Вечер Бабка скалкою стучит, Дед кряхтит на печке. За окном звезда горит, Как огарок свечки. Внук играет под столом В прятки с рыжей кошкой Так, что ходит ходуном Стол, как конь, на ножках. Лик Угодника в углу, На иконе, замер. Тараканы на полу Шевелят усами. Под окном не спит сверчок. Ночь шатром нависла... Лёг деревне на плечо Месяц коромыслом. 25 марта 1986 – 22 ноября 2000 гг. На родине Выплывает за Доном заря, Как казачка в нарядах из шёлка. Рыщет ветер, как волк, по полям И притихшим осенним просёлкам. Чуть гудят провода передач, Убегающих вдаль, за курганы. Примостился на проводе грач, Воробьи расчирикались рьяно. Лесополосы дарят красу – Кроны тронул слегка медный колер. И роняет, как будто слезу, Небо каплю дождя на поле, По которому я иду. И мне кажется... Нет, невозможно! Словно лошадь по тонкому льду, Следом... город идёт осторожно, Из которого я убежал... Эта степь мне – что берег матросу! ...Сзади – трассы дамасский кинжал Режет поле, Как девичьи косы. Золотая печаль По утру воздух свежий над рожью. Всходит солнце, поля озарив. И взгрустнётся мне тихо о прошлом У прибрежных, задумчивых ив. Я не часто встречался с удачей, Жизнь швыряла меня, словно мяч. Вот опять вспоминаю и плачу Об одной из своих неудач. О любви, о коварной измене, Что готовил безжалостный рок. О фатальной чреде невезений, Что лишь чудом я выдюжить смог. Та беда обернулась сторицей, Но светла золотая печаль. Пусть хоть изредка сердцу приснится Эта девственно чистая даль. Эта грусть одиноких черёмух, И равнин бесприютная ширь. Этой жизни загубленной омут, Эта боль беззащитной души. Гармонист С головы сорву фуражку, как лист: «Выходи-ка ты на круг, гармонист! Чтоб развеялась тоска по степям, Чтоб пустились в дружный пляс тополя, Чтоб цыганским платком наш петух Тоже рвался с насеста на круг, Чтоб валился бы тын от девчат, Чтоб детей было – словно галчат, Чтобы дед под сто лет, сняв тулуп, Засиял как серебряный рубль, Чтоб наседкою бабка прошлась И частушку прошамкала всласть, Чтоб гудела земля у реки, Отлетели чтоб враз каблуки, Чтобы дюжий, как будто гора, Участковый плясал до утра, Чтобы пар шёл от огненных лиц!.. Только где ты теперь, гармонист?!» Выходной В клубе танцы до упаду – Изощряется ансамбль, То затянет песню «АББА», То «сварганит» что-то сам. Мы зеваем. Пляски эти В городах прошли давно. И вздыхает Марков Петя: «Показали б что ль кино!» Ну куда пойти-податься На деревне в выходной? И решает Петя: «Братцы, Есть идея. Все – за мной!» По садам ведёт «Сусанин» Свой отчаянный отряд Мимо речки, мимо бани, Мимо помидорных гряд. Вот и цель! Под стенкой кто-то Разливает... квас, не квас... «Прибывает нашей роты!» – Он кричит, завидев нас. Комментарии излишни. «Да-а, – вздыхает наш «Сусанин», – Так сказать, поспели вишни Во саду у дяди Вани!..» А народ в сельпо судачит: «Городские... не чета нам!..» Продавщица, выдав сдачу, Ящик двигает – с «Агдамом»! Ящик?.. Нам!.. Ребята в шоке, Пятятся по-рачьи задом... Петя Марков пыжит щёки: «Нам бы ящик... Лимонаду!» Сельская зарисовка Стадо пасётся лениво. Ветер колышет камыш. Ива грустит у залива, – Кажется – Ты всё грустишь... Кончилось шалое лето, Скучен запущенный сад. Дымом от сигареты Тучи на север спешат. Хмурые лесопосадки Хрипло скрипят на ветру. И на душе очень гадко, Будто я завтра помру. Кладбище Я брожу по притихшему кладбищу: Всюду брошенных горы венков. Вот опять я теряю товарища И совсем не теряю врагов. Занят думами я невесёлыми: Слишком близко ты, подлая смерть. Скоро все мы с земли новосёлами Вдруг нагрянем к тебе на тот свет. И святые и каты отпетые, – Весь запойный российский народ… Хватит места болезным на свете том, Всех могилка на кладбище ждёт. Лягут все: господа и товарищи, Примирит всех кладбищенский быт… Хорошо среди мёртвых на кладбище, Ни о чём не жалея, бродить. Опоздание Луна с лицом мертвеца По небу скользит привидением. Проведать больного отца Мы едем с женой в деревню. Поля кругом – как в мелу, Кряхтят от снега посадки. И фарами высверлив мглу, Автобус наш мчит без оглядки. Я давно отвык от села, Стал я в городе первый парень... Но вот за окном проплыла Заря, как красное знамя. Я купил билет в отчий дом, Захватил потёртую сумку... А мороз чертил за окном Свои шальные рисунки. Я давно не видел села, Растерял все его привычки... Но луна всё время