Прошел ровно год с того момента, когда, словно полоумный, в пять часов утра вскочил Марк на кровати и больно ударил себя по лбу:

– Какой же я был идиот! Теперь я знаю, я нашел!!!

Было 17-ое число. Он откинул одеяло и, не обращая внимание на вырвавшееся у Милены спросонья: «О, Господи!», через всю кровать потянулся к телефону.

– Марк, ты кому так рано? – пробормотала Милена и открыла слипавшиеся глаза. – Ещё же ночь на дворе!

– Ночь? Но у меня открытие!!! Я не могу ждать до утра!

– И что там у тебя на этот раз? – Милена сонно хмыкнула.

– Да ты пойми, это не опять!!! Все то было – проба, эксперимент, и все не то! На этот раз все точно, я не только открыл, я доказал это научно! Теперь никакой Дорн не будет надо мной насмехаться, он просто не сможет противостоять моим доказательствам!..

– Да что там случилось в конце концов?! – Милена приподнялась на локте, стараясь придать своему виду как можно больше прелести.

Но Марк не замечал этого, его трясло, как в лихорадке, – он был весь во власти своего открытия.

– Я открыл причину, почему мы все болеем! Я понял это и научно доказал, и теперь весь мир – весь мир, ты подумай! – только если захочет, может стать здоровым и не болеть! Ты смеялась над моими изысканиями, но теперь-то и тебе придется поверить, что я прав! – Марк торжествующе посмотрел на неё.

– Я рада за тебя, милый, – улыбнулась Милена, как улыбаются маленькому ребенку, построившему домик из кубиков. – Иди ко мне!..

– Нет, я сначала позвоню в Глуховскую берлогу и сообщу Медведю!

– Да никуда ты не позвонишь!!!

Но Марк, усевшись на край кровати, уже торопливо набирал номер телефона.

 

Так прошел год. Ровно в этот же день – Марк специально все так устроил – должно было состояться слушание его доклада. В течение всего года, день за днём он пытался внедрить своё открытие в жизнь. Но тут-то он и столкнулся в очередной раз о твердую стену скептицизма ученых, и чуть не набил себе шишку на лбу. Однако больше всего во всем их институте мешал ему ни начальник, старый и седой Шухов, и даже ни его многочисленное окружение, а какой-то обыкновенный довольно молодой учёнишка Сергей Дорн, который почему-то имел большое влияние на сотрудников института. Своей чёткой, неопровержимой логикой он в один миг мог разрушить все начинания и доказательства, одной фразой показать ошибочность пусть даже самой истиной теории. Возможно, этого его качества немного боялись, уж что-то в этом было даже мистическое.

И весь этот год, изо дня в день работал Марк Спектов над тем, чтобы доказать ему, Дорну, а также Милене, Шухову и всем учёным, собравшимся его слушать – всем до единого доказать истинность и неопровержимость своей теории, предоставить такие факты и объяснения, чтобы у них просто не нашлось что возразить. О, как он ненавидел этого Дорна! Он не мог выносить его высокомерного тона, его привычку всё и вся критиковать, его мертвую холодную натуру! Он считал, что это покойник, который восстал, чтобы мешать людям жить и двигаться вперёд. Он ненавидел, но немного уважал его, потому что тот был в чём-то сильнее его.

Конечно, в этих их спорах Марк много что мог отпарировать, у него тоже, к счастью, с логикой все в порядке, и он, подумав, в состоянии ответить на замудрённые вопросы Дорна. Но у Дорна логика сильнее и стройнее, она развита до какой-то крайности, какая-то исступленная логика, которую он всю жизнь, видимо, оттачивал, а теперь получает наслаждение оттого, что ставит ею других в тупик. Но Марк знал, что Дорн не Господь Бог и что он, Марк, сможет с ним справиться, если хорошо, до мельчайших подробностей подготовится и учтет все возможные подвохи.

