Дом Дарина Сибирцева О, не приподнимай покров узорный Который люди жизнью называют. (С.Моэм) – Иду, иду,– грустное шлёпанье шаркающих ног раздалось за дверью в ответ на старинно-длинную трель звонка. – Ба, это я… открывай… – Олечка, девочка моя… МариВанна крепко ткнулась головой в плечо внучки, стараясь скрыть подступившие слёзы. Потом подняла голову: – Ты не одна? – Да, Бабуль, знакомься… это Саша… Мария Ивановна чуть вздрогнула (так звали её умершего сына). Ольга была внучкой от дочери. – Ну, что ж, гостям всегда рады, в этом доме… Они зашли в просторные сени дома-пятистенки, казавшегося снаружи маленьким. В доме пахло сыростью: тем особенным деревенским духом места, где живут пожилые люди. Но после летней жары в пути, эта прохладная сырость казалась целебно-освежающей. В печке-голландке большой комнаты уже стояла чугунная сковорода с теплой, только что поджаренной вместе с луком картошкой, как любила только бабушка. – Я сейчас, сейчас, блинков… кружевных заведу…,– бабушка уже суетливо громыхала кастрюлями в маленькой кухне-«коптёрке». – Ба, да не надо… обойдёмся. Но МариВанну было уже не остановить. Саша смущенно присел на краешек старого дивана-книжки, и кинул взгляд на красный угол дома с иконами. Кукушка в ходиках изобразила семь вечера… Потом они ужинали: чудесной картошкой прямо со сковородки, закусывая её солёными чернушками и хрустящими малосольными огурчиками. Долго пили чай с кружевными блинами, которые только бабушка умела печь так, что они светились на просвет, и были и впрямь не толще кружева, заедая их земляничным вареньем… Когда смеркалось, Оля попросила у бабушки раскладушку для Саши. Та, кинув быстрый взгляд на внучку, достала постельное белье: «Стели на диване, чего уж там, антимонии разводить…» Оля в который раз подивилась бабушкиной мудрости и полному отсутствию в ней ненужного ханжества. На следующий день, прямо с утра, Саша выдерживал все бабушкины испытания: он безропотно наколол дров, вскопал огромную грядку и перенёс толстые брёвна от калитки вглубь сада. Оля удивленно взирала на своего парня – он был городским, аж в третьем поколении. Но здесь, рядом с бабушкиным домом, смотрелся заправским мужиком. Бабушка уважительно смотрела, как Саша переносит последнее бревно. Потом махнула ему рукой, и молча, показала на место рядом с собой, на огородной скамейке. Когда Саша сел, не зная, куда деть руки, которые пристроил на колени, МариВанна решилась: – Я смотрю, ты парень-молодец, хоть и городской… сподручный, всё умеешь…,– она провела рукой по волосам, покрытым белым бумазейным платком. – Да, приходилось, ездил восемь лет к бабушке, в деревню, под Тверь… – Вот-вот, я и говорю… одобряю я Олечкин выбор. Ольга смущенно кашлянула: – Ба, будет тебе… – Да ладно, …я не о том… Мария Ивановна опять привычным жестом, провела по волосам, и явно волнуясь, сказала: –Вот я к чему-то: снимаете ведь, в городе, там, а здесь, «гнездо» готовое, дом – полная чаша, въезжай и живи. Помру я ведь скоро, и дом ваш весь будет,– она попыталась заглянуть Саше в глаза. Саша сидел, ссутулившись, опустив глаза к ногам, голова - «в коленках». Он молчал долго, потом проронил, будто подавившись: – Мы… подумаем. Обещать не могу. Бабушка побыла на скамейке ещё минуток пять, почти не шелохнувшись. Горький вздох вдруг вырвался помимо воли из её груди. Потом она встала, оправила хозяйственный фартук, и сказала тихо: – Пошли, обедать… щи застоялись, в печи-то… Ольга молча сжала ей руку. ……… Бабушку похоронили через два года. Перед смертью, она всё пыталась что-то сказать Ольге, оживляясь только на её появление. Но так и не смогла. Ольга обменяла дом ещё через год, на квартиру в Городе. Это была невероятная удача. Они с Сашей поженились, и жить им в Городе было негде. В деревне работы не было. Дом стоял пустой и разваливался. Эпилог: Прошло двадцать лет. Оля с Сашей сидели на веранде только что построенного маленького домика-дачи, наслаждаясь тишиной и свежим воздухом весны. – А бабушкин дом, так и не смогли сберечь. Я себе этого никогда не прощу. – Когда ты перестанешь изводить себя. Мы поступили правильно. Другого выхода у нас не было. Мы бы и жить там не стали. И дом бы разрушился окончательно… – Я не знаю, я не уверена, он мне до сих пор снится, этот дом… |