Он шёл по кладбищу и ни о чём не думал. То есть думал, конечно. Думал о тех, кого только что проведал. Жалел себя. Жалел, что тоже умрёт когда-то, что это неотвратимо. Умрёт, как Володя, как Натан, как Саша, как его тётя, как многие, многие другие. Сердце сжималось, что это «когда-то» с каждым днём ближе. «Никто через год не вспомнит, какие ты носил джинсы, но все будут помнить, какой ты был человек», - всплыла в голове мысль вычитанная им неизвестно где. - Что касается тебя, то возможно наоборот. Будут помнить что угодно, те же джинсы, а тебя помнить не будут». Вадим криво усмехнулся. Захотелось быстрее покинуть кладбище, он ускорил шаг. До ворот ещё было далековато и он, чтобы сократить путь, пошёл между могил. Вдруг увидел свежий холмик из красной земли.На нём сиротливо стоял горшок со сморщенным кактусом, из которого торчали несколько жёлтых лепестков. На могилке валялись разбросанные, давно увядшие цветы. Но самое интересное это то, что он нигде не увидел хоть какой-нибудь таблички с фамилией умершего или умершей. Огляделся, глазами пошарил вокруг. Вдруг валяется дощечка где-нибудь в песке. Только кроме втоптанных в песок цветов да пары сгоревших свечек ничего не нашёл. Зато за кактусом глаза заприметили какую-то книгу в тёмно-коричневом переплёте. Вадим наклонился и поднял её. Постучал по колену, стряхнул песок и хотел прочесть название. Только это была не книга, а толстая тетрадь в грязной обложке. В верхнем правом углу было едва заметено изображение парусного кораблика на золочёном шпиле адмиралтейской иглы. «Стало быть, здесь лежит хозяин тетрадки, репатриант из Ленинграда,- подумал Вадим. – Хотя, мало ли, может и не из России». Но то, что тетрадь принадлежала покойному, в этом Вадим почему-то не сомневался. Локтем провёл по обложке, какие-то буквы были неровно вписаны и еле заметны. Раскрыл её. На развороте календарь 1972 - 73 годов. Он был испещрён записями, сделанными чернильной ручкой. Перечёркнутые крестиком какие-то дни, подчёркнутые месяца и галочки, разбросанные с обеих сторон тетради по всему календарю. «День рождения Саввы»- прочёл он, что было написано более, менее разборчиво вдоль столбика месяца февраль. Перевернул первую страницу и увидел написанное убористым, неровным почерком в середине листа: «Стела Бергман. Мои заповеди на каждый день». Вадим покрутил головой, ища, где можно присесть. Опустился на лавочку соседней могилы. «Значит здесь лежит некая Стела. Сколько же ей было лет? Судя по тетради, по датам и записям в ней, похоже, что её хозяйка была далеко не молодой\". Он, как будто забыл, что торопился покинуть кладбище. Сейчас более всего занимали его эта тетрадь. Стал читать.\"Жизнь несправедлива, но все же хороша\",- первая строка. Вадим насмешливо хмыкнул. Возразить нечего. Почти аксиома. Далее шло:\"Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на ненависть\". Подумал: «Господи, прописные истины, но интересно! Может быть, потому что писал это умерший человек! Жизнь, действительно, бывает невыносима, но она ведь правда хороша! А про ненависть? Где-то он уже слышал подобное. «Умей радоваться жизни! Те, кто ею не довольны, умирают быстрее». Хотелось пить, солнце нещадно палило, но оторваться от чтения Вадим уже не мог. "Работа не позаботится о тебе, когда ты болеешь. Это сделают твои друзья и родители. Береги эти отношения". А это утверждение показалось ему неоднозначным. «А если друзья работают рядом, разве они не помогут, когда заболел? Помогут, обязательно помогут. Уж апельсины с соками будут обязательно таскать тебе в больницу».Каждый месяц оплачивай долги по кредиткам. «И в этом ничего нового. Я плачу даже чаще. Как научиться жить без долгов вообще?