КОГДА НАСТУПИТ ВЕСНА

В окошко немилосердно дуло, и Лена поплотнее запахнула наброшенную на плечи курточку. Что ни говори, а на дворе уже октябрь месяц, не лето красное. Полтора часа, что она добиралась на одышливо скрипевшем автобусе до поликлиники онкологического диспансера, боязливо именуемого в городе «раковой больницей», даром не прошли. Ноги она промочила сразу же, как только вышла из дома, и полчаса, что пришлось топтаться на остановке, поджидая заплутавший в неведомых дебрях общественный транспорт, окончательно заморозили ее и без того вечно холодные ноги. Лена провела языком по губам. Ну вот, так и есть, прямо по центру верхней губы уже начинала проклевываться очередная герпетическая припухлость. Значит, не далее, как завтра к вечеру, лицо разнесет на полкилометра, и бдительная бабушка опять будет твердить, что нельзя целовать маленькую Кристину ни в коем случае, «чтобы хоть дитё от тебя эту заразу не подцепило».

Лена представила себе доверчиво распахнутые ей навстречу серые, как осеннее небо, глазенки и невольно улыбнулась. Надо же, всего полгода, как она родила этот маленький пискучий комок, на второй день жизни нареченный необычным именем Кристина, а никто в их семье уже и жизни не мыслит без этого пухлощекого создания, с упоением тянущего в рот все, что под руку попало. Лена поджала заледеневшие пальцы в мокрых сапогах и представила, как обрадуется ее приходу маленькая разбойница. От предвкушения дочуркиного лепета настроение немного улучшилось. И Лена, в который раз, стала оглядывать унылую очередь, застывшую в скорбном ожидании у гинекологического кабинета.

Кого тут только не было. В основном бабуськи с торбами и авоськами, съехавшиеся, похоже, со всех окрестных деревень. Пара девчонок ее возраста с безумными от перепуга глазами слушающих байки, рассказываемые старожилами. Несколько женщин неопределенного возраста, из тех, кого в народе простодушно именуют «тетками». И среди всей этой разномастной, пестрой компании, словно лебедь на птичьем дворе, горделиво восседала настоящая дама, с безукоризненной прической и идеально наложенным макияжем. Она сидела перед самой дверью врачебного кабинета и рядом с ней обшарпанная, облупившаяся от времени белая деревяшка выглядела особенно нелепо. Лена почему-то поймала себя на мысли, что такой женщине куда больше подошло бы роскошное кресло в большой золотисто-розовой комнате. Или сидение красивой и гордой машины, из тех, что совсем недавно можно было увидеть только по телевизору, а теперь заполонивших улочки даже их небольшого и небогатого городка. А здесь в этом коридоре, пропахшем людскими слезами и страхами, она была так же неуместна, как позолоченный умывальник в конурке бомжа. Дама повернулась к Лене и пристально посмотрела на нее чуть надменным оценивающим взглядом. Крупные камни в серьгах холодно блеснули, будто укололи непрошенную наблюдательницу. Лена стыдливо отвела глаза, словно ее поймали за чем-то непривлекательным. Есть люди, под взглядом которых хочется съежиться и исчезнуть. Так смотрят кондукторы и работники ЖЭКов, вахтеры и секретарши высоких начальников. Прямо, как у Некрасова: «Посмотрит – рублем подарит». Причем этот самый рубль ему самому очень даже мог бы понадобиться, да вот приходиться на такую ничтожную личность, как ты тратиться.

Лена в сотый раз перечитала самопальный плакат о вреде курения, от руки написанный старательными медсестрами какого-то местного отделения с мудреным названием «торакальное», и снова уставилась на носки собственных промокших сапог.

Время тянулось невыносимо медленно. Молодая мама тоскливо вздохнула. Похоже, на дневное кормление она уже никак не успеет. Бабушка, конечно, голодной Кристю не оставит. И кашу сготовит, и пюре разогреет, если потребуется. Но от одного воспоминания о жадных маленьких ручонках, нетерпеливо сжимающихся в предвкушении маминого молока, Лена почувствовала, как заныла грудь. И тут же, словно по команде мучительно заныл низ живота. Все, как всегда. Точнее, как обычно в последние два месяца. Именно тогда молодая мамаша Леночка, закрутившаяся в домашних делах, дошла-таки до женской консультации, чтобы показаться своему доктору.

Улыбчивая пожилая докторша долго расспрашивала ее про кормления и прикормы, улыбалась в ответ на Ленины рассказы об уме и сообразительности ее юной дочки. И все было просто замечательно, пока Лена не взобралась на тот пыточный аппарат, именуемый гинекологическим креслом. Врач привычным движением взяла со столика какую-то блестящую штуковину, присела на стульчик возле ног пациентки. Лена привычно зажмурилась от прикосновения холодного металла. И потому, открыв глаза, особенно четко уловила перемену, произошедшую с лицом докторши. Словно кто-то снял с нее улыбающуюся веселую максу и взамен надел личину с остекленевшими испуганными глазами. Лена ясно увидела бьющийся в черных зрачках, увеличенных очковыми стеклами, огонек страха. Молодая женщина впилась глазами в это лицо. Внутри нее что-то мучительно сжалась в предвкушении несчастья. Почему-то первая мысль, пришедшая ей в голову, была о новой беременности. Вот не вовремя-то! Кристя еще кроха совсем, а тут снова все сначала. Тошнота, головокружения по утрам, изжога от зеленого яблока, отеки, давление. Лена так увлеклась воспоминаниями о злоключениях, предшествующих рождению дочери, что не сразу поняла, что рассказывает ей врач. А та преувеличенно бодрым фальшивым голосом твердила.

… и то это еще только мое предположение. Вот съездишь к специалисту, проконсультируешься, сдашь анализы. Ты заранее-то не паникуй. Можешь считать, что я просто перестраховываюсь. Но в таком деле лучше уж перестраховаться. Так что я тебе направление напишу, и дальше видно будет.

Врач говорила и говорила, словно боялась, что как только она замолчит, Лена спросит у нее что-нибудь глупое и ненужное. Или сотворит что-нибудь, за что ей самой потом будет неловко и стыдно. Фальшиво-ободряющий голос скребся назойливой осенней мухой, не проникая в сознание. Словно в полусне Лена стала одеваться и тут заметила яркое пятно в раковине. На белом кафеле, ослепительные, словно раздавленная клюква на снегу, лежали резиновые перчатки. Те самые, что она несколько минут назад сама вручила в пакетике доктору перед осмотром. Только тогда они были обычные, слюдянисто-прозрачные, безо всяких кровавых пятен.

Лена несколько минут смотрела на эти перчатки. А мозги в голове у нее поворачивались, словно лопасти давно не смазанного механизма. Что-то внутри наотрез отказывалось понимать, что эти алые испачканные кусочки резины имеют к ней хоть малейшее отношение.

- Это из-за чего? – придушенно прошептала она. Губы почему-то не слушались. А в голове настойчиво крутилась одна и та же мысль. Это все из-за того, что я не пришла в консультацию вовремя. Но ведь, честное слово, мне действительно было некогда. А теперь окажется еще, что у меня какая-нибудь инфекция или осложнение и придется ложиться в больницу и переставать кормить Кристеньку. И все из-за того, что она никак не могла выбраться в консультацию, как ей велели!

Докторша сильно сжала в руках дешевенькую пластмассовую ручку с прозрачным корпусом. И тем же преувеличенно бодрым голосом произнесла.

-Да мало ли разных причин бывает. Может, травму в родах плохо ушили, может, шовик на шейке разошелся, может…

- Мне ничего не зашивали в родах, - перебила ее Елена. Почему-то ей казалось, что если все, как следует объяснить врачу, то все это кончится, словно страшный сон. И врач снова улыбнется тепло и приветливо. И еще раз попросит рассказать, как у Кристи чешутся дёсенки и она грызет все, до чего может добраться.

Но врач продолжала смотреть на нее теми же испуганно-остановившимися глазами. И улыбка у нее получалась какая-то уж слишком ненатуральная. Словно она больше хотела обмануть не Лену, а саму себя. И все старалась отвести глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом. Будто в ее глазах было написано что-то такое, чего Лене знать совершенно необязательно и даже вредно.

Лена взяла со стола маленькую желтоватую бумажку, на которой неровными буквами была выведена какая-то врачебная абракадабра и поспешно вышла из кабинета.

Дома она вновь окунулась в нескончаемую череду купаний, гуляний, кормлений и укладываний. В привычной обстановке непрошенный страх, свалившийся на нее на приеме у доктора, побледнел и обмяк, словно сдувшийся воздушный шарик. И только по ночам, когда все в доме успокаивалось, и Кристинка сопела у нее под боком, причмокивая во сне перемазанными в молоке губами, Лена смотрела в темноту невидящими глазами и чувствовала, как когтистая лапа недоброго предчувствия подбирается к ее горлу.

Так прошла неделя. И вот, наконец, ее мама отпросилась с работы, чтобы посидеть с внучкой на время Лениного визита в поликлинику. И молодая мама, пообещав мигом обернуться, отправилась к специалистам-онкологам. Всю дорогу она твердила себе, что врач в консультации просто старая перестараховщица и ничего страшного на самом деле у нее нет. И беспокоилась только о том, чтобы успеть на дневное кормление и в магазин за детским питанием. А то у Кристи в холодильнике всего пара баночек сока осталась.

Но, посидев полчаса в очереди, рассмотрев и послушав соседок, Лена поняла, что ее страх никуда не делся. Тот самый страх, ошеломивший ее во время осмотра, оказывается, вовсе не уходил. Он просто затаился на время где-то в глубине. И теперь снова вынырнул, властно подчиняя себе рассудок.

Наконец, до нее осталось всего двое. Женщина неопределенного возраста с изможденным изжелта-серым лицом. И та самая моложавая ухоженная дама, на которую Лена обратила внимание еще в самом начале. Из кабинета вышла врач. Стройная невысокая женщина с темными волосами и пронизывающим взглядом темно-зеленых глаз. Скользнула глазами по очереди, обреченно вздохнула. И быстрым шагом направилась куда-то вглубь поликлиники. Изысканная дама немедленно забурчала:

- Сидим тут уже целый день, а она все бегает туда-сюда! Меня, между прочим, на работе ждут.

Лена отрешенно подумала, где же интересно работает столь занятая личность, которая, даже попав к «раковому» доктору, все печется о своей работе. На простую смертную женщина никак не тянула. Судя по всему, ее тревожили проблемы, как минимум мирового масштаба. Лена внутренне съежилась от собственной незначительности. Ее собственные дела, как всегда связанные с питанием Кристеньки и прогулками с коляской, наверное, показались бы важной даме несущественной мелочью. Хотя для самой Лены на свете не было ничего важнее.

Вскоре доктор вернулась, неся в руках какой-то серенький небольшой листочек. Вошла в кабинет, неплотно притворив за собой дверь. И из-за этой маленькой щелки на Лену повеяло резким запахом лекарства, и странным ощущением близкой беды. Женщина даже вздрогнула, словно от прикосновения скользкой лягушачьей кожи. Такое чувство бывает, когда под водой задеваешь обо что-то неведомое. И первобытный животный страх пронизывает тебя, парализуя здравый смысл. И хочется выскочить из реки с оглушительным визгом, страшась неизвестно чего. А еще лучше прижаться к теплому сильному плечу, перед близостью которого отступают все страхи на свете.

Лена запоздало подумала, что Олегу все-таки стоило сказать об этом визите к доктору. Но, потом, вспомнила замотанный, усталый вид мужа, с красными от многодневного недосыпа глазами. И решила, что поступила правильно. В конце концов, если окажется, что с ней что-то не так, об этом узнать Олегу все равно придется. А если, тревога окажется ложной, так и не к чему его расстраивать. Лена всегда старалась свои проблемы держать от Олега подальше. Особенно те, что касались ее здоровья. Когда-то в далеком детстве бабушка накрепко вбила ей в голову нехитрую народную мудрость: «Мужу жена нужна здоровая, а теща - богатая». И никакие наставления подруг и заумные статьи психологов ни за что не смогли бы убедить Лену в обратном. Бабушка знала лучше. Е зря они с дедом прожили вместе больше сорока лет. И дед никогда и никого не любил больше ее бабуси.

