Сероптахов едва не выскочил из штанов, летя с высоты своего последнего, 22-го этажа новой трёхкомнатной квартиры повышенной комфортности. «Хорошо хоть евроремонт успел закончить!» – подумал он на излёте. Кому именно хорошо, он уже не додумал... А хорошо было Машке! Это ей всё досталось по праву. Она даже ещё не успела устать от первого своего благодетеля, не успела ещё даже привыкнуть ни к своему новому семейному положению "подруги жизни", ни к шикарной московской квартирке под самыми облаками... Не успела хорошенько одно счастье распробовать, как тут же, как снег на голову, другое. Машка Сероптахова не любила. То есть ей было абсолютно по-барабану, что он там о ней думает под покровами... Главное, что всё по взаимному согласию, на добровольных началах и, как у людей. Даже лучше, чем у некоторых. Впрочем, КАК у людей она себе представляла смутно, потому что человеком никогда не была. Ни плохим, ни хорошим… Сероптахов не успел ничего додумать, потому что уже приземлился. И теперь у него было только две заботы – запихнуть обратно появившиеся-таки под конец крылья и разобраться с зеваками. Крылья он кое-как сложил и спрятал на впалой могучей груди, а вот с зеваками разобраться не удалось за неимением оных. Нет, вы только представьте – так долго падать, так неожиданно полететь, а никто и ничего... Даже обидно! Что же теперь? Сероптахов как-то растерялся, топчась на тротуаре в белых спортивных тапочках и машинально, до хруста перьев, затягивая пояс короткой махровой курточки, серой, в белый горошек (бывшей жене было жаль выкидывать свой старый халат, она его просто обрезала, подшила и подарила Сероптахову незадолго до развода). Одно он помнил железобетонно – в квартиру, как и вообще в его прошлую жизнь, теперь ему путь заказан. Возвращаться нельзя – так их всегда учили. «Плохо учили!» – подумал Сероптахов уже в лифте, нажимая на кнопку своего, 22-го, этажа. Если никто ничего не видел, не заметил, не зафиксировал, не узнал, не понял, не уловил, не почувствовал – можно считать, что ничего и не было. Свидетелем События явилась одна лишь Машка. Но она не в счёт. Она, слава богу, всего лишь кошка!.. - Всего лишь кошка…. – произнёс Сероптахов, задумываясь… Потом пошуровал за пазухой, выдернул из левого крыла перо, помахал им перед носом – и… Кошка средней пушистости с белыми «носочками» на всех четырёх когтистых лапках не встретила его на пороге – в этот момент она уже плоской тушкой лежала внизу под балконами – просто кучка перемазанной в крови шерсти с костями… Усатая «подруга в белых тапочках» заменила его в неумолимой череде известных событий… «Кто-то непременно должен был оказаться сегодня бездыханным на тротуаре под этой высоткой. Уж лучше она, чем я», – уговаривал свою совесть Сероптахов, накидывая цепочку на дверь. - Гад! Какой же гад этот Сероптахов, – вопила Машкина душа, возносясь на 22 этаж. Просочившись через пластиковые окна, она влетела в прихожую как раз в тот момент, когда её хозяин (и УБИЙЦА!) накидывал цепочку на дверь. Не успел он повернуться, как она подлетела и со всего размаха проехалась всеми десятью когтями по его коварной физиономии. Сероптахов охнул и отшатнулся, закрываясь руками от невидимой кошачьей ярости. Из глубоких царапин уже во всю сочилась кровь… - Машка! Перестань! Послушай, я же не хотел, но ведь кто-то же должен… либо я, либо ты… - Либо ТЫ! – подумала Машка, снова нападая. Сероптахов ловко поймал невидимую разъярённую сущность за шиворот и отбросил подальше… Машкино «Я» отлетело к креслу, зависло над ним и зашипело. - Прости, Машка. Мы что-нибудь придумаем… дай только мне время, успокойся! - УБИЙЦА!!!...Убийца, убийца!.. – кипела Машкина душа, сверкая глазами. - Утром у соседа хомячок сдох – ещё в морозилке лежит, в коробочке от пельменей…останкинских… Машка, хочешь в хомячке воплотиться?! Машка только возмущённо фыркнула, опустилась в кресло и начала умываться… Ну не хочешь, как хочешь… Я бы тебя в твоё тело вернул, да оно, увы, восстановлению не подлежит, там и от тела-то уже ничего не осталось… Сероптахов тяжело вздохнул, выпростал из груди кончик крыла, провёл им по лицу и царапины исчезли. - Ладно, не переживай, ещё не вечер! – уверенно сказал он и… растворился… Через полчаса Сероптахов бесшумно возник на том же месте с чёрным блестящим мешком под мышкой. - Машка, дуй сюда! – крикнул он, – будешь сейчас тело для себя выбирать… Машка, одобрительно мрякнув, зависла рядом. Сероптахов вывалил из мешка пять кошачьих тушек, «гуманно усыплённых» в этот день местными «Айболитами», и разложил их рядком на полу. Машкина душа придирчиво изучала возможные вместилища. Тушку рыжего кастрированного кота – отвергла сразу! – - Только полный дурак мог мне ТАКОЕ предложить – подумала она, брезгливо дёрнув хвостом. Из четырёх оставшихся кошачьих тушек, две оказались слишком старые для Машкиной новой жизни, а между двумя последними она никак не могла сделать выбор. - Ну что ты копаешься? – возмутился Сероптахов, давай быстрей соображай, не ровён час – запашок пойдет… А Машка всё никак не могла выбрать. Подлетала, укладывалась то в одно, то в другое тельце, то так, то сяк… просила перевернуть, подержать, расправить… Сероптахов не выдержал, щёлкнул пальцами… и в прихожей осталась лишь одна тушка – трёхцветной молодой кошечки, у которой, как и раньше у Машки, лапки были в белых одинаковых «носочках». - Вот! – сказал Сероптахов, – прекрасный экземпляр – залезай, не то поздно будет! Машкина сущность для приличия малость поворчала, затем подлетела и аккуратно совместилась с лежащим тельцем. Сероптахов выдернул из-за пазухи ещё одно перо, помахал им над бренной кошачьей плотью, вдувая в него Машкино «Я», щёлкнул три раза пальцами, мигнул, чихнул, почесал затылок, ещё раз чихнул, снова помахал пёрышком, и… Ничего не получилось. - Блин! Сказал Сероптахов! Вот именно что – блин! Он понёсся на кухню, достал из холодильника блинчики и запихал прямо холодными себе в рот… Тщательно разжевал, запил кефиром и, рыгнув, опустился на табуретку. Из прихожей послышались какие-то звуки, и через мгновение, на кухню влетела взъерошенная трёхцветная кошка с белыми носочками на рыжих лапках. Она затормозила у Сероптахова и стала, громко мурлыкая, тереться о его ноги. - Машка!.. Ты вернулась! Радость моя белолапчатая! – ворковал над ней Сероптахов, гладя и почёсывая подставляемые ею то мордочку, то горлышко, то спинку… Машка умильно щурилась, мурчала и впервые безоговорочно любила Сероптахова всей своей кошачьей душою! =========================================== ============================ | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
