Три жизни Гения.

 

Жизнь третья.

 

Возвращение (Воскрешение).

 

# - реплики на английском языке

^ - реплики на немецком языке

* - реплики на итальянском языке

& - реплики на французском языке

 

Глава 1.

Обычное для всех россиян ноябрьское утро, когда тяжёлые тучи лишь изредка позволяют Солнцу бросить свои уже остывшие лучи на землю, и когда проливной ливень, порой переходящий в мокрый снег, сменяется временным затишьем; когда сумрак ночи с трудом разгоняется лишь к полудню, да и то ненадолго – такое утро на удивление приятно меня поразило.

Буквально прошлой осенью я была в Москве и Новгороде. Но это было в сентябре! А в ноябре всегда просыпалась моя природная суть. Я ведь любила такую погоду, любила этот пейзаж, этот воздух. Я всегда любила Россию! И моей радости не было границ.

Я проехала Беларусь за полдня, даже не заезжая в крупные и знакомые мне города – так мне не терпелось вернуться домой! Проехав границу, я съехала на обочину и вышла из машины. У меня жутко болела спина, а ноги вообще отказывались нести меня. Я сидела за рулём уже не первые сутки и, честно признаться, сама уже не понимала, почему не полетела самолётом. Но теперь, когда уже большая часть пути была проделана, и когда я уже ступила на родную землю, подобные вопросы перестали меня волновать.

Сойдя с дороги, я прошла немного вглубь прилегающего леса. Мне до смерти захотелось коснуться родных берёзок, сосен, дубов (или хоть чего-нибудь из этого). Лес был смешанный, преимущественно лиственный. Большая часть деревьев ещё на сбросила свою огненную листву, и я смогла вдоволь насладиться этим чудесным зрелищем. Среди осин случайно попалась берёзка: ещё совсем молодая, стройненькая и поражающая глаз своей белизной. Я подошла к ней и, прижавшись щекой, закрыла глаза.

«Господи! Как хорошо! И как я могла променять всё это на продажную фальшивую Европу?! Какая же я дура!» - по моим щекам потекли слёзы.

Постояв так немного, я вытерла слёзы и вернулась к машине с твёрдым намерением не делать больше ненужных остановок, чтобы как можно быстрее приехать в Москву.

Я осталась верна своему решению, и к ночи уже въехала в столицу нашей великой Родины.

Ещё на границе я сожгла свои иностранные документы, поменяв их на русские (естественно, тоже фальшивые), чтобы было меньше проблем. Признаться, проделала я это с огромным удовольствием – ведь последние тринадцать лет я жила под иностранными фамилиями и с западными паспортами. А теперь я снова могла стать русской, пусть пока и не со своим именем.

Сняв номер в первой попавшейся дешёвой гостинице, я, не раздеваясь, легла спать. Заснула я, едва приняв горизонтальное положение.

Проснулась я около часа дня. Чтобы узнать время, мне пришлось достать свой мобильник.

«1 p.m.» – я ухмыльнулась и перевела формат на русский: 13.00. Ещё раз посмотрев на экран, я заметила дату.11.05. Сменив и этот формат на более привычный русскому человеку: 05.11, я на какой-то момент замерла.

«Пятое ноября… Сегодня Саше исполнилось бы сорок пять лет», - с тоской подумала я. Мне до сих пор не верилось, что его больше нет.

Я села на кровати и только теперь осмотрелась. Окна были с трещинами на стёклах, заклеенными скотчем, рамы – гнилые и перекособоченые, потолки сто лет небеленые и с почти полностью облупленной штукатуркой, стены – с выцветшими и оборванными обоями. Продолжать описание не буду – слишком омерзительное зрелище. Когда я зашла в ванную, мня аж передёрнуло. Я не смогла даже притронуться к кранам.

«Вот она, немытая Россия!» - вздохнула я.

Выйдя из гостиницы, я села в машину и направилась в центр. Он не сильно изменился. А главное - мой любимый центр красоты был на том же месте. По дороге я заехала в несколько бутиков и купила себе кое-что из одежды. Честно говоря, цены повергли меня просто в шок – на Западе всё это стоило копейки!

Но мне надо было в чём-то ходить, я ведь оставила все свои вещи в Европе – я не захотела ничего забирать из «прошлой жизни». И кроме того мне очень хотелось снова носить не то, что было необходимо, а то, что мне нравилось.

Прямо из бутиков я направилась в центр красоты.

Оттуда я вышла только в половине восьмого вечера. Это вовсе не значит, что я так уже плохо выглядела. Просто я снова кардинально меняла свою внешность. Хотя правильнее – пыталась восстановить.

Судя по тому, что визажисты и стилисты не сильно удивились моему «желанию» походить на Косицыну, этот образ ещё пользовался популярностью.

Из центра я прямиком поехала на крематорское кладбище. Почему-то там не было ни души. Я подошла к сашиной урне и положила возле неё букет хризантем (он их очень любил), купленных по дороге.

Мне было больно увидеть на своей могиле десятки живых букетов, свечей и прочую мишуру в то время, как у Саши лежала только засохшая розочка.

Я ничего не могла поделать с этим. Я не могла даже забрать свою «урну» или хотя бы убрать от неё табличку. Всё, что я сделала – заклеила имеющимся при себе пластырем дату своей смерти.

Возле Саши я стояла долго: о многом вспоминала, про многое думала.

Я не заметила, как сзади кто-то подошёл. Он минут пять стоял за моей спиной, надеясь, что я либо замечу, либо почувствую его. Но я была в том состоянии, когда не замечаешь ничего и никого вокруг.

При этом я стояла с открытыми глазами. Именно поэтому в сознание меня ввела рука, положившая рядом с моим точно такой же букет хризантем. Я обернулась.

Возле меня стоял N…

Мы встретились глазами. Честно говоря, я не так планировала нашу встречу. Я не была к ней готова на сто процентов. Но, как говорится: мы предполагаем, Судьба – располагает.

Так, молча глядя друг другу в глаза, мы стояли очень долго. Кто-то должен был заговорить первым.

- Добрый вечер, - естественно, это была я. Я с трудом подавляла желание обнять его и прижаться к его груди.

- Добрый вечер, - медленно, явно инстинктивно ответил он, не сводя с меня своих серых глаз.

-Узнаёшь меня?

Он хотел что-то ответить, но тут же спохватился и зажмурился.

- Этого не может быть! – прошептал он и снова посмотрел на меня. Я всё так же стояла напротив него.

- Может, - твёрдо возразила я. – В этом мире всё может быть.

С этими словами я-таки обняла его. Мои глаза моментально наполнились слезами.

Около минуты он пытался осознать происходящее.

- Нет! – он отстранил меня, взяв за плечи. – Нет! – повторил он и перевёл взгляд на «мою» табличку. Теперь он заметил заклеенную дату смерти и снова посмотрел мне в глаза.

- Я ещё не умерла, - объяснила я.

- Но… Как? – растерянно спросил он.

- У нас будет ещё очень много времени. Я тебе всё объясню, и ты всё поймёшь, - ответила я. – Пожалуйста. Не прогоняй меня. Мне больше некуда идти, у меня теперь больше никого нет: только ты и дети, - теперь уже я повернулась к ряду табличек. Рядом с моей были таблички с именами моих родителей. Саша никогда ничего мне про них не говорил – он знал, что для меня так лучше. И он был прав.

Я снова посмотрела на N. Глаза мои были полны мольбы и надежды.

- Поверь! – прошептала я.

Ещё через несколько мгновений он крепко прижал меня к себе и поднял лицо к небу. Теперь уже его глаза блестели от слёз.

Через пару минут, которые мы всё так же, молча, и стояли, он снова посмотрел мне в глаза и наклонился к моим губам.

Лёгкое, несмелое прикосновение рождало рой воспоминаний. N закрыл глаза и целовал меня так, словно этих четырнадцати лет и не было. Он помнил мои губы, их вкус, помнил всё, до мельчайших подробностей. Проведя большими пальцами своих рук по моим мокрым щекам, он почувствовал рубцы, покрытые лёгким слоем тональника.

- Зайчонок! – прошептал он, закончив поцелуй и прижавшись своей щекой к моей. – Даже если это сон, я не хочу просыпаться, но я верю ему.

- N! – теперь уже я отстранилась. – Давай уйдём отсюда, - я повернулась к могильной стене и опустила глаза.

- Конечно, - он не сводил с меня глаз. – Поедем домой.

Я подняла голову – я была удивлена.

- Поедем! – он за руку потянул меня к выходу.

Мысленно попрощавшись с Сашей, я пошла за ним.

- А где ты сейчас живёшь? – в машине спросила я. – N ездил только с водителем и только на лимузине.

- Понимаешь, - издалека начал он. – Саша уже лет пять назад составил завещание. Я имею в виду его последний вариант. Он хотел, чтобы я стал опекуном ваших детей и жил вместе с ними. Но в то же время он не хотел, чтобы дети переезжали в другой дом…

- Ты живёшь в его доме? – удивилась я.

- В вашем доме, - поправил он. – Так хотел Саша. Я долго отказывался, но в конце концов пообещал ему, что…

- Это же здорово! – снова перебила я. – Какой же он молодец! Что ни говори, он был потрясающим человеком. Он заслуживает уважения и восхищения.

- Согласен. Но мне, право, как-то неловко. Даже сейчас, спустя два месяца. Я не могу привыкнуть. Всё-таки это ваш дом, и я там – постороннее лицо. Теперь я могу съехать.

- Что ты говоришь?! Ни за что! Я тебе не позволю! Ты не можешь меня бросить! Ах, N! Любимый, ты же ничего не знаешь. Я тебя прошу: позволь для начала мне вернуть себе имя и рассказать тебе всё, чего ты не знаешь, а после этого ты решишь, где тебе жить. Хорошо? – я с мольбой посмотрела на него.

- Ради тебя, золотце, - он поцеловал мои руки.

Какое-то время мы молчали.

- А что я скажу детям?! – вдруг спросила я.

- Правду. Это всегда наверняка, - спокойно ответил N. – Не переживай, я с тобой.

- Но как им это всё объяснить?

- Они поймут, они уже большие. Вот увидишь, всё обойдётся.

- Дай-то Бог! – вздохнула я и положила голову на его плечо. Он не выпускал мою руку из своих.

Возле дома водитель припарковался, открыл дверцу N, после чего тот вышел и подал мне руку. Я вышла и остановилась перед домом. За эти четыре с половиной года (последний раз я была здесь, когда Bach давала мастер-класс детям Косицыной в апреле) внешне ничего не изменилось. Только краски стали ярче – было видно, что в доме не так давно был сделан косметический ремонт. Мне было приятно видеть его обновлённым. Это словно говорило: «А жизнь-то продолжается! Идёт полным ходом! Всё меняется и преображается!».

Возле двери N достал ключи. Я почувствовала себя очень неловко: словно он был моим любовником, а я дала ему ключи от своего дома, а сейчас как раз нет мужа дома.

- А что, в доме нет прислуги? – спросила тут же я, чтобы сбить это чувство.

- Есть. Просто я всегда открываю дверь своим ключом, - N не совсем правильно меня понял.

- Словно живёшь один, - как сама себе добавила я.

- Что? – он не уловил связь. Он стоял с ключом в руках, всё ещё не поднося его к замочной скважине.

- Так делают только холостяки, - ответила я. – Понимаешь, когда семья не во всём составе дома, приход кого-то ждут с особым нетерпением, и при каждом звонке в дверь все с нетерпением бросаются в прихожую, чтобы встретить отца, мать, сестру или брата. И он, придя в дом, чувствует, что его ждут, любят, он нужен здесь. Это своеобразный ритуал, - пояснила я, словно сама ещё в это верила.

- У меня никогда не было настоящей семьи, да и не думаю, что уже будет когда-нибудь. А теперь – вряд ли в этом доме мне кто-то рад. Я словно претендую на место их отца, а они не хотят этого. И они правы: настоящего отца никто не может заменить. Они терпят меня в силу своего воспитания, а в глубине души хотят избавиться от меня.

- Это ужасно! – заметила я. – Но ты не должен мириться, ты им не посторонний!

- Я понимаю, что был с ними с самого рождения, и они ко мне привыкли. Но только как к дяде N, а не как к человеку, который заменит им отца, - возразил он.

- Ничего, не отчаивайся, всё ещё устроится, - успокоила я. – Ещё не известно, как они отнесутся ко мне.

- Но ты их мать!

- Которая бросила их четырнадцать лет назад. А по большому счёту – так и никогда не интересовавшаяся ими и их заботами. Они меня не помнят – они меня не знали.

- И всё равно ты их мать: ты их вынашивала, ты их рожала и вскармливала!

- Посмотрим, - вздохнула я. – И всё же, я прошу тебя, позвони.

N, помявшись, позвонил в дверной звонок.

Открыла горничная:

- Добрый вечер. Вы забыли ключи? – она распахнула дверь, пропуская нас внутрь.

- Теперь я всегда буду звонить, - твёрдо сказал он, пропуская меня вперёд.

- Как прикажете. Подавать ужин? – закрыв дверь, спросила она.

- Дети уже поели? – для начала спросил он.

- Да, Женя в семь вечера, Рома и Юля – в половину восьмого, Анна Мария – в восемь. Женя ждёт Вас в кабинете – он хотел поговорить с Вами.

- Спасибо. Подайте ужин на двоих, - только после этих слов горничная посмотрела на меня.

- Хорошо, - она быстро отошла, не изобразив на лице ничего содержательного.

- Почему дети едят в разное время? – удивилась я.

- Я не могу им приказывать, они меня не слушают, - вздохнул он. – Сейчас хоть едят – первое время назло мне объявили голодовку.

- Ничего. Всё будет хорошо, - я положила руку ему на плечо.

- Мне надо поговорить с Женей, - словно отошёл он.

- Знаешь, что? Я думаю, ему надо всё рассказать первому. Во-первых, он старший, он дольше меня знал и он, так же как и ты, общался со мной через так называемые «видения», которые, кстати, были настоящими. Мне нужна его поддержка. Он нам поможет, я уверена.

- Мне бы твою уверенность. И ты хочешь поговорить с ним сейчас?

- Да, чем раньше, тем лучше.

- Смотри, тебе видней, - сдался, не сопротивляясь, он.

- Пойдём, - я пошла к кабинету.

Возле него я остановилась.

- Только позволь мне войти первой. Зайдёшь, когда почувствуешь себя нужным. Хорошо? Я улыбнулась.

- Как скажешь, - вздохнул он, но когда я почти открыла дверь, вдруг словно очнулся. – Нет, подожди. Позволь мне зайти с тобой.

Я посмотрела ему в глаза и, поняв его до конца, молча кивнула.

Открыть дверь я постаралась как можно тише. Женя стоял возле окна, спиной к нам. Он не услышал, как мы вошли – звучала музыка. Он слушал «Онегина» (эта запись была сделана с последнего спектакля, когда я пела с Марчи и Андри, на закрытии – я не могла её не узнать). Я обратила на это внимание, мы с N переглянулись. Я взглядом попросила его убавить звук. Он подошёл к центру и выполнил мою немую просьбу.

- Женечка! – начала я. – Не оборачивайся пока, пожалуйста.

Я почувствовала, как он напрягся, он буквально вцепился в подоконник.

- Ответь мне, пожалуйста, - продолжила я, - только на два вопроса. Ты узнаёшь мой голос?

- Да, - не раздумывая, ответил он.

N резко повернулся ко мне. Удивлению на его лице не было предела. Я дала ему знак рукой, чтобы он не спешил с выводами.

- И второй: кто я? – закончила я.

С минуту стояла гробовая тишина, разбиваемая тиканьем сашиных любимых часов.

- Мама, - наконец ответил он и медленно повернулся.

Я глубоко и с облегчением вздохнула, N остолбенел.

- Сынок, - я направилась в его сторону. Но он в двух шагах оказался рядом со мной, встал на колени и, обняв мои ноги, зарыдал.

- Мамочка! – только и смог выдавить он.

- Дорогой мой! – я опустилась на колени и, взяв его голову, отвела её на небольшое расстояние. Мы довольно долго молча смотрели в глаза друг другу, не переставая плакать. Затем я прижала его голову к своей груди и поцеловала его в макушку.

- Прости меня, Женечка! Прости! Но у меня не было другого выхода. И спасибо тебе за то, что ты меня помнил всё это время и не отвернулся, когда я позвала.

Так, сидя на полу, мы прорыдали с час. N чувствовал себя лишним, но не вышел и просто, стоя, ждал.

Только спустя час мы поднялись с пола и пересели на диван, крепко держась за руки.

- Тебе папа не рассказывал, в честь кого ты назван? – с улыбкой и слезами, не высыхающими на щеках, спросила я Женю.

- Нет, мы не говорили об этом.

- В честь Онегина.

Женя с недоумением посмотрел на меня.

- Да, - продолжила я. – Я всегда была помешана на опере. А «Онегин» всегда значил для меня больше, чем любая другая опера. С ней у меня столько всего связано, - я грустно улыбнулась. – Я тебе всё расскажу, ты должен знать, как и чем я жила. Быть может ты сможешь меня понять. Я постараюсь тебе объяснить.

- Ты не должна ничего объяснять, - наконец заговорил и он. – Я уверен, ты всё сделала правильно. Я люблю тебя и счастлив, что ты вернулась!

- Спасибо, дорогой. Но ты должен это знать.

И, не откладывая дело в долгий ящик, я начала свой супер длинный рассказ.

В три часа ночи я приостановилась, рассказав до того, как вышла замуж за Эдварда Эстергази.

Пожелав доброй ночи, я отправила Женю спать. Он, поцеловав меня в щёку, безоговорочно вышел.

- Как будто это и не со мной было! – вздохнула я.

- Это поразительно! – заговорил молчавший всё это время N. – Как из книги.

- Согласна. Мне самой с трудом сейчас верится, - согласилась я. – Но это было, этого не вычеркнешь из книги моей жизни. Зато теперь тебе будет легче поверить, что я не умирала и всё вполне объяснимо?

- Да, однозначно. Ты так спокойно, размеренно и аргументировано рассказываешь, что всё раскладывается по своим полочкам. Но согласись, это так неожиданно. Ну, вспомни, какое на тебя произвело впечатление «воскрешение» Жени в своё время. Даже если всё понимаешь, поверить трудно.

- Может быть, - вздохнула я. – Но это зависит от человека. Ты вспомнил про Женю? Так я тебе скажу: увидев его в видении, я поверила, что он жив, не сомневаясь ни секунды. А я тогда не знала ничего и не могла понять, как это возможно. Я просто верила и … любила! Мне самой трудно это говорить, не привычно, по крайней мере. Но я люблю его! И время это доказало. И тебя люблю, - я подошла к нему. – И всегда любила.

- Анечка! – он обнял меня. – А как я тебя люблю! Теперь я понимаю, почему не смог умереть, что-то удерживало меня. Мы должны были быть вместе. Но сколько нам предстояло пережить!

- Теперь между нами ничто и … никто не стоит. Но что ни говори, - на секунду я замолчала, - Саша очень сильно любил меня.

- Он был святым, - согласился N. – Но мы этого не понимали. Он мне так помог. Знаешь, я так и не смог понять, почему он это сделал.

- N, - я отошла на шаг и отвернулась. – Я должна тебе рассказать ещё кое-что и именно сейчас. Хватит тянуть. Я и так слишком долго молчала.

- Может, продолжим завтра?

- Нет, хватит врать! Я хочу жить с чистой совестью. Возможно, я должна была сказать тебе раньше – но поверь, я не могла.

Я повернулась и, встретившись с ним глазами, сказала:

- Ромео и Джульетта – твои дети!

N, не моргая, смотрел на меня. Похоже, до него не доходил смысл моих слов.

- Саша знал, но это не мешало ему любить их, как своих. У меня не было возможности рассказать тебе. Кроме Саши знали только его отец, Фридельман, ну и я. Хотя лично я узнала об этом от Саши – я была уверена, что это его дети, а он сделал анализ на ДНК. За это он меня и избил тогда в Питере. И правильно – за такое убивать надо.

- Постой, - он перебил меня. А я говорила только чтобы не слышать тишины. – Это правда? – почему-то спросил он.

- Да ты посмотри на них! – воскликнула я. – Это же твои глаза! Господи, ну как же ты за эти тринадцать лет ничего не заметил?! Неужели ты ничего даже не чувствовал?

- Боже! – он провёл рукой по лицу. Пошатнувшись, он сел на диван. – Я всегда поражался какой-то нежности к ним. Порой я так скучал, когда не видел их и был просто счастлив, когда встречал. Мне всегда так хотелось их обнять и прижать к сердцу. И я не мог этого понять.

- Вот видишь! Сердце не обманешь, - я улыбнулась, а глаза мои наполнились слезами.

N беспомощно смотрел на меня, но не говорил больше ни слова.

- N! Любимый! – я упала возле него на колени и, взяв его руки в свои, поднесла их к своим губам. – Прости меня. Пожалуйста! Я так виновата!..

В себя он пришёл минут через пять, которые я провела на полу, целуя его руки и обливая их слезами.

- Анечка! – словно очнулся он и посмотрел на меня с удивлением. – Дорогая! – он поднял меня с пола и обнял.

- Спасибо! – прошептал он, его щёки прорезали две дорожки слёз. – Ты не представляешь, что ты мне только что подарила. Спасибо!

- Поверь мне, я не могла рассказать тебе раньше! – продолжала оправдываться я.

- Всему своё время, дорогая, - он гладил меня по голове, не выпуская из своих крепких объятий. – Я всё понимаю. Ты всё сделала правильно. Спасибо тебе!

Мы просидели в кабинете всю ночь. Ни я, ни N не смогли бы уснуть. Мы разговаривали, рассказывали друг другу свою жизнь. Нам было хорошо вдвоём, казалось, и время, и весь окружающий мир перестали для нас существовать.

В начале восьмого в кабинет, после короткого стука, вошёл Женя.

- Доброе утро, - с порога поздоровался он и тут же добавил. – Вы не ложились?

- Nessun dorma, - ответила я с улыбкой. – Доброе утро, сынок. Нам так много надо рассказать друг другу, - я посмотрела на N и сжала его руку. – А как ты? Хоть немного поспал? – я подошла к нему и, поцеловав в лоб, обняла.

- Я тоже не мог уснуть, - ответил он, когда я, переборов себя, выпустила его из объятий. - В последнее время на меня столько всего обрушивается, что я с трудом успеваю к этому приспосабливаться. Но твоё возвращение стало для меня самой большой радостью! Я люблю тебя, мама! – теперь уже он обнял меня.

- Простите, - через минуту сказал он. – Но я опаздываю в школу. Я зашёл пожелать вам доброго дня.

- Спасибо, дорогой. Рома, Юля и Анна Мария едут с тобой?

- Да, нас отвозят всех вместе.

- Присматривай за ними. Но пока ничего не говори, - попросила я. – Вечером мы всё им расскажем. Ну иди, не задерживайся. Доброго дня, - я ещё раз поцеловала его в лоб.

- Успехов, - N крепко, по-мужски, пожал ему руку

- До вечера, - ответил ему Женя.

- Пока, мама, - в дверях он ещё раз обернулся и послал мне свою лучезарную улыбку.

Когда за ним закрылась дверь, по моей и так уже пересохшей от слёз щеке пробежала одинокая слеза, прокладывая новую борозду. В этой жениной улыбке был весь Саша! И сейчас он воскрес из моей памяти. Он стоял передо мной, как при первой нашей встрече: молодой, самоуверенный, чертовски красивый и со сногсшибательной улыбкой, покорившей меня с первой секунды.

- Он так похож на отца! – прошептала я.

- Да, очень, - N, подойдя ко мне, обнял меня за плечи и постарался утешить. Настолько, насколько это было вообще возможно.

- Ты поедешь на фирму? – немного успокоившись, спросила я.

- Нет, я останусь с тобой. Я больше не оставлю тебя.

- Спасибо, - я вздохнула. – Ты, наверное, проголодался?

- Дорогая! – только и смог тихо воскликнуть он.

За завтраком мы о многом говорили, многое обсудили и спланировали.

Я решила, что для того, чтобы объявить о моём возвращении, мне нужно подтверждение моей личности. А это мог быть только анализ на ДНК.

В наше время наука пошла далеко и подобный анализ занимал несколько часов, осталось только найти образец для сопоставления.

Мы решили, что таковым будет кровь Жени. Во-первых, то, что он сын Косицыной и Королёва было уже несколько раз доказано; а во-вторых, он уже был в курсе.

Поэтому по дороге в лабораторию мы заехали в его школу и взяли его с собой. После того, как у него взяли кровь, шофёр отвёз его обратно в школу.

Мои результаты были готовы через полтора часа. Удивлению на лице врачей не было предела, и они захотели провести повторный анализ. Я дала добро.

Ещё через полтора часа были готовы результаты повторного анализа. Моя личность была подтверждена.

Из лаборатории мы поехали … в милицию – подавать документы на оформление паспорта, водительских прав и так далее. Удивление ментов было не меньшим, чем перед этим врачей.

У меня не было никакого желания доказывать им что-то сверх того, что было в результатах. Поэтому я оставила все бумаги, написала заявление, и мы с N уехали домой.

N решил, не откладывая дело в долгий ящик, поставить в известность всю прислугу – чтобы я не чувствовала себя в своём доме гостьей.

Он собрал всех в гостиной.

- Я собрал вас для очень важного сообщения, - начал он. Я стояла рядом. – Ваша хозяйка, Анна Мария Косицына, считавшаяся тринадцать лет умершей, на самом деле жива.

На него смотрел с усмешкой в глазах.

- Она перед вами, - он отошёл в сторону, указывая на меня.

- Могу поспорить, - начала я тоном хозяйки, наконец-то я чувствовала себя самой собой, - вы не верите этому. Но вынуждена вас огорчить: я действительно Анна Мария Косицына. Я не умирала и пока не собираюсь. Обстоятельства сложились так, что я была вынуждена сменить имя, инсценировав свою смерть. Господин Королёв, царство ему небесное, обо всём знал, и мы поддерживали отношения. До недавнего времени меня всё устраивало. Но после смерти Александра Владимировича я пообещала ему, умирающему на моих руках, вернуться в Москву и вернуть своё имя. Обстановка способствовала этому, и я вернулась. Если вы всё ещё не верите мне, вот анализ на ДНК, - я положила копию документа на стол, - который подтверждает то, что я – мать Евгения Королёва. А оспаривать, что его мать Косицына – просто глупо и бесполезно. Честно говоря, мне всё равно, что вы думаете: вы можете верить или не верить, возмущаться или соглашаться, радоваться или расстраиваться – ваше дело. Суть в том, что я ваша хозяйка, а этот дом принадлежит мне. Если вас волнуют бумажные формальности, то в течение недели всё будет улажено. Вопросы?

- Кому нам подчиняться, пока Вас официально не признали Косицыной? – осторожно спросила главная второго этажа.

- Ваше дело, - спокойно ответила я. – Только хочу предупредить: тот, кто пойдёт сейчас против меня, после моего официального признания вылетит из этого дома без выходного пособия. Ещё вопросы?

- Простите, а господин N будет жить здесь? – спросила молоденькая горничная с улыбкой на лице.

- Да, он будет жить здесь на правах хозяина, ответила я, не глядя на N.

- Может, у Вас будут какие-то особые пожелания? – поинтересовалась главная кухарка.

- О моих, как Вы изволили выразиться, особых пожеланиях, знает та часть прислуги, которая застала меня в этом доме тринадцать лет назад. А если вкратце: сто процентная чистота и порядок. Ни пылинки, ни на одном рояле. Еда – только высочайшего качества, ничего вегетарианского. Об особых пристрастиях вы можете прочитать в любом старом журнале о высшем обществе. Но главное – безоговорочное исполнение любого приказа и каприза. И никаких обсуждений, комментариев и пререканий. Я говорю – вы делаете. Всё ясно? – закончила я.

- Да, хозяйка, - ответила глава прислуги.

- Отлично. А теперь накройте в столовой на двоих, - я мягко улыбнулась.

Уже через несколько секунд мы с N остались одни.

- А я уже начал верить, что ты изменилась, - тихо заметил он.

- Прости, если не оправдала твоих ожиданий. Но теперь у меня нет Саши, и я вынуждена решать сама все свои проблемы и проблемы моей семьи.

- Ты права. И я вовсе тебя не упрекаю. Просто мне действительно в первую минуту показалось, что ты изменилась, - пытался оправдаться он.

- Ты никогда не знал меня с этой стороны. А теперь я вынуждена тебя разочаровать: я не бездушная машина, умеющая только работать, устраиваться скандалы и рожать детей. Ты знал меня жёсткой и даже нежной, но не беззащитной и нуждающейся в помощи, ласке, заботе и сочувствии, - на какое-то время я замолчала, он смотрел на меня вытаращенными глазами. – Да ты и не мог этого видеть. Об этом знал только Саша, чуть позже – Morresi, и больше никто. Мне действительно очень жаль, что я позволила себе забыться – тебе не стоило этого знать.

- Но почему? Ведь я могу о тебе позаботиться!

- N! – я вздохнула. – Только не обижайся, но ты и о себе-то толком не можешь позаботиться. А я очень тяжёлый человек.

- Ты хочешь сказать, что в последнее время я зависел от … Саши? – недоверчиво спросил он.

- Последние тринадцать лет, если быть точной, а до этого – от тестя, ну, про родителей здесь излишне вспоминать. Коль у нас пошёл такой разговор, ну подумай сам: когда ты жил своим умом и своими силами и ни от кого не зависел?

- Ты права. Как бы мне ни было тяжело это признать, - через минуту ответил он. – Хорошо, а теперь?

- А теперь у тебя есть я, - я обняла его за шею. – И я была бы просто счастлива, если бы мы поженились. Детям нужен отец, - я поцеловала его.

- То есть?

- То есть поговорим об этом за обедом, - перебила я и подтолкнула его к двери в столовую.

- Ты хочешь, чтобы мы поженились? – за столом возобновил разговор N.

- А ты этого не хочешь?

- Дело не в этом, просто…

- N! – я отложила приборы. – Слушай, перестань! Избавь меня от приличий и общественного мнения! Очень тебя прошу. Пойми, мы не смогли сделать это четырнадцать лет назад – я оказалась дурой. Что тебя не устраивает?

- Но Саша…

- Только не надо про неостывшие останки мне рассказывать! – воскликнула я. – Саша был уникальным человеком и идеальным мужчиной. А если тебя заботят мои с ним отношения – так знай: последние его слова были о нас с тобой! Он пожелал нам счастья. Нам и нашим детям. Тебя это ни в чём не убеждает?

- Я стольким ему обязан! – вздохнул N.

- Можешь вернуть его долги мне, - я улыбнулась. – Не грузись по этому поводу. Как раз с Сашей всё хорошо. Что тебя ещё беспокоит?

- Как-то всё наспех получается…

- Наспех? Сколько мы этого ждали? А? Ну, посчитай, сколько ты об этом мечтал?

- Почти двадцать лет…

- А я тридцать! – резко сказала я. – И это наспех? Нет, уволь, ещё столько я могу и не прожить. Значит, и это уладили. Что ещё?

- Дети, - он первый раз посмотрел на меня.

- Хорошо. Это мы обсудим вечером. Это последний аргумент?

- К чему?

- К тому, что ты не хочешь на мне жениться.

- Анечка! Боже! Да кто тебе сказал, что я не хочу?! Я больше всего на свете этого хочу!

- Отлично, значит других аргументов нет. За ужином обсудим всё с детьми.

- Хорошо, любимая, - он поцеловал мою руку.

Вечером N попросил детей собраться за столом в одно время. Встреченные возражения он пресёк довольно резко, что всех удивило.

В семь вечера дети сидели за столом. Справа от главы стола (пока пустого места) – Женя и Анна Мария, слева – Рома и Юля.

Мы с N зашли в столовую под руку. Я – в своём (в смысле как Косицына) самом любимом и самом знаменитом платье – оно было на всех самых популярных фото и моих любимых портретах на всю стену, которые висели в двух комнатах (в разных вариантах): в гостиной и в … столовой.

Возле головы стола (в нескольких шагах) мы остановились.

- Дети, посмотрите внимательно и скажите, узнаёте ли вы эту женщину? – спросил N и отошёл в сторону.

Я выглядела так, словно сошла с портрета – точная копия, только слегка повзрослевшая, и взгляд стал жёстче.

Дети (кроме Жени, конечно) смотрели на меня не просто с удивлением, а с некоторым ужасом, постоянно переводя взгляд с меня – на портрет (который был за моей спиной) и обратно. В конце концов, все уставились на Женю (который стоял – так же, как и Рома – они в присутствии женщины не сидели – сашино воспитание). Тот легко улыбнулся и утвердительно кивнул.

- Это наша мама, - он подошёл ко мне. – Матушка, - он поцеловал мою руку.

Я погладила его по голове и поцеловала.

- Я понимаю, - я обратилась к детям, - в это почти невозможно поверить. Но это так. Я ваша мать, и я жива. Да, я умирала, но смогла вернуться к жизни. У меня не было другого выхода – я вынуждена была исчезнуть. И после этого меня не раз пытались убить, но я выжила, я должна была дожить до этого дня. И я счастлива, что снова с вами. Подойдите ко мне, попросила я и простёрла руки. Они сами должны были сделать первый шаг.

Первой встала Анна Мария, а за ней и Рома с Юлей. Они несмело подошли ко мне.

- Мои дорогие! – я улыбнулась, а слёзы снова смочили мои щёки. Я крепко обняла их всех, включая Женю.

Так мы простояли довольно долго. Я выпустила их из объятий, только когда почувствовала, что они меня признали.

- Простите меня! – прошептала я, в десятый раз поцеловав всех детей.

- Но и это ещё не всё, - продолжила я минут через пять. – Рома, Юля, я знаю, как вам будет тяжело это услышать, но вы уже взрослые и всё поймёте. Саша не был вашим отцом. И он, и я знали это, но он всё равно любил вас, как своих, не глядя ни на что. А настоящий ваш отец перед вами, - я повернулась к N.

Рома с Юлей переглянулись – они были в шоке и явно не поверили мне.

- Вот так, - заметила я, - за один вечер вы обрели и отца и мать. И последнее, что мы хотим вам сказать: мы с N решили пожениться, - закончила, наконец, я.

Больше всех эта новость сразила Женю. Сколько ревности было в его взгляде!

- А теперь давайте обсудим всё это за семейным ужином, который, надеюсь, станет традиционным, - предложила я, приглашая всех к столу.

Я села во главе стола, N – напротив, дети – на свои места, где и сидели.

Мало помалу разговор кое-как склеился. Но надо признать, что вся инициатива исходила целиком от меня. Дети лишь отвечали на мои вопросы и крайне редко высказывали своё мнение по тому или иному вопросу.

Они не знали, как ко мне относиться. Как к родной – не могли, они меня совсем не знали, а для посторонней я слишком раскрепощёно себя вела.

Я их понимала и делала вид, что ничего не замечаю. Но когда после ужина мы с N остались одни, я высказала ему все свои опасения.

- Они меня не приняли и, боюсь, никогда не примут! А чего я ждала?! Как бы я на их месте поступила?

- Была бы рада, - тихо ответил он на риторический вопрос.

- Не думаю, - возразила я, снова вступая в полемику. – Когда всю жизнь живёшь на свободе, то к клетке не привыкнешь. То же и у людей: когда всю жизнь воспринимаешь человека, как память – не захочешь впускать его реального в свой мир. Ведь наше представление о ком или о чём-либо почти никогда не совпадает с оригиналом.

- Отчасти ты права, но не во всём. Саша тебя культивировал. И ты для своих детей не просто мать или знаменитость, для них ты богиня, идеал, совершенство.

- Вот именно, - подчеркнула я. – А теперь они видят меня как реального человека с букетом недостатков. Их образ потерпел крушение. Я предупреждала об этом Сашу. Я знала, что так будет. Богини живут только на небесах, а идеал существует лишь в книгах.

- С тобой трудно спорить, - заметил N.

- Да. На это был способен только Саша. И то, исключая несколько раз, выигрывала в спорах я. Так что можем не продолжать. По-моему, мне рад только Женя. Он жил с матерью, но с плохой. Поэтому рад, что на самом деле его родила другая женщина. Кроме того, я помогла ему - он благодарен. Анна Мария, взвесив всё, допустила меня. Именно так поступила бы я на её месте, а она – точная моя копия. Любить меня она никогда не будет – она пока на это вообще не способна. Большее, на что я пока могу рассчитывать – уважение. А вот Ромео и Джульетта поставили энергетический барьер, я это чувствую.

- Может, мне стоит с ними поговорить?

- А ты не обольщайся, - я улыбнулась. – Против тебя баррикады не меньше. Мы с тобой сейчас в одинаковом для них положении.

- И что ты собираешься делать? – через несколько минут спросил он.

- Лечь спать! – утвердительно ответила я.

- Поразительно! – заметил он. – Оказывается, я тебя совсем не знаю. Я не могу даже догадаться, что ты ответишь на вопрос или как поступишь в той или иной ситуации. Но ты всегда выбираешь решение, которое мне никогда бы и в голову не пришло и при этом самое оптимальное. Мне ещё предстоит многое узнать о тебе.

- И тут не обольщайся. Я думаю, Саша даже до самого последнего не всегда мог меня предугадать. Хотя, признаю, лучше него меня никто не знал, даже я сама. Он знал, что для меня лучше и чего мне лучше не знать, - закончила я.

- Я уже понял, что нас всегда будет трое, - тихо заметил N.

- То же самое всегда говорил Саша, ведь я постоянно говорила о тебе. И на этом у нас всегда разгорался дичайший скандал. А ты знаешь, я сейчас не в том настроении, чтобы закатывать сцены, давай отложим на завтра, - я пошла к двери. – А по поводу троицы: ты прав, нас всегда будет трое, потому что нас всегда и было трое, с моего приезда в Москву. Доброй ночи, - я закрыла дверь.

 

Глава 2.

Какое-то время (несколько недель) я занималась обустройством быта и налаживанием хоть каких-нибудь отношений с окружающими.

Когда мне выдали паспорт, мы с N подали заявление в ЗАГС. В силу не сильной загруженности ЗАГСа и нашего положения (вернее, пожелания) церемонию назначили на пятнадцатое декабря.

Организацией на этот раз весьма скромного праздника занялся N.

В середине ноября я решила-таки рассказать N про сашиного ребёнка.

Выбрав в один из пост-ужинных часов удобный момент, когда мы остались наедине, я начала:

- Дорогой, знаешь, а я ведь не рассказала тебе самого главного.

- А как ты разделяешь всё, что говоришь на самое главное и на второстепенное? – с улыбкой спросил он.

- Знаешь, мне надоело, что ты разговариваешь со мной, как с дурой! - вдруг на ровном месте сорвалась я (видать, накопилось-таки уже). – Ты слишком долго состоял в браках с идиотками. Теперь тебе кажется, что все женщины такие. Может быть, ты и прав. Но позволь тебе напомнить, я – исключение!

- Дорогая!.. – хотел было оправдаться он.

- Не смей меня перебивать! – крикнула я. – Никогда больше этого не делай. Я ещё не закончила. Хватит разговаривать со мной, как с примитивным животным. Хочу заметить или даже сделать для тебя открытие: у меня есть мозги! Представь себе. Первое время я терпела, думая, что ты перестраиваешься. Чёрта с два! Как бы ни так! Я ненавижу тупые прямые вопросы, глупые шуточки, ужимки и насмешки; я терпеть не могу порожняк в разговоре и общие темы. Если хочешь полноценно со мной общаться – изволь заняться своей речью. Меня уже бесят твои неправильные ударения, неграмотно построенные фразы, этот дебильный лексикон уровня современной попсы, идиотская манера и ужимки! Я надеялась, что всё это осталось в прошлом, и ты хоть немного повзрослел! Как бы ни так! Так что учти: если не можешь сказать ничего умного – лучше молчи, усёк?

- Дорогая…

- Слушай, не беси меня. Я в последний раз говорю: если я что-то спрашиваю, то ты незамедлительно отвечаешь без обходных путей. Понял?

- Да, - тихо ответил он.

- Замечательно, - я немного успокоилась. – Уверена, что эту мою сторону ты тоже до сего дня не знал. Что ж, тебе многое предстоит. Итак, я хотела тебе кое-что сообщить. Но честно говоря, мне кажется, ты уже догадался, - и выждав несколько секунд, закончила. – Я жду ребёнка.

По выражению его лица было невозможно ничего понять. Где-то через минуту он пришёл в себя. И когда я почувствовала, что он собирается что-то сказать, заговорила первой:

- Только сразу предупреждаю: никаких восклицаний типа «Ещё одного!», «И кто папаша?». А теперь говори.

- Прости, но я действительно хотел спросить, кто отец, - извиняясь, сказал он.

- Мать моя Родина, я большевик! – воскликнула я и встала с дивана. – А какие есть варианты? – я повернулась к нему лицом и скрестила на груди руки.

- Ну, если ты скажешь, какой срок…

- Даже так? – я подняла правую бровь. – И что, ты считаешь, что у меня график: в каком месяце и с кем спать? И более того, ты его детально изучил? Ну, допустим, шестой месяц.

- Полгода? – для себя уточнил он. – Либо Эстергази, либо Morresi. Я прав?

- Да ты что! – я начинала заводиться. – У тебя плохая память! Где я была в июне? Не помнишь, так я скажу. Я была здесь, в Москве. Да, с Morresi, но жила я не в гостинице с законным на тот момент мужем, а в загородном доме Косицыной! И если тебе и это ничего не говорит – на твоём интеллекте можно ставить крест – он не поддаётся восстановлению!

- Дорогая!.. – он глубоко вздохнул и поднял на меня свои щенячьи глаза. – Прости! Я действительно не подумал. Просто я так поражён!

- Да, я заметила! – ехидно воскликнула я. – Так поражён, что забыл о том, что такое хороший тон. Согласна, я говорила, что ненавижу манерность, но куда больше я ненавижу бестактность и неуважение! Я на дух не переношу мужчин, которые позволяют себе в моём присутствии сидеть! – уже просто крикнула я.

Он моментально встал и, закрыв глаза, поднял лицо к небу.

- Поздно спохватился, - прокомментировала я. – И не надо корчить из себя великомученика. Тебя никто не заставляет на мне жениться, я не держу тебя под дулом пистолета и ничем не шантажирую. Подумай об этом, - я подошла к двери. – Стоит ли гробить свою жизнь ради какой-то припадочной истерички?!

N стоял, не двигаясь. Когда я вышла, он отошёл только через несколько минут.

Я поднялась в спальню. Сев возле зеркала, я пристально всматривалась в своё лицо. Меня уже порядком бесило видеть не себе столько косметики. Я никогда её не любила.

Я взяла очищающие средства и занялась лицом. Через несколько минут на меня из зеркала смотрела злая, старая женщина, совершенно мне не знакомая. «Боже мой! На кого я стала похожа?! Вот до чего довело моё безразличие к своему лицу!».

Я попробовала улыбнуться – стало ещё хуже. «Старческий оскал, - подумала я. – И что во мне находят мужчины?».

И вдруг меня словно громом поразило – мне до боли захотелось услышать голос Андрелло. Я, не задумываясь, набрала его номер.

*- Pronto, - он ответил сразу.

*- Buona serra, caro. Я так соскучилась по твоему божественному баритону. Скажи что-нибудь. Не важно, что – только говори, - попросила я.

*- Madonna! Cara, ты меня пугаешь! Что случилось?!

- Ах, любимый! – вдруг я перешла на русский. – Я не знаю, что тебе ответить. Mi csusi, - я опомнилась. - *Я забылась. Вроде бы ничего не произошло, но… Я по тебе скучаю!

*- Мне очень приятно это слышать. Но не каприз ли это? У тебя такое переменчивое настроение. Через минуту ты скажешь, что ненавидишь меня и проклинаешь день, когда мы познакомились.

*- Что ты говоришь?! Как можно?! Неужели ты действительно так думаешь? Разве я подала тебе повод? Я просто попросила поговорить со мной! – обиделась я. – Прости, мне не стоило звонить, - я отключила телефон, не дожидаясь его ответа.

Уже через секунду он мне перезванивал. Я не взяла трубку и выключила мобильник. Он начал звонить на стационарный – я попросила прислугу сказать, что меня нет дома.

Если бы здесь был Саша, он бы сказал: «Дорогая, у тебя начинается истерика», с лёгкой улыбкой и нежностью в глазах. Он бы обнял меня и поцеловал. Это было единственным лекарством, которое помогало моей нервной системе.

Но его не было! Он уже никогда не улыбнётся, не обнимет и не утешит меня!

Я впала в истерику!..

Спустя какое-то время в комнату постучали, и дверь приоткрылась.

- Ты позволишь, мама? – это был Женя.

- Сынок? Конечно, проходи, - я попыталась хотя бы на время взять себя в руки и наспех вытирала слёзы. – Садись рядом.

- Ты плакала? Он тебя обидел? – тут же взволнованно спросил он. – Я слышал, как вы ругались в библиотеке.

- Нет, дорогой, - я погладила его по голове и заглянула ему в глаза. – Всё хорошо. Мне стало грустно. Мне не хватает твоего отца. Я была перед ним очень виновата. Я так его любила, только поняла это слишком поздно, - у меня снова на глаза навернулись слёзы.

- Мама, не надо! – он крепко обнял меня. Так, как это делал Саша. – У тебя есть я, мои братья и сёстры, N. Мы все рядом и мы все тебя любим. Как бы я хотел быть похожим на отца: стать твоей опорой, поддерживать тебя, помогать, утешать. Я сделаю всё, чтобы этого добиться.

- Ты себе и не представляешь, - я подняла на него глаза, - как ты на него похож!

- Спасибо, мама, - он поцеловал мои руки. Так, как это всегда делал Саша!

Мы сидели до глубокой ночи. Мы разговаривали, молчали, вспоминали, делились. Нам было очень хорошо вдвоём. У нас был свой мирок, в который мы не хотели никого впускать.

Пока мы разговаривали, в комнату заглянул N. Но он не стал нам мешать – он понимал, что только Женя может меня успокоить – ведь это удавалось лишь его отцу.

N не плотно закрыл дверь, чтобы не мешать нам. И через щель несколько раз заглядывали Рома и Юля. Они видели, как я говорю с Женей, какое у меня выражение лица, взгляд. И они почувствовали, что я люблю его больше, по особенному, он мой «любимчик», и так, как его, я не буду любить никого из своих остальных детей и никогда. Это забетонировало стену между нами.

 

Глава 3.

Проснулась я около полудня в прекрасном настроении. Я позвала служанку.

- Господин N на фирме. Он уже насколько раз звонил и спрашивал, проснулись ли Вы. Дети в школе, а в гостиной Вас ждёт какой-то мужчина, он не представился, - доложила она.

- Пошли его вон, - спокойно посоветовала я.

- Пробовала. Но он непременно хочет Вас видеть. Говорит, вы договаривались. Он сидит с самого утра.

- N его видел?

- Нет? господин N уехал вчера вечером. Он не ночевал дома, - с язвой в голосе доложила горничная.

"Под Сашку косит, идиот. Ну, и хрен с ним!".

- Хорошо. Ступай. Прикажи подать завтрак на двоих в столовой.

- Вы будете с ним завтракать? - в лоб спросила она.

- Да хоть бы и тра**ся! Твоё какое собачье дело?! - завелась я. - Я вообще что-то не догоняю: какого хрена ты суёшь своё вонючее рыло в мои дела? Имей в виду, на первый раз я всех прощаю, но если это повторится - я выкину тебя к чертям собачьим. Пошла вон!

Потоптавшись и упёршись в дверь спиной, она дружащими руками с минуту искала за спиной ручку. Найдя её, наконец, она вышла, а точнее, выскочила, закрыв (аккуратно!) за собой дверь.

Вдогонку ей полетел мой фирменный хохот.

"Кто бы там ни был, прихорашиваться у меня нет никакого желания". Я накинула халат и спустилась в гостиную.

*- Cara! - едва завидев меня, Morresi бросился к моим ногам, упав на колени. - Прости меня!

*- Андрелло! - воскликнула я и подняла его. - Как я рада тебя видеть! - мы обнялись.

*- Как я вчера за тебя испугался, - он отвёл моё лицо и смотрел мне в глаза. - Ты ведь у меня такая горячая. Как мне тебя не хватает! - он закрыл глаза и нежно поцеловал меня.

- Завтрак подан! - с преувеличенной громкостью и ехидством в голосе доложила горничная. Но я не выпустила дёрнувшегося было Morresi из объятий и закончила поцелуй.

*- Пойдём, любимый, - я взяла его под руку.

Проходя мимо служанки, я как бы между прочим бросила:

- Спасибо. А за расчётом зайдёшь завтра утром.