Из кабинета врача вышел мужчина. На белом застывшем лице двумя ямами чернели остановившиеся пустые глаза. В руке он нес тот самый серенький листик, с которым несколько минут назад вошла в кабинет докторша. Сделав несколько неверных шагов, он тяжело опустился на стул рядом с Леной. Одна из сидевших в очереди, полная женщина с большущей клетчатой сумкой немедленно подсела к нему. Лица остальных остались непроницаемыми. Словно люди отгораживались безразличием, пытаясь защитить себя от чужого горя. А глаза их при этом воровато шныряли по лицам соседок, словно пытаясь одновременно увидеть что-то неизмеримо важное для самих себя. Странно, - подумала Лена. – Никого даже не удивляет, что из кабинета гинеколога вышел мужчина.

Это уже потом, на отделении соседка по палате расскажет ей, зачем приходят к гинекологу эти мужчины. Что чаще всего это мужья или родственники тех несчастных, кто уже не может сам добраться до областного доктора. И родня приходит к врачу, чтобы получить направление к районному онкологу, чтобы тот выписал обезболивающие препараты. Или сердобольные приятели, желающие пристроить в «Хоспис» тех умирающих, у кого нет ни дома, ни родни.

Но это Лена узнает потом. А пока все ее внимание было поглощено звуками, доносившимися из-за облезлой белой двери. Туда только что вошла бледная осунувшаяся страдалица, одна из ее недавних соседок. Монотонный гул коридора неожиданно разорвал душераздирающий пронзительный крик. Лена стиснула руки в кулак. Послышался резкий звяк упавшего стекла. А потом рассерженный голос медсестры.

-Да как же вам не стыдно, женщина. Что за безобразие такое! Вас тут каждый день море приходит. И что от врача останется, если каждая его пинать станет!

Второй голос невнятно забубнил что-то, извиняющимся плаксивым тоном.

- Сама знаю, что приятного мало! Так что ж теперь, врача уродовать!? И кто мне теперь стекла по всему полу тут собирать будет?!

Дверь открылась и из кабинета серой мышью выскочила санитарка, с тонким стеклянным пузыречком в морщинистой лапке. Понеслась вдаль куда-то по коридору. Следом за ней, поддерживая рукой низ живота вышла та самая женщина. Лена только сейчас обратила внимание на ее странный вид. Больше всего неведомая товарка по несчастью напоминала паучка-сенокосца. Массивное округлое тело с неестественно оттопыренным животом. И тоненькие худые ноги и руки, словно по ошибке приклеенные к разбухшему туловищу.

-Ждать велели, - неизвестно к кому обратилась вернувшаяся. - Через час, говорят, результат будет. А какой уж тут результат ждать, когда и так все ясно. Мне еще Васильевна в деревне сказала, что не жилица я.

- Васильевна ей сказала, - пренебрежительно фыркнула модная дама. – Чего приперлась тогда? Так и сидела бы в своей деревне. У нормальных людей время не отнимала. Все равно уж, конец один.

Лена с ужасом посмотрела на «даму». Разве же можно так с живым человеком?! Невольная симпатия к измученной перепуганной соседке обдала Лену, словно летний дождик. Она подсела поближе к женщине, протянула упаковку бумажных носовых платочков.

Однако та, словно не видела ее заботы. Села, уставившись в бледно-серое небо за оконным стеклом. И замерла, превратившись в бездушный металлический механизм, скрупулезно отсчитывающий минуты из отпущенного ей часа.

Из-за двери донесся голос врача, искаженный динамиками.

- Следующий!

Даже сквозь помехи было слышно тоскливую усталость, поселившуюся в этом голосе.

Лена снова посочувствовала. На этот раз доктору. Это ж какие нервы надо иметь, чтобы каждый день видеть столько людского страха и горя! Бр-р-р! Врагу не пожелаешь.

Ухоженная дама гордо вплыла в кабинет, даже не потрудившись прикрыть за собой дверь.

- Мне нужен рецепт вот на этот препарат. И направление на отделение химиотерапии. Желательно побыстрее.

Голос пациентки звучал тоном суровой начальницы, явившейся, чтобы приструнить подчиненных.

- Раздевайтесь, пожалуйста. Мне нужно сначала Вас осмотреть. Что Вас беспокоит? Как самочувствие?

Голос доктора звучал ровно и вежливо, особенно резко контрастируя с требовательностью просительницы.

- Я не буду у Вас осматриваться! Меня в Москве специалисты проконсультировали! Мне нужен рецепт вот на это лекарство. И место на отделении. Потрудитесь выписать направление. Или мне сразу надо к Вашему начальству обратиться? Вы, кстати, знаете, где я работаю?

Дверь плотно закрылась и окончания разговора Лена не услышала. Но успела подумать, что постоянно лицезрение чужих болячек, далеко не самое худшее, с чем приходиться сталкиваться врачу. Такие вот подопечные куда хуже.

Скандалистка пробыла в кабинете доктора не так уж долго. Выйдя, она театрально хлопнула дверью и хорошо поставленным голосом произнесла.

- Бюрократы! Ни шагу от своих привычек отступить не могут! Да, это вам не Москва! Ну, ничего, я найду на них управу!

И с видом победительницы окинув царственным взглядом притихшую очередь, раздраженно зацокала каблучками по коридору.

- Следующий, - вновь прошелестел искаженный динамиком голос.

Лена поднялась и, облизнув неожиданно пересохшие губы, потянула на себя дверь.

Кабинет врача был таким же неприглядным и потертым, как и коридор, где дожидались своей очереди больные. Несмотря на осеннюю слякоть и холод, тепла, как, впрочем, и везде в городе, еще не было. И врач с медсестрой сидели, завернувшись в пуховые платки, накинутые поверх халатов. Под столом докторши мягко светился розовой спиралькой камин.

Лена присела на деревянный расшатанный стул и положила перед врачом на краешек стола свое направление. Врач, кивнула, не переставая что-то быстро-быстро записывать в лежащую пред ней книжечку. Потом коротко вздохнула, отодвинула в сторону заполненный бланк какого-то документа и внимательно посмотрела на Лену.

-Что беспокоит? Как к нам попали? Да не волнуйтесь Вы так, спокойнее.

Умные зеленые глаза смотрели спокойно и ласково. И Лена вдруг почувствовала то же самое чувство, что испытала в родильном доме, оказавшись под присмотром знакомого опытного врача. Сейчас, как и тогда, ей показалось, что сидящая перед ней женщина, легко справится с ее глупой проблемой. Надо только слушать и слушаться, как учила мама. И, самое главное, не бояться.

Лена, торопясь и захлебываясь, выпалила свою нехитрую историю. Так она в свое время отвечала на уроке, если уж очень хотела блеснуть знаниями. Учитель информатики посмеивался: «Скорость выдачи информации – тысяча килобайтов в минуту». Литераторша блаженно жмурилась, а тугодумный биолог недовольно ворчал, что «спешка нужна исключительно при ловле блох». Врач слушала, изредка прерывая ее короткими вопросами, помечая что-то в карточке, которую завели на Лену в регистратуре.

- Ну что ж, давайте посмотримся. И там уж видно будет, что с Вами дальше делать. Раздевайтесь, вон там на стульчике. Ничего страшного делать не буду. Только посмотрю.

Врач поднялась со своего места, направляясь к сверкающей металлической банке. Из ее круглого брюшка доктор ловко извлекла резиновые перчатки и натянула их на руки. Приподняла серую застиранную пеленку, из-под которой хищно сверкнули подозрительные железяки. Извлекла непонятного вида круглое приспособление и еще какие-то инструменты. И с ожидающим видом остановилась у окна.

Лена спешно раздевалась, путаясь в застежках и бретельках. Непослушные руки тряслись. Вещи норовили свалиться на пол. Кожа моментально покрылась мурашками от холода. А в голове настойчиво стучала одна и та же мысль. «Быстрее, быстрее надо, а то всех задерживаю». Лена взобралась на гладкую черную поверхность кресла с растопыренными подставками для ног. Опустила голову. И привычно зажмурилась в предвкушении холодного металлического прикосновения. За время беременности она уже привыкла к врачебным осмотрам, от одной мысли о которых у нее раньше начинало ломить зубы.

Врач умело и быстро ощупала ее живот, пробежала чуткими пальцами по молочным железкам, из которых немедленно брызнули белоснежные тугие струйки.

-Поднимайтесь. И одевайтесь скорее. А то совсем озябнете. Шейка мне Ваша не очень нравится. Я сейчас мазочек сделаю, он через пару часов готов будет. Вы в коридорчике посидите, Вас пригласят. Но вообще-то, думаю, что надо дополнительные анализы делать. Возьмем кусочек ткани на исследование, тогда уж и ясно будет. В стационар лечь сможете?

Лена пугливо затрясла головой.

- Я не могу. У меня дочка совсем маленькая, грудная. Мне кормить надо.

Сказала и сама почувствовала, как глупо и надуманно прозвучали ее слова. Медсестра обреченно подняла на нее сердитые колючие глаза. В ее взгляде откровенно сквозили отвращение к тупости пациентки и стремление побыстрее от нее избавиться. Лена поежилась. Все правильно, кому тут какое дело до ее проблем? Никто ее сюда силком не тащил, не навязывался. А теперь получается, сама пришла, да еще свои порядки тут устанавливает. В памяти сразу всплыли разговоры бабушек на соседской лавочке о безразличии и черствости медработников. Она непроизвольно втянула голову в плечи, ожидая окрика и нотаций. Однако, ничего такого не последовало.

Доктор сочувственно посмотрела на суетливо одевающуюся Лену. На ее перепуганные, белые от ужаса, глаза. На руки, беспокойно снующие по одежде. И вдруг улыбнулась спокойно и ласково.

- Давайте не будем пугаться раньше времени. Подождите анализов. А там все решим. Но я Вам настоятельно рекомендую обследоваться, как положено. Знаете, всегда легче справиться с проблемой, когда знаешь, в чем она заключается. А неизвестность – это самое страшное из всех страхов.

Как пролетели эти самые два часа, Лена помнила плохо. В памяти осталось только прочно укоренившееся предчувствие чего-то непоправимого. И абсолютное безразличие ко всему на свете. Она сидела, тупо уставившись в одну точку на затоптанном линолеуме пола. И мысли в голове поворачивались лениво и медленно, словно осенние мухи за стеклами.

Наконец из динамика прошелестела ее фамилия. И она вновь вошла в кабинет, где кроме темноволосой докторши и медсестры стояла немолодая женщина в телогрейке и накинутом поверх нее белом халате. В руках она судорожно сжимала папки с множеством листков. Медсестра что-то настойчиво втолковывала ей, подведя к окну.

Докторша подождала, пока эта пара закончит свою беседу. Проводила женщину в телогрейке до выхода из кабинета. Закрыла за ней дверь и покачала головой.

-Ну до чего ж любопытна, просто сил нет. Три раза повторила, что я все для врача написала в истории, так ей, видите ли, еще необходимо что-то на словах передать. Где они только откопали эту сопровождающую, право слово!

Медсестра презрительно поджала красиво очерченные губы.

- Да уж ясно дело, санитарка она и есть санитарка. Хоть в городской больнице, хоть в научно-исследовательском институте.

И горделиво вздернула подбородок. Себя она, судя по всему, причисляла, как минимум к профессору обычной больницы. Лена заметила, как иронично дернулся уголок рта докторши. Однако та ничего не сказала в ответ на реплику сестры. Вместо этого она обратилась к Лене.

- Придется нам с Вами все-таки госпитализироваться. В мазочках у Вас клетки, подозрительные на опухоль. Так что, необходимы дополнительные исследования, как я и говорила. Какой день Вас устроит, чтобы лечь на обследование?

Лена сглотнула и еле слышно произнесла.

-А в своей консультации никак нельзя? Понимаете, я не капризничаю, просто мне дочку кормить надо.

Доктор легонько прикоснулась к ее руке.

