Оскар шел по улице. Это был его обычный вечерний променад. Теплый летний вечер, без дождя и ветра, шумные проспекты и тихие улочки, многолюдные площади и словно погруженные в дрему дворы. Что может быть лучше такой прогулки? Наверное, только мягкая постель, любимая еда и время на размышления. В последние годы Оскар заметил, что часто стал размышлять о жизни. Раньше, когда он был моложе, такие мысли даже не посещали его. Оскар считал, что пока можешь двигаться, есть, пить и брать, то не стоит забивать голову всякой чепухой. Его занимал только порядок в его районе, все остальное было само собой разумеющимся. Но сейчас контроль территории уже был не так важен: Оскар вступил в тот возраст, когда накопленный опыт и репутация соседствуют с еще неугасшими силами. Бросать ему вызов решались немногие, зачастую это ограничивалось поединком Воли и бегством противника. Иногда противник бежал сразу, едва узнав Оскара. Но обход владений не выродился в пустую формальность, а стал доброй традицией, которой Оскар никогда не изменял. Ради этого стоило целый день ждать наступления ночи. И ради еще кое-чего…

Оскар шел к реке. Река всегда притягивала его, даже завораживала. Она делила время прогулки на путь из дома к ней и от нее к дому. Оскар любил ее неторопливое течение, высокий парапет с каменными шарами на набережной, полустершиеся гранитные ступени, ведущие к тихонько плещущей, маслянистого блеска, воде.

Маршрут прогулки был выверен настолько, что Оскар не заметил, как проделал большую часть пути. Завернув за угол высотки, он увидел приземистый трехэтажный дом, весело золотившийся квадратами окон. Так, значит осталось уже недалеко. Чуть задержавшись. Оскар сошел с тротуара, огибавшего высотку, и зашагал прямо по проезжей части, среди припаркованных автомобилей, блестящими глыбами занимавших все пространство по обе стороны дороги. Возле дома он снова задержался, глядя на окно первого этажа. Как и каждый вечер, на фоне полупрозрачной занавески в проеме вырисовывалась грузная фигура. Пустые блекло-голубоватые глаза с доброжелательным безразличием взирали на Оскара. Шарри ничто не могло поколебать, его ничего не интересовало, он никогда не выходил на улицу, может быть только на балкон, но только под присмотром маннан, да и то ненадолго. Несколько раз Оскар пробовал говорить с ним, но Шарри с трудом подбирал слова и все, что ему удалось узнать, было его имя. Шарри был таким всегда, по крайней мере, сколько Оскар себя помнил. Но эта была не болезнь, а врек. Оскар слышал об этом. Это печально, но, к сожалению, любой маннан способен на такое. Врек обычно делают в детстве или в юности, но к счастью Оскар избежал этой участи. Отогнав мрачные мысли, он ускорил шаги. Выйдя из двора, он пересек небольшой переулок, нырнул в огромную трубу, проходящую под оживленной улицей, и проскользнул в неплотно прикрытые ворота склада. Теперь осторожнее, главное не попасться сторожевым дхорам или их маннан. Однажды Оскар видел, что может сделать крупная дхора с миуром и навсегда запомнил ее безумный взгляд, капающую слюну с огромных клыков и безжизненного миура с разорванным горлом у ее ног. С тех пор он не подпускал к себе дхор ближе, чем на двадцать шагов. Мелких же дхор Оскар прогонял без проблем и не считал их сколько-нибудь опасными. Быстро преодолев склад, Оскар протиснулся в щель в дощатом заборе и вступил в небольшой запущенный парк, протянувшийся вдоль реки. Витавшая в воздухе сырость и солоноватый запах водорослей будоражили, заставляя торопливо продираться сквозь густые заросли, вместо того, чтобы попытаться обойти их. Но Оскар не замечал ни колючек, впивающихся в живот и бока, ни веток, так и норовящих хлестнуть по глазам, все это было неважно, главное, что река уже близко. Наконец впереди забрезжил желтовато-теплый свет фонарей, и Оскар с бешено бьющимся сердцем выбрался на набережную. Он замер, вслушиваясь, но вокруг все дышало покоем, в это время здесь, как правило, не было ни души, но тщательно вслушиваться в эту тишину тоже было частью традиции Оскара, частью ночного ритуала, если угодно. Постояв с минуту, он, неслышно ступая, прошел по камню дорожки, идущей вдоль берега, взобрался на парапет и облегченно вздохнув, устремил взгляд на реку.