*- Любимая, - мы продолжили разговор за столом. - Прости, пожалуйста, меня за то, что я тебе вчера сказал. Я на самом деле не поверил своему счастью

*- Я понимаю. И мне нечего тебе прощать, - вздохнула я. - Но ты не представляешь, как мне было вчера плохо - меня такая тоска грызла. Я поругалась с N, а рядом, чтобы успокоить меня - никого нет! Ни Саши, ни тебя! Ты мне вчера был так нужен!

*- Прости, прости, тысячу раз прости! - он встал из-за стола и снова опустился на колени. - Я хотел всё исправить, но...

*- Андри! Встань, пожалуйста! Всё хорошо. Давай больше не будем об этом. Всё закончилось хорошо, - он сел за стол, а я продолжала. - Вчера я узнала, что у меня есть новая опора жизни - мои дети. Ты не представляешь, как мой Женя похож на отца. Это его точная копия, так же, как и Анна Мария - моя.

*- Я очень рад за тебя, - с нежностью в голосе сказал он.

*- А как наш Федя? - с нескрываемым интересом спросила я.

*- Лучше всех! Тьфу-тьфу-тьфу, - тут же по-русски сплюнул он и постучал по столу. *- Я привёз его в Москву. Они с няней в гостинице остались.

*- Какая прелесть! Я хочу его увидеть! Ты мне позволишь?

*- Cara! О чём речь! Это же твой сын! В любое время. Я же знал, что ты захочешь его увидеть - поэтому я и взял его с собой.

*- Любимый! Ты просто прелесть! - я, отложив приборы, подошла к нему и, сев на колени, поцеловала.

В дверях кто-то громко покашлял. Меня это не остановило. Кашель повторился. Но я сама решила, когда закончить поцелуй.

- Надеюсь, я вам не сильно помешал, - в столовую прошёл N. /одна из служанок по совместительству работала шестёркой/

- Ничуть, - ответила я, не вставая. - А ты не хочешь поздороваться?

- Buon giorno, Andrello, - сухо бросил он.

- Buon giorno, - ответил итальянец, не поднимая глаз.

- Это высшая степень бестактности с твоей стороны: здороваться прежде с гостем, чем с хозяйкой дома. Я уже не говорю о том, что я женщина! - я встала. Morresi тоже поднялся. N заметил это с ухмылкой.

- Ты об этом ещё помнишь? - съязвил N.

- Главное, чтобы об этом помнил ты! И вообще я поражаюсь твоим переменам – ты никогда не был таким хамом, тем более по отношению ко мне!

- Просто ты никогда не была шлюхой!

На это я ответила пощёчиной, самой фирменной. /она сравни среднему удару кулаком/

- Пошёл вон! - тихо сказала я.

Постояв несколько секунд, N вышел, хлопнув дверью.

- И не смей стучать дверями в моём доме! - крикнула я так, чтобы он услышал.

Вдруг меня пронзила сильная боль внизу живота. У меня подкосились ноги, и я упала на колени. Плюс ко всему я начала задыхаться.

*- Cara! - Morresi моментально оказался возле меня. - Что-то с ребёнком?

*- Позвони ... Фридельману, - еле выдавила я.

*- Уже звоню. Какой номер?

Я продиктовала ему номер. /кстати, в памяти у меня было только три номера: Саши, Morresi и Фридельмана/

- Доброе утро, Иосиф Абрамович, это Андрелло Morresi. Я сейчас у Анны Марии. Ей очень плохо - похоже, что-то с ребёнком. Вы не могли бы приехать?

- Еду, - коротко ответил врач.

На самом деле он не знал, что я жду ребёнка - я не стояла у него на учёте. Он не спросил, что Morresi делает у меня дома. Во-первых, он был очень воспитан и компетентен. В конце концов, он мог узнать это после.

*- Cara, дыши глубже. Он скоро придёт. Ты можешь встать?

Я молча попробовала подняться, не без помощи Morresi. Затем он взял меня на руки и уложил на диван, а сам встал у изголовья на колени. Он обдувал мне лицо и, взяв со стола салфетки и воду, смачивал их, протирал мне руки, лицо и шею.

*- Всё будет хорошо! - повторял он. - Всё будет хорошо.

Фридельман приехал минут через десять. Похоже, он специально купил дом поближе, чтобы быть всегда "под рукой". Ведь он был лечащим врачом нашей семьи.

- Добрый день, - с порога поздоровался он, протягивая руку Morresi. - Что произошло?

- Анна Мария была очень взволнованна и вчера была опасность нервного срыва, - итальянец пожал его руку и объяснил всё, как смог. - Это может быть опасно?

- Какой срок? - спокойно спросил Фридельман, уже измерив пульс и давление и проверявший температуру.

- Шестой месяц, - Андри не сильно удивился тому, что я не поставила в известность своего лечащего врача - это было в моём репертуаре.

- Нужна госпитализация, - коротко прокомментировал врач.

- Я отнесу её в машину и поеду с вами, если Вы позволите. Думаю, нет смысла ждать машину скорой помощи, - предложил Morresi.

- Конечно. Тем более, моя машина оснащена всем необходимым. Пойдёмте, - он встал.

Morresi взял меня на руки и пошёл за врачом.

 

N сидел в спальне и естественно ничего не слышал. Он думал! Где-то через два часа он решил-таки со мной помириться. Он обошёл весь дом, но нигде меня не нашёл - при том, что все мои вещи (телефон, ключи, документы) были на месте.

- Где хозяйка и иностранец? - спросил он у всегда осведомлённой прислуги.

- Они уехали, - удивилась горничная. - Разве Вы не в курсе?

- Не в курсе чего? - он удивился не меньше.

- Приехал Фридельман, зашёл в столовую, а через пару минут вышел, а за ним - этот гость с хозяйкой на руках. Ей было очень плохо. Они уехали часа два назад.

N, не сказав ни слова, быстро вышел из дома. Сев за руль, он направился в клинику Фридельмана.

*- Что случилось? - спросил он у сидящего в коридоре Morresi. - Как она?

*- Сейчас уже хорошо. Была угроза выкидыша, но Фридельман успел вовремя. Она пережила сильнейшее нервное потрясение. Ей трудно будет с ребёнком. В её возрасте, после двух выкидышей и всего пережитого - ей надо быть аккуратнее, - спокойно ответил Андрелло.

*- Можно к ней? - N подошёл к двери.

*- Не сейчас, - итальянец остановил его. - Ей нужен покой. Фридельман скажет, когда мы сможем зайти.

N молча сел в кресло и закрыл лицо руками. Они оба молчали. Через какое-то время Morresi заметил, что N плачет, причём навзрыд. У него была настоящая истерика.

*- N! - Андрелло сел рядом. - Всё хорошо. С Анной Марией всё в порядке. Она хорошо себя чувствует.

*- Андрелло! Да как ты не понимаешь?! Это ведь я довёл её до этого состояния. Мне нет оправдания! И я ведь знал, что она беременна. Я всё прекрасно понимал!

*- Теперь это уже не важно. Всё уже позади. Главное - что ты это понял, значит, не повторишь.

*- Я не знаю, что на меня находит. Я говорю то, чего не хочу говорить и никогда бы не сказал. Я ревную! Я страшно её ревную. Мне хотелось побольнее её уколоть, задеть, заставить страдать так же, как страдаю я сам! Я ненавидел тебя в ту минуту так сильно, что будь бы у меня пистолет - я пристрелил бы тебя не задумываясь, - как на исповеди говорил N.

*- Я понимаю тебя лучше, чем кто бы то ни было. Я сам ревновал её так же сильно, и ты помнишь, чем это закончилось. Могу дать один совет, если позволишь: если хочешь жить с ней - смирись с тем, что она никогда не будет тебе принадлежать целиком. Ты должен закрыть глаза на всех её мужчин - она никогда не могла жить с одним, и не сможет. Ведь ни один мужчина, даже такой идеальный, как Александр, не может дать ей всё, что ей нужно. Кстати, в последнее время у неё были идеальные с ним отношения. И именно потому, что он принял её такой, какой она была с букетом мужей, любовников и детей. Она сама шла к нему, когда ей был нужен именно он - и он был самым счастливым человеком на свете. Она - кошка, которая гуляет сама по себе. Со временем я тоже научился воспринимать её самой собой. Но по началу я никак не мог смириться - вызывал на дуэль, удерживал её силой - но поверь, это давало обратный результат, так она только отдалялась. А когда я отпустил её - она сама ко мне пришла. Скажу честно, мне было больно видеть, как она при мне целовалась, кокетничала и фривольничала с другими мужчинами, но со временем я перестал обращать на это внимание. И теперь у нас идеальные отношения. Она не любит никого и любит всех - главное всегда это помнить, - закончил Андрелло.

*- И почему меня угораздило в неё влюбиться?! - спустя какое-то время сказал N.

*- Если бы тебя одного! По ней полмира с ума сходит. А в моей семье все мужчины на ней помешаны, даже мой отец! Её по праву можно назвать чумой двадцать первого века. И всё равно, лично я не представляю своей жизни без неё.

- Господин N, - к ним подошёл Фридельман, - можно Вас на пару слов.

- Конечно, - тот встал. – Mi scusi, Андрелло.

- Tutto bene.

 

- Проходите, присаживайтесь, - Фридельман пропустил N вперёд в свой кабинет и, зайдя сам, закрыл дверь.

- Иосиф Абрамович, как она?

- Состояние стабильное, угрозы для жизни нет. Сейчас она спит. Я хотел поговорить с Вами о том, что спровоцировало этот инцидент.

- Вчера во время нашего разговора она вдруг ни с того ни с сего сорвалась. У неё было пред истеричное состояние, но потом она успокоилась, поговорив с сыном. А сегодня мы обменялись буквально парой реплик. Дело в том, что когда я зашёл в столовую, она... - он осёкся, думая, стоит ли всё говорить.

- Целовалась с Morresi, - предположил Фридельман.

- Как Вы угадали? - удивился N.

- Видите ли, я достаточно давно знаю Анну Марию, причём очень хорошо. И поверьте, она достаточно предсказуема. Тем более это он мне позвонил. Всё, как видите, просто, даже очень. А Вы, я слышал, хотите на ней жениться?

- Да, уже и день назначили и готовимся потихоньку. Но... Я не знаю... Правильно ли мы поступаем.

- Правильно, - ответил доктор. - Уже потому, что ваши отношения давно пора узаконить. Кроме того, сделайте этот подарок поклонникам, они столько этого ждали.

- Да, но если честно, я не думаю, что наш брак изменит её образ жизни...

- Её образ жизни уже никто и ничто не изменит. Так что Вам придётся смириться с этим. А брак - это только формальность.

- Но я не хочу слыть рогоносцем! - воскликнул N.

- Боже мой! Что за детский сад?! Зато теперь Вы должны понимать, что почувствовал Александр Владимирович, когда узнал, что Ромео и Джульетта, которых он считал своими, на самом деле Ваши дети, - довольно резко проговорил врач.

- Я понимаю! И тысячу раз раскаялся и просил прощения у него! Но это ничего не меняет! - вздохнул с горечью он.

- Что ж, Вам решать. Но я хочу попросить Вас об одном одолжении: не раздражайте её сейчас и ни в чём не отказывайте. Недолго осталось - четыре месяца. Это очень тяжёлая беременность, и я боюсь, последняя для неё. Скажу Вам честно, вероятность того, что она умрёт при родах слишком велика. Так что в наших силах ей помочь. Эти четыре месяца, скорее всего последние в её жизни, должны быть самыми счастливыми и спокойными. Не усугубляйте ей положение, - честно признался Фридельман.

- Что? - N опешил. - Вы хотите сказать, что... она умрёт?!..

- Мне очень жаль. Её организм очень ослаблен.

- А если у неё будет выкидыш? - осторожно спросил N.

- Она умрёт. В любом случае: либо при родах, либо с выкидышем.

- О Боже! - прошептал N и провёл рукой по лицу.

- Поэтому в Ваших силах продлить ей жизнь и спасти ребёнка.

- Спасибо, Иосиф Абрамович. Я учту, - N встал. - Я сделаю всё, что в моих силах, - с этими словами он вышел.

 

*- Что он тебе сказал? На тебе лица нет! - воскликнул Morresi, увидев его. - Сядь и расскажи.

*- Мы её потеряли, - коротко ответил тот.

*- Кого её?

*- Анну Марию.

*- Что ты несёшь?! Она жива! - воскликнул Morresi.

*- И жить ей осталось четыре месяца, - в пространство добавил N. - Фридельман сказал, что даже если она и доживёт до родов, то умрёт в их продолжение. Она слишком слаба - это её погубит.

*- Я не верю! - Morresi встал. - И ты не должен! Сколько раз она уже умирала?! Выходила из трудных ситуаций, стояла на волоске от смерти?! Она не умрёт, пока сама этого не захочет. Ещё ни разу врачи не оказались правы!

*- Я завидую твоей уверенности. Хотелось бы верить.

*- Так верь. И ни звука при ней. Ни лицом, ни голосом не смей выдавать! Или лучше даже не заходи.

*- Конечно, я всё понимаю. Я ведь не враг ей.

Как только врач разрешил, они оба ко мне зашли. Я простила N сразу же. Ближе к вечеру ко мне заехал Женя. И только на следующий день приехали Рома, Юля и Анна Мария, точнее, их привезли N и Женя. В их отсутствие Morresi привёз ко мне Федю. В общем меня перегружали положительными эмоциями.

Меньше, чем через неделю меня выписали. Естественно, никто ничего мне не сказал. Я чувствовала себя просто прекрасно. Morresi уехал через несколько дней после моей выписки. Он продолжал работать - он не мог жить без оперы. Я в принципе тоже. Но я понимала, что до родов мне лучше об этом забыть. И я отвлеклась - на подготовку к свадьбе, N был никудышным организатором.

 

Пятнадцатого декабря мы скромно отпраздновали "узаконивание" наших отношений.

Накануне этого дня мне приснился тот же самый сон, который столько мучил меня, когда я жила у Кристалла.

 

…Я погружаюсь в воду. Но через какое-то время я понимаю, что не погружаюсь, а поднимаюсь, всё выше и выше. Наконец, далеко вверху я вижу свет – сначала неясный, словно трепещущий, но постепенно он набирает силу, становясь всё ярче. Там, наверху, всё окутано этим светом! Я хочу туда – меня влечёт туда! (незаметно даже верёвка исчезла, я освободилась)

Поднявшись туда и погрузившись в свет, я начинаю различать очертания деревьев. По мере того, как мои глаза привыкают, я вижу прекрасный цветущий сад (в котором одновременно цветут даже такие деревья, которые по биологическим законам не могут цвести в одно время! но там возможно всё!).

Пройдя вглубь сада, я вижу небольшую речку. Подойдя к берегу, я сажусь на берег и всматриваюсь в гладь воды. Она настолько прозрачна, что видно каждый камушек на дне, каждую маленькую рыбку, каждую ракушку. А вода такая холодная и такая живая! Она буквально завораживает.

Кто-то подошёл ко мне со спины. Мне не надо поворачиваться – я и так знаю, что это Он! Я медленно поднимаюсь, Он обнимает меня и кладёт свою голову на мою… Мы молчим.

- Ты снова уйдёшь? – наконец, спрашиваю я.

- Нет. Теперь мы вместе, навсегда, - тихо отвечает Он.

- Пока смерть не разлучит нас? – с усмешкой спрашиваю я.

- Теперь уже не разлучит.

Я поворачиваюсь. Обнявшись, мы уходим в глубину сада…

 

Разница была совсем небольшой. Дело в том, что тогда, тринадцать лет назад, когда этот сон приснился мне первый раз, я проснулась с твёрдым желанием жить дальше, и я знала, что мне для этого нужно. Я увидела Его и поняла смысл своей жизни. Проблема в том, что я не могла вспомнить Его лица. Проснувшись, я, как ни старалась, не могла вспомнить, кто это был. Но тогда у меня даже сомнений не могло возникнуть, что это N – смысл всей моей жизни. И я просто обязана жить и вернуться к нему, через что бы мне не пришлось пройти, сколько бы не пришлось ждать. Ради этого стоило жить.

На этот раз, проснувшись, я чётко видела Его лицо перед своими глазами. Это был … Саша! И тогда, и сейчас…

"Не может быть! Так это был... Саша? Саша. Саша! НЕТ!!!".

Казалось, это сильнее меня. Моё сердце снова стало работать с перебоями, и я начала задыхаться. Из глаз потекли слёзы, и я не пыталась их остановить. Ведь я собственными руками уничтожила возможность собственного счастья! Моя жизнь окончательно потеряла смысл. "А этого человека, самого дорогого, самого родного, больше нет. И я уже никогда не смогу сказать ему самого главного, попросить прощения и раскаяться!".

Я не хотела этому верить, я пыталась найти ошибку. Но всё оказалось слишком очевидным. Изменить что-то я уже просто не могла. Оказалось слишком поздно.

С болью и горечью мне пришлось скрепить сердце и жить дальше, понимая, что я совершаю очередную грубую ошибку и порчу жизнь не только себе…

 

На празднике по поводу нашей «свадьбы» гостей было очень мало. С моей стороны - Morresi, Себастьян и Антонио (с которыми ко всеобщему удивлению я продолжала поддерживать отношения - мне ведь была не безразлична судьба моего города и оркестра), Надя (с которой я возобновила отношения), Олег, Сергей, Фридельман, Саныч (от которого я узнала, что V. умер несколько лет назад); со стороны N - несколько мало знакомых мне людей, якобы его друзей.

По правде говоря, это больше смахивало на вечер воспоминаний.

- Анна Мария, дорогая, - Саныч до сих пор слабо верил в моё воскрешение. - Это так удивительно. Честно говоря, я до сих пор не верю. Но я безмерно счастлив: и за тебя, и за всех нас. Ты гораздо лучше стала петь! И ну к Лешему всех этих сопран - пусть девчонки поют. Теперь у тебя другой репертуар. Я надеюсь, ты собираешься продолжать карьеру?

- Продолжать? - удивилась я. - А кого: Rossa, Bach, Kamju? Не думаю.

- А Косицыной не хочешь?

- Не реально, - ответила я. - Спустя столько-то лет. Придётся начинать заново. Знаете, я очень хочу петь и дирижировать. Но Фридельман сказал, что это будет самая тяжёлая беременность - я не буду рисковать. А там - обязательно что-нибудь придумаю.

- В конце сезона тебя никто не возьмёт, - честно сказал Саныч. - Только в качестве приглашённой солистки - а это слишком дорого. Но я тебе скажу: ко мне можешь прийти в любое время дня и ночи - я буду только счастлив.

- А Вы сейчас где? Простите мне мою неосведомлённость, - поинтересовалась я.

- На месте покойного V., царство ему небесное.

- В Мариинке? - не поверила я.

- Так точно, моя девочка.

- Это так здорово! Только, - растерялась я, - я не хочу уезжать из Москвы. Наездилась уже, знаете? У меня здесь столько проблем накопилось за тринадцать лет.

- Понимаю и не обижаюсь. Но если захочешь - можешь спеть в любом спектакле.

- Спасибо огромное! Я Вам так благодарна. А Вы не знаете, кто сейчас в Большом:?

Саныч неприятно поморщился. Я почувствовала, что спросила что-то не то.

- Там сейчас сменилось всё руководство, - начал он, вздохнув. - Ты не представляешь, как мне больно смотреть на Большой. У меня сердце кровью обливается! Знаешь, сколько их худруку лет?

- Неужто тридцать?

- Двадцать четыре, - поправил Саныч.

Я онемела от удивления.

- Вот и я о том же. Даже не знаю, стоит ли продолжать - по-моему, и так всё ясно. Для него все, кто старше тридцати пяти - старики, и он отправляет их "на пенсию".

- И кем же покажусь ему я? Прабабушкой? - усмехнулась я.

- Не сомневаюсь. И если честно - даже не советую туда идти. Для него нет ничего святого, он всё и всех отрицает. Ставит только то, что считает не самым худшим, в основном произведения своих друзей. Классика почти сошла со сцены. Те, кого он ещё не уволил, убегают сами.

- И всё же я схожу, - твёрдо решила я. - Сразу после родов. Славина я на место поставила, и с ним справлюсь. Подождите, а N? Он разве там не работает?

- Работает - это громко сказано! Поёт партий пять от силы, да и то по одной в полгода. Он держится там за счёт сашиных денег, разве ты не знала?

- Что?! Он содержал Большой?! - почти закричала я.

- И продолжает это делать, - спокойно ответил Саныч. - Ты же не хочешь, чтобы N остался без работы!

- На хрена ему дался этот Большой?! Мало того, что Саша ему подарил фирму отца, он ещё и Большой кормит. Я это прекращу. И какой процент его вложений?

- Пятьдесят.

- Что?! - уже просто заорала я. - Никаких родов! Я пойду туда завтра же!

- Анна Мария, не стоит. Это будет тебе стоить больших нервов, - посоветовал Саныч.

- Хрен с ними! Я никому никогда просто так не дарила деньги!

- Тебе грех жаловаться!

- Вы не правильно поняли: на благое дело мне ничего не жалко - пример тому мой город и все мои проекты. Но на такую лажу! Ни копейки!

- Ты разволновалась, - Саныч протянул мне стакан воды. - Выпей, тебе нельзя так нервничать.

- Да, спасибо. Но я решу это дело завтра раз и навсегда.

Больше мою нервную систему в тот вечер ничего не волновало.

Я решила ничего пока не говорить своему новоиспечённому супругу - это привело бы скандалу.

Зато на следующий день, когда он уехал на фирму, дети ушли в школу – я поехала в Большой.

Теперь я ездила на сашиных машинах, без водителей, охраны и прочего люда. Иногда с Сергеем, но чаще – одна.

Припарковавшись поперёк машины худрука (её было видно сразу), я зашла в театр с гордо поднятой головой.

- Простите, Ваш пропуск? – дежурный уставился на меня. Проходная теперь была оборудована электронным турникетом.

Я молча достала новенький паспорт и, развернув его на первой странице, сунула его в лицо охраннику.

- Это не пропуск, - возразил он, не глядя.

- Читать умеете? – спросила я. Только после этого он перевёл взгляд на страницу паспорта.

Прочитав, видимо, фамилию и имя, он резко уставился на меня.

- А если и это не аргумент, то завтра Вас уволят, так как зарплату наполовину выплачиваю Вам я. Ещё вопросы есть? – спокойно спросила я.

Он молча открыл проходную.

Я зашла и твёрдым шагом направилась в кабинет худрука.

- У себя? – бросила я секретарше, указывая на дверь.

- У них совещание. Можете подождать здесь.

- Отлично, - я подошла к её столу и положила бумажку в пятьсот евро. – Сиди молча, поняла?

Она мотнула головой и спрятала деньги.

Я без стука зашла в кабинет. Так называемый худрук поднял на меня голову, а рука его потянулась к селектору.

- Не стоит. Секретарша ничего не сделает, а охрана не посмеет. Сиди смирно, - спокойно посоветовала я и направилась к некогда своему месту за столом (справа от худрука).

Оно было свободно. Более того, на столе была памятная табличка в мою честь, а на кресле лежал венок.

- Я вижу, Большой до сих пор занимает место бронепоезда. Вы ещё не в курсе, что я жива? – я подошла к столу и, аккуратно отложив венок в сторону, села, положив сумочку на памятную табличку.

- На каком основании..? – начал было худрук, но я перебила.

- А именно на том, что я – Анна Мария Косицына! - резко заявила я.

- Это не даёт Вам права…

- Спасибо, что хоть на «Вы», - усмехнулась, снова перебив, я. – А насчёт прав – не тебе об этом говорить. Во-первых, здесь написано, - я убрала сумочку с таблички, - что я «всегда буду жить в ваших сердцах и это место навсегда останется только моим». А во-вторых, я могу сегодня же прекратить ваше финансирование. И тогда большее, что вы сможете поставить – «Человеческий голос» и то под рояль – я думаю, ты об этом знаешь. И вообще, я до сих пор не услышала никакой, даже грубой формы приветствия.

- Женщина!..

- По-моему, я уже даже назвала своё имя, если ты не знаешь меня, в чём, если честно, я сомневаюсь, - снова перебила я.

- Я не знаю Вашего отчества, - попытался найтись худрук.

- Да ты что?! – воскликнула я. – Весь мир знает, а ты нет! Да все здесь сидящие так или иначе работали со мной. Только ты, похоже, с Луны свалился.

- Я бы попросил…

- Перестань! Что за пошлость! Тебе не Большим, а колхозным клубом руководить надо.

- Ну, это уже переходит все границы! Вы забываетесь!

Я сидела и молчала – проверяла, насколько его хватит. Однако он замолчал сразу же.

- И это всё? Через минуту паузы спросила я. – Я думала у тебя красноречия поболе будет. Знаете, вообще-то это Вы забываетесь, молодой человек. Тебя ещё на свете не было, когда я уже училась в Московской консерватории, а когда ты под стол ещё пешком ходили, я уже была примой этого театра. Очень жаль, что ты не знаешь его историю. Но оставим это – я сюда не за тем пришла, - вдруг переключилась я. – Ты должно быть знаешь, что состояние своего покойного супруга унаследовала я, а дети ещё не совершеннолетние. Кроме того мы с N вчера расписались, поэтому дела этого театра так или иначе меня касаются.

- А при чём здесь Ваш покойный супруг? – не понял он.

- При деньгах, на которые вы содержитесь. И не делай удивлённого лица. Про этого все давно знают. Итак, так как мой муж здесь практически не работает, да и желания у него такого нет, а мне лишняя статья расхода ни к чему, я прекращаю содержание театра – пусть государство даёт вам деньги, - закончила я.

- Госпожа Косицына! – спохватился он.

- Ты даже вспомнил, как меня зовут! – усмехнулась я.

- Давайте всё обсудим, - он даже встал.

- Здесь нечего обсуждать. Я не заинтересована в вас. Скажите спасибо, что не требую возместить мне деньги, которые тратились на постановки якобы с моим нынешним супругом. Пусть это будет на вашей совести. В принципе, - я встала. – Это и была цель моего визита. Я прекращаю перевод денег – так что не удивляйтесь. Всего доброго, - я направилась к двери.

- Госпожа Косицына, - он побежал за мной /и бежал до самого выхода, я не останавливалась/. – У нас есть интересные проекты, Вы должны с ними познакомиться.

- Я никому ничего не должна! – гордо заметила я.

- Вас они заинтересуют.

- Не верю.

- Это грандиозно! – продолжал он. – Такого ещё нигде не было.

- Не аргумент, - снова отрезала я.

- Полностью согласен на Ваши условия! – сдался он.

- Не поможет.

- N будет петь во всех спектаклях, где захочет!

- Не с кем!

- Я приглашу лучших солистов!

- За мой счёт?

Мы вышли на улицу.

- Сжальтесь! – он рухнул на колени. – Это же в первый раз! Вы ведь всех прощаете!

- А вот это уже аргумент, - я повернулась к нему. – Хорошо. Завтра вы получите партитуру новой оперы. Через полгода должна быть готова премьера.

- Не реально.

- Выбирай: либо так – либо ставьте, что пожелаете, но без моих денег.

- Мы поставим эту оперу, - вздохнул он.

- А я и не сомневаюсь, - улыбнулась я.

- Всего доброго.

- До скорого, - ответила твёрдо я и, хлопнув дверцей машины, отъехала.

Худрук глазами провожал мою машину, пока она не скрылась из вида.

По дороге я заехала на "БИС". У N было совещание, и я решила побродить пока по фирме. Я заглянула в кабинет записи.

Записывали какую-то страшненькую девчушку, лет двадцати трёх с околооперным голосом (так, на пьянке романсы скулить).

Я постояла около минуты /меня никто не заметил/ и не выдержала:

- Фальшь!

Звукооператор отпарировал, не поворачиваясь:

- Уберём, не проблема. Подтянем - и будет конфетка.

- А бездарность как вы будете гримировать? - продолжила я и прошла вглубь студии.

- Госпожа Косицына! - наконец-то он меня заметил /и узнал!/ и вскочил со стула.

- Что ж Вы так испугались? Словно привидение увидели, - пошутила я.

Он молча хлопал глазами.

- Кто её протежировал? - через несколько секунд спросила я.

- Господин N.

- N, - как бы сама себе сказала я. - Ну, да, у него чутья никогда не было.

- Не в обиду будет сказано, - согласился звуковик. - Но вот у Владимира Сергеевича чутьё было, да и у его сына - дай Бог каждому!

- Согласна, но их больше нет с нами, - ответила я. - Так что пока Женя не займёт место отца - а в этом я не сомневаюсь - фирмой займусь я.

- А как же "Анютик"?

- А что, по-Вашему, я не справлюсь с двумя фирмами? - я улыбнулась. - Я с целым городом справляюсь. Сколько процентов она уже отработала? - я снова переключилась на девушку.

- Семьдесят. Мы надеемся, альбом покроет расходы. О прибыли мы даже не мечтаем!

- Ясно. Тогда я помогу ей с альбомом, а потом мы отправим её коров пасти - это у неё должно получиться значительно лучше. Включите звук, - попросила я.

Звуковик выполнил мою просьбу.

- Привет, - я поздоровалась с "певицей". - Вы меня знаете?

- Конечно! Вы...

- Вот и замечательно, - мне было лень выслушивать все свои регалии. - Значит так, для Вас я - в первую очередь супруга Вашего генерального продюсера. Я займусь Вами лично и помогу сделать отличный альбом. Но Вы должны беспрекословно мне во всём подчиняться. Договорились?

- Конечно! - восторженно ответила она.

- Когда планируется выход диска? - спросила я у звукорежиссёра.

- Через два месяца.

- Отлично. Через несколько дней, - я снова обратилась к солистке, - я напишу несколько новых песен, и мы их с Вами разучим. Они станут хитами, поверьте мне.

- Спасибо! - восторга в её голосе только прибавилось.

- Не за что, это моя работа, - сухо ответила я.

- Работайте, - бросила я звуковику и вышла со студии.

"Видел бы это Владимир Сергеевич", - пронеслось у меня в голове.

Когда я подошла к кабинету N, совещание уже закончилось и все расходились. Почти все подошли ко мне и, целуя руки, восхищались, поздравляли и так далее.

- Добрый день, любимая, - когда последний человек отошёл ото меня, N поцеловал меня в щёку и пригласил в кабинет. - Проходи, присаживайся. Как ты себя чувствуешь?

- Спасибо. Великолепно. Дорогой, мне надо серьёзно с тобой поговорить.

- Я внимательно тебя слушаю, - он сел возле меня на диване и сделал умное лицо, которое ему никогда не шло.

- Для начала ответь мне на один вопрос: ты знал, что Саша спонсирует Большой театр?

- Нет, - честно ответил N. - А зачем ему это было нужно?

- Это другой вопрос, но его пока отложим.

- Подожди, - N начал мыслить - и это было опасно. - Насколько я знаю, из его солистов никто не работал в Большом. Но если он делал вклады, значит он в ком-то был заинтересован.

- Естественно, но...

- Анна Мария! - вдруг его "осенило". - У него была женщина?!

- Знаешь, - я глубоко вздохнула и постаралась не повышать голос, - этих слов я даже тебе не прощу. Да, он был заинтересован, чтобы в Большом держали одного человека. Видит небо, я всячески пыталась это обойти, но ты меня вынудил! Он платил Большому, чтобы ты не оказался на улице! Он знал, как для тебя важен статус солиста Большого театра!

- Прости! - тихо сказал он и опустил глаза.

- Я здесь не при чём. Он делал для тебя гораздо больше, чем ты можешь себе представить!

- Но почему? - вдруг спросил он.

- N, только не обижайся. Мы всё узнаём в своё время. Если он сам тебе этого не объяснил, то я и подавно не имею на это права. Не всё надо знать. К примеру, я узнала о том, что мои родители умерли, только стоя перед сашиной урной. И это было к лучшему. В своё время и ты всё поймёшь.

- Я понимаю! - он вздохнул. - Я перед ним в таком долгу.

- Ты можешь его отдать.

- Но как? - удивился он.

- Позаботившись обо мне, - ответила я, но прочитав в его глазах вопрос, поспешила объяснить. - Согласись, ты знаешь про меня только то, что я сама тебе говорю. А мы далеко не всегда склонны рассказывать всю свою подноготную. Теперь ты для меня стал самым близким человеком, не считая детей. Я всё тебе про себя расскажу, но не сразу - чтобы не было удара. Я кажусь решительной, сильной, независимой, неприступной, но на самом деле я очень слаба - и Саша это знал. Он постоянно мне помогал, поддерживал меня, был моей опорой и подушкой. В последнее время у меня начались серьёзные проблемы с психикой - я даже лежала в психушке. Это было ужасно. Я не думаю, что я была бы сейчас жива, если бы не Саша и Morresi. Я стала истеричкой.

- Но как это могло произойти?

- Очень просто. Человеческая психика не может справиться с таким образом жизни и объёмом информации. Постоянные перегрузки, стрессы, нервное напряжение и отсутствие отдыха и расслабления - вот и всё, - просто ответила я.

- Но ты же могла позволить себе отдых!

- Могла. Пока Bach отдыхала, работала Rossa. Когда отдыхала Rossa, работала Камю, Bianco, Piacere - ты же понимаешь, это замкнутый круг. Я не могла остановиться и бежала как белка в колесе, не видя цели. Единственным средством для быстрого расслабления стал алкоголь. Да, не смотри на меня так. Я начала пить ещё в Москве почти пятнадцать лет назад. Правда потом я долго не пила ни капли спиртного. Я никогда к нему не привязывалась и всегда терпеть не могла. Но тем не менее. А в последнее время у меня просто продыху не было - я пила бутылками, не отдавая себе отчёта. Но поверь, это не самое страшное.

- Что может быть страшнее? - действительно не поверил он.

- Как ты думаешь, сколько часов в сутки я работала?

- По слухам, Александра Bach, как и Rossa работали по двадцать часов в сутки. Но это только слухи.

- Они основаны на реальности. Rossa в театре работала по двадцать часов, а насчёт Bach - это конечно преувеличение. Она так работала только месяц перед концертом. Но не забывай, есть, точнее, были ещё и Камю, Bianco и Piacere. И если бы все они работали по двадцать часов, получилось бы сто часов в сутки. И это, по-твоему, реально?

- По-моему, и двадцать часов - не совсем реально, - честно ответил он.

- Нет, это как раз нормально. Иногда, порой даже по три-четыре месяца у меня не было ни секунды на отдых.

- А когда же ты спала?

- А кто тебе сказал, что я спала? Вот это и есть самое страшное. Чтобы поддерживать организм в рабочей форме, я пила таблетки...

- Наркотики? - перебил он.

- А ты становишься догадливым, - я улыбнулась.

- Нет! Этого не может быть!

- Ну, почему же не может? Было, - твёрдо ответила я. - И если бы не Саша - сам можешь домыслить, чем бы это закончилось.

- Но зачем ты столько работала?!

- Это сложный вопрос. Во-первых, чтобы спрятаться от одиночества. Во-вторых, чтобы заработать деньги.

- Но это же смешно! С такими мужьями ты могла бы ничего не делать и прожить безбедно лет до двухсот!

- А дети? Кто их кормить будет? Их тоже надо обеспечить.

- Да, кстати, а сколько у тебя всего детей? - осторожно спросил он.

- Девять. И трое должны родиться в марте.

- Как трое?! Ты говорила про одного! - опешил он.

- Один - от Саши и двойня от одного немца-адвоката.

N смотрел на меня, как баран на новые ворота, не догоняя.

- Мы взяли суррогатную мать, - пояснила я.

- Да, конечно... То есть в марте у тебя будет ... двенадцать детей?

- Будет. И сам понимаешь, сколько это затрат. Кроме того, не забывай - у меня целый город с самым большим залом и личный оркестр. Поверь, затрат у меня больше, чем источников дохода. Вот я и была вынуждена работать на сорок фронтов. Я сама создала себе эту жизнь. Я загнала себя в угол и не рассчитала свои силы.

- Это не реально! – прошептал он.

- Оказалось, - согласилась я. – Первое время я справлялась, и довольно успешно. Но постепенно работы прибавлялось, рождались дети, увеличивались расходы, появился оркестр и город. Да и я постарела, не надо об этом забывать. Сейчас это всё мне не под силу. Но у меня есть ещё и другие нереализованные проекты.

- Анечка! Тебе надо остановиться! Это не имеет смысла! Подумай! Ты себя в могилу загонишь! А за тебя это никто не сделает. Посмотри правде в глаза: это никому не нужно, кроме тебя!

- Я думала об этом, но не хочу верить. У меня есть дети! И я буду самым счастливым человеком, если хоть кому-нибудь из них будет интересно хоть что-нибудь из того, что я делаю.

- Твоё право. Но может им больше нужна мать. Настоящая, живая, а не деньги и какое-то занятие, оставленное по наследству. Живого общения ничто не заменит.

- Я знаю, - согласилась я. – Но я им даю всё, что могу. Любовь, забота, живое нормальное общение – это не ко мне. Эту сторону жизни им дают отцы, мне повезло с мужчинами.

- Ты не пробиваема! – сдался N. – Я позабочусь о тебе – сделаю всё, что будет в моих силах. Но я не смогу заменить Сашу.

- Поэтому не гони Morresi.

- Я всё понял. Это больше не повторится. Он может даже жить с нами, если захочет.

- Он не захочет, да это и не понадобится. Я периодически буду исчезать, мои мужчины будут приезжать сюда, и мы с тобой будем гораздо лучше ладить, если ты не будешь на этом циклиться.

- Да, я знаю. Прости меня за прошлое, я ничего не понимал.

- Отлично. Теперь, я уверена, у нас всё будет лучшим образом, - я улыбнулась. – Но если честно, мы зашли совсем в другую степь. Я о другом хотела поговорить. Скажи честно, что для тебя значит Большой сегодня? Ты хочешь там петь?

- Да я уже почти забыл, где он находится, - ответил N. – Он действительно потерял для меня своё значение. Сам удивляюсь, почему до сих пор не ушёл оттуда.

- Отлично. Значит так: через полгода премьера моей новой оперы. У тебя – ведущая партия. А после этого ты оттуда уйдёшь, и я прекращу финансирование этого театра.

- Но я всегда буду тосковать по нашим постановкам, - вздохнул он.

- Их всё равно не вернуть. Если захочешь, Саныч возьмёт тебя в любой состав.

- Ты же знаешь, Мариинка – не мой формат.

- Ну, твоё дело, - закончила я. – Поехали домой, уже поздно, - я встала.

- Конечно, дорогая. Тебе надо больше отдыхать и меньше нервничать. Пойдём, - он открыл дверь и пропустил меня вперёд.

 

За ужином собралась вся «семья», если, конечно, это собрание почти чужих друг другу людей можно назвать семьёй.

Атмосфера была ужасная, но я заставила себя улыбаться и делать вид, что всё хорошо. Мне было больно, что я не могу ничего изменить – мне оставалось только смириться.

 

До марта я решила ничего не предпринимать – слишком тяжёлой оказалась беременность. Периодически я ложилась в клинику Фридельмана.

В начале февраля приехал Morresi /весьма неожиданно для меня/. Он сказал, что хочет быть рядом.

Однако истиной причины мне никто не говорил. Все делали вид, что всё отлично.

При этом я чувствовала себя просто омерзительно, и в мою душу начали закрадываться всякие нехорошие предчувствия. Я знала, как должна протекать нормальная беременность и чего мне следовало опасаться.

Но такого со мной никогда не было. На мои вопросы Фридельман ничего толкового не говорил и отвечал, списывая всё на возраст и общее состояние организма.

Числа десятого февраля я легла в его клинику уже до родов. Мне было так хреново, почти как во время не столь давнего отравления во время соревнования со Славиным.

У меня были дурные предчувствия.

Понять всё мне помог сон, который приснился за неделю до планируемого дня родов. Мне приснилось, что забрать меня с ребёнком из клиники приехал … Саша!

В тот же день я решила поговорить с Фридельманом.

- Иосиф Абрамович, я всё знаю, - начала я. – Почему Вы меня обманывали, почему не сказали? Вы меня предали!

- Кто Вам сказал? Неужели N? – не поверил врач.

- Так и он знал?!

- Но Morresi не мог… - он растерялся.

- Заговорщики! Предатели! – меня ранили за самое больное. – Но за что?!

- Понимаете, мы не знаем ничего наверняка. Ну, зачем было Вас волновать впустую. Так кто из них Вам сказал?

- Это не важно. А вообще, - тут же передумала я. – Никто. Мне сегодня сон приснился. Иосиф Абрамович, сделайте всё, что можно. Я не хочу умирать! – мои глаза наполнились слезами.

- Не волнуйтесь, всё будет хорошо. Я Вам обещаю, можете мне верить, - твёрдо сказал он.

- Спасибо, - тихо поблагодарила я. – А можно мне телефон?

- Только ненадолго, - он протянул мне свой мобильник.

Дело в том, что мне пришлось отказаться от мобильной и радиосвязи – это очень плохо на меня влияло.

Я набрала номер Сергея.

- Серёженька, привет, это Анна Мария. Ты не мог бы заехать ко мне в клинику – мне нужно с тобой поговорить.

- Конечно, уже выезжаю. Что-то случилось?

- Нет, почти ничего, - я не смогла соврать. – Я жду тебя.

- Скоро буду. Не прощаюсь, - он отключился.

- Спасибо, - я протянула телефон Фридельману.

- Я Вас оставлю? – осторожно спросил он.

- Да, конечно, всё хорошо.

- Я зайду попозже, - он вышел.

«Значит, всё плохо, - подумала я. – Но я так просто не дамся!».

 

Сергей приехал через час (рекордно быстро для Москвы).

- Как Вы себя чувствуете? – он прямо влетел.

- Всё хорошо, не волнуйся. Садись, мне надо с тобой поговорить.

- Я и представить себе не могу, зачем Вам помог понадобиться именно я.

- Я хочу поговорить о Саше, - прямо сказала я. – Он мне приснился сегодня. Он хочет забрать нас с ребёнком. Мои опасения подтвердил Фридельман.

- Чем я могу помочь? – не понял Сергей.

- Помоги мне понять его. Ты больше всех общался с ним в последнее время. Объясни мне, зачем ему это надо, почему он хочет этого?

- Я не знаю. Но я постараюсь Вам хоть чем-то помочь, - и он начал. - О том, что Вы живы, он рассказал мне незадолго до собственной смерти. Видимо, устал носить всё в себе. Ведь кроме меня и Morresi ему не с кем было обсудить, что происходит в Вашей жизни.

- Да, и с главным соперником не очень-то пооткровенничаешь, - согласилась я.

- Точно. Вот он со мной всё и обсуждал. Александр Владимирович не раз говорил, что хоть всё и понимает, но порой хочет просто поубивать всех Ваших мужей и любовников. Он очень сильно ревновал, до последнего своего вздоха. Но он так Вас любил, что готов был пойти на всё ради Вашего счастья и спокойствия. А пока он был уверен, что Вы умерли, ему не раз в голову приходила мысль покончить с собой. Его удерживали только дети. И то, я думаю, только потому, что они были ещё слишком маленькие. Он не раз говорил, что жить без Вас не может - и это было правдой. Первое время, пока Вы не появились, он только существовал - рефлекторно делал то, что от него требовалось. Так может он и сейчас не может без Вас? Может ему не нравится, что Вы живёте с N, вышли за него замуж? - предположил Сергей.

- Я думала об этом. Но видишь ли, его последние слова были как раз об N. Он сам просил меня выйти за него замуж и даже благословил наш брак. Честно говоря, если бы я ему не пообещала этого, меня бы вполне устроило положение любовницы - мне всегда было начхать на общественное мнение.

- А Вы уверены, что он говорил искренне?

- Абсолютно! - не задумываясь, ответила я. - Ты сам сказал, что он желал мне счастья даже в ущерб себе.

- Это так, - согласился Сергей и замолчал.

Спустя какое-то время его словно осенило:

- А счастливы? - вдруг спросил он.

- Странный вопрос, конечно... - я осеклась. Кем-кем, а вот счастливой я себя ну никак не могла назвать.

- Может, он считает, что этот ребёнок мешает Вашему с N счастью?

- Однозначно нет. Хотя, - тут же поправилась я, - может быть. А может, он не хочет, чтобы N растил его сына. Или он просто видит, что мы не можем быть счастливы, и зовёт меня с сыном к себе?

- Быть может. А что можно сделать? Вы ведь во всём этом разбираетесь.

- Мы не можем влиять на мир мёртвых, как они на наш. Он сам должен отпустить меня. Я попробую с ним поговорить.

- Боже мой! - вздохнул Сергей через какое-то время. - Скажи мне это кто лет десять назад, я бы никогда не поверил.

- Саша тоже поверил только после того, как я увидела Женю, будучи слепой. Сергей, дай мне руку и закрой глаза.

Он сделал, что я сказала, молча.

- Ты хочешь увидеть что-нибудь из прошлого?

- Да, - уверенно ответил он, подумав несколько мгновений. - Тот день, когда Вы улетали в Питер с детьми.

Я его поняла: тогда перед вылетом я поцеловала его в лоб и сказала, что он настоящий друг.

Я закрыла глаза и постаралась вызвать видение. На это ушло около минуты.

Промотавшись назад, время остановилось в той точке, которую хотел видеть Сергей.

/замечу также, что я могла слегка корректировать прошлое, если это не влияло на действительность - и я этим воспользовалась/

 

... - Сергей, ты меня прости. Нервы уже сдают. Я просто не соображаю, что говорю и делаю, - мы стояли недалеко от самолёта, в Москве, на аэродроме "БИС". - Так что ты не обращай внимания на мои выкидоны, ладно? Прости ещё раз и не обижайся, - я дружески похлопала его по плечу.

- Ну, что Вы, Анна Мария, я всё понимаю. Вам не стоит извиняться.

- Значит, ты меня простил?

- Мне не за что Вас прощать. А если хотите, то конечно, я Вас простил.

- Спасибо. Нагнись, - попросила я.

Он не понял, но нагнулся. Я взяла его голову в руки и, притянув к себе, поцеловала его в ... губы! /в этом и заключалась моя корректура - на самом деле я поцеловала его в лоб/

На этом я решила закончить - дальше было неинтересно. Я прекратила видение, и снова воцарилась темнота.

Я первая открыла глаза и выпустила его руку. Только после этого он открыл глаза.

- Но это же было не так! - осторожно проговорил он.

- А тебе не понравилось? - удивилась я.

Он не мог ответить - просто взволнованно смотрел мне в глаза, ища в них ответ.

Я придвинулась ближе (хотя мы и так сидели очень близко), положила одну руку ему на шею и, закрыв глаза, потянулась к его губам.

Он безвольно поддался.

Я целовала его нежно, мягко, без ненужной экспрессии.

Наверное, ещё ни один мой поцелуй с любовниками не заканчивался, чтобы нас не застукивало официальное лицо.

Это раз не стал исключением.

Дверь довольно резко открылась, и зашёл N. Он остановился в дверях, буквально онемев.

Закончив поцелуй, я тихо шепнула Сергею, так, чтобы N не мог услышать:

- А теперь молча уходи. Я сама с ним поговорю. И не спорь. Я позвоню, - напоследок я ещё раз коротко поцеловала его.

Он выполнил мою просьбу - вышел быстро, даже не подняв на N глаз и сделав вид, что его нет.

N отошёл минуты через две после того, как за Сергеем закрылась дверь.

- Что это было? - тихо спросил он и, подойдя, сел возле моей постели.

- Только не надо из себя ребёнка корчить, - я сардонически улыбнулась одним уголком рта.

- Я могу всё понять, если бы это был Morresi, Эстергази или твой француз. Да хоть бы и весь оркестр! Но Сергей! - он неприятно сморщился.

- А что ты имеешь против Сергея? Он получше всех моих оркестрантов, я уже не говорю про француза и Артура!

- Как ты можешь?! - воскликнул он.

- В чём ты меня обвиняешь? - строго спросила я.

- А ты не понимаешь? Ты уже окончательно рассудок потеряла! Он слуга! Мальчик на побегушках! У тебя ум за разум заехал, коль ты его теперь в любовники определила! Твои сексуальные фантазии приобретают агрессивный характер. А кто будет завтра? Фридельман? Или какой-нибудь гаишник, который часто тебя тормозит? - он разошёлся на полную катушку.

- Заткнись! - зло прошипела я. - Не тебе меня судить. У самого рыло в пушку.

- Мы сейчас не меня обсуждаем. Ты теряешь рамки действительности. Тебя пора ставить на место.

- Уж не ты ли собрался это делать? - насмешливо спросила я.

- Кто же ещё! Я как никак твой муж!

- Объелся груш! Ты мой муж только по паспорту и месту жительства. На большее ты претендовать не можешь - и ты знаешь это.

- Мне надоело, что ты относишься ко мне, как к последнему ничтожеству! - он начал повышать голос.

- Ну, почему же сразу к последнему? - я говорила напротив очень спокойно.