- Вы не переживайте так сильно. Мы постараемся все сделать максимально быстро. Вы уж мне поверьте, так гораздо быстрее получится. А то пока Вы до консультации доберетесь, пока анализы сделают, пока препараты к нам же на консультацию отправят.

И было в голосе докторши что-то такое, что Лена поняла: ее не запугивают, не уговариваю, не ругают. Ей просто спокойно объясняют, как сделать так, чтобы было правильно. И она поверила. И отправилась к своей Кристине, зажимая во вспотевшей ладони листок с малопонятной латинской вязью и датой явки на госпитализацию. Судя по записи на листке, докторша не обманула, обещая все сделать по возможности быстро. Потому что до момента, как говаривала ее бабушка, «покладки» в больницу оставалось всего лишь три дня.

Вот так и оказалась молодая мамочка Леночка в гинекологическом отделении онкологического диспансера. В одной палате с большеглазой худенькой девушкой с редким именем Соня.

Соня ей понравилась безоговорочно и сразу. Больше всего девушка напоминала мультяшные изображения фей и эльфов. Почти бесплотный дух с огромными густо-синими глазами, бледной прозрачной кожей и длинными прядями каштановых волос. Правда, сказочной героине по всем канонам были положены еще нежно-розовые щечки и губки-кораллы, а у Сони губы были бледно-бескровными, словно восковыми. Зато, нрав был, как у настоящей принцессы. Чуть капризный, немного взбалмошный, но добрый и веселый.

В первый день, увидев металлические кровати, стоящие вдоль стены унылой шеренгой, пробежав глазами по облупившейся краске стен и потолка, Лена тоскливо поежилась. Изо всех углов на нее смотрела неприкрытая, вопиющая бедность. Она сквозила во всем. В водянистой серо-желтой каше, принесенной на завтрак. В штопаных простынях. В черном потолке ванной комнаты с проржавевшими трубами и отвратительными разводами на стенах. Больше всего обстановка в отделении напоминала декорации к фильмам о беспризорных.

Под стать обстановке были и больные. Притихшие, с потухшими или неестественно возбужденными глазами. В замызганных халатах неопределенного цвета. В стоптанных тапочках. Большинство из них давно перешагнуло не только ли бальзаковский, а и вообще женский возраст. И от одного взгляда на их морщинистые обреченные лица, Лене хотелось забиться в какой-нибудь дальний угол и завыть в голос. Как не походило все это на рекламные ролики знаменитых зарубежных клиник, которые прокручивали периодически по телеканалам! Там подобную обстановку можно было встретит, наверное, только в захудалой ночлежке.

Но, проведя в отделении пару дней, Лена перестала замечать все эти детали. Главными в этой больнице были все-таки не стены, а люди. А люди, врачи и медсестры оказались совсем не такими, как их принято было в последнее время изображать на страницах газет и книжек. Вопреки назойливому шепоту отцовской тетки, никто не начал прямо с порога вымогать у нее денег. Врач каждое утро приходила в обход. Осматривала ее, разговаривала, объясняла, какие анализы и зачем ей сегодня будут делать. Это была уже другая доктор, не та, что осматривала ее на приеме. Но эта крупная полная женщина, с широким улыбчивым лицом, голубыми глазами и золотистой шапочкой коротких волос, понравилась ей даже больше. Она была как-то ближе и понятнее. Теплее, что ли. Точнее Лена выразить свои ощущения не могла. Но общее впечатление от врача у нее было самое располагающее. Медсестра, высокая сероглазая девушка с соломенно-желтыми волосами до плеч, забирая анализы или провожая на обследование, приветливо и ласково улыбалась. Санитарка, маленькая юркая женщина в сером халате и высокой белой шапке, ободряюще подмигивала. И никто ничего у нее не требовал, не просил, не вымогал. На ее приглушенный шепот: «Скажите, а сколько все это будет стоить?» палатный доктор посмотрела на нее сочувственно и спокойно произнесла.

- - Все, что у нас есть в отделении, мы Вам предоставим. Вот уж если не хватит чего-то, тогда докупите. Шприцы или капельницы для инъекций. Может быть препарат какой-то, если вдруг сильно потребуется. Но, я думаю, это пока не нужно.

Лена настороженно заглянула в лицо врача. Тетка Валя так говорила. «Никто тебе ничего напрямую не скажет. Зато намеками да экивоками изведут. Лучше уж сразу спроси. А то, как заломят потом цену несусветную. И чего делать?»

- Да нет, я не это имею в виду. Все ведь говорят, что у вас зарплата маленькая и вообще… Вот я спрашиваю, сколько Вам надо, чтобы

В голосе доктора зазвенел металл.

- А вы что, президент или, может, олигарх, чтобы нам зарплату повысить? Бросьте Вы эти глупости, милая девочка! Вы лучше о своем здоровье беспокойтесь, а не о наших зарплатах. И не надо больше заводить этих разговоров. Договорились?

Лена послушно кивнула, решив про себя разузнать все у соседок по палате. Может и впрямь, надо не у докторов спрашивать. Однако все ее расспросы ни к чему так и не привели. Зато увиденное в отделении навело совершенно на другие мысли.

Она, конечно и раньше слышала о тяжелом труде врача. Но чтобы это оказалось до такой степени тяжким, она даже помыслить не смела. С восьми утра и до четырех вечера, четверо врачей отделения крутились, словно белки в колесе. Обходы, процедуры, операции, заполнение историй. Весь день по коридорам сновали каталки и стойки с капельницами. Хлопали двери палат, тянулись чередой пациентки на обследования и обратно. Появлялись молчаливыми тенями родственники, пришедшие на беседу с врачом. Такой же тенью появился через неделю и ее Олег, застыв, словно в почетном карауле, у дверей ординаторской. Он пришел с самого утра и теперь маялся под дверями, ожидая, когда ее лечащий доктор вернется из операционной. Лена подошла к нему, хотела привести посидеть к себе в палату. Но Олег уперся.

-У тебя люди там. Не хочу мешать. Я уж все узнаю сначала, а потом зайду. Ты иди, не тереби меня. Ладно?

В глазах у мужа застыл тоскливый леденящий страх. И как ни пытался он скрыть его от Лены, она все равно видела, насколько перепуган ее всегда такой спокойный Олежка.

Лена послушно ушла в палату, оставив его сторожить у закрытой двери. А потом долго выслушивала его путаные и сбивчивые жалобы по поводу того, что врач так ничего толком ему ми не сказала.

-Говорит, послезавтра твои анализы готовы будут. И она все тебе самой скажет.

Он тоскливо вздохнул и почти прошептал.

- Уж лучше бы мне. Вдруг там чего-то… А у тебя и так вон уже молоко пропала.

Это было горькой и обидной правдой. Молоко у Лены после визита в поликлинику словно отрезало. Ни единой капли больше не вытекло. Как ни цедила сама Лена, ни сосала Кристинка, и не пытались помочь новоиспеченная бабушка и вездесущая тетка Валя.

Тетка Валя пришла навестить е как раз в тот день, когда врач наконец-то получила результаты ее анализов. Придя утром, как обычно в обход, она вызвала Лену в коридор и предложила присесть на диванчик с бледно-желтой клеенчатой спинкой. По рассказам других пациенток, Лена уже знала, что доктора всегда говорят о результатах анализов один на один.

Доктор аккуратно расправила отглаженные полы белого с голубой окантовкой халата, стряхнула невидимую пылинку с голубых брюк и ровным холодным голосом произнесла.

-К сожалению, девочка, порадовать мне тебя нечем. В том материале, что мы отправили на исследование, обнаружена опухоль. Злокачественная. Так что тебе придется проходить специальное лечение. И довольно долго.

Лене пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем к ней вернулась способность разговаривать. В голове мутно-красными сполохами билась и корчилась одна-разъединственная мысль. «Рак! У нее нашли рак!» Все, конец. Теперь только доживать оставшиеся ей немногие дни. И ничего больше не будет. Ни сборов Кристинки в садик и в школу, ни поездки на юг, о которой они так мечтали с Олегом. Ни общих домашних праздников. Ни-че-го! Точнее все это будет, только уже без неё. Господи, сколько же ей осталось? Месяц? Два? Три?

Лена настолько ушла в себя, что уже не слышала всего, что рассказывала ей врач. Немного придя в себя, она с удивлением обнаружила, что доктор продолжает с ней разговаривать.

…это, конечно, займет не одну неделю, может, даже несколько месяцев. Но результаты такого лечения совсем неплохие. У нас есть женщина, которая уже пятнадцать лет ходит, наблюдается и все нормально.

Лена непонимающе уставилась на врача.

-Меня разве не выпишут? Я бы уж лучше дома….

Голос у нее предательски сорвался.

-Чем в больнице-то… Там хоть с дочкой …. И мама со мной будет.

Лена уже не сдерживала хлынувшие из глаз обидные злые слезы. Ну почему это случилось именно с ней?! За что? Ведь никогда ничего плохого не делала? И не курила. И на аборты не бегала. И из всех мужчин у нее только и был, что ее Олежка. И…

Доктор мягко взяла ее за руку.

-Погоди-ка дружочек! Ты, что это, помирать собралась, что ли? Рановато, милая. Я же тебе русским языком объясняю. Это еще на такой стадии, что можно и нужно лечиться.

-А разве рак лечат? – сиплым голосом спросила Лена. – Это ж все, приговор.

Доктор возмущенно вскинула ровные темные брови.

-Это кто ж тебе таких глупостей-то понарассказывал. Рак не лечится! А чем же мы все тут, по-твоему, занимаемся? Саваны что ли раскраиваем? Или панихиды служим?! Прекрати истерику и послушай меня еще раз. Да, у тебя опухоль. Мы не можем и не будем ее оперировать, потому что это невозможно выполнить технически. Понимаешь? Мы просто не сможем. Не потому, что это не лечится или потому что ты нам не нравишься. Просто, как у любой болезни, у этой тоже есть разные подходы к лечению. И в твоем случае больше показана лучевая терапия.

Лена замолкла, не успев, как следует, всхлипнуть.

- Меня облучать будут? Рентгеновским облучением? А лучевая болезнь? Я, что…

-Горе ты мое, грамотное!- устало вздохнула докторша. – Где вы, интересно только этой галиматьи набираетесь? Ну, во-первых, облучать будут не тебя, а опухоль. Во-вторых, этому методу лечения уже не один десяток лет, так что все дозы, осложнения и последствия давно рассчитаны. В-третьих, вместо того, чтобы придумывать себе кучу несуществующих страхов, подумай лучше о том, с кем тебе ребенка оставить на время лечения. Я еще раз говорю, что лучевая терапия – штука долгая.

-Значит, у меня еще есть надежда? - тихонько спросила Лена. – Вы только скажите мне, честно. Не обманывайте меня, пожалуйста. Мне, действительно нужно знать все очень точно. Мне ведь надо будет еще что-то домашним говорить. Я не хочу, чтобы они знали, что у меня, …что со мной… все уже…

Врач придвинулась к ней чуть ближе и тихонько приобняла за плечи.

-Девочка ты, девочка. Ну-ка, посмотри на меня. Да не отводи ты глаза, а то потом сама себе напридумываешь, что я тебя обмануть старалась и лицо прятала. Вот видишь, я тебе совершенно ответственно заявляю. Мы с этим справимся. Слышишь? Ты только помоги нам. Постарайся. Ради дочки. У тебя все получится. Ты только держись. Обещаешь?

Голос доктора зазвенел серебристой проволокой, разговаривающей на ветру. И такая сила убеждения была в этих серо-голубых глазах. Такая уверенность в своей правоте сквозила в каждой черточке широкого розовощекого лица, что Лена поверила.

И вернулась в палату с твердым намерением не сдаваться. В конце концов, она сама недавно читала, что бывают случаи, когда рак даже сам по себе проходит. А ее еще и лечить будут. И лет ей всего еще только двадцать четыре. И есть у нее Олежка. И Кристинка, ради которых стоит цепляться за любую соломинку. И мама, у которой, кроме нее никого на этой земле не осталось. И даже назойливая тетка Валя, которая тоже, в общем-то, совсем неплохая. Только слишком уж всезнающая и громкая.

