57. ИДЕАЛЬНОЕ УБИЙСТВО

 

«Ковчег» необходимо было покинуть быстро и без лишнего шума. Поэтому цепи, новую пыточную лавку и прочий инструментарий Кривозадова решили с собой не брать. Тем более, что это позволяло повести возможное следствие по ложному пути, заставить следователей потерять время на засаду в гостинице.

 

Вещи Нонны тоже не прибавили хлопот. Все они уместились в одном чемодане. И пока Едаков уносил его домой, а Шплинт знакомил Кривозадова с его конспиративной кабинкой в одном из туалетов Рыбова, Нонна приняла приглашение хозяина «Голеона» на чашечку кофе.

На машине Рыбова, значительно ускорившей исчезновение обитателей «Ковчега» из «Брно», она с шиком была доставлена к подъезду элитарного туалета, и его владелец галантно распахнул перед нею двери своего заведения.

 

Однако, едва Нонна сделала несколько шагов по великолепным ступенькам, как торжественность обстановки была напрочь разрушена звоном цинковых ведер.

 

- Кто это там? – испугалась Нонна. – Ты же говорил, что туалет еще не открыт.

 

- Да это Бабася, уборщица, - скривился Рыбов.

 

- Ты что? Она же может меня увидеть! – затрепетала Нонна.

- Да не увидит она, - заверил Рыбов. – Она занята своими делами.

- Знаю я этих бабасек, - не унималась Нонна. – Они все видят. А нам нужна полная тайна нашей связи.

 

- Хорошо, я сейчас ее удалю, - решил Рыбов. – Тем более, что рабочее время давно кончилось.

 

Восстановив инкогнито Нонны, Рыбов, наконец, получил возможность похвастаться перед ней своим лучшим туалетом, а заодно и офисом.

- Да, - подытожила экскурсию Нонна, разглядывая массивный сейф, стоящий у стола. – И все это может пойти прямо к черту из-за какого-то паршивого Улейкина.

 

- Лучше не напоминай, - вобрал в себя воздух Рыбов. – Кстати, ты говорила, что у тебя есть план.

 

- Есть, - решительно тряхнула головой Нонна. – Мы его убьем.

- Убьем? – опешил Рыбов.

 

- Да, - спокойно подтвердила Нонна. – Если мы его убьем, то сможем все свалить на него и Едакова.

 

- На Едакова? – все более опешивал Рыбов. – Но Едаков не даст все на себя свалить. Он, скорее, нас заложит.

 

- Не заложит, - пообещала Нонна. – Потому что мы его тоже убьем.

- Тоже? – совсем струсил Рыбов. – А кто же будет убивать, и как?

- Убивать будет Едаков, - пояснила Нонна.

 

- Едаков? Ты ничего не путаешь? Может быть, их обоих убьет твой дядя? – предложил Рыбов.

 

- Не путаю, - заверила Нонна. – Едаков убьет и Улейкина, и себя.

- Как же он это сделает? Особенно, себя? – отчаиваясь понять, спросил Рыбов.

 

- Ядом, - спокойно пояснила Нонна. – Вот, смотри.

И она вынула из сумочки две бутылки водки.

- Видишь, здесь крестик? – показала она этикетку одной бутылки. – А другую я пометила ноликом. Ты должен будешь пить из бутылки с крестиком. И проследи, чтобы Шплинт пил из нее. Сам ты к этим бутылкам не прикасайся, чтобы не осталось отпечатков. Пусть разливает Улейкин. И Шплинт подтвердит, что Улейкин принес бутылки и разливал. Но только Шплинту ты ничего не говори, а то он еще расколется. Наоборот, сам пей, как ни в чем не бывало. Подавай всем пример. А чтобы на бутылках остались отпечатки пальцев Едакова и Улейкина, я дам эти бутылки Едакову, а тот их передаст Улейкину, якобы для того, чтобы Улейкин поставил магарыч за плавки. Вот они и придут вдвоем. А сейчас давай займемся любовью. Потому что у нас мало времени. Ведь все это надо будет сделать сегодня ночью. Потом будет поздно.

- Любовью? - выкатил глаза Рыбов. – Какая может быть любовь накануне убийства? Кстати, я еще не дал на него согласия.

- Дашь, - заверила Нонна. – Куда ты денешься? На карту поставлено все. Не думай, что преступление в «Брно» само собой рассосется. А если не хочешь заниматься любовью, тогда отвези меня к Едакову. Мне еще надо его проинструктировать.

- А что же это за яд такой? – канючил Рыбов. – Сильнодействующий? Вдруг они выживут?

- Не боись, не выживут, - пообещала Нонна. – Яд действует так, что просто хочется спать. А просыпаешься уже на том свете. Фирма гарантирует.

