Жил один пророк (как звать – не помню: кажется, Степан… или Иван). Он кричал: «Гореть вам в адской домне! Ты сгоришь, нахал, и ты, болван! Как пойдет весь мир к чертям собачьим, как он загремит в тиски ко Злу, Тут и позавидует висячим тот, кого казнили на колу». Был пророк, как будто, настоящий: что он предсказал, то и сбылось, И не позавидовал висящий тем, кому остаться жить пришлось. Было на Земле порой такое, что живой впал в зависть к мертвецу: Мертвых хоть оставили в покое. Прочих долго били по лицу! И трещали сумрачные лица, и горела бедная земля… Оставалось разве что молиться, и просить прощения, скуля. Где-то – то ли в Риме, то ли в Ницце (ясно только то, что не в Раю) Злые «вавилонские блудницы» вечно попадали под статью. Неизвестно, что творилось в Чили, а у нас взыграл бесовский ген: Бедный Рим отчасти развалили, словно отомстив за Карфаген. На свету Луны, созвездий Рака, Льва и полуночного Стрельца Шла и шла в те дни в Европе драка, и мечи свистели без конца. Сколько лет прошло, а мы все плачем день и ночь в чаду недобрых дел, И опять завидует висячим тот, кто по ошибке уцелел. Вот же как накаркали пророки, что ты напридумывал, Иван! Эх, перечеркнуть бы эти строки, чтоб прибегнуть вновь к другим словам, И придумать текст вдвоем со СМЕРШем: «Жизнь – довольно мелкий водоем. Нечего завидовать умершим. Мы еще, товарищ, поживем |