У покойной про это нет?»"Не обязательно выигрывать в каждом споре. Согласись или не согласись". «Стоп – стоп. А если спор принципиален и касается твоей честности, твоего имени? Как тут не стремиться спор выиграть, если задевают честь и порядочность? Всё дело, наверное, в предмете спора. Джордано Бруно взошёл на костёр не зря. Земля до сих пор вертится. Она вертится! Инквизиторы проиграли спор! А есть другие споры. Недавно он разбивал руки спорщикам. Один божился в один присест съесть 200 штук пельменей! Счастливый! Он выиграл два литра водки! Всегда важна суть конфликта, предмет спора. Ладно, что там дальше». "Плачь вместе с кем-то. Это лечит лучше, чем плачь в одиночестве" . «А это, по-моему, не серьёзно! Никакой плачь не лечит! Может просто, слегка облегчает страдания, но лечить не может. И потом как это плакать с кем-то. Плачь дело почти интимное, во всяком случае, не очень публичное. Записки в Стене Плача как раз говорят про интимный характер страданий и слёз».Стал читать дальше."Допустимо злиться на Бога. Он поймет". Вадим задумался. «У меня злость на него возникла давно. Он не захотел услышать меня, когда я просил его за маму. Отвернулся от моих молитв, не услышал, маму забрал. Ни черта он меня не понял». Дальше Вадиму про это думать не хотелось."Копи на пенсию с первой зарплаты". «Ну, это просто нравоучение. Практический совет доморощенной экономки». Ему стало смешно. Представил, как семнадцатилетний юноша часть первой зарплаты отложил на пенсию."Когд а дело доходит до шоколада,сопротивляться бессмысленно ".«Вот тут стопроцентное попадание! – оживился Вадим. - Только если шоколад заменить водкой! По себе знаю, как тяжело отмазаться от друзей, устоять против соблазна пропустить с ними по малой, когда они буквально наседают. История знает немало примеров когда, сломавшись сопротивляться друзьям-собутыльникам, спивались весьма сильные личности. Сколько об этом сказано, написано и снято! В данном же случае бабуля, наверное, любила шоколад. Отказать себе в этой слабости не могла. А ей, может быть, сладкое, шоколад был запрещено врачами». Вадим поднял голову. «А почему собственно «бабуля?» Сколько её было годков нам не ведомо».Стал просто переворачивать страницы.«Как много записей успела сделать, как много успела переосмыслить, понять и оценить». Заметил, что некоторые страницы были вырваны, отдельные просто беспорядочно вставлены, а какие-то лежали в тетради сложенные пополам.Одну развернул и сразу прочёл: «Стела Бергман. Род. 1907 год. Литва, Вильнюс, скончалась - Тель-Авив, Израиль, 8 сентября 2004 года.Вечная память».И подпись:«Савва Томашевич». Написано было чьей-то твёрдой рукой, синим фломастером, «Почему чьей - то,- подумал Вадим.- Это писал он, Савва Томашевич. Тот самый, чей день рождения Стела пометила в календаре. Значит, женщина умерла почти полтора месяца назад». Подумал, наморщил лоб: «Стеле было 97 лет! Бабуля! И не просто бабуля, а бабуля сторожил! Можно мысленно поклониться ей! Дожив до преклонных лет, сохранила трезвость, ясность ума, философское отношение к жизни и умение делать неожиданные выводы из банальных историй, которые собственно и составляют жизнь». Вадим встал, распрямил спину, огляделся и увидел большое пятно тени, что падала от низкорослой пальмы, растущей рядом с дорожкой. Он сел, прислонясь к ней, стал снова читать: \"Примирись со своим прошлым, чтобы оно не испортило твое настоящее\".