Ночью на Птичий Двор опять пробралась Рыжая Смерть и утащила двух самых уважаемых несушек. Хотя все понимали, что Смерть всегда забирает лучших, решено было созвать Большой Утком. Председатель Жирный Кряк открыл заседание словами: - Надо что-то делать, потому что что-то делать уже надо. Не время сидеть по гнездам и насестам! Сидеть по гнездам и насестам – значит, не жить активной жизненной позицией и вообще, может быть, не жить. Поэтому пора делать уже что-нибудь конкретное, что уже надо было делать давно, а мы не делали, потому что сидели по гнездам и насестам без активной жизненной позиции. Кто хочет высказаться? Может быть Вы, матушка Га? Матушка Га начала, как всегда, привычно просто: - Вот стою я перед вами, простая гусыня… Старая индюшка Кво зарыдала в голос, но на этот раз никто не кинулся с утешениями: то ли боялись пропустить важное, то ли просто привыкли к ее постоянным истерикам. Забияка Корявый, хоть и был еще совсем молоденьким петушком, против всяких приличий протолкался поближе к матушке Га и, перебивая ее, заорал: - Это же офигеть можно, граждане! Простого капкана поставить не могут! И после этого они еще хотят от нас какой-то продуктивности! В знак протеста отказываюсь топтать кур! Пеструха всполошилась: - И меня? - Всех! Даже Пеструху! - Ну и кому от этого хуже будет? – обиделась Пеструха. А Корявый орал дальше: - Предлагаю перегородить нашими телами центральные ворота! Наша судьба – в наших лапах! - Корявый, у тебя и лапы тоже корявые, – выкрикнул кто-то, и вся толпа рассмеялась. Тут должна была начаться драка, потому что Корявый шуток не понимал, но вмешалась обиженная Корявым Пеструха: - Это Шарик виноват! Совсем сторожить нас перестал! Он мне всю жизнь поломал, паскуда! Толпа дружно поддержала: - Зажрался на наших хлебах! Ему же пофиг всё! - Пусть он скажет! Пусть ответ держит: доколе?! В птичий круг вперевалку вышел колченогий Шарик, почесал тощее брюхо, поймал зубами воображаемую блоху, демонстрируя удаль, и проворчал: - Мне, конечно, не всё пофиг…, но она же конвенцию не соблюдает…. - Какую такую конвенцию? – завопил Корявый, – Да они же в сговоре, граждане! Шарик понял, что сказал что-то не совсем то, и начал усердно чесаться и клацать по шерсти зубами, но ему уже никто не верил. Единогласно постановили возложить вину и грех двух последних смертей на Шарика и предложить ему «уволиться по собственному». Ночью Рыжая Смерть унесла Жирного Кряка. Снятый с должности Шарик на этот раз не проспал, но вмешиваться не стал: не имел полномочий. |