 

- Где же ты такой яд взяла?

 

- Мой дядя такой готовит, - похвасталась Нонна. – Мой дядя самых честных правил, а некоторых туда отправил.

 

И Нонна указала пальцем в потолок.

 

- Мне бы твой оптимизм, - с ужасом позавидовал Рыбов. – И не жалко тебе Едакова?

 

- Так у меня же останется его касса, - удивилась Нонна.

- Только ты его проинструктируй, чтобы он никому не проболтался, что водку ты ему дала, - посоветовал Рыбов.

- Не волнуйся, - самоуверенно усмехнулась Нонна. – Что я, дура, что ли?

 

Инструктирование Едакова Нонна начала со слов:

 

- Какой же подонок этот Рыбов. Как он тебя унижал. Я бы на твоем месте его за это убила.

 

- Я бы тоже, - признался Едаков. – Думаешь, он мне нравится? И вообще, все это из-за него получилось. Из-за его паршивых плавок. Видела бы ты эти плавки, Нонна. Слова доброго не стоят. Вот скупердяй-то.

- Этот скупердяй и ко мне клинья подбивал, - сделала признание Нонна.

- Вот, гад. Жирный козел, - негодовал Едаков. - Надеюсь, ты устояла?

- Вообщем, с ним надо кончать, - объявила Нонна.

 

- Конечно, надо, - поддержал Едаков.

 

- Ведь он хочет все свалить на тебя. Чтобы тебя посадили.

- Неужели? – изумился Едаков.

 

- Да, он так и сказал: «Или я, или он». Я думаю, у него хватит денег, чтобы в тюрьму загремел ты. Вот будет слава о тебе. Знаменитый краевед сидит в тюряге, - подначивала Нонна.

 

- Что же делать? – взвился Едаков. – Надо что-то делать! Надо что-то делать! – твердил он, бегая взад-вперед по комнате.

 

- Я же говорю, надо его ликвидировать, - с запасом терпения сказала Нонна.

 

- Но как? – в отчаянии воскликнул Едаков.

 

- Очень просто, - сказала Нонна и достала две бутылки из сумочки. – Ты отнесешь это Улейкину. Но перед тем, как отдать, сотрешь свои отпечатки пальцев. И надо, чтоб никто не видел. Скажешь, что это магарыч Рыбову за плавки. А потом отведешь Улейкина в главный туалет. Там будет Рыбов и Шплинт. Я им уже подала идею, чтобы Улейкин поставил мировую за плавки. Пусть Улейкин разливает. А ты требуй, чтобы тебе и себе он наливал только из этой бутылки. Видишь, она помечена ноликом. Тогда получится, что Улейкин отравил Рыбова и Шплинта.

 

- А что в бутылке, отрава? – пролепетал Едаков.

- Конечно, а что же еще? – удивилась Нонна. – Не волнуйся за них. Они мучаться не будут. Просто уснут и не проснутся.

- Но это же убийство, - сорвался на шепот Едаков. – Начнется расследование. Улейкин скажет, что это я принес ему водку.

- А что же он тогда сам не отравился? А главное, ты скажешь, что ничего не приносил. Магарыч-то он должен был ставить. И твоих отпечатков нет. И разливал он. А с учетом его прошлого…

- Какого прошлого?

 

- Разве не он украл у Рыбова плавки и бил его тазом?

- Да, да, да, - догадался Едаков. – Но кто об этом знает? Если Рыбова и Шплинта не будет.

 

- Ты знаешь. И я. И дядя, если надо подтвердит. Тогда ведь дяде не надо будет скрываться. Потому что мы все свалим на Рыбова со Шплинтом. Мол, действовали под их диктовку. Боялись. А если Улейкин умный, то скажет, что бутылки ему принес бандит Шплинт. Хотел, видимо, отравить Рыбова за что-то там такое. Но не уследил, когда ему самому налили из бутылки с ядом. Пьяный был, вот и не уследил. Ты, главное помни, как Рыбов тебя унижал. Тебя, общепризнанную звезду. Он просто подтирал тобой свой толстый зад.

 

- Это да, - с омерзением подтвердил Едаков.

 

- Если бы не он, мы бы сейчас процветали в нашем «Ковчеге». Обжирались бы конфетами. А вместо этого у нас теперь крах. Ты помни, «либо ты, либо он».

 

Весь путь к дому Улейкина Едаков пытался утвердиться в ненависти к Рыбову и Шплинту. Он вспоминал, как ему приходилось заискивать и раболепствовать перед туалетным магнатом, как тот навязал ему кабальные условия договора, как напустил на него своего шкуродера Шплинта, которому Едаков был вынужден платить из унизительного страха перед бандитами. Конечно, справедливость требовала наслать на них божью кару. И он, Едаков, станет участником этого праведного дела, тем более, что лично для него это достаточно безопасно.