Оскар говорил с Городом. Конечно, это можно было назвать разговором только в переносном смысле. Оскар из ночи в ночь буквально впитывал образы, звуки, запахи, из которых и был соткан Город. Каждый раз они были похожи, и каждый раз Оскар ощущал новые оттенки, полутона, ароматы. На другом берегу реки возвышались какие-то цеха, серые прямоугольники складов и сонно покачивающиеся у причала корабли. Прямо напротив того места, где сидел Оскар, с рекой сливалась еще одна, пошире, над которой возвышался чуть выгнутый мост, с проносящимися по нему автомобилями. Все так знакомо и так ново… Оскар ждал. И вот, не переставая воспринимать голос Города, он почувствовал. Ощущение было такое, словно кто-то нежно провел ладонью от макушки до затылка и скользящим движением убрал руку.

- Миссури… – скорее утвердительно произнес Оскар и обернулся: она стояла на дорожке в нескольких шагах от него, тонкая, строгая, только глаза, бездонно темные, казалось, смеялись (или в них играл свет фонарей?). И сейчас, как, в общем-то, и всегда, Оскар залюбовался ею. Он брал многих женщин, они наверняка приносили ему детей, хоть он их никогда и не видел; женщины никогда не задерживались у него в памяти, но почему-то Миссури он не смог забыть. Почему, Оскар не знал. Может быть потому, что она смогла услышать и понять Город?

- Здравствуй – сказала она и присела рядом с ним. – Почему ты всегда приходишь сюда первым?

- Если бы ты приходила к реке несколько лет подряд, ты бы тоже никогда не опаздывала – усмехнулся Оскар, глядя вдаль. – Это уже в крови.

- Что Он говорит? – спросила Миссури, устраиваясь поудобнее на шероховатом камне парапета.

- То же, что и каждую ночь – задумчиво проговорил Оскар. – Просто поет свою песню, мурлычет, Мисси.

- Не называй меня так! – резко сказала Миссури. – Так говорила моя маннан.- Она зябко поежилась.

- Но она ушла, ушла навсегда – успокаивающе сказал Оскар. – Теперь в этом нет никакого смысла…

- Нет для тебя! – перебила его Миссури, гневно сверкнув глазами. – Ведь ты не любил ее!

- Зато я люблю свою маннан – невозмутимо парировал Оскар.

- Как ты любишь ее? – спросила Миссури, вглядываясь ему в глаза, будто пытаясь найти там ответ раньше, чем он будет озвучен. Этот вопрос поставил Оскара в тупик.

- Что значит «как»? – озадаченно перепросил он.

- Как ты любишь ее? – повторила Миссури, продолжая буравить Оскара взглядом. Оскар отвел глаза и посмотрел на другой берег, на реку, на мост, словно прося у Города подсказки.

- Не знаю – ответил он. - Просто люблю. И вряд ли ты смогла бы сказать по-другому - добавил он и снова стал смотреть куда-то вдаль.

- Ты уходишь от вопроса – недовольно пробурчала Миссури. – Не знаешь ответа и не хочешь в этом признаться.

Они еще долго спорили, препирались, замолкали, прислушиваясь к Городу, и снова принимались спорить. Между тем небо постепенно начало светлеть, одна за другой гасли звезды, а за ними мелодично тренькнув, потухли и фонари. По дорожке, звонко стуча по камню подметками, пробежал человек в синем спортивном костюме.

- Нам, наверное, уже пора? – встрепенулась Миссури, беспокойно оглядываясь.

- Да – флегматично заметил Оскар. – Идем. Скоро здесь будет слишком много людей.

Они спрыгнули с парапета и неторопливо пошли наискосок через парк в обход склада. Через некоторое время они молча шли среди еще дремлющих домов. Оскар вспоминал слова Миссури, вспоминал ее маннан, всегда добрую, ласковую, ее морщинистые руки и скрипучий голос. Она всегда привечала Оскара и угощала его чем-нибудь вкусным. Но… Редко кто может сказать, что пережил своего маннан. Для миуров, дхор, и им подобных маннан практически вечны.

