Когда надоедала городская весенняя слякоть, или грусть, подступавшая к сердцу, лишало воли, она уезжала на несколько дней в горы к другу своего отца, который охотно принимал ее. Он ей не мешал, молча помогал по хозяйству: топил печь, приносил дров. Это было единственное место, где она могла отмолчаться. Она там подолгу сидела на камнях и слушала, как ветер, запутавшись в скалах, сердито воет. Под вечер она возвращалась в домик, топила печку и смотрела, как огонь жадно пожирал сухие поленья, которые лопались веселым треском, разбрызгивая искры. Подтянув к печурке старое разношенное кресло, пила ароматный, пахнущий лесом чай, горьковатый на вкус. Умаявшись и намечтавшись за день, Ольга быстро засыпала под щелканье остывающей печи. Горы возвращали ей душу. Они хранили ее покой.

Городская сутолока встречала ее у входа автобуса. Кондуктор устало продвигалась по проходу, заскорузлые от холода руки людей неловко отсчитывали мелочь, а та, не глядя, толкала билет, словно в пустоту.

Ольга скользнула взглядом по равнодушным лицам сидящих людей. Случайные попутчики хмуро отворачивались к окну, встретившись с чужим взглядом. За окном величественно проплывали серые, застывшие глыбы домов. Люди словно призраки, с тяжелыми сумками, согбенные под зимними пальто, ярмом выполненных обязательств и еще предстоявших, шли к свету, льющемуся из окон. Мокрая собачонка, бестолково тыкавшаяся в разные стороны, наконец, перебежала через дорогу и теперь неторопливо рылась в урне с мусором.

Моросил снег, который быстро таял на плечах. Ноги скользили в мокрой каше из снега и воды. Реклама магазинов призывно светилась в сумраке вечера. Люди быстро проскальзывали в огромные двери. А оттуда выныривали с полными сумками и торопливо растворялись в темноте. Она вошла в свет. Уют и тепло встретили ее, яркие упаковки продуктов, экзотические фрукты, яблоки, привлекательно блестевшие глянцевой кожурой, стройные ряды бананов нежно желтели в витринах. Она взяла яблоко, хлеб, немного сыра. Остаток пути она почти бежала. Сгустившийся сумрак почти в ночь, холод, сырость, воспоминания о доме подгоняли ее.

Подъезд дохнул теплом и кошками. Дом встретил темнотой. Наскучавшаяся за эти дни квартира ласково приняла Ольгу, окутывая домашним теплом, словно одеялом. Он, как сторожевой пес, хранил запахи, звуки жилища. И ночью или в отсутствие хозяев задушевно повторял их. За ночь натруженный дом отдыхал, таинственно поскрипывая. Убаюкивал. Словно кот на печке, пел. Привычная обстановка, любимые вещи, книги заставили отойти в тень те два дня, проведенных в горах, и те мысли, которые она прочувствовала среди скал, чистого воздуха, обжигавшего гортань, потускнели. Как будто с них сошла позолота, и они ей казались уже детскими, наивными. Где-то подспудно они жили в душе, тревожа странными снами и тоской, временами тисками сжимавшей ей сердце.

 

***

Те сны вживались в строй ее души, она иногда путала их с явью. Они тревожили ее смутными надеждами или вселяли опасения. Она верила им больше, чем людям. Она научилась по этим образам читать будущее. И эти знания больше печалили ее, чем радовали. Но Ольга свыклась с ними, как со многим, что происходило в ее жизни. Долгая жизнь примиряет человека с собою. Это только в молодости кажется, что все зависит от воли, желаний человека, что он способен преодолеть все преграды. Она это поняла тогда, когда на ее пути появилась несокрушимая Лариска. Которая с великим энтузиазмом преодолевала препятствия и шла к цели, как ледокол в Арктике, которые впрочем, сама же и создавала своей кипучей деятельностью. Ольга же большую часть отпущенной ей жизнью плыла по течению. Но Ольга имела все то же, что и Лариска. Поэтому на резкие слова своей подруги только улыбалась. Лариска всегда забегала к ней на минутку, кого-то всегда ругала, с кем – то навсегда выясняла отношения, пила чаек и … задерживалась на час, а то и на два. Ей нравилась кипучая натура подруги, она искренне восхищалась ею… и оставалась неизменной. Лариска пламенела за горячим чаем. Ее волосы казались еще более рыжими от света лампы и чувств, которые потоком изливались на Ольгу. Казалась, что вот-вот покажется пламя, но она как чайник, фыркала, шипела и вскоре успокаивалась. Когда она уходила, всегда бросала одну и ту же фразу:

- Ох, и люблю бывать у тебя! Тихо! Задушевно!

Вскоре ее хрупкая фигурка пропадала за тяжелыми дверями, словно угольки костра раскатывались и гасли. И жизнь восстанавливалась и текла по обычному руслу, ничего не привнося нового, чему она несказанно радовалась. Размеренный ход жизни придавал привкус вечности.

 

***

Но вот наступала весна. Воздух, пропитанный весенней свежестью, талым снегом, будоражил, наполнял смутной надеждой. Небо омывалось от зимней серой хляби нежно- голубым и розовым. И в какой –то момент разомлевшая природа вдруг оживала, расцветала. Воздух, напоенный чистотой, пронзал пряным запахом зарождающейся жизни. Общей слабостью, томлением разливалась весна в крови. И душа вопреки устоявшимся привычкам и быту требовала перемен. Ольга меняла прическу, обновляла гардероб, худела. Но жизнь дальше текла своим чередом, и она вскоре забывала про свои ожидания.

***

Он появился в ее судьбе как –то неожиданно. Она даже не поняла, в какой момент ее жизни: он вошел ненавязчиво, но прочно. Как будто для него всегда было место не только в ее доме, но в ее сердце. Ольга все реже уезжала в горы. Чувства, новые ощущения затянули. Она словно путник, оказавшийся под обломками обрушившейся скалы. Постоянно выясняла отношения с ним и все никак не могла определиться: нужен ли он ей или нет. Гошка, высокий, складный, своей нагловатостью похожий на домашнего кота Фильку, с обезоруживающей невинностью в глазах все также неизменно появлялся в доме. Садился на диван прочно и надолго, олицетворяя собой несокрушимого Будду. Даже неугомонная подруга вскоре смирилась с его присутствием. И как –то само собой вышло, что он остался навсегда. Ольга каждый вечер с работы бежала в магазин за продуктами и каждый раз, подходя к дому, поднимала голову посмотреть: успел ли Гоша прийти домой.

Пустота не перестала тревожить ее, но присутствие пустоты было не такой явственной, осязаемой. Плотной что ли…