«Кара. Карма. Слова одного смысла. Потому они и созвучны, - рассуждал Едаков, припоминая теорию Колеснеченко. – В тюрьму меня захотел упечь. Больно деловой. «Деловой» и «Дьяволовый» тоже ведь очень похожие слова».

Однако желаемая твердость и спокойствие к нему не приходили. Его трусило так, что он едва попал дрожащим пальцем в кнопку звонка у двери Улейкина.

Как только замок щелкнул, Едаков сразу навалился на дверь и протиснулся в нее, не позволив ей толком открыться.

- Улейкин, это я, - зашептал он, задыхаясь. – Рыбов нас зовет к себе. Надо кое-что обсудить. Ты, небось, знаешь, нас поперли из «Брно». Дела серьезные. Очень срочно. Там придется выпить. Рыбов требует магарыч за плавки. Мировую. Вот, Шплинт тебе передал авансом. Вроде как, ты купил. Так что, я просто передаю. А так, я тут не причем.

И он сунул в руку Улейкина авоську с бутылками.

- А это что за обувь? – заметил Едаков незнакомые туфли в прихожей. – Это ведь не твои. У тебя что, гости?

- Да, родственники приехали, - сообщил Улейкин.

 

- Родственники? Т-с-с, - затравленно сверкнул глазами Едаков. – Ты не вздумай про меня им сказать. А то Рыбов узнает, что это я приносил водку. Лучше уж скажи, что это Шплинт приходил. А еще лучше молчи, как рыба. Потому что тут криминальное дело. Мы ж там директора гостиницы побили. Вообщем, ни слова, ни полслова. Я тебя на улице подожду.

И Едаков торопливо выскользнул за дверь.

 

« Вот оно, начинается достоевщина, - лихорадочно размышлял Едаков, стоя в тени у подъезда в ожидании Улейкина. – Надо же было этим дурацким родственникам приехать. И ведь именно сегодня. Что, если Улейкин проболтается? Мол, приходил тут Едаков, принес водку, зовет к Рыбову. Вот тебе и свидетели. А что они видели? Бутылки и все. Нет, все же лучше пусть Улейкин скажет, что приходил Шплинт. А еще лучше, пусть ничего не скажет. Хоть бы не сказал. Хоть бы не сказал. Господи, хоть бы не сказал».

Ждать пришлось долго. Тем более долго, что то и дело Едакова задевали различные посторонние звуки, которые могли предвещать появление новых, возможно решающих, свидетелей.

Наконец, Улейкин появился. С авоськой в руках.

 

- Ты давай, шуруй по направлению к головному туалету. Вот тебе деньги на такси, - шепнул Едаков, давая Улейкину деньги. – Скажешь таксисту, что тебе надо в самый лучший туалет. И он довезет. А я тебя догоню. Вместе нам ехать нельзя.

 

58. В ПРОЦЕССЕ ИДЕАЛЬНОГО УБИЙСТВА

Едаков нагнал Улейкина у самых дверей офиса, куда они вошли уже вместе.

 

- Так-так. А вот и Улейкин, - объявил Рыбов бодрым голосом. – Прошу к столу.

 

На предложенном столе были предусмотрительно расставлены стаканы. Но больше ничего не было.

 

- А где же закуска? – спросил невесело Удейкин.

- Зачем она? – возразил Рыбов. – Не стоит портить закуской чистоту водки. Черт его знает, какие у этой закуски свойства. Мы ведь сюда не закусывать собрались.

- Да, - подтвердил Шплинт. – Например, на зоне закусывать в туалете считается неприличным. Ты на зоне-то, небось, не был.

 

- Нет, - признался Улейкин.

 

- Зря, - посетовал Шплинт. – Там бы тебя научили хорошим манерам.

- Ну что ж, Улейкин, наливай, - вздохнул Рыбов, внимательно разглядывая бутылки. – Мне вот из этой. И ему, - указал он на Шплинта. – А себе и Едакову из той.

 

- Да они же одинаковые, - сообщил Удейкин, выполняя, однако, распоряжение.

 

Избирательность Рыбова показалась Едакову подозрительной, но так было даже лучше. В конце концов, он сам сделал выбор.

Все выпили, не чокаясь и морщась.

 

«Как бы их не стошнило, - пронеслось в голове Едакова. – Господи, хоть бы не стошнило. Иначе, такая достоевщина начнется».

- Хорошо пошла, - заявил Рыбов.

 

И у Едакова отлегнуло от сердца.

 

- Ну, что же ты сидишь, Улейкин? Наливай, - распорядился Рыбов.

