Все действующие лица, места и события, упоминаемые ниже, –

подлинные. Ни одно из имен не изменено ради того,

чтобы оградить невиновных, ибо невиновных по долгу своей

небесной службы хранит сам Господь Бог.

___________________

Почти Курт Воннегут

 

* * *

 

Когда пять месяцев тому назад мы с приятелем окончили университет и навсегда покинули его стены, держа в руках вожделенные «корочки», содержимое которых удостоверяло, что отныне мы – дипломированные филологи, я, откровенно признаться, полагал, что теперь жизнь моя непременно должна измениться к лучшему, что все мои беды и невзгоды останутся позади, за теми стенами, которые я только что покинул, а впереди меня ждёт долгожданное счастье – счастье работать на благо общества, и на своё собственное благо, разумеется, тоже. Это раньше, думал я, мне приходилось обзванивать сотни работодателей, помещавших свои телефонные номера в газетах под известной рубрикой, ездить из одного конца города в другой по указанным ими адресам, просить, умолять, клянчить – и всё же оставаться с носом, потому что никому из них «никак, извините, ради Бога» не подходил студент-заочник, которому, хочешь не хочешь, а, помимо планового отпуска, пришлось бы предоставлять ещё почти сто дней в году (то есть практически треть года!) на его учебно-экзаменационные сессии. Это раньше, проездив и пробегав по городу таким образом несколько месяцев и не отыскав ничего хорошего, мне приходилось в конечном счёте соглашаться, к примеру, на место ночного администратора в компьютерном клубе, с окладом в тысячу сто рублей и с приложением вечно всем недовольного хозяина, а главное – оравы малолетних геймеров, все ночи напролёт упорно норовящих что-нибудь разбить, поджечь или стащить, постоянно напивающихся до состояния эйфорического идиотизма и практически не умолкая выкрикивающих хором такие лексические единицы, каких порою и в «Словаре русского мата» не встретишь. Или на место технического работника в каком-нибудь среднем общеобразовательном учреждении, – чтобы потом дважды в сутки, утром и вечером, надраивать полы в пяти-шести кабинетах за такую мизерную зарплату, которую и зарплатой-то назвать стыдно. (Юродивые раньше милостыней больше зарабатывали.) Или, что самое весёлое и незабываемое, на место дворника. Зимой дворником работать нелегко, но зато и не противно. Обидно только – платят мало. А вот в прочие времена года (имею право сказать, поскольку сужу на основе своего личного богатого опыта) работа дворника бывает подчас тошнотворнее работы уборщика общественных туалетов. Знаете, какие порой приходится убирать, с позволения сказать, предметы, остающиеся после бомжей, алкашей, а нередко и приличных с виду людей? А убирать их, однако, приходится – за полторы тысячи в месяц!..

Но всё это в прошлом, думал я. Всё это – лишь обычные, естественные атрибуты определенного, не самого приятного отрезка жизни – отрезка пройденного и оставшегося, слава Богу, уже позади. Теперь, полагал я, начнётся новая жизнь. Жизнь человека с высшим образованием, квалифицированного работника, имеющего право занимать соответствующую его специальности должность и получать соответствующую этой должности зарплату. Так думал я – пять месяцев тому назад. И приятель, мой бывший однокурсник, тоже так думал.

К сожалению, оба мы думали так совершенно напрасно. Жизнь наша отнюдь не собиралась изменяться к лучшему только на том основании, что из студентов-заочников мы превратились в дипломированных филологов.

Всё, что я собираюсь рассказать ниже, будет представлять собой поучительную, но очень-очень печальную историю о том, как два молодых человека с высшим филологическим образованием в течение пяти месяцев пытались найти себе в Брянске более или менее хорошую работу, и о том, чем эти поиски в конечном счёте завершились. История эта, ещё раз предупреждаю, очень и очень печальная, поэтому читателям слабонервным, а в особенности слабонервным студентам и студенткам филологического факультета рекомендую, перед тем как приступить к чтению, на всякий случай иметь под рукой камфару, или кордиамин, или корвалол, а ещё лучше – всё это сразу, и в достаточном количестве. Зверских убийств, сцен насилия и столкновений с воинствующей нечистой силой не будет, но «страшилки», знаете ли, бывают разного рода...

