53. БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ

 

С одной стороны, Улейкину было жаль поросенка, которого Шплинт, выкрасив мозольной жидкостью, поднимал над гостиницей. Хоть этот поросенок и не являлся Горби, но он был похож на Горби, и в этом состояло его несчастье. С другой стороны, Улейкин и сам недавно был окрашен составом из пузырька Федулыча и остался невредимым. Зато теперь компании Рыбова будет не так просто избавиться от поросенка, не оставив криминального следа. Быть может, в этом и состоял замысел отставного дьявола?

 

Во всяком случае, процедуры с поросенком не забавляли Улейкина и он покинул «Ковчег».

 

Большое скопление людей в сквере у гостиницы Улейкин легкомысленно отнес на счет приезда очередной театральной дивы. Его же больше занимало состояние его души. Это состояние, пожалуй, было сравнимо с чувством голода дождевого червя. По крайней мере, что-то точило его изнутри, призывая пропускать через себя все видимое. Причем, элементы способные насытить его, как-будто входили в состав многих вещей, включая звуки и запахи, но были так тонко расфасованы, что лишь дразнили воображение и понуждали искать их источник. Впрочем, Улейкин знал этот источник. Им была Лариса. И весь мир был про Ларису.

 

В какой-то момент Улейкин даже испугался всеядности своего внимания, предположив, что в нем завелась «черная дыра». Но уже в следующий момент определил, что скорее в нем развился огурец из популярной загадки. То есть, он не ощущал в себе ни окон, ни дверей, ни даже стенок. Ему даже стало казаться, что при такой прозрачности, он может быть невидимым. Но тогда возникал вопрос о существе разницы между тем, что он есть, и тем, что его нет.

 

« А что если бесы реально существуют, и Федулыч их взаправду изгоняет»? – подумалось Улейкину.

 

Тогда выходило, что Ковеспуль вовсе не продукт гипнотических забав Федулыча. И значит, своим состоянием Улейкин обязан освобождению от духовного вируса. Но во благо ли такое освобождение?

Озадаченный этим вопросом, Улейкин незаметно для себя оказался у дома Ларисы.

С виду дом представлял собой обыкновенную пятиэтажку. И Лариса никак не могла бы жить в таком доме. На его месте должен был стоять дворец или иная архитектурная достопримечательность, выстроенная по всем законом красоты. У этого же дома не было даже собственного лица. И это никак не представлялось красивым. Ведь даже снежинки не бывают одинаковыми. А если верить Федулычу, то и бульки в кепятке хаоса. Однако Лариса проживала именно в этом доме, и поэтому он был лучше любого дворца. Тут намечалось какое-то противоречие. Словно в поисках его решения, Улейкин походил по двору. Зашел в подъезд Ларисы, рискуя навлечь на себя внимание старушек на лавочке. Но подняться на этаж к Ларисе он не отчаялся.

Он снова вышел во двор с намерением уйти. Однако Лариса стояла у него в глазах, и словно не отпускала его.

От этого Улейкину захотелось разобраться, что привлекает его в Ларисе. Для этого он решил применить теперь уже к ней усвоенные им принципы красоты. Например, следовало выяснить, есть ли в ней элемент преодоления, новизны, приемственности, рациональности. И к удивлению Улейкина такой научный подход не дал никаких результатов. Образ Ларисы то ли вообще не поддавался никакому анализу, то ли Улейкин не учитывал какой-то очень важный принцип. При этом само слово «красота» дало сильную оскомину, словно сопротивлялось применению его в суе. Зато он вспомнил о расширенном толковании физиком Лалыко принципа относительности. Теперь был как раз удобный случай проверить гипотезу физика на практике. И Улейкин стал изо всех сил представлять себе появление Ларисы во дворе.

 

И вдруг, конечно не сразу, но, как ни странно, Лариса материализовалась. Правда, она появилась не со стороны подъезда, откуда ждал ее Улейкин, а со стороны дороги, пролегающей у дома.

 

- Улейкин, - узнала его Лариса и подошла.

 

Улейкин обернулся и сразу же понял, что его прозрачность и растворенность совершенно неуместны, и что необходимо обрести какую-нибудь плотность или хотя бы почву под ногами. Однако это удавалось ему с трудом. Он едва узнавал свои движения и был неуверен, что узнает свой голос.

- Куда же ты пропал, Улейкин? Мне так с тобой надо поговорить…про НЛО. Даже моя тетя про тебя спрашивала. Она тебя оказывается знает. Притом о тебе такого хорошего мнения, - говорила Лариса.