- Борис Борисович хотел вон из той бутылочки, - предупредительно подсказал Едаков. – Там, видимо, посвежее.

Услужливость Едакова вызвала в лице Шплинта неодобрение. Ведь бутылки, на самом деле, были одинаковыми. И значит, в словах краеведа могла скрываться ирония.

- А ты не умничай, - процедил Шплинт. – Здесь есть, кому умничать.

«Вот за эти слова ты и отправишься в преисподнюю», - мстительно подумал Едаков.

 

И стал пить, несколько скосившись, чтобы наблюдать, как пьют Шплинт и Рыбов. При этом он заметил, что Рыбов тоже следит за ним из-под запрокинутого стакана.

 

«Надо вести себя более естественно», - решил Едаков.

- Хорошо пошла, - провозласил он, подавляя тошноту, чтобы воодушевить всех на усвоение напитка.

- Отлично, - хрипло согласился Рыбов, поигрывая кадыком. – Ну, что ж, - сказал он, справившись со спазмами. – Давай, Улейкин, наполни бокалы.

 

Заметно захмелевший, Улейкин лихо уловил бутылку и всадил половину остатка в ней Рыбову в стакан.

 

- Ты что сделал? – выпучил на него глаза Рыбов. – Ты из какой бутылки мне налил?

 

- Вот из этой, - показал бутылку Улейкин. – Я могу и из другой подлить, если мало.

 

И Улейкин взялся за другую бутылку.

 

- Да ты с ума сошел! – взревел Рыбов. – Ты сейчас все спутаешь. Мне надо было налить только из той. Что вот теперь делать?

- Ну, пусть Едаков выпьет из вашего стакана нашу водку, а вы из его свою, - разрешил проблему Улейкин.

- Нашел дурака, - напрягся Едаков. – Там уже побывала его водка.

- Вот именно, дураков ищет, - горячо поддержал его Рыбов. – Сам пей из этого стакана.

 

- Зачем? – переполошился Едаков. – Пусть лучше Шплинт выпьет. А потом мы ему нальем еще из вашей бутылки. Ему даже больше достанется.

- Цыц, - гаркнул Рыбов. – Еще чего придумал. Я сказал, пусть пьет Улейкин из моего стакана. А я – из стакана Шплинта вон ту водку. А Шплинт – из стакана Улейкина эту же водку.

 

« Ладно, - подумал Едаков. – Пусть Улейкин выпьет из его стакана. Не может быть, чтобы яд был такой сильный, чтобы от двух капель в остатке он скопытился. Но что, если яд сильный?»

 

- А Улейкин может вообще не пить, - заявил Едаков. – Он уже и так хорош.

 

- Что? Опять ты? Молчать! – заорал Рыбов и так хватил кулаком по столу, что бутылки покачнулись, и если бы Едаков не успел их поддержать, вполне могли бы опрокинуться.

- Тихо ты, жирный козел, - окрысился Едаков.

 

Но Рыбов сам был перепуган своей выходкой. Он даже не заметил, как обозвал его Едаков. Зато это заметил Шплинт.

- Слушай, Борис Борисович, - сказал он развязно. – Что этот моральный урод себе позволяет?

- Ничего, - оптимистично парировал Рыбов. – Пусть позволяет. На то он и моральный урод. А скоро и вообще…

Но словно обеспокоившись чем-то, Рыбов остановился и вдруг добавил:

- А ты не встревай. А то я тебе в ухо сейчас как дам! Значит так, если сейчас кто пикнет, я тому сразу дам в ухо. Понятно?

Угроза подействовала, и над столом нависло напряженное молчание. Все зорко следили за Улейкиным.

- Так, - командовал Рыбов. – Бери себе этот стакан. А в этот лей из той бутылки.

 

Улейкин старательно выполнял команды. Однако его движения были неуверенными.

 

- Давайте, я разолью, - вдруг вызвался Шплинт.

Он потянулся обеими руками прямо через стол, но тут же был крепко схвачен с обеих сторон Рыбовым и Едаковым.

- Сидеть, - с ненавистью прошипел Едаков.

 

- Что? – раздул ноздри Шплинт, таращась на Едакова. – Ах ты, гнида! Вы посмотрите, - обратился он к Рыбову, – что позволяет себе эта гнида.

- На то он и гнида. А ты не лезь, куда не надо, - пояснил Рыбов и, словно натолкнувшись на какое-то препятствие, внимательно посмотрел на Едакова.

 

«Неужели он что-то подозревает?» - испугался Едаков.

Наконец, Улейкин справился с поставленной задачей. В стаканы было налито, а бутылки опустели.

 

Все выпили. Все, кроме Улейкина. Отпив немного, он отставил стакан с отвращением.

 

- Неохота больше, - сказал он, кривясь.