- Ладно, я пойду – сказала Миссури, останавливаясь около арки прохода во двор. – До ночи.

- До ночи – улыбнувшись, ответил Оскар. Миссури улыбнулась в ответ и бесшумно скрылась в темном колодце прохода. Дома у Оскара все еще спали – видимо сегодня у них был свободный день. Тихонько пробравшись на кухню и попив воды, Оскар устроился спать на небольшом диванчике. Но сон все никак не шел: за окном уже вовсю распевали птицы, кто-то завел у дома машину, и на кухню через открытое окно проникал аромат тлеющей помойки. Наконец Оскар погрузился в тревожное забытье: кругом клубилась какая-то багровая тьма, непонятно откуда шел удушающий черный дым и где-то в темноте раздавались приглушенные стоны. Оскар ощутил, что где-то в груди рождается невыносимое чувство страха, но не за себя, а за кого-то еще… Что-то коснулось его уха, и Оскар моментально открыл глаза. Над ним стояла его маннан, и все страхи вмиг улетучились. Маннан что-то говорила, но Оскар не знал ее языка, да это и не было нужно – за много лет они научились понимать друг друга без слов. В руках у нее была тарелка с едой – значит пришло время завтрака. Потянувшись, Оскар соскочил с диванчика и, удивляясь своему порыву, прижался к своей маннан. Отставив тарелку, она обняла его и, поглаживая по голове и спине, начала говорить что-то успокаивающее. И в этот момент Оскар понял, что любит свою маннан так же, как любил бы свою мать, будь он ребенком. Он никогда не знал своей матери, и маннан была самой близкой для него с самого детства. Она и сейчас заботилась об Оскаре, словно он был совсем малышом. К своей маннан не обращаются по имени, но Оскар иногда позволял себе звать ее так же, как к ней обращался ее супруг, благо она все равно не понимала Оскара из-за его скверного произношения. Ее звали… кажется Тхана, если он правильно воспринимал имя. Оскару казалось, что лучше этого имени нет на свете, ну, разве что еще только Миссури…

Они замерли посреди кухни, и им не нужно было ничего говорить друг другу, ибо, если есть любовь – слов не нужно. Оскар просто знал, что думает сейчас Тхана, и был уверен, что она также знает и его мысли:

- Оскар…

- Тхана…

- Мой миур…

- Моя маннан…

 

* * *

 

День тянулся как-то уж очень долго. Оскар, еще раз пообедав, устроился на отдых, смотря, как семья его маннан усаживается в машину. Глядя как Тхана ставит на заднее сиденье что-то вроде большой корзины, Оскар улыбнулся. Он помнил то время, когда Тхана вдруг куда-то исчезла на несколько дней, а затем вернулась с мужем и каким-то свертком, иногда издающим писк. Так в семье появился новый человек, вернее человечек. Оскара удивляло это забавное маленькое существо. Оно все время лежало в кроватке с высокими решетчатыми стенками, дрыгало ножками и приковывало все внимание маннан и ее мужа к себе, они все постоянно вертелись вокруг него, так с ним носились, что Оскар чувствовал себя никому не нужным. Что-то похожее чувствовал и старший ребенок Тханы. Он с надутым видом уходил к себе в комнату и выходил только к обеду или ужину. Со временем все они привыкли к новому члену семьи и уже не чувствовали себя обделенными. В конце концов, думал Оскар, ведь Тхана, похоже, мать этого создания, и, стало быть, ревновать не стоит, у ребенка больше прав на мать, пусть даже она чья-то маннан.

Шумный как всегда день все тянулся и тянулся, и Оскару от чего-то было очень неуютно. Обычный ритм жизни был нарушен и никак не получалось вернуть его в колею. Оскар то смотрел в окно, то вскакивал и начинал беспокойно бродить по комнате, то садился на диван и тупо вглядывался в мелкий цветочек обоев, но покой, умиротворение и рассудительность, обычно приходившие после еды, покинули его и совсем не хотели возвращаться.