 

Она говорила, но смысл сказанного создавали вовсе не слова. Слова, пожалуй, здесь были самой грубой материей. Смысл состоял из оттенков ее жестов, голоса, улыбки. Из них к нему, будто тянулись тончайшие реющие паутинки, которые легко овивали его, но далее уплотнялись, как при образовании кокона, и все более стесняли. Особенно преуспевали в этом эффекте шелкопрядной Горгоны глаза Ларисы. Они у нее были серые и для худощавого лица ее великоватыми. Наверное, поэтому они содержали некую долю преувеличения. Оно-то, преувеличение, как-видно и позволяло Ларисе проникать взглядом в человека и извлекать из него нечто лучшее, что в нем содержится, и чему он сам мог бы удивиться. Примерно так же дети добывают из булки изюм. Проще говоря, глаза Ларисы не умели не любить. И в этом заключалась основная сложность. Ведь было совершенно невозможно угадать, любит ли она просто так, вообще, либо особенно, так сказать, в частном порядке.

- Про «зеленого» в парке Южном слышал? – продолжала Лариса мумифицировать Улейкина своими реющими паутинками. – Как ты думаешь, это правда?

 

- Конечно, неправда, - неуклюже пожал плечами Улейкин.

- Да? – разочарованно протянула Лариса, не забывая, впрочем, извлечь из Улейкина очередную изюминку. – А футбол с пришельцами тоже выдумки?

- Скорее всего, тоже, - заявил Улейкин.

 

- Зачем же они это выдумывают? – несколько обижено любуясь новой изюминкой, - сказала Лариса. - Что, им делать нечего? Ну, а что вообще сейчас нового в уфологии? Говорят, в гостинице «Брно» действует целая выставка про НЛО.

Наверное, раньше это бы здорово польстило Улейкину, и он бы немедленно пригласил Ларису на выставку, где весь день рассказывал бы ей о представленных там экспонатах. Но теперь он ответил:

- Да ерунда это все. Никаких НЛО не существует.

Правда, Улейкину хотелось добавить, что НЛО - это бесовские выдумки. Но упоминание о демонах и о последних событиях, произошедших с ним, показались ему непригодным изюмом.

- Жаль, - посочувствовала Лариса. – Ты этим так увлекался. А я все время вспоминала нашу экспедицию. Мне жутко понравилось. Чем же ты теперь увлекаешься?

 

- Наверное, ничем, - отозвался Улейкин.

 

Улейкин понимал, что выглядит убийственно неинтересным и скучным, что необходимо придумать что-нибудь более забавное, чем его голая правда. Но он ничего не мог с собой поделать. Он только видел, как погружается в собственное отсутствие, преодолеть которое не находил сил.

- А мы сегодня собираемся в кафе, в «Улыбку», которая на проспекте, - сказала Лариса. – Куксов купил машину. По этому поводу вечеринка. Пойдешь с нами?

 

Разумеется, это было отличное предложение. Поход в кафе с Ларисой! Это же прямая возможность вновь сблизиться с ней. Но Улейкин вдруг вспомнил, что у него нет даже приличного костюма, не говоря уж о деньгах. Ведь он работал у Едакова, главным образом, из идейных соображений и, так сказать, за перспективу, на что единственное Едаков никогда не скупился. И Улейкин вдруг остро осознал, сколь же глупо его положение на удочке Едакова с крючком без наживки. Таких, как он, Улейкин, теперь называют «лохами». Эта мысленная аттестация себя окончательно сконфузила Улейкина, и он сказал:

 

- Нет, сегодня я не могу. У меня кое-какие проблемы.

- Ну, ладно, - пожала плечами Лариса. – Я побегу, а то я выскочила на минутку отдать водителю чехол после химчистки. Ко мне же тетя приехала. И ждет меня теперь. Но ты хоть как-нибудь зайди, когда настроение будет. Вон мои окна, на втором этаже. Не забыл?

 

Лариса вошла в подъезд, но паутинки, которые незримо заключали Улейкина в кокон не улетучились, а напротив, будто еще туже сдавили его, давая понять, что он погиб.

Собственно, он погиб еще до свидания с Ларисой. Уже тогда он не существовал, будучи в растворенном состоянии. Зато теперь он отсутствовал обездвиженный и скрытый в коконе, подобно личинке шелкопряда. У него даже появились сомнения в своей способности отражать свет. Вот какую дьявольскую шутку сыграл с ним крысиный врачеватель. Очевидно, отставных дьяволов, действительно, не бывает. Под видом ампутации беса Федулыч уничтожил личность Улейкина, отправил его психологическое небытие. Видимо, и с Рябчиком случилась похожая история. Его Федулыч обезличил путем воскрешения. Может, Рябчику и неприятно было чувствовать себя покойником, зато это был покойник своеобразный, самобытный, узнаваемый. Да и физик совсем свихнулся. Без своей зеленой твари сам теперь тушит свет у себя в голове.

