Поэты Белого Движения ЗАЛЕССКИЙ Михаил Николаевич (4 мая 1905, Таврич. губ. - 22 марта 1979, Сан-Франциско) — поэт, публицист, историк. В возрасте 14 лет воевал в рядах Белой армии. Поступил в Донской кад. корпус, с которым эвакуировался в Кор. СХС. После оконч. корпуса поступил на химич. отделение Загребского ун-т.а. С юных лет писал стихи. Будучи членом НТС, вел в 1942-44 нелегальную работу в оккупи¬рованных немцами обл. России. Был в Минске, Харькове, Киеве. После войны работал в Ин-те по изучению СССР, в Баварии. Переселившись осенью 1949 в США, жил и работал с 1950 в Сан-Фран¬циско. В 1973 вышел на пенсию. Регуляр¬но печатался в калифорнийских изданиях как историк и лит. критик. Автор книги «Слава казачья» (Сан-Франциско, 1978). Посмертно издана его книга «Златоцвет» (Мюнхен, 1981). Все свои трудовые сред¬ства завещал Фонду Свободной России. Ист. Витковский Е.В. Антология... Кн. 3. С. 371. Лит. М.Н. Залесский (некролог) // Встречи (Франкфурт-на-Майне). 1979. Март- апр. № 203-204. (НТС - Народный Трудовой Союз) ПРОГУЛКА. За бараками - болото: Черный торфяник... Я давно уж без работы, К нищите привык. Есть картошка? – Слава Богу Хлеба нет? Ну, что-ж, Скоро в дальнюю дорогу... То-то, заживешь... Солнце в ярости крылатых, Огневых лучей. Тянет нежным ароматом Зреющих полей. За полями - перелески /Ветви - взмахи рук/. Альп вершины в небе резкий Очертили круг... Сквозь спокойствие лесное, Мой направлен путь, Там, где густо пахнет хвоей И грибом - чуть-чуть... Гладит ветер изголовье Золотистой ржи. Брызнули горячей кровью Маки вдоль межи. Васильки синеют. Кашка Пахнет медом сот. Даже скромная ромашка Головы не гнет. Свежим сена ароматом Потянуло вдруг: В кочках, граблями измятых, Выкошенный луг... Сердцу - радостна равнина: В блеске летних дней, Так же пахло в Духовщине И звенел ручей... Там за речкой скудноватой Ветлы где стоят, Было много бревенчатых, Под соломой хат. А у встречного мальченка, Что лукошко нес, Вся льяная головенка И... облезлый нос.... Это было в дни тревоги, В дни военных гроз.... На развилке, у дороги, Распятый Христос.... Символ муки неизменной – Придорожный Крест – Мне напомнил люд смиренный Дальних, русских мест... Опускаюсь на колени, Меж цветов в траве. Дни на Родине, как тени, Встали в голове... Жизни злобные шарады Кто понять бы смог? Мне на Запад ехать надо, А в душе - Восток. Знаю: путь свой начиная Крикну с корабля: "Ты прости-прощай, Родная Густо кровью политая, Дальняя Земля. 1949 г. Маркт Швабен, в окрестности Мюнхена, Верхняя Бавария. / Впечатления от передачи этого произведения пианисткой Светозарой Персидской./ Звенит чуть слышно ручеек, Рожденный в недрах гор. Он слаб еще и одинок, А путь тяжел, а путь далек На радостный простор.... Слилось с напевом быстрых вод Журчанье родников... Пробит камней нависших свод, И смело ринувшись вперед, Поток поет без слов.... Несется в пене меж камней Стремительный каскад. Он все мятежней, все вольней. И вот: сверх каменных полей Бушует водопад. Покинут хмурых гор чертог... Сбылись потока сны: Он вдаль спешит спокойно строг И скрыты отзвуки тревог В гармонии волны.... Реке навстречу рвется гул: В мелодии иной Весь мир покорно потонул. То побережье захлестнул Клокочущий прибой... Еще напор и... кончен путь Все звонче моря шквал. Реке открыта моря грудь И ей гремит: " Про все - забудь". Ликующий хорал... СТРЕКОЗА и МУРАВЕЙ. Над трясиной вязкой, Над зеленой ряской, Между ивы лоз – Вечное гуденье : Не смолкает пейте Голубых стрекоз. Беспечальным летом, В воздухе согретом Лаской сенных вод, Нет предела счастью : Манит, с дикой властью, Бешенный полет... А