на одного. Маленький мальчик покорялся толпе; он чувствовал себя виноватым. Через некоторое время, толпе, или тому кто отдал приказ, надоело бить того мальчишку. Тогда, один из бивших, заявил:

- А чё это ты тут командуешь?

- Ну а что, ты что-ли, баран?

- Чё!?

Через некоторое время началось настоящие побоище. Александру всё это было не интересно, и он пошёл дальше: «Обычная разборка…» - подумал он.

 

. . .

 

Наступила ночь. Александру снился сон.

Во сне, Александр вновь видел брата. Они вместе шли, шли на то же самое место, на тот самый пустырь, или поляну, впрочем Александр не знал что именно это: поляна или пустырь? Александр и его брат, прейдя на то самое место, стали запускать летучего змея. Брат Александра держал его крепко, правильно направляя его. Через некоторое время, с улыбкой на лице, брат Александра начал передавать управление змеем (конец проволочки) в руки Александру. Александр испытывал неуверенность, боязнь, но поборов себя, переубедив, он взял, взял и удержал. Летучий змей летел, летел ещё лучше, ещё красивее. Вдруг, сон оборвался – прозвенел звонок будильника.

 

. . .

 

Александр встал, оделся, пошёл завтракать. Надо сказать, что роль брата в его жизни была достаточно велика. Брат играл ведущую роль в воспитании Александра. Они были очень дружны.

Александр, поев и сделав всё то, что обычно он делает в будничное утро, пошёл на занятия.

Лекции закончились. Александр пошёл домой. Дома он что-то делал, что-то читал, в общем, проводил день так, как обычно, не изменяя хода событий, не изменяя своей обыденности. И вот, день завершился. Александр лёг спать…

 

-6-

 

Александру снился всё тот же сон, но в этот раз, события развивались дальше, было продолжение вчерашнего сна.

Александр держал моток с проволокой и управлял полётом змея. Тут, он услышал голос брата:

- Саша… тот мальчик, которого ты видел… дай надежду.., дай надежду им.., подари им надежду… Смотри – и он указал на летучего змея. Александр хотел задать брату массу вопросов, поговорить с ним, или хотя бы пролить свет на его слова.., но сон оборвался.

 

. . .

 

Александр шёл домой с лекций. Снег ещё лежал, плотно закрывая собой землю. Весна ещё не наступила (хотя календарная уже была).

Александр вглядывался в солнце. Как и зимой, Александр не ощущал от него тепла, а только свет, свет… дающий надежды: «Надежда… и только?..» - думал он. Тут его окликнули:

- О… Санёк… здорово! – восклицал его университетский товарищ – Слышь, пойдёшь с нами… Пивка попьём? Кстати, Димона чуть из универа не вышибли…

- Пивка попьём? – чуть повышая свой обычный голос, говорил Александр – Это что, всё твоё счастье? – Александру отнюдь не хотелось идти с ним.., подчиняться, подчиняться этому стечению обстоятельств – Шёл бы ты своей дорогой…

- Ты чё Саня, тебя чё, эти отморозки совсем пришибли?.. Да ладно морали читать, пойдём оттянемся?..

- Оттянемся… Глупо, глупо тратить на это своё время. А ты – гуляй, гуляй если хочешь, но знай: ни чего хуже этого нет. Это бессмысленно. Ни какой пользы от этого нет – только вред… - Александр ушёл, он шёл дальше, не слушая каких-то отговорок, каких-то примитивных словосочетаний своего «оппонента».

 

. . .

 

Александр проходил мимо того дворика, где он видел того самого мальчика. Александр, приглядевшись, увидел его. Вокруг мальчишки стоял тот самый «заводила», устанавливающий свою власть во дворе. Александр, стоя не далеко от них, прислушался к их разговору:

- Слышь ты, лох, будешь мне прислуживать.., ну там, шнурки завязывать, или ещё что-нибудь… ясно?!

- Я… почему?

- Молчи - при этом сильно толкнув (нецензурное слово) – ты не кто! Понял!?

- Понял.., но.. – тут, он бы получил второй удар, но Александр ввязался:

- Ты что это тут устроил, чего маленьких обижаешь?

- А ты кто ещё такой?

- Шёл бы ты от сюда. И ещё: увижу, что ты руки распускаешь – оторву! Пошёл вон от сюда!

Тот, кротко оглядываясь, ушёл. Александр задал вопрос:

- Тебя как зовут?

- Димка…

-Чего это он тебя обижал-то?

- Да, не знаю…

- Понятно. Ты где живёшь?

- А вот там – Димка указал в сторону деревянных бараков.

- Понятно. Тебе лет-то сколько?

- Шесть…

- Живёшь с кем?

- Да с мамой. К ней часто гости ходят. А утром, я обычно бутылки выношу, покупаю что-нибудь. А сейчас сигареты…

- Это для чего?

- А вон, для Сени. Он меня бьёт, если я ему их не покупаю… А так…

- Да, ну с тобой мать-то хоть играет, учит чему-нибудь, гуляет с тобой?