Но неужели бесы играют такую полезную роль в образовании личности? А почему бы и нет? Ведь если смысл жизни заключается в преодолении небытия, на чем настаивает сам Федулыч с его любимым принципом дополнительности, то бесы вырывают человека из состояния вечной гармонии и вынуждают его противостоять природе. И тогда жизнь личности можно определить, как преодоление дьявола на пути к Богу. Только это уже будет путь к Богу не бессознательного животного, а человека. В конце концов, существуют примеры, когда паразитов специально подсаживают в человеческий организм, добиваясь, например, похудения или тренировки иммунитета. И конечно, человечеству давно известна суть бесовства. Более того, в своих знаниях о дьяволе человечество гораздо более едино, чем в знаниях о Боге. Однако оно не слишком стремится отделаться от дьявола. Например, евреи. Почему-то они не захотели принять христианства. Истинам Христа они предпочли полуязыческие представления о мстительном верховном воспитателе. Мусульмане тоже отступили от изначального учения о любви, добавив в него демонические мотивы жертвоприношений, страха и лукавых противоречий. А, допустим, индуисты из всех членов своего триединого Бога более всего склонны ублажать Шиву – бога разрушения. Да и сами христиане отступили же от жесткого противостояния дьяволу в период средневековья. Прильщенные плодами цивилизации, они, похоже, не желают портить себе аппетит знаниями о составе и стоимости этих продуктов, и заботяться лишь о допустимости концентрации ядов в них. Притом наука говорит, что яды незбежны и в определенных дозах даже полезны. А как же не верить целой науке, и при этом верить какому-то Федулычу. Человеку с темным прошлым и еще более темным настоящем.

 

В виду этого, Улейкин пришел к выводу о необходимости немедленно потребовать от Федулыча вернуть ему беса на его законное место. Впрочем, бесом не обязательно должен быть Ковеспуль. Честно говоря, Ковеспуль и его космические собратья сильно опротивели Улейкину. Быть может, лучше обзавестись какой-нибудь другой породой беса, скажем бесом алчности. Тогда, если такому бесу немного поддаться, то возможно, когда-нибудь доведется позвать того же Куксова в ресторан, чтобы обмыть машину Улейкина. Да притом, не просто машину, а «Волгу».

Тут в размышления Улейкина врезался звук автомобильного сигнала. Улейкин посмотрел в сторону, откуда он доносился, и увидел черную «Волгу», за рулем которой сидел физик Лалыко и делал ему знак рукой.

 

54. ТАНЕЦ МНОГОРУКОЙ КАЛИ

 

Телефонные переговоры не прояснили Рыбову обстановку в гостинице. Хоперский, ибо к телефону подошел он, заявил, что выполняет условия Федулыча, и это является единственной гарантией его безопасности и, между прочим, всех, кто причастен к похищению поросенка.

 

Но для Бориса Борисовича скандал вокруг филиала его фирмы представлялся едва ли не большим злом, чем схватка с Федулычем. Поэтому он распорядился отменить демонстрацию поросенка.

В ответ он услышал нечленораздельные ругательства целителя и проклятия в свой адрес. Это взбесило Рыбова, и он, бросив все дела, ринулся к гостинице.

 

Между тем, события у «Брно» стремительно развивались. Некоторые граждане в толпе не выдерживали пассивного созерцания появлений чудовищного поросенка. Им требовалось как-нибудь протестовать и, вообще, активно действовать. Такие люди действия стали проникать в гостиницу и учинять ее персоналу допросы, высказывать претензии. Они звонили в разные инстанции. А кто-то даже предложил нагрянуть всем кагалом в «Ковчег» и повязать инопланетянина вместе с изменником Хоперским. Но это предложение не нашло поддержки в массах, очевидно, по причине слишком уж пугающего вида пришельца.

 

Быстрое нарастание масштаба и скандальности события привлекло к нему внимание источников информации. И вскоре среди взволнованной публики появились пронырливые субъекты с блокнотами и микрофонами в руках. Удовлетворив свою дотошность, они тотчас бежали к ближайшим телефонам. А в редакциях газет уже срочно готовились к выпуску листовки с сообщениями о чрезвычайных событиях в «Брно». Разумеется, единой картины происходящего еще не существовало, поэтому авторы статей не стеснялись рамками достоверности и приличий. И если общим местом в листовках было то, что инопланетянин объявился снова, и что он скрывается в гостинице «Брно», где в виде поросенка, регулярно появляется на смотровой площадке, то версий о причинах его действий было множество. Тут догадки авторов расходились в диапазоне от простого любопытства пришельца до подготовки им в компании с Хоперским вторжения из космоса летающих тарелок. Правдоподобие последней версии строилось на том почти научном факте, что инопланетянин появляется на крыше «Брно» каждые двадцать минут. Однако самые ошеломительные выводы следовали из анонимных звонков в редакции с сообщением о том, что настоящая фамилия целителя с Хопра реки Кривозадов, и что по месту жительство он известен не столько как целитель, сколько, как колдун по кличке Колдовщик. Эта весть вылетела из стен редакций гораздо раньше, чем печатное слово и угодила в толпу у гостиницы исправной бомбой.

