Cильные, с синими прожилками руки, сейчас спокойно лежали на столе. Это были едва ли не самые редкие минуты, когда эти руки не плели ни измен, ни интриг. Кардинал сидел ровно и как-то не естественно прямо, слегка покачиваясь вперед и назад. Он поднял голову высоко, как будто лебедь мучимый мигренью. Сине-зеленоватые глаза уставились в потолок украшенный лепниной. Глаза то открывались, то закрывались, сизоватые веки подрагивали. Почему-то разболелась голова, усталое лицо выдавало месяцы кропотливого труда – разлада между двумя аббатами окраинных приходов. У кардинала был профиль Цезаря и черные глаза колдуна. Рот напоминал четкую линию, губ почти не было. Жесткие черные волосы спадали до плеч и иногда падали на глаза. Кардинал сидел в кресле и сложив руки одна на другую, думал. Тонкие пальцы унизаны серебряными перстными с маленькими недорогими камушками. Ни к чему было серебро да золото. Не то кардиналу было надо. В четырех перстнях были яды, ни кому еще не удавалось спасти жертву кардинала. На мизинце блестело маленькое невзрачное колечко в серебряной оправе. Маленькая голубоватая стекляшка почти сливалась с бледными, давно не видящими солнца, руками его преосвященства. Но оно было если не волшебное, то обладающее каким-то удивительным свойством, или какой-то тайной силой. Она заключалась в том, что кардинал был богат, и хотя торгов ни каких не вел, с братьями по вере не общался, деньги в его казне все прибывали. Он считался странным и мудрым одновременно, к нему ходили за советом, или по какому-то важному делу. Но долго у него, ни кто не задерживался. Близко он ни кого не подпускал. Он был не людим, и к тому же его тяжелого взгляда из под бровей ни кто не мог выдерживать достаточно долго. Серьезные складки на лбу разглаживались только при виде одного существа – английского дога Рая. Подперев щеку рукой, кардинал задумался. В его голове суетливо пролетали мысли. Его мрачный кабинет навевал скуку и муки прошедших поколений. На дубовом лакированном столе лежали разнообразные документы, небольшая корзина для мусора была завалена смятыми бумагами и черновиками. Деревянные панели, украшенные резьбой, были, как и многое другое в этой комнате, эпохи рококо. Все эти пышные празднества, балы, франтоватые кареты и лакеи – навевали, смертную скуку. Как далеко этому всему было до милой сердцу кардинала Бретани. Он жил с матерью в небольшом домике, не далеко от города Рейч. Не близко были расположены крупные города Роант, Кемпер, Нант, Сент-Брие. И до их маленького рая, не долетали базарная ругань и городская суета. На берегу реки Луара прошло все детство маленького Жана. Босые ноги каждое утро шлепали по берегу, и на коротеньких штанишках до обеда оставались капли звенящей утренней росы. Увлекательные погони за бабочками, по утрам, страшные, а порой и смешные истории по вечерам, смех, гомон, игры и забавы. Мальчишка ловил руками фей, которые были всего лишь речными стрекозами, обошел все окрестности, и подружился со всеми, кто обитал неподалеку. Маленькая детская душа громко смеялась и безумно радовалась, всей своей сущностью отдаваясь детству и давая ему качать себя на веселых волнах. Мать, еще не старая женщина с усталыми глазами, на лету подхватывала бегущего сынишку. Малыш хохотал еще громче и получая что-то вкусненькое вырывался, и бежал к своей собаке Раю. Одуванчики смеялись вслед мальчишке со щенком, когда те наперегонки бежали по полю. Колокольчики снимали шляпки, приветствуя маленького хозяина этих мест. Он был не писаным королем этого поля, одуванчиков, птиц и собаки Рая. Кардиналу вспомнились соседские мальчишки, с которыми он играл с утра до самой ночи. Они были замечательными друзьями, и хорошими товарищами…

Внезапно брови кардинала нахмурились, и он как-то помрачнел. Вспомнив черную, жирную полосу, перечеркнувшую, его светлую жизнь. Смерть матери тяжким клеймом отпечаталась в светлой памяти Жана. Дальше события развивались с все нарастающей скоростью. Потеря имения, бродяжничество, голод, скитание по крупным городам Франции, долгая дорога в Париж. Уже потом только он повстречался с алхимиком, который рассказал ему, как разбогатеть, и стать вельможей. Молодой Жан внимал всем советам наставника, и вскоре накопив денег, ушел в гвардейский полк, а уже потом стал священником. Год за годом пролетали как незаметно и вот в один прекрасный день, сидящий за столом кардинал, осознал всего себя, просмотрев всю свою жизнь. И тихо спросил:

–Жан, чего ты стоишь? Чего ты добился? Славы, богатства, а может быть счастья? Нет, ты заключил себя в тюрьму этой монашеской рясы. Зачем, Жан, зачем? Твоя душа почти мертва, она запуталась в этих тряпках и званиях. Ты, отче, дал себе умереть! Ты почти 20 лет гноишь себя добровольно в этой проклятой келье, а для чего? Ты же и сам этого не знаешь! Очнись, у тебя есть деньги, власть, положение, самая настоящая жизнь, но тебе ли не знать что это все дурь! Освободись, выйди на свет божий, и наконец-то вернись домой.

Мигрень мучавшая кардинала прошла, дышать стало легче. Ни кто тогда не мог бы сказать, что он сошел с ума. Не из-за скуки, али какой хвори, а просто от осознания собственной свободы.

–Ребенок гость в твоем доме, накорми, выучи, отпусти,–сказа тот, кто еще пару минут мнил себя кардиналом, носителем титулов, званий и владельцем множества имений, Великим Кардиналом Жаном Нюрье де-Моссоном, этот человек поднялся с кресла и побежал…. Нет, полетел на встречу радуге, солнцу, счастью и самому себе. В тот чудный мир, где он жил раньше, обнимал своего давно умершего пса, и бегал по утрам к реке, сминая босыми ногами колокольчики. Кардинал помчался туда, держа за руку маленького мальчика которого звали просто Жан, он бежал к матери, еще не старой женщине с усталыми глазами….