Прежде всего мы с приятелем, которого, кстати, зовут Михаилом, обсудили вопрос: какую именно работу мы хотим для себя подыскать. Оказалось, что оба мы хотим работать по специальности, то есть преподавателями родного языка и литературы, желательно – в своём родном городе. Для начала мы поездили немного по вузам. Начали с родной alma mater. Но вакансии обнаружили только в БГИТА, где нам было предложено занять места лаборантов с окладом в тысячу двести рублей. На тот случай, если читатель заподозрит оговорку или опечатку, позволю себе повторить эту хохму ещё раз: В ОДНУ ТЫСЯЧУ ДВЕСТИ РУБЛЕЙ (за честно отработанный месяц – самый настоящий месяц, который состоит, как правило, из тридцати приблизительно дней). А на тот случай, если читатель заподозрит клевету, рекомендую ему посетить указанное заведение и лично проверить подвергнутую сомнению информацию.

Поскольку мы с приятелем оба уже в течение нескольких лет обременены женами и детьми, нам пришлось отказаться от заманчивого предложения сделаться лаборантами и отправиться искать счастья в другом месте. В качестве этого «другого места», по некотором размышлении, была избрана биржа труда, она же ЦЗН, что означает: центр занятости населения. В ЦЗН мы прибыли впервые в обычный будний день, около одиннадцати часов утра. Но оказалось, что все, прибывшие в ЦЗН в это время считаются непростительно опоздавшими. Это в известной библейской легенде прибывшие около одиннадцатого часа получают то же, что и прибывшие около более ранних часов. В ЦЗН первичный приём граждан в одиннадцать часов уже заканчивается, и после водворения стрелки часов на упомянутой цифре с вами уже никто не станет там разговаривать. Мы с Михаилом приняли это к сведению и на следующий день решили во что бы то ни стало попасть в число избранных, поспевших в ЦЗН вовремя. С семи часов утра и до половины девятого мы развлекались, стоя на остановке и пытаясь впихнуться в нужный нам общественный транспорт. Не секрет, что задача эта только кажется простой и незамысловатой. Мы вместились в маршрутное такси только после полуторачасовой пляски на остановке, да и то пришлось ехать стоя. Счастливые люди, думали мы. Едут на работу. Торопятся приступить к исполнению своих профессиональных обязанностей... Увы, мы с Михаилом уже не в первый раз жестоко ошибались. Почти все «эти люди» направлялись туда же, куда и мы, намереваясь решить точь-в-точь такую же проблему.

В первый день нам с Михаилом не посчастливилось угодить в число «избранных». Мы угодили в него на второй день – вовремя заняв очередь и успев добраться до окошка инспектора ЦЗН, прежде чем часовая стрелка достигла цифры 11. Пока мы стояли в очереди и с опаской поглядывали на эту стремительно движущуюся стрелку, мне вспомнился старый анекдот о вывешенном на дверях некоего банка объявлении: «Беспрецедентный случай! Наш банк выдаёт кредиты в течение пяти минут!! С 4.00 до 4.05».

Наконец, мы добрались до инспектора и сразу же узнали, зачем мы это сделали. Оказалось, мы добрались до него затем, чтобы получить мятый картонный прямоугольничек, позволяющий нам посетить ещё одного инспектора. Допущенные к этому, другому, инспектору, мы узнали, что никаких вакансий для преподавателей родного языка и литературы в городе нет. Во всяком случае, в ЦЗН просьбы направить в какое-либо учебное заведение дипломированных филологов не поступали. Добрый инспектор предложил нам с Михаилом временно стать зафиксированными в ЦЗН безработными, чтобы, во-первых, получать ежемесячное пособие в размере четырёхсот двадцати или четырёхсот сорока (простите, запамятовал) рублей, а во-вторых, иметь возможность периодически осведомляться о том, не появился ли в городе спрос на дипломированных филологов. Мы с Михаилом согласились, и нам тут же сообщили об условиях приёма в число зафиксированных ЦЗН безработных. Нам надлежало в течение трёх дней побывать в десяти школах Брянска и получить от директоров этих школ письменные и заверенные министерской печатью подтверждения того, что этим школам действительно не требуются преподаватели русского языка и литературы. Зачем было это делать, когда отсутствие вакансий и без того являлось достоверным фактом, для нас с Михаилом осталось загадкой. Мы не стали ломать над ней головы – вместо этого мы отправились собирать подписи и печати. Три дня спустя, во всеоружии подписей и печатей, мы вновь явились в ЦЗН, но на учёт нас не поставили – нам дали несколько клочков бумаги с номерами телефонов и предложили позвонить по указанным номерам с целью выяснить, не нужны ли наши способности и мы сами тем, кто будет с нами разговаривать, находясь на другом конце провода. Всем этим незримым собеседникам мы с Михаилом не были нужны, о чем и сообщили в ЦЗН. Нас милостиво выслушали, но на учёт снова не поставили, зато выдали нам ещё несколько клочков бумаги с номерами. И это продолжалось недели две. Владельцы телефонов на работу нас брать не хотели, а ЦЗН не хотело ставить нас на учёт, потому что зачем нас, спрашивается, на него ставить, если вот, есть клочки бумаги с номерами, и нас вот-вот примут на работу, а если не примут, то можно будет запастись новыми клочками... В конце концов нам это надоело, и мы решили в ЦЗН больше не наведываться. Вместо этого мы приобрели свежий выпуск «Моей рекламы» и прочно обосновались в моей прихожей, перед тумбочкой с телефоном. Сначала мы звонили тем организациям, которым требовались лица с в/о, без в/п, молодые и коммуникабельные. Таким образом мы сначала угодили к представителям одной страховой компании, которые предложили нам за неопределенную плату подыскивать для них клиентов, потом – к работникам организации досуга одиноких мужчин и женщин (любопытно, зачем этим одиноким шалунам и шалуньям, а также организаторам их досуга требуется наличие в/о у проституирующих лиц? – насколько мне известно, в вузах не обучают тонкостям этого ремесла), а потом мы угодили туда, куда никому не дай Бог угодить, до какой бы степени отчаяния не довели его поиски работы!..