 

Между прочим, главным администратором гостиницы «Брно» была женщина видавшая виды, привычная относиться критически к выходкам клиентов. Вдобавок, она считала поклонников оккультизма людьми слабоумными. Однако осада гостиницы пациентами Хоперского и формы их протеста, показались ей чрезмерными. И она сама решила подняться на этаж, отданный в аренду «Ковчегу», и выяснить, что там происходит.

В это время к гостинице подходил Едаков. В руках он нес авоську, набитую шампанским и конфетами. Несмотря на неприятности, он прошвырнулся по магазинам и подготовился провести этот вечер с Нонной. Едакова удивило, насколько разрослась толпа у гостиницы за время его отсутствия, но еще более его удивило перемена в их настроении. Елейности и благолепия на лицах собравшихся не было уже и в помине, а на смену им пришли признаки страха, отчаяния и агрессии.

- Смотрите! Смотрите! – достигло его сразу несколько голосов. – Это же он, Елдаков! Он у них директор! Главарь!

 

Возможно, такая узнаваемость могла бы стать поводом к гордости. Но настораживал тон выкриков, да еще помидор, просвистевший мимо. А вслед за ним в костюм Едакова с треском влепилось сырое яйцо. Толпа взревела и разразилась целым залпом продуктов питания. Яблоки, картофель, сливы, помидоры, яйца и даже колбасы сыпались на Едакова, как из рога изобилия, едва не сбивая с ног. Это напомнило краеведу, что центральный рынок находится рядом с «Брно», а значит надеяться на снижение рациона снарядов не приходилось. Напротив, толпа быстро входила во вкус и нарастание ее щедрости угадывалось даже на бегу.

 

- Держи его! Бей! – послышалось у Едакова за спиной, и вдогонку за ним покатилась гулкая волна топота бесчисленных подошв.

 

Едаков едва успел влететь в лифт и нажать кнопку, как тотчас в сдвинутые створки лифта грохнули и затарабанили кулаки авангарда преследователей.

 

«Что произошло?!» – бухало сердце в голову Едакова языком вестового колокола.

 

Поднявшись на свой этаж, Едаков расклинил двери лифта, чтобы им никто не смог воспользоваться, и поспешил через выставку в актовый зал.

Как раз, в тот момент, как Едаков вошел в зал, Кривозадов, развалившись на зрительских стульях, пояснял администратору гостиницы, что происходит.

 

- А ничего не происходит, - пояснял целитель. – Просто, я отменил представление. Мне сегодня неохота выступать. Должен быть у человека перерыв?!

 

- А говорят, тут у вас какой-то поросенок, в которого кто-то превратился? – с этими словами главный администратор обернулась в поисках поросенка и уставилась на Едакова, всем своим изумлением говоря, что готова поверить нелепым слухам.

 

- Зачем этот маскарад? – нарушила паузу администратор. – Для чего это вы так вырядились? Что вы здесь устраиваете?

 

- Как для чего? – нашелся Едаков. – Проводим рекламную акцию. Имеем полное право.

 

- Вот вернется наш директор, я ему доложу, чем вы тут занимаетесь, - пообещала администратор. – Мне из-за вашей акции аж из Обкома звонили. Там не знают, спускать милицию или нет. Боятся, что здесь политика. Если б не эта чертова демократия с плюрализмом, вы давно бы уже в кутузке парились. Знаете, сколько там народу вы собрали? Скоро весь город сюда сбежится. Того и гляди, гостиницу разнесут. Немедленно завязывайте с вашей рекламой, а то вылетите у меня отсюда в две минуты.

И еще раз смерив Едакова уничтожающим взглядом, администратор решительно направилась к выходу.

 

- Чего это она бесится? – возмутился Кривозадов, когда ее шаги стихли. – Про какой народ она трещит? Какое ей дело, что ты выглядишь, как свинья? А кстати, зачем это ты? Какую еще рекламную акцию ты проводишь?

 

- А ну, цыть! – топя в шепоте бешенство, сделал страшные глаза Едаков. – Что происходит? Что вы тут творите?

- Ничего особенного, - предложил в доказательство свои большие ладони целитель. – Приходил Улейкин и передал от Федулыча, что тот согласен на наши условия. Но за это мы должны покрасить поросенка зеленкой из его пузырька и показывать каждые двадцать минут. А если мы это делать не будем, нам каюк. Вот Шплинт и показывает. Шплинт! Пора показывать!

- Что? Показывать?! – задохнулся Едаков. – Я тебе покажу! Никаких показываний! Ты посмотри, что там с народом делается, - указал Едаков на свой костюм. – Они уже там осатанели!

 

- Чего? – не поверил Кривозадов.