- Я никогда не думал, что ты...

- А тебе вообще не свойственно думать, - перебила я.

- Точно так же, как и тебе - уважать людей!

Я вообще-то не ожидала, что он может это сказать. Но тем не менее, это было правдой, а следовательно, очень сильно задело меня за живое.

- Уважение сначала заслужить надо! - теперь уже и я, потеряв контроль, повысила голос. - А не просто рассуждать о нём. За что уважать человека, если он как паразит всю жизнь живёт за счёт других людей, толком не умеет ничего делать, и ещё философствует о проблемах бытия и указывает другим, которые его содержат, как нужно жить!

- Как будто можно уважать человека, который ведёт образ самонадеянной кукушки! Ты самая обыкновенная шлюха! Тра**ешься со всем, что движется, а своих детей бросаешь, где получится, даже не заботясь, кто их настоящий отец! И большая часть твоих денег получена тобой за то, что ты спала с богатыми мужиками. Как профи ты стоишь гораздо меньше, если вообще чего-то стоишь. Я уже даже не знаю, что для тебя настоящая профессия: музыка или секс?! Скорее последнее - в нём ты преуспела гораздо больше.

- Не смей меня оскорблять! - я встала, он поднялся за мной. - И не тебе рассуждать о том, как и за что я получаю деньги. Ты живёшь за мой счёт и надо заметить, не брезгуешь. Этими деньгами обеспечены твои дети, и до конца жизни! Ты мерзкий иждивенец! - я со всего маху ударила его по лицу.

От резкого движения и нервной встряски меня поразила боль в животе. На этот раз очень сильная. Я упала на колени, но приступ повторился - я сложилась пополам и легла на бок, сжав зубы, чтобы не закричать.

- Матерь Божья! - N вышел за врачом. Он даже не подумал помочь мне подняться, лечь или хотя бы спросить, чем помочь. Он бросил меня! Бесцеремонно перешагнул и вышел!

- Саша! - обессилено прошептала я. - Ты мне так нужен! Помоги мне!

Я не заметила, как потеряла сознание.

- Дорогая! - я открыла глаза, возле меня сидел Саша. - Мне больно на тебя смотреть. Пойдём со мной, и у тебя больше не будет этой боли, тебе будет всегда хорошо и легко, ты всегда будешь здорова.

- Я не могу! - прошептала в ответ я. - Не сейчас, по крайней мере. Не лишай нашего сына жизни. Пусть он узнает всё: и боль, и страдания, но в то же время и счастье, и любовь - не отнимай у него этой возможности. А я буду нужна ему, пусть только первое время, но нужна. Ты же не оставишь его N?

- Хорошо, я помогу вам. Но ты всегда можешь позвать меня, и я заберу тебя. Я не брошу тебя, никогда. Теперь уже никогда. А теперь закрой глаза и расслабься.

Я закрыла глаза и почувствовала его губы на своём лбу. Своим поцелуем он забрал от меня всю боль. Мне стало гораздо легче, но абсолютно не было сил. Я впала в глубокий сон.

- Иосиф Абрамович, - N после стука вошёл в кабинет Фридельмана. - Кажется, у Анны Марии снова истерика.

- Что?! - врач вскочил из-за стола. - Вы в своём уме!

Он вылетел в коридор и буквально побежал к моей палате. N, не слишком торопливо шёл за ним.

- Господи! - Фридельман на секунду замер в дверях, увидев меня, лежащей на полу. Он сразу же нажал кнопку вызова санитаров. Затем он присел возле меня и нащупал пульс - он был слабый, но стабильный. Санитары прибежали через полминуты.

- В операционную! - скомандовал Фридельман. И пока санитары укладывали меня на каталку, подойдя к N, тихо сказал ему:

- Молитесь, чтобы хоть она осталась жива, - и поспешно вышел.

Оставшись один, N начал понимать суть слов врача. И только спустя какое-то время он догнал, что Фридельман имел в виду.

"Я её убил! Её и её ребёнка! - с ужасом подумал он. - Что же я наделал?!" - он упал на колени и зарыдал. У него была обычная истерика.

Тем временем Фридельман решился делать кесарево, в надежде спасти хотя бы меня и уже даже не заботясь о ребёнке - он был уверен, что тот уже мёртв.

Наркоз мне делать было нельзя - могло остановиться сердце. Пришлось резать "на живую".

Фридельман молился только о том, чтобы я не пришла в себя /ведь без сознания человек не чувствует боли/.

К счастью, всё прошло благополучно /видно за меня стоял не только Саша, но и мои родители/, и через два часа я лежала в своей палате, а ребёнок - в инкубаторе.

А в это время Фридельман, сам порядком уставший, принимал исповедь N. /обычные причитания и раскаяния/

- Вам не у меня надо бросить прощения, - сказал врач, выслушав N, не перебивая, - а у Анны Марии. Благодарите Бога, что всё закончилось хорошо: и для неё, и для ребёнка. А ведь Вы могли стать причиной их смерти. Вы ведёте себя крайне необдуманно, хоть уже и не молоды. Я надеюсь, происшедшее послужит Вам уроком.

- Вы не представляете, как я раскаиваюсь! - тихо, не поднимая глаз, говорил N. - Я готов сам умереть, и даже в адских муках. Но я правда не понимаю, что на меня находит. Теперь я вспоминаю: то же самое было и у Саныча. Он говорил, что Анна Мария странным образом на него действует: он говорит то, чего даже не думал и всегда провоцировал её. Теперь это происходит и со мной.

- Я дам Вам номер лучшего в России психотерапевта, - Фридельман достал из стопки визиток одну и протянул её N.

- Вы думаете, мне уже нужен психиатр?

- Я сказал психотерапевт, а не психиатр. Можете мне доверять, я очень хорошо знаю этого человека. Он Вам поможет, я не сомневаюсь.

- Спасибо, - N взял визитку. - С ней всё будет хорошо?

- Да, не волнуйтесь. Езжайте домой. Не думаю, что она захочет сейчас с Вами говорить. Лучше Вам всё обдумать, а завтра Вы с ней поговорите. Я уверен, она всё поймёт.

- Спасибо, Иосиф Абрамович, - N встал и пожал Фридельману руку. - До завтра.

- Всего доброго.

 

В себя я пришла лишь утром следующего дня. Естественно я плохо осознавала действительность и абсолютно ничего не помнила. Одно я поняла сразу: ребёнка во мне нет. А так как чувствовала я себя не очень хорошо, я нажала кнопку вызова врача.

- Что с моиv ребёнком? - сразу выпалила я, едва Фридельман появился в дверях.

- Анна Мария, - он подошёл ко мне. - Вам нельзя волноваться. Вы очень слабы.

- Но не настолько, чтобы чего-то не понимать. Что с миом ребёнком? - повторила я свой вопрос.

- С ним всё хорошо. Какое-то время он побудет в инкубаторе. А Вам надо отдыхать. Иначе я буду вынужден поместить Вас тоже в инкубатор, - пошутил он.

- Если рядом с сыном, то хоть сейчас, - серьёзно сказала я.

- Я рад, что Вы так беспокоитесь, но поверьте, сейчас он в лучших условиях, а Вам надо восстановить силы.

- Хорошо. Спасибо за то, что спасли его, - поблагодарила я.

- И Вас, - добавил врач.

- Меня - ладно. Но всё равно спасибо.

- А я попозже зайду к Вам.

- Спасибо. А теперь мне можно телефон?

- Теперь можно. Можете пока мой взять, потом я принесу Вам Ваши.

- Ещё раз спасибо, - я улыбнулась.

Когда он вышел, я набрала Сергея.

- Привет, это Анна Мария. Как у тебя дела?

- Спасибо, всё хорошо. А как Ваше здоровье, как ребёнок?

- Всё отлично, родился здоровым.

- Как родился? - не понял он. - Когда?!

- После нашего с N разговора. Сашин сын решил вступиться за мать. Да ты не волнуйся, всё хорошо: и с ним, и со мной.

- Я очень рад. Но мне, право, неловко. Всё так...

- Сергей, перестань, - я перебила его. - Всё было так, как должно было быть. Я приму только один аргумент: ты меня терпеть не можешь и тебе глубоко безразлично, что со мной происходит. Если ты это скажешь, я обещаю от тебя отстать.

- Что Вы! - испугался он. - Я Вас люблю и всегда любил. Просто я знал, что недостоин Вас, и потому даже не пытался ... Кроме того Александр Владимирович...

- Ладно, всё. Я тебя поняла, можешь не заканчивать. Приезжай ко мне.

- N собирался ехать к Вам. Я не хочу с ним встречаться - вы можете снова повздорить.

- Ладно. Я позвоню тебе, когда он уедет. Я хочу тебя видеть. Договорились?

- Конечно, как скажете, - вздохнул он.

- Ну, ладно, тогда до вечера. Целую, - я отключилась.

"Целую?" - не понял он. Сергей же не знал, что это слово уже давно потеряло для меня истинный смысл.

Чуть позже ко мне зашёл Фридельман.

- Вот Ваши телефоны, - он отдал мне оба моих телефона, которые были у меня при себе, когда меня привезли в клинику. - Но я бы не советовал Вам активизировать все сим-карты - всё-таки это очень сильное облучение.

- Хорошо, я учту. Да мне и не нужны все. Двух, я думаю, мне хватит. Спасибо, - я протянула ему его телефон.

- Опять Сергей? - он посмотрел последний звонок.

- Вас так волнует, с кем я разговариваю? Да, Сергей. Он был самым преданным сашиным другом.

- И поэтому Вы выбрали именно его, как старого, проверенного и верного. Только не подумайте, что я Вас упрекаю, Боже упаси! Мне это не нужно. Просто я считаю нужным сказать Вам: Вы провоцируете N на то, чего он никогда бы не сказал и не сделал. Я не знаю, сознательно или нет Вы это делаете, но это вредит Вам и Вашей семье. Подумайте над этим.

- Спасибо за заботу. Но на самом деле я знаю, что делаю. И всё, что я говорю, я говорю обдуманно и взвешенно. Позвольте нам самим разобраться в наших отношениях. Не знаю, как он, но я уже очень сильно сомневаюсь в том, что хоть когда-либо его любила. Я любила Сашу. Всю жизнь и всем сердцем. Только не осознавала этого. А N я хотела, так как не могла получить. Я это поняла теперь, когда мы поженились. Осталось выяснить, что для него значу я. Когда я в этом разберусь, я уверена, я смогу понять себя и своё место в этом мире, - объяснила я.

- Я понимаю. И ещё раз прошу прощения за то, что посмел вторгнуться в Вашу жизнь. Я уверен, Вы во всём разберётесь.

- Надеюсь, это произойдёт раньше, чем я думаю, - на секунду я закрыла глаза. - Сейчас он постучит, потом заглянет, спросит "можно?" и, не дождавшись ответа, войдёт, - я открыла глаза.

И в тот же миг раздался стук.

- Можно? - в палату заглянул N и, не дождавшись ответа онемевшего врача, вошёл.

- Это тебе, - он протянул мне букет хризантем. - Как ты себя чувствуешь?

- Не стоило, - я имела в виду цветы и нехотя взяла их. - Спасибо, всё хорошо. С ребёнком тоже, - я опередила его вопрос.

- Простите, Иосиф Абрамович, - тут же спохватился он. - Может, мне подождать в коридоре?

- Нет, всё нормально, я уже ухожу, - Фридельман встал и отошёл к двери.

- Прошу Вас, держите себя в руках, - прошептал он N, проходя мимо и тут же обратился ко мне. - Я ещё зайду, - с этими словами он вышел.

- Наконец-то ты начал показывать своё истинное лицо, - спокойно проговорила я.

- Я не совсем понимаю, - он подошёл и хотел сесть.

- Я не разрешала тебе садиться, - я остановила его.

Он промолчал и продолжал стоять.

- Я говорю про то, как ты со мной поступил. Когда мне стало плохо, ты просто перешагнул через меня и вышел, словно даже не заметил. Ну, а напоминать, что ты мне перед этим сказал, не считаю нужным.

- Ты хочешь услышать моё оправдание?

- Я ненавижу мужиков, которые оправдываются, - ответила я. - Настоящий мужчина всегда поступает так, как считает нужным, и оправдания излишни. Его поступки всегда говорят сами за себя.

- И чего же ты от меня хочешь? - не совсем понял он.

- А с чего ты взял, что я чего-то от тебя хочу. Живи себе, как знаешь и как тебе позволяет совесть - это твоё дело. Но не лезь в мою жизнь. Лады?

- Но ты мне не безразлична! - возразил довольно резко он.

- Ты уже доказал обратное. И не думаю, что я поверю твоим словам больше, чем твоим поступкам.

- Дорогая!..

- Не называй меня так, - вдруг резко перебила я. - Мне не приятно слышать это из твоих уст. У меня есть имя.

- Анна Мария, прости меня...

- N! Ради Бога! - снова перебила я. - Не заводи эту шарманку. Перестань лебезить! Ты знаешь, как я к этому отношусь.

- Я не знаю, что ещё тебе сказать. Позволь мне только исправить эту ошибку. Дай мне шанс! - он опустился на колени.

- Как я от этого устала, - я вздохнула. - И перестань вытирать полы. Во-первых, здесь и так очень чисто. А во-вторых, на меня такого рода поступки уже давно не производят никакого впечатления.

Он молча встал.

- Я устала от скандалов, - продолжила я. - Я хочу спокойно пожить, хотя бы несколько лет. Пожалуйста, не проверяй меня на прочность - я могу не выдержать и сломаться. Я тебя уже просила: отпусти меня. Поводок и ошейник в первую очередь тебя будут тяготить, да и я могу загнуться раньше времени, - попросила я.

- Я стараюсь, поверь мне, но у меня ничего не получается. Я не ищу оправдания, но ты настолько неординарна, что мне просто очень трудно переломать себя. Мне же не двадцать лет. Но я клянусь, я буду работать над собой, и сделаю всё, что смогу.

- Ладно, поживём-увидим, - вздохнула я. - А теперь извини, я хочу побыть одна.

- Конечно, я всё понимаю. Отдыхай, - он отошёл к двери. - Я позвоню?

- Нет. Я сама позвоню. Не раздражай меня лишний раз.

- Хорошо. Пока.

- Счастливо, - попрощалась я и вздохнула с облегчением, когда за ним закрылась дверь.

 

Чуть позже зашёл Фридельман.

- Мне надо с Вами серьёзно поговорить.

- Что-то с ребёнком? - испугалась я.

- Нет, с ним всё хорошо. Это о Вас.

- Тогда всё нормально.

- Судить Вам, - и, выждав минуту, он проговорил почти скороговоркой. - У Вас больше не будет детей.

- Слава Богу! - с облегчением вздохнула я.

- Может быть. Но даже если бы Вы и смогли забеременеть, Вы бы уже не выносили этого ребёнка, и сами бы не выжили. Так что для Вас это к лучшему.

- Это действительно так. Спасибо Вам за эту новость. Я правда очень рада!

- Вот и хорошо. Отдыхайте! - он встал.

- А когда Вы меня выпишете? - вдруг спросила я.

- Через несколько дней, я думаю, уже можно будет.

- Спасибо.

- Главное - избегайте нервных встрясок и, обещаю, всё у Вас будет хорошо.

- Ещё раз спасибо, - поблагодарила я, и он, улыбнувшись, вышел.

И как-то совсем внезапно я вспомнила про Morresi. За эти два дня я с ним не разговаривала ни разу.

"Должно быть, он даже не знает, что я родила?" - подумала я и решила ему позвонить.

*- Buona serra, caro, - поздоровалась я. - Ты куда пропал? Почему не звонишь, не заходишь? Что случилось? Может, ты уже уехал?

*- Cara! Как я рад тебя слышать! Как же я могу уехать, пока ты в больнице! Конечно, нет. Просто N сказал, что у тебя нет пока телефонов и навещать тебя запретил Фридельман. Вот я и вынужден сидеть и ждать новостей.

*- А ты не думал о том, что N мог сказать это из ревности - чтобы ты здесь не появлялся?

*- Думал, но не стал проверять - это могло плохо отразиться на твоём здоровье, - честно ответил Андри. - Но расскажи, как ты, как ребёнок?

*- У нас всё хорошо, спасибо. Наш мальчик родился вчера. Он крепкий и здоровый, хоть и недоношенный. Пока он будет лежать в инкубаторе. Со мной тоже всё хорошо: Фридельман сказал, что через несколько дней я уже могу ехать домой.

*- Это потрясающе! Поздравляю! Можно я приеду? - нежно спросил он.

*- Что за вопрос?! Не можно, а нужно! Я жду и не прощаюсь.

*- Скоро буду, - он отключил телефон.

Приехал он действительно очень быстро. Но прежде, чем зайти ко мне, он заглянул к Фридельману.

- Добрый день, - он протянул врачу руку. - С ней действительно всё в порядке и больше нет угрозы?

- Да, всё хорошо: и с ней, и с ребёнком. Меня радует, что её сейчас окружают дорогие, любящие люди - так она быстрее пойдёт на поправку. Вы можете к ней зайти.

- Спасибо. Да, чуть не забыл. Это Вам, - он протянул врачу бутылку вина.

- Что Вы, signore Morresi! - Фридельман даже испугался.

- Вы не подумайте, это не взятка! Это вино из нашего фамильного погреба. Таких бутылок осталось штук десять во всём мире. Примите её в знак благодарности и уважения. И дай Бог Вам здоровья и счастья!

- Мне право очень неловко. Но это так искренне. Спасибо, - врач-таки взял бутылку и ещё раз крепко пожал руку Morresi.

- А теперь, если позволите, я зайду к Анне Марии.

- Конечно-конечно, не смею Вас задерживать.

 

*- Cara, - Андри буквально влетел ко мне и сразу подбежал к постели. - Как я соскучился! - он поцеловал мои руки, а затем и губы.

*- Должно быть, ты удивишься, но я тоже, - честно призналась я.

*- Я счастлив, - прошептал он.

Через минуту он встал и подошёл к тумбочке, возле которой оставил принесённую сумку.

*- Я не знаю, что тебе сейчас можно. Хотя зная тебя, я мог бы догадаться, что тебе можно всё и всегда - ведь для тебя запретов не существует. Поэтому не обессудь. Прости, что не принёс цветы, но как я вижу, N уже постарался, - он посмотрел на хризантемы. - Он, наверное, никогда не запомнит, что ты любишь другой сорт и цвет. Ну, да ладно. Я принёс тебе фруктов. И не надо так морщиться: я не экзотику принёс, а яблоки, вишню, алычу, смородину и кое-что ещё, одним словом то, что растёт на русских "дачах".

Невольно я рассмеялась:

*- Но где ты это достал в феврале месяце?

*- Пусть тебя это не волнует. А если ты про химикаты - то не бойся, всё чистое. Ещё я принёс кое-что из сладкого. И напоследок - бумбокс и диски. Не понимаю, как ты могла провести столько времени в тишине.

*- Дорогой! Как я тебя люблю! - я хотела привстать.

*- Лежи-лежи, я подойду, - он подошёл и сел совсем рядом, взяв мои руки в свои.

*- Ты знаешь, - проговорила я, - у меня не будет больше детей.

*- Мне жаль...

*- Что?! - я отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза. - Ты это серьёзно? Все вы мужики такие! Вы ведь не знаете, чего стоит выносить и родить ребёнка. Вам кажется, что это удовольствие!

*- Cara, прости, только не волнуйся, - он успокоил меня, нежно обняв. - Я действительно не знаю, что это такое. Но если ты рада - я тоже рад. Для меня главное - это твоё спокойствие, здоровье и счастье.

*- Спасибо. Я тебе верю.

*- А N давно был у тебя?

*- Нет, пару часов назад, я его выпроводила. Вот ты мне скажи: люблю ли я его или нет?

*- Ну, это тебе решать. А со стороны... Раньше точно любила, причём так, что в это слабо верилось, когда видел вас вдвоём. Такая идиллия, прям эталон! Поверишь ли, но в эти минуты даже у Александра и у меня исчезала надежда на то, что ты можешь выделить в своём сердечке место для нас.

*- Неужели я была такой слепой да ещё и дурой? - удивилась я.

*- Ты была влюблена, - он улыбнулся. - К тому же это была твоя первая влюблённость, а её не забывают. А ты не хотела с ней расставаться, держалась всем своим существом, как клещами и ждала чуда. Но вместо него пришла суровая реальность - ты увидела всё уже без розовых очков. И я могу тебе только посочувствовать.

*- Спасибо! Ты умеешь утешить! - усмехнулась я и снова обняла его.

*- Не поверишь, - продолжила я. - Но он так меня раздражает, что порой просто ударила бы!

*- Верю. Но такая агрессия ничего не решит. Можно задать тебе в этой связи один вопрос?

*- Кто бы спрашивал?! Валяй!

*- Почему ты с ним живёшь?

*- Потому что он - отец Ромы и Юли, хочу я того или нет. Я не могу лишить их второго отца, это слишком жестоко.

*- Понимаю. Значит, будь бы твоя воля, ты бы...

*- Уехала куда подальше и спряталась бы от людей, - закончила я.

*- Я тебя очень хорошо понимаю, - вздохнул он.

*- Ну, ладно, - спустя какое-то время он встал. - Тебе нужно отдыхать, я пойду. Если позволишь, зайду завтра.

*- Конечно, буду ждать. Arrivederci, amore mio.

*- Ciao, cara, - ещё раз поцеловав меня, он вышел.

Сергею я так и не позвонила...

Зато позвонила домой, узнать, как дети. Только они почему-то все, кроме Жени, оказались в ванной... Женя поинтересовался миом самочувствием и заверил, что дома всё хорошо.

 

Спала я долго, где-то до полудня. Полежав, проснувшись, с час и обдумав всё, что приходило в голову, я решила-таки начать двигаться. А для начала - просто встать. А то что я уже два дня как бревно лежу?! Это на меня не похоже, тем более Фридельман сказал, что меня можно скоро выписывать.

Я приподнялась на локтях и почувствовала какое-то недомогание - мне было тяжело, словно я весь день вагоны грузила.

Однако когда я хотела сесть, свесив ноги сбоку кровати, я пришла в ужас: я не чувствовала своих ног!!!

Подобной паники у меня не было, даже когда я ослепла.

"Нет! Этого не может быть! Я сплю, всё это мне только снится! С одним человеком не может всё это случиться!".

Но чем больше я убеждала себя в этом, тем яснее становилась реальность - у меня отнялись ноги!

С этим я бы никогда не смирилась! Мой ужас в момент сменился решительностью.

"Косицына никогда не будет ездить в инвалидном кресле!".

Я посмотрела на окно /естественно, французское/.

"Отлично, как раз то, что надо. Жаль только, что этаж второй, но ничего: внизу асфальт, тем более падать я буду вниз головой. Хуже всё равно уже не будет".

Сейчас я сама поражаюсь, как быстро я тогда всё решила.

Отбросив одеяло, я поползла к окну, свалившись с кровати. Это стоило мне колоссальных усилий. Ещё сложнее оказалось забраться на подоконник и дотянуться до ручки окна.

И когда я уже перевесилась на улицу... в палату влетел (именно влетел) Morresi. Не останавливаясь ни на шаг и не сказав ни слова, он бросился к окну и затащил меня вовнутрь, крепко обняв.

*- Отпусти меня! - я пыталась вырваться. - Зачем ты это сделал?! Почему вы все мешаете мне умереть?! Я не могу так жить!

К моим истеричным состояниям он привык уже давно, поэтому просто поцеловал меня в лоб, уложил в постель, вызвав санитаров.

- Что на этот раз? - спросил прибежавший Фридельман.

- То же, что и всегда - истерика, - тихо сказал Morresi, глядя, как санитары колют мне успокоительное. - Давайте выйдем.

В коридоре он продолжил:

- Простите меня, Иосиф Абрамович, но я считаю, что Вы должны были предупредить.

- О чём? - не совсем понял врач.

- О том, что у неё могут отняться ноги! - почти крикнул Андри, с трудом сдерживая эмоции.

- Да, я этого боялся, - тихо и словно сам себе проговорил Фридельман. - Скажите спасибо, что она вообще осталась жива! Это меньшее, что могло с ней произойти. Я предупреждал, что такая беременность и роды без последствий для неё не пройдут. А теперь простите, но я должен вернуться к работе.

- Конечно, простите, - "остыл" Morresi, и когда уже Фридельман отошёл, спросил. - Скажите, это ведь временно?

- Одному Богу известно! - тот развёл руками.

"Cara! Как ты всё это терпишь?!" - подумал он.

 

Успокоившись, я решила попробовать всё обдумать. И я пришла к довольно странному выводу. Но, подумав, я решила поставить точку, только после разговора с Фридельманом.

К моему ужасу он не сказал мне ничего дельного, даже не обнадёжил.

И только когда я поняла, что медицина бессильна, я взялась за решение проблемы своими руками (но не силами).

Я прекрасно понимала, что сейчас у меня энергии не хватит даже чтобы снять головную боль. Надо было искать источник. Музыка и космос отпадали - для это нужно либо очень много времени (сначала надо восстановить общую форму), либо очень хорошую базу. Ни того, ни другого у меня не было. Оставалось только одно - человек.

Но! Саши не было. N не годился по энергетике, Morresi мне было жалко, а дети вообще не могли браться в расчёт.

Оставался только один человек: здоровый, сильный, крепкий и ... преданный. Конечно же, Сергей!

Я позвонила ему и попросила приехать. Срочно.

- Что-то случилось? - он, приехав, почти вбежал ко мне.

- Садись. Я сейчас всё тебе объясню, - спокойно ответила я.

Он послушно опустился на стул возле кровати.

- Начну с самого начала. Пока ничего не спрашивай. Задашь все вопросы, когда я закончу. Хорошо?

- Конечно, я слушаю, - он всё ещё был взволнован.

- Итак. Фридельман был уверен, что я умру при родах, если ещё не до них. Саша помог мне выжить и спас нашего сына. Но понятное дело, безболезненно это не могло для меня закончиться. Как следствие - у меня отнялись ноги. /на лице Сергея выразился ужас/ И именно поэтому я вызвала тебя так срочно. Раньше, когда со мной случалось что-то, где медицина не могла мне помочь, рядом всегда был Саша. Теперь его нет. Ни N, ни Morresi не могут мне помочь. Дело в том, что мне нужно огромное количество энергии из вне. Космос и другие нейтральные источники требуют очень крепкого организма - ими я тоже сейчас не могу воспользоваться. Я думаю, ты помнишь, как я помогла Саше в Нью-Йорке. Но тогда я была молодая и крепкая. А теперь мне нужна помощь. У N слишком слабая энергетика, её с трудом хватит, чтобы снять лёгкую боль. А Morresi слишком восприимчивый - он потом не сможет залатать дыры. Следовательно мне обратиться не к кому. Только у тебя здоровый организм и мощная энергетика. Ты ею почти не пользуешься, поэтому она очень насыщенная. Но! Я заранее предупреждаю: мне нужно очень много энергии. Не исключаю, что ты потеряешь сознание на несколько дней, может даже впадёшь в кому. Я обязана это сказать. Поэтому решай сам, что мне ответить. Я ничего не могу приказать или заставить как-то сделать. Решать тебе. Но кроме тебя мне никто не может помочь, - я замолчала, выжидающе глядя на него.

- Анна Мария! Вам даже не за чем меня спрашивать. Вы ведь знаете, я ради Вас на всё готов! Если Вам нужна моя жизнь - берите её, она Ваша! Что мне нужно делать?

- Спасибо, Серёжа, - тихо сказала я. - Я в долгу не останусь. Сядь, пожалуйста, рядом со мной, - я решила не откладывать дело в долгий ящик. - И помоги мне сесть.

Он сделал всё, как я сказала.

- А теперь закрой глаза, расслабься и ни о чём не думай.

Когда я почувствовала его расположенность, я сложила ладони пирамидой и поднесла к его солнечному сплетению. Но! Как я ни старалась, я не смогла пробить его "броню". У него была защитная стена!

- Сними, пожалуйста, крестик, - догадалась я.

Он удивился, но, поколебавшись несколько секунд, снял и отложил его.

- А теперь снова закрой глаза и представь, что тебе нужна защита. Что перед тобой? - я никак не могла разобраться в его защите.

- Водопад. Огромная толща воды, - ответил он.

"Ну, слава Богу, моя стихия".

Я закрыла глаза и спустя какое-то время смогла войти в "мир Сергея". Я стояла перед тем же самым водопадом, только с другой стороны. Я протянула вперёд руки, чтобы понять, с какой силой падает вода и насколько толста стена водопада. И то, и другое меня поразило своей мощью. Тогда я просто развела в стороны поток воды, словно шторы. И прошла на другую сторону. Передо мной стоял Сергей. И, наверное, впервые я почувствовала, что он беззащитен, открыт. Я снова сложила ладони пирамидой и поднесла к его солнечному сплетению. На этот раз я сразу почувствовала открывшийся поток энергии. Он был сильным и чистым.

Через несколько минут у Сергея подкосились ноги, и он упал на колени.

"Потерпи ещё чуть-чуть, мне этого мало", - попросила я и приставила ладони к его темени.

Ещё через несколько минут он еле сохранял равновесие. И только когда я почувствовала, что моя аура "заштопана" и пересохшие клапаны энергии раскрылись, я опустила руки и вышла из видения, открыв глаза.

Сергей всеми силами пытался оставаться в сознании, но был словно пьян в стельку.

- Спасибо, Серёжа. Тебе надо отдохнуть, - сказала я и коснулась рукой его головы.

Он моментально отрубился и как замертво упал на меня.

Я вызвала санитаров.

- Что с ним? - удивился подошедший Фридельман.

- Он поделился со мной энергией, - ответила я, когда санитары переложили его на каталку.

- Снова решили заняться магией? - спросил он, когда за санитарами закрылась дверь.

- Ну, пока не магией. Но если это понадобиться - я не побрезгую. Вы же не можете мне помочь.

- К сожалению, - вздохнул он. - Хорошо, делайте, что считаете нужным.

- Наконец-то! - воскликнула я. - Никто не суёт мне палки в колёса! Morresi уехал?

- Нет, он в коридоре. Хотите его видеть?

- Да, пожалуйста.

- Я позову, - Фридельман вышел.

Через секунду зашёл Morresi.

*- Cara, как ты? Что с Сергеем?

*- У него упадок сил, а я - лучшим образом, благодаря ему, - ответила я. - Милый, у меня к тебе огромная просьба: сгоняй ко мне домой и привези мне всю барочную музыку, какую найдёшь. А также несколько благовоний, желательно Cannabis.

*- Может, тебе лучше попросить об этом N, - осторожно спросил Андри.

*- Я сама знаю, что для меня лучше. Я хочу, чтобы это сделал ты.

*- Когда тебе всё это нужно?

*- Немедленно! - довольно резко ответила я.

*- Хорошо, - он отошёл к двери. - Скоро буду.

Пока он не приехал, я занималась перераспределением полученной энергии. После этого я позвонила начальнику охраны "Анютика" и попросила четырёх человек.

Они приехали даже быстрее, чем Morresi.

- Пропустите итальянца и после этого никого, включая главврача, - приказала я.

Они молча вышли.

 

*- Ты уже и охрану поставила? - удивился, войдя, Morresi. - что ты намерена делать?

*- Реабилитироваться. Ты всё привёз?

*- Да. Надеюсь, тебе сорока дисков хватит?

*- Вполне. Спасибо. Позвони, пожалуйста, начальнику охраны, - попросила я.

*- Хорошо. Успехов. Я буду рядом.

*- Спасибо, caro.

Начальника охраны я попросила держать конвой шесть часов, ни более, ни менее. После этого сложила /с большим усилием/ свои ноги по-турецки и начала медитировать под музыку и благовония.

 

Уйдя из реальности, переступив черту нашего измерения, я сразу увидела Сашу. Он сидел в кресле, в моей палате.

- Саша? - я удивилась. - И давно ты здесь?

- С того момента, как ты сюда попала, - спокойно ответил он.

- Значит, ты всё видел, - вздохнула я, подразумевая сцены с N, поцелуи с Morresi и Сергеем.

- Дорогая! Я могу только радоваться, что рядом с тобой и Morresi, и даже Сергей. Я всегда знал, что он тебя любит и вначале даже ревновал. Но вот чего я не понимаю: почему ты гонишь N?

- Сашуня! Я даже не знаю, как у тебя ещё просить прощения! Я так ошиблась! Я ведь его никогда не любила. Просто это было первое существо мужского пола, на которое я обратила внимание. И я только сейчас поняла весь ужас своей ошибки! Я не могу с ним жить - это не выносимо! - воскликнула я с горечью.

- Отчасти я рад это слышать. И рад, что ты это поняла. Лучше поздно, чем никогда. Но ты не у меня должна просить прощения, а у него...

- За что? - удивилась я.

- За то, что подавала ему пустые надежды. Он-то тебя любит.

- Нет. Он любит только себя и свои переживания. А по большому счёту он вообще не способен любить. И мне горько и стыдно, что он живёт в твоём доме и на твои деньги.

- Дорогая, не будь такой материалисткой, - он улыбнулся. - Он всегда жил за чей-то счёт. И поверь, мне это теперь точно безразлично. Но зато он хорошо относится к детям.

- Да, тут не поспоришь. И это единственное, что удерживает меня выгнать его из дома.

- Вот и оставь всё, как есть, лучше ты не сделаешь.

- Ты прав, оставим его, - я замолчала.

После небольшой паузы я спросила:

- Скажи мне одну вещь, почему я не умерла? Почему Morresi остановил меня?

- Ну, во-первых, - начал он, - ты сама просила помочь тебе выжить. Прости, но твой организм с трудом поддерживает жизнь, и маленьких "поломок" не избежать. А во-вторых, твоё время ещё не пришло.

- Хорошее сравнение: паралич ног - маленькая "поломка", - я ухмыльнулась. - А знаешь, я уже жалею, что попросила тебя оставить мне жизнь. Я устала. Очень.

- Мне бы всё равно не позволили тебя забрать, как бы я сам этого не хотел. Всему своё время.

- А моё время уже решено? - вдруг спросила я.

- Да, но я не должен... - он осёкся, прочитав в моих глазах мою мольбу. - Ну, хорошо. Я скажу только, чтобы ты могла рассчитать силы в проектировке новых идей. Мы придём за тобой через полтора года, на твоё сорока пятилетие. Как ты умрёшь - я не знаю, это зависит только от тебя.

- Ты сказал, мы придём? Кто мы? - не совсем поняла я.

- Я, твои родители, не рождённые и убитые дети и, конечно же, семь ваших собак и твой Коко.

- Боже! - я засмеялась и расплакалась. - Ради этого стоит промучаться ещё полтора года. Я так скучаю!

- Мы тоже. А пока тебе надо решить дела земные.

- Да, но я не могу это делать, будучи инвалидом. Когда я встану на ноги?

- Через три дня. И не важно: будешь ты заниматься магией или нет, - он усмехнулся.

- Слава Богу! Спасибо!

- Не мне. Твоей маме, - поправил он. - Она сильнее тебя. По крайней мере сейчас.

- Спасибо вам всем! Я вас так люблю!

- Надо заметить, ты потратила уже около трети энергии Сергея. Так что ложись спать - для тебя это сейчас единственное лекарство. А через три дня ты встанешь, как ни в чём не бывало. Отдыхай, любимая, - он поцеловал меня в лоб, и я сразу отключилась.

 

Глава 4.

Проснулась я ближе к полудню. Кто-то нежно гладил меня по щеке. Я улыбнулась и медленно открыла глаза. Передо мной стоял N. Мою улыбку как рукой сняло. Я отстранилась.

- Хорош супруг! - заметила я. - Небось, последним узнал о моём параличе. И где ты был вчера?

- Дорогая...

- По-моему, я уже просила не называть меня так! - раздражённо перебила я.

- Прости. Но ты сама просила не звонить тебе.

- Мне, но не моему врачу. Нет, я конечно понимаю, что тебе начхать на моё состояние. Но объясни мне в связи с этим одну вещь: зачем ты говоришь о каких-то чувствах? Зачем ты мне врёшь? - довольно спокойно спросила я.

- Я не вру, - он отошёл. - Я действительно тебя люблю. Но я не знаю, как себя вести рядом с тобой, как и о чём говорить, что делать. Понимаешь, пока мы были любовниками...

- Кем?! - если бы я ела, я бы подавилась. - Да мы за всё время только один раз и были близки. Не называй это "любовниками"! Скорее уж случайная связь. По большому счёту у нас с тобой не было никаких отношений, кроме рабочих. Даже до дружбы не дошло.

- Может, ты и права, - он повернулся к окну, возле коего и стоял. - Но тем не менее я был абсолютно уверен, что ты другая. Ты права, мы не были близки, мы не знали друг друга. И каждый из нас жил иллюзией. Ты ошибалась во мне, я ошибался на твой счёт. Мне тяжело это осознавать, но мне кажется, мы на самом деле никогда не любили друг друга, - закончил он.

- Наконец-то! Умные мысли! - заметила я. - И долго ты до этого доходил?

- Долго, - он не отреагировал на мою насмешку. - Я не хотел верить, что вся жизнь прожита напрасно, что я любил и ждал то, чего никогда не существовало. Ты же была для меня всем! - он повернулся.

- Мне очень жаль, - серьёзно ответила я. - Но всё это в той же мере относится и ко мне. Только я предавала людей, которые были действительно преданы мне и которых я на самом деле любила. Но осознала я это слишком поздно. Я не жалею себя. Мне жаль их. Из-за своих иллюзий я стольких заставляла страдать. И у большинства я не могу даже прощения попросить. Мы с тобой жили теми образами, которые для нас придумали поклонники и пресса: "Ромео и Джульетта двадцать первого века", - я усмехнулась. - Такова жизнь артиста: всегда кого-то играть. Только выход из роли очень болезненный. Знаешь, я больше, чем уверена: Света любила тебя, а ты любил её, может, сам того и не осознавая. А я всё разрушила, а нового построить не смогла. Надеюсь, она сможет меня простить. Так же, как и ты. Прости, что оказалась не тем, чего ты ждал, и не смогла тебе ничего дать.

- Здесь нет твоей вины. Точнее, мы виноваты друг перед другом и перед самими собой, и перед нашими близкими в равной доле. И по-моему, мы уже наказаны.

- А как сейчас Света живёт? - вдруг спросила я.

- Она вышла замуж. За Олега, - он прочитал на моём лице дикое удивление - я действительно не знала, что мой адвокат женат на ней! - Да, так тоже бывает. У них хорошая семья. Она счастлива.

- Слава Богу, хоть она, - вздохнула я. - Что мы будем делать?

- Я не знаю. Можно оставить всё, как есть. Исправить уже всё равно ничего нельзя.

- Но ты же понимаешь, что мы чужие люди друг другу! - возразила я.

- Друг другу - может быть, но не детям. Это единственное, что меня утешает в этой жизни. Мы нужны им, и не по отдельности.

- Мне очень хотелось бы в это верить, но... Не утешай меня и себя...

- Это не так, - не согласился он. - Детям всегда нужны родители - как опора, поддержка, защита, помощь. Мы им нужны. И поверь, наши отношения не ускользают мимо них. Давай не будем так ссориться, хотя бы дома.

- По-твоему, это доставляет мне удовольствие? Или ты думаешь, что мы сможем долго играть в счастливую семью? Этот обман ни к чему не приведёт.

- Мы должны попробовать жить по-другому, ради детей, - N настаивал на своём.

- Я сделаю всё, что смогу, - сдалась я.

- Спасибо. Я уверен, мы всё исправим.

- Не строй новых замков! Кстати, как дети?

- Хорошо. Женя всё время рвётся к тебе. Он вылитый отец. Ромео и Джульетта готовятся к спектаклю /они учились в хореографическом училище при Большом театре/, Анна Мария просто живёт.

- Она лучше всех приспособлена к жизни, - заметила я. - Спасибо, что зашёл. Позволь мне побыть одной.

- Конечно, отдыхай, - он вышел, даже не подойдя ко мне.

Подумав ещё немного о нашем разговоре, я вернулась /мысленно/ к Саше. "Что это было? Сон или видение? Полтора года? Как-то странно себя чувствуешь, когда узнаёшь дату своей смерти. Полтора года... Я должна всё закончить и ... составить полное завещание".

 

Через два дня я действительно встала на ноги. Это стало для меня гарантией того, что я умру на своё сорока пятилетие.

Из больницы я выписалась на следующий день.

Какое-то время я занималась домашними делами - детьми. А затем, не сказав никому ни слова, уехала в Косицынград. На машине.

Город жил своей размеренной жизнью.

Припарковавшись у входа в гостиницу, я швырнула ключи швейцару и зашла вовнутрь.

Меня остановил "рисепшионист":

#- Добрый день, миссис. Вы в какой номер?

- А я думала, это русский город, - искренне и вслух "удивилась" я.

- Простите. Просто все постояльцы у нас иностранцы, - на ломанном русском проговорил он.

- Да, и Вы, как я слышу, тоже. Что ж, спасибо, что хоть говорите по-русски.

- Это моя работа. Так могу я узнать, к кому Вы?

- Вообще-то, - начала я. - Я хозяйка и этой гостиницы и этого города. Меня зовут Анна Мария Косицына, если, конечно, Вы меня действительно не узнали.

- Но... Агата Камю... Я не понимаю.

- Неужели до моего города ещё не дошла история его хозяйки?! Ну, я это была! И Александра Bach, и Анна Мария Rossa, и Агата Камю! Что Вас не устраивает?! Да в конце концов, какая разница, как меня зовут по паспорту? Главное, что весь этот город, до последнего камушка, существует на мои деньги. Что, и это не аргумент?

- Простите, - он опустил глаза.

- Отлично. Кто из моих дирижёров в гостинице?

- Мистер Себастьян, мистер Саймон и мистер Николас.

- Отлично, спасибо. Работайте - это у Вас хорошо получается, - я улыбнулась и подошла к лифту. - Кстати, а в мой номер, случаем, никого не заселили?

- Что Вы?! Конечно, нет!

- Дайте мне ключ.

Он достал его и подошёл ко мне, но на секунду замер.

- Да, конечно, - я достала паспорт. - Я всё понимаю.

- А как мне быть с уставом? - осторожно спросил он.

- Точно так же, если бы я была Агатой Камю. Я единственная женщина, которая не работая здесь, может приходить и уходить в любое время. Не волнуйтесь, к Вам никто претензий не предъявит. Устав я скоро перепишу. А это, - я сунула пятьсот евро ему в карман, - Вам на чай. Занесёте паспорт, - бросила я, зайдя в лифт.

Сначала я хотела подняться в свой номер и вызвать туда Себастьяна, но потом передумала и решила сама зайти к нему, чтобы сделать сюрприз.

Кстати, о номерах. У меня была своя система названий номеров: номера, где жили оркестранты и девушки - люксы, где жили дирижёры - президентские, мой - монарший.

Я прекрасно знала расположение всех номеров, где жили мои дирижёры - ведь я частенько заходила к ним в гости (хотя чаще вызывала по телефону к себе).

Я подошла к двери номера Себастьяна и остановилась с улыбкой. На ручке висела табличка "sex" (напомню, замков на дверях у меня не было).

Почему-то мне не хотелось отвлекать своего любимого заместителя. Я облокотилась на стену и задумалась.

Минут через двадцать дверь приоткрылась и из неё выскользнула девушка, прикрыв тихонько её за собой и сменив табличку на "sleep".

#- Он доволен? - тихо спросила я.

Девушка резко обернулась (сразу она меня не заметила).

#- Он доволен твоей работой? - переспросила я.

Она упорно молчала.

#- Ты что, немая? - и снова тишина. - Ладно, иди. Это хорошо, когда женщина молчит.

Она поспешно скрылась из поля зрения.

Я постаралась открыть дверь как можно тише., но она вдруг неприятно скрипнула. Я зашла в номер и направилась в спальню.

^- По-моему, я уже сказал, чтобы ты убиралась, потаскуха, - Себастьян сидел на кровати спиной к двери и ... курил!!!

^- Ты уволен! - тихо, но весомо сказала я, облокотившись плечом о косяк.

^- Агата? - не поверил он ушам, но не повернулся.

^- Для вас - да. Для кого-то Александра, кому-то Анна Мария, а для вас навсегда - только Агата.

Он встал и медленно повернулся.

^- Ты знаешь, что курение в моём коллективе (да и городе) строго запрещено, - заметила я. - А о твоих манерах я даже говорить не хочу, - я смотрела на него, не моргая. - Что, не привычно видеть меня без маски?

^- У тебя ужасный взгляд! - он отвёл глаза. - Ты не зря его прятала.

^- А по-моему, зря. Может, не распустились бы так. В глаза смотри! - скомандовала я.

На секунду он поднял глаза, но тут же вновь их отвёл:

^- Не могу, - прошептал он. - Мне легче из окна выпрыгнуть!

^- Прыгай, - просто сказала я.

Он и на этот раз не поднял глаз.

^- Ну, чего стоишь? Я жду. Прыгай, - повторила через минуту я.

Себастьян молча подошёл к окну, открыл его и забрался на подоконник. Он бы выпрыгнул.

^- Стой! - снова спокойно сказала я и подошла к нему. - Слезь.

Он опустился на пол.

^- Посмотри на меня, - попросила я, но он не поднял голову. - Да смотри же ты! - я не выдержала и, схватив его голову, повернула к себе лицом. Я смотрела в его глаза почти в упор. Я сканировала его душу.

Не глядя на многочисленные попытки вырваться, я держала его до тех пор, пока не "прочла" всё, что хотела, и лишь затем отпустила.

^- У тебя низка и подлая душонка, - я отошла в сторону. - Но при этом ты хороший дирижёр. Скажи, ты бы действительно выпрыгнул?

^- Да, - тихо ответил он.

^- Почему? - я снова повернулась к нему.

^- Потому что я готов сделать всё, что Вы скажете. Я Ваш раб, точно так же, как и остальные две тысячи пятьсот четыре человека.

^- Это неправильно, - согласилась я. - И я попробую это исправить. Я отпускаю вас. Делайте, что хотите: уезжайте, женитесь. Мне не нужны рабы!

^- Вы ликвидируете оркестр? - удивился он и даже поднял на меня глаза.

^- Но вам же не нравится такая жизнь!

^- Это не так! Нас всё устраивает! - резко возразил он.

^- Ты хотел сказать, "за такие деньги мы готовы всё стерпеть"? - я усмехнулась. - Я понимаю, столько вы больше нигде получать не будете. Ладно, давай так. Я поговорю с оркестром, и решим большинством.

^- Я уверен, все захотят остаться.

^- Ну, что ж, завтра мы это и проверим. Над чем вы сейчас работаете?

^- Мы разучиваем симфонии Шуберта и Мендельсона.

^- Вы ополоумели? - я чуть не упала. - Какой Шуберт?! Может ещё и Гайдна возьмёте? А может вам ещё и с камерным объединиться, а то людей маловато будет? Не думаешь?

^- Я действительно не подумал...

^- Ладно, учите своего Шуберта, но о сцене даже не думайте. А для стиля - пусть будет в руках. А если оркестр захочет работать, я организую вам турне. Но для этого надо будет разучить Берлиоза, Вагнера и Листа.

^- А где мы будем играть? Мы ведь ни в один зал не поместимся!

^- На улице! - коротко ответила я. - По-моему, площади есть во всех городах. Или тебя что-то не устраивает?

^- Что Вы?! Это так здорово! ради этого стоит пахать, - он впервые за сегодня улыбнулся.

^- Посмотрим, что по этому поводу думают остальные. А сейчас я пойду к себе и отдохну - наши дороги изматывают.

^- Вы на машине? - очень удивился Себастьян.

^- Теперь да. А это, - я взяла пачку сигарет со столика, - я заберу. И что бы больше не повторялось.

^- Конечно. Клянусь! - торжественно пообещал он.

^- Хорошо. До завтра, - я вышла.

^- Да завтра, - бросил он мне вдогонку.

Зайдя в свой номер, я увидела на столе в гостиной свой паспорт и огромный букет цветов. Улыбнувшись, я прошла в спальню и легла на свою огромнейшую кровать.

Полежав какое-то время с закрытыми глазами, я вспомнила, что всё ещё держу в руках пачку сигарет. Я рассмотрела её внимательнее. Это оказались женские, лёгкие сигареты с фильтром и пониженным содержанием никотина.

"Значит, просто решил попробовать, чтобы не засосало", - подумала я про Себастьяна и рефлекторно достала одну сигарету.

Понюхав её, я почти не почувствовала запаха табака (а я его любила: в городе, где я родилась, была табачная фабрика; я частенько стояла на остановке возле неё, ожидая свой автобус, и наслаждалась запахом табака).

Найдя зажигалку (в моём номере было много свечей, следовательно, зажигалки были во всех комнатах), я поднесла сигарету к губам и зажгла её.

