Вчера погода была отличная - солнце, жара, градусов двадцать семь. А сегодня холодно, и дождь пошел. Седой, Шурик и Марат с Никитой перешли в беседку. Беседка  была круглая, из нее можно наблюдать все четыре стороны света.

Но Черная появилась незаметно. Она поднялась по лесенке беседки и сказала:

- Здрасте. Можно у вас тут дождь переждать?

Не дожидаясь ответа, она села. Как раз напротив Марата. Вся ее одежда была черная: куртка, кожаная юбка, колготки, ботинки, даже лак на ногтях. Марат наблюдал, как Черная достает из рюкзачка банку пива и откупоривает ее. И понимал, что влюбился в Черную, как влюблялся в своей жизни постоянно - с первого взгляда, резко и болезненно.

- Чего смотришь? - спросила Черная. - Пива хочешь?

- Хочу, - честно ответил Марат.

- Он тебя хочет, - засмеялся Шурик, - он жуткий бабник.

Черная вытащила из рюкзачка кошелек. А из кошелька - тысячную купюру.

- Сходи, возьми пива на всех.

Несколько секунд в беседке вибрировало молчание, потому что такого события - пришла незнакомая девушка, достает тысячу и дает ее кому попало - никто не мог припомнить в своей жизни. Марат отметил, что девушка очень красивая - он не умел влюбляться в посредственных. Вообще-то, она была не черная, а красная. Волосы окрашены в цвет брусники, длинные и спутанные, но от спутанности еще более красивые. Макияж слегка размазан, и это Черной очень шло. Лицо и губы бледные, определенно, девушка не спала всю ночь, и слегка пьяная с утра, а может, даже обкуренная.

Марат принес пиво, раздал всем и вернул Черной сдачу. Седой сразу забыл о мамаше и отчиме, Шурик - о жене, которая с утра опять гундела про деньги. А Марат почти не пил. Он смотрел на Черную и слушал ее.

Черная легко общалась с Седым, который работал матросом на катере, Шуриком, уже пять лет нигде не работавшим, только мотавшимся по байк-слетам, и  Маратом, который безумно в нее влюбился. Лишь Никита, тень Марата, молчал, и на Черную не смотрел.

- Я замерзла, блин, - сказала Черная. - Какая погода противная...

Марат снял куртку и набросил ей на плечи. У него было странное состояние - заторможенное и возбужденное одновременно, одним словом - влюбленность. Марат поглядывал из этого дурмана на Седого, Шурика, Никиту. Всё ему казалось бесцветным и расплывчатым. Только Черная была яркая, даже слегка светилась.

- Мне, наоборот, жарко, - сказал он. - Это тебя со вчерашних дрожжей водит.

Кажется, Черная рассказывала, что вчера с кем-то что-то отмечала.

- Я еще и не ела ничего с утра, - усмехнулась Черная.

- Пойдем ко мне? Почавкаем чего-нибудь. Я вот в этом подъезде живу.

Черная встала и пошла. Марат знал, что душу черту продаст за эту девушку, не думающую о маньяках и прочей дури, которую девушки огромными порциями пьют из телевизора.

Марат поставил на газ чайник, сковородку с котлетами. Никита нарезал хлеб, достал из холодильника пакет шоколадных конфет.

- А вы братья, что ли? - спросила Черная.

- Нет, - ответил Марат, - он с предками поругался. У меня живет пока.

- А у тебя предков нет?

- Нет.

- Умерли?

- Умерли.

- Извини, пожалуйста, - Черная до сих пор ёжилась, мерзла.

- Да ничего, они давно умерли, я мелкий был. Я с тетей жил, а сейчас она замуж вышла. Приходит раз в три дня, кушать мне готовит.

- Сам не умеешь?

- Не-а. Я разбалованный.

У Черной зазвонил телефон. Она говорила сначала спокойно - да, нет, не знаю, а потом вдруг заорала так, что кот Зюзя спрыгнул у Никиты с колен и выгнул спину коромыслом.

- Отвали, понятно! Нет меня! Я умерла!

- С кем ты так жестко? - спросил Марат. В гневе Черная была еще красивее.

Черная подвинула к себе тарелку с картошкой и котлетой.

- С родичами.

Наевшись, она повеселела. Стала бродить по квартире, потрогала книги в шкафу, легла на диван.

