55. ОТ ЛИРИКИ К ФИЗИКУ

 

Появление физика за рулем «Волги» как раз в момент острой необходимости свидания с Федулычем Улейкин сначала воспринял как продолжение удачного опыта по материализации желаемого. Но уже в следующий момент он подумал, что такое чудо может быть и происком дьявола, заинтересованного в том, чтобы Улейкин приобрел себе беса. И чтобы разобраться в природе явления, он поспешил к машине.

 

- Привез Веру Сергеевну к ее племяннице, - пояснил физик, усадив Улейкина в машину и трогая ее с места. – Да пришлось ждать, пока та ходила в химчистку за чехлами. А потом ждал, пока ты наговоришься с ней. А то может, тебя куда подвезти надо?

- Подожди, подожди. Не так быстро, - соображал Улейкин. – Какая Вера Сергеевна? Что за племянница?

 

- Ну, Сократиха из «Крысиных двориков», - направил очки на Улейкина физик. - Она - тетка вот этой самой Ларисы, с которой ты сейчас беседовал. Лариса носила в химчистку чехлы с сидений машины. Их угонщик измазал зеленкой. Понимаешь?

- Сократиха это ведьма, что ли? - догадался Улейкин.

 

- Да какая она ведьма? – отвел рукой физик. – Вера Сергеевна - уважаемый человек. У нас с ней, оказывается, много общих знакомых в научной среде. Это когда она вышла на пенсию, то решила жить в деревне. Нравится ей это. Притом, она ведь биолог. И продолжает заниматься биологией без отрыва от свежего воздуха. Правда, она немного эксцентрична и любит пошутить. Но, представь себе, верит всерьез, что животные разумнее человека. Притом человек для них вовсе не Бог, как принято думать, а настоящий дьявол. При долгом общении с человеком, у животных даже начинает развиваться мышление, как в свое время у Адама и Евы. И чем больше животное способно к сопереживанию, тем это очевиднее. Тут у нее тьма примеров и доказательств. И еще все про тебя расспрашивала по дороге.

 

- Значит, Лариса ее племянница, - дошло до Улейкина. – Да нет, это просто невероятно. Не могу поверить.

 

- А что у тебя с этой Ларисой? Морковь? – спросил физик.

 

- Трудно сказать, - озадаченно ответил Улейкин. – Кто их разберет, этих женщин? Иногда я прихожу к мысли, что им нужно видеть в мужчине дьявола.

 

- Не исключено, - выразил свою мужскую солидарность физик. – Ведь если принять, что женщина нечто, вроде энергии, то мужчина ей необходим в виде материи, без которой женщина не может по-настоящему актуализироваться. А материя, как известно, греховна.

 

- Интересно, что сами же они потом борятся с этим демоном.

 

- Ну да. Сначала толкают мужчину в обьятья демона, а потом с ним борятся – развил идею физик. – И таким образом двигают прогресс. Только вот, победителем в их борьбе чаще всего оказывается демон, а побежденным - мужчина. Как в сказке. Царь Дадон перекрестился. Прыг в котел. И там сварился. Знаешь, меня ведь тоже демон сначало варил в кипятке любви. Зато потом был такой холодильник, что сам зеленый змий казался мне грелкой. И вообще, я думаю, любовь - очень привратная субстанция. Вот, например, ты любишь свою кошку, а ее преследует дворовый пес.. Как после этого любить пса? Значит, любовь может стать источником неприязни. Вообщем, с дьяволом и то понятней.

 

- Ну уж, не скажи, - возразил Улейкин. –У меня, например, до сих пор не укладывается в голове, как этот вездесущий и всесильный «князь мира сего» со всей его мистикой, с борьбой против Бога, является результатом какого-то напряжения в мозгу? И как отличить дьявола от недьявола?

 

- Тебе ли не понимать, когда вся ваша писанина начинается с напряжения в мозгу, - подивился физик. – Впрочем, с вашим братом потруднее, чем с дьяволом. Того хоть можно вычислить по плодам. Ностродамус вон – чемпион по заморочкам. Казалось бы пророк, избранник неба. Сам он утверждал, что будущее ему открывает едва ли не лично Бог. Но по его же признанию с появлением своего Бога Ностродамус испытывал страх и ужас.

 

- То есть, к нему приходил дьявол, - сделал предположение Улейкин.

- Да, дьявол все так и обставлял, будто кто-то приходит. А на самом деле преспокойно обитал в самом Ностродамусе.

 

- Но многие пророчества Ностродамуса сбываются. Значит, дьявол тот был не простой, - озадачил физика Улейкин.

 

- Может, кто из начальства, – решил физик. – У нас ведь тоже доводят до сведения граждан планы партии и правительства.

- Так ты думаешь, они действуют организованно, как муравьи?

- Во всяком случае, допускаю. Что-то мне даже подсказывает, что Египетские пирамиды неспроста напоминают муравейники. Только, союз демонов не прочен в силу их характера. Нет у них настоящих любимчиков и среди людей. Видимо, даже Ностродамус это сообразил, когда понял, с кем имел дело. Не зря же он распорядился захоронить себя в стене храма.