на бережечке, У невысокой кочки, Там, где зной - сильней, Жил трудолюбивый, Вечно хлопотливый Черный Муравей.... Тяжкая работа; День-деньской забота, Ночь не досыпал. А что мир - приятен, Хоть и не без пятен, Он не замечал. Лето холодело. Стрекоза все пела, Только уж грустней. И таскал былинки, По своей тропинке, Шустрый Муравей. Солнце в тучах скрылось. Пенье прекратилось : Мучит зябь и дрожь. И пустой желудок Не выносит шуток : с ним не запоешь Октября туманы Залили поляны. Ветер свищет злей. После летней страды, Все заполнил склады Пищей Муравей. Но никто не знает, Где нас ожидает Злой судьбы удар : Вспыхнул утром рано, В мареве тумана, Небольшой пожар Кочка обгорела; Вся трава истлела... Жизни злой рассказ Грустью жмет сердечко... Ах, сгорел, как свечка, Муравья запас. Горем оглушенный, С лапкой обожженной, Он к дуплу ползет, Где в пыли столетней, Был закончен летний Стрекозы полет... "Стрекоза-сестрица, Можно-ль приютиться Мне до вешних дней?" "Что-ж, живи, конечно, Был ответ сердечный – "Вместе - веселей". НАКАНУНЕ ВЫДАЧИ В ЛИЕНЦЕ. Клубятся в горах туманы, В берег скалистый бьется река... Далеко от степи духмянной Путь - дорога легла казака Через многих народов границы, Через дни боевых тревог, Каждый жменю родной землицы, Как святыню, на сердце берег... Воля Казачья - звезда золотая. Ее не сгасить никому. Мы ушли из Родимого Края, Чтоб свободу добыть ему... Горят, открываются раны; Бессильно повисла рука.... Клубятся в горах седые «туманы, В берег скалистый бьется река... МОЙ ПУТЬ. Я пою о старой, прадедовской Славе, Что в казачьих душах выжгла воли знак... Я брожу по свету - маленький, чернявый, Песнями богатый низовой казак... Забреду дорогой в курени казачьи: Посошком, чуть сльшно, в пузырьки стекла. И в ответ усльшу: "Заходи, одначе, Нонче, вишь, казачка - пышек напекла". Пышки - для заправки.../до чего же сладки/ А потом хозяин подмигнет жене : "Ты, тово, Матвевна, пошуми Гришатке: Что-й-то, выпить нынче захотелось мне". И казачка крикнет: "Гриша. Поскорей-ча. Да погодь ты трошки: я денженок дам. Это пригадал ты верно, Пантелеич: К холодцу, ведь, надо хочь по сотне грамм"... Разговор струится старою повадкой: С шуткою мешая боевую быль... Прибежит обратно разбитной Гришатка, Принесет большую с выпивкой бутыль. Потечет беседа, то смеясь,то плача, Как уж повелося то промеж Донцов. И хозяин скажет: "Заводи - казачью. Нашу - службовскую про дела отцов." Эх, Казачья песня - тучка зоревая, Что летит над степью в предрассветной мгле. Без тебя - без песни -, в горе изнывая, Сгибли-б мы бесследно на чужой земле. Запоешь и... реют старые знамена И плеснет волною Светлостройный Дон. Запоешь и встанут с памяти Иконы Хуторской церковки Платовских времен... В жизни современной, в сутолке безглавой, Путь свой повседневный выбирает всяк... Я - брожу по свету и пою о Славе, Песнями богатый низовой казак. ТЮЛЕНЬИ СКАЛЫ (Легенда о том, как Сан Франциско получил свое имя). Здесь не сыщешь отпечатков ног: Их смывают волны океана... В старину, на глянцевый песок Приходить любили великаны. Страшные... с глазами хищных рыб, Ярости и силы небывалой ... Видишь, ребра этих серых глыб? То они швыряли в море скалы! А потом ватагой злых детей, На обрыв взбирались исполины. Посмотри, от рога их когтей На камнях расщелины, морщины... Задыхаясь в каменной пыли, Лезли на пригорок дикий, лысый ... Добрались... и низко до земли По пути пригнули кипарисы. Выли в исступленье боевом, В небо горы целые бросали ... Но тяжелый прокатился гром И безумцы дерзкие пропали ... Как тогда бесился океан, Тяжко бился грудью об утесы ... С ураганом из далеких