СЛОВО ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ ПРОКУРОРУ ДЕДУ Птицы. Автор Андрей Волженин ___________________ Уважаемый Высокий Суд! Столько лет прожил я на свете белом, столько всяких литературных судов видел: и праведных, и не очень. Но Вердикт – суд особый: здесь не Автора разбирают, не его прегрешения, а только то, что представил он на рассмотрение лиц сторонних, т.е. Присяжных и прочих Прокуроров. Однако, грешным делом, не удержался я – зашёл на страничку Андрея Волженина, заглянул в глаза молодому человеку, да увидел в них свет ясный да чистый, улыбку очень даже приятную. И скажу вам, что обдало меня жаром этой молодости Автора, его желанием писать, прозу писать, стихи. И так мне радостно стало, так просветлённо и обнадёживающе. Вернулся к стихотворению, обозначенному как Авторская песня. И совсем меня это порадовало: таланты есть, таланты создают новые произведения, осваивают новые для себя формы отражения состояния души своей, выражения своих чувств. Уважаемый Высокий Суд! Я внимательно ознакомился с выступлениями всех Присяжных. Что же увидел? А увиделось мне, как хорошо отнеслись они к Подсудимому, к его стиху-песне. Как пытались разобрать по строчкам, по фразам. Предлагали своё толкование отдельных кусочков стихотворения. Даже мелодию напели. Я это к чему – а завидно стало мне. Вспомнил свою молодость. Свои первые-вторые шаги в поэзии. Свои восторги от написанного на чистом листе (тогда ещё я ручкой-карандашом писал). А уж как отстукивал свои лучшие стихи на печатной машинке одним пальцем, да боялся букву пропустить, ошибочку допустить – лист, однако, сразу шёл в корзину. Вспомнил, как отправил я по почте свои первые стихи в некое поэтическое заведение. Как хотел, чтобы меня там поняли, да стихи похвалили и напечатали... Но получил я сухой ответ в конверте: «Ваши стихи нам не подошли». Вот всё, что было мне сказано. Уважаемый Высокий Суд! Вы уж простите такое длинное введение. Не гневайтесь на пожилого человека. Просто молодость вспомнилась, да горечь вот промелькнула: что ж тогда мне не уделили внимания. Что ж советы не дали. Горько это. И шёл я одинёшенек дорогой долгой. И много-много работал – читал других авторов да думал: почему же мне одно нравится, а вот другое – нет? Да прислушивался к словам, которые изредка говорили мне про мои стихи. Если хвалили – слушал опасливо. А вот поругивали – думал-вникал в замечания. И сильно сердился. На них, на тех, кто не понимал меня. И наконец наступило то прекрасное время, когда я начал сердиться на свои стихи. Я немного прозрел. Я увидел много того в них, на что указывали критики: и метания смысла вслед за подходящим по рифме словом, и бледность отражения мыслей на листе бумаги, (а потом и на экране монитора), своих сокровенных задумок, и бедность языка моего. А потом наступило другое время: я начал сердиться на себя. Сердиться за то, что не рождается тонкий красивый стиль, что не образуются в стихотворении интересные новые образы. Я и сейчас в этом времени живу. Мне кажется, что для Андрея наступает то самое время, когда следовало бы беседовать ему со своими стихами. Или хотя бы для его литературного героя, для ЛГ :). Пока же, видимо, момент не наступил, и я попытаюсь сделать это за автора: пообщаюсь со Стихотворением «Птицы». Что же говорили Стихотворению, какие делали замечания Присяжные, какие звучали доводы самого подсудимого-Стихотворения. Вот Николаева Елена написала: «Я бы из трёх куплетов песни оставила три начинающие строчки» Я добавлю к ним ещё одну (помечу звёздочкой). «- Я на чистом листе нарисую Любовь - На холодной воде я увижу беду - Не случилось бы мне - дверь открыть, да не ту!