ДЕМИДКА...

Соловьев Е.А.

В моей жизни он появился в 1956 году...

В то время я окончил первый класс и приехал в гости к бабушке и дедушке. Жили они в деревне Хохлове Брусенского сельсовета Нюксенского района Вологодской области. Почему я написал полный их адрес? Наверное, потому что эти слова в моей голове звучат, как слова какой-то песни... о Родине.

Прежде, чем описать, каким я его увидел, то есть мое первое впечатление о нем, несколько слов скажу о его детстве и вообще опишу вкратце его жизненный путь.

Вы можете сказать, мол, зачем это делать. Сначала пишешь о его матери рассказ, а потом и о нем...

Стоп, друзья! Давайте не будем ссориться... Во-первых, это мое дело, во-вторых, мы не победили бы во второй мировой войне, если такие, как он, вологодские парни не заслонили нас собой.

Звали же его Сашкой, а потом, когда он стал, как вольный ветер, неуправляемым, когда все деревенские парни в округе стали ходить в синяках, а девки одна за другой лишаться невинности, прозвали Демидкой. Видимо, до него уже был такой же вот ухарь под таким именем...

Семнадцати лет он уехал учиться в Вологду в ремеслуху, а потом ушел служить в армию и, что очень интересно, уже к началу войны стал кадровым военным офицером.

В войну он командовал разведротой, где в полную, поди, силу пригодились все его "демидовские штучки".

В сорок третьем году во главе всей роты он пошел в тыл врага за языком, без которого был приказ не возвращаться. И рота справилась со своим заданием -захватила очень "важную птицу", потеряв при этом почти весь свой состав, а, когда возвращалась назад, попала в засаду...

Демидка свалился в наш окоп с языком под мышкой и сразу же потерял сознание... На нем насчитали более десяти ножевых глубоких и очень опасных для жизни ран. Оказывается, после засады он, уже раненый к тому времени в ногу, попал не в нашу, а немецкую траншею... и, как потом выяснили, один с одним ножом убил более десяти немцев.

За этот подвиг ему могли бы присвоить звание героя, если бы он не задушил в беспамятстве пока полз немца. Ему же дали Орден Красного Боевого Знамени, но он об этом узнал лишь в пятьдесят третьем году, когда к нему вернулась память. До этого он не мог вспомнить даже, как его зовут.

Получив первую группу инвалидности, он сначала уехал к брату Петру на Камчатку, а в пятьдесят шестом году приехал домой к матери и отцу в Хохлово, где я его впервые и увидел.

Это был среднего роста обычный, на первый взгляд, седой мужчина со шрамами на лице. Тогда еще мальцом я заметил, что он не мог сидеть на одном месте. Ему все время надо было, куда-то бежать, что-то делать и пить вино, конечно. Вернувшись домой, с таким вот характером он очень, на мой взгляд, укоротил жизненный путь своего отца и матери.

Вторая наша с ним встреча произошла уже через десять лет, когда я учился в десятом классе - мы вновь с мамой приехали погостить в деревню. Когда я утром выходил на улицу и встречал деревенских парней, они меня спрашивали первым делом, мол, где Демидка, что он делает или собирается делать. Меня это удивляло, пока я не узнал, зачем он был им нужен.

Однажды вечером мы пошли с мамой в Брусенец, куда приехал кукольный театр, а посмотрев спектакль вышли на улицу и к нам подошла группа ребят с теми же самыми вопросами.

Я ответил, что не знаю, так как с утра его не видел, на что один из парней сказал, что видел, как Демидка брал в обед бутылку в магазине. Это почему-то очень обрадовало ребят и тут же была послана целая делегация за ним в деревню.

Мы с мамой решили посмотреть, как танцует сельская молодежь, так как я сам не танцевал и еле передвигался после операций.

Демидку притащили под "белые ручки" минут через пятнадцать так, что он еле касался земли своими ногами. Был он уже пьян, но ему ребята налили еще полстакана водки, выключили надоевшую им радиолу и "спектакль" для нас с мамой начался - Демидка пробежался по клавишам тальянки, крикнув, что будет играть быстрый фокстрот, и ....

Передать словами, как смог Демидка заменить собой целый оркестр, невозможно. На него было просто страшно смотреть, да никто и не смотрел, так как все плясали. После быстрого следовал медленный фокстрот, потом вальс или мазурка, но, чтобы не играл он, эта музыка больше никогда не повторялась. Каждый раз это было новое произведение.

Мама мне объяснила, что трезвый Демидка не знает, как и нажимаются даже клавиши, но больше меня поразило то, что, когда на наших проводах - мы уезжали домой, он, выпив, стал наизусть читать практически всего Маяковского, Твардовского и Есенина. Тогда впервые с его уст я услышал потом уже мою любимую Аннушку Снегину и многое-многое другое, исполненное так, что не всякий и артист смог, так исполнить. Утром, когда я его спросил, когда он успел выучить столько стихов, он ответил:

- Что выучить? - и сделал такие удивленные глаза, что я понял - его бесполезно спрашивать.

В пьяном виде, когда он не играл на гармошке и не читал стихов, был просто ужасен и сумел сломать многих судеб женщин, а главное свою, умерев в этом пьяном угаре...

Прошло столько лет, а для меня и сейчас звучат его мелодии и стихи, вызывая настоящее удивление его талантом.