 

Хмуро поглядывая на Едакова, словно предупреждая его о последствиях вранья, целитель прошел на смотровую площадку и заглянул через бордюр вниз.

 

К тому времени народ внизу трепетно ожидал появления зеленого поросенка. И когда вместо него появился целитель, толпа ахнула и оторопела.

 

- Это же Хоперский! Кривозадов! – ожгли толпу надсадные голоса. – Он нас облучает!

 

И уже всем сделалось понятным, что появившийся в городе пришелец и колдун Кривозадов одно и то же лицо, которое обернувшись поросенком, чтобы его не узнали, исподтишка облучал своим смертоносным полем собравшийся у гостиницы народ. Разумеется, целью такой масштабной акции было отнюдь не оздоровление населения, а, наоборот, его массовая порча.

 

Едва осознав это, люди бросились врассыпную, сопровождая свое бегство душераздирающими воплями. Стремление граждан укрыться от глаз Кривозадова было таким паническим, что бегущие опрокидывали все на своем пути.

В числе опрокинутых оказался и Борис Борисович Рыбов, который к этому моменту шел через Кольцовский сквер, отделенный от Театрального скверика дорогой. Сметенный толпой, и откатившись под куст, чтобы не быть затоптанным, Рыбов напряженно догадывался, что же так напугало людей. Одно из логичных объяснений он находил в том, что Федулыч все-же напал на гостиницу, а спасающиеся люди являются потерпевшими и свидетелями битвы между правителем «Крысиных двориков» и повелителем бронзоватого поля. Однако Рыбов твердо решил пробраться в гостиницу за тем хотя бы, чтобы узнать кто вышел победителем.

 

В затруднительном положении оказался и директор центральной гостиницы, Иван Германович. Тот, впрочем, был более осведомлен о беспорядках во вверенном ему учреждении, поскольку получил сигналы из обкома и не пожалел денег на листовки с освещением событий у «Брно».

Пережидая в своем автомобиле поток бегущих навстречу людей, он крепко поносил себя за то, что поддался на уговоры и взятки Рыбова, позволив обосноваться в гостинице «Ковчегу».

В опустевшем пространстве перед гостиницей два директора легко узнали друг друга. Сутуло озираясь и переглядываясь, они сошлись у входа в «Брно».

 

- Не ожидал от вас такого, - вымолвил первым директор гостиницы.

- Да я и сам в растеряности, - возразил Рыбов.- Что же здесь произошло?

- А вот.

 

Сказавши это, директор гостиницы вручил Рыбову сверток листовок.

- Полюбуйтесь. Теперь и не знаю, усижу ли по вашей милости в кресле. Спасибо, отблагодарили за гостеприимство.

- Это, небось, все паршивый краевед натворил, - с негодованием заявил Рыбов. – Надо было мне гнать его в шею.

- А я в две. В две, - поджал губы Иван Германович. – Жаль только, что слишком поздно. И еще, - задержался он на перекрестке коридоров, - Ни о каких ваших туалетах в гостинице не может быть и речи. Мне еще летающих унитазов с пришельцами из бачков не хватает.

 

Категоричная форма сказанного сулила Рыбову крах всей его затеи с платными туалетами не только в центральной гостинице, но и во всех солидных заведениях города. Это еще более подстегнуло его намерение разобраться в произошедшем. Он попытался выяснить кое-что из листовок. Однако там было слишком много вздора. Главный же вопрос, что обратило в бегство многотысячную толпу оставался открытым. Ответ мог дать только путь на верх, в «Ковчег». Но что, если наверху его поджидает Федулыч, одержавший победу в сражении.

 

Лифт, ведущий в «Ковчег», не работал, что усугубляло худшие опасения Рыбова. Тогда он отправился в номер к Нонне.

Ему открыла сама Нонна. Оказалось, что она до сих пор спала, и потому ничего не знала о происходящем. Это несколько успокоило Рыбова. Ведь если Федулыч до нее не добрался, то, возможно, победил вовсе не он.

 

Рассказав напарнице то, что знал сам, Рыбов вместе с Нонной направился в «Ковчег» по лестнице. И уже на подходе к последнему этажу Рыбов нашел подтверждение своим худшим предчувствиям. Оттуда, сверху, лестницу оглашали звуки настоящей битвы. Судя по воинственным выкрикам, кряхтению, глухой возне и звону железа, в схватке участвовало такое количество бойцов, которое однозначно предполагало численное превосходство отряда Федулыча. Ввязываться в заведомо проигранное сражение представлялось неблагоразумным. И все же, что-то удерживало Рыбова от безудержного бегства. Возможно, это была вера в силу справедливости.

Между тем, баталия быстро подходила к концу. Звуки борьбы стихали, становясь все менее ожесточенными и громкими. И когда они совсем было стихли, вдруг раздался торжествующий возглас Кривозадова:

 

- Ну что, попались, сволочи! Будете теперь знать!