- Можно, я одеялом накроюсь? Меня ужасно колбасит.

Марат сел рядом и потрогал ей лоб.

- А у тебя температура, подруга. Никита, принеси градусник.

Температура оказалась довольно высокая - тридцать восемь и семь. Никаких других симптомов Черная не ощущала.

- Знаете, что? Сгоняйте в магазин. Нужны лимон и водка.

Когда Никита принес лимон и водку, Черная уже стояла на кухне в Маратовой клетчатой рубашке. Косметики на ее лице не было. Марат держал ее за талию и пытался поцеловать.

Никита молча протянул им пакет и сдачу. И хотел уйти.

- Ты куда, блин! - крикнула Черная. - Думаешь, у нас тут секс-мекс? Просто я переоделась и умылась. А твой приятель мне в любви признается.

Она засмеялась. Марат смутился и сел.

- Чайник поставь, - приказала Черная.

- Я в тебя, правда, влюбился, - сказал Марат, - думаешь, я вру? Думаешь, так не бывает?

- У тебя странная квартира, - ответила Черная, - сам молодой, а вся мебель старая-престарая. Книги антикварные, и тарелки эти на стенах - это ж кузнецовский фарфор. А компьютера нет. У тебя даже телевизора нет! Ты кто?

- Я? - Марат растерялся.

Мало людей на этом свете способны, не раздумывая, ответить на простой вопрос - ты кто?

- А я знаю, - сказала Черная, - ты мне снишься. Или я попала во вневременную щель и провалилась в другую эпоху. Или вообще в другой мир.

- Интересно, - заговорил Никита, - между прочим, мне приходило в голову то же самое насчет тебя.

Марат поставил чайник и нарезал лимон.

- Стопки дайте, - попросила Черная.

Марат отобрал у Никиты стопки и сам разлил водку. Он страшно ревновал Черную к Никите.

Парни заели водку колбасой, а Черная запила чаем с лимоном.

- И стопки у вас - начала двадцатого века, - сказала она, - а теперь я полезу под одеяло. Кто со мной?

Конечно, Марат. Черная обняла его под одеялом и спросила:

- В твоем времени принято заниматься сексом с первой встречной?

- Я из твоего времени. У меня тетя увлекается антиквариатом, - ответил Марат. От Черной пахло лимоном, горячим алкоголем, странными духами, похожими на южные пряности.

- А ты чем увлекаешься? - Черная расстегнула ему ремень, а дальше Марат расстегивался сам, и уже ни о чем не мог думать.

Лимон, водка и южные пряности, наложенные на гормональную бурю, нанесли колоссальный удар по эмоциям Марата. Он тоже провалился во вневременную щель, и сколько пробыл там - не понял. Впрочем, Марат запомнил, что внутри у Черной было очень узко, жарко и от этой жары и тесноты - жутко. И что плечи у Черной были очень белые.

- Обалдеть, - сказал он, и обвил руку Черной вокруг своей шеи.

- Через пару минут надо повторить, - сказала Черная, - и от температуры следа не останется.

Градусник подтвердил ее рецепт. Марат спросил Черную - в твоем времени принято лечиться сексом? Она вытащила из своего рюкзачка щетку и причесалась.

- Мне надо съездить в одно место, - сказала она, - поедешь со мной?

Конечно, Марат поехал. И Никита тоже, само собой.

В подъезде Черная остановилась. Извлекла из рюкзачка какую-то бумажку и клей-карандаш. Смазала бумажку и прилепила ее на стену.

"... уничтожить прогнившее государство... светлое царство Анархии...", - успел заметить Марат.

- Ты что, революцию делаешь? - спросил он.

Она сосредоточенно листала блокнотик.

- Староавдеевский переулок - это где? - спросила она. - Я же нездешняя. Я здесь у сестры в гостях.

Никита сообщил, что надо сесть на восьмой троллейбус.

Восьмой троллейбус привез Черную, Марата и Никиту  к металлической ограде и голубым воротам, на которых имелась табличка "Областной психоневрологический диспансер".

- Вы тут подождите, - велела Черная.

Марат и Никита ждали у ворот. Черные мысли пытались стереть маратовы воспоминания о лимонно-алкогольно-пряной жаре. Никита подтолкнул его в бок. Марат увидел за металлической оградой Черную с каким-то парнем. Судя по наряду - синему халату и синей шапочке - парень был пациентом диспансера. Черная и пациент мирно разговаривали несколько минут, а потом Черная замахала руками, отскочила, закричала на пациента и побежала к воротам.

