Р.Карлофф © 2010

 

- Ладно, раз такая беда, привози её к нам, будет нашему Антошке сестра, - сказала Галина, провожая его в дверях. –

Ступай!

- А ведь всякий раз, глядя на девочку, он будет вспоминать её, - ревниво подумала Галя.

 

В ясный зимний день из автобуса на повороте в посёлок вышел молодой мужчина с рюкзаком в руках. Одет он был

в тёплый серый форменный камуфляжный костюм и высокие ботинки, на голове – чёрная вязаная шапочка. Из-под

шапки выбивался русый с сединой чуб. На лице от правой брови до виска прорисовался тонкий шрам, отчего бровь

была приподнята, и у мужчины всё время было несколько удивлённое выражение лица. Направился он мимо

стоявших вдоль улицы домов к кладбищу, которое виднелось на околице, обозначившись торчащими из заснеженных

могил крестами и памятниками. Он прошёл к могиле с крестом, по протоптанной кем-то с утра тропинке. Могилка

была прибрана, свежий букет стоял в пластиковой вазе, в закрытой красной лампадке теплился огонёк. На кресте

виднелась фотография молодой женщины, надпись "Романова Татьяна" и дата смерти – 25 января.

- Здравствуй, Танюша, - произнёс парень, к горлу подкатил комок, на глаза навернулись слёзы.

- Здравствуй Алёша, - услышал он голос позади себя, неслышно по сухому морозному снегу к нему приблизилась

баба Катя.

Он обнял её и потянулся к рюкзаку, в котором звякнуло стекло.

- Лёш, не надо здесь пить, пойдём, я обед собрала.

- Ладно, баб Кать, ты иди, я ещё маленько побуду и приду.

Лёша присел на рюкзак и устремил взгляд на фотографию…

 

Весной, накануне кавказской командировки, его направили на медосмотр.

Он протянул девушке руку, та взяла её, отогнула безымянный палец и резко уколола. Появилась капелька крови.

Лёша не чувствовал боли, прикосновения её тёплых нежных рук заставили его перевести взгляд на её лицо. Он сразу

утонул в её синих глазах, и неотрывно смотрел на неё, пока она стеклянной трубочкой собирала капельки крови.

Он встретил её после работы и напросился проводить домой. На последнем автобусе они приехали в поселок, и она

оставила его у себя в светёлке наверху.

- У тебя есть кто?

- Да, я после детдома с бабушкой живу. Она в больнице, я сегодня была у неё.

- Я не про бабушку спрашиваю.

-Так, прилепился тут один, как банный лист. Помогает нам с бабулей по хозяйству. Колька много чего умеет руками

делать. Да только руками...,- усмехнулась она.

- А где он сейчас?

- На заработки подался – на стройке шабашить. Ну его! Иди ко мне, Лёша!

У них было несколько незабываемых весенних дней и ночей. Они с отчаянностью обречённых пытались продлить

радостные мгновенья счастья и хоть на миг отсрочить расставание.

- Танюша, сейчас я ничего не могу обещать. Вот номер сотового телефона, звони мне, я буду ждать твоего звонка. Я

люблю тебя, Таня,- сказал он напоследок.

В горах он ждал её звонка, кляня отсутствие связи и разряженный телефон.

Потом был долгий и мучительный кавказский плен.

 

По осени Николай, вернувшись в посёлок и узнав о Таниной беременности, не обрадовался, ударился в загул и

пропил все заработанные на стройке деньги.

 

Татьяне было худо. Подозвав бабушку и взяв её морщинистую ладонь, она вложила в неё записку с номером

телефона и произнесла:

- Баб Кать, что случится со мной – ты знай, отец ребёнка Вересов Алексей, он в милиции служит.

Не имея воли матери, в ЗАГСе в метрике отчество ребёнка не указали, бабушкиных слов оказалось недостаточно.

Баба Катя оформила опекунство на себя и начала искать милиционера Вересова.

 

У открытой настежь, по случаю поминок, калитки Алексей столкнулся нос к носу с Николаем, кивнул, пропустил на

шаг вперёд.

За столом уже сидели соседи, наливали в гранёные стопки, не чокаясь, опрокидывали в себя мутноватую жидкость,

морщились, закусывали капусткой и огурцами. Молчали. Видно было, что разговор ещё не начинался, мысли

выстраивались, но слова застревали в горле. Вновь прибывших встретили негромким гулом, суетой, разместили за

столом, подали тарелки. Оказались они по разные стороны стола наискосок напротив друг друга.

- Ну, выпьем за помин души преставленой рабы божии Татианы, трудящая была девка - произнёс дед Фёдор, истово

перекрестился, выпил рюмку и, утирая усы, уселся на место.

Так посидели тихо, выпивая, да разошлись.

Остались втроем – Алексей, Николай и баба Катя.

- Я дочку заберу,- сказал Лёша, с вызовом глядя в глаза Коле.

- Ишь ты, какой выискался! Танюха меня той весной на стройку по-хорошему провожала, с баней. Спали мы, - вдруг

возвысив голос, сказал Коля.

- Давай экспертизу проведём!- неожиданно предложил Лёша.

- Не, не будем! Боюсь я! Вдруг на меня покажет!- спохватился Колян.

- И я боюсь! Что вдруг на тебя! – крикнул Алексей, схватив Кольку через стол за грудки.- Поэтому засохни, прыщ

гнусавый,- сказал он, чуть сдержавшись, и сел на лавку.

- А ведь сёдни не тока поминки справляем! Мы сёдни и рождение отмечаем! Дочка, иди сюда, папка торт купил! Дуй

на свечки!- заплетающимся голосом произнёс Николай, зажигая спичками семь свечей на торте.

Из светёлки спустилась бледная девочка, глазами удивительно похожая на мать.

- Иди, внученька, вон твой отец,- подтолкнула баба Катя Танюшку, кивая в сторону Алексея.

- Настоящий? - недоверчиво спросила девочка бабушку.

- Настоящий! Иди – он тебя любит и ждёт.

 

- Соберите, Катерина Михайловна, её вещи, пойдем мы – скоро автобус.

- Так собрала я уже, нетяжелы пожитки-то. Храни Вас Господь!

И баба Катя на пороге перекрестила Танюшку с обретённым отцом, благословляя их на новую жизнь.