 

- Да, - согласился Улейкин. – Тут угадыается источник опасности. Но что же получается, других пророчеств, кроме демонических, не существует?

- Ну почему? Здесь все зависит от силы, которая использует веру пророка. Федулыч прав. Вера - вот машина времени, которая актуализирует события. Тут тебе и тайна Мессинга, и Кейси и Черной Марии. А дальше уже идет борьба за реализацию проектов. Таким образом, божественные откровения скорее всего, позитивны. Ведь Бог заинтересован внушать веру в будущее. Другое дело чего заслуживает само человечество. Или конкретный человек. Вот, например, я сейчас предвижу, что остановлю машину и зайду в аптеку. А там куплю снотворное. После того, как я избавился от своего Зеленого Змия, я стал плохо спать.

Покуда физик осуществлял свое пророчество, Улейкин все пытался понять, как ведьма Сократиха, способная морочить бесов и актуализировать события будущего, вдруг оказалась уважаемым биологом, да еще тетей Ларисы. Не обошлось ли здесь без участия Федулыча? Ведь он знает Ларису и даже тестировал ее своим квадратом.

Вернувшись в машину, физик показал Улейкину целую горсть различных снадобий от бессонницы.

- Я пол ночи болтал с историком, - рассказывал физик, управляя машиной. – Он уже с ног валится, а я ни в одном глазу. Интересный дед. Он рассматривает историю как обострение борьбы между Богом и Сатаной.

- Я думаю, научнее рассматривать историю с точки зрения эволюции производительных сил и общественных отношений, – отозвался Улейкин.

- Научнее-то, оно научней, - согласился физик. – Но как-то уж слишком драматично закручивается сюжет.

 

- То есть, апокалипсис неизбежен? – напрямую спросил Улейкин.

- Не так страшен апокалипсис, как наше невежество в духовных вопросах, - ответил физик. – Вот скажем, что больше пленит внимание человеков прекрасная музыка или порящий в воздухе рояль? Кстати, как там, в «Ковчеге», восприняли условия Федулыча?

 

- Выкрасили поросенка и показывают, - ответил Улейкин. – Я только беспокоился, что Шплинт разгадает нашу игру. Но он, видно, сам боится, что узнают о подлоге. Правда, я так и не понял замысел Федулыча.

- Замысел-то и я не знаю, - сказал физик. – Зато он поручил мне подбросить в редакции газет кое-какую информацию из биографии Кривозадова. И сейчас мы узнаем результат.

 

Подрулив к киоску, физик вышел из машины и накупил целую кипу свежих листовок.

 

- Вот и наш отчет Федулычу, - сообщил физик, вернувшись и протягивая Улейкину покупку. – Я так понял, что ты едешь со мной в «Крысиные дворики». Тогда давай, читай вслух. Мне тоже интересно.

Читая листовки, Улейкин, нимало удивлялся событиям в «Брно». Правда, листовки содержали так много домыслов, что было неизвестно каким верить. Самые же свежие предлагала статья из газеты «Эрос». В ней отвергалась нездоровая идея триединого поросенка в лице инопланетянина, целителя, и самого поросенка. Но зато сообщалось, что зеленого поросенка видели в кабинете директора гостиницы. Сам директор заявил о своей непричастности к поросенку. Из чего следует, что поросенка ему буквально подложили, иначе говоря, подкинули. Но у всякого подкидыша есть родители. А при вычислении их следует принять в расчет известную распущенность инопланетянина и омерзительные способности экстрасенса Кривозадова, приобретенные им посредством черной магии. К тому же, именно зеленого поросенка демонстрировали над гостиницей. «Так показывают новорожденных в окнах родильных домов», - пояснялось в статье. После же того, как поросенок был благополучно подкинут, оба они, пришелец и целитель, дружно исчезли из гостиницы в неизвестном направлении.

Судя по тому, как часто в листовках упоминались увлечения Хоперского лекаря колдовством и Черной Магией, это и было целью информационной атаки Федулыча на «Ковчег».

 

56. ВЫБОР БЕСА

Заинтересованный во встрече с Федулычем наедине, Улейкин не принял приглашения физика посетить историка, а направился сразу к отставному дьяволу. К тому времени в «Крысиных двориках» уже наступил вечер. Так что отчетные газеты Федулыч читал уже при свете его сломанной настольной лампы.

- Вот дела! Во потеха! – веселился дед.

 

- Да, с бесами так и бывает, - заявил он, утирая слезы, и откладывая прочитанное. – Подбросишь им какую-нибудь пустышку, а они давай ее грызть, мять, теребить. Играют как котята с бумажкой. Только у котят это безобидная игра, а у бесов… Это хорошо, что ты сам приехал. А то уж я думал за тобой посылать. Но ты, я вижу, соскучился по своему бесу?

- Ну, не то, чтобы, по своему… - стушевался Улейкин. – Можно и другого беса. Даже лучше, другого.

 

- Есть такая проблема, - согласился Федулыч. – Стоит человеку очиститься, как тут же в нем подрастают соблазны. Не зря говорят: «Свято место пусто не бывает». А еще говорят: «Когда дьявол ничего не может сделать с человеком, он посылает женщину». Но скажи ты, зачем тебе взаимность? Плохо, что ли, любить в одностороннем порядке. От этого любовь только сильнее.

