… Наташа проводила взглядом уходящий перрон, людей на нем. Сложив флажки, закрыла дверь вагона и прошла в освободившееся купе. Верхние полки были подняты. Она опустила их, проверила, не остались ли там вещи, забытые пассажирами, заглянула в багажное отделение над дверью. Подняла нижнюю полку, опустила, другую. Увидела на полу два фантика от конфет, сложенные «квадратиками» для игры « в фантики». Она села за стол и стала смотреть на, набегающую на вагон, тайгу. Наташа разглядывала эти два кусочка детства. … В пионерлагере они много времени тратили на эту игру. И мальчишки и девчонки соревновались в своём умении точно и грамотно положить такой вот «квадратик» на «квадратик» соперника. Она положила его на ладошку и лёгким ударом по краю стола положила первый квадратик на самый край. Взяла другой, прицелилась, и … квадратик лёг точно на первый. Выиграла. Наташа положила квадратики в карман. - Приеду, надо будет Верочку научить играть! – подумала она. … В этом купе ехала семья с Сахалина и молодой парень – Володя, который сейчас вышел. - Играют на Сахалине «в фантики». Не забыли. Думала Наташа, глядя в окно. …- Чего сидим? Давай, пока никого нет, протру пол. А то сейчас увидят, что купе свободно, проситься будут. В дверях стояла Светка. Светка – сменщица была смешливой и беззаботной хохотушкой. …Через минут двадцать в двери служебного купе стоял молодой парень и улыбался, «как медный пятак». -Девушки. Там купе свободно. Можно я в него переселюсь, а то в моём пацан «шубутной» - тесно ему. - Грамотно излагаешь. О других заботишься. Только билеты-то в него уже проданы. И не «факт», что там не будет «шубутная» пацанка. Светка вызывающе смотрела на парня. - Так с пацанкой всяко проще договориться, чем с пацаном. - Этттт точно! Пацаны часто «не догоняют»… - Это, смотря, кто убегает! - Ой, ой, ой! Из какого купе-то? Парень назвал. Светка переложила его билет в другую ячейку. - В ресторане есть конфеты в коробках. Вкусные. Она выразительно посмотрела на балагура. - Вечером будем пробовать. С чаем…! Парень подмигнул и пошел переселяться. - Как ты с ними… Подумает чего. У нас с тобой тут еды … Давай здесь поужинаем. Наташа увидела сумку с продуктами, оставленными Володей и сахалинцами. - Давай здесь. У меня ещё вечернее чаепитие будет. Рано пока. Давай попозже. Мне ещё сверку по свободным местам отнести надо. - Попозже, так попозже. Захватишь что-нибудь к чаю. - Зах-ва-чу. При-хва-чу. Если очень за-хо-чу. Не грусти, Натка! Молодость дается раз. А мы ей справа в левый глаз. Светка засмеялась и потянулась так, что слышно было, как хрустнули суставы. … Потом убежала, а Наташа стала выкладывать всё из сумки. Развернула газетный сверток. В нем были деньги. Много денег. Очень много. Она задвинула дверь. В голове что-то зашумело, закрутилось. Она, оглядываясь, ища, куда бы засунуть свёрток, стала метаться по купе. - Да, что же это такое? Успокойся! Она села и закрыла глаза. …- Володя сказал, что «купи, что-нибудь Верочке. Деньги в газете. От бригады». Винится в бригаде кто-то перед кем-то. Вспоминала она, что говорил Володя на перроне. - Значит мне деньги. За что? Ладно. Потом разберусь. Она прошла в купе проводников. Достала свою сумку. Вытряхнула из неё всё. Достала со дна картонку. Положила свёрток на дно сумки, накрыла его картонкой и сверху побросала все, как было. Сумку поставила на место. …- Ты чё? Случилось что? Зелёная вся. Не пугай меня! Наташка! Ты, чё? Светка стояла растерянная в дверях. - Что-то, как-то нехорошо вдруг стало. Наташа снизу вверх смотрела на неё. - Ты это кончай. Нам ещё два дня ехать. Дома умирать будешь. Или у Верки сестренка намечается? Светка присела рядом. - Откуда? Типун тебе, Светка, на язык! Накаркаешь! - А кто вас,- тихонь, знает. У вас же так – «ветерком подуло и надуло». - Балоло! Принесла что-нибудь к чаю? - Принесла. Есть не хотелось, но надо было всё доедать. До утра продукты могли испортиться. Попили чаю. - Свет! Пойду