Мы сидели на телефоне два месяца. Мы отыскали большое количество вакансий, но лучшими из этих вакантных должностей были:

а) место охранника оптового склада (з/п 2500 р.);

б) место работника в колбасном цеху на мясокомбинате (з/п 2000 р. первые три-четыре месяца, а затем – от 4000 р. и выше, если только к этому времени вы ещё не сойдёте с ума, с утра до вечера кромсая мясные туши);

в) место на кладбище (з/п отсутствует, но гарантируются тишина, покой и полное освобождение от недовольства условиями земного существования).

Когда нам с Михаилом наскучило сидеть на телефоне, мы отправились бродить по родному городу. Мы заходили во все незапертые двери и робко осведомлялись: «Дипломированные филологи не требуются?» Слыша в ответ неизменное «нет», мы осведомлялись далее: «А здоровые молодые мужики вам тоже не нужны?» В конце концов нам однажды предложили стать помощниками помощников таинственных работников некой таинственной организации, но сразу намекнули, что бизнес «абсолютно законный», и мы гордо отказались.

Поскольку к этому времени наше финансовое положение сделалось незавидным даже для попрошаек, пугающих народ в магазинах и на вокзалах, нам с Михаилом пришлось временно устроиться грузчиками на рынке. Эта работа не отнимает много времени (два часа утром и столько же вечером). Соответственно, остаётся возможность искать более интересную работу, а также случайную подработку. Что касается последней, то я, к примеру, нашёл себе занятие, которым брезговал (по сугубо этическим соображениям) во время учёбы в вузе, – я теперь пишу за нерадивых студентов контрольные, курсовые и дипломные работы и зарабатываю этим порою не меньше, чем таская ящики и коробки на рынке. А Михаил в свободное от работы время пытается репетиторствовать, но редко находит «клиентов»: родной язык и литература в среде абитуриентов давно уже не котируются.

Этим, собственно говоря, и закончились наши пятимесячные поиски работы.

В настоящее время один дипломированный филолог, Михаил, прилагает нечеловеческие старания к тому, чтобы угодить в ряды военнослужащих по контракту и потом доблестно служить Отечеству, занимая какую-нибудь должность в ротном звене. А другой дипломированный филолог, ваш покорный слуга, проходит медкомиссию, чтобы сменить профессию грузчика на более престижную (и более щедро оплачиваемую) профессию работника мясокомбината. А в минуты досуга и печальных раздумий о судьбе ему подобных он пишет грустные сказки. Вот, например, одна из его сказок, продолжающая начатую выше тему о поисках хорошей работы в наше нелёгкое (для простых людей и для дипломированных филологов в том числе) время:

 

«ПОЙДИ ТУДА, НЕ ЗНАЮ КУДА, – НАЙДИ ХОРОШУЮ РАБОТУ»

 

Сказочка

 