 

- Мне не надо сильнее, - удрученно признался Улейкин, ничуть не удивляясь тому, что Федулыч добрался до его сокровенных помыслов.

- В том и корень, - указал пальцем Федулыч. – Не столько хочется любить, сколько быть любимым. А говоришь, тебе бес нужен. Как говаривал уважаемый Пацюк: «Тому не надо искать черта, у кого черт за спиной». Ну, ладно, история мне твоя знакома. Поэтому не буду я тебя агитировать. Вот тебе моя коллекция. Выбирай себе любого беса.

С этими словами Федулыч положил перед Улейкиным свой альбом.

- Вы говорили, что у вас есть клон беса Сталина, - осторожно намекнул Улейкин.

 

- Сталина? – поднял брови Федулыч. – Есть такой. И что?

- Сильный был человек. И великий. Вождь всех времен и народов, - пояснил Улейкин. – Женщинам нравятся сильные личности.

 

- Кто? Сталин? Сильный? – саркастически посопел Федулыч. - Ну-ну.

Он полистал альбом, и открыв в нем один из квадратов, поставил на него стеклянную призму.

 

- Сталин, так Сталин, - пробормотал дед, пододвигая альбом Улейкину. – Вот тебе Сталин. Им владел бес самоубийства. Примерно такой же бес у вашего Шплинта.

 

- У Шплинта? – не поверил Улейкин.

 

Сравнение вождя всех времен и народов с каким-то Шплинтом показалось Улейкину слишком нелепым и политизированным. Поэтому он даже не попытался задуматься над возможностью общих признаков между столь непохожими фигурами, а всецело обратился к призме. И очень скоро, то ли под воздействием гипноза Федулыча, то ли в результате оптического обмана, он разглядел в стекле огромного шершня.

«Почему шершень?» – подумал Улейкин.

 

И покуда шершень становился отчетливей и крупней, вспомнил, что шершни питаются пчелами и имеют жало, как у осы, утратив которое погибают.

Между тем, черные глазки шершня приобрели хитроватый прищур, а усики насекомого распушились в знаменитые сталинские усы. Подобные преображения продолжались до тех, пока из под призмы не вылез весь Сталин величиной примерно с локоть. Однако, не смотря на свои комические размеры, бес держался величественно. Одетый в китель и копируя жесты своего знаменитого прототипа, с трубкой в руке и прихрамывая, бес прошелся по поверхности стола, как бы в глубоком раздумье, а затем вдруг уставился на Улейкина.

- Вот тут некоторые считают, что Сталин и Иосиф Джугашвили – одно и то же лицо, - сказал он глуховатым голосом. – Надо сразу сказать этим товарищам, - они ошибаются. Между Сталиным и Иоськой также мало общего, как между головой всадника и хвостом его лошади.

Другой вопрос: «Был ли Иосиф Джугашвили сильным человеком?» Отвечу: «Нет». Сила человека не в способности побеждать себе подобных, а наоборот – мне подобных. А поскольку Иосиф работал на меня, то я и был настоящим «отцом всех времен и народов».

Кому я не был отцом, так это самому Сталину. Его отцом был сапожник. А вот в нем сидел мой папа. Причем, мой папа хорошо знал древнее предание о том, что однажды, в декабре с гор спустится местный Прометей, который даст человечеству прикурить. Как видно, мой папа был порасторопней других бесов, также метивших пристроить своих сынков в Прометеи. Поэтому в декабре родился Иосиф. И родился он с «дьяволовым копытом». Для наших товарищей врачей это всего сросшиеся пальцы ног. А для меня это была путевка в жизнь и мандат на власть среди бесов. Моему папаше оставалось только хорошо посеять свое семя. И тут уж он постарался. Для драчуна и пьяницы Виссариона семейный очаг был местом для разведения адского огня и приготовления гиены огненной. Так что техническая сторона вопроса моего зарождения была успешно решена.

Подумайте, кем бы стал физически слабый и ущербный Иосиф, если б не мои усилия. Но я буквально вложил в него всего себя. Благодаря этому черты его характера проявлялись с возрастом все более чертовскими. Негодник даже попытался избавиться от меня. Он поступил в духовную семинарию. Но путь его был предрешен. Зато семинарийский курс помог мне доказать Иоське слабость Бога в вопросах личного успеха и справедливости в мире. А затем я прельстил Джугашвили картиной идеального мира, очищенного от Бога под потронажем чистой мысли. Такой стирильный мир по плану нашего духовного лидера Сатаны должен был скомпроментировать христианскую идею и ниспровергнуть православие в России.

 

Моими стараниями Иосиф относился к Богу более, чем прохладно. У него были к Всевышнему претензии по поводу своего «дьяволова копыта» и прочей неустроенности. Так что он легко попался на нашу уловку, где мы выставляем Бога в качестве ответственного лица за наши злодеяния. Это и привело Иосифа в революцию.