 

- Что? Я тебе дам, неохота, - подался к нему Рыбов. – Негодяй.

Улейкин поднес стакан к оттопыренным губам и выпил. Но тотчас вскочил и бросился вон из офиса.

 

Рыбов и Едаков растерянно переглянулись. И словно в ответ на их немой вопрос из-за дверей послышались утробные звуки.

Рыбов сделал попытку вскочить, но, осознав свое бессилие перед стихией, рухнул на стул.

 

- Ты понял, что он сделал? – уставился Рыбов на Едакова.

- Да, - сообщил Едаков.

 

- Он же все испортил, - настаивал Рыбов.

 

«Вот она, достоевщина, - мельтешили мысли Едакова. - Так я и знал. Такое нарочно не придумаешь. Сам себе подписал приговор. Теперь получается, что он знал о яде в стакане Рыбова и все выплюнул».

- Ничего он не испортил, - ответил Едаков. – Так даже лучше.

- Лучше? – с сомнением произнес Рыбов.

 

«А может и правда, лучше? – подумал Рыбов. – Получается, что он пытался отравить меня, а когда сам выпил из моего стакана, начал в панике чистить желудок. Шплинт это подтвердит».

 

Рыбов с надеждой посмотрел на Шплинта. Но тот сидел с плотно закрытыми глазами.

 

- Шплинт, ты что? – толкнул его Рыбов.

 

Шплинт с усилием разлепил веки.

- Всю ночь не спал, - проговорил он, едва ворочая языком. – Смерть как спать охота.

 

- Спать? – расширил глаза Рыбов.

 

- А пусть спит, - удовлетворенно сказал Едаков и с издевкой добавил. - На то он и козел вонючий.

 

- Кто козел вонючий? – из последних сил пошевелился Шплинт.

Зато Улейкин вернулся освеженным и протрезвленным.

- А тебе спать хочется? – спросил его Рыбов.

 

- До этого хотелось, а теперь меньше, - простодушно ответил Улейкин.

- Странно, - задумчиво произнес Рыбов.

 

- Почему, странно? – вдруг спросил Едаков, испытующе глядя Рыбову в глаза.

 

- Не понял вопрос, - мотнул головой Рыбов.

 

- Почему, странно? – повторил Едаков. – Почему он должен хотеть спать?

 

- Потому что Шплинт хочет, - ответил Рыбов и внезапно сладко зевнул. – И потому что я хочу, - произнес он, с ужасом воззрившись на Едакова.

- А вот это как раз не странно, - пояснил Едаков. – Странно другое – почему вы не хотели пить из нашей бутылки?

- Потому что яд должен был находиться в вашей бутылке, - пояснил Рыбов, подпирая пальцами веки, чтобы удержать взгляд на Едакове.

 

- Ха, - ответил Едаков расслаблено. – С какой же стати? Скорее уж наоборот.

 

Но тут Едаков тоже, словно под воду, ушел в широкий зевок. Это как будто пробудило его сознание и он, спохватившись, добавил:

 

- Если Улейкин ничего не перепутал.

 

- Ничего он не перепутал, - послышалось от дверей.

 

И в офис вошла Нонна в сопровождении Кривозадова.

 

- Потому что яд был в обеих бутылках, - добавила Нонна.

- Как это, в обеих? – повысил голос Рыбов. – Ты же говорила, что он в бутылке с ноликом.

 

- Мало ли, что я тебе говорила, - усмехнулась Нонна.

- Что, разве яд был в бутылке с ноликом? – уточнил Едаков.

- Не волнуйся, и с крестиком тоже, - заверила Нонна.

- Но это же несправедливо, - возмутился Едаков. – Ведь я тебя вытащил из грязи. Помнишь?

 

- Он меня вытащил из грязи! – пояснила всем Нонна. – Нет, дружок, это я тебя наметила, а потом заманила в ловушку. И газетку про колдуна тебе в почтовый ящик подкинула, и про сахар телеграмму дала, и встретила тебя у автобуса. Так что, пришлось мне с тобой повозиться. Спасибо дяде. Он помог. Что же касается справедливости, то про это ты спросишь у Бога. Я думаю, он тебе напомнит, как ты грешил, как выпендривался, как хотел повыше взлететь. Нормальный человек на мою удочку не попался бы. Слышал про смертный грех гордыни? Вот это про тебя. И получается, что ты сам виноват. Бог-то, он все видит.

 

- Ну ладно, с ним все ясно. Он заслужил, - вмешался Рыбов после безуспешной попытки встать. – Но я то в чем виноват? На мои деньги вы раскрутились, и, главное, мы же любили друг друга.

- Ой, не смеши, - рассмеялась Нонна. – Уж ты-то больше всех заслуживаешь небесной кары. Ненасытный жадюга. Когда черти будут тебя в кипящей смоле варить, не забудь надеть свои плавки.

