Евгений Кубасов Шутка Капля хрустально-чистой воды, переливаясь радужными искрами в ярком солнечном свете, дозрела до положенного размера и дразняще закачалась над ним. «Ну же, ну…» – молил он ее глазами и даже открыл уже рот. Капля продолжала висеть… Макеев сухо сглотнул и проснулся. Сглотнул он неудачно, клацнув зубами, прикусил собственный язык, оттого помимо знойной сухости и общей противности, во рту появился солоноватый привкус крови. Затем в порядке очередности, он почувствовал болезнетворный шум в голове, ломоту в суставах, и наконец обнаружил онемевшую руку. Вернее руку он не почувствовал вообще, и первую минуту был уверен, что лежавшая рядом холодная и бесчувственная рука, ему не принадлежит. И только чуть позже, когда мало-помалу заработал мозг, который возмутился присутствием рядом лишней части тела, а сама рука, освобожденная из-под гнета, вернулась к жизни и тягуче заныла. Когда болезненных и неприятных ощущений набралось сверх меры, нехотя заработало сознание. Он опустил руку под кровать и пошарил там. Кувшина с водой, какой он предусмотрительно ставил с вечера, под кроватью не было, зато напротив кровати стоял табурет, а на нем пустой стакан и опорожненная бутылка из-под водки, рядом лежала кожура от апельсина. В предрассветном сумраке глаза различили серые обои. Это насторожило Макеева, обои в его спальне были светлыми, и это он помнил точно. В прошлом году, когда они с женой клеили те обои, он случайно коснулся их грязными руками, жена долго корила его за это. В висках больно застучала тревога. «Где я?» – спросил он себя, переваливая тело на спину. Потолок он узнал сразу, и не потому, что он был белым, а потому что на нем висела люстра с одним разбитым плафоном. Плафон Макеев разбил еще два года назад, когда менял лампочку, за что тоже имел неприятный разговор с женой, который возобновлялся с новой силой, всякий раз, когда жена ложилась спать и утром, когда просыпалась. Потому Макеев или ложился раньше жены и тут же притворялся спящим, или позже, дожидаясь, когда она уснет, а вставал он всегда раньше жены, чтобы не слышать нелицеприятные слова в свой адрес. Потолок его успокоил. Лежавшая рядом жена на Макеева не подействовала никак, он лишь скосил глаза в ту сторону, где она лежала, чтобы убедиться в ее наличии. Теперь надо было встать и пройти на кухню. Если кувшина с водой не оказалось под кроватью, то он точно должен был стоять в холодильнике. Макеев в пред-вкушении скорого утоления жажды уже спустил одну ногу с кровати, и приготовился проделать ту же операцию с другой ногой, как висках снова тревожно застучало. Едва голая пятка коснулась ворса ковра, его осенило. Он вдруг до мельчайших подробностей вспомнил вчерашнюю сцену у дверей квартиры. Вспомнил туго набитую дорожную сумку, дочь в спортивном костюме, слова жены про борщ и котлеты в холодильнике. Он снова судорожно сглотнул, и приостановил свое поступательное движение к заветному холодильнику. Пятка так и осталась на ковре, а Макеев, приподнялся на локоть и взглянул на ту, с кем провел эту ночь. Женщине видно было холодно, и она, отвернувшись от него, укрылась одеялом почти с головой, и ему пришлось лишь видеть ее волосы, да и то на макушке. Пятка вернулась на прежнее место, Макеев снова лег, и попытался восстановить в памяти вчерашний вечер, вернее его завершающую стадию. Но ничего путного, кроме засаленного «Московского комсомольца» с закуской и выпивкой на столике во дворе, вспомнить так и не смог. Закуска почему-то запечатлелась особенно. Может быть, потому что ее было мало, и она была всегда на глазах. Если бутылка водки занимала место на столе короткое вре-мя, а потом спроваживалась под него, и кто-то из компании уже убегал за следующей, то набор из порезанных вдоль двух свежих огурцов, пучка лука, ломтя хлеба и грубо нарубленного сала не обновлялся. Больше того, когда Леха вместе с бутылкой принес апельсин, народ обвинил его в расточи-тельности. Леха очень устыдился своего опрометчивого поступка и поспешно спрятал апельсин в карман. Собравшиеся за дворовым столиком мужики были людьми воспитанными и не крохоборничали. Каждый, поглотив свою дозу водки, занюхивал выпитое хлебом, целовал сало, а от полоски огурца откусывал лишь самую малость. Взгляд снова натолкнулся на апельсиновые корки, остатки фрукта стали отправной точкой к