Революционная борьба стала отличной отравой для души и тела Иосифа. Мне оставалось только давить на разные болевые точки, требуя новые порции яда. В результате этого в очередной ссылке он заболел туберкулезом и должен был умереть. Но произошло чудо. Болезнь исчезла также неожиданно, как чертик из шкатулки.

Но, конечно, никакого чуда не было. Просто гусеница переродилась в бабочку, и в Иосифе произошел революционный переворот. То есть, я взял власть в свои лапы и стал «Всем», а сам Иосиф, соответственно, - ничем. Теперь его истинное лицо уже никак не соответствовало внешнему Сталину. И далее оно не соответствовало все более.

 

В таком виде я и явился к мудрому простачку Ленину в революционный Петроград, откуда и началась головокружительная карьера Сталина. Главным инструментом в борьбе Сталина за власть были вовсе не могучий интеллект, как думает большенство товарищей, а умение подавлять и подчинять бесов этих товарищей. К тому же, Сталин хорошо представлял себе цель своей борьбы, которая состояла в построении однородного монолитного общества с сокрушительной промышленностью и армией, способной подчинить мне весь мир. На этом пути была необходима мощная идеология. И она пришла со смертью Ленина.

Я сделал из Ленина нового бога, а его учение я превратил в животворный дух чистой мысли. Сам же я стал сыном в этой троице, вроде Христа. И этим бросил вызов истинному Богу и Церкви. А затем я объявил им войну.

Я знаю, сейчас много спорят, верил ли Джугашвили в Бога. Есть даже сведения, что верил, не смотря на свое поведение. Ну, так я вам скажу. Я, Сталин, хорошо понимал смысл уничтожения церкви, населения и природы. А Иоська, работал сутками и погрязал в преступлениях, не ведая, что творит. И чем более этот тщедушный мокрушник увязал в грехах, тем меньше он был способен к сопротивлению мне, и тем больше обрастал он щетиной страха, становясь отвратительным монстром внутри великого абсолютного Сталина.

Тем не менее, не так уж я и страшен, как меня молюют. Я ведь давал Иосифу иллюзию жизни его тела и души. Правда, не бесплатно. Продление абонемента в этот театр абсурда он щедро оплачивал жертвоприношениями. На прокормление меня он не пожалел даже свою семью и преданных им друзей, не говоря уж посторонних лицах, которых особенно много дала его война с другим мировым демоном, Гитлером. И с каждой новой его жертвой фигура Сталина набирала масштаб, незыблемость и непогрешимость.

Другой вопрос: А верил ли Джугашвили в дьявола? Большенство считают, что не верил. Ведь Сталин был идеологом безбожия. А там где нет Бога, нет и дьявола. Отвечу так. У Иосифа были свои представления о дьяволе. Такие представления были у многих большевиков. Дьявол для них был такой же абстракцией, как и Бог. Порождение невежества и литературный персонаж. И против такого дьявола Иосиф ничего не имел. Такой дьявол был даже нужен делу революции. Но в конце жизни Иосиф видел и настоящего дьявола. Я стал ему являться. И вот тут он уже понял, что шутки со мной плохи. Но было уже поздно.

 

И наконец, своей ли смертью умер Джугашвили или был убит? Конечно, он был убит, поскольку был самоубийцей. Но убили его вовсе не товарищи враги. Он замещал в себе жизнь с каждым новым жертвоприношением товарищу Сталину. Так что смерть для Иосифа была формальным актом.

Что же касается Сталина, то я не умер. Освобождение от дряхлого тела Иосифа позволило Сталину явиться миру во всем его монументальном величии, в сравнении с которым Египетские пирамиды – песок. Ведь упрекнуть меня, по-настоящему, не в чем. Я действовал в силу своей природы. Я строил идеальное общество с совершенной справедливостью и абсолютным счастьем. Я не виноват, что люди оказались для этого непригодным материалом. Они слишком нуждаются в Боге, потому что состоят из воды, бактерий и дерьма. И только после смерти они способны стать совершенными.

 

Кстати, поговаривают, будто вы подыскиваете себе беса. Пожалуй, я со своим авторитетом мог бы принять участие в вашей судьбе. Ведь вы, насколько мне известно, склонны к литературному творчеству. Бес самоубийства – это, как раз, ваш размерчик. Литератор использует жизнь, чтобы творить, а сотворенное должно его обессмертить. Так что, я быстро стану тем кумиром, Великим Улейктным, который будет жить на бумаге, и которому ты принесешь в жертву все земное. В том числе и свое здоровье. Зато когда-нибудь какой-нибудь человек среди скопища книг найдет твое произведение и применит его самым полезным образом где-нибудь в сортире.

 

И тут Сталин так нехорошо рассмеялся, что Улейкин вздрогнул, отпрянул. И от этого призрак «вождя всех времен и народов» мгновенно исчез, а перед собой Улейкин увидел уже Федулыча. Улыбка пролезала на его лицо через напряженные губы, словно дед пытался ее не выдать.

- Ну, как, подойдет? – спросил он, как ни в чем ни бывало.

- Нет, - утер со лба пот Улейкин. – Такой бес нам не нужен. Хотя в чем-то он прав. И я не уверен, что подобного вируса в моем организме еще нет.