« Что ни строка, то открытие! Хотя бы даже, потому что оно спорное, неоднозначное! Прошлое моё было много достойнее, интереснее, содержательней настоящего. Потому что проходило в стране, которой уже нет, как нет и меня того - успешного и затребованного. Моё жалкое нынешнее настоящее оно испортить никак не может. Может только показать бездну, которая пролегла меж моим прошлым и настоящим. Я давно уже лечу в эту пропасть».\"М ожно позволить себе заплакать в присутствии своих детей\". «Бабушка плакала только в присутствии детей? И больше никогда? Когда она утверждала, что плакать лучше с кем-то, неужели имела в виду детей своих? Эту мысль я читал выше. А, по-моему, не имеет особого значения, плакать ли вместе с детьми или одному – главное чтобы не по ним! Боже сохрани плакать по своим детям!». Вадим вспомнил чьё-т выражение: «Предпочтительней чтобы с меня смеялись, чем плакали надо мной». Но это уже несколько другая история»."Не сравнивай свою жизнь с чьей-то. Ты и понятия не имеешь, что им приходится испытывать на самом деле". И опять он поразился точности замечания. У него по жизни с лихвой было примеров в справедливости этого утверждения! Совсем недавно, не скрывая зависти, смотрел на шикарную американскую тачку со всеми мыслимыми и немыслимыми прибамбасами. Таращился, не скрывая восхищения, пока не подкатил к ней на коляске молодой парень. Он был без ног. Сил не было смотреть, как он щёлкает пультом, упаковывая своё тельце в салон. Вадим повернулся и пошёл. Шёл и благодарил Бога за то, что ходит лишь слегка прихрамывая. После серьёзной, дорожной аварии мог быть похожим на парня. Не надо никаких «Мерседесов!» Или как тут не вспомнить семью одного его знакомого. Они оба специалисты в хайтеке, внешне успешные по жизни. От их дочки Нелли нельзя отвести глаз! Красавица! Точёная фигурка, волнистые чёрные волосы, завораживающая, ослепительная улыбка. Свободно говорит по-английски и по-японски! Как-то он задержался у приятеля, неожиданно пришла эта семья и все вместе сели пить кофе и смотреть «Минуту славы». На самом интересном месте гости заторопились домой. После их ухода Алекс сказал, что если их дочке вовремя не сделать гемодиализ, она умрёт. Сахарный диабет. Совсем не старые родители. Только у отца девочки случился недавно инсульт и голова полна белых волос. У супруги больное сердце. Но какие улыбчивые и какие они несломленные горем! А вот строка, о том, что напрямую связано со страной, с её драматической особенностью – нашим ежедневным противостоянием арабам, ежедневной угрозой возможного теракта. \"Садясь в Израиле в автобус, вы рискуете на будущий год не быть в Иерусалим\". «Так написать может только человек, который живет среди этих автобусных, железнодорожных, туристических - любых маршрутов. Ездит по городам, путешествует по стране и бесконечно любит Иерусалим. Только его любовь, омрачает страшная тень смертника. Любовь от этого не становится слабее. Скорее напротив. Не потому ли Голда Меир заметила однажды: \"Мир у нас будет тогда, когда арабы будут любить своих детей больше, чем они ненавидят нас\". К этому трудно что-нибудь добавить.Снова о смерти». \"Умирать всегда легче, когда знаешь, что ТАМ будет ходить твой любимый 11 номер трамвая\". «Что имела в виду Стела? О каком трамвае скучала? Скорее всего, о трамвае, что ходил в её родном Вильнюсе потому как, у нас пока трамваев нет. А если бы были, никакой не заменил бы ей родной одиннадцатый номер». Вадим поднял голову, вспомнил, как гремели трамваи Петроградского района в Ленинграде, когда он ездил или во Дворец Культуры им. Ленсовета, или во Дворец молодежи, или ещё куда. Представил, как трамвай мчится рассекая облака на том свете. Причём так же стуча по клубам облаков, как по рельсам. Стал читать дальше. И опять о смерти. \"Чужая смерть обескураживает больше, чем своя