Я смотрю на нее и пытаюсь уловить те поля, которые исходят от ее тела. Всю жизнь я видела людей насквозь, всех людей – кроме нее. Правильные черты лица, плавные линии тела, от нее исходит музыка. Эта девушка странная. Скорее всего меня в ней так привлекает эта неизвестность и даже, где – то, мистика.

Я знаю, что родителей у нее нет – умерли. Осталась одна бабушка. И вот сейчас, она сидит и теребит волосы, покачивая закинутой ногой на ногу. Какая она? Что такого в ней дерзкого, что привлекает внимание? Мне хочется узнать, чем она живет, но я не могу приблизиться к ней…

День был солнечный, такой же, как она. Кто – то забежал в кабинет и крикнул, что произошла авария прямо перед университетом. Мы выбежали в коридор и увидели в окно, как из-за стен университета поднимается черный дым. Слышны звуки сирены скорой помощи, милиции и пожарных. Похватав свои вещи, наша группа присоединилась к огромной толпе бегущих в ту сторону. Были все, кроме нее. Мы бежали по ступеням, быстро переставляя стертые подошвы по мраморным плиткам. Выбежав на улицу, устремились туда, где был виден дым. Завернув за угол, мы увидели кучу покореженных машин, валявшихся возле того места, где произошло самое страшное. Все старались разглядеть, что там происходит, но было уже очень много людей и машин скорой помощи. Толпа была огромная. Сердце начало выедать тревога. Кто – то кричал, что нужно позвонить ей, спросить, где она. Телефон передавал лишь гудки. Как – будто ты вне времени и пространства; только ты и эти гудки, говорящие о неизвестности и утаскивающие тебя в свою темноту.

Обойдя толпу, я стала пробираться к эпицентру катастрофы. Все толкались и лезли вперед, но я продолжала пробираться. Уже через несколько минут я протиснулась сквозь толпу и наткнулась на милиционера. Он держал в руке дубинку и грозно смотрел на столпившихся людей. Я заглянула ему через плечо и зажмурилась, так это было ужасно: в одной куче находились легковые автомобили, две газели маршрутного такси и грузовик с продуктами. Сейчас все это составляло одно целое, одну большую скульптуру – скульптуру смерти. Возле нее на земле была разлита жидкость йогуртов и соков смешанная с человеческой кровью и бензином. Все горело. Пожарные уже все потушили и теперь разбирали расплавившейся металл.

Милиционер глянул на меня и убрал дубинку. Ему было около пятидесяти: уже насмотревшийся на убийства и кровь, но такое он видел впервые.

- Там ваши родные? – спросил он.

- Там должна быть она. Но нет! Я знаю, она едет в другом транспорте и страшно опаздывает.

Пожарные стали относить в сторону человеческие конечности и складывать их в полиэтиленовые пакеты.

- Ни одного выжившего здесь не будет – сказал кто – то сзади. – Глянь, какое месиво!

Начали вытаскивать трупы. Они были безобразны: изуродованы с головы до ног, если таковые конечности вообще имелись, обгоревшие до такой степени, что невозможно было даже узнать лица.

- Идите – сказал мне милиционер, отходя в сторону – Вдруг сможете опознать. Я буду молиться, чтобы она ехала в другом транспорте.

Но я уже не слышала, что он говорил, я шла туда, где на чистый асфальт вряд складывали трупы. Я прошла от начала и до конца, но ее не нашла. Мне стало еще хуже. Тревога подступила к самому горлу.

Ее вытащили из покореженного металла одну из последних. Тоже обгоревшая, но со всеми конечностями, она была так же прекрасна. Возле нее все еще играла музыка, и исходило тепло. Я склонилась над ней и обыскала карманы. Нашла кошелек и достала из кармашка ее фотографию. Я знала, она всегда носила ее с собой. Сняла с пальцев два кольца: одно с березой, а другое с черным камнем, название которого я у нее так и не узнала. Взяв сумку, я подошла к следователю, который записывал имена погибших, и назвала ему ее имя.

- Кто она вам? – спросил он, приподняв одну бровь.

- Одногрупница – ответила я.

- А у нее семья – то была?

- Нет – ответила я и зашагала обратно в ту сторону, где стоял пожилой милиционер.

- Ну, что? – спросил он с явным беспокойством.

- Она – проговорила я не своим голосом и стала пробираться сквозь толпу.

Единственная мысль парила в тот момент в воздухе: «А я ведь ее так и не узнала…»