я! Что-то мне не по себе. Пойду. Ночью понадоблюсь – стукнешь. - По башке бы тебя стукнуть. Подруга. Иди уж. Знаешь, где меня искать. Светка стукнула костяшками по стене три раза, потом пауза и ещё два раза. … Наташа после поездки пришла домой поздно. Вера уже спала. - Намаялась что-то сегодня, я её раньше уложила. Ты что – серая. Случилось что? Мама встретила её в дверях. Наташа разделась, прошла в ванную, потом на кухню. - Мама, мне деньги дали. Много. Очень много. - Зачем? За что? А сколько? - Не знаю. Не считала. Ты сама говорила, что шальные деньги считать нельзя – «не к добру». - Говорила. Когда вы с Мишей после свадьбы сели считать. Конечно, «не к добру». «Не к добру» и вышло. Сколько всё-таки и за что? - Тысячи две, наверное. Не за что. Просто так дали. Сказали –«Купишь что-нибудь. Или сами придумаете.» Вот! … От бригады какой-то. Кто-то винится. С Сахалина парень ехал. Он и дал. Сказал - «Купишь что-нибудь. Или сами придумаете.» - Сколько?! Дела! Нарочно не придумаешь. А почему взяла? - Да, я думала, он мне за банку кофе деньги в сумку сунул. Кофе растворимый. «Касико». А потом посмотрела, а там … Тысячи две. Наверное. - Не было печали, черти накачали. Покажи. Наташа достала из сумки газетный сверток. - «Советский Сахалин». Прочитала мать. - Да. Не меньше. Она посмотрела на деньги и села за стол. - Угораздило тебя. …Завтра положишь на книжку. Убрать надо из дома их. Может хозяин появится. Дурные какие-то деньги. Беды бы не было. Ладно, садись чай пить. … Убери подальше. Мать кивнула на свёрток. - Мама. Я вот, что дорогой подумала. Наташа присела к столу. - Обменяем квартиру и мою комнату на одну. Будет большая трехкомнатная. Я в институте восстановлюсь. Может так? Здесь ведь стипендия за пять лет. Будем все вместе. А? … Не приедет Володя за деньгами. Не приедет. У него жена, сын – Петька. Девять лет ему. Не приедет. - Что за Володя? - Ну, это тот парень, что деньги отдал. … - Да, девка. … «Раскрывай ворота» - называется. Мать сидела за столом, разглядывая Наташу, опустившую голову, крутя пустую кружку. … - Да, девка. Пышешь!… Повторила она. Наташа достала из кармана фантики и положила их на стол. - Что это? Мать посмотрела на квадратики. - Фантики. Там девчонка ехала ещё … с Сахалина. Играли, наверное, с родителями. Взяла – Веру научить. Потеряли, наверное. Наташа посмотрела на мать. - Да, девка. Беда…а…а! Повторила она, пристально глядя на Наташу. - Наташа! А скажи, мы уже можем поговорить, как две бабы? Вот, просто, как две бабы, имеющей по дочке? Вот просто о себе, о жизни. Мать не отрывала взгляда от Наташиного лица. - Наверное, можем. Наташа растерялась и медленно передвинулась на краешек стула, положив руки на квадратики фантиков. Она поймала себя на мысли, что похожие чувства она испытывала, когда мама проверяла у неё уроки. - Наташа. Мне меньше сорока пяти лет. Поверь мне, что я не чувствую себя ни несчастной, ни старухой. Я хочу любить. Я могу быть любимой. Но я люблю и свою дочь. Я люблю свою внучку, её дочь. Мне страшно признаться, но я боюсь, что моя любовь делает и её, и внучку, и меня несчастнее. Несчастнее потому, что каждый день идет время. Идёт. Идёт. А я стою, как прибитая гвоздями к забору. Приходит день, наступает ночь, мимо идут, спешат куда-то люди, а я всё стою. Мне не больно, - мне «никак». Понимаешь? «Никак»! Я могу проходить весь день в халате. Я могу не выходить на улицу, если я одна. Я не хочу так. Я хочу «по-другому». Понимаешь? «По-другому»! Я не знаю как! Но хочу «по-другому». …Но я люблю свою дочь, я люблю свою внучку. Я нужна им. Я хочу, чтоб у них было хорошо. Я могу в чём-то помочь. Я рада бежать за «тридевять земель», чтоб помочь. А так… - моя помощь – это помощь … Как тебе сказать? Не знаю! Я своими руками толкаю вас в болото. А время идёт. Время идет. Оно уносит силы и желания. Оно приносит безразличие и пустоту. И они тоже стоят. Стоят. Никуда не бегут. Нет, чего-то того, что было… И стоим