Как посоветовал ему Медведь, Марк до этого дня не раскрывал все карты, а только частично; и чтобы нащупать слабые места противников, он иногда дискутировал за круглым столом учёных. На них он брал с собой Милену – ей он… во вторую очередь хотел доказать, что он не безмозглый теоретик и романтик, а что его теория имеет практическое значение. К тому же Милена имела слабое отношение к науке – училась в аспирантуре, хотя и без особого интереса. Но Марк её всем представлял не иначе, как будущего учёного. Частично ей были интересны его изыскания, но в большей степени – его отношения с коллегами, обстановка в институте, и поэтому она всегда сопровождала его на такие дискуссионного рода мероприятия.

Однажды, за два месяца до знаменательной даты, в одну из таких дискуссий Спектову позвонили из Европы, и он вышел. Минут через десять вошла секретарша и сообщила, что после разговора Марк Спектов куда-то ушёл, не сказав ни слова. Объявили заседание оконченным. Все стали расходиться, и Медведь предложил отвезти Милену, но её задело, что Марк ушел без неё, и она отказалась, сказав, что хочет прогуляться.

Милена шла по длинному узкому коридору, и её мысли всё больше объединялись против Марка. Она уже представляла, что когда приедет, то с обидой и негодованием выскажет ему все. Чтобы он примчался к ней, забыв свои теории, и просил у неё на коленях прощения. Да! И говорил, как он виноват и как он любит её…

Машинально она подошла к лифту и нажала на кнопку. Вдруг она почувствовала чьё-то присутствие сзади. Она затаила дыхание и почему-то боялась повернуться.

– Что вы делаете так поздно тут? – спросил голос.

Милена вздрогнула, потому что узнала Дорна. Он заметил это и улыбнулся.

– Ну, что же вы, я не такой страшный, как вам расписывал наверняка меня Спектов.

Милена слегка покраснела. Она повернулась, подняла на него глаза, но не смогла выдержать его пронизывающего взгляда, и снова отвела их.

– Я… уже ухожу, – пытаясь улыбнуться, проговорила она.

– Вас отвезут?

– Нет, я сама доеду. – Милена покраснела больше, понимая глупость своего положения.

Двери лифта раскрылись, и она подумала, что лучше бы пошла пешком, чем поехала с ним в одном лифте, но гордость не позволила ей отказаться. Он по-джентельменски пропустил её вперед. Милена зашла, стряхнула с себя сковывающие мысли и гордо посмотрела на него.

– Да, нелегко вам с его необузданной натурой, – сказал вдруг Дорн, глядя ей прямо в глаза.

Милена выдержала взгляд, хотя и растерялась. Но, стараясь этого не показывать, она, улыбнувшись, ответила:

– Почему же, не всегда.

– А я, наверное, вас подвезу, – сказал он вдруг. – Идите за мной…

Двери отворились. Милена, не найдя, что возразить его повелительному тону, спокойно, с чувством собственного достоинства пошла за ним.

– А мы ведь с вами почти соседи, – продолжал Дорн. – Я живу в пяти минутах ходьбы от вас. Удивительно, что мы никогда не ходим друг к другу в гости! – последнюю фразу он произнес с явно насмешливой интонацией.

– Так вы же не приглашаете! – отпарировала Милена, словно не замечая насмешки.

– Так приходите, – серьезно сказал Дорн. – Только без него.

Кровь ударила Милене в голову при его последних словах. Она остановилась уже возле его машины, и когда он предложил ей сесть на первое сиденье, скороговоркой проговорила:

– Спасибо, я сама.

И сжала в руках свою маленькую сумочку.

– Зачем так? Поедем.

Дорн повернулся к ней и прямо и спокойно посмотрел в глаза. В них не было уже насмешки и вроде не пряталось нигде скрытого смысла. На неё смотрело обычное бесстрастное выражение, даже при желании доброе. Милена пожала плечами и села в его машину.

Сначала она думала, что Дорн будет говорить о Марке и просить её подействовать на него, чтобы он отказался от своих безумных идей. Но тот не упомянул о нём ни слова. Они говорили о каких-то пустяках, он рассказал ей пару смешных анекдотов – и всё. Затем он остановился возле её подъезда и вежливо, почти бесстрастно попрощался. «Какой странный человек!» – в каком-то смущённом волнении думала она, поднимаясь на третий этаж знакомой квартиры.

