Прорвёмся

 

Рассказ

 

Мария - родная тётя и по совместительству, крёстная Тани, жила в городе Л. Проводив мужа на фронт, она работала на шахте, трудилась в лаве, в те военные годы женщины заменили мужчин.

В деревне, где жила Таня с матерью, младшей сестрёнкой и старшим братом, единственным мужчиной в семье, свой огород не давал умереть с голода. Большую часть урожая отсылали на фронт, себе оставалось мало, и они с трудом сводили концы с концами, но всё-таки здесь было легче, чем в городе. С наступлением весны ели разные травы – лебеду, крапиву и пучки, колбу, петушки и саранки. Зимой пекли «тошнотики» из мёрзлой картошки.

Таню привезли к Марии недавно. Главной обязанностью племянницы было отовариваться по продуктовым карточкам, простаивая долгие очереди в магазинчике под мостом.

 

В это злополучное утро Таня встала рано, умылась, туго заплела косу и, положив продуктовые карточки в карман, вышла из дому в пять утра. День обещал быть солнечным, только ветреным. Народа у магазинчика было, как всегда, много. Девочка встала в свою очередь и задумалась.

В какой-то момент она загляделась на грязных голодных воробьишек, которые слетаясь к ногам, выискивали крошки. Нащупав в кармане несколько семечек, Таня вынула их и бросила птицам. Воробьи накинулись, быстро всё склевали и ждали добавки. Девочка улыбнулась.

- Не задерживай очередь! – вдруг, услышала она за спиной визгливый голос, который заставил её вздрогнуть.

Обернувшись, увидела грузную женщину в цветастом платке.

- Спишь чё ли? Чё-то раньше я тебя тут не видала…

- Не здешняя я… К Лёле приехала. С деревни... У нас там, в школе пятого класса нету…Помогаю вот…

- А сама-то где?

- В лаву ушла…уж сутки, как там…

Вдруг около Тани несколько мальчишек затеяли потасовку. Потом вскочили и также быстро убежали. По очереди пронёсся недовольный рокот.

- Кто следующий? – крикнули из окошка магазинчика.

Таня встрепенулась. Засунув руку в заветный карман, она похолодела. В кармане было пусто. Карточки исчезли, все до одной. Она в панике стала выворачивать карманы, но обнаружила только шелуху от семечек, которая посыпалась на землю. На неё тут же набросились знакомые воробьи, в надежде найти съестное. У Тани потемнело в глазах и зашумело в ушах. Побледнев, она пошатнулась и чуть не упала. Слёзы покатились по щекам. Изредка всхлипывая, девочка пыталась стереть их с глаз, но только размазывала по лицу грязными пальцами. В очереди понимающе стихли.

- Господи! Что же делается? - покачала головой женщина в цветастом платке и протянула карточки в окошко. Получив паёк хлеба, она отломила кусок от буханки и подала девочке.

- Спасибо - тихо прошептала Таня, подняв на женщину полные слёз голубые глаза, взяла хлеб и побежала к дому крёстной, не теряя надежды, что карточки лежат там, и она их просто забыла.

 

Но карточек дома не оказалось.

- Потеряла, потеряла… - пульсировало в висках, – Как теперь Лёля жить будет?

Девочка ещё раз обвела взглядом комнату, достала из кармана подаренный хлеб и, глядя на него, всхлипнула. Потом разломила. Маленький кусочек завернула в тряпицу и спрятала в карман, а больший – оставила на столе, прикрыв полотенцем. Понимая тяжесть случившегося, девочка выбежала из квартиры и пошла к маме в деревню. Деревня находилась километрах в двадцати от города.

 

Таня шла, не разбирая дороги. По щекам текли слёзы. Она то и дело вытирала их рукавом выцветшего пальто, но они никак не хотели останавливаться. Было холодно. Дул промозглый ветер. Хорошо ещё, что не было дождя, хотя, хватило и того, что он шёл несколько дней, превратив дорогу в сплошное месиво. Девочка еле волочила ноги: на обувь прилипла грязь вперемешку с травой.

Вот она остановилась, заправила выбившуюся русую косу в платок и начала вытирать обувь о сухую траву. Двенадцатилетняя Таня носила тёмно-зелёные брезентовые туфли своей матери с двумя большими пуговицами. Туфли хлябали, и приходилось носить их с шерстяными носками, потуже обвязывая шнурками. В школе она очень стеснялась своих башмаков. Её старые туфли развалились ещё в прошлом году, а новые взять было неоткуда.

Обхватила рукой края одежонки, где вместо пуговицы чёрным паучком жалко болтались нитки. Подумала: «Ещё и пуговицу где-то потеряла…» - И побрела дальше.

Кусты вдоль дороги шелестели разлетающейся осенней листвой и изгибались, иногда принимая на себя порывы ветра, словно хотели защитить путницу. Она понимала, что до деревни ещё далеко, а нужно успеть до заката. Достав из кармана кусочек чёрного хлеба, на ходу перекусила.

Совсем уставшая девочка с облегчением вздохнула, увидев издали знакомую гору, на которой росли две тонкие берёзки: именно здесь летом она с матерью собирала ягоды. Там, за горой, её деревня.

Смеркалось. Мать мазала обветшалый дом глиной, пока снова не начались дожди. Увидев дочь у ворот дома, уронив ведро и всплеснула руками:

- Таня?! Что случилось? Ты с кем?

Дочь бросилась к ней и, захлёбываясь слезами, рассказала о потерянных карточках.

 

Продукты собирали всей деревней. Помогли все, кто, чем мог. Утром, выпросив коня в колхозе, погрузили всё в телегу и поехали к Марии в город. Двоюродный дед Михаил, потерявший ногу ещё в конце сорок второго, привычно управлял лошадью.

Всю дорогу ехали молча. Каждый думал о своём.

Таня представив, как Лёля ищет карточки, тяжело вздыхала и обнимала мать.

Подъехав к дому Марии, привязали коня к дереву и стали дожидаться хозяйку. Ждать пришлось долго, часа два, прежде чем они увидели в сумерках фигуру женщины. Таня заметила, что лицо её осунулось, потемнело. Выразительные глаза в ореоле тёмных кругов казались ещё больше, как печать переживаний и бессонной ночи.

- Лёлечка, милая, прости! Я не хотела-а-а…их потерять - бросилась к крёстной девчушка, чуть не запнувшись о мешок с картошкой,

- Вот картошка тебе и грибы…

- Я тебя везде искала…- с дрожью в голосе пролепетала Мария, обняв племянницу. Та уткнулась лицом в фуфайку тёти, и обе расплакались. Мать тоже с облегчением заплакала. Стоящий рядом, дед Михаил,отвернувшись, нервно сжимая самокрутку. Потом по-мужски твердо и уверенно проговорил:

- Ничего, дочки, прорвёмся! Обязательно прорвёмся.