собственная\" . «Что за страница такая? Что за настроение двигало бабушкиной ручкой? Опять непредсказуемое, ошеломляющее открытие. Чем больше я читаю вас, дорогая Стела, тем сильнее меня обескураживает ваша смерть. Обескураживает хотя бы из-за того что не довелось при жизни быть знакомым с вами». \"Все может измениться в мгновение ока. Но не волнуйся: Бог никогда не проморгает\". «А вот тут позвольте возразить вам. Говорят Бог не фраер. Фраер и ещё какой! Зачем, как он смел, проморгать Катастрофу? Как позволил допустить ад на земле, если его место на небесах?Когда возникают диспуты на эту тему, я часто слышу, что шесть миллионов достаточное число, после которого Господь спохватился.Как говорится без комментариев». \"Ничего не храни для особого случая. Этот особый случай - сегодня\". «Наверно строка эта опять продиктована драматической особенностью страны. Противостоянием двух сил. Здесь живут каждый день, как последний. Возможно, звучит с оттенком паникёрства, но я часто слышу от соотечественников: «Не откладывай жизнь на завтра.Завтра может не наступить». Или:«Кто откладывает жизнь на потом – обкрадывает сам себя».\"Человек, скоторым приятно разговаривать это человек,который может великолепно слушать\".«Го споди! - поразился про себя Вадим,- слово в слово так сказала ему об этом когда-то мама! Однажды в очередной раз, посмотрев своё любимое кино «Три тополя на Плющихе», эпизод в котором героиня Татьяны Дорониной поёт, а таксист, которого играл Олег Ефремов, облокотившись на руль, машины слушает. И не важно, что слушал песню. Мама сказала тогда, что кто умеет слушать песню умеет слушать собеседника». В этот момент Вадим с тоской подумал, о том, что не свела его судьба со Стелой, пока она была жива. С каким желанием, с каким удовольствием он рассказывал бы ей о маме! \"Самый важный орган в сексе - это мозги\". «С этим утверждением всё понятно. Всегда надо включать мозги, думать головой, прежде чем совать другой не менее важный орган в малоизведанную или совсем незнакомую почву. Чтобы не затупился, не заржавел плуг. Это заявление ещё интересно тем, что написала его бабушка».\"Вр емя лечит почти всё.Дай времени время\".«В этой строчке вполне уместно слово «почти». То есть Стела допускает мысль, что есть в мире вещи, которые времени не подвластны. Где-то он прочёл следующее: «Все на свете боится времени, но время боится египетских пирамид». Или она имела в виду что-то другое? Так или иначе, время инстанция бесконечная и безжалостная. Когда приходит час человек умирает. Час старения. А старость угнетает не мыслями о прошедшей молодости, а воспоминаниями об умерших».И тут же, как бы в продолжении диалога со Стелой Вадим прочёл вот это:\"Состариться-более выгодная альтернатива, чем умереть молодым\". «Казалось бы бесспорно. Но только на первый взгляд. Есть ли какая-нибудь выгода в ранней смерти? Есть ли выгода в смерти вообще? Выгода сама по себе не бывает. Если есть выгода, значит надо искать того, кому она выгодна! И мы их находим. Как часто молодые, решившиеся однажды на суицид. Не думаю, что они погибают с мыслью, что их смерть принесёт родным, родственникам выгоду.Законченные эгоисты, думающие только о себе, делают шаг с крыши.Они слабаки, не сумевшие перебороть свои трудности жизни. Что не убивает, делает тебя сильнее, а что убивает, делает трусом, дезертиром и мертвецом, в конце концов. Вадим вдруг поймал себя на мысли, что стал выражаться, как Стела – афористично. Ничего подобного раньше за собой не замечал.«С кем поведёшься…»,- мелькнула мысль.