Трудные дороги!

 

1.

 

Семья Павла Якимчева возвращалась домой. Возвращалась, как в народе говорят: «не солоно хлебавши». Год назад, в начале 1939 года, Павел, поддавшись на посулы вербовщика, решил круто изменить судьбу и уехать в поисках хорошей жизни из родного села Большой Кувай, Астрадамовского района, Ульяновской области в Оренбуржье, в город Орск.

Трудной была жизнь в Кувае. Колхоз, располагаясь на неплодородных землях, не процветал. Люди держались в основном за счёт побочного приработка. С давних времён в селе проживали плотники, столяра, валяльщики и стекольщики. Всю ближнюю, да и дальнюю округу обеспечивали они столами, сундуками, стульями, санями и колёсами для телег. Плотники возводили дома по всему району, а иногда брали подряды в соседних районах и даже за пределами области. Власть не поощряла этот отхожий промысел, и жить в селе было непросто. Павлу было трудно в двойне, у него была больная жена Груня и четверо маленьких ребятишек. Старшему из них, Вите, было в ту пору полных 10 лет, Толя на два года младше, Мише было 6 лет и самой младшенькой Фае - 4 годика.

Павел по жизни был склонен к импульсивным решениям, что иногда ставило его и семью на грань выживания. Как-то раз, увлекшись игрой в «орлянку» он проиграл половину дома. Хорошо, что на следующий день отыграл долг назад, но не случись такого везения, пришлось бы его семье, ютится на одной половине. Ни объяснимая, с точки здравого смысла была и смена фамилии, когда они с двоюродным братом Степаном, из Урусовых в одночасье превратились в Якимчевых. Вся семья Павла осталась с фамилией Урусов, а он стал Якимчев.

Поначалу их жизнь в Орске складывалась более или менее нормально. Павел устроился на работу, мать занималась домашним хозяйством и детьми. Они снимали небольшой домишко на окраине города. Ребятня всё лето купалась на реке Урал, быстро сдружившись с местными ребятишками. Только Фаинька, в силу каких-то природных качеств, держалась исключительно обособленно. Общалась лишь со своими братьями и по этой причине все её называли Дикаркой.

Но пришла холодная и суровая зима, обострилась болезнь матери. В декабре её не стало. Умерла она тихо, как-то спокойно, как и прожила всю свою до обидного, короткую жизнь. На прощание притянула к себе мужа, наказала беречь детей, и тихо скончалась.

Павел, глубоко переживая смерть любимого человека, взял себя в руки, одолжил лошадь с санями, чтобы отвезти покойницу на ближайшее сельское кладбище, предварительно наняв трёх сельских мужиков выкопать могилу и помочь похоронить жену. Был жуткий мороз и свирепая метель. По пути на кладбище Павел сбился с дороги, долго плутал и приехал на погост, уже ночью. Нанятые для похорон мужики, разуверившись, что он приедет, разошлись по домам, предусмотрительно оставив возле могилы лопату и лом. Пришлось ему одному опускать гроб и заваливать мёрзлой землёй могилу жены. Павел вернулся домой только под утро, где его ждали, обезумевшие от свалившегося на них горя, заплаканные детишки.

Но не зря в народе говорят, что беда одна не ходит. Не прошло и девяти дней после смерти Груни, как заболела Фаинька, и сгорев словно свечка, через пять дней после начала болезни умерла в городской больнице.

Павел был чёрный от горя. Похоронил он доченьку на том же кладбище, на котором две недели назад схоронил супругу. Когда возвратился домой, он не смог больше сдерживать себя и зарыдал на глазах у детей. Витька, которому исполнилось к тому времени одиннадцать лет, на всю свою жизнь запомнил этот душераздирающий плач, плач сильного, положенного лихим горем на лопатки, мужчины.И вот теперь они возвращались туда, откуда год назад уехали. Возвращались без матери, без сестрёнки, в свой пятистенный, с наглухо заколоченными окнами дом. Витя одновременно и жалел и осуждал отца, за то, что он увозил их в далёкий уральский город. Они возвращались в Кувай, ещё беднее, чем были, когда уезжали.

Встречали их дедушка Василий и бабушка Дуня.

 

2.

 

В 1941 году отец привёл в дом мачеху. Мачехой была, рано овдовевшая женщина, имевшая к тому времени своих двоих детей. Ласк от мачехи дети Павла не видели, но женские обязанности по дому она выполняла.

22 июня грянула война. Отца мобилизовали на фронт в этот же день. На следующий день, собрав узлы и забрав своих детей, из дома ушла мачеха. Витя, Толя и Миша остались одни.