мы, обнявшись, любя друг друга, но стоим. Жизнь идёт, а мы стоим! Втроем стоим. Верочка, конечно, растёт, но…. Мы-то стоим, и она стоит! Наташа смотрела на мать. Действительно, - нестарая женщина. Только в глазах…, не грусть, а какая-то пустота. Наташа хорошо помнила, как принесли из роддома Верочку. Как светились мамины глаза. Лучики теплого света освещали всё кругом. А потом, как-то незаметно, потухли, а потом появилась эта пустота. - Мама. Я всё понимаю, но не знаю, что, как, делать. После гибели Миши во мне что-то пропало. Что? Сама не знаю. Что было? Тоже не знаю. Что-то было, а теперь этого нет. Я не знаю, что делать! - И я не знаю, что делать! Только знаю, что делать что-то надо! … Они сидели, положив руки на стол. Обе думали о своей жизни, о жизни другой, которая хорошо была известна во всех подробностях. О Вере, о годах, которые прожиты, о тех, что будут, о будущем, о другой бабушке, о бабушке и дедушке Наташи, о том, что, как-то незаметно всё заплелось в такой плотный клубок, что конца ниточки, за который можно было бы потянуть и распутать его весь, не видно. - Мама. Я знаю, ты советов не даёшь. Ты знаешь, я их не прошу. Что нам делать? Мама встала, взяла чайник, зажгла плиту, поставила на неё чайник, устало села опять за стол. - Если нельзя вернуть эти деньги обратно, то обменяй свою комнату на квартиру, где-нибудь здесь рядом. Забирай Верочку. Восстановись в институте, а там смотреть будем. Будем в гости ходить. Позовёшь – прибегу. Я другого ничего не вижу. Денег хватит и на обмен и «на пожить» какое-то время. Потом думать будем. На своих поездах ты никуда не уедешь. Да и я, как на перроне, эти два года. Провожаю и встречаю. И Мишина мама так же из-за нас живёт. Придумали мы все для себя жизнь, которой нет. Поставили Верочку в «красный угол» и в «молитвах на неё» не видим, что вокруг делается, что жизнь мимо нас идёт. И ещё обертку красивую этой жизни ищем. Кого обманываем? … Или, давай, я перееду в вашу комнату, а вы с Верой здесь оставайтесь. Это же твой дом тоже. …Часы идут. Дни бегут. А годы, Наташа, летят! Летят! … К дедам даже выехать не можем. Всё нам некогда. … У тебя должен быть свой дом. Понимаешь, свой. Без меня. А у меня - свой. Всегда открытый для вас. А ты обязана сделать так, чтоб…. Обязана. Понимаешь? Обязана сделать так, чтоб тебе, мне и Верочке было хорошо. Чтоб не одни вы с ней в четырех стенах в фантики играли. Понимаешь? Обязана. Вывернуться наизнанку, а сделать. Для себя, для Верочки, для меня, для дедов своих, для мамы Мишиной. Ходить по улице и улыбаться не потому, чтоб показать другим, что у тебя всё хорошо, а сделать, чтоб так было, что ты ходишь и улыбаешься. Фантиком не прикроешь от людей, то, что есть! У тебя есть шанс. И возможности. Вон пышешь вся. …Да и без этих денег был. Смелости не было. Только время потеряли. А так! Запремся мы в этой трехкомнатной и …. … Ладно. Давай спать, дочка! Поздно уже. … «Рельсы-шпалы, рельсы-шпалы, е-дет по-езд за-поз-да-лый…» Наташа засыпала под стук колес своего поезда. Напротив, в кресло-кровати спала Верочка. А Наташе уже снилось, что она куда-то едет. Куда – неизвестно. Но, её должны встретить. Она достала черно-желтый «кирпичик» ленинградской туши, открыла коробочку, достала щёточку, подошла к зеркалу. Она увидела себя стоящей у зеркала в купе поезда. В зеркале отражалась тайга, пробегающие телеграфные столбы, километровые указатели, на которых нельзя было разобрать цифр, себя, стоящую с закрытыми глазами. Она рассматривала своё лицо. Оно было спокойно. Наташа открыла глаза. Да. Это была она. Только моложе. И эта кофточка,- её они купили сразу после школы. Наташа подкрасила ресницы и удивилась, как у неё ловко во сне получилось. Быстро и аккуратно. Опять стала разглядывать себя, ища морщинки. Их не было. Она подумала, что Светка сказала бы, что сон хороший. Поезд стал притормаживать. - Ну, вот и приехала! Встречают ли нас? Почему нас? Подумала во сне Наташа. |