А снега все не было и не было. Уже и тюльпаны наивно потянулись к солнцу, и небо смотрелось совсем легкомысленно, и воздух набирался весеннего хмеля. Но получилось почти по классику: зимы ждала, ждала природа, снег выпал только... в феврале. Вечером выхожу на улицу, а там зима. Настоящая. С сугробами. Бедные тюльпаны! И сразу вспомнилось любимое:

 

Куда не пойму меня ночка морозная вынесла,

Лечу в окруженьи снежинок, как прожитых лет.

Насколько все в жизни со смыслом, насколько без вымысла,

Но как же он все-таки сказочен жизни сюжет...

 

Одно из немногих стихотворений Николая Зиновьева о любви, исполненное пронзительной нежности. О чувстве хрупком и беззащитном, как мои тюльпаны под февральским снегом.

 

Я понял не вдруг со своею попутчицей,

По льдистой дороге к холодному лесу скользя:

Быть выше любви и не смей, все равно не получится,

Быть ниже любви, хоть и можно, но только нельзя...

 

- Мало пишешь о любви, - говорю Николаю с укоризной.

- Ну а зачем быть многословным? - возражает он, улыбаясь. - Наверное, возраст такой. Юношеская восторженность проходит с годами... А может, настоящая любовь просто не вмещается в слова?

 

Я в нашей комнатке прохладной,

Проснувшись рано поутру,

Ступал на солнечные пятна

На голом крашеном полу.

Она спала, нагие груди

Укрыв распущенной косой,

А я, счастливый и босой,

В постель ей нес пирог на блюде.

Спешил на кухню ставить чайник...

Все это вижу, как в кино.

Увы, мы встретились случайно.

Увы, расстались мы давно.

И жизнь, как прежде, непонятна.

И я, как нищий на балу.

Но эти солнечные пятна...

Но эти солнечные пятна

На голом крашеном полу!..

 

Удивительное свойство большого поэта: ни слова о любви и все же о любви. Рассказывает о своем, а мне кажется - мое! Ведь это не я, а он, счастливый, босиком бежал на кухню ставить чайник. Почему же замирает от счастья мое сердце? Да и вообще, говорит ни о чем, о каких-то пустяках: чайник, пол, солнечные зайчики,- а получается о любви, и этой солнечной любовью дышит каждая строчка.

 

 

Зиновьев из тех поэтов, стихи которых хочется обязательно выучить наизусть, чтобы они всегда были с тобой. Всегда. Где-то рядом с сердцем. Такие же живые, такие же трепетные, как оно. Приложи ладонь - стучит. Отними ладонь - болит. И уже не разобрать, то ли это сердце заходится, то ли стихи, ставшие твоей болью:

Цветут под окнами ирисы,

И ветер их пыльцу клубит.

Мечтает девушка о принце,

А он вчера в Чечне убит,

Убит не чудищем из сказки.

Лежит в пробитой пулей каске

Среди холодных, неживых

Таких же принцев... рядовых.

 

Это стихи из последнего сборника Николая Зиновьева

"Дни, дарованные свыше", изданного в Москве. За свои собственные деньги. Я расскажу, откуда они взялись эти деньги. Поверьте, история заслуживает того, чтобы ее рассказать. Николай с семьей - женой и дочерью - живет в старой хатке, построенной еще в начале прошлого века. Поэзия, к сожалению, не кормит. И никогда не кормила. Поэтому Николай с Ириной, чтобы накопить деньги на дом, вкалывали, как проклятые: выращивали поросят и бычков, экономили на всем: на еде, на одежде. Но когда Николаю предложили издать в Москве сборник, надо было только найти деньги, Ирина сама, безропотно, отослала все скопленные 60 тысяч в Москву.

Зато появилась книга стихов. Как мне хочется, чтобы эти строки прочитал тот,

кто не дрогнув ни рукой, ни сердцем, покупает в дорогом кабаке бутылку элитного шампанского за 30 тысяч долларов. Я подсчитала: ровно полбокала шампанского - цена книги большого русского поэта, кровью сердца написавшего стихи о "рядовых принцах". И еще: за эту бутылку шампанского можно было

поставить на ноги в прямом смысле этих слов шесть

мальчишек, шесть "рядовых принцев", искалеченных неправой войной.