Вкус был слабым и не очень приятным. Явно ощущался привкус какой-то химии. Я попробовала затянуться, но меня пробрал кашель. Я потушила сигарету и снова, закрыв глаза, легла.

Я потеряла счёт времени, словно выпала в пространство.

 

Очнулась я от резко открывшейся двери.

#- Агата! - это был Антонио, он забежал в спальню. - Агата! - он сел рядом со мной на кровати и, взяв мои руки, поцеловав их. - Мне Себастьян сказал, а я не поверил. Как же я счастлив!

*- Все вы, итальянцы, одинаковые, - я улыбнулась, вспомнив Morresi, Matadelli...

*- Ты говоришь по-итальянски? - удивился он.

*- И на английском, немецком, русском, белорусском, украинском, польском, литовском, французском, испанском, португальском, греческом, арабском, китайском, японском, латыни а на иврите. Может, не всё вспомнила, ты уж прости, - я снова улыбнулась.

*- Сколько всего языков? - он не успел посчитать от удивления.

*- Около семнадцати. Только я не сказала, что досконально знаю их - я разговариваю, но знаю не более девяти.

*- Поразительно!

*- Точно так же, как и то, что я Bach, Rossa, Kamju, Bianco, Piacere и Косицына в одном флаконе, - закончила я. - Кроме того, у меня было пять официальных мужей одновременно и как следствие двенадцать детей на данный момент.

*- Серьёзно?

*- Да. И только сейчас я могу об этом спокойно и открыто говорить.

*- Это настолько удивительно! - Антонио всматривался в мои глаза. - У тебя удивительной красоты глаза.

*- Спасибо. А Себастьян сказал, что у меня страшный взгляд.

*- Это невозможно, - не поверил он.

*- А так? - на секунду я закрыла глаза, но когда открыла - они были совершенно другими: почти чёрными с незаметными ссуженными зрачками, небольшим прищуром и демоническом огоньком.

Антонио невольно выпустил мои руки и начал креститься.

На это я раскатисто захохотала леденящим смехом.

Итальянец встал и медленно попятился назад.

И, снова закрыв глаза, через несколько мгновений я снова стала прежней:

*- Антонио! Я тебя умоляю! Чего ты так испугался? - мои глаза снова стали чистыми, золотого оттенка с доброй усмешкой.

*- Что это было? - тихо спросил он.

*- Один из моих устрашающих образов, при помощи которого я добиваюсь всего, чего хочу. Я всегда говорила: человек, хотя бы на семьдесят процентов владеющий своим организмом, способен почти на всё. И я тому живое доказательство. Ну, не бойся, подойди, сядь возле меня, - попросила я.

*- И много у тебя таких образов? - он снова сел рядом.

*- Устрашающих - нет, около пяти. А вообще - много, на все случаи жизни, - я улыбнулась и, притянув его к себе, нежно поцеловала.

*- Это тоже образ? - спросил он после.

Я влепила ему пощёчину:

*- На будущее: не советую обсуждать моё поведение или причины, его вызывающие. Ясно?

*- Абсолютно.

Я снова легла, откинувшись, довольно внезапно.

*- Ты меня любишь? - вдруг спросила я. Никогда ещё и никого из своих мужчин я об этом не спрашивала. А сейчас мне стало любопытно понаблюдать за его реакцией.

*- Конечно! Ты сомневаешься?

*- Почему вы все мне врёте? - не ответила я.

*- Агата, я говорю правду! - "обиделся" он.

*- Не могут десятки мужчин искренне любить одну женщину. На самом деле меня никто не любит, кроме меня самой. Просто моя сила внушения сильнее вашей воли. И перестаньте обманывать и себя, и меня.

*- Тебя не переубедишь, - согласился он.

Антонио лёг, облокотившись на локоть и гладил меня по лицу, когда в комнату бесцеремонно вошёл Себастьян.

#- Ты что, читать не умеешь? - воскликнул итальянец, подразумевая табличку, повешенную им на дверь.

#- Не думал, что вгоню тебя в краску, - усмехнулся тот.

^- Агата, - тут же он обратился ко мне, - к тебе пришла какая-то женщина, но в гостиницу её не пустили и решили не докладывать. Мне показалось - я был в это время внизу - у неё серьёзные проблемы. Она сидит на улице на ступеньках.

^- Женщина? Ко мне?!? - не поверила я. - На каком языке она говорит?

^- На русском.

Я молча встала и пошла к выходу.

#- Мог хотя бы постучать, - заметил Антонио, когда я вышла.

#- Да ладно тебе! В кой-то веки здесь кто-то стучал! Она у нас одна. А ты что, серьёзно смутился?

#- Да пошёл ты! - Антонио отошёл к окну, чтобы Себастьян не видел его глаз.

#- У-у-у! - Себастьян рухнул на кровать. - Ты только не увлекайся! Зачем тебе этот геморрой?! Она же эгоистка. Ты хочешь страдать? - серьёзно спросил он.

#- Я просто люблю её, - тихо ответил Антонио.

#- Могу только посочувствовать, - заметил Себастьян.

Я вышла из гостиницы и увидела женщину, сидящую на ступеньках, обхватив колени. Я подошла и дотронулась до её плеча. Она повернулась.

- Надя? - не поверила я.

- Аня! - она встала и хотела обнять меня, но тут же спохватилась. - Прости.

- За что? - я не совсем её поняла и сама крепко обняла её. - Это я должна просить прощения: за то, что мы так редко видимся сейчас, когда я вернулась, за то, как я себя веду. И я рада, что ты не отвернулась от меня. У тебя что-то произошло?

И только она открыла рот, чтобы что-то ответить, как снова заговорила я:

- Не здесь, не на улице. Ты на чём? - я имела в виду "приехала".

- Автостопом.

- У-у! Дело глухо. Поехали в другую гостиницу, - я за руку потянула её к своей машине.

Я выбрала самую "элитную" гостиницу своего города.

- Мой, пожалуйста, - попросила я "рисепшиониста", бросив на стойку паспорт. /дело в том, что в этом городе у меня в каждой гостинице был свой номер - самый лучший пентхаус/

Взяв ключ, я потянула безмолвную подругу к лифту, не обращая внимания на ошарашенное лицо парня за стойкой.

- Я должен заполнить... - он попытался что-то сказать.

- Я потом заберу, - бросила я, и мы зашли в лифт. Через минуту мы были в номере.

Я усадила подругу в кресло и, достав из бара бутылку виски, бросила в стакан несколько кубиков льда, налила выпивку и протянула подруге:

- Выпей.

Она с вопросом посмотрела на меня.

- Пей, - повторила я. Надя залпом выпила содержимое стакана и жутко сморщилась.

- А теперь я тебя слушаю, - я с серьёзным лицом села напротив неё.

- Мне так неудобно, - начала она. - Мне стыдно об этом говорить. Но больше мне пойти не к кому. В общем, мой сын влез в долги, и теперь нам угрожают. Мне пришлось продать машину, компьютер, украшения. Но этого слишком мало, - у неё начиналась истерика.

- Выпей ещё, - я налила ещё виски, она молча выпила. - Олег в курсе?

- Нет. И я не хочу, чтобы он имел какое-то отношение к моему сыну.

- Ладно, - я не была в курсе подробностей их развода, поэтому не стала настаивать, хотя и понимала, что Олег, как очень хороший юрист, мог бы им помочь. - Сколько твой сын должен? - я вернулась к теме.

- Тридцать тысяч.

- Надо полагать не рублей, - заметила я. - Ты правильно сделала, что пришла ко мне. Я решу эту проблему.

- Не надо, Аня! - взмолилась подруга. - Просто одолжи мне денег. У меня уже есть десять тысяч. Пожалуйста!

- Значит так, - я отошла и достала из ящика аптечку, откуда извлекла успокоительное и снотворное. - Ты сейчас это выпьешь и останешься здесь, пока я не вернусь. Ты ни в чём не будешь нуждаться. Тебе надо отдохнуть. У тебя сейчас кто-нибудь есть?

- О чём ты говоришь?! Мне сейчас не до того!

- Ладно. Я пришлю к тебе своих дирижёров - сама выберешь. И не спорь. Без твоего согласия никто ничего не сделает. Достаточно одного твоего слова. Отдыхай. Я приеду через два дня, - я пошла к двери. - До встречи, подружка!

Надя от удивления не смогла вымолвить ни слова.

Спустившись вниз, я забрала паспорт и объяснила администратору суть дела, наказав записывать всё на мой счёт и ни в чём не отказывать постоялице.

Оттуда я прямиком направилась в Москву, по надиному адресу жительства. Уже в дороге я позвонила Сергею и попросила найти спеца по замкам /как-то не додумалась взять у подруги ключи/ и человек пять-семь для охраны. Я назвала ему адрес и примерное время своего прибытия.

Приехала я к вечеру. Сергей со своими людьми ждал меня возле подъезда, распугав всех старушек.

- Что произошло? К чему такая спешка? - спросил он.

- .Надо решить одну проблему, - я в двух словах изложила ему суть дела. - А теперь возьми людей, и войдём вовнутрь.

- Наконец-то! Дела земные! - усмехнулся он

Я его поняла - ему уже надоели мои виртуальные и воображаемые проблемы.

Мы зашли в квартиру, там никого не было.

- Что ж, подождём, - я уселась в кресло и взяла какой-то журнал.

...- А что, если он не придёт домой? - уже около полуночи спросил Сергей.

- Придёт: не он, так он за ним, - спокойно возразила я.

И действительно, около двух часов в замке послышался шум ключей.

Сергей потушил свет и спрятался вместе с ребятами.

Как только за вошедшим закрылась дверь, и он прошёл вовнутрь, Сергей, схватив его за плечи, развернул и посадил в кресло напротив меня.

Парень усиленно сопротивлялся, крича "оставьте меня", "у меня нет денег", а когда Сергей включил свет, тот продолжил тираду, вспомнив о матери:

- Где моя мама? Что вы с ней сделали? - он смотрел на меня, а Сергей держал его за плечи, чтобы тот не смог встать с кресла.

- Ну, ты, пацан, даёшь! - усмехнулась я. - Чё, не узнал? Серж, отпусти его.

Сергей отошёл, а парень внимательно всматривался в моё лицо.

- Крёстного отца у тебя, конечно, нет. Но зато есть крёстная мать. И поверь мне, это не хуже.

- Тётя Аня? - осторожно спросил он.

Я раскатисто захохотала.

- Какая прелесть! Серж, ты это слышал? - Сергей и остальные ребята смеялись. - Потрясающе! Ко мне иначе, чем синьора, мадам и миссис не смеют обращаться даже графы, лорды, принцы и высокопоставленные люди! А для тебя я просто тётя Аня. Ты хоть понимаешь, что это значит?

- Не совсем, - честно ответил он, уже успокоившись.

- Хорошо, пойдём длинным путём. Ты знаешь, кто я и какая у меня власть?

- Да. Примерно, - тут же добавил он.

- А я думаю, даже не догадываешься. Ну, да ладно, оставим это. А теперь подробнейшим образом, со всеми деталями, именами, лицами и так далее и тому подобное, расскажи ситуацию, - я скрестила на груди руки и замолчала.

- Какую ситуацию? - парень сделал вид, что не понял.

- Серж, - обратилась я, подразумевая "объясни ему", так как самой было жалко тратить свою нервную систему.

- Слышь, парень, - Сергей встал перед ним. - Мы здесь не в игры играем. Тебе жить хочется? Если нет, подумай о матери.

- Где она? - тут же спросил он.

- Пока с ней всё в порядке, - ответила я. - Но если ты будешь продолжать в том же духе, я не знаю, чем это может закончиться. Так что, долго ещё тебя упрашивать?

- Тётя Аня! - он тяжко вздохнул. - Понимаете, всё началось с баловства. Я не думал, что меня это затянет. Я был уверен, что достаточно силён, чтобы с этим справиться. Но игра оказалась сильнее меня. Появились первые долги, а вместе с ними и эти, так называемые дружки, готовые всегда помочь. А там уже - водка, травка, анаша, героин. Я всё понимаю, но ничего не могу сделать - это сильнее меня! - и он зарыдал. - Тётя Аня! Помогите! Не бросайте нас! Спасите хотя бы маму!

Я встала и, подойдя к нему, крепко обняла, прижав его голову к своей груди:

- Главное - что ты всё понимаешь. Ответь мне на один вопрос: ты ляжешь в клинику?

- У нас нет денег!..

- Я не спрашиваю про деньги, я спрашиваю: ляжешь ли ты в клинику?

- Если бы была такая возможность, да! Хоть сейчас! Я очень хочу вылечиться! Я хочу быть нормальным! - воскликнул он.

- Отлично, - я поцеловала его в макушку. - Значит сейчас ты расскажешь мне, кому и сколько должен, а после этого Алексей отвезёт тебя в клинику Шаганяна. Договорились?

- Спасибо! - теперь уже он обнял меня. - Мы в долгу перед Вами!

- Пока не за что благодарить: я ещё ничего не сделала. Итак, я тебя слушаю, - я села в кресло.

- Главного зовут Алекс. Приближённых у него человек пять, не больше. С охраной он не ходит - только с ними. Связаться с ним можно через главного охранника Казино на Арбате. Должен я сорок штук, - он опустил голову.

- Твоя мама говорила про тридцать, - уточнила я.

- Я не смог ей сказать правду. Ведь это не первая крупная сумма.

- И сколько ты им уже отнёс?

- Тысяч по двадцать.

- Пожалел бы мать! - не выдержала я. - Ты хоть знаешь, каких трудов стоит зарабатывать такие деньги!

Он промолчал, хотя очень хотел, наверное, сказать "особенно Вам!".

- Ладно, закончили, - я встала. - Лёша, отвези его к Шаганяну, пожалуйста, и скажи, что от меня.

- Конечно, - отозвался парень. - Пойдём, парень.

Когда они вышли, я обратилась к Сергею:

- А мы навестим Алекса.

- Анна Мария, может Вам не стоит ехать - не женское это дело? - тихо и осторожно спросил он.

- На месте разберёмся. Поехали.

Мы вышли из дома и сели в машину (я села к Сергею).

Нам повезло /не пришлось лишний раз мотаться по Москве/ - Алекс был в казино.

Я сдалась на то, что Сергей сходит без меня (с ребятами) и отдаст деньги. Я знала, что долги всегда надо отдавать, а потом делать всё, чтобы их избежать на будущее. Вероятно, я не пошла именно по этой причине: ведь надо было просто отдать деньги (никаких скандалов, выяснений отношений и тому подобного), а это достаточно скучно.

Сергей справился быстро и без осложнений. Не знаю, почему, но я почувствовала облегчение.

Кроме того, я попросила Сергея дать начальнику охраны казино пару штук, чтобы ближайшее время надиного сына не пускали в это казино.

Разобравшись с этим делом, я вернулась в Косицынград. В ту же ночь, но уже на самолёте.

Я переночевала в оркестровой гостинице, а утром, около полудня пошла к Наде.

- Аня! Что же ты так долго не выходила на связь!

- Ну, во-первых, - начала я с улыбкой, - насколько я поняла, мобильника у тебя нет. А во-вторых, тебе надо было поспать. И могу поспорить, ты проснулась не более часа назад.

- Это не важно! Когда ты поедешь в Москву?

- Надя?! Ты меня удивляешь! Тебе ли меня не знать! У тебя больше нет этой проблемы. Я уже всё уладила.

- Как?! - она чуть не упала. - Когда? И... как всё прошло? Что с моим сыном, где он?

- Ты главное успокойся. Если я здесь, если я оттуда уехала, значит. всё нормально. Я устроила в твоего сына в клинику Шаганяна.

- Зачем? Аня! Я же не потяну!

- Тихо! - прикрикнула я. - Начнём с того, что я ему тоже не чужая. И мне приятно сделать хоть что-то. Ты же знаешь, больше я ничего не могу. Деньги - это единственное, что у меня есть. И опережу тебя: те, у кого их недостаточно, считают, что этого хватит, чтобы прожить счастливую жизнь. Но поверь мне: деньги и счастье никак не совмещаются. Одно другое исключает. Так что не чувствуй себя обязанной. Должна же я хоть что-то делать для крестника!

- Но долг я тебе верну, - не сдалась она.

- Надя! Я тебя умоляю! Не говори со мной о деньгах! Чем меньше их у меня будет, тем счастливее я стану! Как ты не понимаешь?! - в исступлении проговорила я.

- Прости, но не понимаю.

- Ладно, забудем. И больше не будем к этому возвращаться, - и я тут же сменила тему. - Мне кажется, было бы неплохо для тебя пожить здесь пару дней: тебе надо отдохнуть. А то смотри, может и переедешь. За работу не беспокойся, ну а об остальном и говорить нечего. А?

- Спасибо за приглашение, но... Ты же знаешь: я коренная москвичка, родилась там и выросла. Я не хочу никуда уезжать. И кроме того я не хочу чувствовать себя обязанной. Прости! Но мне всё время будет казаться, что я тебе должна столько, сколько не в состоянии отдать. Спасибо ещё раз, мне очень приятно, и я ценю твою заботу. И не обижайся.

- Всё нормально, - я отвернулась. - Ты только подтвердила мои слова: не в деньгах счастье, и даже не в их количестве. Но я уже прошу: поживи здесь несколько дней.

- Хорошо. Тем более дома пока никого нет, - Надя положила руку мне на плечо и примирительно улыбнулась.

- Ладно, хватит о грустном. Ты скажи, к тебе мои мальчики заходили?

- Мальчики! Хорошие мальчики! - усмехнулась она. - Да, но я их выдворила.

- Что, ни чуточки никто не понравился? - с недоверием спросила я.

- Дело не в этом. Не до них мне было. А тот, который немец, очень даже ничего.

- Да, Себастьян хорош, - согласилась я. - Да и в постели он... - я тут же осеклась, поймав себя на том, что только что говорила. - Прости!

- Тебе не за что извиняться. Это твои мужчины. И ты в праве их обсуждать. Ты осуществила мечту многих женщин - иметь собственный гарем.

- Да, но как выяснилось, они вовсе не хотят от меня уходить. Я им предлагала.

- Ещё бы! - согласилась подруга. - Ты же им столько платишь и всем обеспечиваешь!

Я решила промолчать. В последнее время я стала замечать, что все разговоры на любые темы рано или поздно упираются в деньги. И меня это уже порядком бесило.

- Ладно, Наденька, ты меня прости, но у меня уйма дел. К сожалению, я никудышная хозяйка.

- Перестань, всё отлично! - она обняла меня. - Что бы я без тебя делала? Спасибо тебе за всё. Я очень рада, что мы увиделись.

- Я тоже. Если что - всегда рада помочь. А если не найдёшь меня - обращайся к Сергею.

- Ты нашла замену Саше? - с улыбкой спросила подруга.

- Нет, - спокойно возразила я и пояснила. - Ему не нужна замена. Да и никто не смог бы его заменить. А Сергей - самый преданный друг нашей семьи. Кстати, опережу твой вопрос: он, наверное, один из немногих мужчин в моём окружении, с кем я не спала.

- Ясно, - честно говоря, она даже не скрыла своего удивления. - Ладно. Не буду тебя задерживать. Но прошу: не пропадай.

- Конечно, - я отошла к двери. - Так я пришлю к тебе Себастьяна?

- Аня!

- Ясно-ясно. Я просто спросила. Бывай, - я вышла.

- Пока, - ответила она и улыбнулась.

 

Как оказалось, не все проблемы мне надо было решать - некоторые решались сами собой: не успела я уехать из Косицынграда, как туда приехал... Сергей. Не застав меня он, судя по всему, был только рад.

Когда я вернулась туда спустя две недели, Надя и Сергей были уже женаты. Я совру, если скажу, что мне это было безразлично. И дело даже не в том, что моя лучшая (то есть единственная) подруга вышла замуж за моего несостоявшегося любовника. Хотя и это я не исключаю. Меня обидело то, что меня даже не пригласили на свадьбу, если конечно можно говорить о том, что я вообще могу на кого-то обидеться.

Почти сразу после свадьбы они вернулись в Москву. А я осталась в Косицынграде. Мне нечего было делать в столице. Ни детям, ни N я не была нужна. Женя прилетал ко мне. Он, наверное, один по-настоящему любил меня.

Чтобы не помереть от скуки, я села за... мемуары /первую часть которых я написала ещё когда жила у Кристалла/. Осознав до конца то, что жить мне осталось чуть больше года, а обо мне практически никто ничего не знает, я подумала, что кому-нибудь (даже Жене) может быть интересна моя жизнь Параллельно я начала воплощать на бумаге уже давно придуманную систему образования. Она могла бы перевернуть всё сегодняшнее представление о школе. Это была кардинально новая система. Конечно, я понимала, что осуществить её я уже не смогу. Но я была уверена, что спустя какое-то время после моей смерти кто-нибудь этим заинтересуется и захочет воплотить её в жизнь. А посему я подробнейшим образом всё расписывала. И понимая, что без денег в жизнь ни одну теорию не воплотишь, открыла специальный счёт. Я рассчитала примерную сумму, необходимую для реализации моей "мечты". Останется найти отважного параноика!

Оркестр я тоже пока не бросала - работала с ним, планировала организовать крупное турне на период с июля по ноябрь. Правда сама в нём участвовать не собиралась.

Я продолжала жить в Косицынграде.

 

В конце апреля у меня появилось ещё одно занятие.

Утро было очень солнечное и свежее, с лёгким морозцем. Ночь я провела с Антонио. Он вышел тихо, пока я спала. /а спала я как всегда долго/

Проснулась я от нежного поцелуя. Не анализируя его /кому он мог принадлежать/ и даже не открывая глаз, я притянула его "автора" к себе и продолжила поцелуй.

Кстати замечу, я частенько надевала повязку, чтобы не видеть партнёра или просто не открывала глаз (ведь своих "мальчиков" я никогда не знала в лицо). И сейчас я пошла вторым путём.

После небольшой прелюдии мы занялись любовью. И тут-то меня кое-что поразило: это не был мой дирижёр /ни один из них/ - такой страстностью не мог похвастаться даже Антонио - он был достаточно зрел для такого безудержного секса (а уж про оркестрантов говорить излишне).

И я не выдержала - открыла глаза.

Меня обуял ужас! Надо мной был абсолютно не знакомый мне парень лет двадцати, ярчайшей артистической внешности alla Лист. Он был так же крупен и мощен. А его длинные шёлковые волосы падали мне на грудь.

Доведя начатое до конца /или правильней всё-таки "финала"/, он, ещё раз нежно поцеловав мои губы, откинулся на подушку.

/на венгерском/ - Это было потрясающе! У меня ещё никогда не было такой женщины! - прошептал восторженно он на неизвестном мне языке.

#- Что это за язык? - удивилась я. /я всегда считала себя полиглотом/

#- Венгерский. Я венгр, - ответил он, повернув ко мне своё удивительно красивое лицо.

#- И ты приехал сюда, в Россию просто для того, чтобы переспать со мной? - удивилась я.

#- Нет. Это получилось спонтанно. И я даже был бы готов просить у тебя прощения, если бы не знал тебя достаточно хорошо.

#- А вот отсюда поподробнее, - я заинтересовалась.

#- Меня зовут Ференц.

#- Можно было догадаться, - я тут же перебила его. - И ты хочешь прослыть вторым Листом? Что ж, твоё дело, но при чём здесь я?

#- Именно при этом. Ни один педагог, к которым я обращался, не смог меня ни чему научить. А мне только двадцать лет. И я подумал, что только ты можешь дать мне то, чего не смогли другие.

#- Ты хочешь учиться у меня? Но я не преподаю.

#- Я знаю это. Но я готов хорошо заплатить.

#- Христа ради! - закричала я. - Не смей говорить со мной о деньгах! Да я и сама готова тебе заплатить, чтобы ты согласился уехать. Я не преподаю по другим причинам.

#- Но может, ты сделаешь исключение? Никто, кроме тебя, не может мне помочь.

#- Ладно, посмотрим, - сдалась я. - Иди и разыграйся, я скоро к тебе выйду.

Когда он встал, он снова поразил меня своей мощью. Он был громадного роста и изумительного телосложения.

"А почему бы и нет? - подумала я. - Могу поспорить, он отличный профи".

Через несколько минут я услышала звуки рояля - он начал разыгрываться. С ошеломляющей скоростью.

"Молодость, - вздохнула я, - не порок".

Мне понадобилось полчаса, чтобы привести себя в порядок. После чего я вошла в гостиную, где сидел Ференц.

#- Не очень-то усердствуй. У этого рояля платиновая обмотка струн - и их замена представляет особую трудность. Да и силой звука ты здесь никого не удивишь, - с порога заметила я.

#- У Вас достаточно тугой рояль, - он встал и пристально меня рассматривал.

#- По-моему, мы были уже на "ты", - конечно, в английском разговорном нет формы на "Вы" и на "ты", это скорее относится к манере общения и к интонации.

# - В постели я со всеми на "ты". А здесь Вы - мой педагог.

- Боже мой, какие пенки! - по-русски воскликнула я.

#- Что Вы сказали? - переспросил он.

#- Не важно. А что касается рояля - этот ещё лёгкий. Ты не сидел за моей Ямахой.

#- Я мог бы только мечтать об этом!

#- Это точно. Ведь он был разрублен мной на мелкие щепки.

Он хитро улыбнулся.

#- Ты куришь? - почему-то спросила я.

#- Да, и только...

#- ... самые отвратительные сигары, - я попробовала угадать.

#- Верно, - он продолжал держать улыбку уголками рта.

#- Такое подражание - не в твою пользу. Со временем, и поверь мне, небольшим, я докажу тебе, что лучше быть первым самим собой, чем вторым Листом.

Ференц не ответил.

#- А теперь садись и расскажи, что ты умеешь играть по-настоящему исключая Листа, Шопена и прочую бравурную музыку.

#- Вы считаете Шопена бравурным? - удивился он.

#- Не я, а те, кто его так исполняет, - легко намекнула я.

Оказалось, репертуар у него был очень обширным.

#- Оперные и симфонические транскрипции - это замечательно, но согласись, не очень сегодня актуально. С таким количеством оперных театров и симфонических оркестров лучше слушать всё в оригинальном звучании. Не забывай: тогда была проблема с распространением музыки и Лист занимался её пропагандой. Сегодня такая необходимость отпала. Зато с тех пор фортепианный репертуар обогатился раз в сто. Поверь мне, есть что поиграть и без транскрипций.

С этим доводом он согласился.

Я решилась с ним поработать.

Разместила я его в этой же гостинице (не у себя в номере) и занималась с ним практически каждый день. Работа больше сводилась к лекциям общехудожественного характера, стилевым особенностям и так далее и тому подобное.

 

В начале мая я улетела в Лондон, оставив Ференцу задание переиграть огромное количество художественной литературы и посетить определённые музеи.

Ключей от нашего некогда с Эдвардом замка у меня не было (я всегда поступала очень необдуманно, когда рвала с прошлым), поэтому я позвонила в дверь.

Открыл дворецкий.

Около минуты он молча смотрел на меня. Я решила не мешать ему и тоже молчала.

#- Миссис Эстергази? - осторожно спросил он.

#- Не удивляйтесь. Я была вынуждена сымитировать свою смерть. Вы меня впустите?

#- Конечно, простите, - он пропустил меня внутрь.

#- Cэр Артур дома?

#- Нет, миссис, он три дня назад улетел в Дублин.

#- А дети? - почему-то испугалась я.

#- Они дома. С гувернантами. Сэр Артур не берёт их с собой.

- Подонок, - тихо заметила я.

#- Приготовьте мне, пожалуйста, Ваш знаменитый чай с бисквитами.

#- Хорошо, миссис, - он поклонился и отошёл.

Я поднялась на второй этаж и прошла на половину детей.

Бет, завидев меня, /вопреки убеждениям отца/ подбежала ко мне со щенячим визгом.

#- Мама! Мамочка приехала! Я знала, что дядя Артур всё врёт - ты не могла умереть.

Я крепко обняла её /но на этот раз не расплакалась/, но не смогла ничего сказать - в горле стоял ком.

На её визг пришла гувернантка с нашим сыном на руках.

#- Миссис Эстергази? - она тоже не поверила своим глазам.

#- Да, и я не приведение, - я улыбнулась. - Как мой мальчик поживает? - я подошла к ней, не выпуская при этом Бет.

#- Всё хорошо. Они здоровые. Простите, но им пора завтракать.

#- Отлично. Я поем вместе с ними.

Мы спустились в столовую.

#- Мама, а ты снова уедешь? - спросила Бет.

#- Я вынуждена. Со временем ты всё поймёшь. А пока я даже не смогу всё толком объяснить.

За столом я села во главе стола и, опять-таки вопреки правилам Эдварда, болтала без умолку с Бет.

В середине нашего завтрака дверь в столовую широко распахнулась:

#- Посмотрите, кто приехал! - зашёл Артур. - Я вернулся!

Его взгляд упал на меня, и он замолчал.

#- Здравствуй, дядя Артур, - как заученное правило проговорила Бет с унылым выражением лица.

#- Добрый день, мистер Эстергази, - зато горничная расплылась и расцвела.

"Так вот, с кем он теперь", - догадалась я.

#- Привет, - я улыбнулась "по-светски".

Он сделал шаг вовнутрь, тяжело сглотнул и попытался улыбнуться.

#- Присоединяйся к нам, - пригласила я и тут же обратилась к прислуге. - Стивен, поставьте, пожалуйста, ещё один прибор.

Артур прошёл и сел слева от меня на свободное место.

#- И давно ты приехала? - он смог говорить лишь спустя минут десять.

#- Минут на сорок раньше тебя. Как у тебя дела? Справляешься?

#- Пока да. Всё хорошо.

Всё остальное время мы молчали. До конца завтрака.

#- Мне надо с тобой поговорить. Пойдём в кабинет, - предложила я.

#- Как всё это понимать? - с порога спросил Артур, едва закрыв дверь.

#- А чего ты не понимаешь? - удивилась я. - Я Анна Мария Косицына. И исчезла я, чтобы вернуть себе своё имя и свою жизнь. Мне очень жаль, что я врала вам всё это время. Но на то были свои причины. Я же тебе говорила: однажды ты всё узнаешь и всё поймёшь. А вернулась я потому, что Бет и Чарльз - мои дети. И я должна знать, в каких условиях они живут. Тем более, с таким опекуном.

#- На что ты намекаешь?

#- На то, что ты можешь разбазарить и моё, и состояние Эдварда ещё до того, как Бет стукнет двадцать один. Я же тебя знаю. Кроме того, я должна проверить, в каком состоянии все дела.

#- А кто ты такая, чтобы лезть в наши дела?

#- Для начала, я создатель всего как ты выразился "вашего" капитала. А если ты не помнишь, кто я, можешь поинтересоваться у своей покойной супруги - я организую тебе встречу.

#- Ты мне угрожаешь? - он испугался не на шутку.

#- Я никогда не угрожаю. Только предупреждаю. Ещё вопросы есть?

#- И как долго ты здесь пробудешь?

#- Ровно столько, сколько посчитаю нужным. И учти: Александры Bach больше нет. Это была только хорошо сыгранная роль. И поверь мне, очень безобидная. Косицына не такая. Я жестокая и бесчувственная. Не взывай ни к моей жалости, ни к прошлому. И не рассчитывай на мою совесть - у меня её просто нет. А теперь, - я села в кресло Эдварда, - расскажи мне, как обстоят дела.

Он говорил долго, но пространно. Я слушала молча, не перебивая.

#- В общем так, - когда он закончил, я поднялась. - Как я поняла, ещё не всё потеряно, и положение можно спасти. Что ж, этим я и займусь. Поехали на студию, для начала.

#- Прямо сейчас? - удивился он.

#- Дорогой, позволь заметить, что у меня кроме всех английских дел есть ещё и французские, немецкие, итальянские, русские и отдельно - Косицынград.

#- Я всегда знал, что у тебя мания величия, но чтобы до такой степени!..

#- Можешь радоваться: теперь ты знаешь обо мне немножко больше, - я улыбнулась и подошла к нему. - А я всегда знала, что ты скользкий тип. Был им и навсегда останешься. Поехали, дорогой, - с иронией сказала я.

Дела оказались действительно запущены. Мне пришлось потратить несколько дней на поиски надёжного человека, через проверенные источники, который занялся бы всеми делами за божескую зарплату.

Артур был очень недоволен, но возражать не смел.

Когда всё наладилось, я улетела в Берлин. Там, проверив дела на фабриках музыкальных инструментов, я пробыла два дня. После чего отчалила в Париж.

Я прилетела вечером и решила сразу поехать к Альфреду. Судя по тому, что открыла горничная, в доме его либо не было, либо он был один.

&- Мсье Альфред дома?

&- Да, проходите. Я доложу о Вас. Как Вас зовут?

&- Анна Мария Косицына, - я слегка улыбнулась. Не могу даже описать, как мне было приятно называть своё настоящее имя. Я так гордилась этим!

Горничная на несколько секунд застыла в онемении, а затем поспешила в кабинет Альфреда.

Я решила не рассаживаться - была уверена, что ждать мне не придётся. И оказалась права.

Менее чем через минуту из кабинета вышел Альфред.

&- Buon jour, mencier, - я довольно улыбнулась и посмотрела на горничную, давая ей понять, что она здесь лишняя. Она поняла меня и скрылась.

Альфред молча всматривался в моё лицо.

&- Может, предложишь мне сесть? - и, не дождавшись ответа, я села в кресло. - Да ладно тебе! Уже полгода прошло, как весь мир узнал о том, что никаких Bach, Rossa, Kamju не существовало и в помине. Я, конечно, понимаю, что всем моим мужьям трудно с этим свыкнуться, но тем не менее. И не ты ли мне рассказывал про свою любовь к Косицыной? Можешь радоваться: она услышала твои слова. Ладно тебе, расслабься и садись, а то у меня шея затекла.

Альфред медленно опустился и сел на край дивана, не спуская с меня глаз.

&- Ты меня пугаешь, - в шутку проговорила я. - С тобой всё в порядке?

И только когда я пощёлкала пальцами перед его лицом, он очнулся.

&- Агата, - начал было он, но я тут же перебила:

&- Стоп. Начнём с того, что меня зовут Анна Мария. Давай ещё раз.

&- Мне всё равно, как тебя зовут. Боже! Я и не представлял, что люди могут быть так жестоки! Тем более ты! Я тебе верил! - он встал.

Почему-то я ждала, что он скажет что-нибудь другое.

&- Ты ещё заплачь! - усмехнулась я. - Кто бы говорил! Тоже мне, мсье непорочность!

&- Я же не про измену! Ты же знаешь, я даже смирился с твоим оркестром, прекрасно зная, что ты спишь там со всеми. Но я всё равно верил тебе! Я думал, ты хочешь отомстить. Я согласился на развод, веря, что он тебе нужен. А ты играла! Ты жестоко мной играла. Я согласился с суррогатной матерью, веря, что ты не сможешь выносить ребёнка. Но ты только приехала в день его рождения и, пробыв пару часов, исчезла! Ты разрушила всё, что можно было разрушить! - в отчаянии говорил он. - И веру, и любовь и даже надежду. Наш ребёнок никогда не узнает, что такое материнская любовь, ласка и забота. Ты лишила его этого. Ты выбросила его в этот мир беспомощным. Ты заставила пережить осознание твоей смерти. Я сам чуть не покончил с собой, когда увидел пепелище твоего дома и предсмертную записку. Как же ты цинична, если написала такое?! В тебе нет не только ничего святого, но и ничего живого! Ты камень, мрамор! Холодная и бесчувственная. Могу представить, с каким хладнокровием ты убила ту женщину. Могу поспорить, ни один мускул не дрогнул на твоём лице! Ты чудовище! Зачем ты вернулась? Что ещё ты хочешь разбить? Почему ты пришла сюда?! Неужели ты ещё не насытилась своими грехами?! Неужели тебе мало?!

Почти с самого начала сего монолога я поняла, что он пьян. Но тем не менее он говорил правду, всё, что накипело у него на душе. Мне было больно это слышать, но виду я никогда бы не подала.

Я сидела в кресле, откинувшись на спинку и скрестив на груди руки. На моём лице и правда не дрогнул ни один мускул, а лицо было словно из мрамора.

&- Закончил? - спросила я, когда наступила тишина, нарушаемая лишь возбуждённым и прерывистым дыханием Альфреда. - Я не буду тебя ни в чём разубеждать, так как вижу, как тебе приятно верить в то, что ты только что сказал. Тебе доставляет удовольствие купаться в собственных слезах. Ты ищешь жалости. Но тут ты не прав - не по адресу! Я не сочувствую здоровым и сильным мужикам. Хочу довести до твоего сведения, что всё, что ты знаешь обо мне, не является даже одной миллионной меня настоящей. Ты видишь только следствие, результат, верхушку айсберга, но не видишь причины. Если захочешь подумать над этим - может что-нибудь и поймёшь. А приехала я для того, чтобы увидеть своего сына. И поверь, твоего разрешения мне не нужно. Итак, Альберт дома?

&- Я не позволю тебе приблизиться к моему ребёнку! - с ненавистью проговорил он.

- Начинается, - проговорила я на русском. &- По-моему, я задала вопрос.

&- Я тебе уже ответил: ты не подойдёшь к нему!

&- Диалога не получилось, - вздохнула я, встав, и направилась к лестнице.

&- Я не подпущу тебя к нему! - Альфред схватил меня за локоть.

Я обожгла его руку взглядом - так, что он отпустил меня - и проговорила:

&- Послушай меня, Альфред. Похоже, ты понял ещё далеко не всё. Во-первых, никогда не смей вставать у меня на пути. А во-вторых, позволь дать тебе совет. Я могу сейчас уйти из этого дома. Но уже завтра сына у тебя не будет. Его либо похитят, либо будет инсценирована его смерть /что скорее всего/. Но ни то, ни другое ты никогда не сможешь связать со мной, ты уж мне поверь. Поэтому я советую тебе уйти с дороги. Я не хочу лишать Альберта отца. Я пробуду у него недолго и уйду, а ты останешься. Я не буду приезжать часто, а через два года ты меня вообще больше не увидишь. У тебя есть минута на размышление: либо ты не чинишь препятствия на мои редкие свидания с ребёнком в течение этих двух лет, либо ты его лишаешься. И советую отнестись к моим словам серьёзно, - я отвернулась.

&- Он наверху, - Альфред отошёл от меня.

&- Молодец. И ещё одна просьба: останься здесь, - я пошла к лестнице.

Альберт спал. Я просидела возле него совсем недолго. Это было сильнее меня. Я чувствовала себя отвратительно, давило осознание безысходности. Поцеловав сына, я вышла.

Альфред был в гостиной.

Подойдя ко входной двери, но не оборачиваясь, я проговорила:

&- А если хочешь напиться - побереги Бургундское, оно тебе не поможет. Попробуй водку или на худой конец виски.

Помолчав немного, я повернулась и встретилась с ним глазами.

&- Прости, - прошептала я и поспешно вышла.

И только в машине, отъехав от его дома, я разрыдалась.

"Ты ведь ничего не знаешь! Ну, почему ты меня судишь? Почему? Да разве я не знаю, какая я стерва?! Зачем ты мне об этом говоришь? Почему ты так жесток?!".

Мне было обидно и больно. Я полетела в Болонью.

*- Андри! - я с порога повисла на его шее.

*- Что случилось, cara? - он закрыл дверь, и мы прошли в гостиную.

*- Скажи мне, имеет ли хоть какое-нибудь право Альфред попрекать меня?

*- Альфред, это кто? - он решил уточнить.

*- Вот видишь?! Ты его даже не знаешь. Это мой французский муж.

*- Ты что сейчас из Парижа? - даже давно зная меня, к такому трудно было привыкнуть.

*- Да, я хотела навестить Альберта, нашего сына. А он не хотел меня пускать к нему, обвинив во всех смертных грехах, и чуть не проклял! Какое он имел право?!

*- Он отец. И он живёт с ребёнком, которого ты бросила.

*- Ты его оправдываешь? - я подняла на него глаза.

*- Я просто отвечаю на твой вопрос. Какое он имел право? Прости, дорогая, но скажу правду. Он, наверное, единственный, исключая Эдварда, кто слепо тебе верил и искренне к тебе относился. Ты довольно жестоко с ним поступила. Ты обманула его лучшие чувства, убила в нём веру в людей и даже в любовь. Ты посмеялась над его преданностью. Он надеялся, что ребёнок вернёт тебя в семью. Но ты убила и надежду. Как ты говоришь, она умирает последней, но умирает. И ты приложила к этому руку. Ты уничтожила в нём всё живое, всё человеческое. И не предъявляй теперь к нему претензий. Кроме тебя никто не виноват. Он глуп, это правда, но он прост и искренен в своих чувствах. Он честно любил тебя...

*- Так, что изменял мне за моей спиной?! - перебила я.

*- Согласись, это твой единственный аргумент. Больше у тебя ничего против него нет. Но ты забываешь: он живой человек, которому свойственно ошибаться, точно так же, как и мне, и тебе, и всем живым людям. Кроме того, он мужчина. Не равняй всех на Александра. Он был идеалом, совершенством. Исключением, подтверждающим правило. Кроме того, скажи честно, давно тебя стала интересовать телесная верность?

*- Андрелло, - я вздохнула и отвернулась. - Не добавляй! Мне и так досталось. Ты себе не представляешь, как и чем я себя чувствую. Чем дольше я живу, тем больше ошибок совершаю. Я не проживу эти полтора года! Я не выдержу! А я уже почти сама поверила, что совести у меня больше нет. Но она есть! Я не смогла искоренить эту заразу! Она грызёт меня. У меня такое чувство, что она сжирает сантиметр за сантиметром и тела, и души. У меня сердце кровью обливается, я не могу это больше выносить!

Он молча подошёл и крепко прижал к себе.

*- Почему полтора года? - через какое-то время спросил он. - А что потом?

*- Потом я освобожусь и вас освобожу.

*- Я не совсем тебя понимаю.

*- Умру я, - коротко пояснила я.

*- Что за глупости?! С чего ты это взяла?! - он за плечи развернул меня к себе лицом.

*- Я знаю. Ты ведь в курсе: смерть я всегда чувствую.

*- Ты серьёзно?

*- Абсолютно. Я должна закончить все дела и со всеми проститься.

*- Madonna! Как же это может быть?! Что я буду без тебя делать?! - воскликнул он, снова крепко обняв меня.

Его крепкая широкая грудь содрогалась от рыданий.

*- Андри, не надо. Во-первых,.. - я осеклась. - Господи, да когда я перестану подходить ко всему с холодным расчётом?! Андри! Не жалей ни о чём! Пожалей лишь меня. Отпусти меня! Я устала! Посмотри, на кого я похожа. Жалкий комок нервов! Истеричка! Да у меня уже ни одной здоровой клетки не осталось! Я каждый день в муках призываю ночь, когда смогу накачаться снотворным и забыться сном. Это для меня единственный способ избавиться от боли. Я постоянно мучаюсь от болей. Поверь, я искупаю все свои грехи самыми страшными наказаниями: у меня нет любви, одни дорогие мне люди умерли, другие отвернулись, дети отказались от меня, я никому не нужна даже со своими деньгами. И я медленно жду смерти. Я призываю к ней, умоляя о спасении, но вынуждена умирать очень медленно и в страшных муках - как телесных, так и душевных. Я умираю изнутри каждый день по клетке. И у меня в жизни осталось только два близких человека: ты и Женя. Я вас не потеряю!

Я замолчала. Мы простояли так, молча и обнявшись, около двадцати минут.

*- Спасибо тебе, - наконец я отошла. - Спасибо, что не отвернулся.

*- О чём ты говоришь! Разве я могу? Тем более теперь, когда у тебя нет Александра. Я знаю, что бываю порой чересчур груб и жесток к тебе. Я не такой тонкий психолог, как он. Я режу тебя тем, что ты и так знаешь. Но не со зла. Я всей душой хочу тебе помочь!

*- Я знаю это. И не надо никаких оправданий. Поэтому я и бегу к тебе, а не к кому-нибудь другому. Не говори ничего, - я опередила его. - Позволь мне зайти к Феде и я уеду.

Он отошёл в сторону, открывая мне дорогу к лестнице. Ни он, ни я не произнесли больше ни слова.

Лишь когда я вышла от сына, он остановил меня в прихожей.

*- Куда ты поедешь?

*- В Шацк. У меня там ещё один сын. Ему уже одиннадцать лет, а видела я его лишь однажды.

*- Так может и не стоит ехать? Что ты ему скажешь?

*- Я не собираюсь ему ничего говорить. Я просто хочу на него посмотреть.

*- Если бы всё было так просто! Но я же знаю, что тебя не удержишь. Об одном только прошу: не пропадай. Пусть, ты никогда не звонишь, так хотя бы отвечай.

*- Хорошо, Андри, не переживай. Ты прости, что я такая, но я постараюсь исправиться. Я же люблю тебя, - я встала на носочки и поцеловала его.

*- Мне кажется, я прожил всю жизнь ради этой минуты, - Андри улыбнулся. - Я самый счастливый человек на свете! Езжай с Богом!

*- С ним или без него - мне уже всё равно. Но тебя я не потеряю. Я не наступлю на одни и те же грабли дважды. Arrivederci.

*- Ciao, cara.

Я полетела /естественно на своём самолёте/ в Косицынград. Заехав в гостиницу, я сразу легла спать. Уже утром я зашла к Ференцу:

#- Ну, как твои успехи? - я внатяжку улыбнулась.

#- Я выполнил все Ваши задания. Надо согласиться, очень познавательно и увлекательно. И если бы Вы мне не показали эти книги и эти музеи, быть может, я бы никогда о них и не узнал и многого бы не понял.

#- Вот и хорошо. Это только начало. Я не буду учить тебя передвигать пальцы. Я хочу сделать из тебя Музыканта с большой буквы.

#- И я Вам бесконечно благодарен. На этом, я думаю, официальную часть можно закончить. Как я рад, что ты вернулась, - он обнял меня и крепко поцеловал.

#- А тебе не кажется, что я слишком стара для этих игр?

#- Ты никогда не состаришься. По крайней мере, для меня.

#- Ты прав, я никогда не состарюсь, потому что умру молодой.

#- Ну, почему мы должны говорить о смерти? Зачем о ней думать? Её время придёт для всех. А пока - надо думать о жизни.

#- В двадцать лет я рассуждала так же, - я улыбнулась, узнав себя. - И чуть ли не до сорока я относилась к смерти как к бесплатному приложению к жизни. Но поверь, ты заговоришь по-другому, если узнаешь дату своей смерти. И тем более, если это должно будет произойти в скором времени. Ну, да ладно, - я встряхнулась. - Оставим это. Мне сейчас снова надо уехать на пару дней, не больше.

#- Куда на этот раз?

#- В Шацк и Москву, а потом я уже осяду. Надеюсь.

#- А можно с тобой? - осторожно спросил он.

#- C немой клавиатурой подмышкой? Как же ты переживёшь несколько дней без рояля?

#- Неужели там, куда ты едешь, нет рояля? - удивился он.

#- Дело в том, что в Шацке, точнее под ним, у меня есть сын. Но никто не должен знать дорогу к их с отцом дому. Я оставлю тебя в машине. А в Москве ты сможешь заниматься, сколько влезет.

#- Меня это более чем устраивает. Я хочу быть всё время рядом с тобой.

#- Многого хочешь. Собирайся, - тут же отрезала я. - Мы выезжаем прямо сейчас.

#- А мне нечего собирать, я всегда готов, - ответил он с улыбкой.

#- Ну, тогда пошли.

Я поднялась к себе и взяла кое-какие вещи, Ференц ждал меня возле машины.

#- Может, я поведу? Ты выглядишь уставшей - попробуй поспать, - предложил он.

#- Ты же не знаешь дороги, - возразила я. - И не понимаешь по-русски /указатели-то на русском/. Да и вообще я сомневаюсь, есть ли у тебя права.

#- На этот счёт не бойся - я с шести лет за рулём. А на счёт указателей - покажи мне один раз карту, и я никогда не собьюсь. У меня фотографическая память.

#- Ладно, убедил, - я достала из бардачка атлас дорог России. - Поедешь вот по этой дороге до Шацка /я показала ему, как пишется это слово/ - а там разбуди. Дальше дороги нет ни в одной карте - её знают только те, кто там живёт. Или жил, конечно.

#- Ты интригуешь. Не хочешь рассказать, что это за место?

#- Когда сяду за руль. А теперь я действительно посплю. Поехали, - я легла на заднее сиденье, а Фер сел за руль.

Проснулась я где-то через час. Мы стояли. Фера в машине не было. Я приподнялась на локтях и, щуря от яркого солнца глаза, осмотрелась.

Недалеко от машины, на маленьком повороте стояла милицейская машина, а возле неё - два гаишника и бедняга Ференц. Он возвышался над ними своим колоссальным ростом и с испугом в глазах тщетно пытался понять, что ему говорят.

