* * * Память-речка, ты в гористых островах, Среди зелени – болотный знак проплешин, Там по топям и гнилью гуляет Леший В кровяных потёках клюквы на губах. По ночам он в длань костлявую берёт Наши, опытом загубленные, души, Он про детство нам нашёптывает в уши И про старость замечательную врёт. …До чего ж ты пластилинова, душа! До чего ж ты, мозг усталый, гуттаперчив! Мы у речки замираем, чуть дыша, И становится любой из нас доверчив. И хотя свеча истаяла к утру, Протекли по блюдцу капли парафина, Ищем мы в болотной жижице дельфина, Нам уже речной карась не по нутру. Мы бредём, трясину щупая слегой, Этой жердью, что нам Леший дал в услугу. Только в связке ни любимой нет, ни друга, На кого бы опереться нам рукой. Нас предаст в пути проклятая слега, Посерёдке хрупнет правильно и ломко, Ахнет сердце при падении негромко, Лишь скользнёт по зыби чуткая нога. И когда у шеи вязкая беда Пузырями, как петлёю, обовьётся, Не всплакнёт над нами Леший – засмеётся, И наступит поздний час самосуда. Поздно… Поздно… Тина хлюпает у рта. И к чему нам этот миг самопощёчин? …И чужие руки машут нам с обочин Той дороги, что привычней звать «лета». На балконе незнакомое бельё, И растут другие клёны у подъезда… Всё чужое. Из родного – только бездна, На закате мы так жаждали её. …Грош цена всем нашим клятвам и словам, В чьём-то доме уже начались потуги… Ну а Леший всё бредёт по островам, Предлагает свои подлые услуги. |