 

 

Сегодня о Зиновьеве говорят все. Первый поэт России. Лауреат международного конкурса. Лучший из лучших. Восхищенные поклонники его творчества пишут ему письма, едут в гости со всех концов страны. Земляки же озадаченно качают головами, застывают в недоумении: "Как, тот самый Коля, что грузчиком в райпо работал?! Великий поэт?! Та он же мне дом клал! Каменщиком нанимался. Ну, чудеса!"

Недоверие плещется в глазах. И это так по-человечески понятно.

Не сегодня и не мною сказано: нет

пророка в своем отечестве..." Трудно поверить, что

рядом с тобой: в соседнем доме, на соседней улице, такой знакомый, такой привычный и вдруг - гений! Как простой смертный, ходит в магазин за колбасой, ковыряется в огороде, пьет чай и что покрепче... И вдруг почти небожитель? Живет в хате-завалюшке, ни хором, ни капиталов не нажил, и в одном ряду с классиками?

С этим недоверием земляки идут в редакцию районной газеты, смущаясь, просят посмотреть Колину книжку, торопливо листают страницы, и читают, читают прерывистым шепотом, украдкой утирая нахлынувшие слезы:

 

Не потому, что вдруг напился,

Но снова я не узнаю, -

Кто это горько так склонился

У входа в хижину мою?

Да это ж Родина! От пыли

Седая,, в струпьях и с клюкой...

Да если бы мы ее любили,

Могла бы стать она такой?!

 

В душе, омытой слезами, ворочается и пробуждается

что-то, чему трудно подобрать название. Тоска? Обида? А может, чувство вины, почти утраченное русским человеком в подлой круговерти, по-привычке именуемой жизнью? Чувство вины, или точнее - чувство причастности ко всему, что происходит вокруг:

 

Кто ангелов видел из зрячих?

Никто. Смею вас убедить.

Они из-за "точек горячих"

На землю боятся ступить.

И их миротворные крылья

Над нами уже не шумят.

Мы гибели двери открыли.

И каждый из нас виноват.

 

Положа руку на сердце, кто из нас готов принять на СЕБЯ вину

за погибших в Чечне или в Афганистане? Мы боимся чужой беды, мы суеверно сторонимся чужого горя. Так проще. Мы прочно укрыты броней собственного равнодушия. Но вот приходит поэт и говорит:"Так жить нельзя!" "Почему это? - удивляемся мы. - Вроде приличные люди: с соседями не ругаемся, нищим в праздники копеечки подаем. И вообще нас не спрашивали, когда войну начинали. Не мы на смерть солдатиков посылали..." Мы суетимся и горячимся, мы ищем и приводим убедительные, на наш взгляд, аргументы, не осознавая, что поэт уже коснулся души и разбудил ее. И жить нам теперь с вечным укором, с вечной и непреходящей болью, как ангелу без крыла из стихотворения Николая Зиновьева:

 

Ты просишь у Бога покоя,

И, жаркой молитве вослед,

Ты крестишься левой рукою,

Зажав в ней десантный берет.

И с ангельским ликом серьезным,

Неправый свой крест сотворя,

Вздыхаешь. Под городом Грозным

Осталась десница твоя.

Осталась она не в граните,

Не в бронзе, а просто сгнила...

Стоишь, и твой ангел-хранитель

Стоит за спиной. Без крыла.

 

- Давай поговорим о счастье! - прошу я Николая. - Чем не тема

 

 

- Так в чем все-таки счастье? - пытаю я. Николай задумчиво пожимает плечами:

- В самопожертвовании.

- За словами тоже что-то стоит. Живой пример: мне приходит в голову мысль, мне надо ее записать. А Ирина в это время просит меня забить гвоздь. Я иду и забиваю этот гвоздь. Пусть маленькая, но это жертва.

- Нет, но я думаю так: пусть я не написал какое-то

стихотворение, но любимую женщину не огорчил. Ведь мог сказать:

"Чего ты пристаешь ко мне с такой мелочью, когда я пишу

стихи!" Она бы конечно поняла, но в душе все равно обиделась. Как

всякая женщина она считает, что она должна быть на первом месте у

мужа, а не стихи или еще что-то. Правильно?