- Правильно, что неуверен, - одобрил Федулыч. – В организме много разных вирусов.

 

- Но, помнится, вы что-то говорили о социальных бесах, - напомнил Улейкин. – Мне кажется, они более безобидны.

- Безобидные бесы? – поднял брови дед. – Ну что ж, давай испытаем беса гордыни, какой у твоего таракана Едакова.

 

И Федулыч открыл Улейкину другой квадрат.

 

Приглядевшись, Улейкин вскоре различил в нем большого черного таракана. Похоже, таракан был летающим. Во всяком случае, у него имелось что-то, вроде крыльев, которые он расправил, и изобразил своим видом то ли орла, то ли свастику, а его пучеглазая физиономия приобрела крысиное выражение с тощими усиками, к которым тяготел длинный чуб. И уже в следующую секунду из свастики выскочил маленький Гитлер. Да, это был хорошо всем известный Гитлер. Он был примерно такой же величины, как и уже побывавший на столе Сталин. Энергично встряхнувшись, и пробежавшись по столу, Гитлер вдруг развернулся и впился взглядом в Улейкина.

 

- Вы не знаете, у кого сейчас копье судьбы? – заговорщеским тоном спросил он.

 

- Нет, - ответил Улейкин.

 

- Жаль, - сокрушенно помотал головой Гитлер, но тут же воспрянул. – И странно, что вы этого не знаете. Разве мало сейчас источников информации.

 

- Меня это просто не интересует, - возразил Улейкин.

- А что вас интересует? – нетерпеливо спросил Гитлер.

- В данном случае, я бы хотел узнать что-нибудь о бесе тщеславия, - признался Улейкин.

 

- Ах, узнать. А почему у меня?

 

- Мне сказали, что вы в этом разбираетесь лучше всех, - соврал Улейкин, сообразив, что на этого беса должна подействовать лесть.

- Да, вы правы, - тряхнул чубом Гитлер. – Это действительно так. Кто же лучше меня может знать об этом? Хорошо, я вам расскажу. Только не смейте меня перебивать глупыми вопросами.

 

Тут он залез на альбом, очевидно, чтобы казаться повыше, вытянулся, набираясь воздуха, и вдруг принялся визгливо выкрикивать:

- Начнем с уяснения того факта, что бесы гордыни – это высшая каста бесов. В сравнении с ними бесы алчности и самоубийства – всего лишь пещерные бесы реальности. Их место на свалке истории. А бесы замещения жизни прошлым и будущим годятся бесам гордыни только в качестве подсобных рабочих. Пространство общественного сознания – вот настоящая арена битвы личностей! Здесь, и только здесь проявляется истинная форма существования фантомов имиджей, которые определяют качество личности и ее значимость.

 

Каждый человек – неповторимое творение. Поэтому его претензии на высшую оценку естественны. Но взаимные оценки людей условны, основаны на стереотипах, и потому ложны. Из-за этого они принимают форму нравственных посягательств на личность и становятся источником ее страданий.

Эти страдания, закрепленные в пептидах памяти, поражают сознание вирусом социальной природы. Кокон страха, в котором вызревает такой вирус, навивается из боязни индивида быть низведенным на дно общества, а то и быть просто раздавленным социальной средой. И вот уже общество представляется одержимому в виде живодерни, где его субъективный облик подвергается пыткам с целью выявления его слабостей и несоответствий его притязаниям.

 

Что же остается носителю беса? Ответ: Сотворить себе кумира! Сделать своего социального двойника неуязвимым, оснастить его совершенствами и вознести на недосягаемую для агрессоров высоту.

Так ложные страхи толкают человека на поиск ложных ценностей и средств для сотворения своего Абсолюта. Но появление такого двойника и его утверждение становится притягательным для агрессии внешних сил, а это требует новых инъекций лжи. В этом омуте иллюзий, куда втягиваются все новые объекты, происходит дьявольская игра теней, искажение реалий, следствием чего происходит разрушение личности. Абсолют становится все менее похожим на своего носителя и все менее достижимым для него. А с тем возрастает угроза обнаружения их несоответствия обществом. И значит, нужны все новые усилия и жертвы для утверждения абсолюта. В конечном счете, это приводит к истощению сил одержимого, его неспособности поддерживать своего фантома в нужной форме, а далее к сознанию своего ничтожества и неизбежной самоизоляции.

Вот почему Шикльгрубер застрелился. Без Гитлера он был ничто.

Возможно, стремление Гитлера к завоеваниям жизненных пространств кому-то покажется признаком алчности, а его кровожадность и итоговая самоликвидация как будто свидетельствует о его одержимости демоном самоубийства. Но не стоит заблуждаться. По-настоящему мне нужна была только власть. Власть устрашающая и повергающая народы в рабство.

Шикльгрубер оказался прекрасным инструментом для воплощения в нем Абсолюта тщеславия. Экстраверт с реактивным темпераментом, он обладал синтетическим мышлением, которое позволяло ему извлекать из беспорядочного чтения самые сумасшедшие идеи. В силу этого его микрокосм легко подавался заселению уродливыми монстрами лжи, извращений и мистики. А физическая и духовная ущербность делали неизбежным его превращение в оборотня и рабское подчинение своему Абсолюту.

