Потекла у бабки крыша – Покатили чудеса. Стала вдруг старуха слышать Среди ночи голоса. Прямо хоть беги из дома, От стыда огнем горит. Голос тихий, нежный, томный Ей как будто говорит: «Ты души моей отрада, Дивный свет очей моих! Удостой меня хоть взглядом Лучезарных глаз твоих. Выйди, выйди в сад зеленый, Маков цвет, любовь моя! Станем под кудрявым кленом Ночью слушать соловья. От любви к тебе сгорая, Я не ем, ночей не сплю. Выйди, выйти – умоляю, Хоть явись на час, молю…» Бабка слушает, дивится Это сладкий баритон: «Кто бы мог в меня влюбиться? Но как страстно он влюблен!» Машет сонно ночь крылами, Птицей за окном кружит, Раздувает в сердце пламя, Зазывает, ворожит. Бабка шасть к окну украдкой, Не видать там ни рожна. Возражает робко бабка: «Я, чай, мужнина жена. Мне, милок, годков не мало, Ты, наверно, молодой, По годам мне не пристало Спор ночной вести с тобой. Я – девица строгих правил; Ты меня не соблазняй. Не за той ты, приударил. Крикну деда, так и знай!» Вновь легла, глаза прикрыла. Только – чу! Шаги в саду. Ей невнятно голос милый Что-то вторит: «Бу-бу-бу!» Сердце сладкою истомой Разлило по телу яд. Тишина ночная дома Мирно «ходики» скрипят. Соловей в саду защелкал, Дробь рассыпал, засвистал. За стеной старик заохал, Закряхтел, забормотал, По кровати заметался, Лбом проверил прочность стен, И опять храпеть принялся, «Словно трактор, старый хрен. «Тяжкий грех!» Но, как приятно! Ей к лицу девичий стыд, Что разлил неровно пятна По отечности ланит. Забранила бабка деда: «Не храпи ты, паразит! Вот всю жизнь так, где б он ни был – Всё испортить норовит». Ей теперь услада слуха Голос, что так страстно звал. Стала ждать его старуха, Как любимый сериал. Днем же бабка молодится, С зеркала не сводит глаз: Встанет, сядет, распрямится, И то профиль, то анфас Повторяет отражение И старуха мыслит так: «Есть той страсти объясненье, Видно, парень не дурак. Есть во мне во что влюбиться – Не берут меня года. Пусть, на вид не молодица, Но душой я молода. Разглядел меня, сердешный, Уловил, мил друг, момент. Я не маков цвет, конечно, Но и не бумажный цвет, Что на кладбище на Пасху, По весне народ несёт. И осыплется он прахом И бесславно отцветет. Я, конечно, не с картинки, Но жива моя краса. Разогнать чуть-чуть морщинки, Что за дивные глаза! Носик – лучше быть не может, Брови – ниточки вразлет, Ну, желта, ну, дрябла кожа, Ну, зубов недостает, А что есть – поизносились, Любят не из-за зубов. Ну, спина чуть покривилась И расперло вширь с боков. Редкий волос сед и ломок, Я окрашусь в цвет зари. А взгляни на подбородок – Сколько их там: раз..два… три. Больно я самокритична! Только бы мне себя корить! Нынче выйду сама лично На свиданье, так и быть…» Деду, чтобы спал покрепче Бабка водки налила. Шаль накинула на плечи, Туфли дочери взяла, Сперла внучки косметичку: Губки, брови, «синь» в глазах, Навела и с непривычки На высоких каблуках Устремилась бабка наша На любовные дела. В голове от страсти каша Уж не помнит, куда шла, Шла на голос, к верной цели, Через грядки напролом. Соловьи в саду звенели, Месяц тоненьким серпом В темном небе золотился, Жал седые облака, И как песня голос лился, И была печаль сладка. Но противней супостата, Перед ней открылся вид: На коленях у солдата Внучка бабкина сидит. Обняла рукою шею, Губы льнут к его губам. Тот ей шепчет ахинею, Бред любовный. «Мерзкий хам. Змей коварный, искуситель, Подлая твоя душа. Юной девы соблазнитель, Да и внучка хороша! Ей семнадцать лет от роду, А уж на уме амур, С мужиками на природу, Так и тянет юных дур. Только им бы веселиться! Нет в них гордости, как встарь! Что ты фыркаешь, блудница? Марш домой, учить букварь! Ты ж ступай, служивый, с миром, От визитов нас уволь. Знай, дойду до командира – Тот задаст тебе любовь. Что молчишь? Чай, вывод ясен, Прочь в казарму, говорят!» И поплелся восвояси, Как оплеванный солдат. Ясный месяц скрыла тучка, Звезды сгинули с небес. Поплелась домой и внучка Дома ждал её «ликбез». Бабка словно взбеленилась Много выслушать пришлось: Как при Ленине свершилось, Как при Сталине сбылось. Жил народ не для услады, Честь девичью берегли. А отдаться, чтоб до свадьбы Даже думать не могли. А индусы? А китайцы? А Вьетнам кто одевал? Дед три раза просыпался Сонно бабку поправлял. Даже раз сказал с издевкой: «Всё-то так, но только я, Замуж взял тебя не девкой…» «Спи, храпливая свинья! Заворчал, кобель безмозглый, Это я тебя взяла! В гору лошадью колхозной Все твои дела везла. Вспомнил дни, бывал он молод, Погубитель всех надежд». Вновь про голод, и про холод, Про антоновский мятеж. И в морали нудной, скучной Утонуло всё кругом. Внучка плакала беззвучно О девичьем, о своём… 18. 11. 11 г. |