– Привет! – бросил ей Марк, который сидел весь в пыли и рылся в каких-то бумагах.

Милена поморщилась при виде такого бардака, и чувство досады на его равнодушный приём охватило её. Она захотела его и вывести из состояния безмятежности.

– А меня сейчас Сергей Дорн подвозил… – брякнула она.

– Дорн? Ты теперь не на его стороне? – живо спросил Марк, и вдруг опомнился. – Дорн… И ты позволила, чтобы он тебя подвозил?! – он выронил из рук бумаги и удивлённо посмотрел на неё, ожидая ответа.

– А что мне было делать? – Милена сделала обиженное лицо. – Ты бросил меня на середине заседания и забыл, выставив на посмешище перед всеми! Что, я должна была пешком идти?

– Да, тут же недолго. И к тому же Медведь бы тебя довез!.. – Марк еще не верил, что это возможно.

– Он предлагал, но я решила дождаться тебя, потому что была уверена, что ты за мной заедешь. А ты забыл, как о последней ненужной вещи забыл! – Милена хотела уйти, но Марк подскочил к ней, схватил за руку и проговорил:

– Если ещё раз ты хоть близко мимо него пройдешь…

– И что тогда?! – пытаясь вырваться, вскричала Милена.

Она смотрела на него с обидой и вызывающе, готовясь обороняться. Их взгляды встретились, и словно что-то промелькнуло между ними, какая-то маленькая мысль, обрывок мысли... Марк вдруг отпустил её, махнул рукой и тихо сказал:

– Ничего… – быстро оделся и вышел.

В этот вечер он проторчал в какой-то забегаловке и возвратился домой за полночь пьяный и совершенно невменяемый. Милена, которая сама уже жалела, что так с ним обошлась, уложила его на кровать и глубоко вздохнула…

Следующие несколько дней у Марка был упадок настроения и сил, он шатался из угла в угол и ничего не делал, забросил свои исследования. Напрасно Милена пыталась всячески вернуть его к жизни – он только отмахивался, хотя уже давно не сердился на неё. Вывести из кризиса смог его Мишка, который позвонил и сказал, что получено разрешение именно 17-ого числа, ровно через два месяца слушать его доклад…

 

– Да, поставьте сюда… И не забудьте проветрить помещение! – распоряжался Марк Спектов, ежесекундно поглядывая на часы: стрелки неумолимо двигались к двенадцати.

Все приготовления были завершены: различные приборы уже привезли; вода, стаканы, блюдца – всё стояло на опытном столе; большой экран, ноутбук с дисками – всё было под рукой. Осталось всех усадить и начать заседание. Посередине стоял длинный прямоугольный стол, за ним сидели крупные учёные из России и зарубежья, а также сотрудники института. Дальше стояли стулья – где-то штук 10 – для остальной публики, где сидела Милена и ещё несколько человек.

Милена села с краю, чтобы можно было видеть и Марка, и телеэкран, и его оппонентов. Она была слегка бледна и взволнована, и это придавало ей какой-то необычной прелести. Столкнувшись перед заседанием в коридоре с Дорном, она слегка покраснела. Встреча после двухмесячного перерыва странно подействовала на нее.

– А, здравствуйте! Болеть пришли? – немного язвительно улыбнулся он.

Он, видимо, тоже был слегка заражен окружающей лихорадкой, и сквозь его холодную натуру выделялся необычайный блеск глаз.

– Желаю удачи! – немного волнуясь, почему-то ответила ему Милена, хотя сказать хотела совсем другое. Она была рада, что Марк не видел этого, так как у него бы испортилось настроение перед самым выступлением. Он итак в последнее время стал слишком ревнив.

Когда протикало полдень, вышел Шухов и объявил заседание открытым. Он представил докладчика и попросил начинать. Марк вышел, поправил галстук и посмотрел на своих слушателей. Они сосредоточенно ждали, и он, в очередной раз собравшись с мыслями, повел свою речь.