С течением времени Шикльгрубер все более становился ничем по отношению к своему социальному двойнику, Гитлеру, а я, Гитлер, становился все более ложной фигурой, не существующей в действительности. То есть, произошел тот же ловкий фокус, как в истории со Сталиным, где все взаимоуничтожается до состоянии пустоты. Так же мало, как Джугошвили, принадлежал себе и Шикльгрубер, столь же мало в них оставалось человеческого, и с точки зрения своих Абсолютов оба они были абсолютными ничтожествами. В этом и разгадка их личностей.

 

Но если кому-то придет в голову сравнивать, кто более сильный дьявол, Гитлер или Сталин, то это следует делать без учета итогов Второй Мировой войны. Мне просто не хватило ресурсов. Это и спутало все карты. По логике вещей, все должно было произойти наоборот. Сталин должен был застрелиться, а меня, Гитлера, в лучшем случае, должны были сместить мои приближенные. То есть, Сталин добавил себе жизни за счет меня, как истинный канибал. Быть может, тут поработал «промысел божий». Ну что ж, зато я нанес самый сокрушительный удар по христианской идее бесклассового общества. Правда, сейчас, говорят, нашелся еще один тщеславец, который, якобы, еще лучший немец, чем я.

Так что, если у кого-то есть заинтересованность в замечательном бесе, более перспективного, чем бес гордыни вам не найти. Особенно он полезен для человека с литературными способностями. Потому что, литература – это социальное явление. Это вторжение в души людей, власть над умами, оружие массового…

 

- Да иди ты, - замахнулся на Гитлера Улейкин. – Сгинь, нечистый.

И тотчас вместо миниатюрного Гитлера перед Улейкиным возникла лукавая улыбка Федулыча.

 

- Что, и этот не годится? – спросил Федулыч.

 

- Что-то мне все меньше хочется заниматься литературой, - пожаловался Улейкин вместо ответа.

 

- А у меня есть еще один социальный бес, зеркальный этому, бес уныния и самоуничижения, - заявил Федулыч.

- Думаете, он мне подойдет? – усомнился Улейкин.

 

- Вряд ли, - признался дед. – Этот бес еще пострашнее гордыни. Если такая зверушка заведется в человеке, кранты. Будет он умирать от страха перед людьми и обстоятельствами. Ленью себя повяжет. Удача ему не в радость больше, чем неудача. Все будет бояться прогневить кого-нибудь, навлечь на себя внимание. А зверушка его сперва греет, ласкает, успокаивает. Но чуток подрастет болотной гадиной начнет сосать из него соки, да стращать до смерти. Так человек еще при жизни становится живым трупом. Ползет от жизни. Все человеческое в себе гасит. Люди его чураются. Противно им его раболепствование. А он еще пуще мертвеет от страха, да все на колени пасть норовит. Зверушка его тому учит, вроде как по примеру Христа. Мол, Христос-то ноги омывал своим ученикам, вот и ты заслужи себе прощение. Так и рядится зверушка в агнца, под Христа работает, в сама души людские мотает, сосет их, обессиливает. Так этот демон вурдалачит. Раньше такой демон на Руси сильно лютовал. Повсеместно, даже в церкви. Народу загубил – страсть. Такой коварный паразит. Вообщем, я его тебе не советую. Он может, только какой-нибудь нищенке подойдет. Зато у меня есть бес, с которым ты лично знаком. Он тебе, конечно, тоже не понравится, но ради интереса погляди.

И Федулыч с ловкостью официанта, меняющего блюда, подсунул Улейкину очередной квадрат под призмой.

Приобретенный опыт Улейкина позволил ему без проволочек разглядеть в призме насекомое. Это была муха, перламутровая зелено-желтая муха. Со свойственной ей резвостью муха выпорхнула из квадрата, на лету превратившись в мужичка карликовых размеров. И в мужичке том Улейкин узнал Хоперского.

 

Оказавшись на столе целитель скосился на Улейкина сначала одним глазом, потом другим, словно такой птичий прием позволял ему получше разглядеть подозрительный предмет.

 

- Ты, часом, не Улейкин? – спросил он.

 

- Конечно, Улейкин, - удивился Улейкин. – Да вы что, не узнали меня, Матвей Степаныч?

 

- Откуда же мне знать тебя? – хмуро отозвался мужичок. – Федулыч-то меня отклонировал, когда твой Матвей Степаныч знать тебя не знал. Тогда Кривозадов только приобретал известность. Это сейчас он, говорят, звезда. А про тебя я уже тут подслушал. Да и Федулыч мне тебя хорошо описал. Все пытал он меня сердешного, мол, что сделает Кривозадав при таких-то обстоятельствах с таким-то. Ой, как же он надо мной бедным изголялся. Какие муки несусветные я перенес. Мне ж из-за тебя, гада, пришлось своего единоутробного брата заложить. Вот ты книжку про Овода читал?

- Ну, читал, - ответил Улейкин. – Ее написала Войнич.