У дедушки Василия был ещё один сын, младший, Григорий, который жил в другом селе, находившемся от Кувая в сорока километрах. Вскоре призвали в армию и Григория. Его семья: жена Аннета и двое детей перебрались под дедушкино крыло, там же обитался и Витька со своими малолетними братьями.

Дед Василий был сильный от природы человек, где лошадь не осиливала, впрягался и осиливал дед. По возрасту, он уже не подходил для войны, отвоевав своё в первую мировую на германском фронте. Был в плену, работал на бюргера, научился говорить и читать по-немецки. У односельчан пользовался заслуженным уважением за свою недюжинную силу, за добрый нрав, честность и справедливость.

Вот на его немолодые плечи и легла вся забота и ответственность за семьи воевавших на фронте сыновей. Работал он бригадиром в колхозе. Находясь при зерне, он никогда не позволил себе взять в пользование даже горсти пшеницы.

Голодовали они сильно. И на этот раз сработала притча о том, что беда одна не ходит. В 1941 году всё лето лили дожди. Картошка, на которую всегда возлагали большие надежды жители села, практически вся оказалась гнилой. Малую толику, сохранившейся картошки, оберегали, как зеницу ока, для весенней посадки. Питаться было нечем. Ранней весной, как только сошёл снег, дети стали собирать, оставленную осенью в огороде гнилую картошку. Бабушка высушила эту картошку на печке, истолкла в ступке и испекла из неё лепёшки. Было невкусно, но съедобно. Они ели всё: крапиву, лебеду, листочки липы, серёжки берёз, столбунцы, коренья лопухов, но всё равно пухли с голода.

Спасала корова- кормилица. У кого не было коровы, тот не выживал.

Бабушка Дуня была очень религиозная женщина и этим стала пользоваться отправительница религиозных обрядов на селе, самозваная попиха. Она запугивала бабушку словами, что Богу угодно, чтобы она кормила её, отдавала ей молоко и яйца, иначе Бог тебя покарает, и твои сыновья погибнут на фронте. Бабушка, боясь божьей кары, безропотно отдавала ей продукты, так необходимые для голодных детей.

Война, как прожектором высветила характеры людей, обнажила то, что в условиях мирного времени, может быть никогда бы и не проявилось, не вылезло наружу.

Проблема с дровами, была также, одной из проблем военного времени. Хотя их село и окружали леса, но лес стерегли зорко. И как всегда ретивые исполнители довели благое дело до абсолютного абсурда. Люди, у которых в душе вечные сумерки, или вообще таковая отсутствует, чинили самоуправство и запрещали брать из леса не только деловой лес, но и сухостой и даже хворост.

Однажды, зимой, Витя с братом Толей, отправились в лес, нарубить сухостоя, для печки. Набрав сушняку и уложив его на салазки, братья направились домой, и как на грех по пути встретился им лесник, по неведомой для всех причине уклонившийся от призыва в армию.

Он словно коршун набросился на оробевших мальчишек. Матерясь и грозя братьям всевозможными карами, он ловко выхватил у Толи, приткнутый за пояс топор. Завладев топором, лесник сменил гнев на милость и отпустил ребят домой. В ту пору топор приобрести было негде. Весь металл шёл на нужды фронта. Без топора жить в селе было просто невозможно. На следующий день Витя пошёл к леснику просить, чтобы он вернул топор. Лесник, сидел за обеденным столом и встретил Витю недружелюбно, за топор запросил ведро картошки. Делать было нечего, бабушка насыпала ведро драгоценной картошки, и Витя отнёс её бездушному, вороватому леснику.

После 5-го класса Вите пришлось оставить учёбу в школе и пойти работать в колхоз, несмотря на то, что учился он в школе на отлично. Работал в колхозе ездовым на лошади. Зимой подвозил солому с полей на животноводческую ферму, а летом пахал на лошади землю. От постоянного недоедания у Вити кружилась голова. Лес, близлежащие холмы, маленькая речушка, выбегающая из леса, каруселью кружились в его глазах. Чтобы головокружение прошло, он ложился лицом в борозду и ждал, когда всё встанет на свои места. Вечером Витька жалобился бабушке, что не может пахать из-за постоянного кружения головы. Но что она могла поделать, когда их было пятеро, постоянно голодных ртов. О себе думать ей вообще не приходилось.

Работать Витька хотел. Не маловажным фактором было и то, что в поле кормили обедом - затирухой из отрубей.

Голод из людей делал зверей. Работал вместе с Витькой, чуть постарше его подросток. Однажды к нему на полевой стан, пришёл его престарелый отец и попросил у сына немного затирухи, сказав при этом, что иначе умрёт. Сын не дал отцу еды. Он сам валился с ног от голода. Отец отошёл и лёг в кустах и там помер.

