Чья во мне душа? Может, русская? Как страдает она вдали от Родины! От места, где я родился. Она, как русская гармошка, иногда развернётся широко, всех в пляс зазовёт, а иногда затоскует в полночь, меня наизнанку вывернёт, слезами зальёт. Скулит, наружу просится!

Там в России, где я родился немцем, все делается иначе. Там под венец идут в белом, но со слезами, хоть это Божье торжество радости. А на войну, на смерть идут с улыбками, с весёлыми песнями – хоть грустнее не бывает. Там мама учила меня ходить босиком по весенней земле. В той земле она осталась лежать вместе с моими предками.

Там жёны шли за мужьями в Сибирь и на войну, на смерть. Там горюют до гроба, а празднуют до утра. Там гуляют сёлами, просто так! Смеются до икоты, поют до хрипоты, танцуют до упаду.

«За бугром» моя память тоскует, она, как пахнущий берёзой банный лист, прилипла и не отпускает прошлое. В нас русский дух, мы Русью пахнем!

Иногда во рту ясно ощущаю холодную колодезную воду, ломящую зубы. В руках чувствую сырые дрова, пахнущие смолой. На столе вижу квашеную капусту в помятой алюминиевой миске, за столом – молодых друзей. Все знают друг о друге всё! Ошибешься – поправят. По-свойски, как братья. В беде защитят. Встанут грудью. В праздники мимо не пройдут, но и без тебя за стол не сядут. Дождутся! Уважат! Там любят тебя – личность, а не за то, что у тебя что-то есть.

Там верующие носят медные крестики на ниточке, неверующие – золотые кресты на толстых цепях. Там малиновый колокольный звон гудит в багровом закате. Там купола церквей горят золотом. Там все право-славные! Там девицы – красные, а молодцы – добрые.

Там вечеринки проходят с частушками и топотушками. Там русская зима, и снежинки тают на ресницах любимых. Там страстное дыхание вдвоём, и жаркие поцелуи на морозе, под её окном. Там, в прошлом, остался невыключенным свет, падающий из ее незашторенного окна на свежий, белый снег.

Свет освещает следы только что убежавшей в рассвет любимой. И ты остался в этой огромной вселенной без неё! Один… Один на всём белом свете! На этом трескучем, утреннем морозе! Эти следы отпечатались в душе навечно и не дают спать до рассвета. И никто не знает, где находится тот выключатель, чтобы погасить, хотя бы под утро, в моём окне этот свет, отключить зелёную тоску по прошлому.

Откуда эти страдания? А может, я ухожу в будущее? В вечность? Может, рождается она во мне ещё раз? Свыше?

Чья же во мне душа? Может, русская?

А может, всё-таки Божья?

Райнгольд Шульц. Гиссен.