Лена вспомнила, что не попросила доктора не говорить ничего родным про ее диагноз. Пусть лучше считают, что у нее ничего особенного. А то будут волноваться, нервничать, виноватыми себя чувствовать.

Лена уже хотела ринуться в ординаторскую с пришедшей на ум просьбой, но тут дверь палаты широко распахнулась и в нее с шумом и топотом ввалилась легкая на помине сестра папы. Тетя Валя. В объемистой сумке у нее что-то бугрилось и звякало. От взмокшей головы шел резкий запах нежно любимой тетушкой «Красной Москвы». А глаза горели неистовым желанием немедленно решить все появившиеся за время ее отсутствия проблемы.

-Ну, чего говорят эти твои лекари? Денег, чай, хотят? Или подарков каких требуют? Знаю я их породу!

Лена досадливо поморщилась. В коридоре было полно больных, возвращающихся с процедур, и ей совсем не хотелось, что кто-нибудь из них услышал теткины разглагольствования.

-Да никто у меня ничего не простит, - отмахнулась она. – Ты лучше расскажи, как там Кристина моя без меня обходится?

-Да что ей сделается!- заулыбалась и закудахтала тетка. – Скучает, конечно, без мамки-то. Да только плакать да кукситься ей не больно дают. Там вокруг нее целыми днями все хороводятся. И маманя твоя, и папка молодой. И даже его матушка разлюбезная припожаловала. Проку от нее, знамо дело, немного. А все ж приятно, ничего не скажешь.

Лена улыбнулась. Тетя Валя даже сейчас не считала нужным скрывать свое отношение к семье Олега. Нет, она ничего лично не имела против нового родственника. И высокий, и умный и симпатичный. И даже работает на хорошем месте. Но, по мнению тетушки, Лене все-таки надо было другого мужа. Принца, как минимум. А еще лучше принца-миллионера. Ну да где ж их на всех набраться? Так что к концу третьего совместно прожитого года, тетка Валя примирилась с существованием Олега в их семье. Но вот, что касалось его родителей, тут уж ее упрямство не ведало себе равных. Сваты были ей нехороши абсолютно всем. Он не так жили, не то готовили и не в то одевались. Ленина свекровь была для нее персональным врагом номер один, потому что на каком-то из общих праздников имела неосторожность заметить, что свое дите оно всегда роднее, чем приемное. И хотя речь в тот момент шла совсем не о Лене и Олеге, тетя Валя раз и навсегда объявила маму Лениного мужа бессердечной ледышкой. И в любом ее поступке стремилась отыскать скрытый подвох.

Лена не обижалась на тетку. Точнее, поначалу, конечно, она сердилась и плакала, выслушивая обидные тирады тети Вали. Но потом просто поняла, что ее тете обязательно был нужен враг. Без наличия такового вся ее жизнь становилась серой и бессмысленной. И тетя Валя впадала в глухую тоску. До той поры, пока не появлялся новый кандидат на роль всемирного злодея. Когда-то в роли коварной разлучницы выступала даже Ленина мать. Правда, Лена этого уже не застала, ей только рассказывал об этом отец. Да иногда мама с улыбкой посмеивалась над былым противостоянием.

Лена сидела на кровати, удобно поджав под себя ноги в теплых вязаных носках. В отделении было холодно. Строители диспансера, создавая большие прозрачные окна, судя по всему, рассчитывали, что здание будет расположено где-то очень-очень близко к экватору. Там, где зимой температура остается градусов двадцать тепла в тени. И уж никак не предполагали, что стоять их детищу на продуваемой всеми ветрами российской равнине, где испокон веку стужа, морозы и вьюги. Вот и кутались теперь и больные и персонал кто во что горазд. Лене особенно жалко было врачей, когда она видела, как они топают по коридору в операционную в тоненьких безрукавных костюмах. Ей все время казалось, что в больницах всегда тепло, сухо, ухожено. Еще с раннего детства осталось воспоминание о теплых батареях в школе, где они с подружками не могли усесться на переменках, слишком обжигался горячий металл. На здешних же радиаторах можно было сидеть часами, если не побоишься обморозиться. Они с Соней как-то постояли у окошечка полчаса, ожидая своей очереди на очередное исследование. Так Соня до сих пор говорила в нос, словно сова из мультфильма про Винни Пуха. И все шутила по этому поводу. До позавчерашнего дня. В тот день соседку возили на исследование, с совершенно зубодробительным названием, именуемое «диагностической лапароскопией». То ли для экономии средств, то ли еще по каким причинам, проводили здесь сию процедуру под местным обезболиванием и об ее ужасах ходили легенды. Лена сама лично слышала, как пациентка из соседней палаты, баба Наташа накрик умоляла доктора, не отводить ее снова на этот кошмар. «Что хочешь со мной делай, дочка, хоть выписывай! Только не пойду я на эту «ляпару» больше! Лучше уж своей смертью помру!»

Лена еще очень здорово удивилась тогда, чего бабка упрямиться. Когда она рожала Кристинку, с ней вместе в предродовом отделении была женщина, которая перед тем, как забеременеть несколько раз проходила лапароскопические операции. И с удовольствием рассказывала любопытным подружкам, какие чистые и красивые палаты в эндоскопическом отделении. Какие красивые доктора, все сплошь мужчины. Какое обходительное отношение.

Лена и сама представляла себе всю эту процедуру чем-то очень загадочным и красивым. Особенно после той передачи об искусственном оплодотворении, которую посмотрела прошлым летом.

Но здесь, судя по всему, под этим словом подразумевали нечто совсем другое. Поэтому вчера, когда в палату привезли бледно-серую от боли Соню, Лена уже не удивилась парочке весьма неласковых слов, адресованных оперировавшему доктору. Соня заявила, что все это напоминает «филиал Освенцима», а доктора уже вторые сутки именовала не иначе, как вивисектором. Но даже сама процедура оказалась менее страшной, чем ее результаты. Вчера после утреннего обхода доктор позвала Соню с собой на пару слов в коридорчик. И с этой беседы Соня вернулась страшнее смерти.

В отличие от Лены, она никакой тайны из своей болезни делать не собиралась.

- Рак у меня. Врач говорит, весь живот почти занимает. Я, конечно, и сама уже догадалась, особенно когда из меня чуть не три литра воды какой-то желтой на операции откачали. А все равно надеялась. На чудо. Вот дура! Сколько раз ведь сама убеждалась, что чудеса только в сказках случаются. Да и то не со всеми.

-И что ж теперь будет, - тихонечко прошептала Лена. Она изо всех сил старалась не завизжать от страха, чтобы еще больше не напугать соседку. Согласитесь, трудно разговаривать с человеком, которому только что объявили, что он практически смертник. И как в таких случаях себя вести, Лена представляла себе очень слабо. Утешать? Успокаивать? Делать вид, что ничего не случилось? Она еще тогда не знала, что всего через сутки ей предстоит оказаться на Сонином месте.

Соседка ответила, каким-то бесцветным и безразличным голосом. Словно говорила не про себя, а про какого-то малознакомого и совсем неинтересного ей человека.

-Ничего не будет. Лечение назначат какое-то. Уколы там всякие делать будут. И буду я, как та тетушка, которую передо мной на приемнике смотрели. Лысая, желтая и страшная, как смертный грех.

Словно увидев свое воображаемое отражение в невидимом для Лены зеркале, Соня вдруг сморщилась и заревела.

- Господи, за что, а? Ну почему именно сейчас? Ведь мне же еще даже сорока лет не исполнилось. Как дура, все откладывала. И замужество, и детей, и отдых. Все ломилась за этой карьерой проклятой. Все скорее на ноги встать хотела. Пожить для себя. Чтоб все, как у людей. С размахом. Красиво, весело. Вот и дооткладывалась.

Соня в сердцах приподнялась рывком на кровати. И тут же со стоном осела обратно на подушки, закусив губы.

-Прости Господи, больно-то как! Леночка, солнышко, сходи попроси у сестры хотя бы анальгинчику, а? Сил нет терпеть.

Лена с радостью бросилась опрометью из палаты, хватаясь за призрачную надежду убежать от случившегося совсем рядом несчастья. Все это время, что ей пришлось провести в этой больнице, она чувствовала себя, словно солдат под прицелом снайпера. Когда лежишь, вжимаясь в землю, и ждешь, что каждый твой следующий миг может оказаться последним. Тут и, правда, было хуже, чем на войне. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не заводил разговоров о смерти. И самое страшное, что никто при этом не лицедействовал. Просто возможность не проснуться завтра слишком близко и реально стояла над душой у большинства из этих людей, чтобы можно было обходить такую больную тему разговорами.

Итак, тетка Валя сидела на кровати, сипловато дышала, поливая на чем свет стоит высоту, ну которую «заволокли больных людей», и настороженно поглядывала на Соню, словно хотела сказать что-то очень важное, но все никак не могла решиться. Наконец, Лене все это надоело. Четыре часа. Через полчаса Олег обещал приехать. И ей вовсе не хотелось, чтобы встреча с мужем сопровождалась бесконечными тетушкиными причитаниями, а потом с кучей комментариев, частью реальных, а в основном придуманных, еще пару недель обсуждалась всеми родными. Так что Лена ненавязчиво предложила тетке проводить ее вниз до выхода. И вот тут-то тетя Валя решилась. Когда она заговорила, голос ее, тонкий и очень жалобный, совершенно не походил на обычную манеру Валентины вести беседу.

- Я ведь вот чего, приходила-то, Леночка. Врачи, конечно, люди ученые, грамотные….. Но ведь, понимаешь…. тут дело такое…

Тетя еще раз покосилась в сторону Сони, безучастно свернувшейся комочком на своей кровати, и ухнула, словно с обрыва в ледяную воду.

- Травницу я тебе нашла. Недалеко она тут живет, километров тридцать всего будет. В выходные съездить надо бы. Ты уж отпросись у врача как-нибудь. Скажи, мол, дочка приболела, или еще чего. Ну, сама придумаешь, не маленькая. А я с Виталием, соседом, договорюсь. Он нас с тобой и свозит. Он дорогу-то хорошо знает. Они в позапрошлом году деда к ней возили. Ну, Василий Андреича-то, со второго подъезда.

Лена помнила. Помнила, как немощного старика под руки выносила из квартиры сердобольная родня. Как потом дед сразу после народной целительницы угодил в кардиологическую больницу. И как через пару месяцев своими собственными ногами лихо топал по двору, гоняя голубей и кошек, «запакостивших» родную обитель. Правда, Олег при рассказах тетки о народном чуде, морщился и скрипел зубами, доказывая Валентине, что, если бы не помощь врачей, лежать бы деду на погосте без стонов и жалоб. Но тетка Валя, все окрестные бабки и даже Ленина мать были склонны видеть в выздоровлении Василия Андреевича проявление лекарского искусства знахарки.

Лена уставилась в окно. Значит, теперь пришла ее очередь, наведаться к бабушке-чудеснице за попыткой выжить.

-Травы, штука безвредная, - продолжала между тем говорить тетя Валя. – Это тебе не химия какая-нибудь, от которой зубы-волосы выпадают. Да и женщина-то уж больно хорошая. Я уж съездила к ней, договорилась. И берет не очень чтоб дорого. Жизнь-то, она, поди, дороже стоит. А у тебя ведь Кристенька еще совсем маленькая. Да и у матери-то, кроме тебя, совсем нет никого. Ты уж, давай, решайся, скорее, деточка.

В этот момент Сонина растрепанная голова оторвалась от подушки. Лена сначала даже не узнала лица соседки. Глаза Сони горели лихорадочным ярким блеском, щеки разрумянились. Соседка по палате выглядела, словно утопающий, в последний момент зацепившийся ногами за речное дно. Лицо Сони светилось недоверием и восторгом одновременно.

- А мне, мне можно с вами поехать?

