Как умирают жирафы? Очерк Германия. Приют для престарелых женщин(Seniorenpflegeheim). По дорожке парка неспешно гуляет, опираясь на специальную коляску для ходьбы высокая , худая немка. Я работаю здесь в команде обслуживающего персонала . Подопечных старушек у нас около сотни человек. Мой шеф называетсся хаузмайстер. У него пять помощников. Я русский эмигрант, бывший инженер, в силу предпенсионного возраста, не могу найти постоянную работу и перебиваюсь временными заработками. По счастью в этой стране уважительно относятся ко всем, кто где-либо трудится. Мы следим за высотным домом , его системами жизнеобеспечения, а также за парком позади хайма. Все должно быть подстрижено, убрано ( In Ordnung). У нас куча машин, с помощью которых не так уж сложно поддерживать порядок и чистоту. Газонокосилки трех типов: ручные, элетрические и бензиновые. Горы веток после обрезок в парке мы измельчаем и отдаем древесную муку фермерам, регулярно приезжающим сюда. Забирают они на компосты и скошенную траву и листья, которые мы тоже тщательно подбираем. Здешний климат напоминает питерский. В парке растут березки, осины, ели, на лужайках цветут ромашки, мать- и- мачеха, синие колокольчики, милуясь с цветами, жужжат шмели и пчелы, копаются в белых и розовых головках клевера, похожих на мини-папахи. Кузнечики пошивают себе фраки в зеленой траве. Мне эта работа нравится. В приюте все спокойны, доброжелательны. -- Халло, Фрау Сония! Доброе утро!- приветствую я ее. Женщине уже перевалило за восемьдесят, но она живо оборачивается на мой голос и восклицает: -- Ах, это вы, Владимир! Рада видеть! Вы принесли то что я просила? -- Я всегда пунктуален! -- Супер! Очень мило... Называйте меня просто по имени, без "фрау". -- Благодарю! Сония! У меня к Вам вопрос? -- Ясно! - улыбается она, показывая фарфоровые зубы, неестественно белые и ровные и вскидывает крупную седую голову с аккуратной прической. Пожилые женщины в Германии , как правило, ухожены. Они энергичны, любят путешествовать. До тех дней, пока не окажутся в приюте. Увы, это участь большинства, участь, на которую смотрят прагматически.Здесь считают, что старики не должны жить с молодыми. Немцы демократичны в воспитании детей, а уж внуков, кажется и вовсе не замечают. --Я для вас историческое привидение...Осколок прошлого! Вы любопытный русский и хотите, пока я жива мучить меня вопросом - как мы немцы ввязались в такую ужасную историю с нацистами? -- Да! Сония! Не буду скрывать... Это интересует всех русских. Она ставит тележку на тормоз , наклоняется к моему уху и заговорщицки шепчет: -- Сделайте паузу в работе! Пойдемте ко мне. Покурим на пару. Я не хочу, чтобы меня видели с сигаретой в парке. Я здесь живу меньше года, и кажется, мои соседки, глупые, недалекие курицы, еще не знают всех моих пороков. Шефу вашему я скажу, что вы осматривали у меня душ. Пойдет так?- лукаво добавляет она. Я смеюсь в ответ! -- Пойдет! Русские говорят: " Я работаю за идею, а идея у меня одна- не работать! Она грозит мне пальцем. -- Вы неправильно говорите. Мы поднимаемся на семнадцатый этаж высотки. Туда ведут два лифта. Правый- поднимает на четные этажи, левый- нечетные. Кабины большие, рассчитанные на инвалидные коляски, номера этажей и высвечиваются на панели и сопровождаются голосом. У фрау Бельке в интернате отдельная комната с небольшой кухней и ванной. У прикроватной тумбочки кнопка вызова врача. Кнопки эти в хайме всюду: в лифте, вестибюле, коридорах, переходах и даже в парке есть несколько штук. На столике блокнот для заказа продуктов. Посещать магазины самостоятельно фрау Сония не может. Ей привозят все по списку. Еду она готовит сама. По сути это однокомнатная квартира со всеми удобствами. Мы выходим на маленький балкон. Здесь есть столик и два зеленых пластиковых стула. Я достаю пачку сигарет. Это заказ фрау Сонии. Не смотря на свои восемьдесят с хвостиком лет она довольно много курит. Наша дружба зиждется на том, что - я тайный агент по снабжению куревом. На всякий случай говорю: -- У нас, Сония, инструкция- не допускать курения внутри здания. Даже на балконе. Как говорят в России, дружба дружбой, а табачок врозь. Я должен следить за этим. К тому же курение вредно для здоровья. --Ах, Владимир!- беспечно машет она рукой.- Не говорите ерунды... Мне никотин уже не способен навредить больше, чем он навредил до этого дня,- и уверенно вытягивает длинными сухими пальцами из пачки сигареты - одну для себя, другую мне. Я щелкаю зажигалкой. Тоже курю давно. Сония Бельке родилась и выросла в Германии, в России никогда не была и знаний о ней совсем мало. -- Россия! Это там где Сибирь?- с испугом спрашивает она.