 

Конечно, правильно. Про нас, женщин, Николай понимает все правильно. Только не этих слов я от него ждала. Мы же рассуждали о самопожертвовании. При чем тут гвозди? Жизнью пожертвовать - это да. Это впечатляет. Не вдруг и не сразу до меня доходит: да ведь он принес самую большую жертву, какую только мог принести поэт: свое СТИХОТВОРЕНИЕ! Куда уж больше! И разве не целая жизнь в этих мучительных строчках:

 

У карты бывшего Союза

С обвальным грохотом в груди

Стою. Не плачу, не молюсь я,

А просто нету сил уйти.

Я глажу горы, глажу реки,

Касаюсь пальцами морей.

Как будто закрываю веки

Несчастной Родине моей...

 

- Тогда было все-таки больше социальной справедливости.

- И все-таки такой огромной пропасти, как сейчас, между нищим в массе своей народом и сверхбогатыми людьми не было. А сейчас нас всех захлестывает социальная несправедливость. Почему человек, богатство которого нажито нечестным путем, и это известно всем, почему он живет лучше меня? Разве это справедливо?

А рай мы не смогли построить потому, что строили его без Бога в душе.

 

 

Злою волей с малолетства

Не внушалась дедом внуку

Вера в Бога. И в наследство

Дали нам не жизнь, а муку.

Я хожу, как мор по избам.

Хоть на мне и крест нательный

Я отравлен атеизмом,

Но, надеюсь, не смертельно.

 

- Нет! В 92-м году в какой-то передаче я услышал, что можно бесплатно получить библию. Написал письмо, мне прислали библию. Первый раз прочитал и не очень понял. А потом начал вчитываться, задумываться. Но я и сейчас не могу о себе сказать, что я истинно православный христианин. Пост я не соблюдаю, в церковь регулярно не хожу, но в глубине души, в ее тайне, у меня живет сознание, что Бог есть и в него надо верить. Верить не в то, что есть Бог, а верить Ему. С точки зрения логики, разума трудно объяснить это. У меня есть такое стихотворение: "И вдруг сердце забьется не в лад, выдавая присутствие Бога."

- Да. И вообще у человека есть два пути: либо поверить в Бога, либо сойти с ума. Так писал Шкляревский.

 

В степи, покрытой пылью бренной,

Сидел и плакал человек.

А мимо шел Творец Вселенной.

Остановившись, он изрек:

"Я друг униженных и бедных,

Я всех убогих берегу,

Я знаю много слов заветных.

Я есмь твой Бог. Я все могу.

Меня печалит вид твой грустный,

Какой нуждою ты тесним?"

И человек сказал: " Я - русский."

И Бог заплакал вместе с ним.

 

Как ребенку хочется разобрать игрушку и посмотреть, как она сделана, так и мне иногда хочется "разобрать" стихотворение Николая Зиновьева на слова, понянчить каждое на ладони, попробовать на вкус, на звук и

понять, как из соединения обыкновенных, затертых от частого употребления, самых простых слов, которые мы произносим по сотне раз на день, вдруг рождается необъяснимое для меня чудо. Я говорю: Бог, человек, русский - никто и ухом не ведет. Но вот те же слова повторяет Зиновьев - и у меня перехватывает дыхание. Да разве у одной меня! Я давно знаю, что стихи - это не просто срифмованные слова, пусть даже очень хорошие. Но тогда, что такое стихи? На днях в одной из краевых газет прочитала стихотворение о Родине. Много звонких слов, еще больше призывов любить родину, а за ними - ничего. Пусто. Прогремело, пробарабанило и даже не царапнуло. И вдруг читаю у Зиновьева восьмистишие без названия и понимаю: вот она, Родина, которую любишь до слез, хотя о Родине и любви здесь нет ни слова:

 

Сердцу грустно, духу нище.

Жизнь права, и смерть права.

Лето. Сельское кладбище.

Ни крестов, ни звезд. Трава.

Но среди травы могильной,

Бледен, тонок и высок,

Колосок - гербом фамильным.

Тонкий, хлебный колосок.

 

- Родина - это прежде всего люди, родные люди. Недаром эти слова

одного корня. Отец, мать, жена, близкие - они для меня Родина. А может быть, только в русском человеке есть это чувство, которое заставляет его болезннно откликаться на все беды, невзгоды своей Родины.

Вспомните поэтов эмиграции, которые писали по существу только о

России. Они жили за границей, но жили только Россией. Видимо, это в крови у русского человека - такое отношение к Родине.

 

Я люблю эти старые хаты

С вечно ржавой пилой под стрехой.