Дед Василий был мастер валять валенки. Но его мастерство долго не могло пригодиться, так как, в голодный год, практически всех овец пустили на мясо, чтобы не умереть с голоду. Большое количество овец зарезали волки. Волков в годы войны развелось огромное количество. Война их гнала от фронта на восток, и они буквально заполонили местные леса.

Наконец-то деду удалось раздобыть шерсти. Всю ночь дедушка и Витька, в жарко натопленной бане, до изнеможения валяли валенки. Через несколько дней они отправились, в одно из близлежащих сёл обменивать валенки на муку. Возвращались радостными, на санках, легко скользящих по твёрдому насту, лежал драгоценный груз - - туго набитый мешок муки. Это было спасение. На какое-то время голод отступил.

От Павла с фронта приходили солдатские письма. Воевал он рядовым в пехотном полку. Шёл уже 1944 год, когда от отца пришло письмо, в котором он писал, что завтра предстоит большой бой и если выйдет из него живым, то, наверное, до конца войны

довоюет. Но не судьба. Больше писем от отца не приходило. Вскоре почтальонка принесла похоронку, в которой сообщалось, что рядовой Якимчев Павел Васильевич погиб смертью храбрых в Латвии. Витя, Толя и Миша стали круглыми сиротами.

9 мая 1945 года пришла Победа. Война закончилась. Это была радость со слезами на глазах. Немногие вернулись с поля боя домой. А те, которые пришли с войны, были на вес золота. Хромые, однорукие, но всё равно мужики. Надо было поднимать колхоз, налаживать жизнь, возрождать из руин и разрухи страну.

 

3.

 

Вновь поехали по сёлам вербовщики, вербуя людей туда, где больше всего нужны были рабочие руки.

Витя вместе с двоюродным дядькой Степаном Якимчевым (Урусовым) и его женой Саней, завербовался и уехал в г. Астрахань разгружать баржи с хлопком, который везли Каспийским морем из Среднеазиатских республик через Астраханский порт в г. Иваново на текстильные фабрики. Бабушка Дуня отговаривала Витьку от этого поступка, но Витя заупрямился и уехал.

Степан, посмотрев на условия работы и проживания, вместе с женой вернулся в Кувай, стремясь успеть к началу посадки картофеля.

Витя решил остаться. Здесь в Астрахани, он впервые за последние годы своей недолгой жизни досыта наелся. Рыбы было вдоволь, всегда на столе. С хлебом также не было никаких проблем. А чего ему, привыкшему к голодной жизни, ещё надо! На свою первую зарплату он сходил на рынок и купил себе морскую форму: брюки и форменку. Ему пусть и невысокому, но от природы красивому пареньку, форменка очень шла и вскоре у него появилась девушка – Числова Люба. Люба, приехала в Астрахань из Ульяновска вместе с завербовавшимися родителями. И вполне возможно, что Витя и Люба в ближайшее время бы поженились. Родителям Любы, пришёлся по душе трудолюбивый, не курящий и не употреблявший спиртное паренёк. Но происшедшие вскоре события разрушили эти радужные планы молодых людей.

Шло лето 1946 года. Вите было полных 17 лет. Из дома шли письма от Толи, который сильно скучал по нему и умолял вернуться брата домой.

Хлопок везли на кораблях в тюках, торцы которых были забраны добротной материей. Материя была хороша и грузчики, иногда отрывали ткань с тюков и тайком уносили домой, для пошива себе рубашек. Но однажды от текстильной фабрики, куда поступали тюки с хлопком, пришла телеграмма-рекламация, с претензией на то, что нарушена упаковка нескольких тюков. Руководством порта было решено устроить соответствующую проверку при разгрузке баржи с привлечением милиции.

Витя, зная бедственное положение братьев, оставшихся в Кувае и зная в каких лохмотьях они там ходят, также решился взять кусок ткани, чтобы потом посылкой отослать его бабушке для пошива рубашек. Он обмотал под брюками куском материи ногу, и пошёл по трапу, спускаясь с баржи. И надо же было случиться, такому, что именно в этот день была организована проверка. Внизу у трапа стояли два милиционера и обыскивали грузчиков. У Вити чуть не подкосились ноги, когда он увидел милиционеров, но возвращаться назад было поздно. Витя подошёл к милиционеру, который ему был знаком, они были земляками, оба с Ульяновской области. Заметив, что нога Вити обмотана тканью, земляк милиционер, сказал старшему, что у Вити ничего нет. Но старший заметил смущение своего подчинённого и решил сам обыскать Витю.