А вот новая строчка Стелы:\"Жги свечи, пользуйся хорошими простынями, носи красивое нижнее белье\". Заповедь эту Вадим никак не мог понять. «Как, сразу всё вместе? И свечи, и простыни, и нижнее бельё? Какой-то странный ритуал. Если бы не свечи можно было подумать, что речь идёт о бане.Сидишь в предбаннике, завернувшись в простыню, а потом надеваешь красивое нижнее бельё. То есть трусы и майку. А свечи используются, когда в бане вырубают свет».Растерянность вызвала следующая заповедь:\"Не жди старости, чтобы надеть ярко-красную одежду\".«Пра вильно. Не жди старости.Сразу иди в баню.Там носят красивое нижнее бельё и, наверное, тебя примут там, в ярко-красной одежде». Вадим оторвался от чтения, поднял голову и увидел похороны. Метрах в двухстах от него стояла горстка людей, одетых в черное.Едва слышна была заупокойная молитва раввина. «Заплачет сын, он кипу б не надел, когда тебя, как мелочь из копилки, раввин стряхнёт в конечный беспредел, точней в песок, освободив носилки» - прошептал он недавно придуманное им же и полистал тетрадку. Уже была видна последняя странице. Пить хотелось очень, но Вадим решил не уходить, пока не дочитает. \"Неважно, плоха ли ситуация или хороша - она изменится. Всё проходит\". «Извините Стела, об этом немного раньше сказал Соломон. Но от этого ваша чуть расширенная заповедь не стала слабее».\"Зав исть - это пустая трата времени. У тебя уже есть все, что нужно\".«Чело век гордый, человек с чувством собственного достоинства именно так и подумает. Не имеет никакого значения для него, что от нищеты и слабости (тут я немого утрирую, но черта бедности есть) он не попадает ключом в замочную скважину. Не обращает никакого внимания на соседа, у которого тоже скважина, но нефтяная! \"Бог любит тебя, потому что он - Бог, а не из-за того, что ты что-то сделал или нет\". «Он может так же, как любить ненавидеть меня, потому что он Бог. Не очень хочется об этом… ненависть, равно как и любовь, слишком сильные чувства. Нет у меня к нему ни любви, ни ненависти.И снова о евреях,точнее об Израиле».\"У еврея, совершившего репатриацию, две родины – одна, где он родился и другая Израиль\". «Вот так вот! Безапелляционно, без тени сомнения, не оглядываясь ни на какие Моисеевы скрижали: «Бог дал Евреям землю, государство Израиль». Вот интересно, как рассуждала Стела, выводя эту заповедь? Допустим так:«Дать то дал, только это ещё не значит что, они его получили.Евреи, подобно блуждающим звездам на небе блуждали, блуждали, значительную часть пути пробыли в плену у египтян, а потом Моисей провёл их через море и они обрели свободу! Свободу только не Родину. Родина была занята и называлась, почему то не Израиль, а Палестина. Родина это место где человек родился. Моя Родина-Литва. Хорошая она или плохая - это другая история, как и история про другую Родину Израиль».Вадим задумался:«Так ли рассуждала Стела?Этого никогда он не узнает».Только так же как она,с некоторых пор, Вадим понимал, что Израиль для него не просто еврейское государство. Сердце же отзывалось на край, где родился – Белоруссию. Далее увидел запись не на русском языке. Pastatyk pilį smėlio geriau su kuo nors kitu. Kai išnyksta, liks prisiminimai apie vieną, su kuriuo jį pagamino. Нутро подсказывало, что это литовский язык. Только дома,найдя в интернете, переводчик с литовского, перевёл:«Строить замок на песке лучше с кем-то. Когда он рухнет, останутся воспоминания про ту, с кем ты его строил».В этой мысли его немало удивила абсолютная уверенность автора, в том, что замок непременно рухнет! «То есть строителям Стела не даёт никаких шансов, что они счастливо проживут в построенном замке и умрут в один день.Наверное, по её логике важнее не замок, а воспоминания про ту, с кем он был построен.