- Нет. Днём она на работе, а вечером к ней гости ходят.

- Стало быть, вы в комнате живёте?

- Да…

- А, тебе ночью-то гости не мешают спать?

- Да я не часто дома бываю… Зимой дома, а летом на чердаке… Мы там с Ванькой дом себе устроили. Сейчас я в комнате с мамой, плохо мне. Побыстрее бы лето…

- Это кто такой?

- Да, друг мой, к его маме и папе тоже часто гости ходят…

- Сколько ему лет?

- Тоже шесть…

- Где он?

- А, дома, в бараке, он Сеньку боится.

- Понятно. Пойдём-ка со мной.

- Это куда?

- В магазин. Я тебе куплю чего-нибудь…

- Пошли.

- Дай руку-то мне…

И они пошли в магазин, вместе, держась за руки. Димка как-то сразу открыл свою душу Александру; может, потому, что чувствовал в нём поддержку, или тепло души, или у него не было поддержки кроме Вани, и он доверился Александру?

Александр, по началу, хотел отвести Димку в милицию, но понял, что вряд ли бы вопрос о лишении родительских прав матери Димки был бы решён быстро, и он решил, пока, накормить, помочь хотя бы чем-нибудь: «Ладно, там видно будет!..» - думал Александр.

Димка был накормлен. Александр сказал ему:

- Слушай, Димка, а ты летучего змея видел?

- Летушного змия? А, слышал что-то.

- А хочешь увидеть?

- Да, конечно хочу, мне Ванька говорил, что он с дедой его, запускал летушного змия, но потом у него дед умер.

- Ладно, я к тебе приходить буду.

- Хорошо, а ты летушного змия покажешь? Покажешь как он летает?

- Обязательно, только потеплее будет…

- Ах, лето, лето, поскорее бы оно настало.

Александр и Димка расстались во дворе, но только на время. Димка, с тех пор, жил только одной надеждой, ожиданием, что прейдёт Александр, накормит и покажет летучего змея.

 

. . .

 

Александр пришёл домой. У него возникла мысль опекать Димку; он решил найти летучего змея Димке. Александр осознавал, что ему будет тяжело объяснить мальчику, что сейчас не самое лучшее время для запуска, что нет благоприятных условий. Он знал, что Димка ждёт, надеется. Александр решил оправдать надежды мальчишки.

На следующий день, выходя утром из дома, идя на занятия, Александр почувствовал тепло, солнечное тепло. Он увидел, что снег начал таять. Он почувствовал, что стало теплее – наступила весна. Ветер был северо-восточным или юго-западным, но во всяком случи, вполне было возможным попробовать.., попытаться запустить летучего змея. Это может казаться смешным: «Так рано, и летучий змей!», но во всяком случи: «Попытка не пытка!» - как думал и считал Александр.

После занятий, зайдя домой за летучим змеем, Александр пришёл вновь в тот двор. Он оглянулся, но не увидел Димки. Тогда он решил, подойдя к бараку, закричать, позвать Димку. Он так и сделал. Димка выбежал; он с радостью смотрел на Александра:

- Здравствуй… Это и есть летушный змий?

- Да, пойдём запускать?

- Пойдём, только давай я друзей позову?

- Ну ладно, давай…

Через некоторое время, Александра окружило несколько детей. Димка, с восторгом, говорил тем:

- Вот видите, вот он. Сейчас будет летушный змий!

Александр повёл детей на тот самый пустырь, или поляну – точно Александр не определился (пока ещё не определился).

 

-7-

 

Толпа, окружившая Александра, ожидала чуда. Александр, наконец, привёл их на пустырь. «Нет, всё-таки это пустырь, вон там валяются сломанные футбольные ворота, вон там скамейки. Видимо когда-то это была спортивная площадка. Сейчас всё поросло бурьяном. Да, это не поляна – пустырь…» - думал Александр. Он стал готовить змея к полёту. Помимо Димки и прочей детворы, на этом пустыре, окружённым лесом, была кампания мужичков, распивающих пиво (или что-нибудь более крепкое), и сидевший на полу сломанных скамейках. Кто-то, с удивлением, смотрел на то, что делает Александр, кто-то даже не обращал внимания.

Всё замерло, ожидая…

Александр начал запуск. Летучий змей, еле-еле, неохотно, начал подниматься в воздух. На взлёте, его чуть-ли не сбил ветер, но, воодушевившись, набрав небольшую высоту, летучий змей всё-таки полетел. Александр умело им управлял. Летучий змей летел ввысь, опровергая, разрушая всё неверие и все «но». Он летел. Дети, от великой радости, визжали и восклицали:

- Летушный змий!

- Летушный!

- Змий!

- Летучий змей!

Часть мужичков, с изумлением, наблюдала за полётом, приставая со скамеек и идя за летучим змеем; часть же, не обращая внимания, продолжала пить.

 

. . .

 

Есть ли надежда? Летучий змей – это надежда, просвет в жизни Димки, прочей детворы, и прочих, прочих, прочих…

 

Куракин Н.В.

 

18 июля – 11 августа 2008 года.