Владимир Гринчуков 1937 - 2010 на 73-м году жизни, после тяжёлой и продолжительной болезни умер известный луганский поэт и замечательный человек Гринчуков Владимир Владимирович. Он был одним из основателей Межрегионального союза писателей, лауреатом многих литературных премий, автором более десяти книг стихов, которые выходили в Луганске, Киеве и Москве. В памяти многочисленных друзей и коллег навсегда останутся его талантливые стихи, его порядочность, честность, доброта, дружелюбие. Межрегиональный союз писателей и Конгресс литераторов Украины скорбят и выражают искренние соболезнования родным и близким Владимира Владимировича Гринчукова. Светлая ему память. Справка: Владимир Гринчуков – родился 26 октября 1937 в г. Ворошиловграде, в семье фотографа. Окончил историко-филологический факультет Сухумского пед. института (1961). Работал в газете «Знамя труда» (1961—62), преподавателем в техникуме сельского хозяйства (1962—70), в бюро пропаганды художественной литературы в Киеве (1970—73),был ассистентом в Луганском сельскохозяйственном институте (1973—91), собкором газеты «Донецкий кряж» (1991—97). Печатается как поэт с 1957: Луганская газета «Молодая гвардия». Автор книг стихов: Жажда неба. Донецк, 1976; Снежные цветы. Донецк, 1979; Прощальный снегопад. Донецк, «Донбасс», 1989; Атака заката. Луганск, «Светлица», 1991; Одиноко. Луганск, «Боян», 1995; Времени река. Луганск, «Виктор-Пресс», 1997. Член СП России (1993), МСПС (1993), СЖ Украины (1993). * * * Тряпье ль носить, меха ль собольи, Прослыть ли мудрым, быть в глупцах... Поэтом быть — большой любовью Иль гневной болью жить в сердцах. Безумный принц. Глухая башня. Слепая злоба меж людьми... Все это страшно? Нет, не страшно. Все это больно, черт возьми. * * * Мне хочется сказать вам... Нет, не речь! Мне хочется вам высказать такое... Такое, что могло б вас уберечь От суеты, как, впрочем, от покоя. Мне хочется сказать вам пару слов, Но показать все небо и всю землю Так, чтобы вы ушли из царства снов И мир, как есть, чтоб стал вам неприемлем. Мне хочется сказать вам пару слов, Не тратя драгоценнейшее время, Но чтоб слова те, вроде парусов, С сердец сложили весельное бремя. Пусть мне вконец не подорвать основ Ни подлости, ни хамства, ни елея... Мне хочется сказать вам пару слов, Но как вложить в них все, что я имею? * * * «АВЕ, МАРИЯ» В жизни я не был .мастак. Вышел на роди вторые. Господи, как же я так? «Аве, Мария». Мальчик, зануда, простак, Пошлой не принял игры я. Господи, как же, я так? «Аве, Мария». Мог же быть в первых рядах, Поздно теперь, хоть реви я, Господи, это ль не крах... Будь не запятнан мой прах. «Аве, Мария», «Аве, Мария\\\\\\\'», «Аве, Мария»! * * * ПЕСЕНКА О БЕССОНИЦЕ Шагал человек по планете, По нашей родимой планете, По нашей ранимой планете И вдруг пред заветной чертой, Внезапно споткнувшись, заметил, Ах, нет, оглянувшись, заметил, Что все, что он делал на свете, Осталось пустой суетой. Предстали заслуги, услуги, Лихие приятели-други, Свидания, встречи, разлуки Как клоунский пестрый наряд. И только глаза у подруги, И только глаза у подруги, И только глаза у подруги, Как ясные звезды, горят. И надо ж такому случиться, Ну, надо ж такому случиться, А может, быть надо учиться: Ведь сколько твердят дуракам, Что прошлое в сердце стучится, Вот разве лишь поздно стучится. Не спится, недаром не спится, Не спится в ночи старикам. * * * ВОКЗАЛ Если жизнь мне отпустит затрещину И накроет тоска, как обвал, И ни друг, ни любимая женщина Не спасают — иду на вокзал. И вращаюсь в кругу заколдованном Среди лиц, как средь сонма планет. Там спокойствие мне уготовано И бессмертье на тысячи нет. Не волнуют в наивной беспечности Ни минуты, ни дни, ни года. Поезда прибывают из вечности И обратно идут поезда. И беспечное это кружение, Как глоток животворной воды, Обнажает всю мнимость крушения И всю мнимость грядущей беды. И в душе воцаряется музыка, И душа обретает покой, И ко мне возвращается мужество, И готов я на бой, на любой. * * * БАЛЛАДА О НОВЫХ БОТИНКАХ Тот необычный случай Все в памяти тускней. Я был танцором лучшим На улице своей. Знакомая истома, Нелепейшая дрожь. Под вечер возле дома Сходилась молодежь. Под гулкую трехрядку, Под бравые «давай»! Носился я вприсядку, Следить лишь успевай. В истоптанных ботинках, Сжимая кулаки, Я злился — больно тихо Стучали каблуки. Гордился я, признаться, Когда громово ввысь Салютом после танца Раскатывалось «бис!» Неловко и смущенно Кивал я, покраснев, Кричали «бис!» девчонки, От пляски захмелев. Но раз, когда в ударе Я бил чечетку, вдруг Чужой какой-то парень Влетел в притихший круг, И грянула чечетка, И грянул перестук, Бил в мостовую четко Подкованный каблук. Вертелся парень чертом, Летел по круговой, И ухала чечетка По звонкой мостовой. Плясал он, не робея, Но я-то, я-то знал, Я видел — он слабее, Он хуже танцевал. Упрямый и дотошный, Ревнуя и скорбя, «Проклятая подошва!» — Бурчал я про себя. Он тряс, ритмично челкой, Как всадник на коне. Кричали «бис!» девчонки На этот раз не мне. Я тоже «бис!» для виду Орал, что было сил, Но все ж на всех обиду В душе я затаил. Друзьями не замечен, С обиды сам не свой, Всех раньше в этот вечер Я улизнул домой. А вслед мне, как нарочно, Лихая дробь неслась. «Проклятая подошва!» — Бурчал я в сотый раз. Я мучился, я злился, Я гнал обиду прочь, Ботинки, туфли, лица Мне грезились в ту ночь. Наутро встал — о чудо! То ль спятил, то ль во сне? Ботинки, как на блюде, Стояли на окне. Глазам своим не веря, Прикинув их на глаз, Я думал: «Ну, теперь им.. Я покажу теперь им! Я выдам перепляс!» На кованых подошвах, При шелковых шнурах... Я понял — мать в окошко Видала все вчера. * * * Ты помнишь песни отзвук дальний, И плачь гармони вдалеке, И тихий плес, и лес печальный, Скупого солнца луч прощальный, Заката блики на реке. И тени плавное смещенье, И крик совы в глуши лесной, И радостное ощущенье Могучих крыльев за спиной. |