- Снег! Холода! Мой старший брат Харальд воевал в России. Имел орден Мороза, или, как смеялись солдаты Орден мороженного мяса. --Разве была такая награда? -- Для простых солдатов. Это как Орден за мужество. Они еще говорили, что войну выиграл не Сталин, а " Генерал Мороз" Харальд тоже отморозил ногу под Смоленском. Благодаря этому остался жив. Пока он воевал, наша семья получала ежемесячно 200 рейхмарок. Это большие деньги. Около 1000 современных евро. За увечье Харальд получил страховку, на которую сумел открыть пекарню. В молодости, еще до войны, Сония Бельке окончила биологический факультет Берлинского университета, работала в зоопарке орнитологом. Склад ума у нее мужской, она общительна, но резковата в высказаниях,четко формулирует свои мысли. У бывшего орнитолога всегда наготове бинокль , с помощью которого она до конца жизни встречала и провожала косяки птиц, записывала что-то в дневник( Tagebuch) и даже звонила куда-то, делая строгие замечания. Бинокль старый, мощный, цейсовской оптики. Когда она, высокая, худая, костистая стояла на своем маленьком балкончике и смотрела в небо на стаи гусей, пролетающих над Северным морем, то напоминала грозного полководца, по воле которого птицы, казалось, могли изменить курс. Эта женщина никогда не была ни политиком, ни общественным деятелем, не занималась даже бизнесом. Она- представитель немецкой интеллигенции. Сталин некогда говорил: "Гитлеры приходят, и уходят, а немецкий народ остается!" Она, родившаяся в обыкновенной семье, определенно из народа. Ее мать работала на кондитерской фабрике, отец- грузчиком в порту. "Знаете, чем гордились мои родители больше всего?- спрашивает она. Тем, что ни разу в жизни не опоздали на работу, и не имели ни одного больничного листа!" Мать рассказывала, что на своей фабрике ежегодно перед Рождеством они выполняли большие задания для Восточного фронта, где как говорила пропаганда немецкие юноши спасали Германию и всю Европу от заразы большевизма. Они, миролюбивые, прекрасные парни вынуждены были это делать. Специальные торты упаковывали в жестяные коробки. Для Сталинграда делали кремом особую надпись "Да сохранит Вас бог!" После Сталинграда немцы поняли, что русские победят и веры нашим вождям уже не было, все их речи лишь раздражали. Тогда впервые был трехдневный траур и лица немцев помрачнели... В эти дни можно было и заканчивать войну. Но кто вглядывался в лица простых немцев? Разве что гестапо... Оно было вездесуще, как плесень. Впрочем, вы родившийся в стране тиранов можете это понять. Для бюргеров это была неизвестная война. Я перевожу дыхание после столь длинного монолога немецкой патриотки, затем говорю: --Фрау Сония! У меня еще не очень корректный вопрос? --Я догадываюсь... --Неужели? -- У вас на лице все написано. -- Почему у Вас нет семьи. Неужели и любимого человека никогда не было? -- Давайте пить чай! Я приготовлю! -- Спасибо! Не беспокойтесь... -- Хорошо! Оставайтесь на месте. Она, не вынимая изо рта сигареты, прихрамывая, уходит с балкона, возвращается с огромным, в желтой коже альбомом. Садится кресло, открывает фолиант! На меня точно могильным холодом дохнуло. Альбом набит фотографиями и рисунками исключительно с изображением Гитлера. Вырезки из газет, журналов, копии плакатов, воззваний к немцам, каких-то открыток и листовок. Гитлер в детстве, отрочестве, солдатстве, Гитлер -рыцарь, с холодным стальным взглядом, Гитлер- отец нации, зачинающий автобан, Гитлер в окружении своих фельдмаршалов. И везде надписи заглавными буквами готического шрифта EIN VOLK, EIN REICH, EIN FÜHRER ... Один народ, одна страна, один фюрер! С руками, скрещенными на поясе, и вскинутыми во славу себе, с его бесноватыми ораторскими позами... ---- До войны я состояла в кружке " Schöne Hitler"- сконфуженно поясняет она. -- Что это означает? -- Это были немецкие девушки и молодые женщины, видевшие, как и я в Гитлере идеал мужчины. -- Вы лично видели Гитлера? Она коротко улыбнулась и внутренний свет преобразил ее сухое морщинистое лицо, сделав намного моложе. -- Один раз всего. На Открытии Олимпиады в Берлине. Он был прекрасен! Напоминал римского императора. И спортсмены всего мира приветствовали его.Наши атлеты несли флаг Третьего Рейха. Это был триумф. Старая немка любовно гладит фотографии кумира молодости, будто невменяемая, шепчет что-то. Я понимаю, что Гитлер для нее Traummann (мужчина мечты). Она целиком в прошлом и уже нет сил вернуть ее оттуда. Эти спиритические сеансы, видать, проходят в маленькой комнате часто. --Он вытащил нас из могилы отчаяния, дал крылья целому народу...