Москва. Столица. Суета сует. Подъезды замыкаются, как ставни. Здесь исчезает человека след, Как капля дождевая в океане. Коварное, бездонное болото – Москва, как многогранен образ твой; От власти проститутки на Охотном И шлюхи от народа на Тверской. За жизнь мою здесь не дадут полушку, Сверкает куполами новый Спас, На паперти убогая старушка Взывает скромно к милосердью нас. В карман суемся и шуршим деньгами, Монетка нищей сыщется всегда, А в нас тщеславья вспыхивает пламя, Что мы в сравненье с нею – господа. На то и был рассчитан весь процесс: В Москве, как в бухте, нужно знать фарватер, Старушку поджидает «Мерседес», А нас под землю спустит эскалатор. Как прав был Данте – каждому своё: Кому-то биржи, казино и банки, Кому-то тюрьмы, вшивое белье, Подвалы, чердаки и полустанки. Плечом к плечу – как в штабель кирпичи. Набит вагон, но нет привычной брани: Культурны «коренные москвичи» С Орла, Тамбова, Тулы и Рязани. В журналы, в книги тычут все носы: Еще Союза не изжита мода. Исчез в вагонах запах колбасы – Московский люд насквозь пропах свободой. Повсюду иноземщиной смердит – Отрадно, что хоть в этом преуспели, А царь – Петр Первый, кажется, сердит, Должно быть, на Зураба Церетели, Усы, топорща, вверх вознес главу, Стремится вырвать швеллер из гранита. Он, по преданьям, не любил Москву – Боярскую чванливость, волокиту. Что до Петра нам? Петр уже почил, Так и оставив на дыбах Россию. Он шлюх от власти палкой бил, А просто шлюх водил на ассамблеи. Зеленый, красный, голубой неон, Сверкают светофоров бельма бычьи, Столица, как библейский Вавилон, Познала прелесть всю многоязычья. Как я устал от этой мишуры, С безумной страстью гибнущей подлодки, Я правлю в гавань – то есть до сестры, Помыться в ванной, выпить стопку водки. И выпадет в осадок суета, Я смою грязь столичную под душем, Как здорово, что есть еще места, Где в час недобрый нам врачуют душу. Не в силах вдохновенье превозмочь, Спешу к столу, слова на рифмы падки, Таинственность придала миру ночь, Сокрыв его вуалью дамской шляпки. Сокровищницей видится мне даль, В ней миллиарды огоньков манящих, Прозрачной ночи темная вуаль Проколота антенной телебашни. И, заручившись помыслом благим, Под утро, собираясь спать ложиться, Я загадал: – проснусь с другой ноги И непременно полюблю столицу. 2000 г. |