1992г. Вологда -Липки ВЕДЬМА

- Папа, мне сегодня приснилось, что ты оборотень, - сказал Максим, протирая спросонья глаза. - Ты был таким страшным! На лбу у тебя были козлиные рога, а сзади длинный и очень противный хвост. Ты приставал и я очень сильно во сне плакал. Я умолял, чтобы ты снова стал прежним, но ты хохотал и строил страшные гримасы.

- Это тебе приснился во сне маленький чертенок и только всего. А ты вместо того, чтобы посмеяться, стал плакать.

- Нет, это был ты!

- Ну и что из этого! Ведь это был сон. А во сне происходят самые невероятные вещи. Вот один раз мне приснился такой сон, что я и сейчас боюсь вспоминать. Но со мнoй же ничего не случилось. Так, что собирайся поскорее в школу и не забудь, что сегодня вечером пойдем с Томом гулять в поле.

- Не забуду, не бойся. А ты мне расскажешь про тот свой сон?

- Хотя тебе и рановато о таких вещах слышать, но так и быть, если вести себя будешь хорошо, то расскажу.

Вечером погода была чудесной. Легкий морозец подсушил верхнюю корочку земли, и по полю можно было ходить вдоль и поперек. Лишь с края поля, где рос один чертополох и сорняки, хотелось уйти. Свежий воздух бодрил, вливаясь в легкие. Хотелось петь и делать что-то безрассудное: бегать, прыгать, валяться и кувыркаться.

Мне это уже было не "по возрасту", но почему сын идет и этого не делает. Ба! Да он же идет и про себя твердит, чтобы не забыть: "Обещал рассказать? Обещал, обещал... Рассказывай...". Лишь Том со звонким лаем носился по полю.

- А ты маме не проболтаешь то, что я тебе расскажу, - нарушил молчание я.

- Ну, что ты, папа. Меня самого она съест после этого. "Ты, - говорит она, - его не слушай. Он уже с ума сошел и тебя хочет полудурком сделать".

- Вот, видишь! Бог ей судья... Ты знаешь что-нибудь о колдунах?

- Читал я, папа, брошюрку Мясникова о нечистой силе, но все уже забыл.

- Снова ты в мой тайник лазил за книгами? Смотри, матери о нем не говори... Раньше колдунов очень боялись, хотя они много хорошего делали людям... Боялись их за то, что они могли сказать, что было или будет... Могли сглазить человека... Тот заболевал или влюблялся, в кого ему укажет колдун... Умели лечить... Я много о них слышал от людей, но сам впервые встретился лишь прошлой осенью, где со студентами был в совхозе.

 

Деревня Липки, в которой мы были, получила свое название, благодаря вековым липам огромной высоты, что росли вокруг церкви и на старом кладбище вокруг нее. Расположили же нас на жительство в старый поповский дом, который после революции перестроили в клуб. Совхоз для своих рабочих построил новую деревню, чуть в стороне с новой школой, больницей и большим клубом со спортивным залом.

В старой же деревне, расположенной вокруг полуразрушенной церкви, в еще крепких, но старой постройки домах, в основном жили старики.

Старая и новая деревни живописно вписались в окрестности по берегу мелководной и говорливой реки Ваги. На другой берег Ваги можно было попасть по подвесному канатному мосту, а машины и трактора переезжали ее практически в любом месте.

Погода стояла чудесная и я, отправив студентов на сельхозработы, одевал сапоги, и отправлялся с корзинкой, которую выпросил у местной бабули, на тот берег бродить в поисках рыжиков и любоваться природой.

Студенты любили мыться в бане после работы, поэтому иногда мне приходилось перед их приездом протапливать баню, что делал я с большим удовольствием, хотя носить воду в бак мне не очень-то нравилось.

И вот в один из таких дней, взяв ведра, я пошел к колодцу за водой. Накрапывал очень мелкий дождик, и стояла такая тишина, что слышен был его шелест по траве, а воздух был такой чистый, что кружилась голова. Благодаря этому, настроение мое было благостное...

- Носи тут воду для них, - беззлобно ворчал я.

На лавочке вблизи колодца сидел какой-то колючего вида старикашка. Может он казался колючим потому, что взгляд у него был таким. Особо я к нему не присматривался, но удивиться удивился его явному равнодушию к тому, что шел дождь.

- Мне хоть воды наносить надо... Шел бы ты, дед, домой, - думал я.

Наносив воды в бак и положив аккуратные березовые полешки в топку, я стал затапливать печь белоснежной, хрустящей в руках берестой и скоро печь стала аппетитно пережевывать свою дровяную пищу в своем пузе.

Закрыв дверцу, я улегся напротив печи на лавку и тут же задремал, вдыхая сладкий банный дух, под шорох дождя по крыше и потрескивание дров в печи, положив под голову несколько березовых кругляшей.

