Маленькая затхлая комнатка, в студенческом общежитии. Клубы белого опиумного дыма плавают под потолком. На стенах, потолке, а тем более на полу, пятна красок, разноцветны живописные брызги обляпали всю комнату. Маленькое окошечко задернуто плотными шторами, полумрак. Безвольное тело на строй, немного ржавой, пружинистой кровати. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох, вот и все что делает это тело в течении уже довольно долго длящегося часа. В руке зажата сигарета с «травой». Безумные, бездумные, белесо-голубые глаза, уставились в потолок. Раз в десять минут тело делает затяжку, вдыхая порцию мутного, ядовитого дыма. Тело не чувствует присутствия сознания, а его и нет. Глупая оболочка делает все на автопилоте. Затяжка – выдох – кайф. Эта цепь прерывается редко, разве что сигарета больше не дымиться. Тогда сознание ненадолго соизволяет вернуться. Телу радостно, больше не надо думать, что делать, совесть молчит и не надо придумывать обычные планы на день: как бы что-то сделать, что бы ни чего не делать. Руки послушно берут в тонкие, трясущиеся пальцы новую сигарету и все опять повторяется по кругу. Сознание уходит…

…Темно, пусто и тепло. Ты пожимаешь плечами, тебе немного не по себе, как то тошно. В ушах тишина, и вокруг тоже тишина. В этой сосущей тишине слышно чье-то дыхание. Это дышишь ты, пока дышишь. Все просто, под ногами глина, мягко, вязко, и тепло. Но вдруг ты понимаешь, что это не глина. Разве глина умеет дышать? Наверное. Тяжело, с хрипотцой, вдох-выдох. Тебя начинает мягко втягивать в нее. Ты понимаешь, что за тебя цепляются чьи-то руки. Руки? Да, а почему бы и нет. Пусть будут руки. Им же то же надо что-то делать? Почему бы им и не втянуть тебя? Зачем сопротивляться, нужно просто позволить втянуть себя внутрь этой глины. От этого не будет хуже. Ты погружаешься вниз, тебя тянут вниз. Опять темно, ты весь в слизкой глине, она дышит, а может и говорит. Шум воды все нарастает…

…Из не закрытого крана на кухне по капле стекает вода. Капля медленно летит, а потом звонко разбивается. Тело заворочалось на скрипучей кровати. Голова свесилась вниз. Рот открылся, глаза закрылись. Вдруг тишину пронзил хрип: –А где синие пушистики? Какие вы говорите? Да синие, синие, мадмуазель, как вы не можете понять, не я сошел с ума, а вы ни чего не понимаете. Ну, мне очень нужны синие пушистики. Нет, не синие птицы, это не ко мне, я историк, а не орнитолог. Что? Нет, я не псих, я художник – абстракционист!

…Краски. Твое хобби краски, ну еще и опиум. Перед тобой Париж. Самая красивая площадь под твоими ногами. Ты не знаешь, или не помнишь ее названия. Но знаешь что это 18век. По площади идет дама с зонтиком…хм… куда она дела собачку? Ее лица не видно – маска. Она расплывается перед тобой. Ты приветствуешь ее снимая шляпу. Шляпу? У тебя есть шляпа? Ну, что же, это может и к лучшему. Теперь ты франт. Тебе, в твою, будто ватную голову пришла мысль, нет, даже идея, найти, а пока узнать о синих пушистиках. Это для тебя почему-то важно. Но она машет на тебя зонтиком. Ты раскланиваешься и уходишь. Не доволен….

…Тело не охотно сползло с кровати. Стукнулось об пол. Ногой двинуло мольберт, и он упал, рядом с ним грохнулась коробка с красками. И опять же на пол пролились краски. Жирные, масляные краски поползли из жестяных тюбиков, придавленные ножкой мольберта. Радуга не получилась, это скорее похоже было на большую цветную лужу. А тело пытающееся встать на этих красках и поскользнулось…

…Летишь куда-то, потом падаешь на мостовую. Она вымощена грубым, неровным булыжником. Видимо шел дождь. Ты упал прямо в лужу. Мокро, скользко, неприятно. Ты встаешь и осматриваешься. Странно, такое редко можно увидеть. Кругом лес, грязь, только этот каменный пятачок, зачем-то построенный в глубине этой чащи, более-менее чист. Вокруг тебя, окружив тройным кольцом, какие-то зверьки. Они пушистые, оранжевые, зеленые, коричневые, красные, синие, в крапинку, вполосочку, и всех возможных цветов. У них большие глаза и маленькие лапки. Самый большой из них подошел к тебе, и блеснув огромными глазами что-то сказал. Ты не можешь понять что он там говорит, и что от тебя хотят. Но тебе они нравятся. Ты треплешь по пушистой голове самого большого зверька. Он машет на тебя лапой. На морде пьяная радость. Они замахали тебе лапами, ты пошел за ними…

…Тело медленно умирало. Не хотелось умирать. Бессознательный художник лежал рядом с мольбертом, руки, в агонии передоза опиума, комкали свежую, недавно нарисованную картину. А клубы опиумного дыма равнодушно плясали под потолком прощальный вальс. На лице сияла какая-то кривая, полу счастливая улыбка. Рука в последний раз дернулась. И на полу оказалась выведена пальцем фраза: Живи так, что бы умирая, мир плакал, а ты смеялся. Хотя, сказать по совести, тело ни чего не знало об этом выражении, но все же последним замер палец, дописывающий последнюю букву. И правда мир плакал, тучи уже давно бродившие над общежитием, заплакали, кран стал выдавливать из себя больше капель-слез, и на полу растекалась лужа, смывая невысохшую акварель с бумаги…

...Ты идешь в компании зверьков по лесу. Под ногами шныряют твои пушистые друзья. Ни с того, ни с сего ты оборачиваешься, и видишь в огромном, пушистом облаке свое тело лежащее на кровати. ТЫ не чувствуешь боли, жалости, ты прощально машешь телу рукой. Оно так же ответило. Тело отпускает тебя, оно все понимает, что тебе, там в лесу, будет на много лучше, чем в этой порой бессмысленной жизни… Ты смеешься, но знаешь, что все не так просто как думает глупое тело, ты еще вернешься, просто придешь и растормошишь свое спящее тело, и снова будешь курить опиум и сидеть на парах. Пусть это будет просто твой сон. Но позвольте же, мы все спим, что поделать.. так надо…!