Тетя Валя невольно скривилась. И Соня, торопясь предотвратить отказ, быстро затараторила:

-Вы не думайте, я все сама заплачу, сколько положено. И Вам, если надо могу денег дать. Только возьмите меня к этой травнице. Понимаете, у меня, кроме бабушки, здесь, в этом городе, никого нет. И идти к кому, я не знаю. А родители далеко, аж за Уралом. Я боюсь, пока к ним доеду, уж совсем поздно будет. У меня и так уже…

И Сонины губы скривились, некрасиво уродуя белокожее лицо. Из глаз неудержимым потоком снова полились слезы. И тетка Валя испуганно заоглядывалась, будто опасаясь, что ее сейчас выгонят, обвинив в истерике этой чужой девчонки. Однако Соня, пару раз судорожно всхлипнув, прикусила ладошку и перестала реветь. Лицо ее приобрели решительное и какое-то отрешенное выражение. Обращалась она теперь не к Валентине, а к Лене.

-Помоги уж, соседка. Я, ей-богу, тебя не обижу. Хочешь, за посредничество заплачу, сколько положено. Или еще чего надо. Ты только скажи. Я…

Голос девушки снова предательски задрожал, угрожая перейти в истерические рыдания.

Тетка Валя напряглась на своем насесте, сооруженном из пальто, сумок и больничного стула, и испуганно покосилась на племянницу.

Лена оторвала взгляд от закусившей губу Сони и решительно произнесла.

-Ладно, поедем к этой твоей травнице. Вместе. Скажи только, чего с собой брать надо. – Лена перевела взгляд на застывшее, словно восковая маска, лицо соседки. И продолжила - И как нам с Соней встретиться, чтобы всем вместе ехать. Этот Виталий твой, когда выехать-то сможет? А то мне ведь еще и с Кристинкой повидаться хочется.

Тетка Валя бодро залопотала, объясняя, что выехать им надо с утра в субботу. Виталий их прямиком доставит до дома травницы и даже там подождет. Валентина была так довольна, что смогла уговорить на поездку к ведунье неуступчивую племянницу, что даже присоединившаяся к ним Соня ее не слишком тревожила. Эка невидаль, одна больная другую за собой тащит. Да и травница, поди, тоже человек. Она ведь с этих немощных разных, сой доход имеет. За их счет кормится. Лишние ей, что ли, еще-то деньги? Так что, пожалуй, еще и спасибо скажет, за дополнительный заработок. Валентина скоренько распрощалась с растревоженными девчонками и заспешила домой. Надо было срочно поделиться новостью с мамой Елены и соседкой Натальей. Уже в автобусе, колыхаясь на жестком сиденье, обтянутом потрепанным дерматином, Валентина сообразила, что даже не спросила, какую, собственно, болезнь обнаружили у племянницы. Хотя, какая, в сущности, разница. Попьет травки целебной, хуже не будет. Валентина искренне считала, что народными средствами навредить невозможно. Это тебе не всякие новомодные навороты типа «Гербалайфа» и еще какой-то дряни с импортным названием. Вот там одна ее приятельница в прошлом году накололась, так накололась. «Капитально», как говорил ее сосед Виталий. Купила целый пакет самых разных пилюль аж на несколько тысяч. И покрылась коркой после первого же приема. Вот смеху-то было. Пришлось еще столько же врачам выложить, чтоб они ее от аллергии вылечили. А тут травки, какая от них беда? Только здоровее станет. И успокоенная Валентина мирно откинулась на сидении, предвкушая вечернюю беседу с подругой.

А в это время Соня, едва дождавшись, пока Лена вернется с посещения от Олега, лихорадочно сновала по палате, придумывая причину, чтобы отпроситься у врача на выходные. Чувствовала она себя неважно. Голова временами кружилась так, что темнело в глазах. Из шва на животе подсачивалась какая-то изжелта-сукровичная жидкость. Ноги слабели, отказываясь, как прежде быстро, носиться по лестницам и коридорам. Однако, Соня была полна решимости добраться до травницы любой ценой. В конце концов, решила свалить все на больную бабушку. Скажу, что ей очень плохо стало, и, кроме меня, приглядеть за ней некому. Не звери же все-таки, пойдут навстречу. Соня несколько раз прорепетировала перед темным стеклом, выверяя просительную интонацию и молящий взгляд. И к тому времени, когда Лена вернулась в палату, уже немного успокоилась. Теперь она относительно спокойно сидела за столом, покрытом линялой клеенкой. Только пальцы нетерпеливо скручивали и вновь развертывали листок бумаги.

Едва Лена присела на кровать, как Соня налетела на нее ураганом. Вопросы сыпались из нее, как горошины из худого мешка. Ей надо было знать совершенно все. Где живет эта самая травница, чем она лечит, сколько берет за встречу, как девается.

-Ты не думай, я у тебя в долгу не останусь. Видит Бог, отблагодарю, как положено. Ты, Лен, не знаешь еще, я ведь много чего могу-то.

Васильковые глаза соседки задорно посверкивали. Лена устало отмахивалась от возбужденной приятельницы. Откуда ей знать, как одевается и что ест неведомая чужая женщина, которую она в глаза не видела.

Гораздо больше ее тревожил разговор с мужем, который при первых же ее бодрых словах о том, что все хорошо, ничего страшного у нее не нашли, и лучше, наверное полечиться травами, а не в больнице, как-то странно напрягся и стал подозрительно на нее поглядывать.

А потом произнес фразу, от которой по спине у Лены побежали мурашки.

-Неужели так плохо, что тебе в лечении отказали?

И вот тут-то Лена, искренне считавшая, что сумеет утаить от мужа страшный диагноз, разревелась, как сопливая девчонка в песочнице.

И все ему рассказала. И про диагноз. И про лечение. И про визит тети Вали. И про травницу в небольшом городке. В общем, все, что так хотела скрыть от всех близких.

Вопреки ее ожиданиям, Олег не стал ругаться и стыдить ее за невежество. Только стал очень бледным, почти серым и надолго замолчал. И прижал к себе так, что захрустели ребра. И держал, словно пытаясь защитить собой от нагрянувшего несчастья. Заслонить. Отгородить своим телом. А потом сказал чужим каким-то странно механическим голосом.

-Делай, как знаешь. Только помни, ты не только за себя решаешь. Ты еще и за нас выбор делаешь. Я-то что. Мне лишь бы ты выздоровела. Только, знаешь, что-то я не сильно во всех этих колдунов верю. Наобещают с три короба…

И тут же оборвал себя, словно противореча самому себе. Даже голос у него вдруг изменился. Вместо обычно скептически-сурового стал рассудительным и тягучим.

-Хотя, многие говорят, что помогает. И ты сама помнишь, как Василий Андреевича… Ну, в общем, как он…

Олег замялся, пряча глаза. Лене стало жалко мужа. Она прекрасно видела, что ни в каких травниц он ни на грош не верит. Но не хочет ее разубеждать. Потому что понимает, какое состояние у человека, которому только что поставили диагноз «рак». Тем более, если человеку еще и двадцати пяти не исполнилось. А в учебнике по онкологии, который Лена недавно выпросила у местной дежурантки-студентки, черным по белому написано: «Прогноз благоприятный, пятилетняя выживаемость при данной форме опухоли составляет….». Дальше Лена читать не стала. Какой уж тут прогноз! Если по этой ученой книжке выходит, что жить ей в лучшем случае лет пять осталось. Да и то при эффективном лечении. Вот и не спорит с ней муж по поводу знахарки-травницы. Не хочет лишать жену последней надежды.

С тем и расстались. Оба старались изо всех сил делать вид, что ничего страшного не произошло. И оба понимали, что ничего путного из этого не выходит. Олег, как настоящий мужчина все пытался ее утешить. Но Лена видела, что в его глазах застыл скорбный щенячий ужас. Тот самый, что приковывает руки-ноги, не давая ничего делать. Самый страшный из страхов, когда толком не знаешь, чего бояться. И от этого еще хуже.

Так что в палату она вернулась чуть приторможенная. Так, словно вокруг нее звенел гулкой пустотой прозрачный стеклянный колпак, сквозь который она с большим трудом различала, что происходит в окружающем ее мире. Да ей, если честно, особо и неинтересно было, что там творится. Вот если бы здесь Кристина была, то…

При мыслях о дочке Лена несколько оживилась. И встрепенувшееся сознание немедленно продолжило игру-неотвязку, начатую сразу после ухода тетушки. И смысл в этой игре был проще некуда. Ей предстояло самой сделать выбор. Остаться в больнице. И проходить курс того самого лечения с угрожающим названием «лучевая терапия». Или отдаться на милость неведомой травницы, уповая на чудо. Так что Сонина болтовня ее совершенно не трогала. Она механически отвечала на вопросы соседки, даже не особенно вникая в их смысл. И ждала завтрашнего утра, когда надо будет отпроситься у врача на обходе. Так она и уснула, не приняв окончательного решения. А Соня еще долго разговаривала с соседкой, не замечая, что та уже спит. Наконец, угомонилась и она.

В полутемном коридоре, где свободно разгуливал осенний ветер, понемногу затихли шаги и звуки. Отделение забылось тревожным сном. И лишь у поста медсестры горела желтоватым огоньком настольная лампа, освещая молодое лицо, склонившееся над книгой.

Процесс отпрашивания домой оказался вовсе не такой уж устрашающей процедурой. Врач проницательными голубыми глазами пристально посмотрела на кристально честные лица соседок и покачала головой.

- У нас тут, девочки, не тюрьма, насильно никого не держим.

И, как отрезала. Больше ничего говорить не стала, устало отмахнувшись от их старательных объяснений.

Так что вечером подруги по несчастью засобирались домой, благо была пятница, и никаких процедур впереди не предвиделось. Лене надо было вернуться в отделение в понедельник утром, чтобы пройти консультацию и осмотр заведующей отделением. Лечащий врач пообещала, что попробует сразу же пригласить и доктора-радиолога, чтобы, если потребуется, сразу определиться с началом лечения.

А Соне надлежало быть в отделении вечером в воскресенье, чтобы с утра сдать анализы мочи и крови, необходимые для назначения химиотерапии.

Лена усмехнулась. Подумать только, пару недель назад при одном упоминании о «раковой больнице» у нее дрожали коленки, и напрочь отказывало соображение. А теперь она запросто рассуждает о сроках и способах лечения, не впадая при этом в транс. Все-таки, человек – не таракан, ко всему привыкает.

Вечер, проведенный дома, показался Лене удивительно прекрасным и грустным одновременно. Мама и Олег увивались вокруг нее, словно в день рождения, стараясь предугадать малейшие желания своей любимицы. И при этом старались не вспоминать ни о болезни, ни о больнице, ни о предстоящем визите. Тетка Валя, явившаяся, словно по мановению волшебной палочки, едва только Лена укачала разгулявшуюся после прогулки Кристину, от всей души участвовала во всеобщем оживлении, время от времени заговорщицки поглядывая на Лену. И только Кристя вела себя точь-в-точь, как всегда. В детской головенке пока не было места страшным взрослым проблемам. И она просто радовалась тому, что мама опять рядом. И можно сколько угодно сидеть у нее на руках. И совать ей в рот проворные пухлые пальчики. И теребить за волосы. И вообще резвиться, сколько душа пожелает. Вот она и резвилась. Пока сон не сморил. И усталая, но счастливая мама не отнесла ее в привычную родную кроватку, где малышка угомонилась, крепко зажав в кулачке Ленин палец. На всякий случай. Чтобы опять не ушла, когда Кристя проснется. Лена сидела возле ее, рассматривала, как гуляют тени по знакомой с детства комнате. И вспоминала. Как сама когда-то засыпала здесь под мамину колыбельную. Как шепталась с подружками, если тем разрешали остаться на ночь. Как читала взахлеб в короткие студенческие каникулы. И как в ночь перед свадьбой до утра рассматривала старые фотографии отца и мамы, пытаясь угадать, что у них с Олегом сложится точно так же, а что выйдет совсем по-своему. И никакой добрый ангел или залетная фея ни разу за все это время не шепнул ей, что однажды появится в ее жизни страшная болезнь, черной полосой зачеркнувшая все, что будет. Молодая женщина сидела возле детской кроватки и смотрела, как пробегают по обоям полоски света от проезжающих мимо машин. Слушала, как где-то у соседей чуть слышно играет музыка. А в голове монотонно и бесконечно, словно заевшая пластинка крутилась беспокойная мысль: «Глупо как. Все это останется. И мебель. И стены и лунные пятна на полу. И не будет только меня. И Кристинка точно так же будет читать здесь свои первые книжки. И выдумывать сказки перед сном. А меня не будет. Словно никогда не было». Интересно, куда денутся все ее размышления и надежды?

