Я смотрел на него минут десять. Аж дыхание затаил. Скажи кому завтра – засмеют. Но он не был галлюцинацией! Сидел на подоконнике и шмыгал носом. Чертик – рыжий, с белыми подпалинами. Сидел по-турецки, немного сутулясь. Заходящее солнце хорошо освещало его треугольную головенку. Редкие волосины на затылке чертика время от времени перебирал ветерок.

Чертик глядел куда-то вдаль, прищуривался, шевелил пухлыми серыми губами, шмыгал носом. Слышать шмыганий я, конечно, не слышал, зато хорошо видел чертика в профиль, и то, как ритмично подергивается и сморщивается его овальный носик. Кстати, вовсе не пятачок, коим чертей награждают разные художники, а именно нормальный себе носик. Навроде человеческого, только подлиннее, схожий с огурчиком, болтающимся над верхней губой.

Чертик был совсем еще зеленым, хлюпиком весом в полкило, а рожки его, вероятно, стали пробиваться совсем недавно, причем один рос быстрее. Я щелкнул по стеклу. Чертик даже ушком не повел. Пришлось щелкнуть сильнее. Он неторопливо повернул голову, встал и подошел к окну поближе. Хмыкнув, я отворил форточку. Преисполненный достоинства, визитер впрыгнул и поцокал по кухонному столу. От него пахло плюшевым мишкой из детства.

Не поскользнитесь, милейший. – Я перевернул пустую кастрюльку вверх дном. – Присаживайтесь.

C грацией балетмейстера он присел на краешек кастрюли. Скрестив на груди ручонки.

- Уж не обижайтесь. Хочу удостовериться. - Прежде чем устроиться в кресле, я дотронулся до чертика.

Его плечико можно было сравнить с велюровым подлокотником. Правда, оно излучало весьма реальное и весьма нездоровое тепло.

- Не сомневайтесь, я черт. И я приболел. Температура, - протянул гость козлетоном, тоскливо зыркнув на меня из-под красных бровей. Выпуклые глазюки цвета обработанного янтаря напомнили лемуровы.

- Октябрь на дворе.

- Угу. Летом у вас приятнее.

- Какими судьбами, дружок? - я снял с бельевой веревки старый шерстяной платок и протянул чертику. - Закутайся.

- Спасибо. - Он набросил платок на плечи и стал похож на восточного мудреца. - Мне бы домой. Подышать у серного источника. На камушках лавовых полежать. Эх…

- В чем же дело?

- Нельзя. Я прикрепленный.

- Ого! Новый глава нашего ЖЭКа?

- Извините, я не ведаю, кто такой Джек. Я прикреплен к вам.

Я испугался и развеселился - по очереди.

- Чем займемся? Устроим адскую вечеринку?

Он моего юмористического порыва не поддержал. Зрачки его расширились, мордуленция раздулась. Вылитый наш кот Персик. Вот уж преисподнее мастерство - менять обличье. Чертова генетика!

- Ладно, не дуйся.

- Учтите, когда люди перестают отдавать добро, появляемся мы. Прикрепленные.

- Добро? Прикрепленные? А эти… ангелы? Ангелы-хранители которые. Они тогда куда?

Уступают место нам. Паритет. Когда видно, что человек неисправим. Черств, злобен. Или равнодушен. Находясь рядом, мы соразмерно его неправедным поступкам растем, крепнем. Сопровождаем. Ждем момента, когда… И доставляем к нам. Уяснили? - он патетически возвысил голосок.

- Разумеется. Но при чем тут я? Со мной – порядок. Позавчера я не позволил продавщице обсчитать себя. На прошлой неделе тщательно помыл полы во всей (я скромно потупился) квартире.

- Ваши примеры годятся лишь для вас лично. Остальным от этого ни тепло ни холодно. - Чертик поежился.

- Каким еще остальным?

- Живущим. Пока. И могущим выбирать.

- Великолепно. – Хм… Получается, я… я… допрыгался, что ли? И точно. Мишке из отдела снабжения с отчетом не помог? Не помог. Ильиничне, соседке, лампочку в ванной уже год меняю. Почему? Неохота. Мда, ситуация… Постой. А выбор? Или как там, последняя попытка?

- Я знал! Я знал, что вы небезнадежны! - он подпрыгнул. Кастрюля хулиганисто дзенькнула. - У вас еще остается шанс вернуть того, ну, с пуховыми крыльями. Иногда получается его вернуть.

- Вот как? - я с тревогой наблюдал за темнеющим закатным небом.

Он утвердительно затряс головой.

- Нужно успеть до наступления полуночи. Начните с чего-нибудь. Склоните чашу весов. Предположим…

- Слушай, все хочу спросить, - перебил я. - Тебе-то какая корысть? Ты же отправлен делать это свое темное дело.

- Тут солнце. Оно яркое, слепит, – он сконфуженно скривился, – глаза слезятся, нос чешется. Наверное, я какой-то иной. Аллергик. Другим-то нипочем, – чертик вздохнул. – Только не думай, что я тебе сочувствую, - он отвел взгляд в сторону.

- Прости. Ты страшно свирепый, натуральный…

Он заорал:

- Молчи! Ложь только усугубляет!

Я захлопнул рот.

Он поморгал несколько секунд, потер щеки, почмокал.

– Есть! Сейчас же иди на балкон, соедини ладони в лодочку, вытяни руки и досчитай до тринадцати. Поторопись.

Ничего не переспрашивая, я побежал на балкон, вытянул руки, как мне велели, и принялся считать:

- Один, два… шесть… девять… Тринадцать!

В этот момент в мои руки-лодочки что-то легонько упало, а с балкона этажом выше полетели ойканья и причитания. Я заскочил в комнату и включил свет. Кольцо. Я поймал падающее кольцо!

- Ее зовут… - чертик, стоящий у моих ног, мучителько пытался произнести слово, жмурился, фыркал и мычал. – В общем, узнаешь сам. Позже, - пробормотал он.

- Отдам кольцо и спасен? Но ведь тебе дадут по шее. У вас там не забалуешь.

- Эгоизм у нас не порок. Хотя наказания не избежать. Ничего! - он усмехнулся. - Главное, вернусь домой…

Чертик вспыхнул и исчез. Невидимая сила швырнула меня в угол, лампочка под потолком лопнула, и в сгущающейся тьме возникли глазищи-угли. Они приблизились ко мне, и кто-то из ниоткуда гаркнул:

- Это еще не конец, букашка!

 

***

 

…Я добирался до кухни лет сто. Часы показывали без пяти двенадцать.

«Бегом, бегом!» – сжимая кольцо, я вылетел на лестничную площадку. В голове неожиданно закрутилось: «Не лишайте парня ножек, не лишайте парня рожек. Пусть он чертик – ну и что ж, он и с рожками хорош».

Пальцы тянулись к кнопке звонка еще лет двести. На пороге стояла заплаканная… она. Она! Я сразу понял. Та, что дороже всех колец на свете. Но у меня было лишь одно.

- Меня зовут Григорий. Я принес твое кольцо.

- А я Ангелина, - она робко улыбнулась.

Жаль, что мы не услышали, как над нашими головами захлопали крылья.