* - Я в усталых глазах прочитаю печаль» Ну, три или четыре строчки – не столь и важно. Главное то, что увидели и мои опытные стариковские глаза, и намного более молодые - одно и то же: хорошие это строчки, свежие. Остальные – почти дословно или близкие к этому видели мы, прочитывали много-много раз. Потому и отторгаем их: не несут они в себе того, ради чего – если и не пишутся, но читаются стихи – художественной новизны, эстетической радости. Иногда это называют «Художественная информативность». Нет её. Потому что (простите за нравоучения) знакомое, да ещё и не слишком высокого качества, не может взволновать сердце, ум, душу опытного читателя. А Авторы-Присяжные, которые понимают толк в написании литературных произведений, просто не могут этого перенести, уж простите. Вот Борис Колганов сразу написал, что «Любовь» и «вновь» устали от взаимного соседства :) – уж столько они встречались друг с другом, держались за руки. Добавлю: также «печаль» и «жаль». А вот «срок» и «дорог» могли бы образовать пару. Но здесь «дороги» притянуты, похоже, только для рифмы. Кстати, в первой и третьей строфах повторяющийся «срок» вообще остался «холостым» (без рифмы). Почему? Знаешь, Стихотворение, это замечательно, когда твой текст допускает несколько толкований, когда требует некоторых усилий, чтобы войти в твой мир. Но не очень хорошо, когда читатель пробирается в лабиринте втиснутых слов, пытаясь хоть как-то привязать их друг к другу в поисках минимально связного образа, смысла. Что ж так себя ты повело, Стихотворение, что сам Автор вынужден воскликнуть: «…до меня наконец то дошло о чем эти строчки». (Не могу, кстати, не обратить твоего внимания на явные огрехи в пунктуации здесь и в цитате ниже). Автор продолжает: «вообще это ощущение зыбкости вдохновения, но в плоскости жизненных реалий ваше виденье верно» - последнее адресовано Борису Колганову. Вот что приходится заявить Автору в твою, Стихотворение, защиту: «Тех кто не видит в этом ни смысла ни стиха я воспринимаю как людей смотрящих 3D фильм без 3D очков». Видишь ли, Стихотворение, трудно очень увидеть объёмность: 2D и то не очень, а уж третьего измерения – глубины – не обнаруживается в тебе. Нет-нет, я вовсе не люблю «плоские» стихи, без «извилин», так сказать. Но здесь: «Что получится, мне, объяснят птицы вновь, Что они улетят, но не раньше - чем в срок...», похоже, птицы не сумели или не захотели, или сами не ведали, потому не сумели объяснить, что же это такое в тебе написалось. Улетели они, увы, досрочно. Вообще-то несколько странные отношения у ЛГ с птицами: он рисует (пишет) что ни попадя, а им велено объяснять, толковать. Не выдержали, наверное. Вот ЛГ заявляет: «Я в усталых глазах прочитаю печаль, Очень скоро и мне, станет просто их жаль». Ты спроси у него, у ЛГ: «А в чьих глазах? В птичьих? Почему «очень скоро», а не сразу? Что ещё должно произойти для этого? Что это: «и мне»? А ещё кому? И почему «просто»?» Замечу, Стихотворение, что твой ЛГ, несомненно, обладает чувством ритма – ты весьма ритмически выдержано. Правда, приходится бедному ЛГ для этого вставлять множество служебных словечек, чтобы соблюсти строй. Ещё приметил внутренние рифмы в чётных строчках – хорошо. В качестве эпифоры использована ключевая строка «Я на чистом листе нарисую Любовь», жаль только, что её не оказалось в третьем, заключительном четверостишии. Пора мне заканчивать беседу. Конечно, интересно было бы послушать ответы моего молчаливого собеседника. Но пусть соберутся теперь уже без меня – и Стихотворение (Авторская песня) «Птицы», и ЛГ, и сам Автор – да поразмышляют. Ведь Автору обязательно нужно писать стихи, хотя бы для того, чтобы было, с кем вести первоначальные обсуждения. Очень хочу надеяться, что Вердикт не закроет и впредь свои двери перед авторами пока не состоявшихся стихов, но преданных, как Андрей Волженин, великому обобщённому жанру – поэзии. Вердикт-Прокурор Дед |