- Все, - сказала она Марату и Никите, - поехали.

На глазах у нее были слезы. Но в троллейбусе слезы исчезли. Марат прижал Черную к себе и поцеловал в висок.

- Это кого ты навещала? Парень твой бывший, да?

- Как тебя зовут? - спросила Черная.

- Лешка.

- А почему эти, в беседке, тебя Маратом называли?

- Это погоняла. У меня фамилия - Мартов. А тебя как зовут?

- Между прочим, я представлялась. Еще в беседке. Уши надо мыть.

Дождь как будто поджидал их - обсыпал мелкой холодной пылью, едва вышли из троллейбуса. Черная задержалась на остановке. Наклеила еще две листовки.

Водку решено было допить сейчас, не дожидаясь вечера.

- Давайте будем пьянствовать весь день, - предложила Черная, - что еще делать в дождь... Или вам завтра на работу?

- Никита в отпуске, - ответил Марат, - а у меня сутки через трое.

Разогрели котлеты, и Черная, вновь переодевшись в маратову рубашку, приготовила дополнительно огромную яичницу с колбасой и помидорами.

- Выходи за меня замуж, - предложил Марат, - каждый день будешь мне такую готовить.

- Я презираю институт семьи, - сказала Черная, - ненавижу все на свете религии. И считаю брак узаконенной формой проституции.

- Старая теория, - сказал Марат, - еще Энгельс это придумал.

- Давайте выпьем за Энгельса, - предложил Никита.

Черная опрокинула в себя рюмку и немедленно налила вторую. На щеках у нее выступил ненормально яркий румянец.

- У тебя опять температура, - заметил Марат. - Субфебрильная. Но поднимется к вечеру.

- Кто ты такой? - опять спросила Черная. - Даже компьютера у тебя нет, а ты Энгельса знаешь, и про температуру...

- Пей. Я же не спрашиваю, кто ты такая.

После третьей стопки Черная положила голову на стол и уснула. Марат взял ее на руки и отнес под одеяло. Она даже не почувствовала. Марат вернулся на кухню - допить водку. Никита протянул ему расстегнутый рюкзачок Черной. Косметичка, щетка, влажные салфетки. Пачка листовок, клей. В маленьком отделении оказался кошелек, немало денег, между прочим. В прозрачном окошечке кошелька была вставлена фотография: Черная, с ней какой-то белобровый тип, на руках у типа - ребенок лет двух.

Еще там нашлись визитные карточки: "Егоров М.А., ООО "Силуэт", дизайн и полиграфия", и "Егорова Ч. Н., искусствоведение, эксперт-оценщик".

- Что за имя такое - на букву "Ч"? - спросил Никита.

- Черт ее знает.

Паспорта или других документов не обнаружилось. Марат порылся в мобильнике Черной, нашел обычные записи: Максим, мама, Таня, Света, Олеся.

- В конце концов, рыться в чужих вещах - некрасиво, - резюмировал Марат. Доел последнюю котлету и пошел к Черной под одеяло.

Она ведь тоже не знает, что я таскаю в голове: медицинский, давно брошенный, триппер, дважды приобретенный и дважды вылеченный, условные два года, уже истекшие... Разве человека любишь за то, что лежит у него в рюкзаке или в голове...

Марат проснулся около восьми утра. Диван рядом был пуст. Никита сидел на кухне, помешивая в чашке. За спиной у Никиты, за серым стеклом, хлестал ливень.

- А где она? - спросил Марат.

- Она еще ночью ушла, я слышал - дверь хлопнула.

Марат поплелся в ванную. На двери изнутри была приклеена листовка: "... уничтожить прогнившее государство... светлое царство Анархии...".

Пройдет время, и Черная забудет содержание этой листовки, и психоневрологический диспансер, и теорию Энгельса. Но будет вечно помнить меня, а я буду вечно помнить ее: брусничные волосы, размазанный грим, лимонный и пряный запах, узкую и жаркую глубину. Люди помнят эти мелочи крепче политики, экономики, истории и всех на свете религий.

- Какое, блин, мерзкое лето, - сказал Марат, - опять придется с утра за пивом идти.