Е.Б-му -1- В водовороте бурных дней, многозначительных событий - в расцвете юности своей и малозначащих объятий, Алена милая царила, себя поклонникам дарила, была отважна в чувствах нежных и доверяла больше им, чем полагалось бы. Любим был ею образ (кто – неважно!) И офицеров молодых она решительно смущала, а покровительства следы, казалось бы, не ощущала. (Но пылкий, ушлый ухажер не лез к начальству - на рожон!) В картографической артели, по дивной прихоти служа, она была не то сержант, не то невеста, в самом деле! Шёл год за годом, женихи сменялись чередой сезонной (армейских дев одни лохи берут для жизни - для семейной). Её желали без затей… (И в скобках скажем - без детей). Алёна много не тужила, всегда наивно весела (к разряду дев отнесена мной потому лишь, что служила). Я тоже знал её тогда… Она была в зените славы и появлялась иногда в компании одной подруги. Но в ней уже читалась грусть (хоть ошибиться я боюсь). Она исчезла вдруг куда-то, не появлялась года пол, пришла, счастливая, в упор: - Я замуж выхожу, ребята! -2- - Кто он? - Восточный человек (случайно встреченный на пляже) крутой джигит, горазд yemek* … - Ты влюблена? – Не знаю даже! - Ну, ты Алёнка – мо-лод-ца, нашла такого молодца! За это выпили шампани, затем добавили винца… - Нет, я в завязке - до венца! Теперь я пахну лишь шампунем. Ещё полгода пронеслось. О ней тогда ходили слухи, что ей уволиться пришлось в запас из воинской обслуги, и что Алена взаперти… (Что лучше, чем на па-пер-ти). Но вот беда - не может дева никак принесть благую весть - точнее забеременеть. А раньше было – только дунуть… Но вот однажды рассказала подруга давняя, на-раз, как акушерка из родзала гешефты делает… Рассказ был принят как команда к бою (что будет, Алечка, с тобою!) Договорились, что как только поступит юная мамаша… Как говорится, будет наша! И что переживать без толку? И вот, в урочный день и час, Алёна мужу заявляет - мол, будет первенец у нас (и свой животик выставляет…) Он плакал-пел-плясал-скакал наш, прямо скажем, аксакал*. Чтоб риски снизить до нуля, Алёна к маме уезжает, там к сроку мальчика рожает... (И как родного приняла!). -3- Прошло два месяца от роду, малыш-отказник чуть подрос, Тимуром назван был он сходу - в честь деда, это не вопрос. А на кого похож ребёнок? Папаша вылитый - с пелёнок! Любим родителями страстно - до умиления, до слёз. Алена счастлива всерьёз (порой серьёзна, неуместно). Однажды случай был такой: чего-то там она поела, её стошнило (раз-другой), потом… она похолодела! Тайком идёт она к врачу… (Я верить в это не хочу!) Ну да, природу не объедешь, как бают, на кривой козе: - Вам пять недель, моя мамзель, готовься - мамой скоро будешь! - Да, так бывает иногда, что не сбываются прогнозы, - ей доктор говорил (вот гад!)… - Что ж делать?! - Что-то делать поздно! - И это ваш последний шанс. Второе сердце бьётся в вас! Алена выпала в осадок - от мужа кровное дитя! (Всего два месяца спустя…) Кому-то это было надо?! В себе Алена измененья всё больше стала отмечать… Свои тревоги и сомненья другим не стала поверять, а собрала ребёнка в кучу, уехала, на всякий случай. Там втайне дочку родила, договорилась с директрисой (назвав в честь матери Клариссой), в детдом малютку отдала. -4- Сама вернулась, будто с юга, с три кучи мужу наврала, и жизнь опять пошла по кругу, но с тайной, спящей у двери. Порой она срывалась к тёте… (Зачем - и сами вы поймёте). А с директрисою детдома подписан тайный договор… (Алена с этих самых пор жила на два, простите, дома). Был в договоре пункт один (и как казалось, без подвоха), что дама или господин удочерить не смогут кроху (и что духовный патронаж не будет стоить так уж – аж!) Алена чуть повеселела - был в радость муж, не в тягость сын, лишь ужасающие сны прижились в ней как новосёлы. Клариссу навещала мать, старалась - хоть разок в декаду, дочь начинала понимать, была ей бесконечна рада! (Вопросов тёмных и простых ещё их жребий не настиг). Что будет впереди - не знала Алена и жила - сейчас: мол, жизнь придумает без нас сюжет для нового сезона. Был пандемии год тревожный - детдом закрыт на карантин, и в этой обстановке сложной малыш не болен - ни один! Нет, болен, а верней больна директор дома – вот-те-на! Но карантин снят понемногу - для родственников вход открыт, мамаша к дочери парит, и мажет на ходу помаду. -5- Не передать словам привычным вой вьюги, волка, и вдовы, не