Я улыбнулась, вспомнив, что забыла предупредить его об этой саранче и, подождав ещё пару минут, вышла из машины и подошла к ним.

#- Господи, Анна Мария! - Фер заметил меня первым. - Я ничего не понимаю, что они хотят. Они мне не позволили тебя разбудить.

#- Всё хорошо, я разберусь, не трясись так. Ребята, - я обратилась к гаишникам, перейдя на русский. - Спасибо вам, конечно, что вы так бережёте мой сон. Но право я не пойму, за что ж вы так парня-то мучаете? И неужели вы в школе не учили английский?

- Да если б он ещё по-английски говорил! - усмехнулся один из них. - А то балакает не весть по-каковски.

#- Фер, ты что втирал им на венгерском? - удивилась я.

#- Да они и по-русски, видать, не шибко-то шарят, - обиделся тот.

#- Ладно, разберёмся.

- А за что вы его задержали? - продолжила я с ментами.

- А Вы сами-то кто, собственно говоря? - спросил один из них, сплюнув на землю.

- Мальчики, посмотрите мне в глаза, - спокойно попросила я и через какое-то время продолжила. - А теперь повторите свой вопрос.

- Простите, госпожа Косицына, - ответил тот же, что и спрашивал. - Не признали мы вас. Ну, никак не думали, что Вы можете ехать по такой дороге на собственной машине да ещё и с ...

- А это уж оставьте мне. Я сама буду решать, где мне ездить, на чём и с кем. Так за что вы парня взяли? Он что-то нарушил?

- Да нет, просто проверка документов. Видим, что тачка крутая - решили проверить, не свистнул ли у кого - больно молодой.

- И что документы, всё в порядке? - продолжала я.

- Доверенности нет, - уже как бы извиняясь, ответил один из гаишников.

- А на хрена вам доверенность, если хозяйка сидит рядом?! Вы же его в шоковое состояние ввели, он же ничего не понимает. Это же ребёнок! Что вы на него накинулись, как коршуны на мышку?!

- Хороша мышка, - усмехнулся один, задрав голову, чтобы посмотреть на Фера.

- Ладно, - у меня резко заболела голова, и я решила не вступать в полемику. - Верните ему документы, и забудем обо всём, что здесь произошло.

Они молча смотрели на меня, не двигаясь с места.

- Не дождётесь, - я поняла, что они ждали взятки. - Во-первых, не за что; а во-вторых, я уже достаточно подкормила вашего брата. Документы! - я протянула руку.

Тот, что помоложе, отдал мне их и я, взяв Фера за рукав, потащила его к машине.

#- Теперь поведу я, - я усадила его на пассажирское сиденье, а сама села за руль. - Прости, что забыла предупредить тебя о наших гаишниках, - немного отъехав, сказала я.

#- Для меня это был сюрприз. Я пытался говорить с ними на английском, но они ничего не поняли. У меня плохое произношение? Скажи честно, я не обижусь.

#- У тебя замечательное произношение, - успокоила я. - Но! Они привыкли к русскому прочтению английских слов, следовательно, ничего не поняли. Так что не бери в голову. Кстати, ехать нам осталось недолго; и я, пожалуй, расскажу тебе эту историю.

Я начала не столь длинный рассказ про начало своей жизни у Кристалла, про работу дальнобойщицей, про Кристалла и про появление Bach.

#- Это удивительно! - воскликнул Фер, когда я закончила. - И ты не боялась его?

#- А чего его бояться? Да и вообще, тогда я ничего не боялась, так как мне нечего было терять. У меня ничего не было, даже имени. Кроме того он искренне меня любил.

#- Ты удивительной силы женщина! Но как я понимаю, мне придётся сидеть в машине?

#- И желательно спрятаться, - добавила я. - Если они тебя заметят - могут убить, им не нужны лишние глаза. Поэтому я и не хотела тебя брать с собой.

#- Я всё понял, у тебя не будет неприятностей.

#- Вот и хорошо. Мы почти приехали, - сказала я, свернув на предпоследнем повороте.

Фер спрятался /с огромным трудом из-за роста/ под сиденьем, и я припарковалась недалеко от ворот. Поставив машину на ручник, я подошла к охране.

- Я приехала к Графу.

- Он не предупреждал, что кого-то ждёт.

- Меня он всегда ждёт. Он дома? - продолжала я.

- Нет.

- А Трис?

- Я не обязан Вам отвечать.

- Обязан. Уже потому, что я его мать, - твёрдо возразила я.

- Тристан дома.

- Пропусти меня, - попросила я.

- Без разрешения хозяина я не могу, - я чувствовала, что он начал ломаться.

- Рихард, - я вздохнула. - Я понимаю, что прошло уже много лет с тех пор, как я была здесь хозяйкой. Но неужели ты всё забыл? Как принёс меня сюда на руках, как покупал мне диски, отбирал у меня бутылки виски? И как ты ждал, когда Кристалл уедет, хоть ненадолго из дома, чтобы смотреть, как я плаваю в бассейне без купальника? Ты думаешь, я не замечала? Я всё знала и прекрасно тебя понимала. Я могла бы тогда с тобой переспать, но ты мне был глубоко симпатичен, и я понимала, что с тобой сделал бы Кристалл. Игорь тому живое подтверждение. Мы оба так постарели, - я провела рукой по его щеке. - Но ты всё такой же преданный. Так неужели ты меня не впустишь? - я встала на носочки и нежно его поцеловала.

Он молча открыл ворота, не поднимая на меня глаз.

- Спасибо, - я прошла и направилась в дом.

- Отец, ты вернулся? - я услышала детский голос со второго этажа.

Я промолчала.

- Пап, это ты? Кто там? - он вышел из комнаты на лестницу и увидел меня. - Вы к кому? Отца нет.

- Я знаю, - я всматривалась в его черты лица. Это был вылитый Кристалл, только глаза мои. Глубокие и не погодам проницательные.

- Вы можете подождать его в гостиной, - сказал Трис, не двигаясь с места.

- Можно с тобой поговорить? - осторожно спросила я.

- Я Вас слушаю.

- Спустись, пожалуйста.

Он медленно пошёл по ступенькам.

- Присаживайтесь, - он указал мне на диван.

- Спасибо, - за мной он сел сам.

Какое-то время я молчала, а затем спросила:

- Ты знаешь, кто я?

- Да. Вы, - он осёкся, но закончил. - Анна Мария Косицына.

- Верно. Я рада, что ты меня узнал.

- Я не знал, что Вы знакомы с моим отцом.

- Знакомы. Дело в том, что я... твоя мама, - наконец сказала я.

Трис молча смотрел на меня вытаращенными глазами, а я продолжила:

- Да, сынок. Мы решили тебе ничего не говорить, пока ты не подрастёшь. Ведь ты, как и многие, был уверен, что Косицына мертва. Ты бы не понял этой чехарды. А сегодня я смело могу сказать тебе правду. Я. Твоя. Мама. Я приезжала к тебе не так давно, но вынуждена была назваться подругой матери. Так было надо. Я хочу рассказать тебе, как мы познакомились с твоим отцом, - через секунду сказала я и после небольшой паузы продолжила...

Я уже почти закончила рассказывать Трису, как попала к Кристаллу, жила с ним и почему ушла, когда возле дома послышался рёв мотора.

Трис вскочил и выбежал из дома.

- Отец, это правда? - крикнул он, подбежав к машине.

- Что? - не понял вышедший из машины Кристалл.

- Папа, неужели это правда?! - продолжал сын.

И в это время из дома вышла я.

- Правда, - тихо ответил Кристалл, не сводя с меня глаз.

- Прости, что не дождался тебя, - я подошла.

Он молча обнял меня, крепко прижав к себе.

- Мама! - впервые произнёс Трис и обнял нас обоих.

- Значит, это твоя машина возле ворот? - через какое-то время с улыбкой заметил Кристалл.

- Моя.

- А красавчик в салоне - твой очередной фаворит?

- Как ты корректно выразился, - поразилась я. - Но я велела ему не высовываться.

- Молодость, - вздохнул тот.

- Не порок, - в один голос закончили мы с улыбкой.

- Пойдёмте в дом! - предложил Трис.

Мы молча пошли за ним.

- Трис, сынок, ты позволишь мне поговорить с папой? Поиграй пока немного, - попросила я.

- Конечно, мамочка, - он радостно выбежал.

- Ты, как любовь, приходишь, когда тебя совсем не ждёшь, - заметил Кристалл, поцеловав мою руку. - Как ты живёшь? Я слышал, у вас с N не заладилось. Неужели любовь закончилась? Спустя столько-то лет!

- А её никогда и не было, - вздохнула я. - Он меня вдохновлял. Ни я, ни он - мы никогда не знали друг друга и воспринимали себя как наших оперных персонажей. Но когда коснулось дела - оказалось, что тех Анны Марии и N, которые любили друг друга, никогда и вовсе не существовало. Мы решили разойтись, чтобы окончательно всё не разрушить.

- Представляю, как тебе было тяжело с этим смириться!

- Поверь, гораздо легче, чем с таким отношением ко мне N, которое он демонстрировал.

- Мне жаль, - вздохнул Кристалл. - Но постой, если ты не любила N, кого же ты тогда вообще любила и тем более любишь?

- Себя, - просто ответила я, но добавила. - И Сашу.

- Да! Как поздно мы начинаем ценить то, что, имеем.

- Только когда потеряем, - согласилась я. - Но хватит о грустном. Расскажи, как вы жили все эти годы, как он рос?

- Он жил в ожидании той минуты, когда ты приедешь. Он всё делал только, чтобы угодить тебе, чтобы ты могла им гордиться. И я уверен, сейчас он самый счастливый ребёнок на свете. И я тоже был бы счастлив, если б не знал тебя достаточно хорошо. Ведь через пару часов ты снова уедешь, а вернуться можешь только через десять лет. Не подумай, я тебя не упрекаю, но согласись - это так.

- Не совсем. Да, я уеду. Но я не вернусь ни через десять лет, ни через двадцать. На этот раз - никогда.

- Даже твоё, довольно чёрствое сердце не выдержит, - хотел поспорить он.

- Ты очень точно заметил. Оно не выдержит. Кристалл, у меня было уже пять сердечных приступов, - призналась я. - Мне тяжело тебе это говорить, но жить мне осталось полтора года.

Какое-то время он молчал.

- Этого не может быть, - наконец, он заговорил. - И не должно.

- Но это так. И вообще, зачем мне жить? Чтобы портить жизнь детям? Они меня не знали и уже никогда не привыкнут. Они не знают, как ко мне относиться. Тем более у меня их слишком много. Я не смогу уделять им равное количество времени, внимания и любви. Кроме того, я жутко устала! Я больна насквозь. И я хочу к Саше.

- Все твои аргументы весомые и значимые, но всё равно это как-то жутко для меня. Я думаю, что буду не первым, кто не представляет своей жизни без тебя. Мы тебя ждём годами, но ты всегда приезжала хоть на десять минут. И этого было достаточно. А теперь... ты у многих отнимешь смысл жизни.

- Это глупо, - возразила я. - Моя жизнь - это только мой смысл жизни. У каждого он свой. И я очень хорошо понимаю, почему нельзя прикипать к кому-то всей душой. Это мир иллюзий. И человек постепенно привыкает ими жить, а потом однажды реальность его вырывает оттуда, и он не знает, что с ней делать. Как сказала Альбер Камю: "Мы привыкаем жить задолго до того, как привыкаем мыслить".

- Возможно, ты и права. Но кто об этом думает, когда влюбляется?

На это я ничего не ответила.

- Прости, - спустя какое-то время продолжила я, - что рассказала всё Трису, не посоветовавшись с тобой.

- Ты не должна ни с кем советоваться - он твой сын, которого я вынудил тебя бросить. По сути это моя вина, что у него не было матери.

- Кристалл! Я умоляю! - не выдержала я. - Что у вас за способность такая: оправдывать меня даже в самых безнадёжных ситуациях и брать вину на себя? Не бери на себя чужие ошибки, как будто своих мало.

- Дорогая! Ты мне не чужая.

- И всё равно, это мои ошибки. Перед Богом каждый будет отвечать за себя.

- Ты наконец стала верующей? - не поверил Кристалл.

- Не дождётесь! Просто ты им был всегда. Ты ведь знаешь, я предпочитаю разговаривать с людьми на их языке.

- Да, конечно, - он вздохнул. - А я уже хотел обрадоваться.

- Напрасно. Я никогда не умела приносить людям радость.

- Не наговаривай на себя. Хотя у тебя это всегда получалось лучше всего. Ты лучше скажи мне, - он понял, что пора менять тему, - когда ты уезжаешь?

- Скоро. Вот только скажу ему, чтобы больше не ждал меня.

- Не стоит. Ты разобьёшь ему сердце. Скажи, что вернёшься, авось...

- Никаких "авось" не будет. Хотя, - на секунду я задумалась. - Может ему действительно лучше думать обо мне хорошо. Пусть ждёт, а потом я совершенно случайно умру. По крайней мере, я не буду стервой до последней минуты своей жизни.

- Я думаю, так будет лучше и гуманнее по отношению к ребёнку.

- Наверное, - согласилась я. - Лучше я сразу с ним поговорю и уеду. Каждая лишняя минута, проведённая здесь, меня тяготит. Прости, это никак не связано ни с тобой, ни с твоим домом.

- Я тебя понимаю. Пойду позову Триса, - он встал, поцеловав мою руку, и вышел из комнаты.

Трис, конечно, был расстроен, но я ободрила его. Поцеловав его на прощание, я не выдержала и расплакалась. Я была уверена, что вижу его последний раз в жизни. Он тоже плакал, но не так безнадёжно - ведь /в отличие от меня/ был уверен, что я вернусь....

 

#- Какого хрена ты здесь устроил? - обозлено набросилась я на Фера. - Я же сказала тебе, чтобы ты не высовывался!

#- Прости, но не могу же я сидеть под сиденьем несколько часов. Ты не учитываешь мой рост. У меня и так всё тело ломит.

#- Ладно, проехали, - я села за руль. И не очень-то мне хотелось ругаться.

#- Ты плакала? - он увидел мои воспалённые глаза.

В молодости я бы очень бурно отреагировала на такой вопрос. А сейчас очень тихо ответила, словно разговаривая сама с собой:

#- Я его больше никогда не увижу. А он будет меня ждать.

#- Кто? Этот бандит?

#- Да, - сама себе проговорила я. - У тебя нет детей.

#- Ну, это я ещё успею, - усмехнулся он. - Да не расстраивайся ты так. Ничто не вечно под Луной.

#- Если бы ты знал, как я завидую твоей молодости. Свою я растратила бездумно и очень быстро. И теперь жалею. Надеюсь, ты не повторишь моей ошибки.

#- А почему ты считаешь, что растратила свою молодость бездумно? У тебя было всё: имя, слава, деньги, любовь поклонников, мужа, любовников, дети, положение в обществе. Чего тебе не хватало?

#- Сердца, - ответила я и пристально посмотрела в его глаза. - Возможно, ты меня не поймёшь, но я жила без Любви. Ждала её, искала, а нашла, лишь потеряв.

#- Я действительно тебя не понимаю - мудрёно ты говоришь. А разве ты не любила N?

#- В том-то и беда, что нет. Я любила его образы, созданные на сцене. Я прожила как в тумане. Я видела только то, что хотела видеть, слышала - что хотела слышать и не хотела знать реальности. Только после смерти Саши этот туман рассеялся, и я увидела мир, в котором жила и продолжаю жить. Мне трудно было приспособиться, я оказалась не готова к реальной жизни.

#- Ты хочешь сказать, что вся твоя жизнь прошла в вымышленном мире? - не поверил (но понял) Фер.

#- Да. Только одно было реально: деньги, - зло проговорила я. - Я хотела заработать все деньги мира. И этого я добилась. Правда и тут я поняла, что мне это не нужно. Это было пустой целью, достигнув которой я потерялась и уничтожила в себе всё живое и человеческое.

#- Ну, с этим можно поспорить, - усмехнулся он. - Я насчёт человеческого.

#- Да, ты прав, - согласилась я. - Осталась лишь плотская похоть.

#- И я тому живое подтверждение - так что ли получается? Лично я с этим не согласен. Я тебя люблю. Ты мой учитель: как в делах духовных, так и в земных. Ты мой гуру! Ты Гений!

#- Подожди немного с этим словом. Осталось недолго ждать - вот тогда меня и признаете, - спокойно ответила я. - А то как-то неправильно получается.

#- В кой-то веки ты стала обращать внимание на всеобщие правила? - пылко воскликнул он. - Не ты ли всю жизнь прёшь поперёк течения? Не ты ли всегда сама решаешь, что правильно, а что - нет? Ну, же! И хватит говорить о смерти! Умрёшь - не умрёшь - ты это не изменишь! Сейчас ты жива! Так пользуйся моментом. Живи каждый день, как будто он последний. Дыши, люби, живи!

Я резко остановила машину у обочины. Посмотрев мельком на Фера, я вышла из машины и пошла в лес. Фер не тронулся с места.

Через полчаса он начал беспокоиться. Он прекрасно понимал, что я хотела побыть одна. Он вообще всегда прекрасно меня понимал /должна признаться к моему удивлению и ... радости/.

Ещё через сорок минут он отправился на мои поиски.

 

Я сидела не очень далеко от дороги, на полянке, на траве. Сначала сидела, а потом легла. И может быть первый раз за долгие годы я смогла почувствовать, что трава пахнет изумительной свежестью, что рядом цветут травы, кругом листья земляники.

Когда-то давно, в глубоком детстве, я очень хорошо разбиралась в травах. Мы с мамой собирали лекарственные растения и делали настойки и отвары.

У меня в голове начали всплывать названия растений, которые я видела вокруг себя. И словно сквозь сон я вспоминала их вкус, чувствовала запах каждого листочка.

Я увидела, какое небо голубое и как красивы облака.

Я услышала, как поют птицы, стучит дятел.

Стоял май. Мир уже ожил. Всё кругом было юным, новым и зовущим к жизни. А я уже успела забыть, что такое весна. Да и вообще, вряд ли я вообще обращала в последние годы внимание на времена года и природу.

Мне хотелось жить! Так сильно, как никогда!

По моим щекам струились слёзы. Я не хотела расставаться с этим миром. Я хотела так же, как и природа, переродиться и идти навстречу солнцу, воздуху и ... жизни!

"Саша, прости! Но я не готова умирать! Я так хочу жить!".

- Дорогая! Я тебе уже говорил: не люди решают, жить им или нет. И они не в силах ничего изменить.

- Это не так! - возразила я.

- Ты никогда не подчинялась правилам живых, а теперь бунтуешь против устоев мира мёртвых, - он сидел недалеко от меня, тоже на траве. Молодой, красивый и полный энергии. Он излучал поразительной теплоты и сияния свет.

- Да. И ты знаешь, если я чего-то захочу, то непременно так и будет.

- От Судьбы не уйдёшь, дорогая, - он мягко улыбнулся.

- Согласна. Но и её можно подкорректировать. Я вовсе не говорю о бессмертии. Я не собираюсь жить вечно. Но сейчас, когда во мне открылась эта поразительная любовь к жизни, я умирать не собираюсь!

- А ты сейчас и не умрёшь. Не хочется тебе напоминать, но твоего энтузиазма надолго никогда не хватало. Ну, да ладно, поговорим об этом в другой раз. А сейчас - живи и радуйся жизни рядом с молодым и красивым мужчиной. Он дал тебе этот толчок, и это здорово! Держись рядом с ним, и ты почувствуешь, как помолодеет твоя душа!

- Так ты не против того, что мы вместе? - с облегчением спросила я.

- Я очень рад за вас обоих. Вам есть чему поучиться друг у друга. Кстати, он уже идёт за тобой. Тебе пора. Не трать время даром. Я буду рядом, когда понадоблюсь. А теперь я желаю тебе приятно проводить время и лишний раз не тратить энергию на общение со мной.

- Спасибо. Ты мне очень помогаешь, - я продолжала смотреть на него до тех пор, пока его образ не растаял.

#- Дорогая? - сзади подошёл Фер. - С тобой всё в порядке? Ты хорошо себя чувствуешь? - он присел возле меня на корточки.

#- Лучше не бывает! - ответила я с улыбкой и посмотрела на него. - Ложись рядом, посмотри на небо.

Он немного удивился такому слегка странному предложению, но, не сказав ни слова, лёг возле меня.

#- Потрясающе, правда? - шёпотом спросила я, не сводя глаз с неба.

#- А почему шёпотом? - не понял он.

#- Не надо нарушать эту атмосферу. Ты только вслушайся: птицы, шелест деревьев, стук дятла...

#- Гудящие моторы проносящихся машин, - закончил он с улыбкой.

#- Ты не романтик! - вздохнула я и села. - И ты пока не осознал всего величия, простоты и великолепия природы. Но ничего, время это исправит, - я смотрела в его глаза, не моргая.

#- Когда ты так на меня смотришь, у меня мороз по коже, - признался он. - Хотя и не понимаю, почему. Ведь у тебя такие красивые глаза.

#- Этим-то они и красивы. Своей силой, властью, глубиной и загадкой. Ну, ладно, - через полминуты я встала. - Продолжим как-нибудь после. А теперь - в Москву. Ты, небось, уже соскучился по роялю?

#- А знаешь, - по дороге к машине ответил он, - по крайней мере одну вещь, которую ты мне внушала, я уже осмыслил: ни к чему не привязываться. И мне кажется, я не так остро нуждаюсь в каждодневных занятиях. По крайней мере, из них не всегда выходит толк. Лучше позаниматься два раза в неделю, но с глубоким осмыслением каждого звука, чем просто перебирать пальцами клавиши, как гречку.

#- Браво! Ты начинаешь делать успехи. Если так пойдёт и дальше, то, как говорил твой кумир, мне придётся закрыть лавочку. Хотя к тому моменту она уже будет и так под глухим замком и толстым слоем пыли. Но об одном я тебя прошу: когда будешь сбрасывать меня с пьедестала, оставайся Человеком.

#- Я обещаю сделать для себя главной целью жизни именно это - оставаться Человеком с большой буквы всегда и не глядя ни на что. Пусть это будет твоим заветом. И я торжественно клянусь его исполнить! - серьёзно сказал он.

#- Отлично. В таком случае на данный момент вопрос исчерпан, - я улыбнулась.

В Москву мы приехали глубокой ночью. Я решила не ехать в городской дом и предпочла остановиться в своём загородном.

#- Проходи, располагайся и чувствуй себя как дома. Спи, где хочешь - спален около двадцати. Смотри, что хочешь, ешь, что найдёшь. А меня уж прости - старушке нужен отдых.

#- Ты думаешь, я позволю тебе спать одной в холодной постели в пустом нежилом доме? Да никогда! Пока я рядом, я не позволю тебе чувствовать себя одинокой.

#- Что ж, спасибо, - я слабо улыбнулась. - Моя спальня - вторая дверь справа на втором этаже, - я направилась к лестнице. - Можешь пока осмотреться.

#- Ты так любишь цифру "два"?

#- А ты внимателен, - заметила я, повернувшись. - Это моя цифра. Всё моя жизнь так или иначе завязана на двойку... и единицу. Как это не смешно, две единицы равны двум.

#- Может поэтому ты такая?

#- Какая? - не поняла я.

#- Удивительная. Ты очень много всего знаешь. Ты оккультизмом не увлекалась?

#- Нет, я его изучала. Но прошу тебя: давай продолжим утром, я с ног валюсь от усталости. Я хочу распрямить свою спишу. Столько часов за рулём весьма пагубны для спины пианиста.

#- Я понимаю. Прости. И позволь мне загладить свою вину, - он с лёгкостью подхватил меня на руки и понёс в спальню.

#- После смерти Саши меня никто не брал на руки, - призналась я, прижавшись к его груди.

Фер промолчал и нежно поцеловал меня в макушку.

 

Глава 5.

Проснулась я, почувствовав терпкий запах крепко заваренного кофе. Открыв глаза, я увидела возвышающуюся надо мной фигуру Фера с подносом на руках.

#- Боже мой! - тихо воскликнула я. - Я чувствую себя, как после первой брачной ночи! Кофе в постель! Как приятно. А знаешь, когда мне Саша принёс завтрак в постель /я решила упомянуть не о первом случае, а о втором/, я сказала ему, что он плохо готовит. Я всегда была бесцеремонна. За что и была наказана. Больше с тех пор никто не приносил мне завтрак в постель.

#- До сегодняшнего дня, - поправил он. - Только насколько я знаю, ты не пьёшь кофе, поэтому тебе я заварил чай. А себе - кофе без сахара. Это заменяет мне сигары. Я ведь знаю, что ты не переносишь запах дыма. Ради тебя я даже бросил курить.

#- Да, это действительно подвиг! - я взяла чашку. Фер тоже взял кружку и полулёг возле меня на постели. - Но было бы гораздо лучше, если бы ты всё делал в первую очередь ради себя. Ведь это твоё тело, и тебе с ним жить. Поверь, оно должно быть здоровым.

#- Ты учишь меня жить. Ты заменила мне и мать, и педагога, и жену. Я безумно счастлив, что встретил тебя. Когда ты обо мне проявляешь заботу, я чувствую себя ребёнком. Моя мама умерла, когда мне не было и двух лет, и я её совершенно не помню. Я никогда не знал материнской ласки, тепла и заботы. Кто бы мог подумать, что я найду их в любимой женщине!

#- Знаешь, а ведь мои дети могут сказать то же самое про материнскую заботу, ласку и любовь. Они лишены этого. А ведь их мать жива. Разница в том, что ты испытываешь благоговение перед образом матери, а они - ненависть. Уж лучше бы я действительно тогда умерла.

#- Перестань! Кроме того, не ты ли всегда твердишь: "лучшее - враг хорошего" и "никогда не оглядывайся назад".

#- Ты прав, - согласилась я, допив чай. - А сейчас я приведу себя в порядок и съезжу к детям. А ты можешь заниматься, отдыхать, слушать музыку, гулять – в общем делать всё, что пожелаешь.

#- Я хочу поехать с тобой, - серьёзно сказал он, взглянув на меня.

#- Зачем?

#- Я хочу быть рядом с тобой. И кроме того, все и так знают, что мы любовники - не вижу смысла прятаться. И потом, я хочу познакомиться с твоими детьми. Только не говори, что стыдишься меня - я в это никогда не поверю, - усмехнулся он.

#- Ты прав: мою репутацию уже не испортишь, и упасть в глазах своих детей мне тоже не грозит - я и так на самом дне, - вздохнула я. - Ну, ладно, поехали, коль хочешь.

Собралась я достаточно быстро. Через два с половиной часа мы были в некогда нашем с Сашей доме.

Двери я открыла своим ключом (мысленно удивившись, как это мои разлюбезные детки не сменили ещё замки).

В доме было тихо.

#- Какой сегодня день недели? - уточнила я.

#- Суббота, - ответил Фер.

#- Ладно, посиди пока здесь, я скоро, - я усадила его в гостиной и направилась в кабинет.

Там никого не оказалось. Я пошла в спальню. Моя была пуста, кровать была аккуратно застелена. И по всему было видно, что сюда давно никто не заходил. По крайней мере, жилой комната не выглядела, даже не смотря на внешнюю чистоту.

Выйдя из комнаты, я подошла к соседней двери (гостевой спальне). Тихо открыв её, я увидела N, спящего в кровати. Надо заметить, что я подумала, что с ним будет женщина, но он был один. На прикроватной тумбочке я увидела баночку снотворного.

Я взглянула на часы - была половина двенадцатого - поле чего подошла к кровати и села рядом, на пуфик. Я решила дождаться, когда он проснётся.

Тем временем Фер тоже не скучал. Он решил осмотреться.

- А Вы собственно к кому? - в комнату вошла Юля. - И как Вы вошли?

#- Вы говорите по-английски? - Фер обернулся, услышав голос.

- Ясно, - вздохнула моя дочь. - Можете не продолжать, я уже поняла. Никак не ожидала, что наша драгоценная матушка начнёт водить своих любовников в этот дом. # Чувствуйте себя как дома! - ехидно и зло проговорила она и буквально выбежала.

Фер был озадачен, ведь кроме последней фразы он ничего не понял.

На лестнице Юля столкнулась с Женей.

- Что случилось? - удивился тот, увидев взъерошенную сестру.

- Наша мамаша приехала.

- Она внизу? - обрадовался брат.

- Нет, её там, слава Богу, нет!

- А с чего ты тогда это взяла?

- Внизу её очередной хахаль! - крикнула Юля и пошла к себе.

Женя спустился и увидел Фера.

- Добрый день, - он поспешил поздороваться и протянул руку.

#- Вы говорите по-английски? - снова спросил венгр, пожав её.

#- Да, конечно, простите, я должен был догадаться. Позвольте представиться - Евгений.

#- Ференц. Мне очень приятно. Должно быть, Вы старший сын Анны Марии?

#- Да, старший. Да Вы присаживайтесь, в ногах правды нет, - Женя рукой предложил Феру сесть на диван.

#- Спасибо, с удовольствием.

Пока они клеили беседу (кстати разница в возрасте у них была небольшая - всего три года, и общих тем они нашли уйму), я ждала, пока проснётся мой муж.

Пока я размышляла о бытии и вспоминала прошлое, в комнату после короткого стука открылась дверь и зашла Юля:

- Отец, ты встал? А-а-а.. мамочка! С приездом! - со злостью проговорила она. - Могла бы и предупредить! Мы хоть успели бы куда-нибудь уехать, дабы не мешать тебе с твоим сосунком развлекаться, - и только она собралась уйти, как я резко встала.

- Стоять! - тихо, но весомо проговорила я и подошла к двери. - Не научилась разговаривать - так лучше молчи, - я схватила её за глотку и вытолкала из комнаты, прикрыв дверь. - Твой поганый язычок надо бы прижечь раскалённым железом, что б гадости не молол. Помни всегда: я тебя породила, я же и убить тебя могу. Единственное, на что я пока делаю скидку, так это на малолетний эгоизм и юношеский максимализм. Повзрослеешь, может и ума прибавится. Не хочется думать, что мозгами вы пошли в отца. А теперь - прочь с глаз моих, - я толкнула её, разжав пальцы.

Откашливаясь и хрипя, она быстро зашагала по коридору, в ужасе оглядываясь на меня. Когда за ней закрылась дверь её комнаты, я вернулась в спальню N.

- Анна Мария? - он как раз проснулся.

- Доброе утро, - сухо ответила я и села на пуфик.

- Неужели это не сон?

- Должна тебя разочаровать: это суровая реальность!

- Да, счастлив я могу быть только во сне. Только там я молод, и мы вместе.

- И для этого надо пить снотворное, - закончила я. - Давно принимаешь?

- Второй месяц.

- Всё так плохо или лень разбираться с проблемами?

- Наверное, лень. Сама знаешь, я из тех людей, кто предпочитает от них убежать, спрятаться хоть на время. У меня никогда не хватало сил решать их. Особенно сейчас - когда тебя больше нет рядом, и когда я понимаю, что уже никогда и не будет. Я долго думал о нашем разговоре и понял одну вещь: я не в тебе ошибался, я ошибался в себе. Я не знал, как нужно строить отношения, у меня ведь никогда не было полноценной семьи. Должно быть взаимопонимание, а для этого надо чем-то поступаться. Анечка, прости меня, пожалуйста! Я законченный эгоист! Но я люблю тебя! Любил, люблю и всегда буду любить! Мне плохо, когда тебя нет рядом, я тоскую и скучаю. И какой бы ты ни была: жёсткой, грубой, неуравновешенной - я всё равно люблю тебя. Тебя, а не твои образы.

Помолчав немного, я сказала:

- Может быть в первый раз в жизни я не знаю, что тебе сказать. Безусловно, ты - неотъемлемая часть моей жизни, ты отец двух моих детей, ты моя первая, пусть и выдуманная влюблённость, но... - я осеклась. - Прости, больше я ничего не могу сказать, - я поспешно встала и вышла.

- Мама? - навстречу мне попался Рома, надо полагать, направлявшийся в столовую.

Честно говоря, я немного испугалась от неожиданности, но...

- Здравствуй сынок, - я внатяжку улыбнулась, обняла его и поцеловала в лоб.

- Я тоже рад тебя видеть, - сухо проговорил он. - Ты надолго?

- Нет. Не переживай, я не буду вам мешать. Ты вниз?

- Да.

- Ну, пошли. Расскажи мне, как ваш отец себя чувствовал последнее время? У него всё нормально на работе?

- Да вроде всё хорошо. Он не жаловался.

- А почему тогда он принимает снотворное? - в лоб спросила я.

- А он его принимает? - удивился вполне искренне сын. - Я не знал. Он перед нами не отчитывается. Если честно, мы мало общаемся.

- Я это уже поняла. Но почему? Он ведь ваш отец! Живёт с вами! В принципе всю вашу жизнь он был рядом.

- Я понимаю. Но всю нашу жизнь, за исключением последнего года /и то, неполного/ у нас был другой отец. Нам непросто перестроиться. И лично я не могу вычеркнуть папу /Сашу/ из жизни и заменить его дядей N. Хотя прекрасно всё понимаю. Прости! - он опустил глаза.

- Да, я понимаю. И никто от вас этого и не требует, - вздохнула я, обняв его. - Именно поэтому я и не жду, что вы признаете меня матерью, хоть у вас и не было другой мамы. Кстати, - мы уже успели спуститься, - познакомься с моим учеником. Ференц.

Фер встал /Женя тоже/ и протянул руку, приветливо улыбаясь.

- Ромео, - сказал мой сын, пожав его руку.

Фер с улыбкой посмотрел на меня.

- Ференц не говорит по-русски, он венгр, - пояснила я Роме. #- А вы, я смотрю, уже познакомились?

#- Да, и у нас оказалось много общего. Ты не говорила, что твой старший сын - будущий продюсер. Я возьму это на заметку.

Я никак на это не отреагировала, исключая улыбку. После чего обратилась к сыну:

- Ну, здравствуй, Женечка. Я скучала.

- Мамочка! - он крепко обнял меня. - Я тоже скучал! Уже хотел ехать к тебе, но дядя N не пустил.

- И правильно сделал. Ты бы всё равно не смог меня самостоятельно найти, ведь я не сижу на месте. Но я очень рада вас всех видеть.

Когда мы наконец выпустили друг друга из объятий, Женя поцеловал мои руки.

- Как я поняла, в этом доме ещё никто не завтракал, - отошла я. - Я предлагаю исправить положение.

- Ромочка, позови, пожалуйста, сестёр и отца. Я хочу, что бы все были вместе.

- А Анны Марии нет, - ответил он. - Она ушла на занятия.

- В субботу? У неё специальность? - уточнила я.

- Кажется да. Но она уже давно ушла, к десяти.

- Я позвоню ей, - я набрала номер дочери.

- Амачка, привет. Как отзанимались?

- Мам? Привет, - явно удивилась она. - Да не хочу я так больше заниматься. Уж коль я дура и ничего не умею, пусть сами играют!

- Так, подожди. Давай ты приедешь домой и всё по порядку расскажешь. Ты уже едешь?

- Иду на остановку.

- Ты недалеко отошла? Вернись к Консе, я за тобой сейчас заеду, - твёрдо сказала я.

- Хорошо, я подожду.

- Ну, давай, до скорого.

- Пока.

- А почему вы не ездите с шофёром? - спросила я у детей, отключив телефон.

- Когда как. Иногда ездим. Хотя остался только один, остальных отец уволил, посчитав это лишней статьёй расходов, - признался Рома.

- Ладно, это мы ещё обсудим. Мы скоро, - я вышла из дома, найдя ключи.

Где-то через пять минут после того, как я уехала, вниз спустился N.

- А где ваша мама? - удивился он, увидев братьев и Фера /который встал при его появлении/.

- Она поехала за Анной Марией, - ответил Женя. - Дядя N, познакомьтесь - это Ференц, мамин ученик.

- Очень приятно, - он пожал протянул ему руку. - Говоришь по-русски?

#- Нет, я венгр, - ответил тот.

- Интересно, в какой сфере она его учит, - в полголоса ухмыльнулся N.

- Ференц - пианист, - ответил (не поняв издёвки) Женя. Рома усмехнулся.

- Я так и понял, - заметил N, окинув взглядом гостя.

#- Ах да, Ференц, - через минуту спохватился N. - Я не представился. Вы должно быть меня не знаете. Новое поколение, как никак. Я N, муж Анны Марии.

Женя с удивлением и неодобрением посмотрел на него, не понимая, зачем тот сделал на этом акцент. А Рома с гордостью посмотрел на отца.

#- Я Вас узнал, - улыбнулся Фер. - Коль на то пошло, раз уж мы перешли на личностные отношения с Анной Марией, то должен сказать Вам, что я её любовник. Знали Вы это или нет - лично я не хотел бы ничего скрывать от её семьи. Весь мир знает, что в Москве она не живёт, и я думаю, излишне будет ломать здесь комедию.

Жене захотелось провалиться сквозь землю или по крайней мере исчезнуть. А N остолбенел - даже он не ожидал такого поворота. Рома же был готов вызвать его на дуэль.

- Я смотрю, вы уже все перезнакомились, - на лестнице нарисовалась Юля.

- Дочка, уйди. Здесь мужской разговор, - спокойно и твёрдо ответил отец.

- А что, мамочка уже уехала? Кажется, она здесь что-то забыла. Или выбросила, подкинув как очередного ребёнка? Может он её внебрачный сын.

- Юля! - почти крикнул N, повернувшись. - Я прошу: выйди!

- Как скажешь, папочка! - крикнула она, выбежав.

#- Да-а! Милая у вас семейка, - заметил Фер. - Хорошо, что я ещё содержания вашей беседы не понял - только интонацию. Теперь понятно, почему Анна Мария сбежала отсюда.

#- Послушай меня, молокосос! - N схватил его за грудки.

- Дядя N, держите себя в руках! - начал было Женя.

- Женя, не лезь! - N старался говорить спокойно. - Я просто поговорю с ним.

#- Тебя ещё на свете не было, - продолжил он, обращаясь к Феру снова, - когда у нас с Анной Марией был роман. А когда ты под стол ходил, у нас уже были дети.

#- Да, - согласился Фер. - Только насколько мне известно, Вы об этом узнали лишь спустя пятнадцать лет. По-моему, это ярчайший показатель вашего доверия и любви. У кого не случались служебные романы. Тем более в нашей среде! Да сплошь и рядом! Я всё понимаю. Согласен, немного странно, что вы теперь поженились. Но мы знаем, Анна Мария очень великодушна. Она просто приютила Вас, из жалости. Или из тоски по прошлому. Но поверьте, - Фер аккуратно убрал N, - она очень молода душой, ей нужен молодой партнёр, а не... Простите, я конечно уважаю Ваш возраст и былые заслуги, но ей нужна реальность. Я надеюсь, мы поняли друг друга, - он примирительно улыбнулся, отпустив руки N.

- Радуйся, что это не мой дом! - заметил по-русски тот и вышел.

#- Что он сказал? - спросил Фер.

#- Ничего особенного, не обращай внимания, - ответил Женя и проследил глазами за вышедшим вслед за отцом Ромео.

#- Можно задать тебе один вопрос? - спросил через минуту Фер.

#- Я думал, после того, что ты уже сказал, такой вопрос не уместен, - признался Женя. - Спрашивай.

#- Вы братья? С Ромео.

#- Да, по матери.

#- Такие разные. А N его отец, да?

#- Да. Его и Юли. Они двойняшки.

#- А Юля, это...

#- Джульетта, если быть точным, - поправил Женя. - Та девушка, которую ты видел на лестнице.

#- Да, это в стиле Анны Марии. Ромео и Джульетта! Шикарно, - заметил Фер. - А твой отец кто?

#- Он умер в прошлом году...

#- Ах, да! Прости! Мне жаль! - искренне проговорил Фер. - Она с ним постоянно разговаривает. Саша ведь, да?

#- Да, именно. У мамы удивительные способности. Она всегда занималась оккультизмом, эзотеризмом, астрологией, гипнозом и прочим. И лично меня не удивляет, что она общается с умершими. Я даже рад, что они с папой не потеряли друг друга! - признался Женя.

#- Да, здорово. А вы с остальными братьями и сёстрами общаетесь?

#- C остальными? - удивился Женя, но тут же понял. - А! От других отцов? Нет, к сожалению нет. Но я надеюсь, что когда мы повзрослеем, то обязательно найдём друг друга. Вероятно, другие отцы не в восторге от этого, а может и не все из них знают о нас. Я думаю, со временем всё решится. Ведь младшему из нас всего несколько месяцев.

#- А тебе семнадцать, - уточнил Фер. Женя утвердительно кивнул. - Удивительная женщина! Рожать на протяжении семнадцати лет. Потрясающе!

#- Да, у нас самая лучшая мама в мире.

А я тем временем заехала за дочерью, и по дороге домой мы решили все её проблемы. Я убедила её, что на самом деле это вовсе и не проблема, и на этих занятиях свет клином не сошёлся. И более того никто не заставляет её связывать свою жизнь с музыкой, но лишнее кругостороннее образование никому ещё не вредило.

Так что домой мы приехали в лучшем настроении, заехав по дороге в кондитерский и купив огромный торт.

#- Познакомьтесь, - я провела Анну Марию в гостиную, где до сих пор сидели Женя и Фер. - Ференц. Анна Мария.

/по дороге я ей про него уже немного рассказала/

Фер поцеловал руку Анны Марии с очаровательной улыбкой. Она же приподняв правую бровь /как это всегда делал её отец/, улыбнулась или даже ухмыльнулась, одним уголком рта.

Я усмехнулась - ведь в её годы я была такой же. Надо признать, Фер это тоже заметил.

- А где остальные? - удивилась я.

- Должно быть, наверху, - вскользь ответил Женя. И по его отведённым в сторону глазам я поняла, что здесь не так давно если и не буря пронеслась, то тучки пробежали точно.

- Я вас оставлю, - я направилась на лестницу.

- Могу я узнать, что произошло в моё отсутствие? - я зашла в комнату N и начала прямо с порога.

- Я не имею права предъявлять тебе претензии - это твой дом, и ты водишь сюда кого захочешь. Но я прошу тебя об одном: позволь мне при этом не присутствовать и не поддерживать дружеские беседы со всеми твоими любовниками! - он пытался держать себя в руках.

- Так! - я вздохнула и села возле зеркала. - И чем тебе не угодил этот мальчик?

- Вот именно этим и не угодил! Я всё понимаю: это твой выбор, ради Бога! Но я-то тут при чём?! Почему я должен выслушивать его подтрунивания над моим возрастом, издевательства, смешки и сочувствия?! Он смеётся над нашим прошлым и называет наших детей ошибкой! Заявляет, что я - твоя привычка, а наш брак - твоя милостыня! - N разошёлся.

- Проницательный мальчик, - вслух подумала я.

- Анечка! Что ты говоришь?! Ты хочешь сказать, что наши отношения, наши чувства, наши дети были ошибкой?

- К сожалению, - вздохнула я. - Может, кроме детей. Они никогда не бывают ошибкой.

- И на том спасибо.

- Всегда пожалуйста. Ты знаешь, я предпочитаю говорить правду.

- Да, я заметил, - ехидно проговорил он. - Особенно последние пятнадцать лет!

- И о каком взаимопонимании ты говоришь? Когда мы изъясняемся на разных языках! Не вижу смысла продолжать этот разговор, - я встала. - Спускайся в столовую, - и вышла.

По дороге я зашла к Саше, до которого до сих пор не могла дойти. Успокоив немного сердце, я пошла за двойняшками.

- Ромочка, - после короткого стука я открыла дверь его комнаты. - Ты позволишь?

- Мама! - с порога загорелся он. - Зачем он приехал! Почему он оскорбляет отца?!

- Так, - я прошла и села. - Так ты присутствовал при их разговоре?

- И я, и Женя. Юлю папа отослал.

- И то слава Богу! - вздохнула я. - Ромео, ты взрослый парень и должен всё понять. Безусловно, я и не пытаюсь оправдать Ференца, с ним у меня будет серьёзнейший разговор. И поверь, даром ему это не пройдёт. Но сынок, - я смягчила голос и прижала его голову к своей груди. - Пойми. Так получилось, что мы с папой не живём вместе. У меня в общем-то вся жизнь не заладилась. Я делала карьеру, а личная жизнь не сложилась. Может позже, когда ты повзрослеешь и сам переживёшь глубинные чувства любви и страсти, поймёшь их отличия - ты и сможешь меня понять. И простить. А пока... Постарайся хотя бы верить мне. Я знаю, - тут же продолжила я. - Вам трудно это сделать после всего. Но поверь, если бы я тогда не сымитировала свою смерть, меня всё равно убили бы. Больше месяца я бы не прожила. Я всё равно не смогла бы быть рядом с вами. А так, пусть и на расстоянии, но я всё время думала о вас и обеспечила вам стабильную в финансовом отношении жизнь. И теперь, в конце своей жизни, я хоть и не долго, но побуду рядом с вами, - не знаю, для чего я это говорила - скорее для себя, нежели надеясь, что он меня поймёт.

- Почему в конце? Ты ведь ещё молодая! - не понял Рома.

- Да, конечно. Это я так... - я тяжело вздохнула и крепче обняла сына. - Я вас всех очень люблю.

- Мама! Как нам тебя не хватает! Не уезжай больше, ты нужна нам!

- Похоже не всем.

- Нет, не правда! - пылко возразил Рома. - Ты не думай, Юлька тебя любит. Может, даже сильнее всех нас. Но она очень переживает. Она ведь девчонка. Ей ты нужна больше всех. Она немного заносчива и высокомерна - но так она просто пытается спрятать свою боль. Она не хочет показывать, как сильно нуждается в тебе. Ей кажется, что ты не любишь нас. Поговори с ней! Я уверен, она всё поймёт.

- Больше всего на свете я хочу именно этого: чтобы вы поняли меня и простили. Я обязательно с ней поговорю, хоть это и будет весьма сложно. Ну, ладно. Пойдём обедать, нас уже ждут, наверное, - я встала.

Я решила поговорить с дочерью после обеда. К столу она конечно спустилась, но всё время молчала.

Ближе к вечеру я сделала попытку поговорить с ней. Но наткнулась на непробиваемую глухую стену. Однако первый шаг был сделан - я была рада и этому. По крайней мере, я могла надеяться, что она начнёт думать над этим. Я понимала, ей нужно время. Единственное, чего я боялась, что это затянется слишком надолго, и я просто не успею с ней помириться.

На ужин я решила не оставаться. Каждый лишний час, проведённый N вблизи с Фером грозил катастрофой. И не желая дразнить судьбу, мы уехали.

Дома я устроила разгон Феру, дав понять, что при подобных разговорах не просто уважение надо соблюдать, но и элементарную этику - не говорить о таких вещах при детях, к тому же несовершеннолетних и в отсутствии матери. Пригрозив ему отправить его домой в Венгрию, если я ещё хоть раз буду им недовольна, я легла спать одна.

Фер провёл ночь под дверью моей спальни.

Наутро я его простила, но напомнила о вчерашнем. Оставив его на этот раз дома, я поехала к детям.

За ночь у меня родилась хорошая идея.

Я приехала довольно рано - около одиннадцати. Однако не смотря на то, что было воскресенье, спали только N, Сашенька. Ромео и Джульетта занимались в рабочем зале, переоборудованном в бальный класс. У них скоро должна была быть премьера в Большом - они усиленно репетировали. Анна Мария была у них концертмейстером.

Женя сидел в отцовском кабинете и занимался делами фирмы. Хоть ему ещё и не было восемнадцати, он уже отлично с ними справлялся. На своё совершеннолетие он был готов принять пост президента фирмы. Он действительно был развит и умён не по годам. Как говорится, жизнь заставила.

- Доброе утро, сынок, - я зашла в кабинет. - Хорошо спал?

- Мама! - он встал. - Доброе утро, - подойдя ко мне, он поцеловал мои руки. - Спасибо, я хорошо спал. А как ты? Надеюсь, вы с Ференцем не поссорились?

- Ничего страшного, не думай об этом. Его ещё многому надо учить. Он ещё очень молод. Но давай оставим это. У меня к тебе серьёзный разговор.

- Что-то случилось? - он насторожился.

- Нет-нет, не волнуйся, ничего не произошло. Садись, - когда мы сели я продолжила. - Я конечно понимаю, что ты пока не продюсер в полном смысле, но я бы хотела, что б ты занялся моими гастролями.

- Мамочка! Это такая честь для меня! - обрадовался он. - Я всё сделаю в лучшем виде. Давай обсудим детали.

- Я рада, что ты так за это берёшься. В общем так, это будет мировое турне. Мне надо уложиться в год и посетить максимальное количество стран на всех континентах. Да-да, включая Антарктиду. Можно всё это разделить на три части: сольный вокал, сольное фортепиано и дирижирование или игра/пение с оркестром. Я хочу представить все грани своего творчества.