A дальше то, что происходило со мной, было как-бы во сне. Дверь со скрипом открылась, и мимо меня прошел в глубь бани тот старик у колодца. Видимо он курил цигарку, огонек которой я видел в темноте.

- Ты спи спокойно... Я тебя не потревожу... Видишь, мне помереть надо, а не могу... Надо мне свою колдовскую силу, кому-то передать - без этого нас колдунов на тот свет не принимают. Родные и соседи в страхе сторонятся меня... Хотел тебе передать, но, вижу, ты очень уж Богу мил... Передам я сейчас одной из твоих девок, но, не беспокойся, временно... А, как умру, ты приведешь ее на мои поминки, и там она передаст через свои руки моей внучке... Смотри, не говори ей, дуре, ничего, а то потом греха не оберешься... А за это я твою любую просьбу, если она будет в моих силах, выполню... Только позови меня - я услышу, - пробормотал он и исчез.

Я тут же вскочил на ноги и увидел: в бане никого, кроме меня, не было, печь прогорела и было уже довольно жарко. Я выскочил на улицу и увидел, что и там никого не было... Когда я вернулся в баню, мне в нос ударил запах махорки...

- Что за чушь мне приснилась, - подумал я. - Кому расскажи, так не поверят...

Подложив в печь дров, я вышел на крылечко бани, сон, как рукой, сняло, и сел, вытянув свои длинные ноги в дверном проеме. Навес над крылечком скрывал меня от дождика и я задумался, а о чем, сейчас и не вспомнить... Вдруг заголосили женщины на всю деревню.

- Ой, милый, ты наш, дедушка! На кого ты нас оставил? Такой ты еще у нас был крепенький и вот осиротели мы без тебя, - донеслось до меня, а затем вижу, как в огород, чуть не сломав калитку, врывается студентка Ирочка и бежит ко мне.

- До чего вредные старики пошли! Вцепился в меня, как клещ! Я дернула, а он там у колодца растянулся, - кричала она, размахивая руками.

- Ира, как тебе не стыдно? Ведь ты убила старика! - стал уже я играть свою роль, так как то, о чем говорил мне старик, стало сбываться. - Тебя же за это могут привлечь!

Руки у Ирочки опустились вдоль тела и, перейдя на шепот, она обратилась ко мне с вопросом:

- Что же мне делать, Василий Федорович?

- Во-первых, ничего и никому не говори об этом, во-вторых, придется тебе сходить к нему на поминки и помянуть его, а в-третьих, беги домой и сиди там, как мышь.

- Ни за что я к ним не пойду, Василий Федорович! Да я от страха умру!

- Если не сделаешь этого, то он тебе будет сниться каждую ночь в белых тапочках, - пошутил я, хотя шутки тут были неуместны.

- А не могли бы вы на поминки со мной сходить, Василий Федорович?

- Посмотрю на твое поведение, а сейчас беги скорее, - сказал я, а сам подумал: - "Надо же, кого выбрал в ведьмы старик! Она и без этого самой настоящей ведьмочкой была" .

Ира была красивой, хитрой и острой на язык девушкой. На работу она не ездила, ссылаясь на больную руку, покрытую всю шрамами. Не желала она и на кухне работать из-за той же "ручки", но выспавшись днем, грубый ее голосок трубой звучал до утра. Ее "руку" можно было обнаружить во всех каверзах и не богоугодных делах, на которые так охочи молодые люди в таком возрасте.

После одной из таких выходок, когда сельские парни что-то такое натворили во время "хороводов", которые водили всю ночь студентки во главе с Ирочкой, я предложил ей ехать "nach Haus", то есть домой. И пока я не отменил это свое решение, меня мучили депутации и митинги в защиту прав советской студентки, которые были так искусно подготовлены и проходили под личным чутким руководством опять же той же самой "ручки".

То, что это не было моим наговором, доказало то, что целых две недели после описанных выше событий, у нас было "тихо" - студентки уже в девять часов вечера забирались в постель. Весь вечер допоздна рассказывали сказки, а кавалеров, как ветром сдуло, хотя Ирочка из страха перед стариком, который ей каждую ночь снился, ничего им не рассказывала.

Сама же Ира эти дни ездила вместе со всеми на сельхозработы и была самой примерной во всех отношениях студенткой, а ее взгляд, проданной собаки, давал мне понять, как ей страшно и тоскливо на душе. В день похорон старика она осталась в деревне и, наблюдая из окна за домом старика, докладывала мне обо всем, что происходило в деревне.

- Василий Федорович, гроб вынесли из дома...

- Василий Федорович, пошли на кладбище...

- Василий Федорович, пришли с кладбища... Когда мы пойдем?

С каждой информацией ее глаза становились все больше и больше от страха, а голос все тревожнее.

Наконец, я понял, что пора идти. Я одел сапоги, куртку и вышел на улицу. Ира семенила со мной рядом. Я решил ее проинструктировать:

- Как придем, ты поклонись и скажи, что пришла к внучке деда. Знаешь, как ее звать?