Этот мох на крылечках горбатых

Так и тянет прижаться щекой.

Этих старых церквей полукружья

И калеку на грязном снегу.

До рыданий люблю, до удушья,

А за что, объяснить не могу.

 

- Мне кажется была такая эпоха возрождения в России после свержения татаро-монгольского ига. Это был очень небольшой период великого духовного подъема. Как и после победы в Отечественной войне. Народ был голодный, холодный, но счастливый. Счастливый победой. Мне бабушка рассказывала: 47-ой год, голод, а люди веселые, каждый вечер у кого-то собирались дома. На столе кроме картошки и капусты - ничего, но пели песни под баян, танцевали. Душа пела. Не хлебом единым жив человек. Но избави Бог жить во времена реформ и потрясений.

 

Не сатана ли сам уже

В стране бесчинствует, неистов?

Но тем достойнее душе

В такой грязи остаться чистой.

Держись, родимая, держись.

И не спеши расстаться с телом.

Крепись, душа! В России жизнь

Всегда была нелегким делом...

 

 

- Одно из стихотворений у тебя начинается так: "Наливай, сосед Василий, Смутно сердцу моему..." Неужели это удел всех творческих людей - заливать огонь в душе водкой? Почему талантливые люди пьют?

- Наверное, это традиция.

- Просто человек не находит возможности иначе оторваться от земного. Веры в душе нет, а от неверия люди пьют. Вместо храма идут в кабак.

- Может, это национальная черта?

- Может, они концентрируют в себе весь народ? Именно поэтому и достоинства и недостатки народа ярче проявляются у людей творческих.

- Как православный человек, которым хочу себя считать, я отрицательно отношусь к питию, но в то же время я мирянин, и как обычный человек, я не мыслю себе праздника без рюмочки, двух-трех. Если в меру, то хорошо. Правда, у русского человека мера часто становится безмерной. А вообще пьянство - не предмет поэзии и поэтизировать его не стоит.

- А я - нет. В подпитии у меня стихи не получаются. Пробовал

писать. Но утром, на трезвую голову, посмотрю - белиберда. Может,

потому, что у меня все-таки больше поэзия мысли, а у Есенина - поэзия

чувств. Пьяный же человек, может, чувствует и острее, но мыслит совсем не так, как трезвый.

 

По одной собрались здесь причине.

Я со стопкой у стойки стою,

И в накрашенной женской личине

Вдруг кабацкую Русь узнаю...

Ты сгубила Есенина, Блока -

Самых верных твоих сыновей...

Боже праведный, как ты жестока!

И не хмурь своих тонких бровей.

 

 

На мой взгляд, знаковым событием начала года стало чествование поэта Николая Зиновьева. Мероприятие это прошло в детской школе искусств. И хотя это было официальное мероприятие, по духу оно было очень теплым и трогательным. Больше всего меня и удивило, и обрадовало то, что это было именно официальное чествование. То есть в одном ряду с важнейшими и сложнейшими явлениями нашей жизни: экономическими, финансовыми, политическими - глава района поставил поэта и его творчество. В одном ряду. Сам пришел на это мероприятие, очень внимательно слушал стихи Зиновьева, а потом публично признал яркое дарование поэта, поблагодарил его за прекрасные стихи, и буквально на следующий день выделил семье поэта новый дом. Чтобы было и где детей растить, и где гостей принять, и где стихи писать.

 

А в глубинке моей

Нет ни гор, ни морей.

Только выгон с привязанной телкой.

Да древко камыша,

На котором душа,

Маясь, мечется сизой метелкой.

Но случается вдруг

Чувства светлые в круг,

Вопреки всем невзгодам и бедам,

Собираются все,

Как свет солнца в росе,

Как семья в старину за обедом.

 

- Нет, я не боюсь звездной болезни. Я человек, стремящийся к православию, и понимаю, что по большому счету все это - суета, земная пыль. Я не чувствую, что во мне что-то изменилось.

 

Спустилась ночная прохлада,

Сижу на ступеньках крыльца.

Дыханье цветущего сада

Касается нежно лица.

И к тайне творенья причастный,

Я плачу от мысли одной,

Что бывшие в жизни несчастья

Все были придуманы мной.

А месяц стекает на крыши,

И льется с небес благодать

На кроны деревьев, а выше...

Что выше? Не надо гадать.

 

2004г.