С огромным трудом Оскар дождался вечера. Едва только стемнело, он выскользнул из дома и быстро, иногда переходя на бег, направился к реке. Проходя мимо трехэтажки, где жил Шарри, Оскар бросил быстрый взгляд на окно, но оно было темно и пусто. Как в тумане промелькнули тихие улицы и дворы, труба под шоссе, запущенный парк, тревожно шелестящий листвой. Выйдя из зарослей, Оскар посмотрел на набережную и увидел тонкий силуэт на парапете, резко очерченный светом прожекторов с того берега.

- Оскар! – радостно встретила его Миссури и озабоченно прищурилась. – Что с тобой? Ты опоздал!

Не отвечая, Оскар вспрыгнул на парапет и закрыл глаза, подставив лицо ветру и напряженно вслушиваясь. Город кричал… Оскару показалось, что прямо под веками бьется в конвульсиях гигантское многоголовое, многоликое существо, разрывая барабанные перепонки ужасающим воем, начиная с мажорных нот и заканчивая пронзительным визгом, уходящим куда-то за грань слышимости. И вдруг, среди этого бешеного калейдоскопа незнакомых лиц, промелькнули знакомые образы: грузный широкоплечий человек, человек небольшого роста, кажется ребенок и женщина…Добрые, нежные руки и улыбающийся голос…Улыбающийся.… У Оскара перехватило дыхание. «Это маннан, моя маннан!!!» - крикнул Оскар, или только хотел крикнуть? Лица вращались все быстрее, их затягивало в огромную зияющую дыру, сочащуюся черным, жирным дымом. Крик переходил в стон, в хрип. Оскар вздрогнул и открыл глаза. На него с все больше возрастающим беспокойством смотрела Миссури.

- Ты в порядке? Объясни, что с тобой, не молчи!

С секунду Оскар сидел неподвижно, а потом бросился в парк, не глядя, через самые густые заросли.

- Куда ты!?

- Я должен сказать им! Моя маннан… Они не должны! - едва донеслось из кустов.

 

* * *

 

Уже лежа в кровати и рассеяно листая «Не время для драконов», Дима планировал свой завтрашний день. В наушниках тихонько напевал Depech Mode, чуть слышно шелестели страницы, но планировалось как-то туго. Что лучше сделать? Поехать с родителями на дачу или зависнуть у Коляна и посмотреть что за зверь такой X-Box 360? С одной стороны хотелось на природу (лето ж все-таки!), все равно деваться некуда, а на море получится не раньше августа. Но с другой стороны хотелось посмотреть X-Box, хоть Дима и не уважал приставки, но в GTA 4 уж очень погонять охота…Ну ладно, это завтра, а сейчас спать. Дима захлопнул книгу, стянул с головы «уши» и выключил свет. Когда он гасил свет, ему послышалось какое-то царапанье из коридора. Прислушавшись, Дима не уловил не звука. Пожав плечами, он отвернулся к стене, но тут дверь в комнату слегка скрипнула. Приподнявшись на локте, Дима взглянул на дверь – она и вправду была слегка приоткрыта. Бросив взгляд на распахнутое окно и колеблющийся тюль, он понимающе хмыкнул и перевернулся на спину. Он уже почти задремал, как вдруг что-то вспрыгнуло ему на грудь. Дима подскочил как ошпаренный и завертел головой, пока не заметил виновника своего испуга. У кровати, таинственно посверкивая глазами сидел черный кот.

- Оскар! - облегченно выдохнул Дима. – Ну ты меня и напугал! Ты чего, есть захотел что ли?

В ответ кот смерил его презрительным взглядом и требовательно мяукнул.

- Чего ты от меня хочешь? – недовольно протянул Дима. – У меня нет ничего! Ты, кстати, еще со вчера «Фрискис» не доел, так что отстань!

С эти словами, Дима вновь отвернулся к стене, но тут в палец впились острые зубы.

- Да ты что, валерьянки нанюхался!? – не на шутку разозлился Дима. – Пошел к черту!!!

Кот отбежал к двери, затем вернулся, вновь отошел к двери и встал около нее, серьезно глядя на него и сердито подрагивая хвостом.

- Ты на улицу хочешь? – раздражаясь все больше допытывался Дима. – Окно вон открыто, иди!

Оскар взмахнул хвостом.

- Или в подъезд?

Едва заметное движение головы.

- Ну пошли, счас выпущу…- вздохнул Дима, нашаривая тапочки. Они вышли в коридор. Дима распахнул входную дверь, но Оскар даже не двинулся с места.

