Классное окно было распахнуто. На дворе с утра накрапывал холодный дождь. Сентябрь пришёл вместе с сыростью и ветром. Держась за прогнившую, старую раму, Сашка то и дело смотрел вниз. Там, внизу, был мокрый асфальт, на нём написанное белой краской «Алина, я тебя люблю!». Кто и кому адресовал это послание неизвестно. На скользком от дождя подоконнике, маневрировать становилось всё труднее.

Сашка полуобернулся и встретился взглядом с Истеричкой. Ребята не любили её за постоянные крики, угрозы и жалобы директору. Она и правда умела закатывать истерики, вытаращив глаза и уперев руки в боки. Но дисциплина от этого не становилась лучше. Наверное, из-за этого её и не уважали, а она никак не могла навести порядок. «Истеричка», - не раз выкрикивал ей вслед и сам Сашка. Однажды на классном часе, она так прямо и сказала: «Я не знала, как всё же тяжело быть учителем, вы просто невыносимы».

Наверное, кто-то другой, более мудрый и опытный, глядя со стороны, посчитал бы, что учительницу можно пожалеть, но Сашке она была глубоко противна. Неприязнь между ними установилась с самых первых дней, как только она пришла в школу. Истеричка всё никак не могла запомнить его имя, будто бы оно было слишком необычным. Помявшись и смущённо взглянув на него несколько раз, она просила: «Напомни, пожалуйста, как тебя зовут. Класс слишком большой». А когда Сашка возмущённо бросал: «Александром», пожимала плечами, так словно хотела сказать «подумаешь, какой барин, ну забыла и забыла».

Сейчас, Истеричка была не на шутку напугана. Сашка отчётливо читал в её глазах страх.

- Окунев, немедленно слезай, - её пальцы усиленно дёргались и ручка, зажатая между ними, тоже.

- Не слезу, пошли вы все!

Наверное, впервые за всю жизнь Сашка чувствовал себя уверенно. Теперь все они, такие самодовольные и желчные, могли только исполнять его приказы. Он слышал, как Юрка Длинный прошептал своему соседу по парте: «Вот это Окунь даёт», и это придало ему лишней силы. Вот именно, Окунь даёт, тот самый бледный и рыжеволосый Окунь, которому Юрка так любит отпускать щелбаны, а его приятель Гришка давать пинки и подзатыльники. Молчаливый, скромный Окунь, такой неприметный среди других драчливых и хамовитых мальчишек в классе. Некоторые учителя его хвалили, а математичка даже как-то заметила, что если бы он захотел, то мог бы быть отличником. Но в том-то и дело, что Сашка ничего не хотел. Дома он любил играть в компьютер, в школе откровенно скучал. Окунева не награждали на линейках, но и не отчитывали на родительских собраниях.

- В тихом омуте, черти водятся, - иногда, правда, говорила о нём мать, если сын грубил или упрямился.

- Черти водятся, а окуни нет, - думал про себя Сашка и непонятно почему для матери, улыбался.

Сашка жил в крепкой, дружной семье. Отец и мать работали на заводе, дед дежурил на складе. У Сашки было всё, что нужно, включая и карманные деньги, которые он часто прятал от одноклассников на дно рюкзака. Родителей мальчик любил по-своему, но почему-то твёрдо усвоил, что слушаться их необязательно. Его никогда не наказывали, а только могли прочитать наставление. Одни только пацаны докучали Сашке по-настоящему. Они любили встречать после уроков, вытряхивать содержимое карманов, обзывать последними словами и напоследок больно мутузить. Да, уж дружбы у него ни с кем так и не получилось, хотя от этого он сильно не страдал. Глупые, нахальные ребята и визгливые девчонки не стоили его сожалений. Он сам по себе, они по-своему. И жить бы ему так до самого вручения аттестатов, но этой осенью с Сашкой что-то случилось. Он

2

ходил сам не свой, дёргаясь от каждого слова, огрызаясь по поводу и без. Сашка сам не

замечал, как от любой, даже не злой шутки, на его щеках вспыхивали красные пятна, в глазах искрился острый огонёк. Совсем недавно за плевок из трубочки, он набросился на Юрку и повалил его на парту. Кажется, если бы их не разняли, Сашка отлупил бы его как следует, уж слишком велика была его ярость. У Юрки тогда было такое растерянное лицо, что он даже как следует не защищался, а только прикрывал глаза обеими руками.

А сегодня случилось непредвиденное. В другое время он бы и внимания не обратил на эти слова. Истеричка уже два раза за чем-то к нему обращалась, а он не слышал. Погружённый в свои мысли, Сашка просто смотрел в окно. Ребята уже давно посмеивались, хитро наблюдая за Сашкой и классной. Наконец, истеричка не выдержала и громко заметила:

- Окунев, ну ты и тормоз.