И затем он принялся истошно хохотать.

 

Этот хохот показался Рыбову прекрасной песней. Песней победы. И хотя ему еще не совсем в нее верилось, он схватил Нонну за руку и бросился наверх.

 

Там на этаже было темно, и еще темнее было за дверью в прихожей, но все же можно было различить тень хохочущего Кривозадова над двумя тюками из одеял, стянутых цепями. Фигуры Шплинта и Едакова были там же и еще продолжали нервно пинать тюки.

 

Запальчиво, но самодовольно Кривозадов тут же поведал Рыбову и племяннице о том, как сразу догадался, отчего народ, ожидавший встречи с ним, вдруг стал разбегаться. Тогда он придумал встретить банду Федулыча во всеоружии. Он предугадал, что банда воспользуется лестницей и распорядился выкрутить лампочки на их пути и в прихожей, и в темноте напасть на неприятеля первыми. Засада удалась. Пользуясь внезапностью, они накрыли Федулыча и его ведьму одеялами и повязали цепями.

 

- Главное было не смотреть им в глаза, - пояснял Хоперский. – Вся сила у них в глазах. – Но я думал, что их придет больше. А он пришел со своей ведьмой. Хотел малой кровью меня взять. Вот она где, ведьма, которую вы спужались.

И он, подойдя к тюку, шлепнул его по округлому выступу.

- Ой, - послышался из-под одеяла женский голос.

 

- Ну и что? – Как там насчет апарышей? – пнул он другой тюк. - Сам пойдешь на корм мухам, или помочь? Проси прощения, негодяй.

- Прошу прощения, - послышался придушенный голос из тюка.

- И я тоже, - мяукнул другой тюк.

 

- Скажи ему, что я знаю про его план, - распорядился Рыбов, отпуская небрежный жест победителя в сторону Шплинта.

- Борис Борисович знает про твой план, - довел пинком до сведения пленника Шплинт.

- Я это уже понял, - отозвался тюк.

 

- Он хотел добраться до моих денег, - пояснил присутствующим Рыбов.

 

- Ты хотел добраться до денег Бориса Борисовича, - пнул мешок Шплинт.

 

- А кто же этого не хочет? – заявил тюк.

 

- Для этого он обморочил Улейкина и устроил с его помощью кражу плавок. На эти плавки он нас и подловил, – рассуждал вслух Рыбов с видом детектива, благополучно изобличившего преступника. – Иначе, зачем бы ему нужны были ношенные плавки?

 

- Зачем тебе нужны ношенные плавки? Зачем? Зачем? – выбивал из тюка признание Шплинт.

 

- Если вам нужнее, я готов их отдать, - отозвался тюк.

- Он готов отдать, - пояснил сказанное Рыбов. – Мы еще у него будем спрашивать.

 

- Мы что, у тебя будем спрашивать? - допытывался Шплинт.

- Не надо, - уговаривал тюк. – Берите без спроса. У меня дома есть новые. Если хотите, могу вам их тоже отдать.

- То-то, - вмешался Кривозадов. – Жидок на расправу.

- Вот именно, - воинственно добавил Едаков.

 

- Ладно, – сурово заключил Рыбов. – Сейчас получишь своего поросенка, и чтобы духу твоего здесь не было.

 

- Сейчас получишь поросенка. И вали отсюда, - поддал мешок Шплинт. – Ты понял?

 

- Понял, понял. Больше не буду, - пообещал мешок.

 

- Принеси ему поросенка, Шплинт, - распорядился Рыбов. – Развязывайте, а то еще задохнутся.

 

- Мы что, их отпускаем? – всполошился Кривозадов.

 

- Что нам их солить, что ли? Они свое получили. Больше не сунутся, - заверил Рыбов.

 

- Шут их знает, - усомнился целитель, помогая, впрочем, развязывать цепи. – Они на все способны. Выпускать надо по одному. И главное, не смотреть им в «зенки».

Однако совсем не смотреть на такого коварного и сильного противника, как Федулыч, было опасно. Поэтому Рыбов краем глаза наблюдал, как пленника раскутали, как Шплинт водрузил ему на спину поросенка и подтолкнул к выходу. И все это время какое-то странное сомнение набирало силу в душе Рыбова. Он понимал, что это сомнение может быть внушено ему колдуном с целью заполучить его взгляд. Но сила сомнения вдруг стала непреодолимой. И Рыбов помимо воли воззрился прямо в лицо освобожденного пленника. Привыкшие уже к темноте, глаза руководителя «Галеона» нашли глаза побежденного противника, и Рыбов узнал в них «зенки» директора гостиницы. Ему же, директору «Брно» принадлежало и лицо бывшего обитателя тюка, и вся фигура, сгорбившаяся под тяжестью поросенка.