- Ты хочешь уехать на год? - удивился он.

- Да. Практика показывает, такие турне приносят самые высокие гонорары. Кроме того в фортепианной части кроме меня выступит Ференц, а в вокальной может принять участие N и обязательно Morressi. Я с ним договорюсь, он мне не откажет.

Женя усиленно всё записывал.

- Насчёт залов всё просто, - продолжала я. - Лучшие концертные для фортепиано, лучшие театры для вокала и центральные площади для оркестра. Проблемы могут возникнуть с транспортировкой оркестра и инструментов - я хотела бы взять десять своих роялей. С проживанием оркестра - бронь на целую гостиницу и по возможности загородные дома - для меня. В крупных европейских странах, да и везде, где будет желание съёмки - я бы хотела заключить договора на трансляции и запись. Кроме того, мне нужна охрана, настройщики и прочее. Можно попробовать связаться с моими английскими людьми, если Уил захочет со мной сотрудничать. В общих чертах это всё. Стоимость билетов будет в разных странах различной. Не буду же я драть африканцев, как американцев. И хочу сразу заметить, ни о какой благотворительности и речи быть не может.

- Ты позволишь мне сказать? - осторожно спросил сын.

- Конечно, я слушаю.

- Я по поводу благотворительности. Я не говорю о ней, как о жертве. Дело в том, что если ты пожертвуешь определённую часть гонорара, тебя освободят от налогов, на которые ты потратишь гораздо больше денег. Кроме того - имидж, ты будешь лучше принята.

- Вылитый отец и должна заметить - дед тоже, - я улыбнулась. - Молодец! Сделай так, как посчитаешь наиболее выгодным. Я не буду раздавать деньги направо и налево в то время как у меня самой есть дети. Так ты займёшься этим?

- Считай, уже занимаюсь. Я всё сделаю по высшему разряду. Но мне будут нужны подписи дяди N - я пока финансово не ответственен.

- Об этом не беспокойся: у тебя будет всё, что ты пожелаешь.

- Значит, всё будет сделано лучшим образом, уж я-то постараюсь. Только я очень не хотел бы, что б ты уезжала на целый год. Это так долго! Мы будем очень скучать.

- Но вы сможете приезжать на любой концерт. Да, кстати, я забыла про контрамарки. По двадцать в мелких странах и по пятьдесят в крупных, на всякий пожарный. Всё будет хорошо, - я нежно улыбнулась и взяла его руку в свои. - Этот год пройдёт незаметно. И принесёт вам хороший доход.

- Тебе, - поправил он.

- Нет, вам. С меня уже хватит! И ещё, я бы хотела начать уже с июля, на худой конец с августа - я должна отыграть в Европе, пока тепло (чтобы оркестр на улице не окоченел) и чтобы к осени следующего года вернуться. Общее число концертов - шестьсот шестьдесят шесть. Если не хватит года - можно добавить пару недель. И последний концерт должен пройти в Косицынхолле, также как и первый.

- Я сегодня же начну над этим работать.

- Отлично. Я тоже. Подготовлю репертуарные списки для афиш, - я встала.

- Уже уходишь? - удивился Женя. - Не зайдёшь к остальным?

- Не хочу мешать. У них скоро премьера. Постараюсь быть.

- А дядя N?

- Лучше нам не видеться, - вздохнула я. - Я заеду в Большой и посижу на репетиции. Там и увидимся.

- Я никак не могу привыкнуть к тому, что ты композитор, - признался он. - Мы все обязательно придём на премьеру.

- Ждать уже недолго. До скорого, - я вышла.

В Большой я поехала прямо оттуда. Репетиция была назначена на три часа дня. До этого времени я должна была переговорить с директором (если застану), худруком и главным дирижёром (теперь это были разные должности).

Начала я с директора.

- Добрый день! - с порога начала я. - Не привычно видеть директора, к тому же Большого театра, на рабочем месте в воскресный день.

- Госпожа Косицына! - он встал, поцеловал мою руку и предложил присесть. - Это утро поистине доброе. Я очень рад Вас видеть! Дела накопились - работаем без выходных. А Вы давно в городе?

- Со вчерашнего дня. Неужели я могу пропустить премьеру своей оперы?! Знаете, последние штрихи в своих творениях я привыкла делать сама.

- Понимаю. Это Вас и привело к нам? Простите, - спохватился он, - может, желаете чего: чай, сок?

- Нет, благодарю. Я хотела узнать у Вас одну вещь...

- Я Вас внимательно слушаю.

- Это касается финансирования театра.

- Я понимаю! - он тяжело вздохнул. - Я в курсе вашего разговора с худруком оперы. Я всё понимаю и в целом даже одобряю Ваше решение. Для нас это конечно представляет некоторые трудности, но я уверен, всё будет хорошо. Так что на этот счёт не переживайте - останемся друзьями, без обид и претензий.

- Отлично! Я рада, что мы поняли друг друга. А что на счёт финансирования моей оперы? Вся сумма была перечислена в срок?

- Да, абсолютно. Никаких задержек, что и позволяет нам поставить оперу в точно назначенные сроки.

- Отлично, - продолжила я. - Подошли к самому главному. Что нового Вы можете сообщить о художественном руководителе оперы?

- Нам подобрали замену, - после выдоха начал он. - И после премьеры действующий худрук уйдёт в отставку.

- А вот за это спасибо! - с облегчением проговорила я. - Как камень с души свалился. Я хоть и давно отошла от Большого, от России я никогда не отойду, так же как и от оперы. А Большой - символ русской оперы. И я верю: он возродится, вернёт себе былую мощь. "И верь, мой друг, взойдёт она, звезда пленительного счастья".

- "..и на обломках самовластья напишут наши имена", - закончил директор.

- В это уже даже я не верю. Я буду просто счастлива, если моё имя будут помнить хотя бы дети, - вздохнула я. - Но не буду Вас больше задерживать, - я встала, он поднялся за мной. - Мне надо ещё нанести визит вежливости нашему прославленному худруку.

- Желаю успехов. Постараюсь прийти на репетицию, - директор проводил меня до двери.

- Всего доброго, - я вышла и направилась почти в соседний кабинет.

- День добрый! Как служится музам? - с усмешкой спросила я с порога.

- Госпожа Косицына! - он как собачонка подбежал ко мне и долго целовал мои руки. - Вы озарили это пасмурное небо и затмили солнце.

- Боже мой! Какие речи! - я без приглашения уселась в кресло. Худрук (так называемый) присел на край стола напротив меня.

- Вы достойны ещё не таких слов!

- Ну, это я всегда знала, - сухо проговорила я, глядя в его горящие глаза. - Как опера?

- Гениально! - восторженно начал он, но я перебила:

- Я не спрашиваю про качество материала, меня интересует качество постановки.

- Мы приложили максимальные условия и сделали всё возможное, чтобы качество постановки соответствовало качеству материала! Не глядя на кратчайшие сроки...

- Что? - усмехнулась я. - Шесть месяцев - это кратчайшие сроки?! Мальчик мой, я делаю премьеры за месяц! С интернациональным составом солистов и полутора тысячным оркестром. И не считаю это пределом!

- Но понимаете, мы ведь всё же гос. учреждение. Солисты работают в полсилы. Сами понимаете, наши зарплаты...

- Плюс мои деньги, - я улыбнулась и вдруг сменила тему (видимо опять почувствовав неприятную головную боль - речь опять пошла о деньгах). - Слушай, а ты работу себе уже нашёл?

- Вы задели за больное. Это оказалось трудно сделать, - он опустил глаза.

- Неужели трудней, чем разбазарить такой театр с многовековой историей?

- Зачем Вы так! - "обиделся" он. - Я ведь хотел как лучше. Вы же не знаете, какие у меня были планы!

- Для этого и учатся, сынок. И желательно на чужих ошибках. А тебе доверила национальную гордость. Согласись, не лучшее место для экспериментов.

- Согласен! Ошибался! - он встал и, сделав шаг, опустился на колени и взял мою руку в свои. - Готов потом и кровью, позором и бесчестьем искупить свою вину. Но в первую очередь для меня важно услышать прощение из Ваших уст. Вы - мой главный судья, и только Вам принадлежит моя душа. Вы можете убить меня или подарить новый шанс. "Я приговор твой жду, я жду решенья..." - он склонил голову.

- Хочешь совет? попробуй себя на актёрском поприще, - я дружелюбно улыбалась.

- Ах, зачем Вы так! - горько воскликнул он. - Вы ведь даже представить себе не можете, что это для меня значит! Если Вы не простите меня, у меня одна дорога - камень на шею и в реку!

- Ну, почему же сразу один? Крыша небоскрёба тебя не устроит? Зато почувствуешь себя птицей. А задыхаться под водой - это не самое приятное, ты уж мне поверь. А ещё можно вскрыть вены, - я показала на своей правой руке /с похожим шрамом/. - Если хочешь побыстрее, то лучше режь наискосок - так кровь быстрее вытечет. Ну, ещё есть кинжалы и пистолет. Правда, для тебя это должно быть слишком романтично. Душонка у тебя больно низменная. В общем так, - я встала. - Мне плевать, что ты с собой сделаешь после премьеры, но она должна быть на высоте. До встречи! - с этими словами я вышла.

А он ещё долго стоял на коленях на полу, почти рыдая, всерьёз обдумывая мои слова.

Я же направилась к дирижёру. Обсудив общую картину и получив разрешение подменять его у пульта, я зашла к режиссёру и художнику-постановщику.

Последние перед премьерой репетиции я решила взять в свои руки.

В начале репетиции с речью к коллективу обратился худрук:

- Уважаемые коллеги. У нас большая радость. С сегодняшнего дня и до самой премьеры с нами будет сотрудничать в непосредственном контакте автор оперы. В прошлом - солистка нашего театра и просто гениальнейшая женщина двадцать первого века в мире. Итак, поприветствуем, Анна Мария Косицына, - он торжественно начал аплодировать.

Я встала со своего места в зале и подошла к сцене. Успокоив знаком руки аплодисменты, я начала:

- Не вижу поводов для радости. Кроме того, иначе и быть не могло - ведь я автор. Что ж, начнём без лишних слов. Добрый день. С этого момента и до последней паузы на премьере всё будет делаться под моим строгим руководством. Никакой отсебятины и своего мнения. Вы будете делать только то, что Вам скажу я. Никаких пререканий и уж тем более возгласов "я не могу" или "это нереально!". Всё остальное - по ходу работы. Распорядок сегодняшней репетиции: вы исполняете оперу целиком, дабы я послушала, в каком она сейчас виде. Оговорю сразу: пойте, как на премьере. Засученные рукава и работу в полсилы я не приемлю. После небольшого перерыва приступим к непосредственной работе над теми местами, которые я посчитаю наиболее провальными. Если нет вопросов - прошу за работу, - я оглядела коллектив.

- А если есть? - выкрикнул кто-то.

- Задавайте, - спокойно ответила я. - Только учтите - вы теряете время. Мои репетиции временем не ограничены. Я работаю столько, сколько считаю нужным. Кроме того, ответы на свои вопросы вы получите соответственные. Итак?

- Можно уточнить рабочий график? Как часто будут теперь репетиции, по сколько часов, как часто перерывы?

- Всё будет зависеть от того, на каком этапе у вас находится работа на данный момент. Более точно я скажу вам, прослушав материал.

- А вы за пульт встанете? - спросил кто-то ещё.

- Да, - коротко ответила я. - Ещё вопросы.

- А на премьере?

- Возможно. Я думаю, всё остальное мы выясним по ходу работы. Маэстро, можем начинать, - обратилась я к дирижёру и заняла своё место в зале с партитурой и карандашом в руках.

Пели без костюмов и декораций как таковых, практически на голой сцене. Конечно же, это отвлекало. Но гораздо больше отвлекало полное несоответствие с моим представлением.

Мне было очень трудно отмечать всё в нотах. К концу оперы в партитуре не осталось ни одного миллиметра чистой бумаги. Ноты были расписаны вдоль и поперёк и даже между нотных строк.

Опера была большая - четыре часа чистого звучания (без перерывов на антракт).

Поблагодарив коллектив и отпустив их до восьми часов вечера, я села обсудить картину с дирижёром, режиссёром и худруком.

- Что скажете, коллеги? Ваше мнение, - начала я. Все молчали. - Начните Вы, - я обратилась к худруку с усмешкой в глазах.

- Неплохо. В целом. Но до совершенства, безусловно, далеко. Сделано конечно же не всё возможное. Много недоработок, плоховатый ансамбль, мало эмоций...

- Ясно, - я поняла, что он так и будет лить воду, пока его не заткнёшь. - Ваше мнение? Что насчёт игры? - я обратилась к режиссёру.

- Не хотелось бы подражать... но... Я. Не. Верю, - только и сказал он.

- Что ж. А Вы? - я посмотрела на дирижёра.

- Я думаю, здесь излишне говорить о сложности музыкального материала. Скажу честно: многие солисты, оркестранты и даже отчасти я сам - не всё понимаем в музыке. И соответственно у нас возникают проблемы с её реализацией. Но даже то, что очевидно, лично меня устраивает мало. Должен официально заявить: мне не хватает людей! - почти крикнул он, посмотрев на худрука. - Как в оркестре, так и в хоре.

- Эту проблему мы решим, - спокойно ответила я. - В общем, насколько я понимаю, всё поддаётся работе, и ничего невозможного нет. Что ж, можете немного отдохнуть, но в восемь все должны быть в зале. За работу берётся Косицына!

Потихоньку все начали подниматься и расползаться.

- Маэстро, - я обратилась к дирижёру. - Прошу прощения, не могли бы Вы на минутку задержаться.

- Конечно, - он махнул коллегам, чтоб его не ждали, и сел возле меня. - Я Вас слушаю.

- Вы можете сейчас точно сказать мне, сколько Вам нужно людей, с какими инструментами и какие голоса хора?

- Прямо сейчас? - удивился он.

- Да, если Вы хотите увидеть их уже завтра, - спокойно ответила я и протянула ему партитуру.

Через несколько минут он вернул её мне, написав на странице с составом цифры возле каждого инструмента.

Я внимательно изучила написанное:

- А Вы уверены, что сможете разместить их в оркестровой яме?

- Нет, - честно ответил он. - Разобьём на два состава и посадим второй на сцене. Ведь насколько я понимаю, и опера не рассчитана на наш театр.

- На других условиях я была не согласна спонсировать ваш театр, - ответила я. - Всё очень серьёзно. И мне искренне жаль, что козлом отпущения стало искусство. Безусловно, я хотела поставить эту оперу в своём Косиццынграде. Я хотела открыть ею свой оперный театр.

- Косицын-opera? - усмехнулся дирижёр.

- Почти, - я тоже улыбнулась. - Опера Косицыных, если быть точной. Но это не важно. Я уже почти закончила новую оперу, не уступающую по размаху этой. Но вернёмся в Большой. Я пришлю Вам этих людей уже завтра.

- Из своего оркестра?

- Именно. Так что на них можно положиться.

- А может, Вы ещё и пару дирижёров вызовете? - осторожно поинтересовался он. - А то я один не справляюсь.

- Вы дирижируете один?! - я чуть не упала.

- Простите, но, ознакомившись с партитурой, все остальные отказались иметь дело с этой оперой.

- Я поняла, можете не извиняться. Я вызову своих дирижёров.

- Правда за две недели освоить такую музыку!..

- Можем с Вами пари заключить, - предложила я. - Они освоят её за четыре дня. А через неделю смогут дирижировать без партитуры.

- Да. Вы умеете работать с людьми. Позвольте, я пойду покурю, - он встал.

- Конечно, только возвращайтесь, - я улыбнулась, провожая его взглядом.

Через минуту я набрала номер Антонио.

*- Buona serra, - поздоровалась я. - Это Анна Мария. Как вы там? Работаете?

*- Наконец-то ты позвонила! Здравствуй, cara, - радостно ответил он. - У нас всё нормально. Разучиваем репертуар. И жутко скучаем...

*- Приятно слышать, что я ещё не забыла. Послушай Антонио, возьми лист бумаги и пиши, только не перебивай, я всё объясню, - я продиктовала ему цифры и инструменты. - Записал?

*- Да, но я не понимаю.

*- Объясняю: завтра ты и соответственное количество оркестрантов должны быть в Москве. Я думаю, ты понял, что из камерного состава.

*- То есть ты хочешь, что бы я отобрал из камерного оркестра эти пятьдесят пять человек и завтра утром был с ними в Москве? - не поверил он.

*- Совершенно верно. И по возможности захвати Саймона и Николаса.

*- Саймон в больнице - что-то с печенью.

*- Я же просила! - почти простонала я. - Не покупайте у местных жителей самогон! Ваш организм его не воспримет! Пейте виски, в крайнем случае - вино! Вот только проблем со здоровьем мне не хватало! Ладно, значит бери Николаса.

*- Можно один вопрос? - осторожно спросил он.

*- Конечно, давай.

*- А почему ты хочешь камерный состав? Основной сейчас тоже без работы.

*- Недолго ещё, поверь. С августа я открываю мировое турне. Огромный репертуар. У оркестра будет двести двадцать два выступления.

*- Ничего себе! - он даже не пытался скрыть удивления. - И на какой промежуток времени ты рассчитываешь?

*- На год, - просто ответила я. - Причём это у оркестра будет двести двадцать два концерта, у меня лично будет шестьсот шестьдесят шесть. Так что для основного состава работы хватит, ты уж мне поверь.

*- А Себастьян в курсе?

*- Ещё нет. Я обрадую его завтра, пусть хорошенько отоспится.

*- Да уж! Могу себе представить его реакцию. А кстати, что мы должны будем играть? Нам ноты какие-нибудь брать? И почему так мало людей?

*- Да, точно, - я вспомнила, что суть ещё не рассказала. - Вы нужны мне для постановки моей оперы. Дело в том, что в Большом не хватает людей. Ты же знаешь, какие у меня всегда составы. Нот у вас нет, и я надеюсь, мы решим эту проблему здесь. Только сразу хочу предупредить - сроки минимальные. Трудней всех будет тебе: ты должен будешь выучить партитуру за неделю.

*- Постановка через неделю?!

*- Нет, через две. Но партитура должна быть выучена за неделю. Но ты не пугайся, я тебе помогу, я всё время буду рядом. Я всё объясню - я ведь автор. Так что, - я смягчила голос. - Жду вас завтра утром. С размещением я всё улажу и сообщу.

*- Хорошо. Тогда я прямо сейчас займусь отбором. Не буду больше тебя отвлекать. До встречи.

*- Ciao, - я отключила телефон. И тут же хотела набрать Себастьяна, но передумала, решив в самом деле дать ему поспать.

Я взяла партитуру и наметила план работы, коей был непочатый край. Закончила я как раз к восьми. Обговорив с дирижёром мой план, я встала за пульт.

В два часа ночи я отпустила коллектив... на перерыв.

- Анна Мария! - воскликнул худрук. - Что Вы делаете?! Все же с ног просто валятся!

- Особенно Вы, - усмехнулась я. - Больше всех всегда устаёт дирижёр, уж Вы мне поверьте, я на собственной шкуре испытала. Так что до тех пор, пока может работать дирижёр, может работать и коллектив. А Вас здесь никто не держит. Вы уже сделали всё, что могли. Можете идти домой и даже не возвращаться. В этом спектакле мы обойдёмся и без Вас, а других у Вас просто не будет, - грубо сказала я. - И дайте мне отдохнуть.

- И до скольки Вы намерены работать? - поинтересовался он перед уходом.

- До восьми. Я не сторонник утренних репетиций - наши вокалисты утром не звучат. А с пяти мы начнём новую репетицию.

- Никто на неё не придёт.

- Посмотрим, - я улыбнулась. - У меня есть аргумент, против которого никто не может пойти. Доброй ночи, - я закрыла глаза, усевшись в кресле и закинув ноги на переднее сиденье (годы хождения на высокой шпильке не прошли даром для моих вен).

- Всего доброго! - он развернулся и направился к выходу.

- Дорогая, ты хочешь настроить против себя коллектив? - рядом сел N /напомню, он пел главную партию/.

- А он никогда и не был на моей стороне, - ответила я, не открывая глаз. - Но поверь, не в этот раз. Хотя так устроен человек - он в первую очередь действует в своих интересах. А я работаю для искусства. И живу тоже. Со временем я нашла подход к людям, когда хочу, чтоб они делали то, что нужно мне. И он действует безотказно.

- Ну-ну. Только петь по пятнадцать часов - это слишком.

- Нет, не слишком. Петь можно и по двадцать часов на протяжении месяца. Можешь поверить, я на себе испытала. Я никогда не ставлю нереальных целей. Кстати, а ты никогда не задумывался, как я со своим оркестром делаю такие программы в кратчайшие сроки?

- Честно говоря, для меня это всегда была загадка. Может, ты действительно собрала всех гениев мира?

- И это не исключено, - согласилась я, улыбнувшись. - Но дело в другом: они хотят работать.

- Боюсь, как раз с этим у нас проблема.

- Ничего невозможного нет. И через час ты это увидишь. А теперь позволь мне отдохнуть, - я замолчала.

- Конечно, дорогая. Прости, - он встал и вышел из зала.

Через час коллектив собрался, но судя по всему, только для того, чтобы высказать мне всё, кто что обо мне думает.

- Прежде чем вы скажете мне что хотели, - я начала сразу. - Хотела бы кое-что оговорить. Я надеюсь, что уже тот факт, что с вами работаю я лично, говорит вам о том, что вы имеете дело не с государством. У меня нет нормированного рабочего дня, точно так же, как и устойчивой заработной ставки. Каждый получает то, что заработал. Каждый час оплачивается отдельно и после десяти часов работы ставка возрастает. Кроме того, я никого не держу и не заставляю работать. Но если мне дано согласие работать на моих условиях, вы теряете все личные права и беспрекословно подчиняетесь мне. А теперь все, кто хочет, может покинуть театр. У вас пять минут, - я выжидающе смотрела на коллектив.

- А как можно подписать с Вами контракт? - спросил молодой тенорочек.

- Браво! На этот счёт не волнуйтесь. Я всегда держу слово, иначе со мной никто бы не работал. А формальности я не люблю. Ну, что ж, коль все "за" - продолжим, - я подошла к пульту.

В восемь утра все в прямом смысле валились с ног. Правда, когда я сказала им, сколько они уже заработали, они были готовы прийти не в пять вечера, а в три часа дня на следующую репетицию. Я заверила, что в этом нет никакой необходимости.

Домой я поехала вместе с N.

- Хороший у тебя подход, - согласился он.

- Я тоже так думаю. Главное - действует наверняка.

- А ты не разоришься, если будешь так разбрасываться деньгами?

- А теперь ты поймёшь, почему у меня такие цены на билеты, - я улыбнулась. - Я никогда не взялась бы за дело, заведомо для меня убыточное.

- Да, ты умеешь жить, - согласился он и замолчал.

Дома мы перекусили и легли спать, к удивлению обитателей дома.

Я проснулась ровно в три часа дня по будильнику. N уже ел. Поговорив с детьми, пришедшими со школы и объяснив им ситуацию, мы уехали в театр.

Где-то в семь вечера туда приехали мои Косицынградские мальчики. А я ещё не успела заняться гостиницей.

Оставив их на попечение Большого и попросив их вникать в суть дела, я начала обзванивать гостиницы. Набралось только десять двухместных номеров.

Меня это не устраивало, я не хотела их разбивать и пускать в "свободное плавание".

"Так, в моём доме... двадцать три спальни с двуспальными кроватями, а в сашином - пятнадцать, из них пять заняты. Итого, двадцать три плюс десять - тридцать три". Что меня вполне устраивало.

Обговорив всё с N, мы решили, что в сашин дом поедет пятнадцать человек, а остальных я взяла на себя.

Конечно, я побаивалась, что дети не примут такой табун, особенно Юля, с которой я-таки не смогла наладить отношения. Но как раз она и была в восторге от пятнадцати безупречных во всех смыслах мужчин.

Но я не послала их сразу отдыхать (не такой уж и большой путь они проделали). Напротив, я усадила их в яму (правильней сказать - впихнула), доверила пульт театральному дирижёру, а сама села на первый ряд с Антонио и Николасом, объясняя им по ходу и тут же поправляя дирижёра.

Для начала я провела сама первый акт, после чего приступили к работе.

В два ночи снова сделали перерыв. Я осталась в зале со своими "мальчиками".

*- Чумовая вещь! - сразу начал Антонио. - Я пока слабо соображаю, как этим можно дирижировать, и уж тем более - исполнять.

#- Ничего невозможного нет, - заметила я. - Пожалуйста, говори на английском. Надеюсь, вам всё понятно? - я обратилась к оркестрантам.

#- А можно привезти пульты из Косицынграда? - спросил фаготист.

#- К сожалению, нет, - я поняла его. - Придётся вам по старинке - смотреть на дирижёра. Дело в том, что здесь негде разместить всё наше оборудование. Но я полагаю, для вас это не станет препятствием?

#- Нет, конечно. Главное - чтобы Вы стояли за пультом. А то этот мистер точно плывёт в открытом море.

- "Я тучи разведу руками", - почему-то вспомнилась мне песня. #- Понимаю, вы привыкли к моему жесту. А как быть местным музыкантам? Вы вспомните свою реакцию, когда я впервые применила дифференциацию пальцев? Вы же больше месяца привыкали. А у нас только две недели.

#- Две недели? - переспросил кто-то.

#- Да. Так что вам предстоит потрудиться. А за дирижёра не бойтесь. Иногда буду вставать я, иногда Антонио или Николас, ну и местный тоже. Поверьте, это не самое страшное. Если возникнут трудности в разборе материала - Антонио разберёт с вами по партиям. Но всё надо делать быстро.

#- А где мы будем жить?

#- У меня, - коротко ответила я и улыбнулась.

*- Все? - удивился Антонио.

*- Все. У меня два больших дома. Так что поместятся все. # А теперь, - я снова обратилась ко всем, - прошу простить, но мне нужен отдых.

Оркестр медленно разбрёлся по театру. Рядом со мной остался лишь Антонио.

*- А в котором доме живёшь ты? - спросил он.

*- В загородном. Но можешь не переживать, я тебя не брошу, - я сидела с закрытыми глазами и закинутыми на переднее сиденье ногами.

*- Приятно слышать, - он сел вперёд и начал массировать мне ступни. - Кстати, ты позвонила Себастьяну?

*- А что, уже прошёл день? - искренне удивилась я.

*- Представь себе.

*- О, Боже! Как быстро летит время, - я открыла глаза и достала мобильник.

*- Но сейчас два часа ночи!

*- И что? - не поняла я.

*- Да нет, - он тут же всё понял. - Это я так.

*- Ты думаешь, он спит?

*- Думаю, да, - он ответил с улыбкой.

*- Скажи честно, а тебе не обидно, что он сейчас спит, может быть и не один, а ты и я здесь пашем по пятнадцать часов? - я выжидающе посмотрела на него.

*- Звони! - твёрдо ответил он. - Хотя у меня и есть огромное преимущество перед ним - ты сейчас со мной, а не с ним.

Я улыбнулась и набрала номер Себастьяна.

#- Да, - довольно раздражённо, но далеко не сонным голосом ответил он.

^- Добрый вечер, дорогой, горячо любимый, но к сожалению не единственный, - поздоровалась я.

^- Агата? То есть Анна Мария?

^- Не стесняйся, можешь называть меня Агатой. Всё нормально. Я прошу прощения, что оторвала тебя от очень важного дела.

^- Что ты, ничего, - заизвинялся он. - Здесь становится скучновато. А зачем ты вызвала Антонио с пятьюдесятью пятью оркестрантами?

^- Я не обязана тебе докладывать, - заметила я. - Тем более они не из твоего оркестра, а из его.

^- Ты неправильно меня поняла. Мне действительно обидно, и я ревную. Но в чисто профессиональном плане. Мы тоже хотим работать!

^- И получать за это деньги, - закончила я. За простой оркестр получал минимальную сумму, а за концерты раз в пятнадцать больше.

^- Да при чём тут деньги?! Мы реально хотим играть!

^- Отлично. Тогда готовьтесь, у вас есть ещё немного времени. С августа начинается мировое турне основного состава. Двести двадцать два концерта по всему миру. Устраивает?

^- Надеюсь, это была шутка? - осторожно спросил он.

^- По-моему, ты сам сказал, что хочешь работать.

^- Да, ты умеешь ловить на слове. Надеюсь, с одной программой?

^- Щас! Не дождётесь! Минимум десять программ по три часа каждая! - воскликнула я.

^- Тридцать часов музыки? - переспросил он. - Люди пол жизни тратят, чтобы сделать это. А ты хочешь за два месяца! Это нереально! Честное слово, мне легче уволиться!

^- А кто тебя отпустит? - усмехнулась я. - Если уйдёшь до окончания контракта - вернёшь все полученные деньги плюс двести процентов компенсации. Ты этого хочешь?

^- Теперь я понимаю, почему у тебя в гостинице на окнах решётки.

^- Правильно - чтобы исключить случайные выпадения и избавить ваших родственников от уплаты штрафов. Так что учти, если ты или кто-либо другой из оркестра покончит с собой, все компенсации будут выплачивать родственники плюс ваши похороны. Это было оговорено в контракте. Запомни, я денег на ветер не бросаю. Если я плачу большие гонорары, то вы их полностью отрабатываете. Итак, через три дня ты пришлёшь на мою электронную почту программы десяти концертов. Ясно?

^- Боюсь, утром мне этот разговор будет казаться ночным кошмаром, - признался он.

^- Верю, - я отпустила тон и вздохнула. - Мне порой вся жизнь кажется кошмаром, который никогда не закончится.

Немного помолчав, он сказал:

^- Простите, я не подумал. Я никак не могу привыкнуть, что Вы совсем другая личность.

^- Проехали. И не переходи на официальный тон, а то я себя каргой древней чувствую. Ну, я думаю, мы поняли друг друга?

^- Конечно. Я всё сделаю. Доброй ночи!

^- Доброй, - с ухмылкой ответила я.

Через полчаса с перерыва вернулся коллектив.

Репетиция я закончила в семь утра по настоянию Антонио. Я себя очень плохо чувствовала, и это заметили все.

Я сомневалась, что смогу сидеть за рулём. Пришлось доверить это Антонио. Я же ограничилась указаниями маршрута. Для остальных мы вызвали такси. Если мой городской дом таксисты ещё и могли найти то загородный - никто. Пришлось попросить их ехать за моей машиной.

Я позвонила знакомому менту, и он выделил мне две машины сопровождения /чтобы быстрее доехали/. Так что к моему дому мы подъехали с мигалками.

На звук сирены сразу выскочил Фер. Он остановился в нескольких шагах от моей машины. /сопровождение не стало заезжать во двор/

Из-за руля вышел Антонио и, обойдя машину, открыл мне дверцу. Едва завидев меня, Фер подошёл и, оттолкнув Антонио, крепко обнял меня.

#- Дорогая! Как я испугался, когда услышал сирены! Я подумал, что что-то произошло. Два дня и две ночи я тебе ни слуху, ни духу, телефон выключен. Я так за тебя переживал, - он начал целовать моё лицо. - Я же не переживу, если с тобой что-то произойдёт.

Антонио покашлял:

*- Может, познакомишь? Или нам самим?

#- Фер, это Антонио, главный дирижёр моего камерного оркестра. Антонио, это Ференц, мой ученик, - сухо проговорила я, высвободившись из объятий.

#- Простите, - Фер пожал руку Антонио, - я принял Вас за шофёра. Дорогая, а остальные тоже к нам?

#- Да, они из моего оркестра. Они будут жить здесь две недели. А теперь прошу вас меня простить, мне надо лечь, - я пошла к дому.

#- Ты очень плохо выглядишь. Позволь, - Фер взял меня не руки раньше, чем Антонио до этого додумался.

Прежде, чем оставить меня в комнате одну, я попросила Фера разместить оркестр.

#- Ты уверена, что на всех хватит места?

#- Пусть размещаются по двое. Кстати, Антонио будет спать у меня, - сразу оговорила я.

#- А где спать мне?

#- Я могу предложить тебе свою квартиру. Пойми, они все должны быть у меня на глазах. Не обижайся, это только до премьеры.

#- А я могу спать в гостиной?

#- Если тебя устроит диван, - я пожала плечами.

#- Устроит, - с горячностью ответил он. - Меня устроит и пол у твоих ног. Только не гони меня!

#- Ладно-ладно. Спи, где хочешь. Никто тебя не гонит. Только дай мне отдохнуть.

Через час меня забрала скорая...

 

Лёжа в клинике Фридельмана без сознания, я снова "встретилась" с Сашей.

- Дорогая, ты перегибаешь. По-моему, стоит тебе напомнить о твоём возрасте и стоянии здоровья. Ты можешь умереть раньше времени.

- И что тогда? - не поняла я.

- Ты не попадёшь к нам. Тебе придётся ждать очереди, чтобы родиться вновь и дожить этот год с небольшим. И это может растянуться надолго. Учти.

- Я не хочу заново рождаться! - капризно возразила я. - Что я должна делать?

- Жить! С учётом своих проблем со здоровьем. Скажу сразу: сейчас для тебя главная цель - дожить до своего сорока пятилетия. И поверь, это тебе будет непросто сделать. Твоё сердце не выдержит больше ни одного приступа, твоя психика не выдержит больше ни одного нервного срыва, твой организм не выдержит больше ни одной беременности...

- На счёт этого можешь не беспокоиться - Фридельман сказал, что у меня не будет больше детей, - спокойно возразила я.

- Фридельман не Бог, - заметил Саша.

- Что ты хочешь этим сказать? - испугалась я.

- Только то, что за рождение и смерть он не отвечает в полном объёме. Он может чем-то помочь, что-то откорректировать, но не решать судьбу.

- Не пугай меня! Я ведь просто не смогу выносить ребёнка!

- Я тебе про это и говорю. Подумай об этом. И не верь слепо во всём Фридельману.

- Боже! За что?! - простонала я, но тут же взяла себя в руки. - Хотя можешь не отвечать, я знаю за что. Снимаю этот вопрос. Скажи, а вот это моё турне - я осилю его?

- Ты меня опередила. Я как раз и хотел спросить: зачем тебе это? И почему такая цифра?

- Всё просто: двести двадцать два концерта как у пианиста, столько же - как у певицы и столько же как у дирижёра. А зачем... Понимаешь, я не смогла найти себе места в этом мире и этом обществе. И решила красиво проститься с миром, - пояснила я.

- И заработать напоследок денег, так?

- Не стану отрицать. Но ты ведь понимаешь, что это уже не для меня, а для моих детей.

- Ну, что ж. Я знаю, что тебя не переубедишь. Попробуй. Только помни: твоё здоровье под серьёзной угрозой. Береги его.

- Спасибо, я учту.

- А теперь отдыхай. Я буду рядом, - он поцеловал меня в лоб, и я погрузилась в бессознательное состояние.

Когда я пришла в себя, в палате сидел Фер.

#- Тебе лучше? - он сразу подошёл и сел рядом.

#- Да, спасибо. Который час?

#- Восемь вечера.

#- Репетицию отменили? - осторожно спросила я.

#- Нет. Антонио и ребята уехали. Он просил передать тебе это, - Фер протянул мне листок бумаги.

Я его развернула:

"*Cara! Madonna, как я за тебя испугался! Тебе надо беречь себя. Не стоит так себя изматывать. Отдыхай. Я всё возьму в свои руки - можешь на меня положиться. Я тебя не подведу. Я не смогу жить, если с тобой что-то случится на репетиции. Сейчас тебе надо отдохнуть и поправить здоровье. А когда ты выйдешь - мы уже всё сделаем. Поправляйся. Мы все тебя очень любим и дорожим тобой. Bacio. Con amore grande, Antonio".

#- И что он пишет? - спросил Фер. - Что жить без тебя не может, очень испугался и готов мир уложить у твоих ног?

#- Зря ты так. Он хороший человек.

#- А я и не спорю. Уж получше, чем Себастьян, я думаю.

#- Ты знаешь Себастьяна? - удивилась я.

#- Он звонил, пока ты была без сознания.

#- И? Что ты ему сказал?

#- Сказал, что ты в больнице с сердечным приступом. На что он заметил, что ты уже сдала и стала старой для такой работы. Правда, он сказал это по-немецки. Он же не знал, что я пойму!

- Ублюдок! - по-русски выругалась я. - Это стало последней каплей. # Фер, дай мне телефон.

Я набрала Morresi:

*- Caro, buona serra! Non dormi?

*- Cara! Как я рад тебя слышать! Конечно, не сплю. Как у тебя дела, здоровье? Всё хорошо или что-то случилось?

*- Ты меня знаешь достаточно хорошо. Праздные разговоры по телефону я не выношу. В общем-то случилось, но пока ничего страшного. Ты не мог бы приехать? - в лоб спросила я.

*- О чём речь! Первым же рейсом! Но расскажи, что произошло? Ты в порядке?

*- Да, со мной всё хорошо. Мне просто нужна твоя помощь. Извини, я не могу говорить, - в палату вошёл Фридельман. - Я жду тебя. Bacio.

*- Скоро буду. Держись. Bacio.

- Я не перестану Вами восхищаться: не успели прийти в себя, а уже решаете какие-то проблемы, - Фридельман улыбнулся. - Как Ваше самочувствие?

- Спасибо, весьма приемлемо. Вы с Ференцем уже знакомы?

- Да, когда он Вас привёз, мы познакомились. Вы бы его отпустили. А то весь день парень сидит. Пусть хоть поест.

- Непременно. Скажите, а ко мне больше никто не приходил?

- Как же, был Ваш сын, Женя. Я сообщил им сразу. Заходил N.

- Иосиф Абрамович, - я стала совершенно серьёзной. - Скажите честно: это серьёзно?

- Не буду Вас обманывать, - он глубоко вздохнул и на момент отвёл глаза. - Это очень серьёзно. Боюсь, что Ваше сердце не выдержит больше ни одного приступа.

Я вспомнила сашины слова: "...ни одного приступа, ни одного срыва...".

- А как у меня с нервной системой? - тут же спросила я.

- Вы как в воду смотрите. Больше ни одного нервного срыва.

- В общем, жить мне надо под колпаком, - заключила я. - Но мы ведь оба знаем, что это нереально, - я выжидающе взглянула на него. Правда когда он открыл рот, чтобы ответить, я опередила. - Да-да, я знаю. Ваше дело - мне сообщить, моё - решать, что с этим делать. Спасибо Вам за всё.

- Это моя работа и просто человеческий долг. Вам надо отдыхать.

- Да, конечно. Ещё раз спасибо.

- Отдыхайте, - он вышел.

#- Тебе, наверное, нужно отдыхать. Я пойду, - Фер встал.

#- Я постараюсь поспать.

#- Приятных снов, - он нежно поцеловал меня и вышел.

Лишь выйдя на улицу, он набрал номер Morresi (который сохранился после моего звонка).

#- Добрый вечер, - поздоровался он.

#- Добрый. С кем имею честь? - не узнал Morresi.

#- Меня зовут Ференц, я ученик Анны Марии.

#- А-а, теперь я понял, почему она звонила с Вашего телефона. Приятно познакомиться, Андрелло Morresi.

#- Мне тоже очень приятно. Я о Вас очень много слышал. Но я хотел бы поговорить об Анне Марии, - тут же начал он.

#- Это очень хорошо. Я знаю её достаточно хорошо, чтобы ожидать худшего. Что с ней?

#- Сейчас она в больнице, и ей уже лучше. У неё был сердечный приступ, и врач сказал, что это последний - больше она не переживёт.

#- Я этого и боялся! - вздохнул Morresi. - Что его спровоцировало на этот раз?

#- Дело в том, что она сейчас ставит свою оперу в Большом, даже вызвала пятьдесят с лишним человек своего оркестра...

#- Только не говорите, что она репетирует по двадцать часов!?! - не выдержал Morresi.

#- Нет, не по двадцать, только по пятнадцать.

#- Только! - снова перебил Morresi. - Простите мне мой тон - я очень за неё переживаю. У меня с ней вся жизнь связана! Вы же понимаете, что это для неё самоубийство!

#- Я понимаю и что самое ужасное - она это тоже прекрасно понимает. Но...

#- Опера для неё дороже, - закончил Morresi. - Я знаю. Только она наверное забыла, как поставила уже однажды всё на карту.

#- Поэтому, signore Morresi, я Вас очень прошу: прилетайте как можно скорее. Я не знаю, что она Вам говорила - я не понимаю по-итальянски. Но я Вас очень прошу! Похоже, кроме Вас на неё никто не сможет повлиять.

#- Вы удивитесь: она меня просила о том же. И это значит, что дело обстоит хуже не придумаешь. Я вылетаю первым рейсом, - коротко закончил он.

#- Я Вас встречу.

#- В этом нет необходимости. Лучше будьте рядом с ней. Она в клинике Фридельмана?

#- Да.

#- Буду на рассвете. Всего доброго. Берегите её, - напоследок уже попросил Morresi, мягким и тёплым голосом.

#- Спасибо Вас огромное. Будем ждать. Лёгкой посадки, - Фер выключил телефон.

Он прилетел в пять утра и поехал ... в Большой. Там во всём разгаре шла репетиция под управлением Антонио (он осваивал партитуры с феноменальной скоростью, особенно мои). Morresi тихо, чтобы не привлекать внимание, прошёл и сел в зале.

Репетиция закончилась в восемь часов (как всегда). И не успел Антонио поблагодарить коллектив, как худрук вскочил с места и подлетел к Morresi.

#- Signore Morresi! Какая честь! - и ещё кучу всего несуразного лепетал он.

Morresi улыбнулся, пожав руку, и тихо выругался по-итальянски.

*- Я с Вами полностью согласен, - подошёл Антонио, тоже с улыбкой на лице.

*- Вы говорите по-итальянски? - смутился Morresi. Он почти никогда не позволял себе ругаться, если знал, что его может понять хоть кто-то.

*- Да, я итальянец. Антонио, - он протянул руку.

*- Андрелло, - Morresi пожал её.

Надо заметить, что про худрука они забыли. Но его это не смущало. Он продолжал что-то лепетать.

#- Мы с Вами согласны целиком и полностью. - Morresi посчитал всё же не очень корректным стоять к нему спиной. - А теперь великодушно просим простить нас, - он взял Антонио под руку и отвёл в сторону. *- Невыносимый тип!

*- Согласен, - Антонио улыбнулся. - Даже Агата... то есть Анна Мария не выдерживает. Вы наверное её ищите?

*- Нет, то есть не совсем. Я знаю, где она. Я хотел посмотреть и послушать то, что чуть не загнало её в могилу.

*- Что?! Неужели всё так серьёзно? - не хотел верить Антонио.

*- К сожалению. Врач так и сказал. Больше ни одного приступа. И я уверен, она знала об этом. Вот я и захотел посмотреть, во что она ценит свою жизнь.

*- А по-моему, она вообще никогда особенно не ценила жизнь: ни свою, ни тем более других людей. Но вот искусство! А тем более собственные творения! - заметил дирижёр.

*- Да Вы правы, - вздохнул Morresi. - Особенно оперу. Она отняла у неё не одну жизнь.

*- Простите, я не хотел напоминать, - Антонио прекрасно знал историю наших мариинских постановок, в частности "Онегина".

*- Ничего. А Вы знаете, мне нравится то, что вы делаете, - тут же отвлёкся Morresi.

*- Это не может не нравится настоящему профессионалу, - согласился дирижёр. - Гениальное творение гениального человека.

*- Будь бы здесь Анна Мария, она бы сказала: "не надо хоронить меня раньше времени".

*- Точно! Она любит это повторять, когда речь идёт о её гениальности. И всё же, как нам повезло, что мы имеем возможность работать с ней. Это потрясающе!

*- Согласен. И надо дорожить каждой минутой. Иначе потом будет до боли обидно. Но простите меня, что я Вас так задерживаю. Я знаю, как Вы устали - Вам нужен отдых. Спасибо, что уделили мне внимание, - Андрелло протянул руку.

*- О чём речь! - Антонио крепко её пожал. - Вы сейчас к ней?

*- Да, непременно.

*- Передавайте от нас всех ей пламенный привет. И скажите, что мы все её любим, дорожим и ждём. Пусть поправляется и бережёт себя.

*- Обязательно. Спасибо за эти слова. Я вечером зайду к вам. Arrivederci.

*- Arrivederci.

Ближе к полудню он зашёл ко мне.

*- Buon giorno, cara, - он улыбнулся нежной улыбкой /не вижу необходимости подчёркивать, что он пришёл не с пустыми руками/. - Как самочувствие?

*- Спасибо, чудесно. Как я рада, что ты приехал! - я обняла его, когда он сел возле меня.

*- Приятно слышать. А вот я, честно говоря, не очень рад лицезреть тебя вновь в больнице с сердечным приступом. Жаль, что только это в последнее время служит поводом для моего приезда.

*- Прости, - я виновато улыбнулась. - Хотя мне тоже очень жаль, что для того, чтобы ты приехал, мне приходится тебя упрашивать, в то время, как раньше ты сам искал меня и ходил по пятам. Опережу твоё возражение, даже когда у нас был ребёнок. Так что не делай его отговоркой и козлом отпущения.

*- Дорогая, - он улыбнулся и поцеловал мою руку. - Ты ярчайшее подтверждение изречения "лучшая защита - это нападение"! Ты всегда умела атаковать, даже будучи прижатой к стенке.

*- Да! Я, даже будучи старой и больной, буду себя защищать до последнего. Кто ещё это сделает? - гордо ответила я.

*- Ты права, впрочем как и всегда, - вздохнул Андри.

*- Послушай, Андри, - через минуту начала я. - У тебя нет, случайно, знакомого молодого и неженатого дирижёра?

*- Позволь тебе напомнить: ты уже замужем. И у тебя теперь не пять имён.

*- Я серьёзно! - чуть не обиделась я. - Ты не так меня понял. Мне в оркестр надо.

*- Ты наконец поняла, что для такой оравы пять человек мало, и решила разориться на ещё одного? - удивился он.

*- Нет. Я намерена уволить одного.

*- И кого? - всерьёз заинтересовался он. - Только не говори, что этого итальянца!

*- Нет, Антонио - добрый малый. Я хочу избавиться от Себастьяна.

*- Даже так?! - ещё больше удивился он.

*- Именно.

*- И чем же он тебе не угодил? Он гениальный дирижёр!

*- Может быть, я не спорю. Но он регулярно нарушает внутренний распорядок и оскорбляет меня. Так что пусть расточает свою гениальность в другом месте.

*- Серьёзные аргументы, - согласился Morresi. - А проучить для начала не хочешь? Или только уволить?

*- Уже пыталась: и говорить, и делать предостережения. Без толку! Он отбился от рук. Я с ним не справляюсь - я для него не авторитет.

*- Ну, в это я никогда не поверю. А вот во всё остальное - охотно. Знаешь, вообще-то у меня есть знакомый парень. Делает потрясающие успехи, всё схватывает налету. Но заменить Себастьяна он вряд ли сможет.

*- Его заменит Антонио, того - Саймон. И так вся цепочка поднимется в должности. А твой парень начнёт с азов. Сколько ему лет? Что закончил?

*- Вердиевскую консерваторию. Только в этом году ему будет двадцать семь.

*- Маловато, - согласилась я. - Как я поняла, он итальянец?

*- Да.

*- Я рассмотрю этот вариант. Но для начала я хочу поставить свою оперу. А уж потом и займусь всем остальным. Тем более пока Антонио здесь, я не могу уволить Себастьяна. Он готовит оркестр к гастролям.

*- Ты собираешься вывезти их на гастроли? - удивился Morresi.

*- Ты ведь ничего ещё не знаешь! - вспомнила я и рассказала ему про идею концертного прощального мирового тура в трёх ипостасях.

Думаю, это понятно, что он пришёл в восторг /правда усомнился в моём здоровье/.

*- Что ж, - вздохнул он. - Более амбициозных планов у тебя ещё никогда не было. И я желаю тебе успехов.

*- Спасибо. Я сама себе их желаю. Кстати, ты тоже будешь участвовать во всех моих вокальных концертах - так что не расслабляйся. Слушай, а спеть с моим оркестром хочешь?

*- Ты умеешь делать предложения, от которых невозможно отказаться. Кто же этого не хочет?! - заметил с улыбкой он. - Тем более я сам давно подумываю об уходе. Тяжело мне всё это стало, хочу посвятить себя сыну. А твой оркестр поможет сделать мой уход красочным и эффектным.

*- Не буду с тобой спорить. Возможно, ты и прав. В таком случае мы сделаем это по высшему разряду. Сколько ты хочешь программ и концертов?

*- Две программы и двадцать концертов - думаю, достаточно.

*- Нет, Андри! - обиделась я. - Их двухсот двадцати двух ты хочешь взять двадцать? Давай пополам: сто одиннадцать - тебе и сто одиннадцать - мне. Идёт?