Это заявление, как назло, Сашка услышал чётко, в висках сразу застучало, а от дерзкого смеха одноклассников на глаза навернулись слёзы. Слёзы не обиды, а той самой ярости, что так бесцеремонно владела им в последнее время. Смутно сознавая, что делает, не думая о последствиях, Сашка одним махом выскочил из-за парты и через секунду уже был на подоконнике. Он не помнил, как отворил окно и только обжигающие капли дождя заставили его вздрогнуть и невольно пошатнуться.

И вот уже около пяти минут Сашка стоял на подоконнике, а бледная как мел классная уговаривала его не дурить.

Для пущей важности Сашка заявил:

- Если кто-то из вас встанет с места или хотя бы дёрнется, я сразу прыгну.

Весь восьмой класс не дёргался, а, напротив, расширенными глазами следил за ним. Сашка даже слышал чьё-то хриплое дыхание.

- Окунев, я тебя прошу, заклинаю, спускайся, - снова протянула классная, но Сашка только в который раз отчеканил:

- Да пошли вы все, - и сплюнул вниз.

Конечно, за это время он слегка успокоился, да и прыгать по настоящему Сашка не собирался. До надписи «Алина, я тебя люблю!» отсюда казалось совсем немного. Второй этаж не слишком далеко от земли. Скорее всего, он бы не убился, но искалечил себя точно. Сашке не хотелось, но в то же время, что-то заставляло его смотреть и смотреть вниз, как в бездонную пропасть.

- Окунев, если ты хочешь, чтобы я извинилась, то вот, прилюдно прошу у тебя прощения. Ну, я же не со зла, без всякого умысла.

- Это кто здесь тормоз? Это я что ли тормоз? – Сашка презрительно окинул взглядом класс, словно желая найти того, кто ответит на эти вопросы, - сами вы тормоза и идиоты.

У Сашки уже кружилась голова, да и признаться, весь этот спектакль ему порядочно надоел. Но он не знал, как его закончить, ярость значительно поутихла и на смену ей пришла досада на самого себя. Вот, что теперь делать, как завершить сцену?

Сашка заметно продрог, да и ноги начали затекать в коленях. Он аккуратно переставил стопы подальше друг от друга, по-прежнему держась за раму. Классная тихонько ахнула. Она прекрасно знала, что рамы гнилые, но Сашка прочно укрепился на подоконнике. Похоже, ему ничего не грозило.

- Слезай уже, - неожиданно крикнул кто-то из класса, а затем ещё и добавил, - хватит выламываться, тоже ещё камикадзе.

Сашке не понравилась эта фраза. Никто здесь не смел ему указывать, что делать. Но слезть, действительно, очень хотелось. И, пожалуй, если бы классная ещё раз попросила прощения, он бы, словно нехотя, спустился, вернулся за парту и пусть бы кто-то ещё раз попробовал над ним насмехаться. Однако, классная почему-то замолчала. Она несколько раз посмотрела на ребят и снова повернулась к окну.

- Алина, я тебя люблю, Алина, я тебя люблю, - крутилось в Сашкином сознании. На

3

душе было паршиво. Ему уже начало казаться, что вот сейчас они снова противно

захохочут, назовут его дураком. А, может, скорее, он сам сделал из себя посмешище?

Сашка уже нерешительно взглянул вниз. Игра затягивалась. Его нерешительность мгновенно передалась классной, и, Сашка заметил, что она уже не так сильно нервничает, как будто самое страшное и тяжелое уже отступило.

Классная вздрогнула, как будто о чём-то вспомнив. Возможно, она просто знала, уже где-то слышала, как следует вести себя в подобных ситуациях, но слишком растерялась.

- Хорошо, хорошо, Окунев, стой там, если тебе нравится. Мне надоело тебя уговаривать. По-моему ты и сам уже начал понимать глупость своего поступка.

Сашка молчал, закусив губы. Да, всё же годы в пединституте не прошли даром. Молодая учительница когда-то слышала, что совсем не нужно уговаривать. Следует делать вид, что ничего не случилось. Скоро ребёнку всё это надоест, и он, в конце концов, успокоится. К ней начал возвращаться здравый разум.

Ребята тоже пришли в себя, и по классу всё чаще стал проноситься шёпот, парты заскрипели. Длинный Юрка ухмыльнулся и встретился взглядом с Окуневым.

- Предлагаю продолжить урок, - сказала Истеричка.

Перед глазами у Сашки помутнело. Всё, что угодно, но только не это. Нет, он не смог ничего доказать, не смог утвердиться. Чёртов день, чёртов дождливый сентябрь и это неукротимое волнение. Голова по-прежнему кружилась. «Алина я тебя люблю, люблю тебя, Алина, я…».

Само собой для них он теперь снова был тем самым обычным Окунем. Окунь, который совсем не рыба и не мясо, а так, просто трус. Он это прекрасно сознавал. И сколько ещё таких Окуневых было в школе, в городе, повсюду? Над ним смеялись и раньше, но теперь будет ещё хуже.

Дождь почти перестал, и надпись из белой краски стала ещё ярче и ближе. Классная, наконец, отложила ручку. Сашка зажмурился и прыгнул.