– Уважаемые коллеги и слушатели! Позвольте мне представить свой доклад. Тема его, как вам уже известно, «Вода и ее глобальное значение для человечества». Тема эта отнюдь не философская. Я ведь учёный, и меня прежде всего интересуют практические разработки. – Он сделал паузу и как бы взглянул на себя со стороны: начало вроде хорошее… – И в данном докладе я предоставлю на ваш открытие нового времени – о способности воды записывать информацию. Мой доклад будет состоять из двух частей: теоретической и практической…

Первое время Милена не без волнения следила за Марком: как он, достойно ли начнёт, уверенно ли будет говорить. Но он слишком долго и тщательно готовился, чтобы её опасения оправдались. И Милена, не любившая долгих теорий, стала разглядывать присутствующих. Многих она уже знала, больше половины из них были на круглых столах, куда брал ее с собой Марк. Забавно выделялись среди других немец и финн, с типичным иностранным выражением лица слушавшие докладчика. В центре стола расположился Шухов со своим ближайшим окружением. Ближе к левому углу, к ней, сидел Мишка Глухов и внимательно следил за Марком: его, видимо, больше интересовало не что он скажет, а как скажет. А справа от Шухова, чуть дальше, за иностранцами восседал Сергей Дорн собственной персоной. Как бы обособляясь от остальных, он тем самым показывал, что он не с ними, а сам по себе. Лицо его было непроницаемо и спокойно, блеск глаз исчез, и, казалось, что он слушает обычный школьный реферат.

– …Во-вторых, – продолжал Марк, – меня натолкнула на мысль так называемая святая вода. Помните, наши бабушки ходят в церковь в определенные дни и берут воду – якобы лечебную. Неужели мы, ученые, поверим тому, что действительно в Христианский праздник обычная вода меняет свои свойства и становится целительной? Естественно, нет. Причина здесь как раз в том, что многие люди единовременно называют эту воду святой и целебной, тем самым структурируют её и меняют её свойства. Но об этом позже…

Марк остановился: у него пересохло в горле. Он взял со стола минеральной воды и сделал глоток. Глухов показал ему потихоньку большой палец, и Марк, ободренный, продолжал:

– Итак, благодаря этим и другим фактам, которые я здесь не буду приводить, я на уровне теории сделал вывод, что вода способна записывать информацию. Затем я прочитал об исследованиях Масару Емото и решил повторить его опыт у нас, в России. И наконец я сумел доказать это практически. Лилия, вставьте, пожалуйста, диск, – попросил он секретаря.

Девушка вставила носитель, и на экране появились фотографии.

Марк взял указку в виде фонарика и указал на одну из них.

– Что мы видим? Обычную снежинку. Это – замороженная капля воды, сфотографированная и заснятая на видео. Но перед тем как ее заморозить, я посмотрел на нее и сказал: «Это целебная вода». И взгляните, как красива и совершенная ее форма! Как гармоничен ее рисунок! А теперь посмотрите на соседнюю. Прежде чем заснять ее, я сказал: «Эта вода несёт разрушение». И что мы видим? Абсолютно бесформенный рисунок, ни гармонии, ни совершенства, ни красоты. Другой пример – всего одно слово: «Умница!». И второе: «Тупица». Видите разницу? То, что вода реагирует на наши слова, видно даже на физическом уровне!

Марк выдал последнюю фразу и торжествующе посмотрел вокруг. В зале почувствовалось оживление; ученые и не подозревали о наличии у Марка таких веских доказательств. Только Дорн сидел также с непроницаемым лицом. Марк посмотрел на него, и их взгляды встретились. Дорн едва заметно улыбнулся, и Марк готов был удушить его взглядом… Но заставил взять себя в руки и уже более горячо продолжал:

– Рассмотрим житейский пример. Вы замечали, что если ваша жена готовит обед в отличном расположении духа, у нее все получается вкусным? А если у нее скверное настроение, то уже что-то не то. Даже если со вкусом нормально, то потом обязательно заболит желудок. Но ведь мы знаем, что практически во всех продуктах питания также содержится вода. И от того, что мы говорим при готовке обеда, выращивании огурцов на грядке или разливе вина, зависит вкус этого и наше с вами самочувствие! – Марк разгорячился и уже не мог остановиться. Удивленные лица некоторых слушателей придавали ему силы. – Кроме того, мы знаем, что тело человека тоже состоит из воды. И если мы без конца ругаемся, угрожаем друг другу, говорим обидные слова, что происходит с каплями воды, которые в нашем теле?.. Вы понимаете, куда я клоню. Мы сами, сами себе роем могилу нашими словами, и не только себе, но и людям, с которыми мы общаемся! Мы ходим в больницы и покупаем таблетки, но они не помогают, если ежедневно в нашем теле идет процесс превращения воды в невесть что. Поняв, осознав и применив эти знания, мы можем лечить себя, лечить других, лечить наши водоемы, животных, растения. Мы не только можем, мы должны, узнав это, перезаписывать информацию там, где она была записана на разрушение. Это закон природы, и мы, люди, живущие в природе, должны его знать!

Марк закончил свою тираду и выпил залпом стакан воды. Он выл возбужден, ровно как и большинство присутствующих в зале. Даже Милена встала со своего места и продолжала стоять у стены, чтобы ей было лучше видно и слышно. Она была как будто слегка испугана и с надеждой поглядывала на равнодушного Дорна, который единственный, казалось ей, сможет разъяснить, что это все неправда и только безумные фантазии Марка. Становилось шумно, пришлось встать Шухову.

– Уважаемые господа, прошу успокоиться! Если у вас есть вопросы, можете их задавать по ходу, если Марк Альбертович не будет против.

Марк кивнул. У него слегка дрожали руки, и пот катился градом. Ему было жарко, но он усилием воли заставил себя сосредоточиться и сказал:

– Если есть вопросы, могу ответить и всё разъяснить.

Но все вдруг замолчали. Спрашивать что-то по такой странной теме казалось уходом в сторону от ученого скептицизма, поэтому все ждали, когда кто-то начнет первым. Наконец поднялся один семидесятилетний старичок, из окружения Шухова, который проработал в институте почти всю свою жизнь и не без основания считался одним из авторитетов:

– По вашим словам, вода записывает информацию. А вы проводили опыты, сохраняется ли эта информация или же исчезает сразу же после ее записи? – Все обратились на Марка.

– Я отвечу на ваш вопрос, – начал он. – Да, она сохраняет информацию. И чтобы нагляднее это было показать, давайте обратимся к опыту. Лилия, принесите, пожалуйста, воды!

Девушка принесла несколько пластиковых бутылок магазинской питьевой воды.

– Сейчас я открою одну из них. Так… Теперь давайте с вами скажем ей что-нибудь хорошее. Дорогая водичка! Мы все тебя очень любим. Спасибо, что ты есть у нас, иначе бы мы не смогли так жить. Может, кто еще хочет что сказать?

Марк обвел взглядом ученых, но никто не решался: это казалось глупым и смешным – разговаривать с водой. Только немец, уверенно встав, громко сказал:

– Lieber russischen Wasser! Du bist sehr gut!

– Vielen Dank, спасибо! – засмеялся Марк. – Заодно и посмотрим, как вода на иностранные языки реагирует!

Он взял в пипетке каплю воды и поместил в чашку-петри в морозильную камеру.

– Теперь налью из этой же бутылки еще воды, – продолжал Марк. – И давайте ее ругать. Игорь Анатольевич, помогайте, ваша же инициатива была! – Марку доставляло удовольствие смущать целомудренных ученых.

Однако пожилой авторитет не растерялся и громко сказал:

– Это грязная, ненужная и неэффективная вода. Она не несет никакой пользы обществу.