Витю арестовали и поместили в камеру предварительного заключения в районной милиции. Он был допрошен. На допросе во всём признался, рассказал для чего и с какой целью совершил кражу. В то же день его отпустили из милиции под подписку о невыезде.

Он пришёл на квартиру подавленным и растерянным. Там его ждало письмо от Толи: «Витя, приезжай, нам без тебя очень плохо. Если ты не вернёшься, я повешусь». Зная, характер братишки, унаследованный от отца, Витя понимал, что Толя может осуществить свою угрозу, и, опасаясь за жизнь брата, нарушив подписку о невыезде, рванул домой: «Только бы успеть, не опоздать…».

Откуда он мог знать, что бабушка Дуня, переживая за сиротинушку, живущего за тридевять земель, с чужими людьми, и желая, что бы внучок возвратился домой, надиктовала Толе это письмо.

Он вернулся. Бабушка была чрезвычайно рада его возвращению. За годы войны Витя стал ей очень близким, ведь он был старшим среди ребятни, самым рассудительным и был бабушке незаменимым помощником. Но через несколько дней приехала в Кувай милиция, Витю арестовали и отправили по этапу в Астрахань, в тюрьму.

Первой остановкой долгого следования по этапу была тюрьма в Ульяновске. Здесь его держали около месяца. Следующей была тюрьма в г. Сызрани. Если есть ад, то он находился в Сызранской тюрьме. Она была набита заключёнными. В камерах в буквальном смысле слова, негде было стоять. Кормили протухшей баландой, которой можно было быстрее отравиться, чем наесться. Потом была тюрьма в г. Мичуринске Тамбовской области. Витя потерял счёт дням, казалось, что это уже никогда не кончится. Наконец-то его доставили в Астраханскую тюрьму. Там был тоже не мёд, но намного лучше, чем в Сызрани. В Астраханской тюрьме у Вити даже было своё собственное спальное место – на полу, под нарами. Кажется, о нём все забыли. Прошло около двух месяцев. Наконец-то за ним пришли два милиционера и сопроводили к следователю прокуратуры.

Следователь, бывший фронтовик, внимательно выслушал всё то, что рассказал ему Витя. Расспросил всё, до самых мелочей и отправил назад в тюрьму, ничего не сказав, что его ожидает впереди.

И вновь потянулись томительные дни неизвестности и ожидания своей участи. Но всё когда-то кончается. Однажды, в камере, раздался крик конвоира: «Урусов, пригото-вить вещи!». Сокамерники, стали его поздравлять, они уже знали, что в это время суток, заключённых отпускают на волю.

Но освобождение несколько затянулось и Витю, с колотящимся от волнения сердцем выпустили из тюрьмы только в полночь, под расписку о невыезде. Шёл март 1947 года. Идти ему было некуда, он нашёл скамейку на улице и лёг на неё. Пошёл холодный мартовский дождь. Витя замёрз, его начал колотить озноб. В это время его заметил милиционер, подошёл и попросил предъявить документы. Витя объяснил, что он только вышел из тюрьмы и ночевать ему негде. Милиционер велел ему следовать за ним в милицию. Витя с ужасом подумал: «Из тюрьмы и опять в тюрьму». Но милиционер в отделении приказал дежурному напоить его кипятком, чтобы согрелся, и дать до утра переспать в отделении милиции. Напившись кипятку и примостившись на служебном столе, Витька наконец-то согрелся, но уснуть не смог, проворочавшись без сна до самого утра.

Утром он решил идти в прокуратуру, к тому внимательному следователю-фронтовику, понимая, что его освобождение исходило от этого человека. Он зашёл в кабинет следователя. Следователь улыбнулся ему, как старому знакомому и пошутил: «Других с милицией приводят, а этот сам явился». Витя, пройдя, все круги ада, невольно искал человеческую душу, от которой можно хоть немножечко обогреться, душу, которая бы дала ему пусть маленькую, но надежду, на хороший исход из всех этих жестоких передряг, соединившихся в одну цепь бесконечных нечеловеческих мучений.

Следователь поинтересовался, завтракал ли он. Узнав, что Витя ночь провёл в милиции и не завтракал, он посетовал, на то, что и у него нечего поесть, и деньгами он небогат. Но дал дельный совет, предложив Вите сходить на рынок и продать валенки, поскольку на улице уже тает и можно обойтись без валенок. «Купи себе на вырученные деньги, какие-нибудь незамысловатые туфли и чего-то на завтрак, а потом вернёшься ко мне», - сказал следователь. Витя сходил на рынок, но валенки решил не продавать, а продал с себя вторые брюки. На вырученные деньги купил лепёшку и тут же съел её в один приём. После чего вновь вернулся в прокуратуру. Следователь оформил все необходимые документы и сказал, что бы он шёл на бывшую работу в порт, там уволился, получил документы и возвращался домой.