Улетят вместе с ней к тому неведомому пределу, за которым лишь неизвестность? Или останутся здесь, чтобы тревожить порою родных, напоминая им об ушедшей жене и дочери?

Кристя давно спала, изредка ворочаясь и причмокивая во сне, А Лена все сидела. И теплые слезы ручейками стекали на цветастый воротник халата.

А потом пришел Олег. И вместе с ним вернулась надежда на то, что все еще обязательно сбудется. Он же такой умный и сильный, ее Олежка. Он непременно что-нибудь придумает. И все опять будет хорошо?

И лишь уже засыпая на теплом родном плече сквозь полудрему Лена снова тоскливо вздрогнула: «А вдруг не будет?» И провалилась в сон, глее всю ночь бродила и лазала по каким-то запутанным коридорам в тщетной попытке найти выход.

Субботнее утро выдалось суматошным. С самого раннего утра заявилась тетя Валя. И принялась всех торопить и подстегивать, чтобы скорее собирались. Олег ехать к травнице отказался наотрез. Насупив брови и сжав губы, он заявил, что лучше погуляет тут с дочкой, пока бабушка по хозяйству управится. А уж Лена с Валентиной пускай сами. Сказал и замолчал, будто каменный. И ни уговоры Лены, ни увещевания тети Вали до него словно не доходили. Он лишь гладил затаившуюся у него на руках дочку и мочал. Да еще смотрел так, что у Лены колени подрагивали. Так они вдвоем и поехали.

Соня ждала их возле автовокзала. Лена издалека приметила изящную хрупкую фигурку, нетерпеливо снующую вдоль остановки. Соня была одета в длинный кожаный плащ ярко-бирюзового цвета и мохнатую шапочку с ушками. В этом наряде она казалась еще больше похожей на сказочную принцессу. Словно яркий заморский цветок, невесть как оказавшийся в самом центре промозглой и серой российской осени.

Едва усевшись в машину Соня тут же взахлеб стала рассказывать, какой чудесный сон она видела накануне. Ей приснилось, что они с Леной вдвоем идут по берегу большой красивой реки, нарядные, красивые, совершенно здоровые. Они ведут за руку двух маленьких девочек. Одна из них Ленина Кристя, а вторая ее собственная дочь. Впереди поднимается солнышко, щебечут птицы и порхают с места на место бабочки.

-А потом я оборачиваюсь и вижу, как где-то далеко за спиной остается черный лес. И там много-много горящих глаз. И так страшно, что просто сил нет. И тут словно рука сильная мне на плечо опускается. И голос я слышу. Такой красивый, словно колокольчик весенний. И говорит он всего одну фразу: «Когда наступит весна». Как ты думаешь, к чему бы все это?

Соня смотрела в лицо подруги такими ожидающими ответа глазами, что Лена даже поежилась. Она несколько секунд помедлила, прежде чем сказать что-то. И тут уж Валентина не упустила свой шанс высказаться. В отличие от племянницы, не особенно склонной верить приметам, она немедленно углядела во всем этом добрый знак.

-Значит, все у вас в жизни наладится, девчонки. – тоном опытной гадалки изрекла она. – Так все и по сну твоему сходится. Позади будет болезнь ваша со всеми своими страхами. А впереди солнышко и радости всякие. Ты, смотри, не забудь про свой сон травнице рассказать. Может, она еще чего дельное в нем разглядит.

Лена невольно поморщилась. Она не верила в вещие сны. Мало ли чего наподсказывает с перепугу растревоженное воображение. А человек, он существо любопытное и легковерное одновременно. И всегда видит именно то, что ему хочется. Так что в пророческие силы Сониного сна ей не больно-то верилось. Хотя слабенькая надежда внутри все же затеплилась. «А ведь, и правда. Всякое же бывает – тоненько заскулило собственное подсознание. Не может такого быть, чтобы у меня все плохо закончилось. Я в это ни капли не верю. Значит, все закончится хорошо». И только вредный холодный рассудок снова и снова насмехался над этими робкими стонами. «Все хорошо бывает только в сказках. А мы с тобой, душенька, в реальном мире живем. Так что на чудеса особенно рассчитывать не приходится».

Так и ехали всю дорогу. Соня в предвкушении чуда, обещанного ей во сне. Тетка Валя в свирепой сосредоточенности не пропустить нужного поворота. А Лена в молчаливом поединке с самой собой на уже приевшуюся за два дня тему. А стоило ли, собственно, тащиться в такую даль неизвестно зачем? О чем думал водитель Виталий, так и осталось неведомым. Он весь путь сумрачно крутил руль и смотрел прямо перед собой, не перемолвившись с пассажирками ни единым словом. Лишь пару раз закуривал, выпуская густые лохматые струи дыма в приоткрытое окно. И тогда слабый запах табака пробирался на заднее сидение, где ехали Лена и Соня. Соня кашляла. А тетя Валя озабоченно покрикивала на Виталия. И тот покорно выбрасывал в окно окурок.

Но вот, наконец, за окном замелькали приземистые деревянные домики маленького городка, где пользовала людей травница. Дом целительницы выгодно отличался от остальных собратьев добротной металлической крышей, посверкивающей под лучами поднявшегося уже достаточно высоко солнышка. Лена невольно зажмурилась. Надо же, когда выезжали из дому, все небо было облаками затянуто. А тут, будто по волшебству, прорвал серую тягучую пленку игривый солнечный луч.

- Может и правда, сон у Сони вещим окажется, - снова слабенько забубнило что-то внутри ее.- Может и впрямь, мы сюда не зря ехали».

Лена досадливо отмахнулась от тети Вали, настоятельно стремившейся подхватить ее под руку. И решительно вылезла из машины. Потянулась, разминая затекшую от неудобного сидения спину. И быстро подошла к калитке. Прямо перед ее носом весело голубела круглая кнопочка звонка. Какой бы целительница не была, и что бы их там не ждало, тянуть резину не стоило. Скорей бы уж. Да и к дому. За своей спиной Лена услышала взволнованное дыхание Сони. Тетка Валя грузно топала следом.

На настойчивый звонок сразу отозвалась басовитым лаем большая собака. Ее лохматая бело-рыжая морда яростно высовывалась из-под калитки, стараясь достать непрошенных посетителей. Мощные лапы скребли мерзлую землю, разлетавшуюся острыми седыми комочками. Лена смотрела на эти комки, словно зачарованная. Странно, раньше на такие вот мелочи она попросту не обращала внимания. Или это уже начало осознаваться приближение близкой кончины? Лена где-то читала, что именно умирающие особенно ярко видят окружающий их мир. Словно сердобольный Бог обостряет все чувства страдальцев, давая им напоследок насладиться миром живущих. Женщина тряхнула головой. Ну и мысли ей сегодня в голову лезут. Господи, сохрани и помилуй. Лена нетерпеливо переступила ногами, обутыми в короткие остроносые сапожки. Да где ж там запропастилась эта самая травница? Она растерянно обернулась к бурчавшей что-то себе под нос тетке. Страх, свернувшийся у нее внутри, раздраженно поеживался, стремясь выплеснуться на кого-нибудь непрошенным раздражением. Лена даже открыла уже было рот, чтобы высказать тетке свое мнение по поводу…

Но в это мгновение калитка бесшумно распахнулась. И за ней оказался рослый молодой мужчина в пятнистой куртке.

Лена на миг даже опешила. Куда это они попали? Она ожидала увидеть седенькую сгорбленную бабушку в клетчатом платочке и вытянутой кофточке. С непременной родинкой над губой и выцветшими от времени голубыми глазами. Пропитавшуюся дымом от печки и стойким запахом парного молока. С узловатой вязью вен на огрубевших от работы руках. И надтреснутым старческим голосом. Откуда взялся этот образ, Лена и сама отчетливо сказать не могла. Но она почему-то представляла себе травницу именно такой. И все казалось ей, что живет такая целительница в ветхом домике на лесной полянке. С обязательным черным котом, развалившимся в бревенчатой горнице.

А тут молодой мужик в камуфляже. Огромный пес-кавказец. Металлическая крыша.

Лена мысленно одернула сама себя. «Меньше надо было сказок читать в детстве. А то напридумывала себе Бог весть что-то. Бабу Ягу какую-то, а теперь удивляешься, что все вокруг на это не похоже.

-Мы… Нам… Нам сказали, что… - между тем смущенно бормотала у нее за спиной Соня. – Мы из города… нам велели.

-Да Вы не волнуйтесь так, девушка!, - добродушно усмехнулся парень - Вам к матери, наверно, надо. Она у меня травками пользует. К ней приехали? Ну, чего встали-то? Проходите. Он не укусит.

Сын целительницы намотал на руку широкий кожаный ремень поводка. И пес послушно сел у его ног, доставая лобастой головой хозяину почти до груди. Желто-карие глаза собаки внимательно следили за пришедшими. В полураскрытой пасти, в настороженно поднятых ушах явно читалось великое нежелание пускать в дом посторонних. Всем своим видом пес показывал: «Вот уж я бы вас, будь моя воля. Но хозяин не велел. Так что идите уж, чего с вами делать!»

Лена осторожно ступила на вымощенную узорными плиточками дорожку. Вслед за ней зацокала по каменной поверхности тонкими каблучками Соня. А завершала всю процессию тетка Валя, тяжело шаркавшая по тропинке подошвами разношенных темно-серых сапог.

Внутри дом ничем не напоминал обиталище ведунов и знахарей. Просторная комната. Светло-голубые обои с каемочкой поверху. Хорошая добротная мебель. В углу примостился черный куб импортного телевизора. А в комнате напротив, уголок которой Лена краем глаза заметила через полуоткрытую дверь, него тускло мерцал мертвенно-голубым светом компьютерный монитор. Соня и Валентина тоже с интересом осматривались, словно позабыв на время о цели своего визита. Лена вспомнила, как в детстве ее очень набожная бабушка категорически запрещала внучке не то что общаться, а даже думать об общении с личностями, подобными травнице.

- Они, колдуны да знахари всякие, с нечистым дело имеют. С ними и встретиться-то лишний раз грех. Уж лучше от таких подальше держаться. И бабушка размашисто крестилась на красный угол, где должны были висеть иконы. Правда, икон там на Лениной памяти никогда не было. Стараниями деда, партийного работника и ярого борца с «мракобесием». До сего дня Лена так и не смогла понять, как могли прожить вместе всю жизнь столь несхожие друг с другом люди, как ее бабушка и дед. Хотя, почему несхожие? Они любили друг друга и своих детей. Принимали друзей и ходили в гости. Ездили отдыхать и заботились о внучатах. А принципы мирового устройства оставались все это время как бы стенами их любимого и уютного дома. Там, во внешнем чужом мире они спорили и дискутировали. А дом был той самой отдушиной, где можно было позабыть о высоких материя. И просто-напросто жить. И сегодня, Лена могла поспорить, они бы живо нашли общий язык. И оба костьми легли, чтобы не допустить ее визита сюда. Она почти воочию увидела сведенные брови деда и просящий, взволнованный взгляд бабушки.

И тут Соня, так и державшаяся за ее спиной, тихонечко кашлянула. Из-за тяжелой золотисто-коричневой занавеси в комнату вошла та, ради которой они сюда приехали.

Невысокая немолодая женщина. С цепкими серо-зелеными глазами. Темные волосы, закрученные на затылке. Точеный небольшой нос. Сурово сжатые губы. Легкий румянец на высоких скулах. Больше всего травница напоминала строгую подтянутую учительницу гимназии. Такую, какими изображали их в старых черно-белых кинолентах про революцию. Сухощавая стройная фигура. Строгое темное одеяние. Но особенно привлекли внимание Лены ее руки. Тонкие в запястьях, белокожие. С изящными длинными пальцами и овальными миндалинками ногтей. На ноготках чуть блеснул прозрачно-розовый лак, когда женщина жестом пригласила их присесть. Странно, подумала Лена.. Как же она ухитряется руки такими чистыми сохранить? Ведь с травой возится. А это всегда работа не слишком чистая. Лена вспомнила, какими становились каждый год руки у ее мамы в период огородных заготовок. Или собственные ладони после возни с грибами. Сколько раз она с ожесточение оттирала губкой и мылом, потемневшие пальцы, чтобы не идти на работу с траурными полосками под ногтями! И недоверчивый голосок разума тут же заскрежетал ехидненько внутри нее: « Зря ты сюда приехала! Зря!»