– Браво, спасибо, Игорь Анатольевич! Сейчас мы достанем нашу первую воду и поставим сюда…

Он заморозил и сфотографировал чашки, затем оставил их на видном месте и обратился к учёному:

– Через некоторое время я отвечу на ваш вопрос. А пока мы посмотрим ещё один мой эксперимент. Вот, взгляните, – он уже забыл про Лилю и сам вставил диск. – Это наглядный пример: растут два куста помидоров в горшках. Сорт один и тот же «Алёнушка». Хороший уличный сорт. Вот томаты одинаковы в росте. А на следующей картинке вы видите, что один больше и мощнее, а другой слабее и меньше. Первый я поливал с таким указанием воде: «Ты дашь этому кустику все необходимое для его полноценного роста и развития». А этот, другой – с таким: «Ты вредна этому растению, ты ничего не принесешь ему, кроме слабости и изнеможения». И вот – результат…

– Но это же не справедливо, вы так губите растения, и можете все погубить! – раздался возглас с задних рядов одного представителя «Грин Писа».

– Так, извините, это лишь научный эксперимент. А так мы все губим наши деревья на улице, ругая их и друг друга… Затем я таким же образом решил проверить всхожесть семян…

Милена не могла больше слушать. Она понимала, что слишком много доказательств и слишком правдоподобным казалось все сказанное. Ему даже никто не возражает, никто не может сказать ничего против! Даже Дорн сидит и молчит. Неужели он тоже сдаётся? Она стала злиться на Марка неизвестно из-за чего, ей было тяжело внутри, и она хотела, чтобы все это скорее закончилось. Как всё неправильно, ужасно… Она взглянула на Мишку Глухова – он сидел, довольный, и поддерживал Марка! Конечно, они решили пойти вдвоем против всех, против постоянной точки зрения, против долгих и устоявшихся традиций и теперь радуются. Еще ее к себе записали. Где справедливость? Ведь если выиграет Марк, значит, все не так, все не то, все рушится…

Милена мучилась и не знала, что делать. Кадры на экране мелькали у нее перед глазами, она силой заставляла себя на них не смотреть, она выбрала какую-то бездарную картину на стене и прилипла к ней, лишь бы не встретиться взглядом с Марком. Когда же это кончится, ведь уже долго все идет, пора расходиться… Из состояния почти паники ее вывел смущенный финн, который поднялся и сказал одну фразу на корявом, ломаном русском. Милена невольно усмехнулась.

– Ето фсё ошень интэрэсно.

– Спасибо, я рад, что вам понравилось!

Марк вдруг почувствовал себя усталым. Он выпил уже почти всю минералку и не заметил этого. Он видел, что ничто не сдвигается, что все слушают и боятся что-то спросить, что-то узнать, что они, как только выйдут отсюда, сговорятся забыть о нем и о его исследованиях, нигде не упоминать, никогда не говорить. Что все будут также относиться к нему, как к оторванному от жизни теоретику, но не захотят прислушаться к его практическим наработкам. Они будут тщательно укрывать это от гласности, чтобы не дай Бог кто-то узнал, что здесь слушались такие странные доклады. Они будут делать все, чтобы имя Марка Спектова и слово «вода» были похоронены в живом мире мертвых…

Дикая тоска подкатила к горлу Марка. Он посмотрел на Милену и поймал ее взгляд. Но там он тоже не нашел ничего, что бы могло его поддержать и утешить. Автоматически, не желая еще так просто сдаваться, он устало проговорил:

– А теперь прошло достаточно времени, и снова заморозим наши капли… – Марк проделал привычную процедуру и поместил результаты на экран. Показались две пары снимков. – Вот видите, «немецкая» снежинка очень даже красива в момент заморозки тогда и сейчас. И почти не отличается. А та, которую отругали, и на снежинку-то не похожа… Если хотите, мы можем прийти сюда завтра и проделать то же самое – если никто не перезапишет информацию на воду в этих чашках.

– Спасибо, я вашим ответом удовлетворен, – произнес Игорь Анатольевич.