- Это мне до лампочки, кто написал. Но чтоб ты знал, какого беса тебе надо заводить, почитай еще. Потому что Артур был одержим бесом мученичества. Так что, это очень симпатичный бес. Помнишь, в этой книжке Артур предал своих. Зато потом как он мучался, бедняга. Но у тебя, видать, совсем совести нет. Никакого сочувствия. Сидишь тут, хоть бы хны. Плюнуть бы тебе в глаз.

 

- Да за что же мне-то? – возмутился Улейкин. – Вы своих сдаете, а мне – в глаз.

 

- Эх, бессовестный, - настаивал Кривозадов. – Жаль, что тебя еще не прикончили. Но погоди, еще прикончат. Есть у Кривозадова один рецептик. Снадобье такое. Уснешь и не проснешься. Вот он тебя и попотчует. Уж ты мне поверь. Я то знаю.

 

- Вы что, мне это пророчите? – насторожился Улейкин.

 

- А как же? Мы бесы любим это дело. Но здесь большим пророком и быть не надо. У каждого беса своя программа роста. Как говорят китайцы: «Поймай за хвост бесенка, и он покажет, где дьявол». А я то уж программу беса Кривозадова знаю. Вот и Федулыч на это меня пытал. Ох, как же он со мной жестоко поступил! Ты бы хоть посострадал, что ли. Неужели у тебя совсем нету сердца?

 

При этом Кривозадов сделал такой мученический вид, что Улйкин помимо воли ответил:

 

- Ну, почему же нет?

 

- Не то, есть? – обрадовался Кривозадов. – Это хорошо. Это в нашем деле – самое главное.

 

- Что главное? – не поверил ушам Улейкин.

 

- Чтоб сердце у человека имелось, душа, совесть, - пояснил Кривозадов.

- Да зачем же это вам? – недоумевал Улейкин.

- Как же, зачем? Я же бес мученичества, страстотерпия. Мне без сострадания никак. Это же мой хлеб.

 

- Так вы бес мученичества? – уяснял Улейкин.

 

- Так я ж о том и толкую, - удивился тупости Улейкина Кривозадов. – Мы бесы мученичества повелеваем временем, которое есть жизнь, потому что мы бесы временного пространства. Нам противостоят только бесы суеты, которые вечно живут будущим, зато мы - прошлым. Поэтому мы самые уважаемые бесы. Мы паразитируем, главным образом на сострадании. Про Христа слышал? Вот мы под него и работаем. Ведь он же муки принимал? Принимал. И мы принимаем. Как говорится, взяли хороший пример. Чтобы клин клином. Вон падру этого Монтанели, Артурова отца, ничто не брало. А Овод его раз – и квас. Взял на жалость. И падра отрекся от Бога. Вот такой у нас масштаб. Серьезными делами занимаемся.

 

- Вообще-то, подло работать под Христа, - заявил Улейкин.

 

- Конечно, подло, - с радостью подхватил Кривозадов. – Омерзительно подло. Но зато мы таким способом призываем к искуплению грехов и, благодаря этому, отнимаем будущее. Отравляем его. Понимаешь? Мы стремимся к тому, чтобы грехи и ошибки прошлого маршировали через всю жизнь человека. Ать-два. А ведь прошлого уже не исправишь. Куда деваться? Виноват? Согрешил? Кайся! Страдай! Мучайся! Но ничего невозможно уже изменить! Ать-два! Ать-два! А мое главное оружие – вот.

И Кривозадов достал из-за пазухи огромный сверкающий нож, каким пользуются мясники.

 

- Что это, как ты думаешь? – спросил целитель.

 

- Нож, - попробовал догадаться Улейкин.

 

- Ответ не верный, - возразил бес. – Это совесть. Смотри, у меня тут ни одной царапинки. Чистое зеркало! Вот это мой главный инструмент для разделки человеческих душ.

 

«Еще один мокрушник», - подумал Улейкин.

 

- Да мы, бесы, все мокрушники, - похвалился Кривозадов. – Но для нас, страстотерпцев, важно, чтобы человек забоялся будущего. Знаешь, как иные дети рисуют. Едет машина. А едет она уже в конце листа. То есть, она еще не поехала, а лист уже кончился. И она уже никуда не едет. Тупик! Остается одно прошлое. А в прошлом всегда есть из чего выбрать. Всегда есть возможность пожалеть себя и найти виноватых. И вот святой уже готов, разводит жертвенный костерок внутри мученика и руководит процессом, чтобы тот, значит, мученик таскал ему каштаны, старался страдать, терпел адские муки и повышал святость своего Абсалюта. Может, это кому-то покажется простым делом. Мол, знай себе, устраивай разные козни мученику, да выбирай обиды ему поядреней. Мол, чем хуже, тем лучше. Ан нет. Много ли насосешь с одного мученика? Тут без вампиризма нельзя. Поэтому мучителей необходимо подбирать с толком. Чтобы они были совестливыми, порядочными, благородными людьми. Потом надо их заставить сделать мученику бо-бо, совершить против него какой-нибудь грех, притом лучше тяжкий и несмываемый, то есть пожизненный. Наконец, надо суметь обвинить их, остановить для них время и прошлое, и заставить созерцать, как из-за них страдает мученик. Вот когда можно будет пить их жизнь кружками.