*- Я не спою сто одиннадцать сольных концертов. Прости, но я уже староват для этого. Давай тридцать.

*- Ладно, остановимся на семидесяти. Ни тебе, ни мне. Тем более оркестру будет легче играть оперные аккомпанементы, нежели симфоническую музыку. И тогда можно сделать три программы?

*- Мне действительно будет трудно. Но... если ты так хочешь...

*- Очень хочу, - перебила я. - И очень прошу!

*- Хорошо, - он улыбнулся. - Я сделаю это для тебя.

*- Отлично. Тогда не теряя времени, начинай придумывать программы. У тебя два дня, после чего я передам их Себастьяну, чтобы начинал работать, - уже по-деловому сказала я.

*- Ты умеешь вести дела, - вздохнул Morresi. - Я, пожалуй, пойду, пока Фридельман меня не прогнал. Отдыхай. Я попозже заеду, - он поцеловал меня и встал.

*- Спасибо за всё. Ciao.

*- Ciao.

Андри решил познакомиться с Фером и поехал в мой загородный дом.

Фер сидел на краю бассейна во дворе и бросал в него камешки.

#- Тебе родители не говорили, что порча чужого имущества наказуема? - начал Morresi. - Ты знаешь, сколько Анна Мария платит за его чистку?

#- Она делает это регулярно вне зависимости загрязнился он или нет, - Фер лениво повернулся. - Signore Morresi! - он тут же встал и протянул руку, вытерев её предварительно об штанину.

#- Значит, она не преувеличивала, описывая тебя, - Morresi оценил его рост и телосложение, пожав руку.

Фер дружелюбно улыбнулся.

#- Вы уж простите, что я не приглашаю Вас в дом - там настоящий муравейник. Сорок человек - это слишком! Даже я вынужден сбегать.

#- И заниматься по ночам, - предположил Андри.

#- В общем-то, да.

#- И когда ты спишь? - удивился Андрелло, устроившись на скамейке.

#- А мне много не надо: часа три-четыре. Да и занимаюсь я теперь не так много. Благодаря Анне Марии.

#- Насчёт сна. Послушай совет. Ты видишь, в каком сейчас состоянии здоровье Анны Марии?

#- В ужасном, - согласился Фер.

#- А ей только сорок три. Ты хочешь такого для себя? - серьёзно спросил Morresi. - Всё началось именно с трёх-четырёх часов сна, затем работа без выходных и отдыха, потом спиртное и наконец наркотики для поддержания сил. В итоге - организм растратил все свои ресурсы за тридцать с небольшим лет. Ты этого хочешь?

#- Конечно нет! - почти испугался Фер.

#- Тогда послушай меня: пока ты молод и растёшь - трёхразовое питание с горячим бульоном каждый день и сон восемь-десять часов. Я думаю, Анна Мария тоже хочет, чтобы ты был здоровым.

#- Кажется, я начинаю понимать её слова: "это твой организм, и тебе с ним жить".

#- Если бы ты знал, сколько в них смысла! - вздохнул Morresi. - И сколько боли разочарования. Могу поспорить, она многое хотела бы исправить в своей жизни. По крайней мере, что касается здоровья.

#- Кто знает. Может, иначе она не стала бы собой.

#- Может. Но по крайней мере была бы здорова...

С минуту стояло молчание.

#- Который час? - спросил Morresi /он редко носил часы/.

#- Без пятнадцати четыре.

#- А репетиция?

#- В пять.

И как по сигналу, из дома начали выходить люди.

*- Signore Morresi! - Антонио заметил его сразу. - Вы были у Анны Марии? Как она?

*- Гораздо лучше. По крайней мере энергии - хоть отбавляй. Антонио, скажи мне честно, как вы справляетесь с таким графиком? - не удержался Morresi.

*- За такие деньги? - тот хитро улыбнулся. - Как-то без особого труда. А если серьёзно - то очень тяжело. Но Анна Мария - для нас пример. Если уж женщина справляется, нам грех жаловаться.

*- Да, видно, как она справляется. Вы все хотите там закончить?

*- Signore Morresi, мы взрослые люди и всё делаем осознанно. Все прекрасно понимают возможные последствия, но... столько, сколько мы получаем в этом оркестре за одну репетицию, в другом месте мы будем получать за год. Мы же не всю жизнь будем так ишачить. А десять лет и потерпеть можно.

*- Десять?! Да для того, чтобы загробить здоровье, и года достаточно!

*- Я с Вами согласен. Но каждый сам решает, как ему жить. Простите, у нас репетиция.

*- Да, конечно, - Morresi понял, что спорить бессмысленно. - Удачи! - он пожал руку Антонио и проводил его взглядом.

Когда все оркестранты уехали, они с Фером зашли в дом, где уже во всю орудовала прислуга. Перекусив, Morresi лёг в гостиной отдохнуть и, не заметив, заснул.

 

Я вышла из больницы через два дня и тут же включилась в работу, правда по щадящему графику (семь часов с перерывом). Morresi сидел всё время на репетициях и следил за мной, отвозил и привозил меня. В общем, не отходил от меня ни на шаг, что надо заметить, не очень нравилось Феру и Антонио. А про N я уже и не говорю. Он, в отличие от меня, ещё помнил, что мы муж и жена. Уж и не знаю, кем он себя чувствовал. Ему сочувствовал весь коллектив Большого.

Кстати, жить я переехала в городской дом. Во-первых, чтобы проследить за теми, кто жил здесь; а во-вторых, чтобы не выбирать между Morresi, Антонио и Фером.

Но спать в одной постели с N я не стала бы даже под страхом смерти. Удивительно, наверное, но он стал мне жутко неприятен. И частично эта неприязнь ложилась и на Ромео и Джульетту, которые внешне были гораздо больше похоже на отца, нежели на меня. Меня это бесило. Отвлекалась я только работой.

Качество моей оперы улучшалось прямо на глазах. Похоже, коллектив понял и сжился с образами. Работа шла по возрастающей. Мы решили так: премьеру проведу я, вторую постановку - Антонио. а все последующие - местный дирижёр.

Премьера (двадцатого мая) прошла с шумным успехом. Ажиотаж был дичайший. Уже то, что это была моя опера, у пульта стояла я сама и часть оркестрантов - музыканты Косицынграда, - говорило о многом. Естественно, стоимость билетов /впрочем, как и всегда/ была выше баснословной. Но только на первые спектакли, где играли мои мальчики. После их отъезда цена упала до просто баснословной. Но я осталась верна своим принципам - несколько рядов были розданы бесплатно студентам и педагогам.

В целом я осталась довольна: и поставили хорошо, и я не оказалась в убытке.

 

Разобравшись с Большим, я попросила Morresi пригласить его знакомого дирижёра ко мне в Москву. Он выполнил мою просьбу в рекордные сроки. Через три дня тот был в Москве.

Фер начал обижаться - я уделяла ему всё меньше и меньше времени. Мне пришлось нагрузить его работой, надавав кучу заданий.

Morresi сам встретил дирижёра и привёз его в мой загородный дом. Я встретила их на пороге.

*- Позволь представить, - Андри обратился ко мне. - Джакомо.

*- Я бесконечно счастлив, - он с трепетом взял мою руку и медленно поцеловал её. - Я до сих пор не могу поверить, что это не сон, и сейчас стою здесь, перед Вами.

*- Мне тоже очень приятно познакомиться, - я улыбнулась. - Я думаю, Вы в курсе, что я не люблю пустые разговоры. Кроме того, не думайте, что можете сказать что-то такое, чего я ещё не слышала. А теперь, если Вы не против, приступим к работе. Прошу, - я пригласила их в дом.

Парень оглянулся на Morresi. Тот его подтолкнул, подбадривая. Мы прошли в мой кабинет.

*- Присаживайтесь, - я указала им на диван, а сама села за стол. - Итак, Джакомо, Андрелло Вам объяснил, почему Вы здесь?

*- Не совсем. Он сказал, что у Вас есть для меня предложение и сказал, что Вы сами всё объясните.

- Спасибо, Андри, - я обратилась к Morresi на русском. - Ты читаешь мои мысли.

Он улыбнулся.

*- Что ж, начну с главного. Безусловно, Вы знаете о моём оркестре Косицынхолла. Хотели бы Вы стать одним из его дирижёров? - в лоб спросила я.

*- Об этом можно только мечтать! Ведь это нереально!

*- В этом мире всё возможно, - серьёзно заметила я. - Итак, хватит ли у Вас амбиций, чтобы за это взяться? Знаете ли вы условия работы у меня?

*- Да, я знаю их, - твёрдо ответил парень.

*- Вы могли бы решиться? - я выжидающе смотрела на него.

* - Да, - он держал мой взгляд.

*- Вы скорпион? - вдруг спросила я. - По гороскопу.

*- Да, пятое ноября.

Эта дата болью отозвалась в моём сердце.

*- Отлично, посмотрим, на что Вы способны. Какая у Вас первая специальность?

*- Фортепиано.

*- Вы не могли бы сесть поближе, - попросила я. Он молча пересел за стол. - Дайте мне Ваши руки.

Я рассматривала их довольно долго: форму ладони, пальцев, ногтей и все линии. У Джакомо была "удачливая" рука и огромные способности к искусствам. Кроме того - великолепнейшие пальцы.

*- Вы слышали о моей системе пальцевой дифференциации? - я снова посмотрела в его глаза.

*- Конечно. И я просто мечтаю увидеть это вблизи собственными глазами. Вы ведь почти не появляетесь перед камерами. Мне кажется, я смог бы это освоить.

*- Даже так? - я приподняла правую бровь. - Вы знаете, что даже мой первый заместитель оказался не способен на это?

*- Вероятно, он не пианист. И не очень достоин быть первым заместителем, - Джакомо улыбнулся.

- Он мне нравится! - я снова перешла на русский. *- Сколько партитур ты знаешь?

*- Пока немного - только десять и работаю ещё над двумя.

*- За сколько в среднем ты выучиваешь партитуру?

*- Месяца два-три.

*- Многовато. Сколько можешь работать без перерыва?

*- Часов шесть. А с перерывами, - тут же продолжил он, - думаю, до двенадцати.

*- Маловато Количество человек в самом большом оркестре? - я продолжала блиц.

*- Сто пятьдесят.

*- Личная жизнь?

*- Пока не до неё, - ответил он, немного смутясь отведя глаза.

*- Хорошо. На чьих записях учился?

*- На Ваших, - он усмехнулся. - И старых мастеров. Как-то из современных мне мало что нравится.

*- Мравинский, Караян, Светланов? - уточнила я примерный список.

*- Да, это поколение.

*- Слепое подражание?

*- Ни в коем случае! Лишь ориентир! - обиделся он. - Коль пошла речь, должен сказать, что я не со всем и не всегда согласен!

*- Если у Вас пока не достаточно знаний и практики, это не значит, что другие не правы. Например, что Вас не устраивает в моих записях?

*- В Ваших - всё. Когда дирижируете Вы, а не Ваши заместители, - добавил он.

*- И ты знаешь, на каких записях дирижировали мои заместители? - удивилась я.

*- Конечно! Это ведь очевидно. У них оркестр играет нарочито запутанно и вычурно. В то время как у Вас - естественно, просто и свободно.

*- Ладно, - на такую лесть я уже сдалась. - Закончим с теорией и перейдём к практике. - Что ты сейчас можешь вспомнить?

Джакомо ненадолго задумался и ответил:

*- Третью и пятую Бетховена.

*- Это слишком сложно, - возразила я. - Я остановлю тебя на первом же такте. Может, "Прощальная"?

*- Вряд ли, - честно сказал он.

*- Сорок первая?

Он помотал головой.

*- Ну, сороковую-то сможешь? - не выдержала я.

*- Конечно! Сороковую смогу!

*- Отлично, - я подошла к шкафу с дисками и нашла запись сороковой. - А теперь я попрошу тебя продирижировать воображаемым оркестром. Как будто ты пришёл на готовое и делаешь ознакомительный прогон, - я поставила диск. - И главное условие - глаза. Ведь ты не будешь их видеть, как привык. Я надену повязку.

Он молча поддался. Я поставила его по центру, лицом к дивану, на который сама и села, взяв блокнот, чтобы записывать основные замечания.

*- Готов? - я выждала несколько секунд и нажала play. - Поехали!

Я внимательно следила за каждым его жестом.

Я решила ограничиться первой частью.

*- Достаточно, спасибо, - я выключила центр. - Можешь снять повязку и сесть.

Он выполнил всё и выжидающе смотрел на меня.

*- Что ж, - заключила я, пролистав с десяток исписанных листов. – В общем - неплохо для начала. Как ощущения?

*- Потрясающе! У Вас такая шикарная квадрофония! Такое ощущение, что стоишь в середине оркестра - звук просто супер! Если бы хоть один оркестр так меня слушался! - вздохнул он.

*- Э-э, не заносись! Тормозни. Ты и трети не показывал того, что делал оркестр. На этой записи дирижировала я.

*- Да, я обратил на это внимание.

- Послушай, Анна Мария. - Morresi обратился ко мне на русском. - Покажи ему кусочек своими руками. Заодно посмотрим, как у него с реакцией и вниманием.

- Хорошая идея. Спасибо, Андри, - я встала. *- А теперь посмотришь ты. Я ограничусь экспозицией. И ещё. Кстати, в моём оркестре нет палочки /он дирижировал карандашом/ - на будущее. Андри, включи, пожалуйста, - я надела повязку.

Несколько секунд - и я чувствовала себя в Косицынграде, как на концерте /повязка во многом мне была помощницей/. Я приготовила руки и тихо сказала "начали". Андри включил центр, и я точно взяла ауфтакт.

Ближе к концу экспозиции Morresi понял, что я не закончу, так как я живу "внутри музыки", и решил дать мне всю часть. В конце он остановил. Я уже подняла руки ко второй части, как услышала голос Джакомо:

*- Brava! Bravissima! Гениально! - и много-много всего подобного.

Я сняла повязку и улыбнулась.

*- Простите, я увлеклась.

*- Это грандиозно! - почти в изнеможении проговорил он. - И как Вы это делаете? - он попытался повторить один из моих жестов. И надо заметить, довольно точно.

*- А ну, повтори, - попросила я. - Ещё, ещё!

И разу к шестому /после моего показа, конечно/ он-таки сделал его правильно.

- Потрясающе! - призналась я. - Ты это видел? - спросила я Morresi.

- Здорово, - согласился тот. - Я бы не смог.

*- Я беру тебя! - закончила я. - Встретишься с моими юристами, ознакомишься более точно с уставом и подпишешь контракт. И всё! Счастливое детство закончилось. Начинается жестокая взрослая жизнь. Кстати, с августа начинаются наши гастроли - двести двадцать два концерта по всему миру. Это и будет твоим боевым крещением.

*- Так сразу? - похоже, он ещё не до конца поверил и уж тем более осмыслил происшедшее.

*- А у меня по-другому не бывает. И учти, если ты подпишешь контракт - считай, что продал мне себя: и тело и душу. В оркестре /да и во всём городе/ всё решаю я, все остальные - лишь подчиняются. Итак, ты хочешь у меня работать?

*- Да! - не задумываясь, ответил он.

*- Отлично. Завтра едем в Косицынград. А пока - располагайся, чувствуй себя как дома. Горничная покажет твою комнату. наслаждайся последним днём свободы! Отдыхай, - я улыбнулась.

*- Спасибо! - он сиял. - Я могу идти?

*- Да, конечно. За ужином обсудим завтрашний день. А сейчас - иди.

Поклонившись лёгким кивком головы, он вышел.

*- Откуда ты его выкопал? - искренне удивилась я.

*- Только не обижайся. Но ты так глубоко ушла в свои проблемы, что совершенно забыла о том, что вокруг существует реальность, и в ней, как не удивительно, живут люди, и их больше шести миллиардов, и среди них иногда встречаются Гении.

*- Стоп! - перебила я. - Гении так часто не рождаются.

*- А девятнадцатый век?

*- Исключение.

*- Ты не хочешь ни с кем делить этот титул, - заметил Андри.

*- Это не титул, это клеймо, - не согласилась я, вздохнув. - И не говори мне, что в мире есть кто-то лучше меня - ты знаешь, я этого не переживу. И ещё - если человек великолепно делает одно дело - это талант. А Гений всегда многогранен.

*- Согласен. И вынужден признать, что пока у Джакомо никаких больше талантов не проявилось. Что ж, признаю свою ошибку и раскаиваюсь, - он улыбнулся и тут же сменил тему. - Значит, ты уезжаешь завтра?

*- Ненадолго, дня на три. Улажу всё с дирижёрами, разведаю обстановку, дам новые указания - и обратно. У меня ещё есть здесь дела, - я прищурилась.

*- А именно?

*- Во-первых, Фер. Здесь без комментариев. Во-вторых, надо уточнить детали с Женей. А в-третьих, Славин.

*- То есть? - не понял Morresi. - Чего ты от него хочешь?

*- Для начала - поговорить, а там - решу. Всё зависит от его сознательности.

*- И чего ты хочешь добиться?

*- Либо раскаяния, либо... - я развела руками.

*- Скажи, что я не о том подумал! - взмолился он, догадавшись.

*- Мне очень жаль, дорогой, но ты всегда понимал меня без слов. И не говори, что это безумие. Я всё знаю и отдаю себе отчёт.

*- Но почему?! - воскликнул он. - Почему ты это делаешь?

*- Потому что я мстительна. Но заметь - я оставляю выбор за ним. Можешь оценить моё великодушие.

*- Я-то могу, да боюсь, он не сможет. Твоё дело. Поступай, как знаешь, - Morresi тяжело вздохнул.

- Усё будзе добра! - я ударила его по плечу. *- Я и пальцем его не трону, обещаю.

Он недоверчиво посмотрел на меня и обнял, не говоря ни слова.

 

На следующий день в десять утра мы с Джакомо улетели в Косицынград.

В гостинице уже ждали юристы. Предоставив им конференц-зал и Джакомо, я отправилась в Холл на поиски Себастьяна.

Как я и предполагала, он был на репетиции. Дождавшись перерыва и одновременно ознакомившись с состоянием работы /через звукорежиссёра/, я зашла в дирижёрский кабинет.

Себастьян пил кофе.

^- Агата? - он искренне удивился и встал, отставив чашку в сторону. - Ты снова без предупреждения.

^- Остаюсь верна себе, - ответила я, когда он поцеловал мою руку, и села. - У меня к тебе весьма серьёзный разговор. Но для начала скажи, как у вас обстоят дела?

^- В целом - неплохо. И я уверен, мы уложимся. Так о чём пойдёт речь?

^- Ты бы так не спешил, если б знал, - заметила я. - Ну, ладно, сам захотел. С завтрашнего дня ты перестаёшь быть дирижёром моего оркестра.

^- То есть? - он ещё не понял, но предчувствия уже были.

^- Я расторгаю контракт. Предвосхищу твои вопросы: условия нарушил ты. И неоднократно. Чем? Да хоть разговорами. В уставе ясно сказано, что вы не имеет права отзываться обо мне недоброжелательно и оскорблять. Как я узнала? Да очень просто. Не забывай, это мой город, моя гостиница и мой оркестр. И я могу делать здесь всё, что пожелаю: подслушивать, подсматривать и прочее. Так что не думай, что тебя кто-то сдал. Всё прозаичнее: ты сам выкопал себе могилу. А как ты знаешь, за нарушение устава - расторжение контракта плюс выплата штрафов и неустоек, - я улыбнулась.

На какое-то время он потерял дар речи. Я прилежно ждала, пока он заговорит.

^- Я много раз слышал, как тебя называли чудовищем, - наконец он немного отошёл. - Но я никому не верил. Для меня ты была святой. Ты подарила мне новую жизнь, очень похожую на сказку. И я поверил тебе и пошёл за тобой. Но ты оказалась коварной и мелочной. Я разочарован!

^- Боже мой! Я сейчас заплачу! Вот видишь: ты знал, к кому идёшь на работу. Тебе говорили про меня, ты был верно информирован. А верить или нет - твоё дело. И кроме того, запомни, мой мальчик, бесплатно бывает только сыр в мышеловке, а за всё остальное в этой жизни надо платить. И поверь мне, деньги - это самое лёгкое, с чем можно расстаться. И надеюсь, тебе это послужит уроком, впрочем как и мне в своё время: не клюй на готовую красивую жизнь. Всего надо добиваться своими силами, а не быть марионеткой, когда вся твоя жизнь и Судьба находятся в руках у кого-то. Поверь, ты приобрёл хороший опыт. Кроме того, ты заработал имя. За карьеру не беспокойся - она у тебя устроится, ты шикарный специалист. И отнесись к этому проще. Я отпускаю тебя, и ты платишь именно за свободу. Ведь это самое дорогое, что есть у человека. Теперь ты волен делать всё, что захочешь: выбирать приемлемую для тебя работу, обзавестись семьёй, детьми. Я бы не хотела, чтобы мы расстались как враги.

^- Враги равноправны, а я прав не имею, - заметил он.

^- Сегодня не имеешь. А уже завтра - волен делать и говорить, что вздумается. В этом и есть прелесть свободы. Но сегодня ты ещё обязан закончить репетицию, в конце которой я всем объявлю своё решение.

^- Хочешь казнить прилюдно? - он косо посмотрел на меня.

^- Я не собираюсь никого казнить. Вот увидишь, всё будет хорошо, ты останешься для них героем.

^- Слабо верится, - признался он. - И кто меня заменит?

^- Антонио.

^- Ещё бы! - не удержался он. - Так вот в чём дело! Он подговорил тебя выкинуть меня?

^- Ну и дурак же ты! - усмехнулась, не обидевшись, я. - Во-первых, на мои решения никто и никогда не имел влияния - я всё решаю сама. А во-вторых, он сам ещё не знает об этом.

^- Допустим, а кто заменит его?

^- Николас, того - Саймон, его - Йоган, а дальше - пока секрет. Ты всё узнаешь вечером. А теперь отдыхай. Впереди ещё пять часов. И я прошу тебя работать добросовестно. У тебя будут лучшие рекомендации. Так что всё в твоих руках. И помни: если мы останемся друзьями - я буду тебе покровительствовать, и у тебя будет всё; а если пойдёшь против меня - я тебе не завидую. Ты будешь уничтожен. Подумай над этим, - я улыбнулась и вышла.

Как только за мной закрылась дверь, он медленно сел и, взглянув на недопитый кофе, швырнул чашку в дверь.

Однако к концу перерыва он всё обдумал и собрался, репетицию он закончил шикарно.

#- Секундочку внимания! - я прервала заключительные аплодисменты и вышла к центральной камере. - Я бы попросила вас задержаться на несколько минут...

Мне не дали договорить - оркестр радостно меня приветствовал.

#- Спасибо, - искренне поблагодарила я. - Я тоже очень рада. Но позвольте мне продолжить. Начну издалека. Все вы знаете, что "пенсионный" возраст в моём оркестре равен сорока трём годам. Но не все вы знаете, что одному члену нашей дружной семьи через месяц исполнится сорок три. В силу этого обстоятельства, а также внимая многочисленным мольбам о свободе, с болью в сердце я вынуждена была принять тяжёлое для всех нас решение. Я вырываю из самого сердца нашего коллектива человека, которого любят и уважают абсолютно все. Мне этот человек особенно дорог, возможно, именно поэтому я и пошла ему навстречу. Сегодняшняя репетиция стала для него прощальной. Он уходит из оркестра, но навсегда останется нашим другом. И я обещаю: сотрудничество с ним будет продолжаться, мы никогда не потерям друг друга. Вырвав его из коллектива, мы оставим его в своих сердцах. Итак, я приглашаю его, чтобы сказать своё последнее слово в качестве нашего коллеги и первое слово в качестве свободного музыканта.

Я отошла от камер. Когда моё место занял Себастьян, весь оркестр ахнул.

#- Да, - он внатяжку улыбнулся. - Кому-то будет трудно в это поверить, но я оказался самым старшим из всего коллектива. Прежде всего, я бы хотел поблагодарить нашу горячо любимую маму! Именно маму. Ведь она нас породила и воспитывает по сей день. Низкий поклон Вам, мадам Камю, - он театрально поклонился. - Мне очень дороги те тёплые слова, которые Вы сейчас сказали. Рано или поздно все родители отпускают своих птенцов из гнезда в самостоятельную жизнь. И я стал первым. Я глубоко и искренне благодарен Агате за всё, что я получил здесь, за всё, что узнал. Я уверен, никто и нигде не смог бы мне всё это дать и за всю жизнь. Здесь с вами я вырос в зрелого музыканта. Я счастлив и горжусь этим. Я рад, что стоял у истоков, был одним из первых, кто принял участие в становлении этого грандиозного проекта. И я прошу простить меня, что покидаю вас немного раньше срока. Так сложились обстоятельства. И в конце я хотел бы ещё раз поблагодарить нашего руководителя и всех вас за эти незабываемые годы сотрудничества. Желаю всем дальнейшего роста и успехов. Благослови вас Бог! - он низко поклонился.

Оркестр оглушительно прощался с ним.

#- Я хочу внести предложение, - снова вступила я. - Давайте проводим Себастьяна его любимым произведением, - я быстро запрограммировала компьютер - на всех пультах появилась "Франческа" Чайковского.

Себастьян чуть не упал от неожиданности.

Попрощавшись таким образом с Себастьяном, оркестр уже был готов разойтись, но...

#- Ещё одну минуту. У меня есть ещё одна новость, - я их остановила. - По уставу ни один человек из оркестра не может быть отпущен /я нарочито избегала слова "уволен"/, прежде чем ему будет найдена соответствующая замена. Но в случае ухода моего первого заместителя /как произошло сейчас/ есть дополнение. Новичок не может сразу занять место первого заместителя сразу. Поэтому первое время исполняющим обязанности первого заместителя я назначаю Антонио. До тех пор, пока новый член нашего коллектива не освоится окончательно и не будет готов возложить на себя всё бремя ответственности. Итак, наш новый дирижёр - Джакомо.

Парень несмело подошёл к камере, бегая зрачками и не зная, куда смотреть.

#- Добрый день, господа. Я ещё не до конца поверил в свалившееся на меня счастье, но уже почувствовал всю ответственность. Я рад работать здесь, с вами, и сделаю всё, чтобы оправдать оказанное мне доверие. Спасибо.

Оркестр поприветствовал и его.

#- На этом мы сегодня закончим. Благодарю всех за внимание. Если у кого-либо возникли вопросы - вы можете задать их мне лично. Ближайшие три дня я буду в городе. Мой номер вы знаете. Приятного отдыха, - я попрощалась с оркестром и выключила камеру.

Сев на диван, спустя какое-то время я сказала:

^- Поздравляю, Себастьян, отличная речь! Но очень хотелось бы верить, что враньё - это не всё, чему ты научился под моим чутким руководством. И надеюсь, ты понял, что со мной лучше дружить, чем воевать, - я внимательно смотрела в его глаза.

^- Если бы у меня был выбор, я бы предпочёл не знать тебя вообще, - честно признался он. - Но так как у меня нет такой возможности, я постараюсь сделать всё, чтобы наши пути больше не пересеклись. Но за "Франческу" спасибо.

^- Всегда пожалуйста, - я улыбнулась. - Не смею тебя задерживать, - я указала на дверь. - Buenos noches, amigo!

- Прощай, - по-русски ответил он и вышел.

Я перевела взгляд на Джакомо.

*- Ты хочешь что-то спросить? - он слишком пристально смотрел на меня.

*- Нет, это не моё дело, - он отвёл глаза.

*- Теперь - твоё. Причём единственное. Спрашивай.

*- Только простите меня сразу, если скажу что-то не то, - сразу оговорил он. - Я не понимаю немецкий, но мне показалось, вы плохо расстались. Хотя и говорили друг о друге очень тепло.

*- Ты наблюдательный, - согласилась я. - Тебе это полезно знать. На самом деле Себастьяну сорок лет. И я уволила его за нарушение устава - он многократно оскорблял меня и смел критиковать то, что его не касалось. Он остался должен мне крупную сумму неустоек. И как ты думаешь, как мы должны были расстаться?

*- А зачем тогда Вы разыграли этот спектакль? - не понял он.

Я усмехнулась:

*- Мне стало его жалко, вот и всё. Я думаю, ты слышал его работу - он отличный дирижёр. А если бы я выгнала его из оркестра с позором, его бы никто не взял на работу. И кроме того, как бы это ни было цинично, я хочу, чтобы у моего оркестра была хорошая репутация. Пусть хотя бы и первое только время. А про то, что мои личные взаимоотношения с кем-либо из коллектива не касаются никого, кроме нас двоих, я и говорить не хочу. У меня всё просто: работаешь и выполняешь все условия контракта - получаешь сногсшибательные деньги; нарушаешь - эти же деньги плюс проценты получаю я. Ещё вопросы?

*- Где я буду жить? - через минуту спросил он, поняв, что эта тема закрыта для обсуждения.

*- В номере Себастьяна. У всех дирижёров одинаковые условия. Да, кстати, не удивляйся - в гостинице нет замков на дверях. Во-первых, у нас не воруют; а во-вторых, свободно перемещаются. Ещё что-то? Можешь спрашивать абсолютно всё. Со мной можно, да и нужно говорить на все темы. И самое главное: всегда честно и сразу отвечать на мои вопросы.

*- Как Вас лучше называть?

*- Да как хочешь! Мне уже всё равно. Так, как просит твоё сердце. Ты должен знать - церемонии я на дух не переношу, тем более в своей семье. А оркестр - это моя семья.

*- Ясно. А что мне сейчас делать?

*- Можешь идти в гостиницу и отдохнуть. Завтра придёшь на репетицию - Антонио тебе всё объяснит.

*- Спасибо, - он наклонился к моей руке. В этот момент дверь распахнулась и в кабинет влетел Антонио.

*- Агата! Что это значит?! - с порога выпалил он, но, заметив Джакомо, поутих. - Прошу прощения, я думал, ты одна.

*- Я тоже очень рада, - я улыбнулась с сарказмом. - Здравствуй, Антонио. Кстати, познакомьтесь. Теперь вам предстоит долгое сотрудничество. Антонио, это Джакомо, наш новый дирижёр. Ты будешь его учить абсолютно всему. И начнёшь прямо завтра /они пожали друг другу руки/. Общий язык вам и искать не надо - вы оба итальянцы. А сейчас, дорогой Джакомо, не смею тебя задерживать, доброй ночи, - я не дала ни одному из них и слова вставить.

*- Всего доброго. Приятно было познакомиться, - он поклонился и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Я жестом предложила Антонио сесть. Он молча опустился в кресло напротив меня.

*- Сколько ему лет? - первое, что сказал Антонио.

*- Двадцать семь.

*- Счастливчик! Для него аргумент "пенсия" не грозит.

*- Не надо юлить. Говори прямо, что думаешь.

*- Ты же знаешь, что Себастьяну только сорок! У него ещё три года есть!..

*- Было, - поправила я. - И то формально. А ты бы предпочёл, чтоб я назвала истинные причины и факты! Оркестру не за чем это знать. Я так и решила. И мы с Себастьяном всё оговорили. Это наше с ним дело.

*- Так ты его уволила?! - не поверил он.

*- Ты не хуже меня знаешь, что из моего оркестра добровольно не уходят. Есть только три способа его покинуть: пенсия, увольнение и ... ногами вперёд.

*- Я думаю, многие предпочли бы третий способ, если б не твои сумасшедшие неустойки, которые ложатся на родственников.

*- Вот видите: я держу вас от самой страшной ошибки. Поверь, после сорока трёх жизнь только начинается. Я же даю вам школу, жизненную. Пока вы будете видеть во мне только чудовище, я буду им и оставаться. Смотрите на всё проще, - я улыбнулась.

Какое-то время он молча смотрел мне в глаза, а затем тихо сказал, словно в пространство:

*- Как же я тебя любил! А в итоге Себастьян оказался прав...

*- Я тебя умоляю! Давай обойдёмся без меланхолии! - попросила я. - Я даже не буду спрашивать, в чём он мог быть прав. Я и так знаю, сколько гадостей он обо мне говорил. Только помни: правда у каждого своя. Так же, как и голова. Чего я тебе и желаю: найти свою, а не слушать всех подряд.

*- Но почему? - снова после паузы спросил он. - Почему ты такая? Почему ты так поступаешь?

*- Вот за это спасибо, - вздохнула я. - Ты один из немногих, кто захотел попытаться понять меня и найти объяснение моего поведения. Не знаю, поймёшь ли ты меня. И не знаю, что обо мне ты знаешь, о моей жизни, прошлой и настоящей.

*- Да почти ничего. Особенно теперь, когда я понял, что всё, что я знал - это была лишь твоя выдумка. В последнее время я очень много читал о Косицыной. Мне до сих пор не верится, что это ты и что ты так жила. Это словно другая реальность.

*- Вот именно. Все пытаются оторвать меня от прошлого. Но оно у меня было. И я его прожила. И главное, что я поняла: хочешь жить - добивайся всего вам; хочешь жить хорошо - иди по головам, думай только о себе, не оборачивайся, забудь про совесть, сострадание и жалость. И ... никакой любви. Как видишь, я добилась своего.

*- А может, ты не те цели перед собой ставила? - осторожно спросил он.

*- А вот этого я знать не хочу. Я привыкла жалеть о том, что сделано, а не о том, что могло бы быть. И я не хочу на заре своей жизни понять, что жила напрасно. Я ни о чём не жалею.

*- Ты действительно даёшь потрясающую школу жизни, - заметил Антонио. - Глядя на тебя, многое понимаешь и многому учишься. Ты знаешь ответ на любой вопрос. Как тебе это удаётся? Как тебе удаётся не ломаться?

*- Никогда не смотри в прошлое, живи реальностью, но так, словно каждый день - последний. Цени и люби жизнь такой, какая она есть, принимай всё, как должное. Вот и весь мой секрет. А ценности у каждого свои. Главное - ни о чём не жалеть, - я замолчала и закрыла глаза.

Верила ли я сама в то, что сказала. Вероятно не очень... Мне хотелось бы, чтобы это было правдой, той, по которой я бы в действительности жила. Но это было лишь тем образом, который я создала для окружающих.

Антонио тихо пересел ко мне на диван, взял мою руку и нежно поцеловал.

По моей щеке пробежала скупая слеза.

Он крепко обнял меня:

*- Прости меня, cara, прости нас всех.

 

Глава 6.

Утром /вопреки своим обещаниям/ я улетела на рассвете, оставив всем дирижёрам подробнейшие указания.

Сразу же, не раздумывая, я направилась в загородный дом.

Почему-то в дом заходить не хотелось. Я обошла его, направляясь к беседке за садом водопадов и камней.

На берегу пруда стоял Morresi, облокотившись спиной на дерево.

Минут через пять такого созерцания я поняла, что он "в астрале", и решила вернуть его на землю.

*- Ты похож на эльфа, - я нежно положила свои руки на его плечи.

Он улыбнулся мягкой улыбкой и тихо обнял меня. Помолчав ещё какое-то время, он заговорил:

*- В детстве я очень любил сказки про эльфов. А потом они забылись, стёрлись из памяти. Много хорошего мы забываем в детстве.

Снова помолчав, он продолжил:

*- У тебя чудесная природа! Я и не догадывался. Все дни, что тебя не было, я проводил здесь, в безмолвной тишине. Слушая лишь звуки природы. Я многое понял и узнал. Словно некое откровение снизошло на меня. Ты меня понимаешь? - он посмотрел на меня со страхом быть осмеянным. Но я вздохнула и ответила так же серьёзно:

*- Как никто другой. Я часто стояла на грани этого открытия, но всегда сбегала, пряталась из страха осознать никчёмность собственной жизни. Саша помог мне принять это откровение. Безусловно, все жизненные ориентиры изменились.

*- Я не замечал, - мы начали возвращаться в мир материи. Волшебство растаяло.

*- Естественно! Ведь я столько усилий приложила, чтобы внешне сохранить прежний облик.

*- Но зачем?! Это же самообман!

*- Нет, - я мягко улыбнулась. - Себе я верна. А это - всего лишь очередная роль. Пойми, мы обязаны подстраиваться под интересы публики. Им наплевать, что творится в наших душах, им нужны внешние эффекты.

*- Может ты и права, - через какое-то время отозвался он.

Я закрыла глаза. Спустя пару минут я сказала:

*- Ты себе не представляешь, как мне хочется порой проводить дни вот так, в тишине, без людей, постигать секреты природы и самого себя, очистить свою душу от хлама. Но время нещадно ко мне. Я должна работать, - я открыла глаза и отошла в сторону. - Это мой крест. Прости, что помешала тебе. Пойду поговорю с Фером, - я тихо отошла, оставив Morresi одного.

Фер сидел в рабочем зале за роялем. Не играл. По крайней мере, когда я зашла. Так и не дождавшись, когда он начнёт, я прошла вовнутрь.

#- Интересно ты работаешь, - заметила я. - Над чем задумался?

#- Ты уже вернулась? - он встал и поцеловал меня. - Всё уладила?

#- Вообще-то я задала тебе вопрос.

#- Конечно, прости, - его энергия вернула меня к земным проблемам. - Я играл Чайковского. И половины не понимаю!

#- Умом Россию не понять, - вздохнула я. - Ладно, после завтрака покажу и расскажу, что смогу. Ты уже ел?

#- Да, но могу составить тебе компанию. Заодно расскажешь, как дела и что нового.

#- Слушай! - вдруг в моих глазах блеснул огонёк. - Не зарывайся! Я никогда и ни перед кем не отчитывалась, не отчитываюсь и не буду этого делать. И никто не будет мне указывать, что делать и что говорить. Я сама решаю, с кем и когда делиться своими делами! Надеюсь, я доходчиво объяснила?

#- Прости, я не заметил, что у тебя плохое настроение, - он косо улыбнулся.

Я молча подошла к нему и, резко схватив за горло, притянула его голову к себе поближе. Я смотрела в его глаза, не моргая, минут десять, не меньше. Мои, ставшие ледяными, пальцы сильно сдавливали его горло. Фера словно парализовало, он не мог даже пошевелиться. Да и сама я словно в бездну провалилась, потеряв ощущение реальности.

- Дорогая, так ты его точно задушишь, - подсознательно я услышала мягкий голос, до боли родной, сашин. - А он даже не успеет понять, за что.

И вдруг я почувствовала его рядом. Не то, чтобы с какой-то стороны от себя или за спиной, нет. Он словно вошёл в моё тело, наполнив его каким-то неземным теплом, выходящим за пределы моего тела.

Абсолютно не осознавая происходящее и не отдавая отчёта движениям своего тела, я наблюдала за ним, словно со стороны.

Мои пальцы медленно разжались, и рука опустилась. Я видела перед собой мертвенно бледное, смертельно напуганное лицо Фера. Проведя по его лицу рукой, я закрыла его глаза и поцеловала в лоб. Только после этого он выпрямился.

Ещё через мгновение я почувствовала, как из меня словно начали что-то высасывать. Когда тепло вышло из моего тела, я вернулась в реальность. Через секунду Фер открыл глаза. В них не было удивления и тем более прежнего ужаса. Я поняла, что он всё забыл.

#- Прости, я должен извиниться за свои слова. Я был не прав и действительно забыл о субординации. Это больше не повторится, - он наклонился к моей руке, поцеловав её, и улыбнулся.

#- Ладно, прощаю. Но наказание ты получишь. Ты не составишь мне компанию за завтраком. Ты будешь заниматься, - я улыбнулась и вышла из зала.

В столовой меня уже ждал завтрак. И только сев за стол, я заметила в его конце сидящего Morresi, с чашкой чая. Я сделала вид, что мне это безразлично.

*- Почему ты это делаешь? - вдруг спросил он через пару минут гробовой тишины.

*- Ну, наверное потому, что всем /практически/ людям необходимо есть для поддержания жизненной силы, - ответила я, "не поняв" его вопроса.

*- Ты ведь могла его задушить! - продолжал он, не реагируя на мой сарказм.

*- Кого? О чём ты? - я продолжала играть в неведение. - Какой-то ты странный сегодня.

*- Basta! - он резко встал. Мне он показался чересчур могучим, я невольно поёжилась, почуяв свою слабость рядом с ним. - Это не шутки! - он подошёл и сел рядом со мной. - Ты конечно можешь делать вид, что ничего не произошло. И Ференц, я уверен, ничего никогда не вспомнит - это у тебя хорошо получается. Я не сомневаюсь, руку ты убрала не по своей воле. Я не знаю, что это был за свет, но именно он остановил тебя. Но однажды может произойти непоправимое. И что самое ужасное - ты этого не будешь чувствовать, - на какое-то время он замолчал. - Когда ты последний раз принимала лекарство?

*- Ты хочешь снова посадить меня на таблетки? - взъерошилась я.

*- Это единственный способ обезопасить тебя от себя самой. И ты это знаешь.

*- Я слишком много знаю. Поэтому и плохо сплю, - я встала, не закончив есть. - Ты умеешь портить аппетит.

*- Прости, - он подошёл. - Но я просто хочу помочь тебе.

Андри обнял меня, но мне оказалось неуютно в его объятиях, и я отстранилась. Окатив его ледяным взглядом, я вышла из столовой.

С Фером я занималась до обеда, а вечером поехала к детям.

Когда я зашла, в доме было тихо, но не безлюдно. В нём чувствовалась жизнь, молодая энергия. Я тихо подошла к рабочей гостиной. Как я и предположила, здесь занимались Рома, Юля и Анна Мария. Не желая им мешать, я аккуратно прикрыла дверь и направилась в кабинет.

- Мамочка! Как же я рад, что ты вернулась! - Женя обнял меня, едва я переступила порог.

- Я тоже очень рада! - мы сели на диван. - Но по-моему, я не так долго отсутствовала.

- Достаточно, чтобы я успел соскучиться.

Какое-то время мы проболтали на праздные темы, после чего я свернула на работу:

- Ну, а теперь расскажи, как обстоят дела с моим туром.

- Всё замечательно, - Женя явно был доволен своей работой. - Первый концерт в Косицынхолле одиннадцатого августа.

- Да, - вздохнула я. - Ты явно не страдаешь предрассудками.

- Ты про одиннадцатое число? И к тому же август? - уточнил он. - Но ведь ты родилась в одиннадцатом месяце да ещё и второго числа. Для тебя это самое лучшее число. Я специально всё подбирал.

- Спасибо, сынок. Честно говоря, не думала, что ты приплетёшь к работе оккультизм.

- А как же?! - удивился он. - Для максимального результата я должен учитывать все мелочи.

- Молодец. Удивительно чуткое и профессиональное отношение к работе. Мы можем тобой гордиться. В таком случае, - я улыбнулась. - Я больше не буду у тебя ничего спрашивать. Я полагаюсь на тебя целиком и полностью. Как только составишь график - дашь его мне.

- Он уже готов, на первые три месяца, - он протянул мне листы бумаги.

Приподняв правую бровь, я взяла их из его рук и окинула беглым взглядом.

- Я поражена! - призналась я. - Шикарно! Мне даже обидно, что я не могу повысить тебе гонорар.

- Мамочка! - он поцеловал мои руки. - Деньги для меня ничто в сравнении с твоей улыбкой! Для меня лучшая награда, когда ты мной довольна. И я рад, что могу решить хоть малую часть твоих проблем.

- А я рада, что хоть что-то в своей жизни я сделала правильно. А кстати, - я вдруг свернула в другую степь. - У тебя девушка-то есть? А то что я всё о своих проблемах да о работе. Вы же мне не безразличны.

- Нет. Я считаю, что в данный момент у меня другие, более важные проблемы. Я должен состояться как мужчина, встать на свои ноги и стать хозяином своей жизни. И только после этого я думаю заняться личной жизнью.

- Потрясающе! Как бы тебя не перехвалить. Но ты на верном пути. Главное - ты знаешь, чего хочешь, - я встала. - Что ж, теперь я совершенно спокойна за твою судьбу. А теперь я пойду поздороваюсь с остальными.

- Ты останешься на ночь? - участливо спросил он.

- Нет, и не предлагай. Я зайду к тебе перед уходом, - я вышла.

- Анна Мария? - на лестнице я столкнулась с N.

- Я уже привыкла, что ты, числясь где бы то ни было и получая зарплату, предпочитаешь сидеть дома и ничего не делать. Ты никогда не умел работать. И прав был Саша, царствие ему небесное, ты всю жизнь привык жить, как паразит, за чужой счёт. И любишь ты только себя! - бросила я и продолжила подниматься.

- Я тоже рад тебя видеть, - вздохнул он.

Посидев с Сашенькой, после чего поговорив с Ромой и попытавшись поговорит с Юлей, я зашла к Жене. Обговорив кое-какие детали, я уехала.

Но поехала я не домой. Я решила навестить "старого друга"...

 

Я давила на звонок раз в сотый. Никто не открывал. Но я знала, чувствовала, что он дома.

Наконец, дверь распахнулась. Передо мной стоял молодой высокий мужчина крепкого телосложения. Он был в домашних брюках, с обнажённым торсом, на его шее, словно шарф, лежало белое махровое полотенце, а волосы на голове были взъерошенными и мокрыми. Причина, по которой я так долго простояла, мучая звонок, стала ясна.

Когда я почувствовала, что первый шок у него уже прошёл, я заговорила:

- Ну, здравствуй, мой "самый любимый ученик". Как вижу, неплохо поживаешь. Позволишь войти? Благодарю, - не дождавшись /впрочем, и не ждав вовсе/ никакой реакции, я прошла в квартиру.

- Неплохой интерьерчик, - продолжала я. - Я смотрю, ты не бедствуешь. Шикарно! - я подошла к включённому центру и долго его рассматривала, одновременно вслушиваясь в музыку /а это были Concerti grossi Корелли/. - Я рада за тебя. Хорошо живёшь. И мне приятно, что ты наконец смог оценить величие этой эпохи, любителем коей ты никогда не слыл. И кроме того у тебя великолепная запись, - я улыбнулась. Мы оба знали, что это была моя запись.

- И чем же я обязан такой чести? - наконец заговорил и он.

- Да, - вздохнула я. - Это в твоём репертуаре: ни здрасьте вам, ни пожалуйста! Хотя, чего я ждала? Ну, да ладно. Есть у нас с тобой одно незавершённое дело.

- А именно?

- Ты же знаешь - я обид не прощаю, - я пристально посмотрела на него.

- Я не понимаю...

- Да всё ты понимаешь. Не прикидывайся дурачком. Мои люди всё раскопали. А в полицию я не пошла, так как привыкла сама разбираться со своими делами.

Он тяжело сглотнул и сел.

- Встать! - резко и грубо крикнула я. Он судорожно встал.

Я мягко улыбнулась:

- Я не люблю, когда мужчины сидят в моём присутствии.

Я села в кресло и выжидающе смотрела в его запуганное лицо.

- Можешь присесть, - наконец, я сжалилась над ним. Он медленно опустился на диван.

- Если ты думаешь, что я получаю от всего этого хоть какое-нибудь удовольствие, ты крупно ошибаешься. Я просто не люблю оставлять дела незавершёнными. Но хватит пустой болтовни. Скажи мне, это была твоя идея или твоего продюсера?

Он молчал.

- Я надеюсь, ты понимаешь, что способов разговорить я знаю великое множество. Но не хочется прибегать к насилию, - я снова улыбнулась. - И не заставляй меня тратить на тебя бесценные минуты своего времени.

Я достала мундштук и закурила:

- Итак? Я жду. И не бойся, я человек честный - всё останется между нами. Если б я хотела тебя засадить - давно бы уже это сделала.

Комната начала наполняться дымом. Он закашлял.

- Ты что, до сих пор не куришь? - удивилась я. – Ладно, прости, - я затушила сигарету. - Ну, не молчи же! Чья это была идея?

- Бориса Исааковича, - тихо начал он. - Он сказал, что это лёгкое снотворное и в сильной дозе максимум вызовёт недомогание. А нам, то есть мне, только и надо было отсрочить выступление, получить реванш и переиграть. Я и не думал, что могут быть такие последствия.

- Судя по тому, что я тебе не верю - это правда, - я вздохнула. - Да, с Борисом Исааковичем у нас давняя "дружба". Но почему ты пошёл у него на поводу?

- Я не видел другого выхода.

- А поговорить со мной? - предложила я. - Просто поговорить! Попросить прощения за свою глупую выходку и всё объяснить. Ты же знаешь, в таких случаях я не просто прощаю, я забываю обиду. Мы остались бы лучшими друзьями, я бы даже помогла тебе! Зачем надо было всаживать мне нож в спину?!

- Но я же не знал, что Bach - это Вы! - взмолился он. - Про неё, то есть Вас, чего только не говорили: и что она хладнокровна, жестока, непроницаема, бессердечна...

- Можешь не продолжать, - перебила я. - Однако должна заметить, что всё это выдумали вы сами. Я не создавала этот образ таким. Он просто был обособлен. И всё равно, это не оправдание. Подлость - не выход. Кстати, коль заговорили о моих образах. Теперь ты, наверное, знаешь, что Камю - тоже моё "творение".