– Вопросов больше нет? – Марк обвел взглядом окружающих, в котором вспыхнул вдруг мрачный огонек, но никто не решался ничего спросить. – Значит, все согласны с моими исследованиями, и следовательно, отныне их дальнейшую разработку можно проводить официально, за счет бюджета нашего института…

При его последних словах в центре стола поднялось волнение. Ученые, видимо, не ожидали такого поворота событий. Встал Шухов:

– Мы еще не сказали, что полностью согласны с вами…

– Хорошо, что именно у вас вызывает сомнение?

– Здесь много неясных мест… Мы не можем так просто поверить, что… – Шухов запнулся, и раздались странные возгласы.

Было дурацкое положение: Марк стоял и с видом профессора ждал объяснений своего начальника, а тот ничего не мог толком объяснить. Он бросал взгляды на соседей, чтобы они его поддержали, но те смотрели перед собой, пряча глаза и отказываясь от всякой ответственности. Двое ученых с Урала активно шумели, поддерживая Марка. Сидящие в зале требовали разъяснений. Ситуация в какой-то мере становилась критической.

– Позвольте мне сказать, – раздался вдруг четкий и спокойный голос из правого угла. Это был Сергей Дорн, и все обратились к нему, как к последнему и единственному шансу на надежду. – Я ждал, когда будут высказаны все мнения, и теперь готов заявить, что теория, представленная господином Спектовым, к сожалению, несостоятельна. – В зале зашумели, Глухов сделал движение. Только Марк стоял бледный и уставший, силой воли пытаясь удерживать спокойствие и четкость мыслей. – Итак, она несостоятельна. Но господин Спектов в этом не виноват, то, о чем я сейчас буду говорить, он, по-видимому, просто не знал. А я буду говорить о том, что предложенный опыт называется фонологией, и это целая наука, изучающая влияние звуков и их сочетаний на живые организмы, в том числе и на воду. Так уж получилось по иронии судьбы, что слова вроде «Спасибо», «Здравствуй», «Хороший» и некоторые другие обладают благоприятными для воды сочетаниями. Этому также часто способствует и то, что мы эти слова произносим мягко, и даже если в них есть негативные сочетания, они сглаживаются, и вода реагирует соответственно. Фразы же вроде: «Я тебя убью» – мы говорим жестко, с экспрессией, и вода реагирует на эту жесткость, а не на содержание… Позвольте мне с вашей помощью провести эксперимент. Марк Альбертович, налейте, пожалуйста в стакан воды. – Марк, недоуменно глядя на Дорна, налил воды. – Благодарю вас. А теперь я ей мягко скажу: я тебя ненавижу… – Дорн произнес это с нежнейшей интонацией, что можно было подумать, что он признается ей в любви. – Заморозьте ее, пожалуйста.

Марк капнул ее в чашку-петри и поставил в морозильную камеру. Он делал это автоматически, не понимая, что хочет доказать ему Дорн, когда все итак казалось простым и ясным. Он пытался подключить всю свою логику, но ум отказывался работать. В зале стояла нависшая тишина, все ждали результата. Через две минуты Марк достал каплю, заснял и вывел на экране. К удивлению окружающих, вода показывала кристалл.

– Ну, что вы на это скажете?

В зале поднялся шум. Марк впился глазами в Дорна, пытаясь пронзить его насквозь, но он видел в нем только усмешку и уверенность победителя. Он не верил ему, он знал, что здесь что-то не то, что это неправильно и так быть не может… И вдруг его осенило. «Ну, нет, погоди радоваться!» – со злорадством подумал он. И, подняв обе руки с просьбой успокоиться, спокойно, в упор глядя на Дорна, Марк сказал:

– Согласны ли вы, Сергей Витальевич, собственноручно убедиться, что вы не правы?

– Хотелось бы мне знать, как вы это сделаете, Марк Альбертович.

– Значит, вы соглашаетесь быть участником в невинном эксперименте?

– Конечно.

– В таком случае я сейчас налью воды… – Марк взял чистый стакан и дрожащими руками налил в него из той же бутылки. – И мягко, нежно скажу этой воде: ты гнилая вода, – начал он тихим и приятным голосом, но со всех сил концентрируясь мысленно и вкладывая в них именно то значение, смысл которого он говорил.