Память важнее любого замка, дворца, виллы,коттеджа! А и, правда, что жалеть о них,когда они из песка!Немножко не понятно только почему написано на литовском».\" Кладбище потому и погост, потому что там лежат погостившие\" .«Да, действительно, мы на земле временные гости. Погостили и на погост.Стела отметила это и отправилась за всеми, чьи сроки навестить землю закончились раньше. Для всех живущих она оставила эту памятку». Никто, кроме тебя, не несет ответственности за твое счастье. «Что это за счастье, за которое нужно нести ответственность?По-моему счастье это когда ни ответственности, ни обязанности, ни каких либо других нравственных условий.Просто счастье и всё! Счастье, как удовольствие. Оно не требует ни ответственности, ни отчёта. Счастье это когда на вопрос «как дела?»тебе не надо врать что хорошо.Думаю, таких людей наберётся очень мало, а то и вовсе не наберётся.Люди живут в предчувствии счастья и так проживают жизнь».\"Хоть жизнь и не повязана бантиком,это все равно подарок\".Вад им не заметил,что эта запись последняя в тетради.Далее были видны выдранные страницы и обложка с тем же календарём далёкого 1972 года.«Сказано красиво,лаконично и образно.Так могла сказать только Фаина Раневская. Ан, нет! Природа одарила тонким и наблюдательным умом ещё и эту женщину.Подарок исчерпался, закончился.Жизнь прошла через 97 лет с момента рождения вильнюсской девочки.Жизнь прошла, остался лишь бантик – эта тетрадь с заповедями на каждый день. А вырванные страницы это заповеди, вероятно, для тех,кто решил жить не по всем заповедям, а избирательно.Только по тем, которые его устраивают». * * * Выйдя за ворота кладбища, Вадим снял кипу и подошёл к колонке, хотел напиться. Откуда ни возьмись, появился какой-то человек в грязных джинсах и в такой же грязной майке. На голове шапка с ивритской надписью«Банк Апуалим». Небритые запавшие щёки и шамкающий рот: -Э, послушай, угости сигареткой. -Не курю, завязал. И тебе советую,- миролюбиво ответил Вадим. -Завязал,… а ещё, блядь, кипу надел, сука. Мужик повернулся и пошёл. Вадим хотел броситься в след, но передумал. Подставив рот под упругую струю холодной воды, стал жадно пить. Блаженствовал, ловил кайф. «Это и есть тот самый подарок, о котором говорила бабушка. Жизнь, у которой в жаркий полдень можно напиться студёной воды. Только Стелы уже нет, а всякое отродье живёт. Боже,куда ты смотришь?На каких весах взвешиваешь прегрешения и благоденствия?».Напившись,Вадим подумал о том, что стоит, может быть, разыскать Савву? И тут же: «А зачем? Вдруг встреча с ним ляжет тенью на светлый образ, который он нарисовал себе, думая о Стеле. Вдруг встреча порушит этот образ, ослабит память о человеке. Нет, не надо! В их потусторонние отношения он никого не желает пускать. Заповеди теперь только их! Их, а не племянника! Тот, похоже, в спешке похоронил тётю, а дальше хоть трава на могиле не расти! …На следующий день, подгоняемый страхом, что тетради не будет на месте, Вадим прибежал на кладбище. Нет,слава Богу,она лежала там же,под кактусом.Он воткнул в землю самодельную досточку, которую сбил дома с именем и датами смерти Стелы, как смог поравнял стороны могилы, убрал с неё мусор и поставил на песок банку с водой.Из неё торчали три алых розы.Постоял,помолчал,вспоминая умерших. Вспомнил о маме и,неожиданно похолодело сердце.Более пяти лет не был на её могиле. Она похоронена далеко, на американском, еврейском кладбище. «Чего стоят эти заповеди, если ты так долго не был у мамы?- пронзила мысль. – Ты лишь их жалкий коллекционер, не больше, не меньше». Как бы в доказательство этому Вадим поднял тетрадь и поплёлся к воротам кладбища. |