- Да, - вздохнул он. - Теперь я понимаю, почему и как Вы настроили оркестр против меня.

- А я не про это. Так поступил бы каждый дирижёр, здесь нет ничего особенного. Я про другое. Из-за этого "снотворного" у меня был выкидыш, и вдобавок я потеряла зрение. Это реально было, а вовсе не рекламный пиар. Я месяц лежала в реанимации и месяц проходила реабилитацию. И ответь мне честно: такое можно забыть?

- Нет, - прошептал он спустя минуту и опустил голову. - И простить ... тоже.

- Ну, эт ты перегибаешь. Простить можно всё - смотря как просят, - я хитро смотрела на него.

Вдруг, как-то съехав с дивана, он соскользнул на пол и встал на колени.

- Вы святая! - прошептал он. - Вы милосердны и справедливы! Изберите для меня подходящую кару, и я приму её с упоением. Я готов на всё, чтобы искупить это преступление.

- Хорошо говоришь, - я улыбнулась (в общем-то, за этим я и пришла).

Какое-то время мы молчали.

- Божественная музыка! - заметила я. - Мне не нужны твои муки. Я повторюсь - я не сторонник насилия. Мне вполне достаточно твоего раскаяния.

Я поднялась и подошла к нему:

- Встань.

Он поднялся, но глаза его были устремлены в пол.

- Ты прощён, - я поцеловала его в лоб. - И пусть это послужит тебе уроком. Успехов тебе. Прощай, - я тихо вышла.

Я не знаю, что творилось в его душе, когда я ушла; как на него повлиял соль-минорный Gross Корелли, но... Утром я прочла в газете о том, что "известный пианист Николай Славин выпрыгнул из окна своей квартиры, оставив записку: "Прошу никого не винить в моей смерти. Мой грех оказался слишком тяжек - я не могу больше с ним жить!"".

 

*- Что это значит?! - ко мне подлетел Morresi с газетой в руках. - Что ты с ним сделала? Что ты ему сказала?

*- Не кричи, - попросила я, поморщившись. - Не надо во всех бедах винить меня. Да, я была вчера у него. Мы мирно поговорили, он попросил у меня прощения. Я, естественно, его простила, и мы расстались лучшими друзьями. А что было потом - я знать не могу, уж прости, не телепат! И вообще, почему ты заставляешь меня оправдываться? Кто ты такой?!

*- Ты права, - тихо ответил он, спокойно держа мой взгляд. - Я никто. Я лишь жалкий раб при своей хозяйке. Я собачонка, которой позволено давать голос только по приказу. И я не должен иметь своего мнения. Пусть я жалок, но я Человек. А вот ты этим похвастать не можешь, - он направился к выходу.

*- А ну стоять! - приказала я, но он не остановился, даже не обернулся.

Я аж онемела.

- Не ожидала, правда? - на другом конце стола я увидела Сашу.

- А в чём он меня упрекает? В том, что кто-то покончил собой?!

- Не обманывай себя. Ты всегда очень хорошо умела вызывать в человеке чувство вины. Славин не выдержал, он сломался. Ты ведь этого и хотела, сознайся.

- Не совсем, - сдалась я. - Я не хотела его смерти, я хотела его мучений.

- А это ещё хуже.

- Пусть так! Но он виноват передо мной!

- Был, - заметил Саша. - Но скажи честно, что ты сейчас чувствуешь?

- Ничего!

- Ты не хочешь об этом говорить. Ты можешь не отвечать - я и так знаю. Я просто хочу, чтобы ты задумалась над этим. Ну, что ж, приятного аппетита!

- Саша! - я не успела его остановить, он исчез.

#- Не помешаю? - в столовую вошёл Фер. - Ты с кем-то разговаривала?

#- Со своим третьим "Я". Заходи. Ты завтракал?

#- Да, спасибо. Ты уже читала сегодняшнюю прессу?

Я окатила его взглядом-сканером и поняла, что он не знает о том, что накануне я была у Славина.

#- Читала. И не нашла там ничего интересного.

#- Понимаю, - он заметил на моём лице предупреждение не продолжать.

#- Ничего ты не понимаешь. И понимать тебе это не нужно. А тебе радоваться надо - ты лишился главного конкурента. В мире он был лучшим пианистом.

#- А ты?

#- Ну, если умру и я, то кто будет тебя учить? - усмехнулась я.

#- Для меня лучше тебя и быть никого не может. Но ты - не конкурент, ты гуру.

#- Пошла лесть, - заметила я. - Но всё равно спасибо. Ну, ладно, - я отложила салфетку, - пошли заниматься.

 

К ужину Morresi не спустился.

#- Ты не видел его? - поинтересовалась я у Фера.

#- Так он же уехал. Ещё утром.

#- Куда? - удивилась я.

#- В Италию. А разве вы не об этом говорили утром?

- Так, - тяжело вздохнула я. - Вечер перестаёт быть томным.

Я взяла мобильник и набрала номер Андрелло.

*- Pronto, - по голосу ничего нельзя было сказать.

*- Я жду от тебя объяснений, дорогой. Раньше ты никогда не позволял себе уезжать не то, что не попрощавшись, но даже хотя бы не поставив меня в известность.

*- Я не думал, что должен отчитываться перед тобой за каждый шаг. Может, тебе ещё докладывать, когда я принимаю душ или ложусь спать?

*- Слушай, перестань! Италия - это не душ! - взорвалась я.

*- А при чём здесь Италия? - не понял он. - Я тебя не понимаю. Мне просто захотелось прошвырнуться по городу, сходить в театр. А тебе не всё равно, где я?

Эмоции так захлестнули меня, что я не могла выговорить ни слова.

- Убью! - процедила я, переведя взгляд на Фера, который всеми силами сдерживал улыбку.

Я сжала телефон в руке так, что в нём что-то хрустнуло, и он отключился. Швырнув его на пол, я встала. Фер тоже поднялся, пытаясь изображать на лице неведение.

Я ничего не сделала, только подойдя к нему, шепнула:

#- Ты идёшь по стопам Славина и кончишь тем же, - после чего вышла из столовой, взяла кое-что из вещей и уехала на своём стареньком джипе.

 

Через час вернулся Morresi и буквально влетел в дом.

#- Где Анна Мария? - сразу спросил он, увидев Фера.

#- Не знаю, уехала куда-то. Она никогда не говорит.

#- Что произошло? Расскажи мне всё подробно, - попросил Андри.

#- Да ничего особенного, я просто решил прикольнуться: сказал, что Вы улетели в Италию.

#- И ты ещё жив? - не выдержал итальянец.

#- То есть?

#- Ты разве не знаешь, что у Анны Марии нет чувства юмора? Подобные приколы вызывают у неё приливы ярости. А сейчас, когда у неё проблемы с психикой, она не всегда себя контролирует. Она могла просто придушить тебя или зарезать. Так что благодари Бога, что она просто уехала.

#- Она мне только сказала, что я иду по стопам Славина и кончу тем же. Что это значит?

*- Вот же идиот! - в сердцах воскликнул Morresi. #- Славин в своё время тоже не очень корректно "прикольнулся", и я думаю, ты уже знаешь, как он кончил.

#- Так ведь это было самоубийство! - недоверчиво заметил Фер.

#- Да, только за полчаса до этого он разговаривал с Анной Марией. Когда она ушла, он выпрыгнул из окна. Я надеюсь, тебе понятно, что послужило причиной. Она тонко играет на психике. Берегись её. Теперь твоя жизнь под угрозой. Тебе надо срочно найти её и вымолить прощение. Чем раньше ты это сделаешь, тем меньше злости у неё отложится. Она легко прощает, когда просят искренне, и если не упустить момент, - посоветовал Morresi.

#- Легко сказать! Поди теперь, найди её!

#- Ничего, найдём.

Но я обиделась серьёзно. Я не взяла ни одного мобильника. Куда я ехала? Сложный вопрос. Прямо!

И как всегда в подобных случаях, на моём пути возник Шацк. Сколько уже раз в жизни, пытаясь сбежать от кого-то или чего-то, я попадала сюда, и именно здесь я находила облегчение и решение своих проблем.

Я свернула на давно знакомом повороте, ожидая чуда, но...

Охранники были новые, молодые. На них не действовали никакие слова и даже суммы. Тогда я подошла к той части ограды, куда выходили окна спален, и запела ... Аve Maria (Шуберта).

Почти сразу я заметила движение в окне, через минуту оно распахнулось, и я увидела Триса. Его сосредоточенное лицо осветила улыбка, но она была грустна. Его губы прошептали "мама", и он скрылся в глубь комнаты, чтобы через несколько мгновений бежать к воротам с криком: "Мама! Мамочка приехала!".

Охранники даже не успели сообразить, как он уже вылетел из ворот и бросился ко мне.

- Мамочка, как я тебя ждал! - он повил на моей шее и разрыдался. Я озадачилась.

- Что произошло? Где отец?

Трис посмотрел на меня выразительно:

- Пойдём в дом.

Мы прошли мимо ошарашенной охраны и зашли в дом. Перед гостиной Трис остановился. Я заглянула в комнату и обомлела: посередине комнаты стоял стол, на котором лежал гроб, а в нём - Кристалл...

Но я не позволила своим чувствам вырваться наружу. Я взяла Триса за руку и прошла с ним в столовую.

- Ты составишь мне компанию? - осторожно спросила я, догадываясь, что он уже давно ничего не ел.

- Я не голоден.

- Пожалуйста, - я взяла его руку в свои и пронзительно посмотрела в его глаза.

- Конечно, мама.

За обедом я подговорила прислугу подсыпать ему снотворное и успокоительное. Поговорив немного на отвлечённые темы, я проводила его наверх и подождала, пока он уснёт. После чего я спустилась во вторую гостиную и попросила позвать ко мне начальника охраны.

Через пять минут в гостиную вошёл парень, которого я когда-то видела, но не могла бы сказать "знала".

- А где Рихард? – в общем-то я удивилась.

- Так он же...

Ему не пришлось договаривать - я поняла.

- Ясно. Присаживайтесь и, пожалуйста, расскажите мне всё и со всеми подробностями.

- Простите, но на каком основании? - он всё же сел.

- Ах, да! Вы ведь не в курсе. Но я Вас сразу прошу - не распространяться.

- О чём?

- Я мать Тристана.

- Вы? - он вытаращился на меня, как баран на новые ворота. - Простите, я Вас ни с кем не спутал?

- Нет. Я Анна Мария Косицына. И в этом нет ничего удивительного. Я укрывалась здесь после своей сымитированной смерти. Вы, должно быть, помните.

- Так Вы и были той женщиной Графа?

- Да, именно. А теперь я повторю свою просьбу - расскажите мне всё! - взмолилась я.

- Конечно. Всё произошло буквально пару дней назад...

Как оказалось, Кристалл, Рихард и ещё несколько преданных ему людей пали жертвой довольно банальных разборок местных авторитетов. Конкуренты прознали, что Кристалл начал отходить от дел и решили поделить его территорию. Он прознал. Следствием стали крупные разборки. Правда в последствии не осталось ни одного их участника. После убийства Кристалла его люди отомстили за него, убив всех его конкурентов.

- Кстати замечу, наследник был только у Графа. Таким образом, Тристан стал хозяином пяти старых территорий. Он ещё этого не понимает, но он уже авторитет, самый крупный. У него, так сказать, монополия на наш район. На похороны Графа завтра должны съехаться наши давние коллеги и партнёры. Они уже признали Тристана. У него шикарное будущее, - парень улыбнулся.

- Да, у него есть все шансы умереть от шальной пули, не дожив до совершеннолетия. Кристалл растил его не для этого. Он не хотел, чтобы Трис шёл по его стопам и принял его дело, поэтому он его и отгородил от этого. Трис, наверное, до сих пор не знает, чем занимался его отец.

- Ничего, завтра узнает.

- Только через мой труп! - я резко встала. Парень лениво поднялся. - Я не позволю вам трогать ребёнка и втягивать его во всю эту грязь. До восемнадцати лет, по крайней мере. Дальше - дело его. Он уже всё будет понимать и сможет сам сориентироваться.

- Вы хотите забрать его в Москву? - не поверил он.

- Нет. Столица развращает. К тому же он не уживётся с моими детьми. Я ещё не решила, как поступлю. Если хотите, можете пока самостоятельно заниматься делами Кристалла. Я не хочу ничего знать об этом.

- Вы отдаёте все полномочия мне?

- Надеюсь, Вам можно доверять. Иначе Вы вряд ли бы работали на покойного. Я его хорошо знала. Так что делайте, что посчитаете нужным. Но! Не навлекайте на Триса никакого зла - месть моя будет страшнее смерти, - предупредила я.

- Я учту. Спасибо. Я пойду?

- Да, конечно.

Когда он вышел, я прошла в кабинет Кристалла. Я не собиралась копаться в его бумагах, компьютере, вникать в его дела. Я не хотела ничего про это знать. Мне просто было нужно уединение - чтобы подумать, как поступить.

На следующий день состоялись похороны Кристалла. Я оделась, как вдова /правда больше смахивало на Bach/: чёрное платье, перчатки и шляпка с вуалью.

Я стала предметом всеобщего обсуждения (может быть впервые в жизни сама того не желая). Я обратила внимание на то, с каким уважением и почётом все обращались к Трису. У меня укрепилось желание забрать его отсюда.

Надо признаться, дожив почти до сорока четырёх лет, я ни разу не была на похоронах. Случай и любящие люди ограждали меня от этого зрелища. Должна признать, погребение Кристалла произвело на меня неисгладимое впечатление. И хоть я его никогда и не любила, мне было очень трудно на это смотреть. Может, виной всему была моя расшатанная психика, может и нет, как знать. Тем не менее, состояние у меня было ужасно отвратительное.

Не смотря на то, я уже давно не пила, бутылка водки, выпитая мною на поминках, никак не давала о себе знать - это ярчайшее свидетельство того, в каком состоянии была моя нервная система и психика.

Едва "гости" успели разойтись /уже под утро/, я только и успела, что прилечь в гостиной на диване, как сразу отрубилась.

Проснулась я в одной из спален, заботливо укрытая овчинным пледом. Как выяснилось, спала я полутора суток. Все, кто был на похоронах, прислали мне цветы и письма со словами благодарности и соболезнования.

Главной моей проблемой было то, что я не знала, что мне делать с Трисом. Здесь его оставлять было нельзя, а брать в Москву - вообще безумие. Я решила оставаться здесь, пока что-нибудь не придумаю.

 

Там, среди русской природы, вдали от городов и их проблем, я потеряла ощущение времени. Я целые дни проводила с Трисом, словно пытаясь восполнить упущенные годы. Мы гуляли, разговаривали, занимались. Я ему рассказывала, играла и показывала очень много интересного и познавательного. Нам обоим надо было отвлечься от похорон.

Постепенно тяжесть ушла и осталась только грусть. И та со временем стала ясной.

Я абстрагировалась от реальности и предпочла обо всём забыть.

 

Тем временем в Москве начали замечать моё отсутствие. Первые недели никто не предал этому значения - все привыкли, что я исчезаю, появляюсь и никогда никому ничего не говорю.

Первым забил тревогу Женя. Он больше всех за меня переживал. Он поговорил с N, но тот развёл руками и глубоко вздохнул, сказав, что ничего не знает и ничем не может помочь. После этого Женя объединился с Фером и через него вышел на Morresi. Тот в свою очередь лишь подтвердил моё обыкновение исчезать на несколько месяцев и потом неожиданно объявляться. Но, сделав скидку на последние события моей жизни, подключился к поискам.

Пока Фер и Женя "шерстили" Косицынградских мальчиков и дирижёров, Morresi обзванивал моих "бывших" - Эстергази и Альфреда. Ни у него, ни у парней не оказалось никаких сведений обо мне.

Начали проверять менее ожидаемые варианты. Но один за другим отпадали все. Morresi даже попытался разыскать моего адвоката-немца. Но он о нём ничего не знал.

Женя занялся всеми моими знакомыми в России, Morresi - заграницей. А Фер... просто усиленно думал, пытаясь догадаться, где я могу быть. Или почувствовать.

Последнее ему всё равно не удалось бы - он был непробиваем в энергетическом плане. Зато первое! Его просто осенило, когда он вспомнил, как мы однажды ездили с ним в Шацк. Он помнил, как важно для меня было держать это в тайне. Поэтому он поехал туда один, не сказав никому ни слова.

Дорогу он помнил очень хорошо - память у него и впрямь была феноменальной.

Остановившись у ворот, он вышел из машины и окинул взглядом забор и виднеющуюся позади верхушку дома.

Перед воротами никто не стоял (как было в прошлый раз), они были наглухо закрыты, на столбе развевалась чёрная лента. Фера невольно передёрнуло. Усугубляла настроение ненастная погода: мрачное, заложенное низкими тяжёлыми тучами небо, давящее почти физически.

Глубоко вздохнув, Фер нажал кнопку вызова. Долго ждать ему не пришлось.

#- Добрый день, - начал он и, не дождавшись ответа, продолжил. - Мне нужно поговорить с госпожой Косицыной.

Через несколько секунд он услышал требование:

#- Назовите себя.

Он назвал своё имя. Всё затихло.

Минут через десять /пока я выясняла отношения с начальником охраны по поводу того, что кто-то знает дорогу к этому дому, и знает её от меня; поставив точку на том, что сейчас хозяйка здесь я, я попросила проводить Фера во вторую гостиную/ ворота отворились, из них вышел крепкий высокий /но не выше Фера/ парень. Он осмотрелся, после чего грубо протолкнул Фера в раскрытые створки ворот. Тот прошёл молча, помня всё, что я рассказывала ему про это место и людей, которые здесь живут.

Когда он зашёл в сопровождении двух человек в гостиную, я уже ждала его там.

- Всё хорошо, вы можете идти, - сказала я охранникам, после чего они вышли.

Фер молча наблюдал за этой сценой.

#- Ты не должен был приезжать, - тихо заметила я.

#- Здравствуй, - в отличие от меня, он поздоровался и прошёл на середину комнаты. - Я думал, ты будешь рада меня видеть.

#- Мне очень жаль, но я не могу сейчас радоваться. Садись.

Он присел на край дивана и внимательно смотрел на меня.

#- Что случилось? - наконец спросил он.

#- Не важно. Это касается только двух человек в этом мире, и ты не в их числе, - отрезала я.

#- Понял, прости. Если позволишь, я всё же объясню. Я должен был приехать. Ты предупреждала меня, что это за место, и я всё помню. Я осознаю, что рисковал и до сих пор рискую жизнью, но это дело не терпело отлагательства.

#- Кто-нибудь знает, что ты здесь? - перебила я.

#- Нет, я никому ничего не говорил и не скажу. Я уехал тайно. Не переживай, я всё понимаю.

#- Что-то я детьми? - внешне сухо и безразлично спросила я, в то время как в душе у меня творилось светопреставление, а сердце замерло в груди.

#- Нет, не волнуйся, - он поспешил меня успокоить. - С ними со всеми всё в порядке. Наверное, это дело не так важно, как мне казалось.

Он замолчал, пытаясь прочитать на моём лице хоть что-нибудь. Но это было невозможно сделать - на мне была непроницаемая маска. Я тоже молчала, ожидая, когда он наконец выложит то, зачем поехал прямиком в ад.

#- Через две недели у тебя начинается гастрольное турне, - быстро и сухо выговорил он, снова замолчав.

В то время, как в моём мозгу началась сумасшедшая работа, а в душе - бешенная смена настроений и состояний. И всё это - при той же маске безразличия и непроницаемости.

"Гастроли через две недели? Это значит, что сейчас уже конец июля. А когда я сюда приехала? Кажется, уже прошло несколько лет. Я же абсолютно не ощущаю времени. И я не имею права отменить гастроли. Я обязана ехать в Косицынград и поработать там, хотя бы недельку. Но я же ничего не делала! А Трис?! Что будет с ним?...".

Ещё очень долго мы с Фером сидели друг напротив друг в полном молчании, пока я со стремительной скоростью решала, как мне быть, не сводя всё это время с Фера стеклянных не моргающих глаз, в которых не отражалось ничего.

#- Да что с тобой происходит?! - воскликнул он, встав и подойдя ко мне. - Очнись же! - он с силой затряс меня за плечи.

Он не успел ничего сообразить, как двое охранников уже оттаскивали его за руки от меня.

- Оставьте его, всё в порядке, - приказала я всё тем же "мёртвым" голосом. Нехотя они его отпустили.

#- Не делай так больше, если хочешь жить, - посоветовала я Феру, когда мы снова остались наедине.

#- Если мне нужно умереть для того, чтобы ты ожила, я готов, - заметил он, он не садясь. - Что с тобой?

#- Спасибо, что приехал, - я не ответила. - А теперь ты должен уехать. Через два дня я буду в Косицынграде, предупреди, пожалуйста, всех. Стас тебя проводит.

И как по мановению палочки на пороге вырос парень. Фер оглянулся, посмотрел ещё раз на меня и вышел, коротко попрощавшись.

 

Я решила взять Триса с собой.

Косицынград встретил меня очень задорно. Это был молодой город, где жизнь била ключом, он захватил меня в свою власть. Я вышла из того полу коматозного состояния, в котором пребывала в Шацке. Я словно очнулась и вернулась в прежнее рабочее русло.

Перемены коснулись не только меня, но и Триса, что не могло меня не радовать. Ему здесь всё было интересно, он пришёлся всем по душе. Он носился по гостинице и улочкам, как заводной. И я была за него спокойна. В моём городе он был в безопасности. Оркестранты в нём души не чаяли. Кроме того, он не был далёк от музыки: он достаточно хорошо владел тремя музыкальными инструментами и хорошо пел.

Я представила всем Триса как сына одного погибшего моего знакомого. Хотя то, что Трис звал меня мамой, несколько озадачивало всех.

 

Не успев приехать в город, я оставила Триса в гостинице отдыхать, а сама направилась в Косицынхолл.

*- День добрый, - я зашла тихо и попала как раз на перерыв.

Антонио и Джакомо обедали прямо на рабочем месте.

Антонио, не успев дожевать, вскочил мне навстречу, пытаясь поздороваться с забитым ртом.

Джакомо кивнул головой, не посчитав нужным встать. Антонио это заметил и поднял его, потянув за локоть, сказав что-то, чего я не расслышала, после чего Джакомо опустил виновато глаза.

Вся эта сценка прошла за несколько секунд в стремительном темпе.

*- Приятного аппетита, - я улыбнулась.

Проглотив, наконец, остатки пищи, Антонио заговорил:

*- Здравствуй, дорогая, - он наклонился к моей руке и поцеловал её, предварительно прикрыв салфеткой. - Ты прекрасно выглядишь.

*- Спасибо, вы тоже не похожи на замученных рабочих чёрного цеха.

*- Я давно не слышал твоих шуток, - признался Антонио, усаживая меня на диване.

*- Джакомо, как дела? - я обратилась к парню, так как мне показалось, что он чувствует себя лишним.

*- Спасибо, хорошо, - он улыбнулся не поднимая глаз. - Можно я выйду?

*- Конечно. Кстати, поешь в ресторане. Вам нужно хорошо питаться, а от этого фастфуда будет язва, уж ты мне поверь. Так что поешь основательно и не спеша. Приятного аппетита.

*- Спасибо, - он стремительно вышел.

Я проводила его взглядом и повернулась к Антонио. Он открыто пожирал меня глазами и, встретившись взглядом со мной, страстно поцеловал.

*- Madonna! - тихо воскликнула я, когда он нехотя закончил поцелуй. - Как ты изголодался! Похоже, мои девочки плохо работают.

*- Дело не в них, - серьёзно ответил он. - Я ждал тебя. Мне нужна только ты, я не замечаю никого. Как же я соскучился! - он крепко обнял меня, скользя губами по моей шее.

*- Антонио, не забывай, где мы, - заметила я, пытаясь освободиться.

*- Это твой город, ты вольна здесь делать всё, что захочешь!

*- Вот именно - захочу, - я всё же отстранилась.

Мы встретились глазами.

*- Какой же я дурак! - Антонио встал и отошёл. - Я же всегда знал, что мы нужны тебе только для забавы. Даже не для денег, лишь для утехи. Я сам виноват во всём! Ты никогда не давала повода, а я влюбился! Как мальчишка! Втрескался по уши! И ждал чуда! А вдруг ты меня заметишь...

*- Антонио, - я остановила его. - Перестань. Это не нужно ни тебе, ни мне. Это не любовь, но поймёшь ты это многим позже, когда меня не будет рядом. Это зависимость, но она пройдёт. Будет больно, потом ты обвинишь во всём меня, а потом... может быть поймёшь, что это значило. Ты не первый и, боюсь, не последний на кого я так действую.

*- Зависимость? - переспросил он. - А разве это не одно и то же?

*- Ни в коем случае. Любовь - это доверие, уважение, единство душ. Это когда ты знаешь, как поступит человек в следующую секунду, знаешь, что он скажет, что значат его жесты и выражение глаз. Это когда тебе не нужны слова, чтобы понять его. Когда ты знаешь, что ему нужно, даже тогда, когда он сам этого не осознаёт. Любовь - это постоянная поддержка друг друга, даже на расстоянии. Это особое состояние, когда две родственные души обретают то целое, из которого они были разбиты. Не все знают, но душа от сотворения состоит из двух начал /ин-янь, как в фен-шуе/, она двухполярна. Перед попаданием на землю в земной оболочке она делится, разбивается на две половинки и в таком виде существует в нашей реальности. И самая главная духовная задача - обрести своё целое путём слияния со второй своей составной. И это удаётся единицам. Ведь вероятность встретить именно свою половинку очень мала. Она не всегда сосуществует рядом с нами, иногда она даже всплывает в другом временном пространстве. Вот это и есть Любовь. Настоящая, духовная. Некоторые люди компенсируют её чем-либо: верой (религией) во что-либо или физическими наслаждениями (как в большинстве случаев).

*- Но у меня к тебе не просто влечение! - возразил Антонио.

*- Знаю, это из другого разряда. Это энергетический вампиризм. Я нужна вам как источник энергии, силы, власти, уверенности, знаний. Рядом со мной вы чувствуете себя уверенней, а когда я исчезаю, реальность снова наступает и не за кого спрятаться. Я сама в этом виновата. Мы всегда в ответственности за того, кого приручили.

*- Я тебя не понимаю, - честно признался он через несколько минут молчания.

*- Знаю. Может, поймёшь позже, может, не поймёшь никогда, - вздохнула я.

Какое-то время он пристально смотрел мне в глаза, пытаясь что-то там прочесть. Поняв это, я словно испугалась, что он увидит что-то такое, чего никто не должен знать, я встала и отвернулась.

*- Иди к Джакомо, тебе тоже нужно поесть. Я сама поработаю.

Я едва услышала как он вышел - настолько тихо он закрыл дверь.

- Он никогда тебе не поймёт, - я повернулась - возле дирижёрского стола стоял Саша.

- Знаю. Сама не понимаю, зачем наговорила ему это.

- Ты говорила это не ему, а себе. Ведь ты всегда считала, что любишь N, а когда поняла, что не его, тогда озадачилась: так кого же тогда? Кого-то ведь надо любить!

- А теперь всё больше убеждаюсь - тебя я любила с первой секунды и навсегда. Ведь ты и есть моя вторая половинка. Иначе тебя бы здесь не было.

- И до нашего воссоединения осталось чуть больше года. А до той поры мы оба будем чувствовать одиночество и неполноценность.

- Зато мы нашли друг друга! - заметила я.

- Ты права. А год - это ничто в сравнении с вечностью.

- Теперь я понимаю, почему ты всегда рядом - мы просто не можем существовать на расстоянии. Спасибо!

- Не мне - нам. Обе наши половины закончили цикл одновременно. Это заслуга обоих. А теперь - отрабатывай свою карму, - он улыбнулся.

- С радостью! До встречи.

- До скорой встречи, - уточнил он и растворился.

Я вздохнула, включила камеру и другую аппаратуру.

#- Добрый день. Я рада вас всех приветствовать снова, - я улыбнулась, выслушивая приветствие оркестра. - Мы стоим с вами на пороге исторического события. И этот тур станет лакмусовой бумагой для нас, он выявит все ваши достоинства и недостатки, подчеркнёт слабые места и подведёт итог всей нашей работе. Итак, приложим последние усилия. За работу, друзья! – проговорила я и повязала повязку.

Работали на износ. Все. От меня до работников сцены и уборщиков.

Я уже открыто начала заниматься и вокалом и фортепиано.

 

Я запретила всем навещать меня и отрывать более чем на пятнадцать минут по любому делу, не касающемуся турне. Даже с Женей я общалась по десять минут, не каждый день и только по работе. Я понимала, что для меня это последнее, что я могу сделать в жизни значимого.

Я снова вернулась к медитации как альтернативе сна /по три часа в день, час - на еду и дорогу, двадцать - на работу: из них десять - оркестр, пять - рояль, пять - вокал/.

Даже Morresi, Фер и N приезжали ко мне и пытались вписаться в эти часы /они же тоже участвовали в моих сольных программах/. график работы был железным и не нарушался ни разу.

С первого дня приезда в Косицынград я снова начала принимать своё лекарство и уже не прекращала ни на день.

Я знала, что мне нужен сильный организм. Мне предстоял не один концерт и даже не недельная серия. Поэтому я очень серьёзно отнеслась к своему здоровью. И я знала: меня хватит, я выдержу, меня это не сломит.

От всех людей /не принимающих участие в концертах/ я отстранилась. Все контакты - только по работе. Ничего личного. Это стало моим девизом на этот год.

 

Одиннадцатого августа Косицынхолл растворил свои дубовые двери для миллиона зрителей, приехавших со всей России и ближнего зарубежья, чтобы услышать премьерный "прогон" /как я назвала его "за сценой"/ программы.

Я старалась фиксировать все недочёты и успеть исправить их к следующему концерту. Уже одиннадцатого августа оркестр играл "на чемоданах", их упаковали накануне. Возле чёрного входа уже ждало двадцать автобусов, на взлётных площадках - четыре самолёта.

И так было везде, куда бы мы не прилетали. Отдельным грузовым самолётом путешествовали вещи, инструменты и аппаратура. Сбоев не было - всё было организовано по высшему разряду, у меня не было ни одного замечания к Жене, который летал везде с нами.

Это была самая блестящая организация турне. Претензий не было ни по размещению, ни даже по питанию.

Наше турне в прессе окрестили "кругосветка за год". Страны шли в таком порядке: Европа - Африка /осенью/ - Антарктида - Южная Америка - Северная Америка - Япония - Азия - Австралия - Косицынград.

Проблемы начались в Африке - из-за погодных условий. И хоть в Сахаре мы и не играли, жара Египта и Алжира заставила всех попотеть в прямом смысле. Morresi отказался там петь, мне пришлось удвоить свои сольные выступления.

В Антарктиде я чуть не отморозила руки.

В Южной Америке еле-еле наполнили залы.

Северная Америка била по всем показателям.

Япония - благополучно.

Азия - народ такой же дикий, как и в Африке.

Одиннадцатого августа следующего года мы снова играли в Косицынхолле.

 

Не вижу необходимости описывать это турне в подробностях. Скажу только, что лично я проехала все страны мира. И могу сказать с уверенностью - меня знает весь мир!

В крупных цивилизованных странах я давала по два и даже три концерта.

Оркестр выступал только в крупных странах, где была возможность принять пять наших самолётов, выделить двадцать автобусов и разместить более двух тысяч человек в гостиницах.

Во всех остальных странах я либо играла сама, либо пела (иногда с Morresi или N) под аккомпанемент рояля (Фера) или струнного квартета/квинтета.

За те дни, пока я выступала одна, оркестр успевал разместиться и передохнуть.

График был составлен замечательно!

Из каждой страны я привезла по одному-двум сувенирчикам в память об этом турне.

В принципе, казусов хватало, но это довольно стереотипные казусы, которые происходят со всеми артистами, поэтому я не вижу смысла писать о них.

Из рук вон выходящего ничего не было. Гастроли были удачными и более прибыльными, чем я рассчитывала. Да и слава моя освежилась и окрепла.

 

Единственное событие, действительно важное, не имело прямого отношения к турне, но соприкоснулось с ним вплотную.

В апреле мы играли в Нью-Йорке. В это же время в Метрополитен шли гастроли балета Большого театра. Каково же было моё удивление, когда после концерта ко мне зашли Рома с Юлей. Как оказалось, Женя знал об этом и хотел сделать сюрприз. И он удался! Я была очень рада.

Но не настолько, чтобы не заметить плохого самочувствия дочери. Отослав мальчиков в коридор, я решила "посекретничать" с дочерью. Надо заметить, наши отношения медленно, но уверенно налаживались.

Вопрос слетел с моих губ раньше, чем я его сформулировала в своей голове.

- Ты беременна? - голос был спокойный и мягкий, чему я сама поразилась /Джульетте на тот момент не было ещё и шестнадцати/.

- C чего ты взяла? - не прочитать испуг в её ещё детских глазах было сложно.

- Дочка, я рожала более десяти раз. Беременность я могу определить лучше любого врача, - соврала я. На самом деле я ничего не видела, и догадаться было невозможно. Я просто почувствовала. Это как во сне: ты знаешь что-то и не можешь объяснить откуда, просто знаешь. Так и я, просто знала.

- Да, - ответила она, не поднимая глаз.

Теперь я припомнила историю, которую решила на автопилоте, не сильно вдаваясь в детали. Было это около месяца назад, когда мы заканчивали "отыгрывать" Южную Америку.

Мои люди /приставленные ко всем детям/ доложили, что во время гастролей Большого в лондонском Ковент-Гардене Юля сошлась с неким лордом. Я попросила накопать всю возможную информацию. И каково же было моё изумление, когда я увидела его фото и прочитала досье - это был Артур Эстергази! У меня было шоковое состояние. Но я не имела возможности решать эту проблему самостоятельно, и поэтому поручила своим людям доступно ему всё объяснить. В случае необходимости я разрешила даже припугнуть его.

В итоге Большой уехал, Артур больше не появлялся, и я забыла об этом – и так забот хватало. Тем более я была уверена, что он просто хотел покрутить интрижку. После смерти жены он стал вообще невыносим в этом смысле.

И вот теперь, узнав о беременности дочери, я вспомнила ту историю. Я и не думала, что всё зашло так далеко.

по крайней мере о других увлечениях дочери мне не докладывали - следовательно их не было/

- И кто он? - осторожно спросила я.

- А тебе не всё равно? - вспылила Джульетта. - Ты ведь никогда нами не интересовалась! Что это тебя вдруг, любопытство пробрало?

- Не надо так, Юля, - я старалась быть мягкой. - Мне всё про вас известно, даже больше, чем ты думаешь. И именно потому, что вы мне не безразличны. Я просто не думала, что у вас с Артуром всё так далеко успело зайти. Вы же были знакомы всего ничего.

- Откуда ты знаешь про мистера Эстергази? - она притихла.

- Вот видишь, ты его даже по имени не называешь. Я же тебе сказала: я всё про вас знаю.

- Ты следишь за нами?

- Можно и так сказать. И только потому, что вы мне не безразличны. И если я на вас воздействую, то только через кого-то или что-то, так как прямой контакт, увы, не получается.

- Так вот почему он ни разу не позвонил! Ты запугала его!

- Вынуждена тебя разочаровать. Он не позвонил по другой причине: потому что подлец и мерзавец. Можешь мне поверить, я знаю его более десяти лет, и он ничуть не изменился. По крайней мере, к лучшему. Он всегда любил молоденьких девочек и всегда менял их, как перчатки. Ты не подумай, что я хочу тебя уколоть. Нет, я просто пытаюсь раскрыть тебе глаза на человека, которому ты приписываешь несуществующие качества.

- Я тебе не верю! - её глаза наполнились слезами.

- Твоё дело. Я и не жду от тебя любви и веры. Но это мой долг - говорить тебе то, чего ты не знаешь. Я не могу об этом молчать. Но скажи мне честно, сколько раз вы встречались?

- Четыре.

- И на какой он уложил тебя в постель?

- Всё было не так! - она задыхалась от сдавливавших её грудь рыданий. - Он меня ни к чему не принуждал. Я сама захотела!

- Я тебя очень хорошо понимаю - сама была в твоём возрасте. А он этим воспользовался. Уже поэтому он подонок. Он хоть сказал, сколько ему лет?

- Тридцать четыре, - буркнула Юля.

- Тридцать четыре?! - я хохотнула. - Да когда мы с ним познакомились, ему уже было тридцать пять! Кабель паршивый!

Юля молчала.

- Постой, а он знает, что ты моя дочь?

- Конечно! Ведь в театре я выступаю под твоей фамилией.

"Ах, ты сволочь! - пронеслось у меня в голове. Я поняла весь смысл его действий. - Так ты решил отомстить мне через дочь! Как же ты низок!".

- Ты была у врача или тест покупала? - решила сменить тему я.

- Тест. Но это точно, я несколько раз проверяла.

- Ясно. Главное - срок небольшой, ещё можно сделать аборт без последствий.

- Я не буду делать аборт, - вдруг твёрдо заявила дочь.

- Почему?

- Тебе этого не понять. Я люблю Артура!

- А он тебя?

- Это не важно! Главное - я люблю его. И я буду счастлива родить его ребёнка.

- Даже с угрозой для своей жизни и здоровья?

- Да, - её решимости можно было позавидовать. - Я уже всё обдумала и моё решение окончательно. Я буду рожать.

- Что ж. Это твоё решение. Можешь рассчитывать на меня - я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Я не буду строить препятствий. Обещаю.

- Это ... правда? - не поверила она.

- Конечно правда. Я хочу, чтобы вы были счастливы. А мои упрёки не будут этому способствовать. Ребёнок - это большая ответственность, тем более в твоём возрасте. Но мы справимся, - я обняла её.

После этого Юля стала доверять мне гораздо больше.

 

А я всё время думала об этой ошарашившей меня новости. И во время одной из моих медитаций меня словно громом поразило: Артур же бесплоден! Он же не может иметь детей!

Вывода напрашивалось два: либо он вылечил своё бесплодие /что мало вероятно, так как он к этому никогда не стремился, а после смерти Беатрис, эта проблема вообще перестала его беспокоить/, либо отец - не Артур.

Я склонялась ко второму выводу. Но, тем не менее, отдала приказ своим людям узнать всё про Артура: делал ли он себе операцию и прочее.

А по поводу второго - я решила намёками поговорить с Юлей, при случае...

Но случай не подворачивался, а время шло.

 

В мае, уже в Японии, здоровье испортилось уже у меня. Правда объяснений было предостаточно: постоянная смена климата и часовых поясов. Поэтому я даже не стала обращать на это внимания.

В Азии же всё само встало на свои места. Отвертеться было уже невозможно. Я была беременна...

И это тогда, когда я как с писанной торбой носилась со своим здоровьем, пила все лекарства, следила за давлением и даже температурой /чего вообще никогда в жизни не делала/. Я сделала всё, чтобы избежать очередного, грозящего стать последним, сердечного приступа. И вдруг на тебе! Не в дверь, так в окно!

Я была в отчаянии. В какую-то минуту очень хотелось убить Фридельмана, который божился, что у меня не будет больше детей. Потом вспомнились слова Саши: "Фридельман не Бог". И всё встало на свои места. Он знал, он предупредил меня. А я, идиотка, была слишком легкомысленна.

Зато теперь я понимала только одно - умереть я могу в любую секунду. И не могу сказать, что меня это очень радовало.

Я не могла больше ни о чём, думать, работала на автопилоте.

Я понимала, что не смогу выносить этого ребёнка, а если чудом и смогу, то не рожу. Ну, а если он ещё и случайно выживет, то это будет уродец во всех смыслах, так как у меня он возьмёт всё, что осталось - все болезни и передозировки лекарств. Ясно было, что от ребёнка надо избавиться. Но как?!

Как-то случайно мелькнула мысль о том, что мы с дочкой умудрились забеременеть одновременно. В другой ситуации это могло бы даже показаться смешным. Но не сейчас.

И словно провидение, я увидела решение проблемы.

Когда мои люди сообщили о том, что Артур не лечил бесплодие и так и не может иметь детей, стало очевидным, что отец не он.

Дочери этого сказать я не могла (она бы всё равно мне не поверила). Она свято верила, что отец он, и божилась, что больше ни с кем даже не целовалась.

Я поняла, что это была случайная связь, и Юля в этом никогда не сознается. Следовательно, человек не из приличного круга и не достоин нашего внимания.

А для меня было принципом не позволять смешивать нашу кровь с непотребным сбродом. Я была настроена очень решительно: своего ребёнка Юля не должна была родить. Зато ... могла родить моего. Лучшей суррогатной матери и желать было нельзя!

Естественно, дочка никогда бы на это не согласилась. Пришлось пойти на самую страшную и жестокую ложь в жизни. И посвящённым в неё был только один человек - Фридельман, которому я под страхом смерти всё рассказала.

Крепя сердце, он согласился со всеми моими доводами, но считал, что Юля должна знать. Это я оставила на своей совести.

Он также не мог гарантировать, что я и мой ребёнок не пострадаем. Подобные операции /да ещё и на таком сроке/ были даже в наше время редкостью. Но Фридельман поклялся сделать всё, что сможет и держать всё в секрете.

Решив не откладывать это дело в долгий ящик, я легла в клинику Фридельмана двенадцатого августа, на следующий день после заключительного концерта в Косицынхолле.

А тринадцатого августа в эту же клинику легла Юля, по нашему с Фридельманом настоянию. Во-первых, надо было определить точный срок /чего она решила без меня не делать/ и проследить ход беременности; а во-вторых, там уже лежала я - а вдвоём не так страшно.

Юля не одобрила моё решение делать аборт, но влиять на меня не могла /естественно/.

Перед сном ей подсыпали снотворное, и как только она уснула, Фридельман начал операцию, исход которой не мог предугадать никто.

Оказалось, у Юли вместо ожидаемого пятого месяца шёл уже седьмой, а ребёнок развивался неправильно. Более того, у него уже был целый букет врождённых всевозможных аномалий /Фридельман всё зафиксировал и выделил наследственные - что помогло бы определить отца, ну, и анализ крови, конечно, тоже был сделан/.

По крайней мере, от сердца у Фридельмана отлегло - он понимал, что ребёнок не дожил бы до родов, и он просто сократил его страдания.

А вот мой, вопреки всем его опасениям, оказался абсолютно здоров, даже "слишком, что подозрительно", как заметил потом Фридельман.

Операция прошла довольно быстро и успешно.

Так что утром проснувшаяся Юля удивилась, что я уже успела "избавиться от ребёнка". Фридельман объяснил ей, что у меня была угроза выкидыша, поэтому пришлось делать экстренную операцию, чтобы спасти жизнь хотя бы мне. После этого, чтобы успокоить ревущую Юлю, он рассказал ей, как был болен ребёнок /приписав ему все болезни её собственного/ и сказал, что так лучше для всех. На вопросы о здоровье её ребёнка он ответил убедительно, успокоив и избавив от всех страхов.

Юля светилась от счастья. И я, надо сказать, тоже, хоть и осознавала весь ужас содеянного.

Отцу моего ребёнка так и не стало известно, что он должен был /и станет/ стать отцом...

 

Ещё лёжа в клинике /здоровье моё требовало оставаться там подольше/, я отдала приказ своим людям найти человека, которой должен был быть отцом ребёнка моей дочери /несколько в другой формулировке, конечно/.

Фридельман смог вычислить срок её беременности до дня зачатия /чуть ли не до часа!/. Так что моим людям предстояло узнать всё, что произошло в этот день с моей дочерью с той секунды, как она проснулась и до той, когда наступили следующие сутки.

Доклад был представлен раньше, чем я ожидала. И поверг меня в ужас.

А я-то думала, что повидала уже в этой жизни всё, и удивить меня невозможно!

Как оказалось, в тот день Юля весь день была в театре /а остальное время - либо с охранниками, либо дома/. А там везде установлены камеры наблюдения. Моим людям просто надо было смонтировать небольшой "фильм" со всех камер, фиксировавших передвижения Юли. Они это и сделали.

Как обычно, она приехала утром вместе с братом /их привёз шофёр/ и зашла в театр. До обеда шла обычная репетиция с концертмейстером. Перед перерывом главный балетмейстер объявил, что проходит отбор солистов для гастролей по Европе и США, и попросил нескольких человек /в том числе Рому с Юлей/ задержаться.

Он приглашал их в свой кабинет по одному для "собеседования". Однако камеры, установленные в его кабинете показали другое.

/я не знаю, каким лохом надо быть, чтобы так себя запалить! он же не мог не знать об этих камерах! или просто был уверен, что они не работают, как и большая часть установленной в театре аппаратуры.../

Первым зашёл парень на несколько лет старше моего Ромы...

Увидев форму "собеседования", я сразу поняла, и кто отец ребёнка, и почему Юля никогда об этом не скажет.

Я была в шоке. Естественно, я не стала досматривать диск до конца. Если бы я увидела, что этот подонок сделал с моими детьми, я бы стала самым страшным маньяком на свете.

А так я хотя бы не потеряла способность мыслить.

Сделав копии и смонтировав так, чтобы лиц подростков не было видно, я разослала эти записи во все инстанции: начиная с дирекции театра и заканчивая администрацией президента с гневными письмами в придачу.

Моё влияние и деньги сделали своё дело. Суд прошёл быстро, срок был пожизненный, а камера - с рецидивистами.

/педофилов в тюрьме не жалуют - к ним относятся очень жестоко и устраивают самую страшную жизнь, какая только возможна в этом мире/

Я знала, что убийство стало бы для него избавлением, подарком судьбы и слишком лёгкой расплатой. Поэтому я пошла законным путём и выбрала для него самое ужасное, что только знала. Мне пообещали, что ближайшие лет пять он точно не умрёт.

 

Разобравшись с этим делом к октябрю, я почувствовала дичайшую усталость, словно бы силы уже начали покидать меня.

Решив, что в Москве все мои дела закончены, я взяла Триса и уехала в Шацк /кстати, после возвращения из турне до этих пор он жил в Косицынграде с Фером, который полюбил его как своего/.

Фер приехал к нам в Шацк через неделю, официально объявив об отъезде в Венгрию.

Оркестру я дала долгосрочный отпуск, хотя в душе очень хотела, чтобы Фер занялся им, когда меня не станет. Возможно, он побоится такой ответственности, но я знаю - он справится. Этот год многому его научил, и он сжился с ребятами. Мы стали одной семьёй, и я даже не знаю, как он сможет с ними расстаться...

С Morresi я простилась очень тепло, попросив не присутствовать при моей кончине, желая остаться в его глазах живой и полной жизни.

С N я простилась довольно холодно, простив его и попросив прощения.

С детьми - очень тепло и не трагично /ведь они не знали о моей скорой смерти/.

Перед отъездом в Шацк, я созвонилась с Альфредом: помирилась и простилась с ним /он, правда, очень озадачился и ничего не понял/.

С Эстергази я говорила долго. Я сказала Артуру всё, что о нём думаю и в самых резких выражениях; с детьми говорила мягко, попросив за всё прощения.

Веберов я найти не смогла...

Итак, в Шацк я уехала, закончив все дела земные.

 

ЭПИЛОГ

Сегодня первое ноября **** года. Я рада, что могу дописать последнюю страницу своего жизнеописания. Мне всегда казалось, что я заслужила самую страшную смерть и непременно в одиночестве. Но видимо, я смогла хоть как-то замолить свои грехи. Я не страдаю от диких болей /с которыми уже свыклась и которые уже давно воспринимаю как неотъемлемую часть жизни/, скорее просто чувствую, как жизнь уходит из меня.

Из соседней комнаты слышен смех Триса. Фер играет с ним, словно сам стал ребёнком. Но он уже взрослый, и я могу доверить ему своего сына. Я знаю, он будет в надёжных руках. Надеюсь, о Юле Фер тоже сможет позаботиться, я его просила об этом.

Сашино присутствие я уже не просто ощущаю - последние несколько дней он просто не отходит от меня. И сейчас сидит рядом, обняв меня за плечи. Сейчас его прикосновения стали материальны. Или я перестаю таковой быть...

Я спешу закончить, так как комната начала заполняться дорогими моему сердцу людьми. Здесь и мои родители, и дети, и наши любимые питомцы, которые всегда были членами нашей семьи. Их всё больше и больше, они ждут меня. И мне не терпится отложить всё в сторону и пойти с ними. Туда, где совсем другие заботы. Туда, где нет смерти, где вечная жизнь и вечная весна.

Если я не успела перед кем-то извиниться - Простите!

Если я не успела с кем-то проститься - Прощайте!

 

P.S. Анна Мария Косицына умерла во сне в ночь с первого на второе ноября, в свой сорок пятый день рождения.

Ференц