 

Судя по затишью и неподвижности в прихожей, никто из присутствующих не выполнил установку Кривозадова «не смотреть на пленника»

 

- А как же плавки? – спросил директор гостиницы.

- Что? – не понял Рыбов.

 

- Давайте я вам пришлю новые, - пообещал бывший пленник, и не услышав возражений, заскакал вниз по ступенькам, сотрясая поросенка на своей спине.

В другом тюке, разумеется, оказалась администратор гостиницы. Выпущенная из-под одеяла, она, сохраняя лохматый вид, подошла к Рыбову, и остервенело буравя его сощуренными глазками, ширнула ему в живот какой-то листок, который он машинально взял.

 

- А мы еще сомневались, кто здесь главный зачинщик, - всхлипнула она и добавила навзрыд. – Я никогда, слышите, никогда не стану клиентом ваших туалетов.

 

И она вышла, размахивая на ходу руками, будто пытаясь исключить всякую возможность вновь накинуть на нее одеяло.

На одеревеневших ногах Борис Борисович прошел в офис, где свет позволил ему прочесть записку.

 

-Все кончено, - испустил Рыбов, дочитав, и рухнул в кресло так, что оно едва не развалилось.

 

Листок выпал из его обессиленных рук. Нонна подняла его и прочла в нем изложенное округлым женским почерком:

«Директору гостиницы «Брно». Областной комитет партии. Телефонограмма:

 

Доводим до вашего сведения, что в гостинице «Брно» действует преступная группа лиц с участием некоего Хоперского. Он же Кривозадов, человек с темным прошлым, бывший уголовник по кличке Хлястик. Возможно, он является организатором и руководителем банды. Банда занимается извлечением денежных средств у населения под видом нетрадиционных методов оздоровления. Не исключено, что это не единственная их цель, о чем свидетельствует сеанс массового гипноза, проведенный им с крыши гостиницы. В результате его действий обстановка в городе дестабилизирована. Возникли стихийные митинги, беспорядки, имеются жертвы, больницы переполнены. Напоминаем вам, что вы несете личную ответственность за происходящее во вверенном вам учреждении».

Пока Нонна читала, в офис подтянулись остальные члены воображаемой банды.

 

- Ну, и что кончено? – уставилась на Рыбова Нонна.

 

- Как что? – вернул себе силы Рыбов. – Есть преступная группа, есть Хлястик, есть преступления, а руководитель я.

- Во-первых, все это еще надо доказать, - возразила Нонна. – Во-вторых, это они там с испугу накатали телеграмму. Если бы у них на нас что-нибудь было, нас бы уже давно замели. А в-третьих, тут сказано, что руководитель и организатор мой дядя, у которого, действительно, были неприятности с законом. А у кого их не было?

- Но ведь директор я, - возопил Рыбов. - А директор гостиницы и его ведьма подтвердят, что я еще и главарь. И расскажут, кстати, что с ними тут случилось под моим чутким руководством. А за это полагается тюрьма. И мне самый большой срок. И вместо элитарного туалета у меня теперь будет тюремная параша.

 

- И это правильно, товарищи, как говорит Мишка Горбачев, - вмешался Кривозадов. – По делом тебе. Это ведь все из-за тебя началось. У него, видите ли, плавки сперли и дали тазом по голове. Эка, невидаль. Я, например, могу себя тазом хоть сто раз ударить. А на плавки я вообще плюю. Хочешь, я тебе свои подарю. А Бог, он ведь все видит. И он судит по справедливости. Правда, Шплинт? Вот ты Бога видел? Как, по-твоему, он справедливый?

 

- Очень справедливый, - заверил Шплинт. – Самый справедливый. Справедливей Бога ничего не может быть. Вот я и боюсь, вдруг директор гостиницы заметил, как я его вязал, а потом допрашивал и бил? Тогда мне крышка.

 

- Не волнуйся, - успокоил Шплинта Кривозадов. – Бог не выдаст – свинья не съест. Хотя, если по справедливости, ты же сам хотел быть крышей. Отсюда тебе и крышка. Только я думаю, этот директор сейчас дрожит в своем кабинете, как холодец в трамвае. Он нам еще свои плавки пришлет. Помяните мое слово. Так что, еще неизвестно, хватит ли у них духу нас заложить. На то и есть Бог. Как он решит, так и будет.

- На месте Бога я бы учел ваше уголовное прошлое, - заметил Рыбов. – а также и то, что с вас-то и начались все неприятности. До этого я благополучно развивал свой бизнес. А потом заявились вы и начали дурманить народ. Вот он, первичный грех.

 

- Лично я перед Богом чист, - возразил Кривозадов. – Это все он, Едаков. Захотел погреть на мне руки. Приехал. В ногах у меня валялся. Нонку соблазнил. Вот откуда пошел гулять грех. Так что, с точки зрения Бога виноват он, директор кислых щей. Давай и назначим его паровозом. Если всеми упремся и скажем, что это все он организовал, то он, как главарь, больше всех и получит.