Но тут женщина заговорила с ними, и слушать собственное подсознание стало некогда. Много раз потом, стараясь припомнить этот разговор, Лена ловила себя на мысли, что может восстановить в памяти только общую линию беседы. Мелочи и детали растворились бесследно, будто отсеченные бритвой. Травница сразу же разделила их с Соней, выпроводив соседку по палате за дверь.

- Я не врач, с целой палатой работать не обучена, - холодно произнесла она.- Сначала с одной побеседую. Потом с другой.

Соня покорно вышла.

А травница подсела поближе к Лене, взяла в руки хрупкую безделушку из прозрачного голубого стекла и спросила:

- Кровь-то давно из тебя выходит?

Огорошенная вопросом Лена даже не сразу нашлась, что ответить.

- Не надо ничему удивляться, - спокойно сказала женщина.- Я могла бы, конечно, сказать тебе, что все по глазам твоим прочитала. Да только не люблю я всю эту мистику. Тетка твоя историю болезни твоей обстоятельно рассказала. Ну, насколько умела, конечно. Так что многое о тебе я уже знаю. Но ведь есть вещи, которые только сам про себя человек открыть может. Вот ты мне о них и расскажи.

Лена кивнула. Против воли в душе зародилось тепло и доверие к этой женщине. Ведь и правда могла туману напустить, наплести невесть чего. А она честно все рассказала. Значит, и в остальном не обманет. И она отвечала, вспоминала, старалась. Вытаскивала на свет божий такие детали, которые сама искренне считала давным-давно напрочь забытыми. И удивлялась, для чего, например травнице знать, какого цвета обои у них в детской.

Особенно подробно целительница выспрашивала о пребывании Лены в больнице. Какие анализы делали, какие результаты получали. Удрученно покачала головой.

-Говорила я твоей тетке, надо было выписку от врача брать. С тебя какой спрос. Ты медицинского образования не имеешь. Во всех тонкостях не разбираешься. А мне гораздо проще было разобраться бы. Ну да ладно, чего теперь о несделанном горевать. Ты мне лучше вот о чем расскажи…

И снова череда нескончаемых и подробных расспросов, затянувшаяся минут на двадцать. К окончанию беседы с травницей Лена чувствовала себя, словно выжатый до отказа лимон.

- Ну, ладно, ступай пока. Подожди в коридорчике. Мне время еще нужно, чтобы отвар тебе приготовить. Пока травка запарится, пока настой подойдет. Часа на два дел будет. А я пока с подругой твоей побеседую. Или, может, ты торопишься? Мало ли дел у молодой-то мамаши?! Может, завтра за лекарством приедешь?

Травница на минуту сцепила холеные пальцы в раздумье. И тут-то Лена впервые обратила внимание, что, оказывается, все это время не спускала глаз с той самой безделушки, что вертела в руках целительница. И только теперь смогла отвести от нее взгляд. Она робко заглянула в глаза всеведущей женщине.

-Я подожду, пожалуй, - несмело выговорили пересохшие губы.- А то как-то неудобно получится. Вроде, вместе ехали. Я уж посижу тут, можно?

- Посиди-посиди. А я поговорю с приятельницей-то твоей, да и с лекарством тебе разъясню, как обращаться. Тут дело тонкое. Это тебе не порошки-таблеточки. К траве аккуратный да внимательный подход нужен. Ну, ладно. Посиди пока.

Лена переступила порог комнаты, чувствуя противную мелкую дрожь в коленках. Она очень испугалась, когда травница заговорила про повторный приезд. Второй раз встречаться с этой строгой, словно сошедшей со старой киноленты женщиной, ей совсем не хотелось. Да и уезжать, несолоно хлебавши, тоже было совсем глупо. Она только представила холодный насмешливый взгляд Олега. И твердо решила ждать. Хоть до морковкина заговенья. Лишь бы вернуться домой с этим самым отваром. И никогда сюда больше не возвращаться.

Лена скрестила ноги, поудобнее устраиваясь на стуле с высокой резной спинкой. Глаза мимоходом обежали убранство коридорчика. Хотя, помещение, скорее напоминало не узкую полосу меж стенами, как в обычных квартирах, а небольшой, старательно отремонтированный холл.

- Да, это тебе не больница, - невольно подумала Лена. Ни обшарпанных стен, ни заплесневелых потолков. Мягкий приглушенный свет, приятный запах. Полосатые половики на полу. Несколько букетиков трав, оправленных в рамочки вдоль стен. Красиво. Душа радуется. И никаких тебе сверкающих железяк. Или пронизывающего сквозняка. Тепло. Уютно. Спокойно. Да, пожалуй, именно это слово больше всего подходило ко всему убранству этого домика. Он был будто тихая гавань, где можно передохнуть и забыться после бессонных ночей и томительных размышлений. В таком месте не хотелось громко разговаривать или веселиться. Даже неугомонная тетка поначалу сидела, словно мышь в клетке. Притихшая и задумчивая. Однако, уже через несколько минут после возвращения Лены, дар речи к ней вернулся с утроенной силой. Интересовал ее только один вопрос. Как лучше распорядиться с деньгами? Сама Лена их целительнице вручит? Или ей, Валентине, этим заняться. Тетка возилась и шуршала пакетами, словно неугомонный таракан в спичечной коробке. Лена пожала плечами. Какая разница? Лишь бы быстрее домой попасть. При мыслях о доме, она стала нетерпеливо поглядывать на ручные часики. Ощущение покоя и умиротворенности, как ветром сдуло. В голове привычным роем закружились мысли о Кристинке и ее проблемах. О детском питании. О прогулке перед дневным сном. О том, что надо бы пенку для ванночки другую купить, а то запах этой ее малышке не слишком нравится.

Соня, в отличие от Лены, провела у целительницы не больше пятнадцати минут. И вышла такая сияющая, словно паломник, только что прикоснувшийся к святыням Мекки.

-Она такая умная! Она все знает. Лучше нашего доктора во всех болезнях разбирается! А с компьютером, как умеет!

Лена удивилась. Надо же, а при ней травница к компьютеру даже не повернулась ни разу. Как сказал бы ее Олег, вот что значит, быть хорошим психологом. К каждому свой ключик подобрать можно. Лена про себя усмехнулась. Да, похоже, целительница вовсе не самородок деревенский. Тут больше на профессиональную подготовку похоже. Очень может быть, что и медицинскую.

А Соня не умолкала. Потоку дифирамбов и похвал, лившихся в адрес знахарки, не было границ.

В это время дверь в комнату приоткрылась, и из нее вышел тот самый парень в камуфляжной куртке, что встречал их у калитки. Только теперь одет он был в строгий темно-серый с ромбами пуловер и черные джинсы. Внимательно посмотрев на их троицу, он коротко кивнул тете Вале и снова скрылся за дверью. Ленина тетушка, не спеша, направилась следом. Через несколько минут она возвратилась и коротко бросила Соне.

-Теперь ты иди. Расплатиться надо.

Соня проворно юркнула в приоткрывшуюся дверь. Ее не было дольше, чем Валентины. А когда соседка вновь появилась в коридоре, на лице ее вместо прежнего восхищения сквозила некоторая растерянность. Лена повнимательнее присмотрелась к приятельнице. Поразмыслила несколько секунд, а потом все-таки решилась спросить

-Сонь, ты чего такая потерянная-то?

Соседка быстро перевела взгляд, скользивший по бордюру обоев, на лицо Лены. И покачала головой.

-Да расценки у них здесь, я тебе скажу. Не хуже, чем в хороших московских клиниках.

Тут на лице ее промелькнула тень сомнения.

-Странно только, что не сама травница этим занимается. Может, она и не знает, что с нас тут втридорога дерут?

Тетка Валя громко фыркнула.

- Ну, конечно! Она человек Божий, до того ли ей! Вот сын и заботиться, чтоб на матери всякие-разные тут не прокатывались. Уж, коли дают люди деньги, так хоть чтоб в семье оставались.

А Лена про себя еще раз отметила профессионализм целительницы. Молодец! Даже об оплате сама не разговаривает. Вроде как она выше всего этого, корыстного и земного. Хотя, вряд ли, конечно, сынок деньги собирает без ее ведома. Скорее как раз с полного благословения. Лена мысленно одернула себя. Ее-то какое дело! Ну, зарабатывают люди, как могут? Так что ж теперь, судить их за это? Никого из просителей никто сюда на веревке не тянет. Сами едут. А травнице тоже на что-то существовать надо. Да и кто сказал, что лечение должно быть бесплатным?! Это только для высоких чинов хорошо рассуждать о его доступности и дешевизне. А на деле все эти дискуссии оборачиваются пробитыми стенами, черными потолками и водянистой кашей, от которой сводит желудок и першит в горле. Нет уж, на ее взгляд, лучше бы вся эта медицина денег стоила, да хоть по-человечески выглядела.

Размышления Елены прервал голос травницы, донесшийся из-за двери. Женщина приглашала их с Соней к себе в горницу за лекарством. Соня получила темно-синий маленький пузыречек с притертой пробкой. Без этикеток и надписей. Лене досталась зеленоватая склянка с мутновато-коричневым содержимым, чуть маслянистым на вид.

Целительница несколько раз обстоятельно повторила им, как принимать отвары.

-Самое главное, первую порцию принять именно сегодня до восхода Луны. А то половина силы уйдет. И ни в чем от моего наказа не отступайте. Эти отвары вовсе не безобидные. Если все правильно делать будете, то болезнь вытравите. А если перепутаете чего, так и самим отравиться недолго.

На том и расстались.

Всю дорогу домой Соня беззвучно шевелила губами, сжимая в кулаке заветную баночку. В разговоры не вступала и на Ленины вопросы не реагировала. Валентина, напротив, тараторила без умолку, описывая водителю дом, двор и обстановку в доме знахарки. Виталий изредка встревал в разговор, задавая какие-то вопросы. Но смысл их до Лены доходил очень слабо. Против воли в голову вместо возвышенных мыслей о высоких помыслах целительницы настойчивым дятлом долбила Сонина фраза о московских расценках.

Едва переступив порог квартиры, Лена рванулась в ванну и долго стояла под чуть теплыми струями душа, пытаясь восстановить душевное равновесие. Получалось плохо. Ее то знобило, окатывая ледяными волнами холода, то окатывало колючим жаром. Наконец, Лена плюнула на все эти психологические изыски и отправилась заниматься с дочкой. В обществе Кристинки все тревоги улетучились, точно по мановению волшебной палочки. Мама с расспросами не приставала. Олег тоже. Судя по всему, пока Лена отмывалась и успокаивалась, Валентина успела в лицах и красках передать все подробности их поездки.

Кто имел маленьких детей, тот знает, насколько непредсказуемо ребячье самочувствие. Вот и Кристина, такая здоровая и веселая поутру, к вечеру раскапризничалась и раскричалась. Непонятно с чего подскочила высокая температура. Девочка плакала, скручиваясь в тугой комок, Поджимала к животику коленки, вырывалась из рук и царапалась. Потом ее несколько раз вырвало. И перепуганные мама, папа и бабушка напрочь забыли обо всем, кроме самочувствия любимой внучки. Пока вызывали «Скорую», пока врач долго и обстоятельно осматривала их кроху, пока успокаивали разбушевавшуюся Кристинку, Луна давным-давно взошла. И только когда зареванная и усталая дочка, наконец, угомонилась в свое кроватке, Лена запоздало вспомнила про наказ травницы.