стран К берегам примчались альбатросы. Буря мяла перья гордых крыл, Мощных, но дрожащих и усталых. Вниз вожак всю стаю опустил: Отдохнуть на серых, мокрых скалах. Там они с тех пор и стали жить: Полюбилось новое жилище, Что же, правду нечего таить: Ясно, от добра добра не ищут ... Время шло потоком новых дней, То спокойно ясных, то дождливых ... Как-то зазвучали у камней Крики Чаек дерзких, суетливых... Нашумели. Наболтали вздор. (Чайки это сплетницы залива). Альбатросы не любили ссор: Кверху потеснились молчаливо. Заняли все выступы террас, Гнезда многих птичьих поколений, Но из волн в туманный ранний час Вынырнул большой косяк тюленей. Порезвился шумно вокруг скал, Звонко камни шлепая ластами, А потом Старик Тюлень сказал: — Это место, чаечки, за нами! Ох, какой тогда поднялся крик! Чайки ведь ругаться мастерицы, Но махнул ластом в ответ Старик И ... нахохлясь уступили птицы ... Вновь промчались сотни долгих лет, Вдоль по гладкой времени дорожке. На камнях свой оставляли след Птиц гнездовья, да тюленей лежки. И когда у диких берегов Паруса скользнули белой тенью, Слышался тревожный чаек зов И вдали сердитый лай тюленей. В небо взвились сотни птичьих стай: Опустели гнезда на карнизе . . . И монах - священник назвал край Именем Святого из Ассизи, Чьим была богатством нищета, Чья вся жизнь была любви страница, У кого клевали изо рта Крошки хлеба — сестры птицы. В старые забытые года Много былей помнили утесы, Но они молчат . . . зато поет вода И кричат в полете альбатросы. Посмотри вокруг встают опять Тайны — величавые приметы, Только их умеют разгадать Нынче . . . только дети и поэты. МУЗЫКА Пальцы по клавишам бегают гибкие. Ожил раскрытый рояль. Струны поют и причудливо-зыбкую Ткут золотую вуаль. Чье-то волшебное ткут покрывало — Ризу для светлых богов. Песню поют без конца и начала Светлой гармонии снов. Больно, что ряд безнапевных мгновений Песню сурово прервет, Рой порождаемых песней видений Бледным миражем уйдет. Пальцы по клавишам бегают гибкие. Ожил раскрытый рояль . . . Струны звенят и причудливо-зыбкую Ткут золотую печаль . . . ФРАГМЕНТЫ ГОРОДА ЛИЦО ГОРОДА Выбеленный солнцем, вылощенный бризами, Сан Франциско — город всех возможных рас: В нем слились с испанскими гордыми капризами Глянец черной кожи и раскосость глаз. ДУХ ГОРОДА Многоликий и многогранный, Город в вечном движенье. В нем порождают надежд обманы Подвиги и ... преступленья. Место под солнцем берется с бою. В схватке упорных воль, Как владыки, следят за игрою Доллар и ... алкоголь. Души людские — мечтами живы: Желанья наши — крепче оков. Хмельнее вина и властнее наживы, Городом правит ... любовь. ВЕЧЕР Солнце от дальней дороги — устало; Волн океанских замедлен раскат. Тронул кистью блекло-алой Стены домов городских закат... Вспыхнули жаром цейлонских рубинов У небоскребов громоздких стекла. Солнце повисло над хмурой пучиной, Горящим мечом Дамокла... День позабыт, как докучный сон. День затерялся в потоке машин ... Скоро радугой яркой неон Озарит богатство витрин... В быстрой смене-мелькании дней, Радости миг — так непрочен... Город, надев ожерелья огней, Развернул все соблазны ночи. ГОРОДСКАЯ НОЧЬ Город греется в ярком неоне реклам, Город хочет забыть о рассвете! И гудит, по залитым асфальтом холмам, Океанский соленый ветер... Протянулися улицы, руслами рек. Тонут дали в слоистом тумане. Облаков моросящий разбег Рвут антенны высоких зданий ... Прорываясь сквозь зарева хмурую медь, Туч края озаряются ярко, Но и неба багрянец не может согреть Силуэты деревьев парка... Ночь — бессонна. Машин нескончаемый ряд Мчится с шорохом шин неизменным И о