С этими словами Нонна подошла к Рыбову, и дала ему крепкую затрещину. В ответ Рыбов смог только неуклюже пошевелиться, чем еще более увеличил выражение недоумения на своем лице.

- Но ничего. Что Бог ни делает, все к лучшему, - прокомментировала свои действия Нонна, запуская руку в карман Рыбову и извлекая оттуда связку ключей. – Вот она твоя любовь. Чуешь? – прибавила она, ковырнув зачем-то в ноздре у Рыбова ключами, а затем швырнула их связку Кривозадову.

- О-е-ей, - захныкал Рыбов. – Ты же мне нос расковыряла. Сейчас кровь пойдет.

 

- Может, вы скажете, что и этот субчик не заслуживает наказания? – спросила Нона подходя к Шплинту, в то время как Кривозадов открывал сейф. – У-у, бандюга, - сказала Нонна и стала крутить пальцами рекетиру нос, так будто это был какой-нибудь болт.

 

Шплинт пытался что-то возражать, но делал это вяло, почти безучастно. Завидев это, Улейкин еще сильнее зажмурился, притворяясь мертвым.

- Этот заслуживает. Не спорю. Но ключами все равно больнее, - услышал Улейкин слабеющий голос Рыбова.

- Ловко все это у тебя получилось, - пролепетал Едаков. – Хороший план.

 

- Еще бы, - самодовольно отозвалась Нонна и, судя по тому, как загнусавил Едаков, схватила его за нос. – Последний план у меня возник сразу, как только я поняла, что наши гастроли накрылись медным тазом, а точнее, цинковой шайкой.

 

Тут Улейкину показалось, что к этому моменту должна дойти очередь и до его носа, и в предчувствии этого даже вспотел. Он уже готов был услышать, как Едаков или Рыбов скажет: «А Улейкин, негодяй, все выплюнул».

И действительно, Рыбов готовился сформулировать подобное высказывание, но никак не мог собраться с мыслями, поскольку Нонна продолжала:

 

- Я ведь приехала в город за деньгами. А где их теперь взять? Конечно, там, где их больше всего. У этого туалетного барыги. Ты же, Едаков, мне сам жаловался, что вся выручка Рыбова идет в «черную кассу». Значит, нужно было выяснить, где эта чертова касса. Вряд ли он стал бы хранить деньги дома. Там их легче всего найти, если ими заинтересуются органы или бандиты. Тогда я решила, что он скрывает их в одном из своих туалетов. Но в каком? Помните, когда я заговорила о том, что дядю следует спрятать в туалете, он стукнулся головой в сейф. Он сделал это не случайно. Он намекал мне на необходимость выяснить, где сейф с деньгами. И вот, Рыбов сам выдал место хранения денег, когда запретил дяде прятаться в главном туалете. Оставалось мелочь - убрать того, кто один знает про эти деньги, а заодно и всех остальных, кто знает о нас с дядей. Притом следовало это сделать вашими собственными руками. И это было нетрудно, потому что каждый из вас созрел до преступления, каждый был готов спастись за счет другого, каждый…

 

- Да кому ты все это рассказываешь? – словно бы откуда-то издалека донеслось до Рыбова чье-то возражение.

Рыбов догадался, что это был голос Хоперского и, как будто, оглянулся, но вместо Хоперского вдруг увидел огромную навозную муху. Она внимательно посмотрела на Рыбова и продолжила:

 

- Им уже крандец. Через полчаса совсем околеют.

Тут Рыбов почувствовал толчок в плечо, который вывел его из положении на стуле. И он полетел в пропасть.

Казалось, летел он очень долго, однако ж, долетел, и больно ударившись об пол, открыл глаза. Почему-то он ожидал вновь увидеть навозную муху, но вдруг увидел себя в огромном зале, притом столь роскошном, будто сюда были собраны все драгоценности мира. Золото, платина, бриллианты в украшениях гроздями свисали со стен, сияли с потолка, облепляли колонны. Притом эта необычная штукатурка уходила на неизвестную глубину, делая недоступным взору формы карнизов, лепнины, ниш. А посреди зала Рыбов увидел огромный и ослепительный трон, очевидно, целиком выточенный из алмаза. И Рыбов догадался, что он находится в том великолепном дворце, куда его привела фея.

- Ну что ж, с прибытием, - услышал Рыбов громовой голос и обратил внимание, что с трона поднялся великан.

 

Великан был так же, как и стены зала, сплошь покрыт гроздями ювелирных изделий. Поэтому он сливался с общим фоном, и оттого стал заметен Рыбову лишь, когда пошевелился. Присмотревшись к нему, Рыбов вдруг решил, что где-то его видел. Но где? Рыбов постарался вспомнить. И тут, к своему изумлению, догадался, что великан похож на него, самого Рыбова. Это показалось Борису Борисовичу странным, но приятным фактом.