Глаза при этом у него странно загорелись, а выражение застыло в какой-то зловещей улыбке, что некоторые учёные, знающие своего весёлого и жизнерадостного коллегу, теперь с тревогой и опасением поглядывали на него. Марк же нежнейшей интонацией, как колыбельная ребёнку, продолжал:

– Ты отвратительна и заразна. Ты гадкая и мерзкая вода. Твой вкус ужасен, твоя сила разрушает все, куда ты попадаешь. Всем, кто тебя выпьет, ты несешь болезнь или смерть… Ну, пожалуй, достаточно. – Марк поднял свое бледное лицо на Дорна. – А теперь выпейте это.

В зале наступила мгновенная тишина. Все обратились на Дорна, который также спокойно стоял и уверенно смотрел перед собой.

– Хорошо, – ответил он.

Многие повскакивали с мест, вмешался Шухов.

– Марк Альбертович, вы уверены, что этот опыт… не опасен?

– Наоборот, я уверен в противном.

– И как же вы тогда можете позволить, чтобы…

– Господин Шухов, что вы! – нехотя перебил его Дорн. – Неужели и вы поддались этой ловко сконструированной теории?

– Право же, Сергей Витальевич, не слишком ли вы…

– Значит вы верите ему?

– Не совсем, но все же…

– Господин Шухов, оставьте его, пусть пьет, – с иронией проговорил Марк. Ему было забавно видеть, как скептические ученые боятся этого эксперимента. – Ну, что же вы, пейте! – бросил он Дорну.

Дорн взял стакан, оглядел всех с видом, не понимающим их беспокойства, и собрался уже выпить, но тут протолкнулась сзади бледная встревоженная Милена, которая с ужасом наблюдала эту сцену, и крикнула:

– Не пейте это, Сергей!..

– И вы туда же… – уже мрачно произнес Дорн.

– Не пейте, не надо, пожалуйста!.. – она говорила быстро, волнуясь и сжимая локти, взглядом умоляя Дорна отказаться от этого сомнительного эксперимента.

– Милена, не вмешивайся, прошу! – Марк обратился к ней.

– Не лезь! – с силой прошептала она. – Ты не видишь грани, где можно, а где нельзя, ты бессердечный…

– Сергей Альбертович, так вы будете пить или нет? – в третий раз громко повторил Марк, прямо, настойчиво и с усмешкой глядя в глаза Дорна.

Дорн взглянул на него, затем спокойно поднес стакан к губам и выпил до дна. В зале повисло ожидание.

– Ну, что, выпил, и не умер же, – как-то странно усмехнулся он.

Все, ещё не веря, смотрели на него… Вдруг он побледнел, резко зажал рукой рот и побежал из зала. Несколько ученых и Милена бросились за ним.

– Браво, браво! Вот оно явное доказательство! – Марк залился нервным смехом. – Реальность победила логику! – он подмигнул иностранцам. – Ist das gut?

– Можеть бить… – недоуменно ответил немец.

К Марку подошел Медведь и испуганно проговорил:

– Что с тобой, дружище, опомнись, чему ты радуешься?

– И ты туда же?! – Марк посмотрел на него и махнул рукой. – А знаете что, живите вы все здесь как хотите, а я от вас ухожу. Да, да, ухожу!.. Забираю манатки – и долой. Знаю, что вам без меня очень даже легко дышать будет… А я уж как-нибудь сам… Буду сам себе хозяин, а вы – пропадайте в своей мертвой, гнилой дыре! И пейте эту водичку, которая стоит в бутылочках, на здоровье! – вдруг он увидел в дверях Милену. – Солнце, мы идем?

– Не пойду я никуда!!! Живи со своими исследованиями, спи с ними в обнимку! Оставь меня с людьми, у которых есть сердце! Уходи!!! – отчаянно выпалила Милена, сверкнув на него своими ясными красивыми глазами.

– И ты с ними… И ты!.. Ну, и конь с вами всеми… Я уйду, уйду… Но вы обо мне еще слышите, клянусь вам…

И странно, как-то грустно смеясь, Марк Спектов вышел из зала.