- Знаю... Мне дед во сне сказал...

- А, как она к тебе подойдет, ты дотронься до ее руки и скажи, что приглашаешь ее сегодня в клуб на танцы или еще чего-нибудь другое, так как ей сегодня на танцы нельзя из-за траура. Нет, лучше спроси ее о чем-нибудь, например, где, мол, ты учишься. Поняла?

- Ой! Василий Федорович, откуда вы все знаете? Я сна же вам не рассказывала?

- Ира, этому нечего удивляться. Я от бабушки слышал, что, если хочешь, чтобы покойник перестал сниться, необходимо придти на его поминки и дотронуться до женщины, - врал я и подумал про себя: "Не говорить же мне ей всю правду, хотя все это и похоже на чушь".

Подошли мы с такими разговорами к калитке дома, где жил старик. С внутренней стороны на ней висел висячий замок. Не сговариваясь, мы с Ирой решили обождать, когда кто-нибудь выйдет из дома.

Ждать пришлось долго, но вот из дома показался мужичок в броднях, накинутой на плечи фуфайке и шапке ушанке набекрень.

- Что вам надо, люди добрые?

- Я хочу поговорить с Наташей, - ответила Ира.

- Никакой вам Наташи, милая дамочка, не будет. Наташа только что похоронила дедушку, и в никаких разговорах с вами не нуждается. Мы знаем, для чего вам потребовалась Наташа, поэтому ни вас, - он посмотрел на меня, - ни вашу "жизел" я не пропущу и идите вы туда, откуда пришли, - заявил он и зашагал к дому.

Мы, не спеша пошли восвояси. Если я был спокоен, то Ира вся клокотала внутри, но, видно, из-за страха молчала.

- Что мне теперь делать, Василий Федорович?

- Ира, на настоящий момент ты сделала все, что могла, поэтому тебе беспокоиться нечего, а дальше видно будет - жизнь покажет, - ответил на ее вопрос я.

Целую неделю после этого Ира вставала с постели только поесть и снова ложилась. Подругам своим она ничего не говорила, а я на их вопросы только пожимал плечами, хотя внутри был тоже не очень спокоен, так как близился день нашего отъезда из деревни,

Поработали мы хорошо, и администрация совхоза устроила для студентов и местной молодежи осенний бал в клубе.

На бал я не пошел и часов в десять улегся спать в своей комнате, предварительно закрыв, по просьбе Иры, на задвижку дверь комнаты, в которой лежала она.

То ли это был сон, то ли это было наваждение какое, но я увидел все, что произошло уже с известными нам лицами, как бы со стороны.

Я увидел дом старика и его внучку, которая нарядно одетая металась по комнате, не зная, как улизнуть ей из дома на танцы в клуб. В доме же у нее все спали, и слышался из каждого угла крепкий храп. Наконец, ей удалось через скотный двор, открыв там засовы, выйти на улицу.

Попозже я увидел Иру, которая вскочила с постели, как будто ее, кто ужалил под одеялом. Подбежав к двери, она сразу же убедилась, что ей дверь из комнаты не открыть. Тогда, распахнув маленькие створки оконца, Ира, хотя была совсем не хрупкой девушкой, с проблемой, как пролезть через него, справилась блестяще, спрыгнув прямо в огромные в рост человека кусты крапивы с высоты полтора метра.

Два километра до клуба она бежала бегом, и пыль за ней поднялась, как будто проехала по дороге машина... Вот подбежала она к клубу и одним махом взлетела на высокое крыльцо... В клубе танцы были в самом разгаре. Танцевали модный в то время танец Ламбаду... Вот она идет медленно по залу, как будто ее кто-то ведет за руку, подходит к одной девушке и дотрагивается до нее своей рукой... Что-то ей говорит... Вздыхает и, выбежав из клуба, уже спокойно, не замечая пыли, которую она же и подняла до этого, пошла назад. Светила полная Луна.

Войдя ко мне в комнату, она очень тихо произнесла:

- Василий Федорович, я все сделала, - повернулась и, осторожно прикрыв за собой дверь, пошла спать.

Дальше я спал без сновидений.

- Что было с нами дальше, я думаю, тебе слушать неинтересно, и я на этом закончу свой рассказ. Ты, Максим, можешь смело сказать, что ничего сверхъестественного в этом случае не было, а я сам придумал эту историю. Что ж... Доказательств у меня нет...

- Папа, а, что стало с Ирой после этого случая?

- Она резко изменилась после той ночи в лучшую сторону. От той характеристики, которую я дал в начале рассказа Ире, могу смело отказаться - стала она спокойной и выдержанной, а вся ее шаль куда-то исчезла. Со мной об этом случае она больше не разговаривала.

- Ну а просьбу твою колдун выполнил?

- Нет. Я его не звал и звать не собирался. Со своими проблемами я и сам справляюсь хорошо и к тому же сам не больно верю в то, что тебе рассказал...