- А ведь я убит, - сообщил Рыбов. – Нонка меня отравила.

- А как же ты хотел? – рассудил великан. – Это очень даже закономерно. Ты же сам пытался отравить, да еще сразу двоих. Зато теперь ты дошел туда, куда шел головам.

- Вы мне про эти головы лучше не напоминайте, - брезгливо поморщился Рыбов. – Кстати, а кто такая эта фея, которая с палкой. Она хоть баба и скандальная, но все же здорово мне помогла.

- Фея-то? Она олицетворение вашей науки, - пояснил великан.- Я в курсе, что она тебе помогла. Пришлось даже вознаградить эту обжору.

- Да, не зря я сюда лез. Какое великолепие. Это, видимо, самое хорошее место на этом свете. Тут, наверное, прекраснее, чем в раю. И кормят, должно быть, неплохо.

 

- Конечно, прекраснее. Просто, никакого сравнения, - заверил великан. – Но ты это заслужил. Может, и перекусить с дороги не откажешься?

- Да, перекусить очень хочется, - признался Рыбов. – Пить-то пришлось без закуски. Из-за этого Улейкина и стошнило.

- Вот мы и перекусим, - заверил великан и хлопнул в ладоши.

Рыбов немедленно понял этот жест, как команду внести кушанья, и даже успел настроиться на угощение совершенно невероятное по вкусу. Что-нибудь вроде севрюги, пойманной на чужой планете, либо молока райских птиц. Но в зал вдруг вбежал обыкновенный поросенок. Рыбов даже вздрогнул, ибо этот поросенок был чем-то похож на Горби.

 

- А что, больше ничего нет? – разочаровано спросил Рыбов.

- Тебя что-то не устраивает? – нахмурился великан, поднимая поросенка за заднюю ногу.

 

- По-моему, он сыроват, - нашелся Рыбов.

 

- Ничего, мы его поджарим, - ответил великан.

И в тот же миг перед ним образовался небольшой костерок из синего пламени. Любопытно, что горючим материалом для костра служило нечто знакомое Рыбову. И Рыбов вдруг узнал этот предмет. Это были его плавки.

 

- Что вы делаете? – вскричал Рыбов. – Вы ведь сжигаете мои плавки!

- Плавки? – переспросил великан, помещая в синее пламя поросенка. – А зачем тебе плавки, когда ты можешь сделать себе набедренную повязку из бриллиантов? Ха-ха-ха. Плавки. Надо же? Плавки, - повторил великан и вдруг начал хохотать, да так громко и безудержно, что стены зала стали сотрясаться от его смеха.

 

Это сотрясение передалось и колоннам, потолку, и соответственно, гроздьям драгоценностей, которые принялись позванивать, раскачиваться и срываться. Срываясь, они падали на пол, но против ожидания, вовсе не рассыпались по полу, а беззвучно вспархивали пыльными клубами, на глазах превращаясь в прах. То же происходило и с украшениями самого великана. Они сваливались с него, как перезревшие плоды с потрясаемого дерева. И там, откуда они откреплялись, глазам обомлевшего Рыбова открывались части тела довольно неприглядного вида. Да что там, неприглядного? Под бриллиантами у великана скрывалась просто какая-то кабанья шкура, поросшая черной шерстью. Очевидно, украшения были прицеплены к волоскам этой шерсти, и потому держались непрочно. Мало того, искаженное гримасой смеха лицо великана все больше приобретало уродливые черты и скоро уже превратилось в ужасающее рыло. И в довершение чудовищной картины, сквозь хохот монстра Рыбов различил надсадный визг поросенка, который почему-то напоминал плач ребенка. Это заставило Рыбова всмотреться в будущее угощение. И он, действительно, увидел в руке монстра толстенького мальчугана, объятого синим пламенем. И тут, к своему ужасу, Рыбов узнал этого мальчугана. Это был Борюрька Рыбов, то есть, сам Борис Борисович в детстве.

Сознание Рыбова помутилось. И уже не понимая, что делает, он рванулся к чудовищу, ухватился за Борюрьку и потянул его к себе. Очевидно, от неожиданности великан выпустил Борюрьку из рук. Но тотчас, сообразив, что произошло, перестал смеяться и протянул руку к мальчугану. Но Рыбов отступил, крепко прижимая спасенного Борюрьку к груди. Тогда чудище сделало шаг к Рыбову. Рыбов попятился. Великан снова попытался приблизиться. Рыбов сделал еще несколько шагов назад, но споткнулся и упал. Великан гадко ухмыльнулся, облизнулся длинным раздвоенным языком, как у змеи, и стал надвигаться. А с тем на Рыбова нахлынул омерзительный запах дьявола. Ибо Рыбов теперь уже точно знал, что это был сам дьявол, а может быть даже Сатана.