 

- Я не согласен, - ощетинился Едаков. – Бог видел, что я хотел, как лучше. Для людей старался. Я же не знал, что вы уголовник, и что все так произойдет. Можно даже у самого Бога спросить, что он думает о моей кандидатуре на роль главного грешника. Пусть Шплинт выйдет на связь с Богом и все выяснит, раз у него это получается.

 

- Да уж больно ловко это у него получается, - прищурился Кривозадов на Шплинта, - А Федулыча-то до сих пор нет. Может это нас твой Бог от него обороняет? Ты где его взял, поросенка-то?

 

- Как где? – несколько смутился Шплинт. – В «Крысиных двориках».

- Врет, - сделал вывод целитель и вновь погрузил хмурый взгляд в рекетира. – Где конкретно ты его взял?

 

- Ну там, - отвел глаза Шплинт. – Зашел в деревню. Увидел поросенка, и цоп его.

 

- Цоп, - покивал Кривозадов. – А может, это был не тот поросенок?

- Может, и не тот. Кто их разберет. На нем же не написано. Но Улейкин-то пришел от Федулыча и все подтвердил, даже краску принес. Значит, получается, тот.

 

- Не получается, - резко оборвал его Кривозадов. – Вот корень зла – Улейкин.

 

- Да, с него все началось, - подхватил Едаков. – Он притащил сюда этого Федулыча. Потом избил и обокрал Бориса Борисовича. Затем стравил нас с колдунами в «Крысиных двориках», откуда мы еле спаслись. А после придумал покрасить поросенка, чтобы подвести нас под монастырь. Это же в его манере. Он ведь и себя покрасил в зеленку перед нападением на Бориса Борисовича.

 

- И теперь по его милости мы все окажемся за решеткой, - подогрел слушателей Кривозадов.

- Только вот зачем ему все это нужно? – недоумевал Едаков.

- Как зачем? – рассудил Рыбов. – Обыкновенная человеческая зависть. Мы все при деньгах…

 

- А у него их «кот наплакал». И главное, никаких перспектив войти в историю. Полная бездарь, - согласился Едаков.

- Вот, - назидательно сказал Рыбов. – А все твоя скупость и неумение руководить. Так что, на месте Бога я бы в первую очередь покарал тебя. Это ты толкнул Улейкина на преступление.

- Но покарать все же надо Улейкина, - возразила Нонна. – мало ли кто кого толкнул.

 

- Да, - подтвердил Едаков. – Может, я его испытывал бедностью.

- Еще один пророк, - проворчал Кривозадов. – Значит, решено, пусть паровозом канает Улейкин. Он еще молодой. У него вся жизнь впереди. Так что, может и посидеть малость. Ему же польза.

- А если он не согласится, - предположил Шплинт, - и будет доказывать свою невиновность?

 

- Нужно сделать так, чтобы не доказал, - заявила Нонна. – Надо все свалить на него, но так чтобы он ничего не мог доказать.

- Это не просто, - рассудил Рыбов.

 

- Очень даже просто, - заверила Нонна. – Я знаю, как это сделать. Но сначала нам необходимо его найти.

- Да, - подтвердил Рыбов. – Что, если мы его еще и не найдем? Или нас найдут прежде, чем мы его?

 

- Насчет, того, что нас найдут, можно пока не переживать, - сказал Нонна. – Пусть пока ищут дядю. Если что, вы ничего не знаете. Главный, мол, тут был Кривозадов, он же Хлястик. А дядя сумеет взять на себя грехи. Ему не привыкать.

 

- Да, - гордо заявил Кривозадов. – Главное, что я перед Богом чистый. Потому что вы все боитесь кары. А я не боюсь. Я могу себя сам покарать. Понятно?

 

Как видно, для убедительности Кривозадов немного разбежался и боднул головой несгораемый шкаф. Да так сильно, что Рыбов скривился, словно от боли.

 

- Но ему нужно пока где-нибудь спрятаться, - продолжила Нонна. – Лучшего места, чем ваш туалет, Борис Борисович, нам не найти. Днем он будет находиться в кабинке. Даже если кто-то постучится, он ответит: «Занято». И все. Он имеет право никому не открывать. А ночью мы передадим ему продукты, и пусть гуляет себе по всему туалету. У вас сколько в наличии туалетов?

 

- В моей сети восемь туалетов, - ответил Рыбов.

 

- Значит, мы можем выбрать любой из восьми на вкус дяди, - решила Нонна.

 

- Нет, - возразил Рыбов. – В одном туалете нельзя. В элитарном туалете нельзя.

 

- Ладно. Значит, поживет в других, - согласилась Нонна. – А самой мне придется погостить у Едакова. Так что, давайте собирать манатки и сматываться, пока менты не нагрянули.