передать и мне, конечно, о чём - уж догадались вы ?.. Алёне няньки рассказали, что девочку (её) забрали! Американская семья, приехавшая специально приобрести дитя - реально… Ну как тут не сойти с ума!? Алена к директрисе мчится и узнаёт, что та больна и, мол, не знает, что творится уж месяц, кажется, она. Когда же всё она узрела - аж вся на миг похолодела. Не знает адреса никто - не мониторят специально процесс усыновленья, тайно детей увозят за кордон. Поплакали-погоревали, но возвращаться надо в дом - там сын, работа и так далее. Но, видите ли, дело в том, что не была б она Алёной, когда б смирилась… дурой полной… Нет, по приезде, в тот же миг всё мужу тут она открыла (нет притворяться больше силы!) Её он понял… если б мог. Привыкнув к обстоятьльствам новым, Алена начала искать по всем друзьям, былым знакомым... (И муж ей начал помогать!) На время, отложив вендетту, он стал трагическим поэтом… Задействован был генерал, а брат его служил в таможне (где всё нельзя – и всё там можно), да всё идеи генерил. -6- Ещё был Александр Ильич, убойной группы полководец, нашёл друзей на Пальме-Бич* (у нас везде есть свой народец!), все службы поднял на-попа, но в цель, как видно, не попал. Лишь «убыл, убыл…» - все журналы (как-будто путали следы…), не дали поиски плоды. Алена, что ж ты натворила! Прошло три года, будто в спячке, и рана стала заживать - так паруса висят на мачте, не в силах больше ветра ждать. (Ну, пусть не паруса, а шторы, и, правда, кто бы с этим спорил?) Тимур уж ходит в первый класс, и знать не хочет всяких баек, он в папу крут, а в маму боек (но жизнь испытывает нас…) Однажды в телепередаче сюжет Алену поразил - ребенок был убит на ранчо в семье приёмной*… Нету сил! (Рождает сердце материнское к тем людям чувство озверинское). В тот раз избит был мальчик вусмерть, как выяснилось из газет - статья на первой полосе… Тут мысли начинают виснуть! Алена стала все газеты читать с начала до конца, ища известные сюжеты (ища знакомого лица…) Так день за днём - и год проходит, Алена места не находит! А дети гибнут в разных странах - то там, то здесь, наперебой - то задохнулся газом boy, то… Это очень-очень странно! -7- Лирическое отступленье, как стилистический приём, рождает лёгкое волненье - как лёгкий флирт, как звёзды днём. Но косвенные отношенья таят прямые ощущенья… А, впрочем, это не антракт, совсем не перемена дела - так автор тихо и умело вам льёт бессмертия нектар*! Он верит (будто отвлечённо), Что может, через толщу лет мальчишка вскрикнет восхищённо… (Не над поэмою, о нет!) Изобретёт мой юный хакер Программу - исправлять… характер! И вновь Алёна - молода, своих не ведает ошибок, и дочь растит, и от улыбок морщинки шалые у рта. И девочка, сама ребёнок, не бросит сына наобум… И примут, наконец, законы - запрет на экспорт бэби-бум! И все закроются детдомы (осиротеют бизнес-дамы). И чтобы вирус или кошка не помешали в добрый час, я расскажу ему про нас… (Пусть будет лирики немножко!) Как отступленье ни пошлó, но чтоб никто не оступился - напомню вкратце, что прошло уже лет десять (кто не влился), Алена мужа обманула, но в западню себя вогнала! Дитю чужому - как журавль, дитя ж родное потеряла, затем везде его искала… Кларисса, где ты… ты жива ль?! -8- Сегодня год как мамы нет. Сын и отец вздыхают тяжко и смотрят на фамильный склеп… (Похожие как две затяжки!) Им тайный смысл открыть, желая, Алёна смотрит как живая. И волны плещутся над нею, и как в замедленном кино, она плывёт, плывёт - на дно… (И мой язык, увы, немеет). Перенесёмся год назад. Алена, помнится, листала газету, задержала взгляд и … тут же, замертво, упала! На фото в полный рост была Кларисса изображена… Был на полу разбит сервиз и разномастная посуда… Рычал как-будто бы оттуда американский атавизм.* Она жила ещё недолго. В последний путь взяла с собой газету эту (как наколку…) Прощай, Алёна! Бог с тобой! С моста отважно сиганула и ждёт заветного сигнала… Отец и сын идут, сутулясь, и каждый в чём-то повинён (но каждый знает, что - не он!), затем всинхрон они вздохнули… И вправду, нечего сказать, нет слов таких, на самом деле… Тоску так трудно передать мужчин, мустангов и метели! Но дальше ускользает мысль. Боюсь, что вас я утомил. Ну что ж, прощаться нам пора, хоть жаль мне так прощаться с Алей… Вы помните, она вначале была ко всем нам - так добра… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