Жили-были где-то в РФ, может быть, даже в Брянске – и, может быть, даже с вами по соседству – мужик да баба. Мужик тот был бабиным мужем, а баба та была мужиковой женою. И вот они, значит, жили себе, поживали, да только добра, увы, совсем никакого не наживали. И вообще, если говорить откровенно, не особенно хорошо они жили. Скверно даже. Чтобы не сказать – отвратительно. Кушали редко, невкусно и нездорово, и очень маленькими порциями. Спали мало и на старенькой скрипучей кровати, пружины из которой впивались им по ночам в различные части тела, отчего и мужик, и баба никогда толком не высыпались и ничем по ночам, собственно говоря, хорошим не занимались, разве что спали, – так ведь спали-то они плохо. А днями (и утрами, и вечерами тоже) мужик с бабой работали на своих работах. Мужик на заводе гайки крутил, баба в поликлинике иглы во всяческие чужие, извините, попы втыкала, иначе говоря – инъекции делала, а попутно мыла, протирала, зашивала, бинтовала, клизмы ставила, желудки промывала и занималась многими другими столь же увлекательными делами.

Ни мужик, ни баба, если правду говорить, – а говорить мы будем, кстати, исключительно правду, правду, и ничего, кроме правды, – работой своей совсем не дорожили, поскольку не испытывали к ней ни любви, ни влечения. Мужику глубоко несимпатичны были его гайки, а бабе – мишени для её шприца, тем более что и ему – за гайки, – и ей – за дырочки в чужих попах – копеечек давали совсем немного, а рубликов и того меньше. И оба они давно бы перешли на какую-нибудь другую работу, да только никакой другой работы для них нигде не находилось. Вот и приходилось им жить, как и раньше жили, – нехорошо то есть, скверно даже, чтобы не сказать отвратительно, – а жить таким-то вот образом нравилось им всё меньше и меньше, потом совсем разонравилось, а под конец так уж тошно стало, что ни в сказке не сказать, ни пером не описать.

И сказала баба однажды мужику своему:

– Надоело мне, – говорит, – такое-то житье-бытье наше – моченьки нету! Молодость моя проходит, скоро старость придёт, а хорошей жизни я как не видала никогда, так и теперь не вижу. А посмотреть-то, милый мой, родной, хочется – ой, как хочется! А стало быть, ступай-ка ты, милый мой, родной, любимый, дорогой, возлюбленный, единственный и прочая, – ступай-ка ты туда, сама не знаю куда, да найди-ка там то, не знаю что конкретно, но чтобы это была, во-первых, обязательно работа, во-вторых, престижная работа, в-третьих, перспективная работа, в-четвёртых, не вредная для здоровья работа, а в-пятых и в-главных, хорошо оплачиваемая работа. Как найдёшь, – говорит, – возвращайся. Приму, – говорит, – в жаркие свои объятия. А коли не найдёшь нигде, – говорит, – так лучше и не возвращайся, жарких объятий всё равно не сыщешь.

Пригорюнился мужик, речь такую услышав, а делать-то нечего – пришлось собираться в путь-дороженьку. И отправился он однажды утром раненько туда, неизвестно пока куда, искать там то, что жена найти ему велела. Ушел мужик – и словно бы в воду канул. Год проходит, другой, третий – нет мужика. Сгинул.

А баба его, муженька дожидаясь, погоревала, погоревала, да и выскочила, не дождавшись, замуж за другого мужика. Этот мужик и собою был виднее, и рубликов приносил чуть больше. Но больше-то – больше, а всё равно маловато. Только и хватило, что на кровать новую, да и то после такой покупки чуть не месяц одним Святым Духом питались. И вот, потерпев чуток, понадеявшись, что жизнь со временем наладится, но очень скоро смекнув, что никогда она таким образом не наладится, обратилась баба в конце концов к новому своему мужику с такою речью:

– Всё, – говорит, – не могу я так больше жить – моченьки моей нету! Старость уж не за горами, а жизни я как не видала, так и теперь не вижу. А посмотреть по-прежнему хочется. А стало быть, – говорит, – ступай-ка ты, милый мой, родной, любимый, дорогой, возлюбленный, единственный и прочая, – ступай-ка ты туда, сама не знаю куда, да найди-ка там то, не знаю что конкретно, но чтобы это была обязательно новая работа. Пусть не слишком престижная, пусть совсем бесперспективная, и пускай даже вредная для твоего здоровья, но обязательно хорошо оплачиваемая! Как найдёшь, – говорит, – возвращайся. А не найдёшь, – говорит, – всё равно возвращайся: другого-то мужика мне, наверное, судьба уж не подарит.