Счастливые времена. Кто мне запретит вспоминать о них. Напомню, что 1946 году в Германии был принят закон о денацификации, предусматривающий комплекс мероприятий, направленных на очищение общества, культуры, прессы, экономики, образования, юриспруденции и политики от влияния нацисткой идеологии. Ничто, нигде и ни в каком виде не должно напоминать позорные времена. Действует закон и поныне. Год назад была уволена одна известная телеведущая, любимица эфира, за напоминание о политике нацистов по вопросу семейных ценностей. Семья тогда, действительно, стояла на первом месте. Банковский счет,как сейчас это происходит, не играл никакой роли. Человек мог быть беден, но если имел хорошую семью-его неизменно уважали окружающие. Выставили журналистку за дверь и не один суд , не один профсоюз не помогли ей восстановится на работе. После минутного замешальства я говорю: -- Для Вас Гитлер бог, а для меня, извините, исчадие ада! Как и у всех русских. -- Германия дала России не только Гитлера. Но и Карла Маркса,- парирует фрау Сония. Она продолжает мечтательно листать альбом. -- Фрау Сония! У нас сегодня день посещений,- напоминаю я.- Вас навестит кто-нибудь из родных? -- Разве что племянники, дети Харальда! Мне звонит шеф, напоминает о наших обязанностях. Пришло много посетителей, надо помогать старушкам выбираться из приюта в парк. Наш дом, как и церковь, открыты круглосуточно. Вы можете ночью зайти в храм и вас встретит дежурный пастор, поговорит о ваших проблемах. С утра небо затянули влажные облака с Северного моря, пробрызнул теплый дождь, легкий гром поворчал над портовым городом, но вскоре появилось солнце и подстриженные кусты в нашем парке засияли влагой, а цветы на клумбах набрали яркие краски. Контингент домов престарелых в Германии несколько иной, чем в России. Это не отверженные социумом люди. Просто здесь не принято старым и молодым жить вместе. Так решена проблема "отцов и детей", сосуществования разных поколений. Есть в приютах и солдатские вдовы. Война и здесь многих навсегда повенчала с одиночеством. С утра в приюте находится парикмахер, гример, зубной врач, стилист. Весь медицинский персонал специально обучен. При малейшей жалобе на грубость работник немедленно увольняется. Выкатываю на колясках наших подопечных. При этом меня не покидает ощущение, что старушки, накрашенные, чистенькие, ухоженные, с ослепительными улыбками и великолепными прическами выглядят наподобие кукол Барби. Для родных мы показываем, так сказать, качество нашей работы. От этого чуть горько на душе, но я с тоской вспоминаю русских солдаток, доживающих свой горький век по российским городам и весям. В глуши бывших наших республик. Кто им укладывает прически и шлифует ногти пилочкой? Им бы такую старость. Здесь открывают все новыеприюты для бездомных животных, и даже приюты для домашних растений, от которых хотят отказаться хозяева (Pflanzenklappe), а русские солдатки, навсегда повенчанные с одиночеством, едва сводят концы с концами. Первый этаж нашего приюта отдан кризисному центру для женщин, фраухауз. Здесь живут те, кто пережил насилие в семье. Мужья , увы, покалачивают жен и на Западе. Врач, юрист, психолог - все в кризисном центре бесплатно. Есть кризисные центры и для мужчин, переживших насилие в семье. После трех посещений женщина имеет право на бесплатный развод с мужем. Разводы очень дорогое удовольствие в этой стране. Посетители и гости гуляют по парку. Все довольны друг другом. Фрау Сония в этот день не дождалась никого, хотя ожидала увидеть племянников. У всегда мужественной немки выступили на глазах слезы. На прощание я говорю: --Сония! У меня заканчивается контракт. Я больше не приду! -- Вы будете в России! -- Конечно! Она потупив взор, говорит: -- Меня всю жизнь терзает совесть. Я не воевала на Восточном фронте, но по-моей вине в Берлине, в конце войны был убит русский солдат... Я до сих пор вижу его во сне. -- Как это случилось? -- Я тогда работала в Берлинском зоопарке. Он расположен в самом центре города. День и ночь шла стрельба. Русские стреляли и кричали, стреляли и кричали что-то на своем языке. Много животных были убиты. Я увидела, как погибает один из наших жирафов. Они особенно долго умирают. -- Почему? -- У жирафов два сердца. Одно в туловище, другое в шее. Мне стало жалко его. Я выскочила за ворота, увидела русского солдата. Я почему-то не боялась, что он меня убьет. Он был пожилой, годился мне по возрасту в отцы. Я жестами попросила его войти в зоопарк и пристрелить жирафа. Я махала руками, показывая, что жираф умирает. Солдат решил, что я голодная, и развязав рюкзак, дал мне банку американского мяса. Потом пошел за мной. Но в этот момент в русского выстрелил какой-то мальчишка из гитлерюгенда! Вот мерзавец. Они мальчишки нам кричали, что мы все должны погибнуть с Гитлером, что немцы больше недостойны жить. Жираф умер сам, а птиц я выпустила на волю... Я понимаю, что это невозможно, но так хотела бы вымолить прощения у родственников этого солдата и у всех русских женщин за то горе, которое им принесли немцы... Поверьте, это искренне! Я скоро умру и хочу с легким сердцем предстать перед богом! |