гибели чьей-то кричат Маяков прибрежных сирены ... ГОРОДСКАЯ ЛЮБОВЬ Помнишь ли: в вечер, когда нам казалось, Яркое счастье смогли мы найти, Помнишь ли ты, как реклама смеялась: «Лучшие... в мире... духи ... Коти...» В вихре безумья промчались недели — Дни громоздились на дни... Нашу любовь озаряли и грели Многоцветных реклам огни ... Скоро пришла неизбежная драма: В вечер, когда раскрестились пути, Жалко в тумане кривилась реклама: «Лучшие ... в мире ... духи ... Коти ...» НИЩИЙ СКРИПАЧ Слепой скрипач играет на вокзале, Под грохот проходящих поездов. В его игре — дыхание печали, Неуловимое, как отдаленный зов ... И снова боль души ожила властно: Мы все грустим о тайном, о своем. О том, что жизнь прошла напрасно, Что милых губ увял излом ... И горько так, под рокот струнный, Приняв душой, как неизбежность тьму, Мне твердо знать, что я в подлунной Не нужен больше никому! А жизнь по-прежнему бурлит И манят неизведанные дали ... Дорожной пылью весь покрыт, Слепой скрипач играет на вокзале.., ГОРОДСКАЯ ОСЕНЬ Есть дни с дождливыми закатами, Когда рыдает ветер в мокрых сучьях И хлещет листьями измятыми, Неумолимо и колюче, По мокрым окнам ... Липкие тенета Плетет тоска в промозглости мансарды. И валится из рук бесцельная работа И мыслей пасмурных клубятся мириады... Рассудок, беспощадно и сурово, Ведет подсчет мучительным утратам ... В такие дни стихов бессильно слово, Свободной песнею звучавшее когда-то. И кажется, что там, в углу, где тени Пропитаны гнилым грипозным ядом, Аккорды нерожденных песнопений, Замерзшим искрятся каскадом... Нет. Песням не бывать крылатыми: Тускнеют яркие созвучья... Есть дни с дождливыми закатами, Когда рыдает ветер в мокрых сучьях ... НА РАСПУТЬИ У бряцающего стремени — Алатырь Горючий Камень: Надпись, блеклая от времени, Полустертая веками. Вещий ворон хмуро супится ... Солнце меркнет за курганами ... «Берегись! Твой меч иступится», «В битве с злыми басурманами»... Опустились руки крепкие; Мысли мечутся бессильные ... Пряно пахнут травы цепкие, Степь шумит-поет ковыльная ... «Что-ж. Вперед! В борьбы кипении» «Долю я свою изведаю». Конь горячий в нетерпении Ржет, пред новою победою. Степь безлюдна. Одиночество Сторожит, в пыли веками, С вязью древнего пророчества, Алатырь Горючий Камень... СЛУЖЕНИЕ СЛОВУ Скользя и падая, во мраке бездорожья, Сжигая силы в полымьи сомнений, Не забывай, что жизни тени Развеять может только Правда Божья. Познав паденья — поднимайся снова: Пусть сердце бьется трепетно и глухо. Тебя ведет, при взлете духа, Осознанное Правды Слово! Иди за ним. Путь — скорбно прост: Дерзай и в смертный час бороться И через мглу глубокого колодца, Умей различить свет хрустальный звезд. ВЕРМУТ ЦИНЦАНО Ты грустишь, что завтра будет день туманный, Что дождем холодным захлестнет панель ... Хочешь: мы закажем вермута цинцано В розовых бокалах золотистый хмель?! И совсем неправда: осень, Сан Франциско, Дождь, что барабанит в мокрое окно. Старость, что подкралась незаметно близко ... Хочешь вспомнить правду? — Отхлебни вино. Видишь: по зеленой мы идем равнине, Между виноградных Умбрии холмов. В солнцем разогретый аромат полыни Влился пряный запах мори и цветов... В небе неуемный, звонкий щебет птичий И над всем ликует лучезарный свет ... Здесь воздушный облик кроткой Беатриче Обессмертил Данте пламенный сонет! А за поворотом видны башни Пизы, Над рекой зеленой — арками мосты И домов старинных стены и карнизы Гроздьями глициний густо залиты... Солнце зацелует сердца злые раны. Душу ароматом обовьет апрель... Оттого, что в каждой капельке цинцано Заключен певучий, итальянский хмель! М.Н. Залесский |