следующей попытке вспомнить вчерашнее. «Правильно, апельсин принес Леха!..» – вспомнил он отчетливо. «Сказал, что ему дали его на сдачу. Ребята еще его обсмеяли…» Леха был соседом Макеева, и они на этой почве часто сходились во дворе. Леха долго не мог найти себе работу «по душе» и, наконец, ему повезло. По этому-то поводу и был устроен «общий сбор» «Коммивояжер!» – чуть не выкрикнул Макеев и очень зауважал себя. Это было почти невероятно, чтобы он смог запомнить столь неудобоваримое названия теперешнего Лехиного занятия. « Коммивояжер в секс-шопе!» Макеев вспомнил, как Леха с удовольствием рассказывал, с чем ему приходиться иметь дело, и даже показывал отдельные образцы товара, что вызывало громкий гогот за столом, а потом обещал продемонстрировать какую-то штуку, от которой, как он сказал, «не только волосы дыбом встанут». Но на этом все и обрывалось. Дальше память отказывалась служить Макееву. Но он вдруг задал себе вопрос: «А что такого случилось?»- и, следуя привычке отвечать на свои вопросы самому, уверенно отвечал: «А ничего такого!.. Может быть, понравилась мне девушка, вот и пригласил…», - сделав такое смелое предположение, он развернул мысль объемнее: «Мужчина я сейчас свободный! Условия есть… Видно и я ей приглянулся. Оно ведь как… Любовь закона не знает, годов не считает, попробовал он найти себе поддержку в фольклоре. Любовь зла – полюбишь и.… Ну, ладно!» – вовремя прервался он. Родился Макеев в конце месяца, в конце квартала, и даже в конце года, потому, наверное, природа слепила его кое-как, наградив треугольным, изъеденным оспой лицом, который украшал большой горбатый нос. Телосложение тоже было далеким от совершенства: узкие плечи, запавшая грудь, короткие, худые ноги и, напротив, длинные и тоже худые руки. После сорока у него неожиданно стал рости живот. К тому же Макеев был плешив. Говорят, что если у мужчины наметилась лысина на затылке, то это «от чужих подушек», значит «ходит на сторону», если волосы начинают выпадать со лба – от большого ума, ну а если пусто там и там – «гуляет с умом». Несмотря на принадлежность к почетной третьей категории в этой классификации, Макеев сторонился женщин. «Как проснется, сварю ей кофе» – решил он. «Хорошо бы найти что-нибудь сдадкое. Женщины любят сладкое. Конфеты какие-нибудь. Надо было посмотреть в шкафу. Жалко, что ничего не помню. Хоть бы имя знать. А то как-то неудобно… Память, как отшибло. И с этим… Было, не было?.. Хотя, если привел, значит было. Такое наше дело мужское… Наверняка было!» - расправил он плечи. «А если не было… Это хуже…» - подумал он следом. - «Позор. А как объяснишь?.. Больной?.. Или не в состоянии был? Тогда зачем приглашать?..». Макеев задумался. Из всего, что можно было сказать в таких случаях, вертелась лишь одна фраза, слышанная в каком-то заграничном фильме: «Извини, дорогая, я вчера был не в лучшей форме». Он снова посмотрел на нее: «Спит. Крепко спит! Значит было! А то с чего бы она так спала» - окончательно успокоился он. Ему захотелось взглянуть в ее лицо. Он приподнял край одеяла. Ворох роскошных, цвета меди, волос лежали на подушке, «Ишь, как разметалась. Ладно, успеется, потом посмотрю» - отложил он свое намерение. Неожиданно в висках застучало вновь, а лоб мгновенно стал мокрым. Такие волосы он видел вчера, как видел и раньше, причем неоднократно. Такие волосы были у его соседки, что жила через стену. Но не она представилась ему сейчас, а ее быкоподобный муж. Макеев столкнулся вчера с соседкой на лестничной площадке, когда она выносила мусор, на ней был очень красивый халат, и он сделал ей, поэтому поводу комплемент. Теперь Макеев вспомнил, как она улыбнулась ему в ответ. Он почему-то посмотрел на кресло, где обычно оставляла свой халат жена, на кресле ничего не было. «Что же она ко мне голая запрыгнула?..» сделал судорожную попытку размышлять он. Рука сама поползла к бедру. Наличие на себе нижнего белья не принесло ему успокоения, а прозвучавший громом в прихожей звонок в дверь, выбросил Макеева из кровати. Он метнулся на кухню, потом в комнату дочери, не найдя ничего лучшего, он заскочил в ванную и закрылся там. Леха с приятелем еще с минуту-другую жали кнопку звонка Макеевской квартиры. - Попозже зайдем, видно укатала мужика наша красотка, пойдем пока пивка попьем, - сказал Леха и стал спускаться по лестнице. |