плыла, Зажигая звёзды, как спички. Мне казалось – она мой путь Освещает сиянием строгим... Старика застывшую грудь Я в гробу увидел с порога. Рядом жалась моя жена С бесполезной семейной сумкой... Я коснулся щекою окна, Где мороз начертал рисунки... Отчий дом Пусть холодно в доме и сыро, Пусть двор продувают ветра. Душа жаждет счастья и мира, Любви и бесед у костра. И песен до боли знакомых, Тягучих, как путь верстовой. Пусть нету удобств в отчем доме, Всё ж есть в нём извечный покой. Тепло материнского слова… Икон нарисованных ряд… Я мысленно снова и снова Туда устремляю свой взгляд. Устав от забот злого века, Пошлявшись с лихвой по стране, Мы, словно паломники в Мекку, К родимой спешим стороне. В семейном кругу отогреться, Спешим мы озябшей душой, Чтоб с радостью слушать как в сердце Вливается мир и покой. * * * Вздыбил мёрзлую землю кювет, Колея по грунтовке – вразнос. Милый край – я здесь не был сто лет, Я сто бед без тебя перенёс! Я скитался по разным местам, Видел север далёкий и юг. Только не было родины там, – Потянуло домой меня вдруг. Пусть в краю нашем климат суров И ветра бьют в оконницу пусть. Я нагряну, как снег, в отчий кров, В дверь озябшей рукой постучусь… Мне не долго теперь уж идти. За спиной – сто простуженных вёрст… До жилья – поле лишь перейти, Да заснеженный старый погост. Вечер Бабка скалкою стучит, Дед кряхтит на печке. За окном звезда горит, Как огарок свечки. Внук играет под столом В прятки с рыжей кошкой Так, что ходит ходуном Стол, как конь, на ножках. Лик Угодника в углу, На иконе, замер. Тараканы на полу Шевелят усами. Под окном не спит сверчок. Ночь шатром нависла... Лёг деревне на плечо Месяц коромыслом. «Негромкий» поэт Николаю Рубцову Бесится дорога за увалами, Здесь балет на льду, а не езда!.. Бьют в глаза мне огненными фарами Медленные автопоезда. Вдруг сигнал нечаянный прорежет Колкую, упругую пургу, Но чем дальше, тем всё реже, реже Встречные машины пробегут... И представлю я, как ночью где-то, На развилке призрачных дорог, Встретил я «негромкого» поэта, Но промчался мимо, не помог. И остался он среди равнины, Сквозь метель шагая напролом... И когда теперь ещё машина? И когда деревни первый дом? Не поднял руки он мне навстречу, Поленился я притормозить... Мне пред ним оправдываться не в чем, Так же как ему меня – винить! Только что от мыслей горьких проку, На Руси – то вовсе не секрет – Тяжко жить в отечестве пророку, Если он, к тому ж ещё, – поэт! Ночь В. Сычёву За окном тишина, как в раю. В небе молится месяц-пророк. У окна, будто в храме, стою, Затаившись, гляжу на восток... Рай ночной, ты обманчив на взгляд, Вот садится вдали самолет... Грусть моя не имеет преград, Всё зовет, всё куда-то зовет. Не желаю я вечного рая, Хоть и слышу пропеллеров визг... В этот миг я, судьбою играя, Тихо плачу, напившийся вдрызг. Жизнь моя, – словно воз перегружен... Тащит сбоку дороги лихой. Никому в этой жизни не нужен Не хороший я и не плохой!.. Не желаю ни ада, ни рая, Лишь бы поняли – был он поэт! Как же тяжко, не видя, не зная, Жизнь терять на заре юных лет. Осенний ноктюрн Осень тоской завьюжила, Жалит сердца иголками. Ветры скрипят простужено, Кроны деревьев комкая. Небо просыпет изморось За воротник нечаянно. Книгу судьбы перелистывать Станет октябрь в молчании. Нет от хандры спасения. Дней опадает крошево… Жизнь ты моя осенняя, Что в тебе было хорошего? Дубль (Парадоксы кинематографа) Берёзу опутав удавками рук, Весь в рваных дырах пробоин – Кончался в кино седой политрук, Уходил из жизни как воин. Лесок сотрясался от взрывов близких, Жужжали вверху истребители. И немцы, схватив молодую актрису, Пытали её при зрителях. Был кадр заснят как в том Голливуде, Никто не заметил подвоха. Даже большие белые груди Было видно неплохо. Потом актрису увели на расстрел, А зал шевельнуться не мог. Каждый глазами голодными ел Следы босых её ног!.. Ода о скалах Если скажешь мне: «Прыгни со скал!» Пойду за билетом в Тбилиси, Оставив с вином недопитый бокал, Да стих, посвящённый Ларисе. Я женщин подобных ещё не встречал И больше, наверно, не встречу. Я «горькую» пил, над стихами скучал И юность свою покалечил. Я в жизни уюта себе не искал, Обиды терпел – всё от Бога. Я ради любимой готов – и со скал... Ты скажешь: «Туда и дорога!» | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