Дьявол протянул свою дурно пахнущую лапу к самому лицу Рыбова. Все померкло в глазах Бориса Борисовича, но запах остался, усилился и, наконец, так ударил ему в голову, что он очнулся. Очнулся на полу собственного офиса. У самого своего носа Рыбов различил руку с куском ваты, пропитанной нашатырем. Рука принадлежала незнакомому деду, из-за спины которого на Рыбова смотрели Улейкин и физик Лалыко.

- Я что, не умер? – спросил Рыбов.

- Нет, - сообщил физик.

– Но я же был у дьявола. Как вам удалось меня спасти?

- Очень просто, - пояснил физик. – Маленький укольчик и вот эта ватка.

- Что за укольчик? Противоядие? – допытывался Рыбов.

- Обошлось без противоядия, - сказал дед.

 

- Как же без противоядия? Я же был отравлен, - насторожился Рыбов.

- Нет, вас просто усыпили, - заверил физик.

 

- Значит, Нонна не хотела меня убивать? – сделал вывод Рыбов, щупая нос.

- Хотела, хотела, - успокоил его физик. – Она хотела уничтожить всех свидетелей. Но мы подменили ее водку своей. Наша была без яда, но зато со снотворным. Для достоверности. Нам надо было убедить преступников, что вы все убиты.

 

- А как вы узнали, что в водке яд? – соображал Рыбов.

- А это вопрос к Федулычу, - указал физик на деда.

- Федулыч? – отстранился Рыбов от деда, беспокойно вглядываясь в него. – Так вы и есть Федулыч?

 

- Ну да, я и есть, - признался Федулыч.

 

- Так значит, это вы меня спасли? – доходило до Рыбова. – Но за что? Ведь я хотел убить и Едакова, и вот Улейкина, а Шплинта я хотел закатать в тюрягу. То есть, я настоящий негодяй, преступник, жирный козел. Вы об этом знаете?

- Это мы в курсе. Мы ж с твоим бесом знакомы, - заверил Федулыч.

- Быть может, Нонка даже права, - продолжал покаяния Рыбов. – Я же шел по головам. Я катался на людях. Я проел бабе Асе уши своими придирками. Я отнял язык у своей тещи. А слесарю сантехнику обкорнал крылья. И все это ради восхождения к богатствам, которые всего лишь прах. За это Бог и отдал меня в руки дьяволу. И это справедливо.

 

- Мы не занимаемся вопросами справедливости, - сообщил Федулыч и деловито добавил. – Так, кто у нас следующий. Давай, физик, готовь нашего бандита.

 

- Ты знаешь, Улейкин, - зашептал Рыбов, оставшись с Улейкиным наедине. – Дьявол существует. Не верь физику, когда он тебе будет рассказывать про всякие пролайи и монады. Наша наука – это такая жирная бабища. Она работает на дьявола. И я лично был в его дворце. Дьявол думал, что я умер, и поэтому уже не стеснялся показаться мне во всем своем обличье.

 

- Ну и как он выглядит? – поинтересовался Улейкин.

- Он выглядит… как я, - с остановившимся взглядом проговорил Рыбов. – Но почему?

 

- А может, это был всего только сон? – предположил Улейкин.

- Даже если это был и сон, то дьявол и ад существуют, - убежденно сказал Рыбов. – Сон тоже откуда-то берется. А ведь я в дьявола не верил и ничего про него не знал. Значит во мне, есть что-то, что это знает. И я бы не хотел, чтобы такой сон повторился.

 

Эта мысль показалась Улейкину любопытной, особенно в связи с действиями Федулыча. Ведь дед вместо того, чтобы сразу по прибытию в офис, начать выводить из сна потерпевших, принялся нашептывать Рыбову что-то на ухо и делать над его головой какие-то пассы. Быть может, это и явилось истинной причиной сновидения Бориса Борисовича. Похожие предварительные манипуляции Федулыч теперь совершал и над спящим Шплинтом.

 

- А может, это гипноз, - предположил Улейкин вслух.

- Гипноз? – поежился Рыбов. – Ну и что же, что гипноз? От этого ничего не меняется. Притом никакому гипнотизеру такое не сочинить. Если бы ты сам побывал там, то уже не сомневался бы. Дьявол существует. Ты уж мне поверь. Может, и гипноз потому и есть, что есть дьявол. И знаешь, Улейкин. Я теперь уверен, что и Бог есть. Ведь если существует дьявол, значит, есть и Бог.