Кадровик в порту, совмещавший в одном лице также и должность бухгалтера, оформил документы на увольнение и спросил, есть ли у него деньги на дорогу. Узнав, что денег у Вити нет, глубоко вздохнул и сказал: «Ну, ладно сынок, доберёшься как-нибудь и неожиданно, нашарив в кармане мелочь, попросил Витю сходить за папиросами в магазин. Этот убелённый сединами человек, потерявший на войне руку, не хотел оскорбить паренька милостыней, а решил вот таким образом накормить его. Витя, за весь день ничего не евший кроме той утренней лепёшки, не устоял перед соблазном, и вместо сигарет купил крошечную булочку. Он догадывался, что кадровик и не ждал, что он вернётся к нему с сигаретами.

 

4.

 

Из порта Витя направился на железнодорожный вокзал. Но без билета в вокзале находиться было нельзя. Основательно продрогнув, он пробрался в зал ожидания и попросил ожидавших поезда женщин укрыть его под лавкой. Сердобольные женщины, узнав, что с ним приключилось, заставили его узлами и чемоданами, чтобы его не заметили милиционеры и не выдворили с вокзала. Началась его эпопея возвращения домой, без билета, без копейки денег в кармане, без еды, одетого явно не по сезону. Телогрейку, в которую он был одет при аресте, отобрали урки ещё в Ульяновской тюрьме. По пути следования, несмотря на то, что был март, стояли крепкие ночные морозы. Он ехал, перебегая с одного поезда на другой, между вагонами товарных вагонов, в тамбурах пассажирских поездов, куда его пускали сжалившиеся проводницы. Голод был невыносим. На перроне какой-то станции, он выпросил у женщины торгующей солёными зелёными помидорами одну помидорку, откусил от неё и чуть не умер. Его тошнило, живот, казалось, режут острой бритвой. Длительное голодание давало себя знать.

Наконец-то добравшись до Ульяновска, он на вокзале совершенно случайно столкнулся с бригадой валяльщиков, которые возвращались с заработков в село находящееся в двадцати километрах от Кувая. Витю приветил, один из этих мужчин. А узнав, что Витя может валять валенки, он проникся к нему ещё большей симпатией. Он купил ему билет до станции Чуфарово, и в дороге начал кормить, как ребёнка, с ложечки. Давал вначале всего одну ложку еды, большего есть было нельзя, желудок надо было вновь приучать к пище. Всю дорогу Витя не вставал, у него не было сил. Когда приехали и вышли из поезда, по улицам текли ручьи, в валенках идти было нельзя, а путь предстоял неблизкий. Валяльщик вёз с заработков новые ботинки, купленные для своего сына. Он велел Вити переобуться в них. С великим трудом одолел Витя эту дорогу в тридцать километров до села, где жил валяльщик. Он оставил Витю у себя, чтобы он поднабрался сил, и смог ещё прошагать двадцать километров до родного села. Прошло несколько дней. Приморозило. Витя немного окреп, и поблагодарив своего спасителя, обув вновь валенки, отправился в путь.

Дома жестокая судьба приготовила ему свой очередной удар. Пока он был в пути, не стало бабушки Дуни. Обив все пороги местных начальников, хлопоча об освобождении внучонка, она в отчаянье обратилась к врачу районной больницы с просьбой выдать ей справку, что она сильно болеет, наивно полагая, что по этой справке Витю отпустят из тюрьмы.

Врач взятку в виде яиц и масла взял. Но чтобы не выдавать справку о мнимой болезни, он решил помочь ей стать больной и сделал укол с каким-то препаратом. Но видимо не рассчитал дозу. Бабушке стало плохо, и она, вернувшись, домой из больницы, через несколько часов умерла.

Дедушка от горя сильно сдал. Несмотря на то, что наконец-то демобилизовали прошедшего всю войну Григория, в глазах дедушки, поселилась глубокая печаль, и всё чаще стало прихватывать сердце.

Витька, как окаменел. От всех тех бед, что свалились на его ребячьи плечи и взрослый человек мог бы сломаться. Но видимо эти страдания закалили его характер. Через несколько дней он отошёл, устроился работать на спиртзавод, заготовщиком дров.

Надо было заботиться о младших братьях.

Впереди его ждала армия и трудная, но прямая дорога к чисто человеческому счастью!

 

2012 г. Ю. Урусов