Вспомнила, спохватилась. И отрешенно махнула рукой. Не судьба, видно. Придется плюнуть на эту затею с отварами. Потом вспомнила, во сколько им обошелся этот визит, и схватилась за голову. Денег было безумно жалко, Считай, полугодовую Олегову зарплату выложили. Лена так и этак вертела в руках пузырек, пытаясь что-то придумать. И ничего не сообразив, ринулась за помощью к мужу.

Тот, расслабившись после всех этих треволнений, тихонечко клевал носом, сидя в кресле перед телевизором. Посмотрев на его посеревшее, измученное лицо с запавшими висками и синеватой щетиной, Лена потихонечку вышла из комнаты. Не будет она никому ничего говорить. Не сегодня, во всяком случае. Завтра с утречка обсудит все с Соней и они вместе решат, как тут можно что-нибудь исправить. Или с тетей Валей поговорит. А Олега не стоит дергать. Он и так, бедняга выглядит, краше в гроб кладут. И маме ничего говорить она тоже не будет. Пусть уж они спокойно поживут. Хоть еще немного. Кто знает, так уж ли много им и вместе-то быть осталось. Так чего ради и эти-то оставшиеся деньки портить проблемами да разборками? Тихонечко притворив за собой дверь, Лена отправилась в спальню, оставив зеленоватую склянку мирно покоится в кармане сумки.

Утром, едва войдя в палату, она почувствовала, что случилось что-то страшное. Соня лежала на своей кровати безмолвная, с растрепанными влажными волосами. Губы девушки потрескались и запеклись. Дыхание было каким-то загнанным. Под глазами залегли сине-черные набрякшие мешки. А цвет лица ни капельки не отличался от сероватой больничной наволочки. Лена с придушенным писком кинулась за сестрой. Та прибежала, сразу же начала названивать дежурному доктору. Было еще очень рано, около половины седьмого утра. И потому никого из врачей отделения пока не было. Дежурант пришел минут через десять, потирая помятое невыспанное лицо большими ладонями. При взгляде на его сутуловатую костлявую фигуру, на помятый халат и нестриженные косицы волос, Лена почувствовала тоскливый ужас. По сравнению с их лечащим врачом, всегда аккуратной и подтянутой, этот доктор производил весьма тягостное впечатление. Одинокий, наверное,- промелькнуло в голове Лены. Впрочем, долго рассматривать его женщинам не пришлось. Посмотрев на Соню, врач быстро отдал какие-то распоряжения медсестре и склонился над соседкой, накладывая манжету тонометра. Через пару минут к нему присоединилась еще пара таких же серьезных мужчин. За ними следом, громыхая по неровному кафельному полу, ввезли каталку. Соню переложили на холодную плоскую поверхность и куда-то повезли.

Лена наблюдала за всем этим, словно в полусне. И только одна мысль сверлила ее голову: «Господи, спаси и помилуй! Да как же это? Почему?»

Два часа до обхода лечащего врача она просидела, не раздеваясь, застыв на стуле. Сухими глазами Лена смотрела на стаю ворон, кружившихся за окном. И в голове ее зрела и крепла уверенность, что случилось что-то непоправимое.

Врач, против обыкновения, сегодня не улыбалась. Полные розовые губы были напряженно сжаты. Брови нахмурены. Лена робко подняла на нее стеклянные перепуганные глаза.

-Здравствуйте!

А с языка уже непрошено сорвалось.

- А как там Соня? Что с ней?

Врач покачала золотистой коротко стриженой головой.

-Плохо с ней. Почки отказывают. Самое главное, непонятно, с чего бы это. В пятницу ведь совсем неплохо все было. И анализы, и самочувствие. А сегодня…. Бог знает что делается! Чего она такое вытворила?

И тут Лена поняла, что если сейчас ничего не расскажет доктору, то потом всю жизнь будет мучиться, сознавая, что невольно помогла Соне умереть.

- Мы… мы с ней… Светлана Владимировна, мы, ей-богу, не нарочно. Мы к бабушке одной ездили… Она.. там отвары какие-то были. Она велела их по столовой ложке три раза в день принимать. А я не успела…. У меня Кристя заболела, и я не смогла вовремя этот отвар выпить. А Соня…

Доктор побледнела.

-К какой бабушке?! –голос ее, всегда такой спокойный и ласковый, казалось, вот-вот сорвется на душераздирающий визг.- Курицы вы безмозглые! Вы что наделали-то?! Какой отвар еще, Господи прости?! Где он?

Лена трясущимися руками расстегнула сумку и протянула докторше зеленоватый пузыречек.- Вот. У Сони такой же был, только синий.

Врач брезгливо посмотрела на мутноватой бутылочное стекло. На маслянистые разводы, плавающие на поверхности отвара. И вышла из палаты, резко прихлопнув за собой дверь.

Все, что было дальше, осталось в Лениной памяти тусклым смутным воспоминанием. Приходили какие-то люди в белых халатах, спрашивали ее о чем-то, что-то ей говори. Измеряли давление, брали кровь из пальца. Но их голоса доносились до нее, словно из-под воды. Будто в немом фильме. Видно, как открываются и закрываются рты, а слов не разобрать. Елена ясно понимала и чувствовала только одно. Соня в реанимации. У нее не работают почки. И теперь вопрос идет уже не о лечении той самой страшной болезни, которая привела их обеих в эту палату, а о спасении жизни ее большеглазой соседки.

Как осматривали ее саму, и что объясняла ей врач-радиолог, она тоже помнила весьма расплывчато. Поняла только, что ее переведут из этой палаты куда-то в другое здание. Где она пролежит еще несколько недель. И тогда, если лечение окажется эффективным, все будет хорошо.

Звонкий голос нового доктора металлическим звоном раздавался в ее ушах.

-Гарантий я Вам, душенька, конечно, никаких дать не могу. Мы врачи всего-навсего, а не боги. Но, что можем, то сделаем. Только уж Вы, будьте любезны, ничего не пейте больше, по тетушкиному совету. Ни лекарств, ни травок. Даже если уж очень захочется.

А сердобольная санитарка Наташа шепотом прошелестела: «Скажи спасибо доченьке своей. И свечку в церкви поставь. Это Богородица твою душу спасла. Ей помолись, сходи. Да благодарственный молебен закажи. Тут дело такое, можно сказать, от смерти она тебя отвела. А то и от чего похуже.

И Наташа истово и размашисто перекрестилась. А потом, словно на всякий случай, перекрестила и Лену.

Спустя неделю Соню перевели из реанимации в обычную палату. Повторяли анализы, кололи какие-то препараты, ставили капельницы. Все отделение, и врачи, и больные, пристально следили за тем, как закончится вся эта история. Лена тоже приходила со своего «лучевого» отделения. Сидела у Сони на кровати. Следила, чтобы медсестра вовремя меняла капельницу. Приносила фрукты из тех гостинцев, что таскал ей пакетами Олег.

Соня с ней почти не разговаривала. Да и не только с ней. Чаще всего она молча лежала, наблюдая, как стекают по трубочке капельницы прозрачные капли, просочившиеся из банки. Или тихо смотрела в окно. И по желтоватым запавшим щекам беззвучно стекали такие же прозрачные слезы.

Лена пыталась как-то расшевелить подругу. Рассказывала ей все больничные новости. Кого положили, кого выписали. Кто кого навещает. Изредка Соня поворачивала к ней осунувшееся больное лицо и подолгу всматривалась в глаза Лены, словно искала там что-то. И не найдя, снова отворачивалась.

Гроза грянула совсем внезапно и оттого еще более страшно.

Лена в очередной раз пришла навестить подругу. Соня в этот раз выглядела чуть лучше, чем обычно. Не намного, правда. Но все-таки. Лена привычно присела на край высокой кровати с кучей трубочек и железок, накрученных со всех сторон. Настроение у нее сегодня было просто отличное. Во-первых, на улице, впервые за несколько недель, ярко и празднично светило солнышко. Во-вторых, она сегодня сама лично разговаривала с той женщиной, которая лежала с такой же болезнью, как у нее в диспансере десять лет назад. И до сих пор жива и, судя по внешнему виду, вполне здорова. В третьих,…

-Там внизу, сейчас Светку из соседней палаты встретила. Помнишь, круглая такая? Мы с тобой еще все смеялись над ней. Вот, мол, человек-шар. Идет с большущей коробкой с тортом. Переваливается. Довольная вся, как слон. Прооперировали ее. Говорит, совсем другим человеком себя почувствовала. Даже на лучи к нам переводить не будут. Вылечили. Представляешь, какая счастливая?!

Вот тут-то Соня и вскинулась, будто ужаленная.

-Конечно, счастливая! Все вы тут счастливые, сволочи! Только я, как проклятая, загибаюсь. И все из-за тебя!

Лена остолбенела. Ей словно бросили с размаху в лицо горсть февральского мокрого снега. С острыми льдинками вперемешку. Она даже непроизвольно руками по лицу провела, стирая эту воображаемую снежную кашу. Непослушные губы с трудом выдавили:

- Почему же из-за меня-то?

Соня зло впилась глазами в ее лицо.

-А из-за кого еще!? Все ты! И тетка твоя безумная! Потащили меня к этой бабке! Сами-то теперь как люди, у врачей лечитесь. А я загибайся! Сволочи вы!

В глазах у Сони вспыхнул желтоватый безумный огонь. Теперь она уже не говорила, а орала, брызгая слюной. Тонкие полупрозрачные руки ее с синими полосками вен метались у Лены перед лицом, словно Соня целилась вцепиться приятельнице в глаза.

-Ну, ничего, Бог вам за все отплатит! Он все видит! И ты тоже недолго моей беде будешь радоваться? Думаешь, не знаю, чего ты сюда повадилась?! Ходишь, злорадничаешь, что тебе такое испытать не пришлось! Моей жизнью решили от болезни откупиться?! Не выйдет у вас ничего! Понятно? Я к тебе и с того света приду! Я тебе за все отплачу!

Что там дальше кричала обезумевшая от горя Соня, Лена слушать не стала. Вихрем вылетела она из палаты. Вспугнутой кошкой проскочила по коридорам и лестницам, едва не сбив с ног зазевавшегося врача или медбрата. И только оставшись одна в своей холодной двухместной палате (соседка как раз, слава Богу, ушла на процедуры) разревелась, судорожно всхлипывая и закусывая уголок подушки.

За что Соня ее так?: Что она ей плохого-то сделала? Почему та считает, что это она во всем виновата?

Лена прижимала к лицу мокрые холодные ладони. А может и, правда, она в чем-то провинилась перед соседкой? Не отговорила к этой самой травнице ездить? Но ведь она и сама с Соней вместе отправилась. И сама хотела этими самыми отварами лечиться. Кто же знал, что у Кристинки в тот день температура подскочит? А то и она бы, не думая, этой гадости нахлебалась.

Лена сидела, сжимая зареванное лицо руками, и все думала. Думала. Думала.

Больше навещать бывшую соседку она не ходила.

Соня умерла седьмого марта. Смертью праведницы, как сказала бы богомольная Ленина бабушка. Просто не проснулась утром и все. От приятельниц и медсестер Лена знала, что лечение ей проводить так и не стали. После той попытки полечиться травками, у Сони обнаружили метастаз. Не то в печени, не то в голове. Толком Лена не знала. Главное было в том, что ничем помочь доктора ей оказались уже не в состоянии. Обо всем этом поведала ей другая приятельница, накануне выписавшаяся из больницы на перерыв между курсами.

Лена к тому времени уже давно была дома. Первый весенний праздник она встречала в кругу родных. Утром Олег притащил ей огромный букет терпко пахнувшей пушистой мимозы. От весеннего свежего запаха, голова у нее чуть кружилась. А маленькая Кристинка все пыталась подобраться с лимонно-желтым пушистым шарикам и попробовать их на зуб. На дневную прогулку они пошли все втроем. Олег шел, горделиво уцепившись за ручку коляски с любопытно озирающейся по сторонам Кристиной. На его лице, посвежевшем и округлившемся после зимних волнений, явственно читалась самодовольная отцовская гордость. А Лена смотрела на мужа, на порозовевшие от весеннего ветра дочкины щеки. И в звонком похрустывании льда под колесами ей все слышался мелодичный далекий голос, без конца повторявший: «Когда наступит весна…»