- Ну что встал, давай, иди!

Оскар не торопясь подошел к Диме, ласково потерся о ноги и внезапно куснул за икру.

- Да ты…! Твою мать…! - дернувшись, почти во весь голос рявкнул Дима.

Кот метнулся к двери, но остановился в проеме, глядя на Диму. До того постепенно стало доходить, что Оскар не просто собрался погулять. Дима пристально посмотрел на кота:

- Так, ты, кажется, хочешь, чтобы я пошел с тобой?

Оскар радостно замурлыкал, переступая с лапы на лапу.

- Ну, хорошо…

Дима вышел на лестницу, но Оскар забежал обратно в квартиру и встал у двери в комнату родителей и попытался поддеть ее снизу лапой.

- Постой, ты хочешь, чтобы мама и папа тоже пошли?

Казалось, счастью Оскара не будет конца. Он радостно вертелся около двери, вставал на задние лапы, терся об нее, не жалея шерсти. Тут Диме вспомнилась одна передача, что-то про мистику вроде, где рассказывалось, как собака спасла своих хозяев, выведя их из дома, за несколько минут до начала землетрясения. Но какое может быть землетрясение в этих широтах??? Бред… Но не все так просто…

- Что-то случится? Что-то страшное, да?- испуганно спросил он Оскара, словно тот мог ответить. Кот снова заплясал на месте, почти по-человечески кивая. Вздохнув, Дима решительно взялся за ручку двери. Открываясь, та заскрипела на весь дом, и Дима в ужасе зажмурился, но потом сообразил, что он все равно собирается будить родителей. Все же стараясь не шуметь, он вошел в комнату, за ним тенью проскользнул кот. Здесь все спали так сладко, что Дима, было, засомневался в своей затее. Отец, причмокивая, спал на животе в позе «раздавленная лягушка», раскинув руки и ноги; мать напротив, свернулась калачиком на самом краю кровати. Поколебавшись с секунду, с кого бы начать, Дима осторожно потряс мать за плечо:

- Мам! Мам, проснись!

Мать коротко застонала и открыла глаза:

- Дима? Что случилось?

- Ну, понимаешь…- не зная, как сказать, замялся Дима.- Помнишь ту хрень, по ТВ3 шла? Про собаку…Вот Оскар тоже…

- Что-что? Какая собака? Что ты мелешь!?

- Оскар хочет нас спасти! – выпалил Дима и потянул мать за руку. – Смотри, он нас зовет!

- Да ты с ума сошел!- крикнула мать. – Опять в монстров своих наигрался! Немедленно ложись спать!

- Ну в чем дело…? - поднял голову с подушки отец. – Чего вы орете?

- Это ты у него спроси! – кивнула на Диму мать. – Притащился среди ночи и про какую-то собаку чушь несет!

- Дми… кхе!- отец пытался придать своему голосу строгий тон, но спросонья это получалось плохо. – Дмитрий! Марш в кровать!

- Не верите…. – медленно проговорил Дима.- Ну ладно…

Он быстрым шагом вернулся к себе в комнату, достал из шкафа ранец, затем выволок из-под стола компьютер, и, сняв боковую стенку, вытащил жесткий диск, плашку оперативы и запихал все это в ранец. Затем, подумав, сунул туда мышь («сам брал, геймерская!»). Добавив к этому набору плеер, «уши» и мобильник, он быстро оделся и закинул ранец на плечо.

- Дмитрий! - в дверях стоял отец. – Что это еще за фокусы!?

Остановившись, Дима серьезно посмотрел на него:

- Что-то случится, папа!- твердо сказал Дима. – Нам надо уходить.

Он сказал это настолько уверенно, что отец слегка оторопел и молча пропустил сына мимо себя. Дима быстро зашел в большую комнату, подхватил из кроватки горячее со сна тельце сестренки и направился к выходу из квартиры.

- Да что же это такое!? – истерически взвизгнула мать, торопливо напяливая халат. – Володя, да сделай же что-нибудь!

- Дмитрий!!! – отец выбежал за ним на лестницу. – Куда ты потащил Леночку? БЫСТРО СЮДА!!!

