Мне Бог простит ( я чту его за это), что осенью, зимою и весной, в родимый край я сердцем рвусь за Летом: с беременною тучей проливной, с родимой хаткой, хламом у порога, (его всё недосуг, видать, прибрать)… Я там душой…А бренности дорога годами - серпантином… Что ж, плевать! Рвану стоп-кран, скачусь у Перевоза - в траву по пояс, в Лето – кувырком. Где Родина, под вопли тепловоза, поИт меня туманным молоком. Ворвётся в душу плёс янтарной ряской, и луг - голубоглазым васильком. Природная палитра, чистой краской, закрасит в сердце будней серых ком. Весь нараспашку – до единой фибры, я слился с полем каждым колоском. Пшеницей – зёрен крупного калибра, и ароматным – хлеба, запашком. А в роще соловей гулящим птахом рвёт в клочья тишину шальной струной. Из родника, склонившись, как над плахой, напьюсь воды, студёной и родной. Скрипучею калиткой, мимо хлама пройду я к хате, стану на порог. И тихо мне навстречу выйдет мама, негромко охнет. Спросит:- Жив, сынок?! Прильну я к ней - поникшей веткой клёна, укрытый от невзгод любви крылом. Лишь по щеке грехи мои – солёным, слезой воспоминаний о былом… |