И ушел мужик – работу такую искать, какую жена посоветовала. И нашел её. И денег много-много заработал. Да только к жене своей вернуться не успел: подстрелили его как-то коллеги по новой работе. Впрочем, оно и хорошо, что подстрелили: не подстрелили б, так мужик за новую его, хорошо оплачиваемую работу в тюрьму бы на много лет угодил, мучился б долго. А так – в могилку лёг и успокоился сразу.

Он-то успокоился. А жена ждёт его, ждёт, волнуется – в зеркало глядя, молодость провожая. Пождала годик-другой, да не дождалась и выскочила в третий раз замуж, благо что мужик неплохой подвернулся. Этот и не пил, и не курил, и руки имел золотые. Одно плохо: очень уж честный был, интеллигентный, порядочный, а потому и зарабатывал мало. Кто ж ему, честному, интеллигентному да порядочному, много заработать позволит-то? Но баба, поумнев за долгие годы жизни своей одинокой, да опыту понабравшись, не стала никуда посылать нового своего мужика. Велела дома сидеть. А в путь-дороженьку сама собираться стала. Решила на этот раз свои собственные силы попробовать, счастья поискать – работы хорошей, денежной. Собралась на скорую руку – и ушла.

Отыскала ли она то, что искала, нет ли – не скажу, потому как знать о том ничего не знаю, а врать не желаю. Знаю только, что мужик её до сих пор дома один сидит, вечерами с тоски горькую попивает, ночами не спит, слёзы проливает, а дни напролёт работает, и притом хорошо работает, да только денег по-прежнему зарабатывает мало, потому как глупым он, бедняга, на свет уродился, иначе говоря – честным, интеллигентным да порядочным. А кто ж у нас честному да порядочному за хорошую его работу денег много заплатит? Кто-то, может, и заплатит, да только, наверное, не у нас. А если у нас, то наверняка – НЕ много, потому как у нас всякий знает: честный и порядочный – он и за немного хорошую работу сделает. А коли сделает и за немного, так зачем же много давать? Есть ли в этом смысл? Может быть, и есть, да только, увы... тут, на этом самом месте, сказка моя заканчивается. Как говорится, конец ей настал. А кто её слушал, тот только зря время своё терял. Чем сказки грустные слушать, лучше бы пошел туда, не знаю куда, да нашел бы себе хорошую работу – престижную, перспективную, не вредную для здоровья и, что в наши дни самое важное, ХОРОШО оплачиваемую».

 

Такая вот сказочка. Злая, может быть, чуть-чуть. Но не лживая. Многие, впрочем, скорее всего, скажут, что наоборот – лживая. Директора различных учреждений, владельцы и руководители всяческих фирм наверняка найдут её неправильной. Удачливые бизнесмены, банкиры, магнаты и прочие высоко парящие особы тоже с ней, наверное, не согласятся. А заодно с ними и их подчиненные, и подчиненные их подчиненных, и все те, кому посчастливилось вовремя занять тёплое местечко.

Но те, кому приходится в наше время начинать с абсолютного нуля, те, у кого нет ни родственников с деньгами, ни родственников со связями, те, кому приходится прошибать стену равнодушия большинства и недоброжелательности остальных исключительно своей собственной головой, те, пожалуй, с этой сказочкой согласятся. И те, кто долгие годы работал где придётся, чтобы накопить денег на учёбу, а потом пять или шесть лет учился, продолжая работать где придётся, чтобы в результате, получив высшее образование, растеряв по дороге молодость, силы и немногие сбережения, вновь встать перед необходимостью работать где придётся, – те тоже вряд ли назовут эту сказочку неправильной.

Впрочем, как бы её не назвали, – разве в этом дело? Дело в том, что сказочка эта – вовсе не сказочка, а правдивая история жизни десятков тысяч людей, которых некоторые, весьма печальные особенности нашего времени обрекают на полунищенское существование с осознанием полного своего бессилия противостоять суровой судьбе. Я дорого бы дал за то, чтобы сказочка моя оказалась всего лишь сказочкой, ни в коей мере не отражающей реалий сегодняшнего дня. Но, к сожалению, пока всё, о чём в ней говорится, – правда. Печальная правда о многих. Например, обо мне.

 

(P. S.

Статья написана в 2004 году для брянской обл. еженедельной газеты "Десница", но до сих пор - во всяком случае для Брянска и его окрестностей - не утратила своей актуальности.)