- Пап, мам, одевайтесь и выходите, дома опасно! – прокричал уже снизу лестницы Дима, толкая тяжелую железную дверь. Тем временем, сестренка у него на руках распахнула глаза, чем сразу стала похожа на лемура, и огласила подъезд громким воплем. Отец бросившийся было по ступенькам вслед вдруг замер, потянул носом и закашлялся:

- Таня! На улицу скорее!- закричал он. – Газ!!!

- Что? Сейчас, только документы возьму – откликнулась мать, что-то роняя в квартире.

- Какие, к чертовой матери документы, быстро выметайся!! – заорал отец. Нырнув в квартиру, он вытолкал оттуда мать, прижимавшую к груди деревянную шкатулку. Вдвоем они выбежали из подъезда к ждавшему на порядочном расстоянии Диме. Последним в уже закрывающуюся дверь проскочил Оскар. Едва все они добрались до детской площадки в нескольких метрах от дома, как окна одной из квартир первого этажа дохнули огнем, опалив кусты поблизости. Старая пятиэтажка закачалась, как пьяная и грохотом осела с одного бока, словно сбросив с одного плеча тяжкий груз квартир. Все вокруг окутало облако пыли, смешанное с дымом.

Держимся вместе! – крикнул отец, хватая Диму и мать за руки оттаскивая их подальше. – Быстро-быстро, в сторону!

Они пришли в себя уже в соседнем дворе. В домах вспыхивал свет в окнах, люди выбегали во двор, еще не понимая, что произошло. В небо поднимались клубы черного дыма, слышались крики. Повсюду на разные лады заливались «противоугонки» и где-то неподалеку, будто отвечая им, выли сирены.

Леночка! Дай мне Леночку! – быстро сказала мама Диме и, схватив сестренку, сунула ему в руки шкатулку.- Не потеряй, умоляю!

- Ну… Димка… - никак не мог отдышаться отец. – Как ты учуял-то?

- Это не я, – усмехнулся Дима и указал на Оскара, с чинным видом вылизывающегося рядом. – Вы вон его благодарите. Это Оскар меня убедил. Кусался даже, чтобы понятней было. Как та собака – обратился он к маме.

Как собака? - удивленно переспросила мать, прижимая к себе плачущую дочку. – И правда. Как собака… Собака…- повторила она несколько раз и хихикнула. - Собака! Собака! – радостно повторила она опять и вдруг тонко засмеялась, сильнее прижимая к себе Лену.

- Ну все, все Тань, все хорошо, все живы, здоровы – приговаривал отец, обнимая мать. – Дай сюда Леночку. Давай, давай – он разжал пальцы матери и передал ребенка Диме. – Подержи-ка.

Вот и все, сейчас мы успокоимся и поедем к моей маме, – продолжал отец, все еще обнимая рыдающую мать и гладя ее по голове. – Ты у меня умница, даже деньги-документы не забыла. Не потерял их, Димка?

Нет, - ответил Дима, нащупав в ранце лакированную поверхность шкатулки. – Она у меня.

 

* * *

 

Река текла медленно, неторопливо, как и рассказ Оскара.

Вот так все и было, – чуть помолчав, закончил он.

- Значит, ты смог им сказать? – спросила Миссури, глядя, как снуют погрузчики по причалу на том берегу.

Да, – задумчиво ответил Оскар. – Хоть это и было нелегко.

- Но все же ты спас свою маннан и ее семью! Теперь она будет жить вечно…

- Вечно только для нас, Миссури – сказал Оскар. – Как для людей вечен Город.

Хм, а ведь это забавно, люди создали Город, но не видят Его знаков, не слышат Его голоса, не понимают Его слов. Они также призвали к себе миуров и дхор, но так и не научились говорить с ними. И пусть, думал Оскар, люди не умеют говорить со своими питомцами, равно как и со своими творениями, но, тем не менее, они наши маннан – хозяева. Мы обязаны им своей жизнью. Родство с Городом хотя бы в этом, грело Оскару душу. Да, они не понимают языка Города и видят не все его лица, хоть и сами в их числе, но они тоже Город, как и он, как и Миссури, как и остальные миуры, даже дхоры. А он, Оскар, будет тем лицом, которое они увидят и поймут. И для этого ему не понадобятся слова, ибо если есть любовь – слов не нужно. Да, он будет Его лицом, одним из тысячи…

 

(с) D. A. W.