- Да, не хотел бы я иметь дело с таким бесом, - заявил Улейкин.

- Он не хотел бы, - обиделся Кривозадов. – На тебя, я смотрю, не угодишь. Тогда, знаешь, обзаведись бесом похоти, как у моей Нонки. Он в классификации Федулыча сама Кали. Отличнейший бес. Он паразитирует на самой любви. Между прочим, это я его Нонке сосватал. А я ж ей плохого-то не хочу. Так что, она теперь его верная супружница, и кого хошь в постель утянет. Да еще такие штучки прелюбодейные может выделывать – закачаешься. Вот и ты, если заведешь себе такого беса, всем нам будешь нравиться.

 

- Вот откуда у вашей Нонны такой скверный характер, - догадался Улейкин. – Она же бесноватая.

 

- О, еще какая бесноватая, - восхитился бес. – Натуральная дьяволица! Она даже может по-настоящему кровь пить. Сейчас это дело сильно пропагандируется. И нам это только на руку. Пусть думают, что кровь пьют только специальные вурдалаки. На самом деле любой приличный бес уже вампир. Но чтобы натурально сосать кровь - это высший пилотаж.

- Хватит, - прервал Кривозадова Улейкин. – Все ваши бесы – гадость.

- Э-э, - ехидно пригрозил пальцем Кривозадов. – Не зарекайся. Ты же литератор, художник, так сказать. А все художники имеют к нам предрасположение. Не зря же говорится: «Блаженны нищие духом». Значит иные-то наоборот.

 

- Пошел вон, - скомандовал Улейкин.

 

Не желая больше слушать бредовые измышления беса, Улейкин помотал головой, как это делают коты в стремлении восстановить реальность, и тем немедленно достиг встречи с Федулычем.

 

- Ну и козел, - поделился своими впечатлениями Улейкин.

- Не возражаю, - согласился Федулыч. – Значит, ты знаешь эту Нонну, племянницу Кривозадова?

 

- Конечно. Она и приехала вместе с ним. В «Ковчеге» она на должности, продюсера, замдиректора, бухгалтера, кассира и так далее, – пояснил Улейкин. – А что, она, действительно, одержима бесом похоти и вампирша?

 

- Бесы, конечно, всегда врут. Это их главное оружие, - заверил Федулыч. – Но в моем присутствии не больно-то. Я-то их брехню сразу вижу.

- Насколько я понял, бес заводится в поле страха, - сказал Улейкин. – А с какого перепугу получается бес похоти?

- Больше всего эго боится небытия, - рассудил Федулыч. – А оно бывает разное.

 

- Вон оно что, - поудивлялся Улейкин. – А вот говорят, будто и вы сами болели бесом.

 

- Было такое дело, - признался Федулыч. – Болел. Бесом упрямства.

- И чего же вы боялись?

 

- А это сразу и не поймешь. Но наверное боялся чужой воли, жизни, Бога.

 

- И кто же изгнал из вас беса?

 

- Никто. Я сам.

 

- А что, можно и самому беса изгнать?

 

- Можно. Но не так просто, - заявил Федулыч. – Все зависит от характера человека, и насколько им овладел бес. Если бес сильно овладел слабым человеком, то избавиться от нечистого почти невозможно. Ведь тут происходит дьявольская заморочка. Во-первых, беса надо еще обнаружить. А он не дает. Он сам берется руководить поисками. И все подтасовывает и подмухлевывает. Но даже если он обнаружен, побороть его нелегко. Он сам лезет в помощники, вмешивается. То подстраивает ловушки, то пускает по ложному пути, то соблазняет, то наваливается ленью, то толкает к другим бесам. Вообщем, надо пройти все круги чистилища, избыть все семь смертных грехов. Без божьей помощи здесь не обойтись. Нужно держать курс на Бога. Иначе обязательно влезешь в новую заморочку. В этой Одиссее хорошо бы иметь исправный компас, да нужные знания. Но главное, тут нужна воля к победе, а она, воля твоя, может, уже против тебя работает. Вон у тех, допустим, которые пьют, никак не хватает воли бросить. Зато побежать за бутылкой могут на край света. Иной раз тут очень большая воля показывается! Только эта воля уже не ихняя. Так что, Нонна и Кривозадов – это запущенный случай. Притом это целая гремучая смесь. Боюсь, что даже я здесь бессилен. Ты слышал, что бес тебе сказал? Тебя попытаются прикончить.

 

- Да за что же? – возмутился Улейкин.

 

- Думаю, даже не одного тебя, - ответил Федулыч.- Поэтому на сегодняшнюю ночь я наметил операцию.

 

- Какую еще операцию, - обеспокоился Улейкин.

 

- Да не волнуйся, - заметил Федулыч. – Мы просто поедем к тебе в гости.

 

- А вы один будете участвовать в операции? – поинтересовался Улейкин.

- Нет, - сообщил бывший дьявол. – У меня имеется оперативная группа. Пойду, скажу физику, чтобы запрягал машину.